"Первый и непобедимый" - читать интересную книгу автора (Галанина Юлия Евгеньевна)

Глава восьмая УТРОМ

Утром мне попало и за сбегание с бала, и за пожар, словно это я его устроила.

— Ладно, ладно, — бурчала я в спину Профессора, нарезая на кухне капусту для салата. — Чем вы недовольны? Семь танцев я отплясала честно, а на больше мы не договаривались. У меня, может быть, желудок расстроился…

— Не подбирала бы орехи с грязного пола, — не расстроился бы! — заявил непреклонно Профессор, растапливающий на плите сургуч в кастрюльке. — А с расстройством желудка люди по пожарам не шастают. Да ещё в нашей новой шторе! А если бы сажей запачкала?

Та-ак, а откуда он узнал про орехи?…

— А я не шастала. Я увидела пламя, и мне стало интересно.

— А мне интересно, долго ли ты протянешь, если будешь так безответственно относиться к собственной безопасности!

Что-то сегодня Профессор был суровым и сам на себя не похожим. Может быть потому, что Рассвет уехал по делам и ему пришлось самому писать письма и запечатывать их.

— Так на пожаре тоже чужих не было, как и на Горе. Одни свои. Потому что люди шепчутся, что подожгли сарай заклинанием, — возразила я.

— Да ну? — забыл про все свои несправедливые претензии Профессор. — Заклинанием, говоришь? Так-так-так, пойду я, Льда позову. Не нравится мне этот пожар.

Лёд, был, оказывается, в курсе. Больше того, он знал ещё кое-какие новости, о которых мы не слышали.

— Сарай этот азартный, где твой друг крутился, сгорел до бревнышка, — рассказывал он, бессовестно уплетая нарезанную капусту. — А сегодня Гора издала указ, категорически запрещающий тараканьи бега, как развращающие народ.

— А Ряха вчера весь кулак о какую-то сволочь ободрал, — вспомнила я, отбирая у Льда тазик с капустой.

— Душа моя, откуда ты знаешь такие нехорошие слова? — всплеснул руками Профессор.

— Так Ряха сказал… — пожала плечами я.

— Не водись с ним! — попросил Профессор. — Он тебя нехорошему научит, помяни мое слово!

Я не стала говорить Профессору, что по моему глубокому мнению это я могу научить Ряху десятку вещей, ну никак не попадающих под категорию «хорошее». Ведь он где свои уроки получал? На улице, да в гарнизоне… Что он может знать о жизни? А я, слава Медбрату, в пансионате обучалась.

— Я узнаю имя этого нехорошего человека, — подмигнул мне Лёд, стягивая еще горсть нарезанной капусты. — Тогда и прикинем, что к чему.

— А тебе, душенька, надо вернуть платье госпожи прокурорши. Чтобы она не волновалась, — сказал Профессор, капая сургуч на конверт и ставя печать представительства.

После обеда я упаковала платье прокурорши в коробку и побежала, конечно же, на пепелище. Надо же новости сначала узнать!

На щите у входа на рынок висел свежий указ. Народ роптал, но сдержанно.

В сторону пепелища никто не смотрел.

Потому что там гордый и независимый Ряха меланхолично разгребал дымящиеся угли, оставшиеся от сарая.

— Ты что, с ума сошел? — с любопытством спросила я, подходя к нему.

— Угу… — односложно ответил Ряха, упрямо расчищая землю.

— Правда-правда сошел? — обрадовалась я.

— Из-за такой ерунды? — наконец-то заговорил по-человечески Ряха. — Да ты знаешь, сколько раз меня спалить пытались?

— Сколько?

— Лучше не спрашивай. Принеси лопату, вон у стены стоит. Штыковую.

— Лопата-то тебе зачем? — забеспокоилась я. — Ой, прав был наш Профессор, научишь ты меня плохому.

— Тебя научишь… — не очень оценил шутку Ряха.

Пришлось нести лопату.

На расчищенном пятачке земли Ряха прикинул что-то, делая в воздухе странные движения руками и посматривая на остатки стен, а потом начал копать.

И довольно скоро выкопал глиняный горшок, полный, запечатанный.

— Ну вот, теперь всё, — довольно сказал он. — Можно и стопочку пропустить за упокой души такого многообещающего дела. На корню загубили, гады.

— Это деньги? — уточнила я.

— А что ж ещё? — насупился Ряха. — Конфеты? На тараканах заработал, чтобы Горе провалиться со своим указом! Но ничего, мы своё и другим способом возьмём…

— А что тебе сестра пишет? — спросила я, словно невзначай.

— Не твоего ума дело, — отрезал нахмурившийся Ряха. — Про погоду, поняла?

Ну-ну… Про дожди, не иначе.

— А о кого ты кулак разбил?

— О кого надо, — опять не пожелал отвечать Ряха. — Двадцать Вторая, ты вроде такая маленькая, а вопросов в тебе помещается, как не знаю в ком. Помолчи, ага? Когда женщина молчит, её приятно слушать.

— Ты, главное, это моей сестре не скажи… — заметила я, глядя в небо. — Она очень не любит, когда ей указывают, что делать. А ногти у нее острые…

— Учту, — завернул горшок в мешок Ряха. — Пошли, чего-нибудь перекусим. У меня от этого дыма в горле першит. Лопаты вон там поставь, авось не сопрут.

Угли, действительно, тихонько, но упрямо тлели, над ними стелился сизый дымок. А если их поворошить, — то становились красными и по ним начинали бегать языки пламени.

Я прислонила лопаты к стене и подняла свою коробку.

Мы покинули пожарище и устроились за столиком одной из забегаловок.

От Ряхиных щедрот я получила кулёк горячих жирных пончиков, сам он взял неизменную слёзку и кусок печёного мяса.

— Рях, а это точно тебя подожгли? — спросила я, дуя на горячий пончик. — Может, владельца сарая хотели наказать?

— Двадцать Вторая, а кто ж владелец сарая, а? — поднял бровь Ряха. — Я и есть.

— Так ты же солдат?! — изумилась я.

— Ну… — подтвердил Ряха, вгрызаясь в мясо.

— Вам же нельзя?

— Можно, — мотнул он головой, отрывая жилистый кусок. — Мне всё можно. Ты ешь, знай, не болтай. Хочешь еще пончиков?

— Нет, мне идти пора! — отказалась я. — Где теперь тебя искать? В гарнизоне?

— Нечего тебе по гарнизонам ходить… — пробурчал Ряха.

— Там меня плохому научат, — подхватила я обрадованно.

— Там тебе делать нечего, — твёрдо сказал Ряха. — Как новое место найду, записку тебе черкну. А сама меня не ищи.

— Ну и ладно, — я подхватила коробку с бальным платьем прокурорши и покинула забегаловку.

Ряха, держа под одной мышкой завернутый мешок, под другой — лопаты, отправился перепрятывать свой несгораемый капитал.

Когда он скрылся, на пепелище со всех сторон потянулись люди и начинали дружно копаться в углях, пытаясь тоже что-нибудь нарыть.

По данному Профессором адресу я дошла до уютного домика. В гостиной меня встретил покойненько сидящий в кресле прокурор, до горла укутанный в прокуроршину (по виду) шаль.

Лицо прокурора было распухшим и ободранным и очень напоминало кулак Ряхи.

«Да, Отстойник — место маленькое, — думала я, спеша обратно в Огрызок. — Все крутятся, как могут».

Ряха тараканьи бега завел, прокурор на них играл, своих скакунов выставлял. Не сам явно, а через подставных: не дома же он тараканов держал, ему бы госпожа прокурорша не позволила.

А Ряха своими Молниями игру ему портил.

Молний украли.

Ряха выяснил, кто это — испортил прокурору физиономию. Прокурор обиделся и прикрыл указом тараканьи бега. И с виду оба такие милые люди…

А вот кто сжёг сарай?

— Льдина, я уже все знаю, — победно заявила я Льду, не успел он и рта раскрыть. — Прокурор, да?

— Но откуда?! — завопил разочарованный Лёд.

— Платье госпожи прокурорши виновато.

С Янтарным после Дня Весеннего Равноденствия мы стали сталкиваться довольно часто.

Но он по-прежнему сам на себя не походил и был какой-то замороженный.

Учитывая, что Гора не так уж была загружена делами, слишком невелик и малолюден кусочек мира, в котором она властвовала, а должность Янтарного вообще, похоже, чисто номинальная, так, ради красоты мундира и утешения родителей, — это было странно. И даже обидно…

Ну в самом деле: в пансионате, в Пряжке прохода не давал, а здесь всё норовил боком-боком — и слинять.

Дракон молчал. Как и положено.