"Приключения мальчика с собакой" - читать интересную книгу автора (Остроменцкая Надежда Феликсовна, Бромлей...)

Часть первая

Глава 1. Несчастье

Весна в Сицилии только началась, а солнце было уже таким горячим, что к полудню разморило и пахарей, и пастухов, и виноградарей. Все, кто мог, укрылись в тени.

Два подростка пасли овец на лужайке возле оливковой рощи. Они ушли со стадом под ее деревья, не заметив, что одна овца отстала. Опустив голову и покачиваясь, она уныло стояла на самом солнцепеке. Собака пастухов была внимательнее своих хозяев – она вернулась за овцой на луг; но овца вдруг повалилась на бок и задергала ногами. Собака ощетинилась и тревожно залаяла. Из рощи выбежал мальчик-пастух. Широкие поля войлочной шляпы бросали тень на его круглые румяные щеки и блестящие черные глаза. Легкий хитон,[1] едва доходивший до колен, не стеснял его движений; в два прыжка он очутился возле овцы и присел на корточки, горестно глядя на струйку зеленоватой жидкости, стекавшей на траву сквозь ее оскаленные зубы.

– Что случилось, Клеон? – спросил второй мальчик, появляясь на опушке.

– Не помогло жертвоприношение! – вздохнул Клеон, продолжая смотреть на судорожно дергавшуюся овцу. – Еще одна издыхает.

– Значит, боги нашли жертву скудной, – заметил второй мальчик, также наклоняясь над овцой.

– Скудной?! – возмутился Клеон. – Отец зарезал для них лучшего козла в стаде и три здоровых овцы! Неужели им этого мало?!

– Тшш… – остановил его второй мальчик: – боги могут услышать и наказать тебя.

Овца задрожала сильнее, дернулась в последний раз и вытянула ноги.

– Вот видишь: околела! – упрекнул Клеона его товарищ. – Разве можно болтать что попало?

Клеон махнул рукой:

– Все равно она издохла бы. Оттащи ее в тень, Пассион, и прикрой ветвями. А я побегу домой: надо сказать отцу.

Видя, что Клеон уходит, собака двинулась за ним.

– Лев! – топнул ногой мальчик. – А кто будет помогать Пассиону?

Лев остановился. Тихо скуля, смотрел он вслед хозяину. Только после того, как мальчик скрылся из виду, Лев грустно побрел к овцам. Пассион укоризненно покачал головой:

– Часу не можешь прожить без Клеона?… Точно глупый щенок без матери!

Слабо вильнув хвостом, пес уселся сторожить овец, щипавших траву под деревьями. Хоть хозяин и не мог его видеть, он честно выполнял работу, которую обычно они делали вдвоем.

Первый запах жизни, который Лев ощутил вместе с теплом солнца и вкусом пищи, был запах Клеона. В те далекие времена – два года назад – Лев не имел никакого представления о мире. Он был еще крохотным слепым щенком и не знал, что его с братьями и сестрами выбросили в море и что он, самый сильный, один выполз из волны, которая выкатила весь выводок на песок и всех, кроме него, утащила обратно. Следующая волна унесла бы и его, если бы не мальчик, подхвативший щенка на руки. Щенок не сразу понял, что жидкость, которую вливали ему в рот, надо глотать, и чуть не захлебнулся овечьим молоком. Наевшись, он уснул в полураскрытых ладонях Клеона и на всю жизнь запомнил запах этой живой колыбели.

Мальчик был в восторге от своей находки: черная пасть, широкая грудь, упорство, с каким щенок карабкался по песку, спасаясь от смерти, – все говорило за то, что из него выйдет отличный помощник пастуху. И дома он всем понравился. За толстую шею отец Клеона прозвал собаку Львом.

Как только щенок открыл глаза и начал ковылять, он неотступно следовал за Клеоном, переваливаясь на своих коротеньких лапках. Клеон таскал его с собой на пастбище; сначала – под мышкой, чтобы щенок не задерживал стадо в дороге, а потом Лев стал пробегать этот путь на собственных ногах. Дома они спали на одной подстилке. В первый год, всякий раз, когда приходилось разлучаться с Клеоном, Лев впадал в бурное отчаяние – выл и рвался за мальчиком. Потом Клеон приучил собаку пасти стадо в одиночестве. Но все же Лев становился печальным, когда Клеон уходил и не брал его с собой.

Мальчик торопливо шагал к дому, раздумывая, в какое отчаяние придет отец от немилости богов и от того, что снова нечем будет уплатить долг Дракилу.

И зачем только явился доверенный публикана[2] в их деревню! Он уверял, будто компания римских всадников выплатила Республике налог за сицилийскую провинцию и теперь имеет право собирать подати с сицилийцев. И он потребовал с односельчан Клеона так много, что даже Катана, город, к которому была приписана их община, не мог бы дать столько зерна и денег. Что же могли собрать бедные землепашцы?… Правда, тот же публикан предложил им помощь – ссуду под огромные проценты. И тут богач Дракил поразил всех, заявив на деревенской сходке:

– Ну и собаки же эти публиканы! Последнюю шкуру с бедняка дерут! Сорок процентов годовых!.. Это уж не десятиной пахнет! Вместо того чтобы выплатить Республике десятую часть урожая, вы должны отдать этому волку почти половину того, что принесла ваша земля за год. Только за проценты половину! А еще ведь и долг платить надо… Что же останется?… Лучше уж вам сразу пойти и утопиться, чем постепенно подыхать с голоду. Если бы я был так богат, как эта гиена в образе человеческом, я дал бы вам деньги без всяких процентов. А вы потом, когда смогли, отдали их или отработали. Но я такой же земледелец, как и вы. Разница только в том, что боги возлюбили меня за благочестие и сделали немного богаче… однако не настолько, чтобы давать ссуды без процентов. Пусть поразит меня Зевс Громовержец,[3] если я лгу! Но знайте: я готов внести за вас все, что требуют эти волки, если вы согласны выплачивать мне всего-навсего двадцать процентов в год. Если денег не будет, вы всегда сможете отработать свой долг. Живем мы рядом…

Тогда всем это показалось просто благодеянием. И вот деревня очутилась в долгу у Дракила. Ссудил он деньгами и Клиния, отца Клеона, хотя незадолго перед этим они повздорили из-за лужайки, примыкавшей к роще Дракила. Эту лужайку Клиний не хотел продать богачу. Дракил сделал вид, что забыл об этой ссоре. И все его очень хвалили. Он даже предложил Клинию – также в долг – несколько тонкорунных овец, шерсть которых высоко ценилась. Мало того, Дракил разрешил Клинию пасти овец в полдень на опушке его оливковой рощи. И вот – эта непонятная болезнь…

– Куда так торопишься? Опять что-нибудь с овцами? – окликнул Клеона крестьянин, отдыхавший у дороги в густой тени платана.

Вся деревня знала об их горе и о том, что Клиний принес вчера жертву богам.

– Еще одна пала, – ответил Клеон.

Крестьянин поманил к себе мальчика и, подозрительно оглянувшись – не подслушивает ли кто, вполголоса сказал:

– Пусть твой отец подумает, почему это у всех кругом овцы здоровы? Отчего они мрут только у вас? Пусть он вспомнит, что Дракил никогда ничего не прощает, а тут вдруг стал таким добрым, что и хлеб в уплату налога за твоего отца внес, и деньгами ссудил, да еще и овец дал!

Клеон возмущенно поднял голову, но крестьянин ближе притянул его к себе и прошептал:

– Старая Левкиппа видела, как Дракил посыпал чем-то траву на опушке своей рощи… там, где в полдень пасутся ваши овцы… – Он оттолкнул Клеона: – Иди! И помни: я тебе ничего не говорил.

Растерянно поглядев на него, Клеон круто повернулся и побежал к дому.

Отдохнувшие пахари возвращались на поля и огороды. Они что-то кричали Клеону. Мальчик делал вид, что не слышит, и, не останавливаясь, бежал мимо полей, обсаженных по межам кипарисами и пирамидальными тополями, узкая и легкая тень которых предохраняла посевы от излишнего жара, передвигаясь вместе с солнцем, но не заслоняя надолго его благодетельный свет.

Пробегая через деревню, Клеон плюнул в ту сторону, где стоял большой дом Дракила.

«Как ему отомстить? – думал мальчик. – Жаловаться на него бесполезно: и боги и римский наместник будут на стороне богача. Не натравить ли на него Льва? Подстеречь Дракила где-нибудь, когда он будет один, и пусть Лев растерзает его, как волка. Вот все в деревне обрадуются! Уже два года он высасывает из людей свои двадцать процентов, и конца этому не зидно. А еще вон что, оказывается, он делает – овец отравляет!»

В самом конце деревни, под горой, покрытой виноградниками, стояла хижина Клиния, отца Клеона. Ближайший виноградник принадлежал ему, и Клеон хотел пройти прямо туда, чтобы поговорить с отцом с глазу на глаз, без матери и сестер. Еще издали он увидел согнутые спины мужчин, которые срезали прошлогодние лозы в своих виноградниках. Только участок отца был пуст. Клеон встревожился: почему он оставил работу? Почему полуоткрыты ворота в их дворе? Неужели боги послали на них еще какую-нибудь беду? Иначе разве оставил бы отец вход открытым?… Вон уж и свинья с поросятами ушла со двора и развалилась посреди дороги, а куры полезли на гору в виноградник…

«Самое важное в жизни – порядок, – учил Клеона отец. – Что бы ни случилось, соблюдай порядок – и выкарабкаешься из любой беды». Клеон бросился восстанавливать нарушенный порядок. Свинья, которую он поднял ударом ноги, недовольно хрюкая, затрусила во двор. Поросята подняли визг. Куры, кудахтая, помчались к воротам… Но никто не вышел на порог дома взглянуть, из-за чего поднялся такой шум.

В то время как мальчик задвигал засов, до него донесся из хижины голос отца:

– Подумай, Дракил, что ты говоришь?… Где же тогда мне пасти овец и коз…

– Сейчас не об этой лужайке речь, – перебил Дракил. – Я говорю о процентах. Вот уж второй год ты их не платишь. Знаешь, как возрос твой долг?… Все, что ты имеешь, не смогло бы его покрыть.

– Ты сам уговорил его взять у тебя эти деньги, – вмешалась мать. – Ты же сам!.. Сам!..

– Париса, замолчи! – повысил голос отец.

– Не хочу молчать! – крикнула мать. – Ты не просил его продавать нам тонкорунных овец, он сам навязался. Сулил барыши, а вместо того… Видно, нарочно больных сбыл!

– Твоему мужу делают добро, а ты кричишь, как ослица, – укоризненно сказал Дракил. – Разве я знал, что он не умеет ходить за тонкорунными овцами? Я из доброты их ему предложил, чтобы он скорее разделался с долгом. Они были совершенно здоровы.

– В прошлом году шерсть была испорчена, а в этом овцы стали падать, – пожаловался отец.

– А почему ты не спросил у меня совета, что с ними делать? Я терпел в прошлом году. Ты обещал проценты осенью. Не отдал Я терпел до весны. И вижу, что ты опять не сможешь заплатить, у тебя падеж. Как же мне поступить? Ты у меня не единственный должник. Если за всеми будут так пропадать деньги, я скоро стану нищим. Я не могу больше ждать. И вот мое последнее слово: в уплату процентов я забираю твоих коз и овец, а также лужайку возле моей оливковой рощи…

– Пусть боги всю траву на ней засушат! – закричала мать. – Пусть падут все козы и овцы!..

– Сам же ты и твой сын Клеон, – продолжал Дракил, – поселитесь в моем доме, с моими рабами, и будете отрабатывать свой долг, после чего я, как следует по закону, вас отпущу.

У Клеона сильно забилось сердце. Он сжал кулаки, готовясь броситься отцу на помощь, если он станет выталкивать Дракила.

Но в хижине молчали. Это было страшнее всяких криков. Клеон рванулся к двери.

– А… что будет с нею и девочками? – услышал он робкий вопрос отца… такой робкий, что Клеону показалось, будто его хлестнули по лицу. Удар, предназначавшийся Дракилу, обрушился на свинью. Она взвизгнула и помчалась от мальчика. И снова никто не вышел на порог. Клеон озирался – на кого бы еще излить свой гнев? Унижение отца было нестерпимо… Но войти в хижину и вмешаться в разговор взрослых он не смел.

– Пусть люди не говорят обо мне плохо, – важно отвечал Дракил. – Твоей жене и дочкам я оставлю хижину и… – он покашлял, – виноградник с полем.

– Кто же будет обрабатывать виноградник и поле, когда меня с ними не будет?

– А твой племянник Пассион на что?… Видишь, я обо всем подумал.

– Ишь, добряк какой! – исступленно закричала мать. -

Он обо всем подумал!.. Вон отсюда, или я оболью тебя кипятком! Вон отсюда, сейчас же!

– Париса! – испуганно вскрикнул отец. Послышались звуки борьбы, треск разбивающихся черепков…

– Уйми эту волчицу! – заорал Дракил. – Я ей покажу кипяток!.. Не оставлю ни виноградника!.. Ни поля!.. Ни хижины!.. Пусть идет жить в леса!.. В горы!.. В пещеры!.. Будешь еще, милая, порог у меня обивать, чтобы я тебя хоть с самыми презренными рабами поселил, лишь бы крыша над головой была!

– Замолчи, Дракил, – холодно сказал отец. – Я ведь тоже могу в горы уйтл. И многих могу поднять против тебя. Тогда тебе несдобровать. Не доводи меня до отчаяния. Я тоже скажу последнее слово: если сделаешь, как говорил вначале – оставишь ей и девочкам хижину, виноградник и поле, – я согласен отрабатывать с Клеоном свой долг… Молчи, Париса: законы суровы к должникам. Лучше сделай все, чтобы выкупить нас. Пусть Пассион пойдет к своему отцу и другим моим братьям – может быть, они помогут нам расплатиться… Ну?… Говори, Дракил, согласен?

– Идем, скрепим сделку, – вместо ответа предложил Дракил. – Пусть будет, как я сказал раньше. Все равно эта фурия[4] сама себя погубит.

Клеон спрятался в хлев, чтобы отец и Дракил не увидели его, выходя из дома. Если отец готов батрачить у Дракила, это его дело. А Клеон лучше уйдет к беглым рабам в горы, чем согласится жить с рабами Дракила, на посмешище всем деревенским мальчишкам! Но прежде он отомстит за гибель овец.

Дракил появился на крыльце. Клеон с трудом удержался, чтобы не запустить в него камнем. Едва отец и Дракил ушли, мальчик выскользнул из хлева и в нерешительности остановился: бежать ли из дому, не сказав никому ни слова, или предупредить мать?… Ведь она места себе не найдет от тревоги, не зная куда он исчез… Клеон вспомнил гнев матери против Дракила: ей можно довериться, она все поймет!

Он вошел в дом.

Мать бесцельно передвигала котелки на очаге. В углу тихо плакали сестры. Дым из очага плавал по комнате, медленной струей поднимаясь к отверстию в потолке и волнами выходя в открытую дверь.

– Я ухожу из дому! – сказал мальчик. – Я отомщу Дракилу! Знаешь, что он сделал?

Мать резко повернулась к нему. Клеон увидел ее лицо с покрасневшими от дыма и слез глазами.

– Что ты можешь… Подай-ка мне лучше лозы, а то я из-за этого архипирата чуть не упустила огонь.

– Но у меня есть Лев! – возразил Клеон, подбрасывая в огонь охапку прошлогодней виноградной лозы. – Мы уйдем из дому и вдвоем уж как-нибудь отомстим Дракилу! Ты знаешь, что он сделал? Посыпал ядом траву в своей роще. Там, где пасутся в полдень наши овцы…

– Что-о?!

– Спроси старую Левкиппу… Он отравил наших овец. Он все подстроил нарочно!

Мать не закричала, не стала рвать на себе волосы, как ожидал Клеон. Она словно задохнулась: «А-ах!..» – и лицо ее потемнело.

Лоза в очаге затрещала, и дым застлал комнату.

– Пусть Афина Паллада[5] укрепит твой разум и руку, – медленно выговорила Париса. – Ты уже почти взрослый… – Она оглянулась на девочек и погрозила пальцем: – Помните, вы не видели его с рассвета!

Клеон, привыкший, что мать из-за каждого пустяка разражается слезами и криками, робко смотрел на нее.

Мать открыла кадку, в которой лежали лепешки, и обернулась к девочкам:

– Принесите оливок и сыра, пусть Клеон возьмет их с собой.