"Знаменитая танковая" - читать интересную книгу автора (Ляленков Владимир)

Для солдата на воине. Нет маленьких и больших боев

28 июня немцы прорвали фронт восточнее Курска. Как раз в том месте, где занимал позиции прежний дедушкин полк. На стыке Брянского и Юго-Западного фронтов.

Командованию стало ясно: враги рвутся к Дону, к Воронежу. На пути их лежали станции Донецкой железной дороги: Касторное, Горшечное, Старый Оскол. К Старому Осколу рвались враги и с юга. Чтоб преградить путь врагам, под Старый Оскол срочно перебросили два танковых корпуса. Дедушкин 17-й корпус должен был задержать врагов под Касторным и Горшечным. Касторное – узловая станция, к ней с запада подходит железная дорога. Там заняли позиции две бригады. Третья, дедушкина, прибыла своим ходом под Горшечное. Заняли позиции с западной и юго-западной сторон. Перекрыли Старооскольское шоссе и Тимскую дорогу. Она вела прямо от города Тим, который был в руках немцев.

– Мы очень спешили, когда рыли окопы, зарывали танки в землю, – говорил дедушка. – Спереди доносится гул боёв, слева, справа. Солнце пекло, а мы гимнастёрки не снимали. Нельзя было снять. Боялись воздушного фронтового разведчика. Ползал он высоко, медленно, мотор не сильно гудел. Бывало, и специальные наблюдатели за воздухом замечали самолёт, когда уж он над головами начинал тарахтеть. А голые тела сразу заметишь с самолёта. Вот и не раздевались…

В тот день разведчик не появился. Бригада успела окопаться: впереди окопался батальон пехоты, командовал им комбат капитан Король, за пехотой окопался первый танковый батальон. Машины запрятали под старыми ивами. Они росли вдоль пересохшего притока реки Олым. Позади первого батальона занял позиции второй – на опушке леса, росшего на горушке. Второй батальон должен был следить за флангами передней линии и действовать по ходу боя.

Всякая горушка на языке военных называется высотой. В лесу на высоте наши устроили командный пункт. Рядом с ним стояла машина с радиопередатчиком. Там ещё затаились девять тяжёлых танков—«Клим Ворошилов» – КВ. Это был резерв командира бригады. Тут же у штаба окопался взвод охранения. На тот случай, если враги выбросят десант. Или тайком небольшими отрядами просочатся в тыл, попытаются напасть на штаб.

Дедушкины тягачи стояли на южном склоне высоты, готовые ринуться на поле боя и вытаскивать в укромное место для починки повреждённые танки. Санчасть, кухни запрятались на противоположном склоне высотки. Зенитная батарея затаилась на северной окраине леска. Там стояли шесть орудий и два зенитных многоствольных пулемёта. Слева и справа от передовых окопов видны были домики. Станция Горшечное раскинулась справа и сзади. Все были готовы к бою.

Дедушка говорил мне:

– Для солдата на войне не существует маленьких и больших боёв. В любом бою солдат может погибнуть. В любом бою солдат должен победить. Отразить нападение врага. Или разгромить его. А тогда нам была поставлена задача: задержать наступление противника. Самолётов тогда у нас было маловато. Потому что самолёт построить гораздо трудней, чем танк. Даже раций было мало. Не в каждом танке имелась рация…

Солнце уже опускалось за высотку. Разведчик вражеский не появлялся. Значит, немцы могли не знать о новых наших позициях. Перед позициями с километр тянулась ровная местность. Дальше снова начинались холмы. Из-за них и могли нагрянуть враги. Но за холмы сразу же были высланы дозорные. Дозорные молчали, только старший сообщил по телефону, что на Старооскольской дороге и на Тимской спокойно. Да один раз передал:

– В сторону Старого Оскола от Тима проехали четыре подводы с беженцами – женщины и дети. Они говорят, что немцев не видели весь день.

Гул боёв слева и справа постепенно стихал за горизонтом. С полей летели к станции стаи голубей. Тихо и мирно было вокруг. Кое-где торопливо пробирались от леса бойцы с котелками в руках.

С наблюдательного пункта вдруг заметили какие-то фигурки на холме на левом фланге. Фигурки то появлялись, то исчезали. Послали туда разведчиков. Они обнаружили за холмом деревенских мальчишек. Отругали и прогнали домой.

Уставшие бойцы отдыхали. Все ждали, что ночью хорошенько выспятся. Но выспаться удалось не всем. Из штаба корпуса вдруг передали по радио: под Тимом стояла с неделю в резерве 48-я танковая дивизия врага. Позапрошлой ночью она куда-то исчезла. На фронте дивизия не появлялась. Срочно надо было выслать глубокую разведку в район деревни Луневки. Там Тимская дорога разветвлялась на две. Одна вела к Старооскольскому шоссе, другая – на Горшечное. Надо было установить, не проходили ли там танки. А если да, то в какую сторону они направились, сколько их.

До Луневки по карте было километров тридцать. Послали шестерых разведчиков во главе с сержантом Павлом Никитиным. Дедушка уже хорошо знал сержанта, потому что тот от самого Сталинграда ехал со своим отделением вместе с ремонтниками.

Красноармейские свои книжки разведчики оставили в штабе. Взяли шинели в скатках, запасные диски к автоматам. И пошли.

Солнце уже село, но заря освещала землю, когда разведчики миновали передовой дозорный пост. Два бойца сидели в окопчике под дикой яблоней. Наблюдали за тем леском, возле которого дорога с Тима сливалась со Старооскольским шоссе. Дозорные рассказали, что проехавшие беженцы с прошлого года жили в деревне Погожевке. Они ехали из Тима, но осенью фронт отрезал их от своих. Теперь же немцы из Погожевки куда-то уехали. И беженцы двинулись к Старому Осколу. Танков они нигде не видели. А когда проезжали через Луневку, даже не видели ни одного из деревенских. Ни стариков, ни детей нет. Будто вся деревня вымерла. Или народ ушёл куда-то, угнал с собой скотину.

– А наших отступающих бойцов они не встречали? – спрашивал Никитин дозорных.

– Сказали, никого не видели, – ответил дозорный, который был за старшего. – Странное что-то творится, сержант. Вон за тем лесом выстрелы хлопали. Вроде, бой там был. Потом затихло, а ни один человек не появлялся!

Вдоль оврага разведчики достигли Тимской дороги. Заря погасла, стемнело совершенно. Летние вечера на Курской земле очень тёмные. В двух шагах от тебя будет стоять человек, но ты его не заметишь. Разведчики шли гуськом, шагах в трёх друг от друга. Так что каждый чувствовал товарища.