"Звездные берега" - читать интересную книгу автора (Слепынин Семен)

Снова Хабор

Капсула опустила меня — удивительное постоянство! — в той же самой роще, на том же месте.

Роща почти исчезла. Вокруг жалкой кучки деревьев высились недостроенные корпуса: город-автомат наползал со всех сторон.

В свое время я неплохо освоился с лабиринтами супергорода. И теперь, умело переходя с одной движущейся параболы на другую, довольно быстро добрался до дома, где жил раньше. На лифте взлетел на верхний этаж. Подошел к двери соседки, с нетерпением нажал клавишу.

Открылась дверь, и выглянувшая было Хэлли быстро отступила назад. Ее глаза, окруженные веером морщинок, расширились от страха.

— О небеса!

— Где Элора? — спросил я, входя и кивнув головой в знак приветствия.

— Элора? — растерянно переспросила хозяйка. — О небеса! Хранитель Гриони?! Вы ли это? Говорят, вы так неожиданно пропали…

— А Элора, где она?

— Элора?.. Бедная девочка. — По глубоким морщинам ручейками потекли слезы. — Нет ее больше. Не увидим мы ее никогда. Она… Она сама… Она перешла в храм бессмертия.

— Сама?.. Покончила с собой? — холодея, спросил я. — Что за храм такой? Мавзолей? Пантеон?

— Не знаю… О небеса! Я ничего не понимаю.

Старая женщина путано говорила о храмах, которые были новинкой и попасть в которые считалось большим почетом. «Нет, — решил я, — сегодня от нее ничего путного не узнать». Но все-таки задал еще один вопрос:

— А Актиний спрашивал обо мне?

— Актиния нет в живых…

— Что, тоже храм бессмертия?

— Нет… самоубийство. — Хэлли понизила голос до полушепота. — Говорят, он оставил очень странную записку…

— Какую?

— «Чем хуже, тем хуже».

Я промолчал. Мне-то был ясен смысл записки. Актиний отчаялся в своих усилиях одиночки, понял, что общество неудержимо катится в пропасть.

Я попрощался, обещав зайти завтра. Спустился в подземные лабиринты и в темном закоулке завалился спать. Конечно, я понимал, что Хабор уже знает о моем появлении в городе. Но где-то в глубине жила смутная надежда, что если буду скрываться, неизбежную встречу, может быть, удастся хоть немного оттянуть. Оттягивать финал — это была теперь моя главная задача…

Не знаю, сколько проспал. Из полумрака подземных коридоров поднялся наверх. Одуряющий городской свет, ударивший в глаза, создавал впечатление вечной ночи, опустившейся на планету.

Над одной из площадей сквозь паутину парабол еще проглядывало солнце. Значит, все-таки день! Здесь маршировало подразделение Армии вторжения. На соседней площади жители, проходя мимо статуи Генератора, вскидывали руки и издавали верноподданнический вопль: «Ха-хай! Ха-хай!»

Унылая картина. Я сел в кресло транспортной эстакады и укрылся от мира силовой сферой-экраном. Но город и здесь напоминал о себе своей стандартной продукцией: замелькали кадры очередного секс-детектива.

Я спустился вниз и нырнул в чернеющий зев подземной дороги. Проехал сотню километров. Потом вышел и углубился в боковые безлюдные коридоры. Шаги мои гулко раздавались в тишине. Изредка попадались деловитые и безмолвные роботы, ремонтирующие сложную систему труб и проводов.

Один из них только что вылез из колодца. «Нижний этаж подземного хозяйства», — подумал я и решил, что там надежней всего можно укрыться. Сунул ноги в черную дыру и неудержимо заскользил вниз. Начал шарить вокруг руками. Но уцепиться не за что — ни выступов, ни ступенек. Крутонаклонные стенки колодца были гладкими, как стекло. Очевидно, робот поднимался с помощью пневматических присосков.

Наконец очутился внизу. В полумраке лабиринтов прошел километра два. Но усталость взяла свое. Я спрятался в нише и уснул.

Снился страшный сон. Будто у меня срослись руки и я никак не могу отодрать одну от другой. Вскрикнул, проснулся. И увидел: запястья скованы наручниками. Надо мной нагнулся какой-то рослый мужчина. Согнув средний палец с перстнем-фонариком, он с любопытством меня рассматривал. Пошарил по пустым карманам и приказал двум стоявшим рядом роботам:

— К Хабору!

Хабор встретил меня веселой ухмылкой.

— Га! Га! Провокатор!.. Что-то ты ко мне не спешишь, а?

Жестом отпустив роботов, он велел мне сесть и сам опустился рядом.

— То, что ты вернулся, говорит о твоем благоразумии. Бессмертие — высший дар, и даровать его может только Абсолют — это ты, я вижу, хорошо понял. При необходимости мы бы, конечно, нашли способ вернуть тебя насильно, но добровольность всегда предпочтительнее… А встречу со мной ты зря оттягивал. Уверяю тебя: все будет совершенно безболезненно. Просто сядешь в кресло и будешь вспоминать день за днем, а анализатор будет развертывать и уточнять особо интересующие нас детали… Сейчас немного отдохни — и приступим.

— Я не собираюсь ни к чему приступать.

— Не собираешься? — Хабор изумленно уставился на меня. — Это как понимать?

— Вы говорили тогда: Абсолют не нуждается ни в каких лазутчиках. А теперь выясняется… Выходит, это был обман?

— Ну зачем такие страшные слова. — Хабор усмехнулся. — Просто верный психологический ход. Мне не хотелось, чтобы ты чувствовал себя там шпионом. Это внутренне сковывало бы тебя.

— Хотели сделать шпионом против моей воли? Но я им никогда не был и не буду!

— Ну вот что, мне надоел этот дурацкий разговор. — В глазах Хабора загорелись злые огоньки. — Он, видите ли, хочет остаться чистеньким и высоконравственным… Запомни раз и навсегда: в мире есть только одна нравственность — верное служение Абсолюту. Все, что делается по воле Великого, дозволено и оправдано.

— И все-таки мне противно быть шпионом…

— Тем хуже для тебя!.. Собственно, я мог бы сегодня же выпотрошить из тебя всю информацию о том мире. Наша аппаратура умеет обшаривать мозг до самых дальних закоулков. Но когда объект вспоминает добровольно, получается детальней… Что ж, ладно, дам тебе еще некоторое время поразмыслить. Не образумишься — пеняй на себя!..

Роботы волокли меня в подземелье, а во мне все пело от радости. Что бы ни ждало меня впереди — первый раунд выигран!..

Меня привели в просторную пещеру. На грубых нарах здесь сидело и лежало несколько десятков человек. «Гуманитарии», — догадался я.

— Ты из какой пещеры? — обратился ко мне один из незнакомцев. — Из соседней? Пытался бежать? Зря. Отсюда не убежишь.

— Да и некуда, — откликнулся другой. Ткнув пальцем вверх, добавил: — Там не лучше.

Загнанные в подземелье, художники и мыслители оказались людьми очень жизнестойкими. Глядя на них, я вспомнил стихи Брюсова «Грядущие гунны»:

Едва успели «мудрецы и поэты» пообедать, как появились хмурые инженеры — гунны Электронной эпохи. Они брезгливо взглянули на нас, дали какие-то указания роботам и ушли.

Под охраной равнодушных роботов мы отправились на строительную площадку. Запомнился длинный, усеянный камнями и тускло освещенный туннель. В полумраке иногда коротко вспыхивали голубые молнии: это роботы наводили порядок электрохлыстами. Человекоподобные машины гнали людей, как стадо.

На строительной площадке, в гигантской куполообразной пещере, стоял скрежет и лязг. Циклопические машины дробили гранит, расширяя подземное помещение.

Люди, одаренные «нестерпимым зудом» самостоятельно мыслить и создавать произведения искусства, считались в Электронной Гармонии не способными ни к какому труду, кроме физического. Они вручную расчищали от щебня и камней площадку для генераторов подземной энергостанции. Роботы жестами и световыми сигналами давали указания. Нерасторопные вздрагивали от электронаказаний.

Но люди не унывали. А в перерывах начинались настоящие интеллектуальные пиршества. Поэты читали свои стихи. Художники пытались рисовать на тускло освещенных стенах, историки рассказывали анекдоты о Генераторе Вечных Изречений. Часто завязывались философские споры. Гуманитарии, получив здесь, под землей, духовную свободу, отводили душу. Никто им не мешал. Одни лишь роботы с электроразрядниками наготове окружали площадку и тупо взирали на непонятное оживление.

Тут, в катакомбах, я впервые узнал от одного из историков о прошлом Харды, об отношениях ее обитателей с жителями планеты Аир, находящейся в соседней звездной системе.

Обе цивилизации жили сначала в дружбе. Но общественное развитие шло разными путями. Аиряне создали общество, основанное на равенстве и уважении к личности. По-иному сложилась судьба Харды. У власти утвердилась технократическая элита. Всюду насаждались стандарты: и в производстве, и во всей структуре общества. Людям внушали: главное, чтобы все были похожими, внутренне одинаковыми. «При высоком совершенстве отдельных личностей целому угрожает хаос», — учил Конструктор Электронной Гармонии. Подавлялось искусство, как выражение индивидуальности каждого творца-художника, истреблялась природа. Происходила своеобразная инфляция личности: чем больше одинаковых людей, тем меньше ценность каждого отдельного человека. «Ты — ничто, гармония — все».

Гости, прилетавшие с планеты Аир, вольно или невольно становились возмутителями этой «гармонии». Тогда правители Харды запретили людям Аира появляться на планете, объявили их опасными пришельцами. За такого пришельца едва не приняли вначале и меня…

Одно мне только не удалось выяснить: кто такой Генератор? Жив ли он или давно умер? Может быть, Генератор просто миф? А Вечные Изречения генерирует сам город, этот всевластный Электронный Дьявол? Я все больше склоняюсь сейчас к этой мысли. Думаю даже, что статуи Генератора — просто абстрактные идолы, воплощающие идею тоталитарной государственности.

В обществе изгнанников я провел в подземельях, наверно, несколько месяцев. Сколько именно — не знаю: потерял счет дням. Это были бы, в общем, не такие уж плохие дни, если бы не изнуряющая напряженность ожидания…

Дважды меня приводили к Хабору, и дважды он отсылал меня обратно, все еще уверенный, что в конце концов сдамся. А на третий раз началось то, о чем лучше не вспоминать.

— Что ж, приступим к потрошению, — объявил Хабор. — Учти: я такой же фанатик, как и ты. Только со знаком минус. Га! Га! Га!

Это была пытка, изощренная и мучительная. Казалось, у меня выдирают мозг — клетку за клеткой, кусок за куском. И чем больше картин земной жизни проплывало на экране, тем больше сатанел Хабор. Наверно, он с наслаждением бы прикончил меня, если бы не оставшаяся во мне информация, которую ему велено было выцедить до последней капли.

Время от времени мне давали немного прийти в себя, вливали что-то укрепляющее и снова тащили в «вычитывающую камеру»… И когда уже не оставалось ни сил, ни надежды, я, почти теряя сознание, вдруг ощутил под рубашкой трепетное прикосновение энергопояса. В первую секунду не поверил. Но вспыхнуло фиолетовое пламя, и меня радостно пронзило: «Сделали! Сумели!..» Пояс стремительно развертывался в капсулу. Для Хабора я уже был невидим и неощутим. На какой-то миг мелькнули его глаза, обалдело взирающие на опустевшее кресло, и все померкло…