"Вентус" - читать интересную книгу автора (Шрёдер Карл)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЖЕНА МИРА

«…Мы отвоюем новые чувства, выше любви и преданности, у поля человеческих сердец».

Генерал Лавин отложил книгу и протер глаза. Было поздно, давно пора было спать - однако он все листал и листал проклятые страницы; вглядываясь в слова, написанные знакомой рукой и выражавшие совершенно чуждые ему мысли.

Приглушенное потрескивание костров, трепыхание палаток на ветру и гул голосов немного привели его в чувство. Вокруг раскинулась армия - тысячи людей, спящих или так же, как и он, маявшихся во тьме без сна. В воздухе стояло почти ощутимое напряжение. Солдаты знали, что скоро в бой, и хотя никто этому не радовался, по крайней мере грела мысль о том, что их ожиданию конец.

Генерал четыре раза за вечер закрывал книгу и каждый раз начинал мерить шагами узкий гроб палатки, а потом снова возвращался к книге - с ненавистью и с надеждой. То, о чем писала королева Гала в этом собрании писем, захваченном в одной из ее экспериментальных деревень, было хуже ереси. Эти письма подрывали самые основы человеческой порядочности. Однако воспоминания Лавина о королеве были столь яркими и настолько противоречили содержанию писем, что ему казалось, будто их написал кто-то другой. Подложные письма…

Именно эта надежда заставляла его возвращаться к книге - надежда найти доказательство того, что письма написаны не королевой Япсии. Ему хотелось верить, что она изолирована, возможно, даже находится в заключении в собственном дворце, а страной управляет кучка интриганов.

И в то же время обороты речи, самоуверенный голос, звучавший с этих страниц, явно принадлежали королеве.

Генерал вздохнул и сел в складное походное кресло. Так он проводил все больше и больше ночей, поскольку осада затягивалась, а Гала по-прежнему отказывалась сдаться. Напряжение оставило следы на лице генерала. В зеркале, озаренном светом лампы, его глаза казались темными впадинами, а кожу возле рта прорезали глубокие складки. Прошлым летом их еще не было.

У палатки раздались громкие голоса. Лавин нахмурился - и мертвого разбудят, честное слово! Он любил своих солдат, однако иногда они вели себя как варвары.

- Сэр! Простите за беспокойство, сэр!

- Войдите.

Занавеска откинулась в сторону, и в палатку вошел полковник Хести - в дорожном костюме, ворот расстегнут, шея открыта осенним ветрам. Вид у него был усталый. Лавин попытался найти хоть какое-то утешение в том, что не он один сегодня не в силах уснуть;

- В чем дело?

Лавин не встал и не предложил Хести сесть. Он вдруг отметил, что говорит с тягучим великосветским выговором, который обычно тщательно скрывал от своих подчиненных. Они считали это признаком изнеженности. Лавин поморщился и сел прямее.

- Мои люди кое-что нашли. Там, в карьере. Тон привлек внимание генерала.

- Что значит «кое-что нашли»? Шпиона поймали? Хести покачал головой:

- Нет. Не человека… Вернее, что-то вроде человека.

- Я понимаю, что сейчас поздно и тебе трудно подбирать слова. Но может, ты мне все-таки объяснишь?

Хести приподнял одну бровь.

- Это трудно объяснить, сэр. Я вам лучше покажу. Он почти улыбался.

Лавин вышел вслед за полковником. Воздух был прохладный, но не морозный. Здесь, на краю пустыни, осень начиналась поздно и ненавязчиво; а на юге, в глубине континента, она не начиналась вообще.

К югу и западу лежали экспериментальные деревни, многие из них были разрушены до основания. На Лавина невольно нахлынули воспоминания. Он отогнал их, передернув плечами.

- Трудно уснуть - теперь, когда мы так близко.

- Мне тоже, - кивнул Хести. - Поэтому я решил, что небольшая загадка вам не повредит. Я имею в виду - загадка другого рода.

- Это имеет отношение к королеве?

- Нет. Или очень косвенное. Поедемте.

Хести усмехнулся и махнул в сторону двух скакунов, бивших копытами неподалеку.

Лавин покачал головой, но все-таки сел в седло. За палаткой виднелся силуэт замка. Лавин отвел от него глаза, стараясь найти дорогу к карьеру. В долине раскинулось море палаток; некоторые из них были освещены отблесками костров. Над этим морем поднимались столбы серого дыма и исчезали между звездами.

Хести ехал впереди. Лавин смотрел, как он покачивается на лошади, и мечтал только о том, как бы выспаться. Порой он сражался ночами с усталостью, как с врагом, - и все без толку. Быть может, Хести тоже мается от бессонницы; Лавин сам поразился этой мысли. Он уважал полковника и даже побаивался бы его немного, не будь их положение столь строго определено: он - командир, Хести - исполнитель. После одного из сражений, вспомнил Лавин, рукоятка шпаги Хести была залита кровью. Лавин и сам убил человека. Он гордился этим и одновременно стыдился, как все нормальные люди, пока не увидел Хести. Полковник был мрачен. Он думал лишь о том, как защитить город, и совершенно не думал о себе. Это был урок для Лавина.

Возможно, Хести и сейчас вел себя точно так же - просто выполнял свой долг, стараясь развеять хандру командира. Лавин улыбнулся. Не исключено, что это и впрямь поможет. Порой бессонницу можно победить лишь одним способом - отдаться ей на милость, и пусть она несет тебя куда угодно, как эта лошадь, скакавшая сейчас под ним.

Езда убаюкала генерала, несмотря на довольно сильное покачивание из стороны в сторону - отнюдь не такое грациозное, как в танце, например.' Это навело Лавина на мысли о танцах. Когда он танцевал в последний раз? Несколько месяцев назад? Или не месяцев, а лет? Не может быть! Хотя его давно уже никуда не приглашали. По крайней мере на такой прием, на котором он впервые увидел принцессу Галу. Нетрудно поверить, что это было двадцать лет назад. А еще проще поверить, что с тех пор прошло лет сто…

Она грациозно покачивалась в танце. В то время ей было не больше семнадцати. Лавину было на год или на два больше. Теребя воротник, он стоял в углу с друзьями. Все они вытянули шеи, пытаясь разглядеть эту пресловутую безумную принцессу в толпе танцующих пар. И вдруг она появилась - совсем рядом с ними, присев в реверансе перед своим уже немолодым партнером, когда закончилась песня. Тот поклонился, они перебросились парой слов, и звуки новой песни разделили их.

Она стояла рядом, к удивлению Лавина, совсем одна. В зале баронского замка запросто помещалась тысяча гостей, и все они должны были приветствовать ее или хотя бы попытаться ради этикета, причем так, чтобы это заметили. Шпионы ее отца узнают, кто наговорил ей комплиментов, а кто - нет; она, как любая принцесса, была сосудом для удовлетворения его тщеславия. Лавин увидел, как Гала вздохнула и на секунду закрыла глаза. «Она собирается с духом», - подумал он.

Его друзья сгрудились в кучку и зашептали:

- Давайте поприветствуем ее!

- Что скажешь, Лавин?

- Нет!

Он сказал это чуть громче, чем нужно, и принцесса подняла на него широко распахнутые глаза. До Лавина только теперь дошло, что она, возможно, решила отдохнуть здесь, поскольку он и его друзья были единственными сверстниками принцессы на этом приеме. Все остальные были люди среднего возраста и старше, и поэтому друзья Лавина чувствовали себя немного не в своей тарелке.

Лавин улыбнулся принцессе, поклонился и произнес:

- Мы не будем приветствовать принцессу. Если она пожелает, принцесса сама поздоровается с нами.

Гала улыбнулась. Гибкая, как ива, с большими темными глазами и решительным подбородком, она держалась совершенно естественно в своем вечернем наряде. Лавин позавидовал ее уверенности в себе; хотя, с другой стороны, в ее жилах течет королевская кровь, а он простой аристократ.

Его спутники замерли, как.кролики, пойманные в огороде. Лавин собрался было шагнуть вперед и сказать еще что-нибудь умное (хотя, казалось, он исчерпал в этих двух предложениях все свои интеллектуальные способности), как вдруг Галу окружила толпа придворных. Они слетелись на край зала и окружили ее, как стая соколов.

Гала попала в живой лабиринт, направлявший ее движение. Принцессу ненавязчиво и незаметно препроводили к обеденным столам. Лавйн не спускал с нее глаз, не обращая внимания на окружающих.

Почти дойдя до столов, она обернулась и посмотрела назад. На него.

Он запомнил этот миг на всю жизнь. Он был так счастлив! Что-то между ними произошло.

Впереди раздались пронзительные крики. Лавин открыл глаза. Они были в глубоком ущелье неподалеку от города. Здесь, при бледном свете костров, бригады пленных трудились по ночам, мастеря снаряды для паровых пушек.

Генерал и Хести спешились и подошли к карьеру, где пленные роялисты, подстегиваемые плетьми, с руганью и стонами обтесывали камни. За прошедшие годы рабочие глубоко вгрызлись в гору. Нижние слои были соляными. Лавин, никогда ранее не видевший карьеров, залюбовался ровными стенами. При дневном свете они, наверное, сияли белизной. Здесь пахло океаном, и этот запах вызвал у генерала улыбку.

Соль стоила дорого, и карьер хорошо охранялся, поскольку люди генерала хотели получить свою долю добычи. Они пытались добраться до ценного продукта, однако соляной пласт лежал гораздо глубже. Лавин хотел, чтобы к тому времени, когда придет пора обстреливать город, у пушек высились горы камней размером с дом. Соль тоже пригодится, не важно, дорогая или нет. Его люди соберут обломки и купят себе награду. Лавин не мог купить то, что хотел, поэтому оставался равнодушным к искушению.

- Сюда! - позвал один из надзирателей.

Там собралась большая толпа - и солдаты, и заключенные. Когда Лавин проходил мимо, пленники не выказывали признаков страха. Они смотрели на него открытым взглядом. Их реакция вызвала у Лавина неловкое чувство - они были ее созданиями, и он не понимал их.

- Сэр! - торопливо отдал честь надсмотрщик.

Его объемистый живот блестел от пота в пламени факелов. Он стоял возле большой глыбы белой соли толщиной как минимум в полметра. Двое загорелых солдат осторожно обрабатывали поверхность глыбы кисточками для рисования.

Лавин скептически склонил голову набок, взглянул на надсмотрщика, потом на Хести.

- И ради этого ты притащил меня сюда среди ночи?

- Посмотрите, сэр! - показал надсмотрщик.

Лавин шагнул к глыбе. В ней был человеческий труп. Очертания тела, пусть искаженные, ясно проглядывались сквозь бледно-молочные кристаллы. Лавин в шоке отпрянул, затем снова сделал шаг вперед, заинтригованный этим малоприятным зрелищем.

- А где…

- Глыба свалилась вон оттуда, - показал надсмотрщик, - часа два назад, и раздавила одного из рабочих.

Когда остальные пошли вытаскивать его, им показалось, что он залез на глыбу и погиб на ней, - потому что они увидели силуэт, понимаете? Но его нога торчала из-под глыбы. - Надсмотрщик расхохотался. - А три ноги - это слишком, верно? Они присмотрелись повнимательнее. А потом позвали меня. Я, в свою очередь, позвал полковника, - закончил он, явно выдохшись от этой речи.

Хести провел пальцем по контурам фигуры.

- Мастер, отвечающий за карьер, считает, что слои, которые мы разрабатываем, были заложены опреснями восемьсот лет назад.

Лавин поднес к лицу побелевший палец. Море.

- Значит, в то время здесь была соляная равнина? Как же тут образовались холмы?

- В основном благодаря смыву поверхности, но это скорее подводная соляная гора, а не равнина. Иначе здесь вся округа была бы разрыта на несколько километров. Посмотрите сюда, сэр!

Внизу, чуть правее тела, кристальный блок был прочерчен темной линией.

- Что это?

На погребенном в соляной глыбе человеке был военный мундир. Лавин разглядел даже патронташ. А из-за плеча, без сомнения, торчал ствол мушкета.

У Лавина перехватило дыхание. Мушкеты являлись собственностью королевской гвардии. Так было всегда, насколько он знал. Много поколений назад Япсия была в точности такой же, как в детстве Лавина. А потом пришла Гала, нарушила древние традиции и привела его народ на край гибели.

В свете факела блеснуло что-то еще. Лавин склонился ниже.

- Дайте больше света! Принесите фонарь!

Люди бросились выполнять приказ. Лавин услышал, как Хести хохотнул у него за спиной.

«Да, Хести, тебе удалось меня отвлечь, - подумал Лавин. - Можешь быть доволен собой».

Когда принесли фонари, Лавин присмотрелся еще раз. Действительно, на сморщенном пальце солдата, вросшего в соль, блестело серебряное кольцо.

Лавин выпрямился, потер кулаками глаза - и тут же зажмурился от попавшей в них соли.

- Сэр?

- Кольцо. Снимите его с трупа и принесите мне. Генерал, моргая, оглядел стоявших вокруг подчиненных. У них был смущенный вид.

- Я не мародер. Мы вернем ему кольцо после осады и похороним его с почестями, как королевского гвардейца. Но кольцо - символ продолжения традиции. Я хочу надеть его на палец, когда поведу вас в бой.

С этими словами Лавин отвернулся и сел на лошадь.

Вернувшись в палатку, он разделся и приготовился ко сну. Что-то подсказывало ему, что теперь он сможет уснуть. Лампа над походным столом горела по-прежнему, и когда Лавин сложил рубашку, чтобы подложить ее под голову, в глаза ему бросилась все еще открытая книга Галы.

Лавин сам удивлялся тому, насколько книга вновь завладела его воображением. Похоже, Хести все-таки не удалось вырвать его из плена этих чар. Генерал застыл на месте; потом, осознав, что он ведет себя так, словно боится проклятой книги, быстро подошел к столу и склонился над раскрытой страницей.

Лавин закрыл книгу.

Хести даже не догадывался, какую услугу ему оказал. Несмотря на все, что Лавин знал о выходках королевы, и даже несмотря на те зверства, которых он навидался во время войны, генерала по-прежнему терзали сомнения. Она была его королевой… и не только.

Ночные звезды и округлые холмы заставили его задуматься о вечности и постоянстве. Вспомнив найденного солдата, Лавин подумал, что те же самые звезды смотрели на его предков - и они же будут улыбаться его потомкам, которые благодаря ему будут говорить на том же языке и жить так, как жил он сам. Все будет по-прежнему. Надо в это верить.

У входа в палатку послышалось деликатное покашливание гонца. Лавин взял у него маленький тряпичный узелок и развязал. На тряпице лежало кольцо солдата в форме выточенного венка. Между крохотными цветочками, словно осколки драгоценных камней, все еще поблескивали кристаллики соли. Лавин сел на койку, задумчиво крутя кольцо в руках. Потом надел его на палец и задул лампу. Впервые за эти дни на душе стало спокойно. Засыпая, Лавин чувствовал, как вернулась уверенность в себе, исходящая от неизмеримой толщи веков, тяжелым грузом покоившейся у него на руке.

Внизу во тьме фыркнула лошадь. Армигер обернулся, хотя Меган не представляла, как он может что-то видеть в черной мгле. Лошадям ничего не грозило, однако Армигер хотел удостовериться.

Они взобрались на вершину холма, возвышавшегося над осажденным летним замком королевы Япсии. Башни замка чернели на фоне неба призрачным силуэтом. Извилистые крепостные стены словно обнимали землю. Замок со всех сторон окружали искорки костров. На холмах в темноте ждали тысячи людей; на соседних холмах, как заметил чуть раньше Армигер, тоже были дозоры. Часовые на этом холме наблюдали за замком, находившимся в сотне метров ниже того места, где спрятались Армигер и Меган.

- Я насчитал десять тысяч, - сказал Армигер.

Он прополз вперед по песку, явно довольный собой. Меган села на плащ, стряхнув с него мокрые песчинки.

- Здесь песчаная почва, - заметила она.

- Мы на краю пустыни, - рассеянно отозвался Армигер и нагнул голову набок, вглядываясь в противоположные холмы.

- Кому это понадобилось - строить город в пустыне?

- Опресни поливают пустыню каждый год, - сказал Армигер. - Япсиане сеют там зерно и снимают неплохие урожаи. Опресни используют пустыню как соляную ловушку и, в сущности, ничего не имеют против того, что люди пытаются ее заселить. Очевидно, это облегчает им задачу. Взаимовыгодное соглашение, так что Япсия веками процветала.

- Почему же сейчас все разваливается на части?

Меган пыталась сосчитать костры, но их было так много, что она скоро сбилась со счета.

- Из-за Галы.

Опять это имя. Казалось, это не имя, а колдовское заклятие. Интересно, если она выкрикнет его, встанут ли эти тысячи человек как один? Тысячи враждебных взглядов обратятся на нее… Королева сидела в замке внизу. Через пару дней или часов они пойдут на штурм крепостных стен и убьют ее. Меган произнесла имя вслух, но ничего не случилось.

- Ты хочешь ее спасти? - спросила она. - И каким же образом? Поскачешь в город и попросишь: «Разрешите проехать! Выдайте мне, пожалуйста, королеву!»

- Спасти? Нет, я уверен, что она умрет, когда они возьмут замок.

- Тогда зачем мы здесь?

- Тише!

- Извини. - Меган приложила палец ко рту и прошептала: - Зачем мы здесь?

- Я просто хочу поговорить с ней, - вздохнул Армигер.

- До того, как ее убьют, или после?

- Дворец окружен плотным кольцом, - сказал Армигер. - И тем не менее я уверен, что смогу добраться до стен. В конце концов, они ожидают подхода большой армии или же высматривают лазутчиков из города. Проблема в том, как проникнуть во дворец.

- Когда ты доберешься до него, да?

Армигер перевернулся на бок и посмотрел на нее. Было слишком темно, но Меган не сомневалась, что его взгляд полон удивления.

- А тебе-то зачем идти во дворец?

- Ты безответственный подлец!

- Что?

- Собираешься бросить меня здесь? Чтобы на меня наткнулись солдаты?

- Н-да… - Армигер на минуту воззрился на небо. - Тогда тебе, наверное, лучше пойти со мной.

Меган проглотила обиду и встала. Подхватила свой плащ и начала спускаться вниз. Через мгновение она услышала, что Армигер идет за ней.

Самый бессердечный человек на свете. Меган пыталась простить его, потому что он был не просто человеком. Однако ей всегда казалось, что Ветры лучше людей - а Армигер, этот странный морф, был гораздо хуже.

С другой стороны, мужчины, как правило, всегда заняты своими планами и думают о вещах, которые на самом деле выеденного яйца не стоят. Меган привыкла, что ей вечно приходится напоминать им об основных обязанностях в жизни. Но Армигер! Когда Меган приютила его, она взяла на себя значительно большую ответственность, чем положено обычной женщине, поскольку ей довольно быстро стало ясно, что Армигер - не человек. Он - дух или Ветер, один из создателей мира.

Много раз за неделю, пока они ехали верхом, он погружался в совершенно отрешенное от мира состояние. Обмякшее тело, пустые глаза, отвисшая челюсть… Это приводило Меган в ужас. Он забывал о еде, забывал о том, что надо дать лошадям отдохнуть. Ей приходилось думать за него обо всем.

Меган поняла, что тело Армигеру нужно в качестве якоря. Иначе его душа улетит в порыве ярости. Ей приходилось постоянно напоминать ему об этом, быть его нянькой, поваром, матерью и любовницей. Когда он приходил в себя, то становился потрясающе страстным, умелым, восприимчивым и даже - да, чувствительным. Он был чудесным любовником, акт близости никогда не был для него рутиной. И он испытывал благодарность за преданность.

Но какие усилия ей пришлось для этого приложить - уму непостижимо!

Она разделила с Армигером его жребий - и все-таки это было несравненно лучше, чем одинокое вдовство в глуши. Лучше уж суетиться вокруг него, чем размышлять о собственном прошлом. Он начал ценить ее, и стены его погруженности в себя понемногу рушились. Меган гордилась тем, что она ему не безразлична.

Странно, однако она ревновала к королеве, как будто знатная дама могла увести ее таинственного солдата. Что ж, увести можно кого угодно, причем не важно, принцесса твоя соперница или крестьянка. Меган поймала себя на том, что хмурится, и решительно отогнала эту мысль.

Подойдя к лошадям, она погладила их, приговаривая что-то ободряющее. Тьма нервировала Меган. Она привыкла к деревьям, но из леса они выехали уже несколько дней назад. Среди пожелтелой травы Меган чувствовала себя голой.

Сзади подошел Армигер.

- Нам нужна помощь изнутри. Надо послать весточку королеве.

Меган скептически скрестила руки. Она знала, что он ее видит.

- Есть один способ, - промолвил Армигер. - Правда, я стану слабее.

- То есть? - Меган быстро коснулась его руки.

- Послать гонца, - сказал он. - Это заберет у меня часть… жизненной силы. Если повезет, мы потом ее восстановим. Если нет - понадобится какое-то время, чтобы исцелиться.

- Значит, все мои заботы о тебе - коту под хвост? Я не понимаю! Почему это так важно? Что она может дать тебе? Она обречена, и ее королевство тоже!

Армигер обнял Меган и неуклюже погладил по спине. Он до сих пор толком не научился утешать.

- Гала - единственный человек на Вентусе, который представляет, кто такие Ветры на самом деле. Все время своего правления она сражалась с ними, и я думаю, она задавала вопросы и получала ответы, которых никто, кроме нее, не знает. Так что, возможному нее есть ключ к тому, что я ищу.

- А что ты ищешь?

Он не ответил, да Меган и не ожидала ответа. У Армигера была какая-то цель, о которой он ей не говорил. Он почему-то не доверял ей, и Меган это задевало. Если бы это могло отнять его у нее, она бы встревожилась, но пока он обнимал ее, все его цели не имели никакого значения. Меган закрыла глаза и крепко прижалась к нему.

- Что ты должен сделать? - наконец спросила она.

- Ты последишь за мной? Мне придется сосредоточить все мое внимание.

- Хорошо.

Он сел и пропал во тьме.

- Я ничего не вижу! Как я могу последить за тобой? Он не ответил.

Меган походила немного по кругу, борясь с тревогой. Потом остановилась и уставилась на звезды, как в детстве. У созвездий были названия; она, как и все, знала самые привычные: Пахарь, Копье… Остальные стерлись из памяти. Брат знал гораздо больше, но она не видела его уже много лет; он никогда не покидал родную деревню и по-прежнему жил там со своей неприветливой женой и требовательными, бездарными детьми.

Как. странно, что она здесь!.. Меган подавила желание рассмеяться при мысли о непостижимых поворотах судьбы. Тот день, когда она нашла полумертвого Армигера на тропинке возле своей лачуги, начался, как любой другой. Не успев опомниться, она стала сиделкой раненого солдата, бредившего по ночам о Ветрах и богах… А через три дня, проснувшись, она внезапно с трепетом и восторгом поняла, что он больше, чем солдат, - и больше, чем человек.

И он позволил ей поехать с ним… Меган казалось, будто она живет чужой жизнью. Она с удивлением потрясла головой.

Красный отблеск в конском глазу вернул ее с небес на землю. Сперва она подумала, что Армигер зажег огонь, но блик был слишком маленьким и тусклым. Меган подошла к Армигеру и присела рядом.

Армигер сидел, скрестив ноги и закрыв глаза. Сложенные ладони он держал перед собой, от его пальцев исходило сияние. Увидев это, Меган встала и отпрянула.

- Нет! - прошептала она. - Пожалуйста, не надо! Ты еще слишком слаб.

Он не шевельнулся. Сияние усилилось, потом медленно погасло. Когда оно исчезло окончательно, Армигер встал, по-прежнему держа сложенные ладони перед собой. Затем быстрым движением выбросил руки вверх и в стороны - и, сгорбившись, безвольно уронил их вдоль тела.

- Вот и всё, - сказал он. - Теперь подождем.

- Что ты сделал?

Меган взяла его за руку. Кожа была горячей, на ладонях виднелись длинные бескровные порезы.

- Я отправил королеве сообщение, - сказал Армигер. - Посмотрим, ответит ли она.

Гала ждала у себя в саду. Прохладный ночной воздух наполняла влага после вечерней грозы. Над горизонтом все еще громоздились тучи - гигантские крылья, то и дело прорезаемые вспышками молний; остальное небо было чистым, и на нем сияли пригоршни беспорядочно разбросанных звезд. Луна еще не взошла, но ночные цветы раскрывались вокруг Галы, как большие фиолетовые и синие пасти среди густой живой изгороди. Сад был разбит вокруг прудов, изолированных кустами так, что каждый пруд воспринимался отдельным миром. Кажущийся беспорядок на самом деле был продуман до мелочей - так, как диктовала тысячелетняя традиция, и правил этикета здесь было не меньше, чем при дворе королевы.

Гала остановилась возле длинного прямоугольного пруда. Луна Диадема взойдет сегодня ночью прямо над ним; пруд был вырыт как раз для того, чтобы ловить лучи Диадемы в течение трех ночей. Таким образом королева узнавала, что время сбора урожая прошло. В остальное время года за прудом тщательно ухаживали садовники, посвятившие саду свою жизнь, однако никогда не видевшие этого волшебного зрелища. Все ночные цветы склонятся перед Диадемой, превратившись на мгновение в толпу придворных. Гала любила этот пруд и этот сад больше всех своих владений.

Королева аккуратно подобрала белую сорочку и села на каменную скамейку, держа в правой руке короткий скипетр из зеленой яшмы. Вокруг царила тишина. Лавин разбил лагерь почти под стенами замка, но не сможет атаковать в течение трех дней, поскольку это запрещалось древней традицией, более строгой, чем закон. В эти дни праздновался приход осени и войны были запрещены. Ирония судьбы, подумала королева, что ей отведено именно это время, чтобы подготовиться к приходу Лавина. Она улыбалась, любуясь красотой пруда. За воротами - смерть и разруха, а здесь царит такой покой! Поразительно.

«На твоей могиле тоже вырастут цветы, - сказала она себе. - Луна улыбается всем, в том числе рабам и калекам».

Диадема была похожа на бриллиант, который держали в воздухе ухоженные руки деревьев. Отражение медленно подплывало к Гале по воде, высвечивая все изгибы стволов и ветвей и создавая ту чудесную иллюзию оживления, которая случалась только раз в году. Но вдруг на белоснежной поверхности луны появилось пятно. Королева быстро встала. Пятно превратилось в гигантского черного мотылька размером в две ладони. Такие мотыльки-многодневки обитали в горах к востоку от дворца. Он полетел, трепеща крылышками, над прудом, прямо к королеве, а потом завис в воздухе напротив нее. Гала села.

- Чего тебе надо, малыш?

Мотылек нырнул вниз, взлетел кверху и наконец, набравшись смелости, сел королеве на колени. Гала никогда не боялась насекомых. Она любовалась ночным гостем, пытаясь внушить себе, что это своего рода предзнаменование. Однако тщетно - давно прошли те времена, когда знамения могли сказать королеве что-то, чего она не знала. Скоро Лавин начнет атаку, и это неотвратимо.

Внезапно у мотылька словно выросла еще пара крыльев, потом он хлопнул ими… и развернулся.

Гала не веря глазам, уставилась на лист бумаги, лежавший у нее на коленях.

Она коснулась его трясущимися руками. Листок был квадратный, гладкий, сухой - и чуть теплый. На нем смутно темнели слова.

У Галы мурашки пошли по спине. Она никогда не видела ничего подобного и никогда о таком не слышала. Морфы умели изменять животных, да, однако не умели читать. Может, это послание от какого-то нового Ветра, с которым она еще не встречалась? Или же опресни - Ветры, которые помогли ей взойти на трон, - решили вновь вмешаться в ее судьбу?

Королева взяла письмо за уголок и повернула к лунному свету. А затем начала читать.

Дальше шла еще строчка. Королева прочла ее и в изумлении покачала головой. Это были четкие инструкции, как встретить существо, написавшее ей. Встретить его или ее сегодня ночью.

Гала взглянула вверх, пытаясь увидеть след падающей звезды. Потом посмотрела на письмо. «Конечно, я поговорю с тобой».

Она поборола желание вскочить со скамейки и ринуться во дворец. С кем можно поделиться?.. Сердце колотилось, голова шла кругом. Гала вдохнула слабый аромат дождя, исходивший от бумаги, все еще лежавшей у нее на коленях.

Королева приказала себе успокоиться. Ее внимание снова привлек пруд. По его краям сейчас стояли и ждали грациозные придворные, одетые в капли росы и плющ. Садовые растения культивировали таким образом, чтобы они появлялись в виде придворных лишь на несколько минут в эту ночь. Гала с детства поражалась человеческой изобретательности, сумевшей создать такой шедевр, и это зрелище в прошлом укрепляло ее решимость возделывать все земли так, как если бы они были садом.

Призрачные фигуры повернулись лицом к восходящей луне. Пруд казался зеркальной дорожкой между ними, и отражение Диадемы приближалось по ней к королеве, чтобы поприветствовать ее.

Но на сей раз волшебное зрелище навеяло на королеву грусть. Гала представила лица своих настоящих придворных на этих эфемерных фигурах, вообразив саму себя отражением луны. Вся эта игра теней скоро закончится под выстрелами и клинками наглого генерала, ждавшего за воротами. Одна тень победит другую.

Гала в страхе закрыла глаза.

«Прекрати! - сказала она себе. - Я не тень! Я сама Диадема. Все вокруг озарено моим светом. Даже генерал, который придет убить меня».

Она посмотрела вниз на письмо и беспечно рассмеялась. А потом встала и пошла в замок.

Помещение, в котором она решила дождаться гонца, представляло собой старую воздушную шахту для охлаждения Оленьего Дома, находившегося в центре дворца. Вначале в шахту вели выходы и с других этажей, но какой-то предок-параноик замуровал их. Гала обнаружила это место еще ребенком, однако после того, как опресни посадили ее на трон, оно приобрело для нее новый, символический смысл.

Приходя сюда, королева то мерила шагами квадратную трехметровую клетушку, то писала оскорбительные слова на стенах, то кричала на облака, обрамленные кирпичной кладкой далеко вверху. Здесь она разрывала на себе одежды, и рыдала, и вытворяла такое, о чем не принято говорить вслух. Сейчас она легла на спину и уставилась на звезды.

Гость, должно быть, уже подходит к крепостной стене. Инструкции просты: спусти веревку в центре южной амбразуры и будь готова втянуть ее наверх. Гала хотела сама встретить его там и еле сдерживала желание вскочить на ноги, прижимая ладони к холодному каменному полу. Но что бы ни случилось, она не имеет права вести себя как неуклюжая инженю. Если ей наносит визит Ветер, она должна встретить его как равная. Она подождет.

Но она же не одета как полагается!.. Гала со стоном встала и выбежала из шахты. Одна из фрейлин присела перед ней в реверансе. Королева махнула рукой:

- Наше черное платье. Бархатное. Живее! Девушка снова присела в поклоне и побежала прочь.

Гала вернулась в шахту и закрыла массивную дверь, которую сделали в шахте по ее приказу.

- Почему именно сейчас? - спросила она и ударила в дверь каблуком. - Я почти мертва! Еще день-другой… Сволочи! Сами посадили меня на трон - а теперь предали!

«Хотя я только и делала, что сопротивлялась Ветрам», - напомнила она себе.

Вот уже несколько недель королева жила в состоянии крайнего напряжения, как и все в замке. Ее придворные и слуги были истыми япсианами и не умели разряжать эмоции. Гала учила их на собственном примере: она смеялась, плакала, металась по замку и орала, однако когда приходила пора принимать решение, брала себя в руки и делала то, что надо.

Слишком поздно. Лавин пришел убить ее. Почему именно он? Она любила его! Они могли бы пожениться, если бы между ними не стояла целая толпа бдительных придворных и правила старинного этикета. Гала подумала, причем уже не в первый раз: а может, таким образом он хочет наконец овладеть ею? Ирония судьбы вызвала у нее горькую усмешку.

- Ну же, скорее!

В коридоре показались горничные с платьем и шкатулкой с драгоценностями.

- Входите!

Горничные замялись. Сюда никогда никто не входил, кроме королевы. Наверняка об этом месте слагались всяческие небылицы.

- Заходите! Вас тут не укусят. Три женщины обступили ее.

- Оденьте меня!

Гала вытянула руки вперед. Горничные занялись своим делом, украдкой оглядываясь по сторонам. Иногда Гала проводила здесь целые ночи и часто выходила с новыми идеями или решениями. Королева знала, что кто-то все-таки поддался любопытству и вломился сюда, об этом свидетельствовали мелкие царапинки вокруг запора на двери. Очевидно, взломщики точно так же, как эти женщины, с недоумением оглядывались кругом, поскольку здесь не было практически ничего - ни потайной лестницы, ни магических книг, ни даже кресла или свечи. Только немного грязи по углам и небо вместо потолка. Они всю жизнь удивлялись ей. Пусть подивятся еще немного.

- Комната для гостя приготовлена? - спросила Гала.

- Да, ваше величество.

- А как у нас с припасами?

- Говорят, неплохо.

- Наградите солдат, которые приведут нашего гостя к стенам замка. Дайте каждому по двойному пайку.

- Да, ваше величество. Мадам!

- В чем дело? Дайте мне зеркало.

- Кто этот человек? Шпион?

- Посланник, - коротко ответила она. Удовлетворенная своим видом, королева подобрала юбки и вышла из комнаты. Фрейлины последовали за ней, бросая последние взгляды на шахту.

На Галу вдруг что-то нашло, и она из чистого озорства решила оставить дверь открытой - в первый раз за всю жизнь. Подавляя улыбку, королева прошла в тронный зал.

В детстве она сочиняла разные истории о фигурах, нарисованных на потолке тронного зала. Позже Гала узнала, что мужчины и женщины, борющиеся друг с другом в экстравагантных позах, представляют собой аллегории исторических событий. Но было уже поздно; женщина, нарисованная прямо над троном, так и осталась для нее Сраженной танцовщицей, а не идеализированной королевой Делиной. Двое мужчин, дерущихся в облаках рядом с западным окном, были для нее Тайными любовниками, а не королем Андалусом, свергающим регента-^самозванца. Всякий раз, входя в зал, королева бросала взгляд наверх и улыбалась своему пантеону. Все вокруг считали, что королева черпает силы, глядя на историю своей семьи, - и при мысли об этом Гала улыбалась опять.

Она села на трон и приготовилась ждать. Когда в последний раз ей доводилось принимать гостя, не знакомого с историей Япсии во всех подробностях? Если чужеземец и впрямь явился с небес, сумеет ли он узнать, кто изображен на фресках?

Или же для него это будут просто картины, как для нее в детстве, когда она занималась собственным мифотворчеством?

А может, он знает все эти истории, точно так же, как знают их опресни? Королева нахмурилась и выпрямила спину.

Дворецкий вытянулся в струнку. Вид у него был недовольный и растерянный - беднягу бесцеремонно подняли с постели.

- Ваше величество! - Дворецкий, не скрывая удивления, прочел карточку, которую ему подали. - Лорд Маут и леди Меган.

Маут?

Меган остановилась.

- Что это за имя? - прошептала она, обращаясь к Армигеру.

- Мое имя, - просто ответил тот. - По крайней мере одно из них.

Он улыбнулся и вошел в просторный, ярко освещенный зал, словно к себе домой.

Гала подавила желание встать. Сейчас, видя гостя перед собой, она не могла понять, чего она, собственно, ожидала. Судя по внешнему виду, он не был ни чудовищем, ни богом.

Зрелый мужчина лет сорока, длинные волосы заплетены в косичку, лежащую на правом плече. Точеное лицо с высоким лбом, прямым носом и сильным ртом. Значительно выше ее ростом, в пыльном дорожном костюме и мягких сапожках. На поясе пустые ножны. Когда он остановился метрах в четырех от трона, Гала заметила морщинки вокруг глаз и возле рта, придававшие лицу улыбчивое и одновременно усталое выражение.

За ним, словно тень, стояла крестьянка с выражением испуга и вызова на лице. Когда Маут поклонился, женщина присела в глубоком реверансе, но потом, подняв голову, посмотрела Гале прямо в глаза. Во взгляде ее не было ни враждебности, ни почтения - только невольное любопытство. Гале она сразу понравилась.

Королева подняла сложенное письмо.

- Ты знаешь, что в нем написано? - спросила она у мужчины. Он снова поклонился.

- Знаю. - Голос у него был глубокий и проникновенный. По губам скользнула мимолетная улыбка. - «Дозволено ли мне смиренно молить королеву Галу, жену этого мира, дать аудиенцию страннику? Ибо я не отдыхал на зеленой земле с тех пор, как были заложены древние камни твоего дворца, и не общался с родственной душой с тех пор, как язык, на котором ты говоришь, о королева, появился на свет».

Гала заметила, как женщина по имени Меган вздрогнула и уставилась на Маута. Забавно…

- Кто ты? И почему называешь меня родственной душой? . Маут пожал плечами:

- Я не могу сказать, кто я, - для этого просто нет слов. Я не человек, несмотря на свою наружность…

- Чем ты можешь это доказать?

Он, похоже, рассердился, что его прервали. И лишь потом до него дошло, о чем она.

- Разве мой мотылек недостаточно убедителен?

- Есть люди, которые умеют мастерски водить других за нос, Маут. Твой мотылек был очень убедителен. Но убедить - еще не значит доказать.

Маут махнул рукой.

- Чтобы совершить это маленькое чудо, мне понадобилось много энергии. У меня ее мало, а времени на восстановление сил нет совсем.

Гала откинулась на спинку трона, невольно чувствуя, что ее предали.

- Значит, ты больше не можешь делать фокусы? - с циничной улыбкой спросила она. - Ты это хотел сказать?

- Я не фокусник!

- А я не дура!

Они обменялись гневными взглядами. Тут Гала заметила, что Меган прикрывает рот ладонью, пряча улыбку. Королева криво усмехнулась.

- Ты знаешь наше положение. Сейчас не время для трюков и лжи. Что удивительного, если я требую доказательств?

Армигер покачал головой:

- Прости меня, королева Гала. Я утратил свою прежнюю силу и потому стал бестактным и вспыльчивым.

- Но не пугливым, - промолвила она. - Ты не боишься меня.

- Он ничего не боится, - сказала спутница Маута.

Тон ее не был хвастливым - скорее чуть извиняющимся. Или смиренным.

Маут снова пожал плечами:

- Похоже, мы плохо начали. Я очень устал - слишком устал для чудес. Но я действительно тот, за кого себя выдаю.

- Ты не сказал, кто ты. Он нахмурился.

- В твоем языке есть древнее слово, которое сейчас редко кто вспоминает. Это слово «бог». Я бог - вернее, был богом. И хочу снова стать им. Поэтому я пришел к тебе. Ты единственный человек на Вентусе, имеющий представление об устройстве мира. Возможно, ты обладаешь знанием, которое мне нужно, чтобы снова стать тем, кем я был когда-то.

- Ты меня заинтриговал, - сказала Гала.

Честно говоря, это звучало невероятно, однако… ее пальцы гладили письмо, лежавшее на коленях. Факт оставался фактом.

А что до лести… королева была уверена, что никто на планете не обладает такими знаниями, как она. И ей было немного приятно, что он это признал.

- С какой стати я должна делиться с тобой знаниями, даже если они у меня есть?

Маут заложил руки за спину, казалось, еле сдерживая желание зашагать по залу взад-вперед.

- Ты смотрела на небо, - начал он. - Все люди делают это время от времени. И ты задавала вопросы. Ты хочешь исследовать небо. В своем человеческом желании понять ты хочешь исследовать саму природу - все, что устроено иначе. Ты человек, Гала, и твое безумие очень характерно для людей: ты желаешь, чтобы вся природа заговорила человеческими голосами. Если бы камни могли говорить, что бы они сказали? Такие люди, как ты, придумали и богов, и правительства, и категории, и даже различие полов как средство исследования этой инакости. Ты желаешь, чтобы мир заговорил на твоем языке! Вот твое самое заветное желание. Оно определило всю твою жизнь. Скажи «нет», если сможешь! Извини, если это покажется тебе высокомерным, но я пришел, чтобы исполнить твое желание. Я - все то, чем ты никогда не была. Я был пылающими атомами на искусственной звезде, резонансами электромагнитного пожара и холодными металлическими машинами в широкой сети, раскинутой между туманностями. Я камень и организм, живой и мертвый, цельный и разъятый на части. Мне, безголосому, дан язык, чтобы говорить. И я скажу.

Ирония заключалась в том, что на этой планете камни говорили; самый воздух шептал ему в ухо, и Армигер усмехнулся при мысли об этом. Однако люди оставались глухи к языку Ветров. Сам Армигер, хотя слышал их язык, не понимал его. Звук собственных слов быстро поглощался каменными стенами, старинными шторами, лакированными деревянными шкафчиками. И во всех этих вещах жили Ветры.

Армигер знал, что они могли его слышать; однако, похоже, им было все равно, о чем он говорит. Хозяева Вентуса продолжали заниматься своими непостижимыми делами.

Он говорил отчасти и от их имени, но они, как всегда, игнорировали его. Так что, подумал Армигер, слова растворились в камне, коврах, дереве. Никто, кроме двух женщин, стоявших рядом с ним, не слышал его похвальбы.

Но, хотя никто его в замке не слышал, голос Армигра продолжал звучать. Он проникал в комнаты и залы старинного здания и проходил сквозь песок и камни планеты, словно те были сделаны из воздуха. В облаках, с которых глазели вниз Ветры, живущие в каплях дождя, голос Армигера вспыхивал, как незнакомая молния на той частоте, которую они не воспринимали. Даже Лебеди Диадемы, кружащиеся в тысячелетнем танце в поясе Ван Аллена, могли бы услышать его, если бы захотели.

Но Лебеди не услышали, точно так же как и горные Ветры - пожиратели камней и другие бессмертные духи планеты. Лишь одинокий юноша, грустно сидевший у костра, произнес слова Армигера и выпрямился, прислушиваясь к ним.

Тамсин Герма первая заметила человека на дороге. Ее дядя Сунейл самозабвенно рассказывал о роскошном приеме, на котором он побывал в столице. Руки и глаза Тамсин все утро были заняты новой вышивкой, гораздо более трудной, чем та, что дядя велел ей сделать в прошлый раз. Но время от времени (Тамсин скрывала это от него) ей приходилось ненадолго прерываться, потому что руки начинали трястись. Ее больная нога лежала на подушках, колени защищало от утренних холодов одеяло, и все-таки она не чувствовала себя уютно.

Конечно, они уже не раз проезжали мимо фермеров и других простолюдинов, шагавших по дороге, которая считалась главной здесь, в богом забытом глухом уголке Мемнона. Вчера они повстречали на тракте трех коров и целое стадо овец!

- …держи нож как полагается, ясно? Не так, как ты держала его вчера за ужином, - говорил ее дядя. - Ты слушаешь меня?

- Да, дядя.

- Вот вернемся домой и снова будем ходить на такие пиры. - Он неуверенно поскреб щетину на подбородке. - Не может быть, чтобы там не осталось ничего от прежней жизни!

Тамсин посмотрела поверх округлого крупа лошади и увидела сидящую фигуру. Путник выглядел странно. Совсем не похож на фермера. Во-первых, он был одет во что-то красное - редкий цвет для простолюдинов. А во-вторых, Тамсин разглядела золотистую ткань, обмотанную вокруг шеи и свисавшую из-под камзола.

- Дядя! Впереди какой-то странный человек.

- Да? - Он сразу насторожился. - Только один? Он нам машет? Ага, вижу!

Дядя рассказывал ей о разбойниках с большой дороги и учил, как их распознавать. Но этот человек не подходил под определение.

Когда они подъехали ближе, Тамсин с трудом поднялась на ноги и посмотрела на незнакомца сверху вниз. Молодой, волосы черные, одет как щеголь, хотя одежда заляпана грязью и порвана. Через плечо перекинут большой кожаный мешок. В одной руке юноша держал нож, в другой - наполовину обструганную палку, которую продолжал строгать.

Внезапно незнакомец встал. Вид у него был встревоженный, однако он не глядел в их сторону. Он уронил нож, затем поднял его и зашагал вдоль по дороге, казалось, разговаривая сам с собой.

- По-моему, он все-таки разбойник. Или сумасшедший. Наверняка снял эту одежду со своей жертвы.

Дядя покачал головой.

- Настоящая молодая леди должна разбираться в покрое. Присмотрись, и ты увидишь, что одежда сшита именно на него. А теперь лучше сядь, не то вывалишься из фургона.

Тамсин села. Вид у незнакомца был загадочный, но, в конце концов, они же не знают, кто он такой. Разумнее всего просто проехать мимо. Она сложила руки на коленях, ожидая, что дядя подстегнет лошадей.

Дядя Сунейл поднял руку.

- Эй, путник! Приветствую тебя на дороге, ведущей в Япсию.

Два дня он только шел и шел. Джордан выдохся и начал уже подозревать, что его желание встретиться с Армигером невыполнимо. Плечи ныли от неподъемной ноши - Каландрия положила в свой мешок запасы на несколько человек. Поэтому, когда Утренние лучи растопили ночной холод, он сел на придорожный камень отдохнуть.

Можно было бы махнуть на все рукой и сдаться, если бы не видения каких-то далеких, но реальных мест, которые появлялись, как только Джордан садился передохнуть. Они-то и побуждали его двигаться вперед.

Ему необходимо было чем-то заняться, чтобы держать эти видения под контролем. Джордан начал выстругивать себе палку. Вот и сейчас он достал ее и, сжав губы, сосредоточился на работе.

Прошлой ночью, когда Джордан, погруженный в раздумья, сидел у своего костерка, Армигер сказал королеве Гале: «Ты желаешь, чтобы вся природа заговорила человеческими голосами. Если бы камни могли говорить, что бы они сказали?» Генерал словно знал, что Джордан его слышит.

Армигер не рассказал о себе. Было уже поздно, королева отложила аудиенцию на сегодня. Джордана это не разочаровало. Он несколько часов пролежал без сна, раздумывая над словами Армигера. Затем, подавив жалость к самому себе и не обращая внимания на усталость, заставил себя принять решение. Пора было сделать то, что он давно откладывал.

Несмотря на все свои напасти и одиночество, Джордан ни на минуту не забывал о том, что может слышать не только голос Армигера. В тот вечер, когда спустились Небесные Крюки, Джордан научился также слышать голоса Ветров. До сегодняшнего утра он сознательно заглушал их, поскольку боялся, что Небесные Крюки могут в любой момент обрушиться с нёба и схватить его.

Юноша соорудил из шали Каландрии Мэй что-то вроде пончо и застегнул камзол поверх него. Золотистая ткань вылезала из-под камзола, как птичий хвост, и сверкала на шее, словно круглый щегольской воротник. Но, похоже, свою задачу она выполняла. Ветры до сих пор не знали, где он.

Когда Небесные Крюки обрушились на поместье Боро, Джордан обнаружил, что может слышать голоса одушевленных и неодушевленных созданий. Каждый предмет имел свой голос. Каждая вещь объявляла о том, кто она такая, снова и снова, как птицы, которые весь день щебечут свое имя просто так, ради удовольствия. Теперь, когда Джордан знал о существовании голосов, он мог настроиться; накануне вечером и сегодня утром он тренировался, то настраиваясь на слушание речитатива, то отключаясь от него.

Если как следует постараться, он мог вычленить слова отдельных предметов.

Джордан поднял нож, которым строгал палку, и сосредоточился на нем. Через пару минут он услышал голос: «Сталь. Стальное лезвие. Углеродистая сталь, нож».

В имении Боро Джордан уже разговаривал с таким же мелким духом, и тот ему ответил. «Я камень», - сказал дверной проем. Способность разговаривать с вещами не казалась Джордану чем-то сверхъестественным, особенно в свете последних событий. По словам священника Аллегри, Ветры являлись некоторым людям и не наказывали их за это. Аллегри сказал Джордану, что он, возможно, наделен таким талантом. Тогда он ошибся; Джордану являлся Армигер - а это Ветрам определенно не нравилось.

Но общение с простым предметом, казалось, не имело к Армигеру никакого отношения. Быть может, умение общаться с вещами развилось у Джордана в результате того, что Каландрия сделала с его головой. А как к этому относились Ветры?

Ладно, в любом случае у него есть защитная шаль. Джордан был уверен, что сумеет вовремя услышать приближение Ветров и сбежать.

Так что все зависело исключительно от того, хватит ли у него смелости.

- Кто ты? - спросил он у ножа. «Я нож», - ответил тот.

Несмотря на то что Джордан ожидал услышать именно этот ответ, он так опешил, что выронил ножик из рук. Подняв нож, юноша нервно зашагал взад-вперед.

- Из чего ты сделан?

Голос в голове звучал ясно и нейтрально, ни мужской, ни женский: «Я соединение железа и углерода. Углерод - это закаливающий агент».

Джордан кивнул, думая, что бы спросить еще, и задал самый естественный вопрос:

- Как ты говоришь?

«Я передаю комбинированный дробный сигнал на видимых частотах».

Джордан ничего не понял.

- А почему другие люди не слышат тебя? «Они не способны меня услышать».

«Это не ответ, - подумал Джордан. - Как я могу что-то узнать, если не знаю, что спрашивать?»

- Кто тебя сделал?

- Эй, путник! Приветствую тебя на дороге, ведущей в Япсию. На секунду Джордану показалось, что это сказал нож. Потом он обернулся. По дороге ехал крытый фургон, запряженный двумя лошадьми. Спереди сидели люди. Возница махал ему рукой.

Внезапно насторожившись, Джордан сунул нож за пояс. Он знал, что из-под камзола торчит золотистая шаль, но прятать ее было поздно.

- Здравствуй!

Мужчина говорил с иностранным акцентом. Пожилой, с венчиком белых волос вокруг загорелого черепа. Одет во все новенькое, как горожанин.

С ним была девушка, на вид ровесница Джордана, в платье в оборках и шляпке; лицо под шляпкой было загорелым, а прядь светлых волос - выбеленной лучами солнца. Она держала в сильных, мозолистых руках пяльцы с вышивкой и хмуро глядела на Джордана.

- Куда направляешься, сынок? - спросил возница. Джордан махнул рукой.

- На юг. В Япсию.

- Да? Мы тоже. Возвращаешься домой?

- Э-э… Да.

- Но у тебя мемнонский акцент, - сказал старик.

- Вообще-то у нас дома в обеих странах, - ответил Джордан, вспомнив пример семьи Боро.

Ему безумно хотелось снова услышать голоса; он должен был понять, не насторожились ли из-за разговора с ножом Ветры. В имении Боро всполошились все окрестности, ошеломив его своим бормотанием. Сейчас этого не случилось, но Джордан хотел удостовериться.

- Меня зовут Мило Сунейл, - сказал старик. - А это…

- Извините, - процедила сквозь зубы девушка, резко встала и скрылась внутри фургона.

- …моя племянница Тамсин, - закончил Сунейл. - Она сегодня не в себе. А тебя как зовут?

- Джордан Масон.

Джордан склонился в легком поклоне, как делали члены клана Боро, хотя на ходу это было не так-то просто.

- Очень приятно.

Последовала небольшая пауза. Повозка ехала с той же скоростью, с которой шел Джордан, поэтому он шагал рядом с Сунейлом. Девушка в фургоне, похоже, рылась в вещах.

- Спокойная погода для осени, - сказал Сунейл. - Хотя ветер нагоняет облака. Это плохо, верно? Облака могут скрыть то, что творится в небесах. Тебе так не кажется?

- Что вы имеете в виду?

- Слухами земля полнится! - рассмеялся Сунейл. - Ты одет не как простолюдин, так что ты наверняка слышал о заварушке в имении Боро.

- Да, слышал, - в замешательстве выдавил Джордан.

- Мне жуть как любопытно узнать, что там стряслось на самом деле, - сказал Сунейл. - Десять человек рассказали мне десять разных версий. Когда я увидел, как ты идешь по дороге - по направлению от имения, - я подумал: а может, он спасается бегством из разрушенного замка?

Джордан, не зная, что сказать, просто пожал плечами. Сунейл немного помолчал, глядя вперед.

- Видишь ли, я и правда помираю от любопытства. Если бы я встретил человека, который знает, что случилось в имении - или, не дай Ветер, сам там побывал, - я, пожалуй, подвез бы его. Но с одним условием: он должен рассказать мне все.

- Понятно, - осторожно отозвался Джордан.

- Моя племянница растянула лодыжку, - добавил Сунейл. - А я уже не так молод. Нам нужен помощник, который мог бы собирать хворост для костра.

Джордан поразился. Люди обычно не доверяли незнакомцам на дорогах. «Я что, выгляжу настолько безобидным?» - подумал он.

- Не бойся, - сказал ему Сунейл. - Я не Небесный Крюк и не помощник Ветров. Я понял, что ты был в замке Боро, поскольку ты шел оттуда и одет ты хорошо, хотя одежда у тебя грязная, а волосы растрепаны. У тебя такой вид, словно ты откуда-то сбежал. Мы видели парочку таких же беглецов на дороге, только ни один из них не стал с нами разговаривать.

Джордан с надеждой взглянул на фургон. Он очень устал. Если он проедет несколько дней в повозке в обмен на осторожный рассказ, это никому не повредит. Не исключено, что иначе ему в Япсию не попасть.

- Хорошо. Я в вашем распоряжении.

Тамсин съежилась в задней части фургона. Дядя, должно быть, спятил! Надо же додуматься - подобрать на дороге незнакомца! Этот сумасшедший, завернутый под камзолом в золотистую ткань и говоривший сам с собой, определенно ограбит их и изнасилует ее.

Она почувствовала, как фургон просел, когда незнакомец взобрался на сиденье. А потом повозка покатила дальше. Тамсин села на тюк с бельем, бездумно крутя в руках вышивку. В конце концов она швырнула пяльцы на пол.

Порой все было нормально. И сегодня все началось хорошо. Порой она просыпалась по утрам, и облака были просто облаками, а вода - просто водой. Она ощущала запах еды, когда готовила завтрак, и чувствовала себя голодной. Иногда она выслушивала планы дядюшки, и в ней даже загоралась искра воодушевления. Она представляла себя молодой дамой в Рине или в каком-нибудь другом большом городе Япсии. В такие дни Тамсин училась делать реверансы, вышивала и читала наизусть эпические поэмы, которым учил ее дядя.

Но иногда случались дни… Тамсин трясущимися руками начала массировать больную ногу. Она не помнила, почему побежала. Помнила лишь, что все кругом было унылым и мрачным. Голые деревья, желтая трава, холодный воздух. Тамсин ничего не чувствовала и ничего не соображала. Она знала лишь одно: в то утро она бежала куда глаза глядят, не разбирая дороги. Неудивительно, что она растянула лодыжку.

Порой даже самая незначительная мелочь вызывала в ней такие вспышки ярости, что дядюшка смотрел на нее в полном недоумении. Однажды она вышла из себя только потому, что спустила петлю на вышивке. Дядя не пытался успокоить ее. Он дал ей излить всю накопившуюся злость. После таких вспышек Тамсин всегда чувствовала себя пристыженной и усталой.

«Я не взорвусь! - сказала она себе. - Пусть даже нас убьют из-за дядюшкиной беспечности».

Там, впереди, разговаривали - болтали, словно старые друзья. Дядюшка любил потрепаться с незнакомцами. Когда они останавливались на придорожных рынках или в близлежащих городках, это было естественно. Дядя обожал сплетни и в последние два дня всех расспрашивал об ужасном несчастье в поместье Боро. Однако подбирать людей на дороге… на него не похоже.

Тамсин скрипнула зубами и бросила свирепый взгляд на занавеску фургона. Конечно, помощник им сейчас не помешает. Умом Тамсин это понимала, однако в душе у нее все продолжало кипеть.

Девушка посидела немного в полутьме, скрестив руки и пытаясь не думать. Думать - это плохо. Мысли могли вызвать вещи похуже ярости.

«Скоро это кончится, - сказала она себе. - Когда мы приедем в Рин, все будет иначе. А пока нужно привести себя в порядок и испытать собственную выдержку».

Поэтому, чуть погодя, Тамсин причесалась, изобразила на лице улыбку и отодвинула занавеску в передней части фургона.

- Здравствуйте! - приветливо сказала она юноше, сидевшему на ее месте. - Меня зовут Тамсин. А вас как?

Каландрия Мэй перекинула через плечо мешок с картошкой и пошла с рынка прочь, пробираясь через толпу.

Местечко все еще гудело слухами о несчастье в имении Боро. Общее мнение было такое, что Ветры наконец наказали семейство за какие-то прошлые грехи. Люди в Гелдоне - так назывался городок - валом повалили в пустовавшую ранее церковь.

Разговоры об убийстве Юрия тоже не смолкали. Вину за него возлагали на Брендана Шейю, а двух шпионов из Равенона считали его сообщниками. Поэтому Каландрия замаскировалась под мальчика: постригла волосы и изменила голос и манеры. Сейчас она несла картошку, пытаясь придать своей походке размашистость и скрыть привычную осанку.

Люди говорили также о Джордане Масоне. Никто не знал его имени, однако некоторые видели стычку между Туркаретом и молодым человеком. Ревизор обвинял юношу в том, что тот навлек на поместье гнев Небесных Крюков.

Каландрия чувствовала зуд в спине - знакомое ощущение, подсказывавшее, что за ней следят. Она не боялась, что горожане разгадают ее маскарад. Это был более застарелый и глубокий страх.

Закрыв глаза, Каландрия могла включить встроенные органы чувств: инфракрасное видение и гальванический радар, сообщавший о присутствии механ или Ветров. Не в силах справиться с собой, она останавливалась каждые пять минут, закрывала глаза и оглядывалась, используя эти способности.

После той ночи, когда спустились Небесные Крюки, Каландрия не обольщалась видимой естественностью Вентуса. Она попала в лапы гигантского, распространившегося на всю планету механизма - нанотехнологической терраформирущей системы, которая с трудом выносила присутствие людей. Каландрия шагала по вроде бы обыкновенной грязи, но на самом деле грязь была искусственной; такая почва могла появиться на Вентусе естественным путем не раньше, чем через тысячу лет. Воздух казался свежим и чистым, однако тоже был произведением невидимых сил.

Эти невидимые силы таили в себе угрозу. Они могли даже убить ее. Поэтому Каландрия была настороже.

Она свернула в узкий переулок и открыла свежевыструган-ную дверь. Наверх по лестнице, еще одна дверь - и она дома.

Здесь они намеревались спрятать Августа Конюха. Комната четыре на шесть метров, окно на улицу, откуда несло помойкой… Стены были из гипса и дранки, и Каландрия слышала храп хозяйки в соседней комнате. Но по крайней мере - крыша над головой и тепло, а это самое главное.

Все имущество Каландрии было сейчас на ней и в этой комнате. Лошади, которых она купила, погибли под обломками конюшен Боро, а рюкзак с вещами так и не нашелся.

Аксель Чан что-то проворчал во сне и перевернулся. Лицо Акселя по-прежнему горело от лихорадки, скрутившей его после нападения Туркарета. Диагностические нано должны были справиться с инфекцией, но, похоже, они бездействовали. Без оборудования Каландрия не могла понять почему; она подозревала, что местные механы подавляют работоспособность чужеродной технологии. А вдруг эти же механы свяжутся с Ветрами и предупредят их о присутствии чужаков? Каждый вечер, ложась спать, Каландрия невольно представляла себе, как стальные клешни Небесных Крюков разносят маленькую комнатку в клочья.

Она положила картошку на стол. Аксель закашлялся и сел.

- Как ты себя чувствуешь?

Каландрия разогрела суп и поставила чашку рядом с Акселем. Он жадно выпил.

- Как говорят добрые жители Мемнона, я чувствую себя будто жаба в ночном горшке. Неужели ты не могла приготовить что-нибудь получше этих помоев?

Каландрия вздохнула.

- Ты когда-нибудь болел по-настоящему?

- Нет.

Она кивнула.

- А почему ты спрашиваешь? - поинтересовался Аксель через минуту.

- Да потому, что твои сиделки определенно придушили бы тебя за несносный характер.

- Подумаешь! Можешь уходить, если хочешь. Я сам справлюсь. - Он снова закашлялся. - Буду есть крыс и жуков - и постараюсь помереть где-нибудь в уголке, чтобы никто не спотыкался о мой усохший труп.

Каландрия рассмеялась.

- Похоже, тебе и впрямь получше.

- По крайней мере уже не кажется, что кровь хлынет изо всех дыр, стоит мне только встать, - сказал Аксель, подняв кверху руки. - Через денек-другой я смогу сесть на лошадь.

- Не торопись. - Каландрия покачала головой. - Ты должен быть в хорошей форме, когда мы встретимся с Армигером.

Аксель кивнул и снова опустился на соломенный матрас.

- О Джордане что-нибудь слышно?

- Никто не знает, что с ним случилось, и я не в состоянии определить, где он сейчас. Раньше мы находили передатчиков Армигера с помощью сенсоров «Гласа пустыни». Теперь у нас нет такой возможности. Думаю, Джордан на пути домой. Куда ему еще идти?

- Мне это не нравится. - Аксель поежился. - Я все еще чувствую себя ответственным за парня.

- Знаю, - сказала Мэй. - Но наш первостепенный долг - найти Армигера и уничтожить его. Если мы не сделаем этого, Джордану будет грозить опасность, где бы он ни находился.

Похоже, ее доводы убедили Акселя.

- Надеюсь, сейчас мы не обязаны справляться с Армигером в одиночку. Мы должны лишь найти его.

Мэй кивнула и села рядом с ним. Потеряв «Глас пустыни», они уже не могли самостоятельно покончить с Армигером. Но прежде чем улететь с Вентуса за подкреплением, требовалось точно знать, где находится Армигер.

Аксель выглядел получше, хотя был по-прежнему бледным и истощенным.

- Как только поймаем сигнал с пролетающего мимо корабля, сразу попытаемся связаться с окружающим миром, - пообещала Мэй. - А пока… Мы не имеем права терять след Армигера.

- Не исключено, что мы уже его потеряли. - Аксель закрыл глаза и, поморщившись, попытался повернуться на бок. - Мы не уверены, что он идет к королеве.

- Да. Но это единственная ниточка.

Аксель не ответил, и через миг Мэй встала и подошла к окну. Дыхание Чана стало глубоким и ровным. Мэй стояла и смотрела на синее небо и быстро летящие по нему белые облака, подавив желание заглянуть за этот фасад и увидеть чужеродные механизмы, управляющие ими.

Потеря «Гласа пустыни» была катастрофой. Каландрия любила свой корабль, но, что еще важнее, они нуждались в энергии звездолета, чтобы уничтожить Армигера. Где-то вдали, за крышами и пустырями, он вынашивает свои черные планы…

Каландрия обхватила себя руками за плечи, вспомнив одну из планет 3340. Население Хсинга было доведено до грани безумия; его единственной целью в жизни - вернее, навязчивой идеей - являлось желание всеми доступными средствами добиться благосклонности 3340-го и получить в награду бессмертие, став рабами одного из его полубогов. Люди были готовы на все, вплоть до массовых убийств, лишь бы привлечь внимание 3340-го. А когда их порабощали, они становились живым воплощением своих самых низменных инстинктов, в свою очередь, порабощая сотни тысяч невинных душ - или же попросту убивая их как нежелательных потенциальных конкурентов.

А 3340-й в это время разрушал небеса и почву планеты, делая ее все более не пригодной для жизни небольшой кучки людей, пытавшихся уцелеть среди руин.

Армигер в любой момент мог найти ключ, который он искал. И тогда от горизонта до горизонта над планетой промчится цунами необратимых изменений, которые Каландрия уже не в силах предотвратить.

Она села у окна. Ей оставалось только одно: ждать. Ждать - и смотреть в небеса в ожидании знамения, предвещающего конец мира.

Меган никогда еще не видела такого обилия книг. Они громоздились на высоких полках по стенам просторной залы на третьем этаже дворца. На всех полках были стеклянные дверцы, граненные в форме алмазов. Меган смотрела, как Армигер ходит от шкафчика к шкафчику, открывая их по очереди и глядя на книги. Они жили во дворце уже второй день, однако королева никак не могла найти время, чтобы поговорить с ними. Армигер начал терять терпение.

Книги не интересовали Меган, но сама комната была роскошной. В ней стояли диваны и кожаные кресла, столы и множество высоких масляных ламп. Пол был устлан коврами, мягко поблескивавшими в свете солнечных лучей из высоких окон. Меган свернулась в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела, как Армигер ходит взад-вперед.

Библиотека и прочие комнаты королевы являли вопиющий контраст с другими частями дворца, которые удалось увидеть Меган. Вокруг замка, под башней, сгрудились палатки беженцев; повсюду плакали дети и стонали раненые; поговаривали о холере. Нижние коридоры и дворы ощетинились копьями военных, и разговоры там были напряженные и краткие. А здесь вы словно попадали в другой мир - в мир роскоши и покоя.

Меган знала, что никогда не забудет, как попала в стены зам-: ка. Первым, что бросилось ей в глаза, был свет факелов, блестевший на шлемах людского моря. На фасадах зданий, наполовину разрушенных паровыми пушками парламента, висели оборванные флаги. В воздухе остро пахло страхом и человеческими отходами. Меган съежилась, вцепившись в руку Армигера; их вели по проходам между палатками к просторной башне, где находился тронный зал королевы. Но стоило им зайти в башню, как они очутились в маленьком раю.

Этот контраст поразил Меган больше, чем сам вид несчастья. И он до сих пор беспокоил ее - тем более, чем уютнее она чувствовала себя в кресле рядом с теплым камином.

- Удивительно! - воскликнул Армигер. Меган улыбнулась.

- Разве тебя можно чем-то удивить? Никогда бы не подумала! Армигер взял с полки большой, тяжелый и изрядно подгнивший на вид том.

- Я искал ее с тех пор, как прибыл сюда. - Он примостился на краешке стола и покачал книгу в руке. - Ранняя история, описывающая события сразу после высадки.

- Правда?

Меган не понимала, о чем он говорит, но ей было приятно видеть, что его что-то заинтересовало - кроме королевы Галы. Армигер быстро пролистнул страницы.

- Н-да… Книга подпорчена, конечно, что неудивительно. Ведь прошло столько лет.

- Сколько?

- Тысяча. Вообще это не так уж много; почти все эти годы живы в моей памяти. А на Земле есть полное описание практически каждого дня, прошедшего с тех пор. С другой стороны, Земля не пережила такого упадка, как Вентус. Это просто чудо!

Он закрыл книгу, с чувством хлопнул по ней, и перед его лицом всколыхнулось облачко пыли.

- Насколько я понимаю, ты рад, что мы сюда пришли, - сказала Меган. - И это несмотря на армию снаружи?

Армигер махнул рукой, отгоняя то ли пыль, то ли осаждавшую замок армию.

- Да. Скорее всего я найду здесь то, что искал. Мне надо прочесть эту библиотеку, пока ее не сожгли.

- Прочесть? Все это? За одну ночь? - Меган не скрывала недоверия.

- Ну, может, не все. Но большую часть.

Армигер улыбнулся. В последнее время она часто видела его улыбку.

- Зачем? Королева так много значит для тебя, поскольку она может сообщить что-то важное, теперь я понимаю. Но что в ней особенного? Ты жаждешь поговорить с ней. Ее подданные жаждут ее убить. Что она такого сделала?

Армигер осмотрел другую полку.

- Живя в своей глуши, ты, естественно, не могла этого знать. С чего мне начать?.. Похоже, Гала всегда была особенной. Ветры посадили на трон совсем юную девочку - никто не знает почему. Но чего бы они от нее ни хотели, она, очевидно, не оправдала их ожиданий, поскольку Ветры пальцем не пошевельнули, чтобы остановить армию парламента. И тем не менее она совершила выдающиеся деяния.

Армигер подошел к Меган и сел на подлокотник дивана.

- Гала - монарх-философ. Такие рождаются раз в тысячу лет. По размаху ее достижений Галу можно сравнить с такими земными правителями, как Мао. Люди вроде нее не хотят просто править государством - они жаждут пересоздать и его, и людей, в нем живущих.

Меган удивилась:

- Что значит «пересоздать»?

- Создать новую веру. Новую религию. Новую экономику и науку. И не просто в процессе реформации или построения государства. Для них это единое целое, как произведение искусства. Гала воспринимала свое государство как художественный материал, которому необходимо придать форму.

Меган поежилась.

- Это… ужасно. Армигер, похоже, изумился.

- Почему? Она хотела как лучше. И почти никогда не применяла силу, во всяком случае, против простых людей. Ее деяния напоминают мне правителей Амарны в Древнем Египте… Прости, я все время говорю о вещах, которые ты знать не можешь. В общем, она дала своим людям совершенно новое и всеобъемлющее видение мира. Все изменилось: искусство, торговля… Она пыталась реформировать даже язык.

- Глупо! - рассмеялась Меган. Армигер пожал плечами:

- И во многих начинаниях потерпела поражение. Что касается языка, Гала пыталась запретить употребление притяжательных местоимений по отношению к эмоциональным состояниям, мотивам и людям. Например, ты не могла бы сказать: «Мой муж».

- Это жестоко! - воскликнула Меган.

- Но ты также не могла бы сказать «его вина» или «ее вина». Гала хотела убрать слова осуждения из речи и письма, сосредоточив внимание на поведении. Чтобы не было больше без вины виноватых, не было гонений, общественного остракизма и таких «преступлений», как гомосексуализм, например. Она также хотела сместить акцент правосудия с обвинения и наказания на управление поведением. Слишком недостижимые цели для одного поколения, поэтому у нее ничего не вышло. Однако никто на Вентусе прежде об этом не думал. Гала совершенно оригинальна в своем мышлении.

- Тогда почему же они здесь? - Меган показала на окно.

- Потому. Все очень банально. Гала начала угрожать стабильности правящих классов, во всяком случае, в их собственных глазах. Ни один правитель в такой ситуации не в силах удержаться у власти. Она построила в пустыне экспериментальные деревни, каждая из них жила по одному из новых принципов, провозглашенных Галой. Как и следовало ожидать, они сдались под напором ортодоксального большинства. Разве будут соляные бароны молчать, если ты хочешь убрать из торговли деньги? Конечно же, они взбунтуются!

- Послушать тебя, так я полная дура.

Гала стояла в дверях в голубом утреннем одеянии. Меган поспешно вскочила с кресла и присела в реверансе. Армигер лениво поклонился, качая головой.

- Так гласит опыт, ваше величество. Когда люди чувствуют, что их интересам кто-то угрожает, они становятся жестокими.

- Никому я не угрожала! - нахмурилась королева. - Парламент - сборище болванов, которые распускают дурацкие слухи и оскорбляют свой родной язык каждый раз, когда открывают рот! Они все тараторят одновременно и пудрят друг другу мозги, а когда эту болтовню излагают на бумаге, то называют ее политикой!

- Не стану спорить, поскольку я никогда не бывал на парламентских собраниях, - сказал Армигер.

Королева быстро вошла в библиотеку. Двое королевских стражников встали по обе стороны двери.

- Я должна была попытаться, - с горечью проговорила Гала. - Веками никто даже не пытался сделать что-то новое! Чего стоит еще одна жизнь, отданная тупому следованию традициям? Куда бы это привело нас? Назад, к тому мгновению, когда колесо жизни лишь начало вращаться? Кто-то должен был задать вопросы, которые люди задать боялись. Я всегда знала, что никто другой не сделает этого - ни сейчас, ни в будущем. Глупость?.. Я обязана была предпринять попытку. Иначе как мы можем узнать что-то новое? Хоть что-нибудь!

Армигер ничего не ответил, но кивнул в знак согласия.

- Иногда человек ответствен не только перед своим поколением, - сказала Гала. Она села в кресло рядом с Меган и тепло улыбнулась ей. - Надеюсь, вы хорошо спали?

- Да, ваше величество. Благодарю вас.

- А вы, сэр Маут? Вы когда-нибудь спите?

В голосе королевы проскользнули поддразнивающие нотки. Армигер склонил голову.

- По настроению. - Он нахмурился. - Надеюсь, вы не считаете меня шутом, отвлекающих вас от того, что ждет за воротами. У меня серьезные намерения - такие же серьезные, как ваше положение.

Глаза у Галы вспыхнули, но ответила она сдержанно:

- Мне просто нужно,в этом убедиться, вот и все.

- Справедливо. - Армигер привстал с подлокотника и сел в кресло. - Итак, кто я и чего я хочу от тебя? Именно это тебя интересует, не так ли?

Гала кивнула. Меган даже представить не могла, как бы она чувствовала себя на ее месте, обложенная армией, только и ждущей позволения, чтобы зверски уничтожить дворец. Убитые слуги, разграбленные сокровища… Однако внешне Гала выглядела спокойной.

Она, должно быть, рыдает внутри. Со стороны Армигера жестоко давать ей надежду.

- Спроси меня о чем угодно, - сказал Армигер. - Если хочешь проверить мои знания - спрашивай.

- Неужели мои ошибки очевидны? - выпалила королева. - И то, за что я боролась всю жизнь, на самом деле так просто и банально? Я выгляжу примитивной по сравнению с людьми, живущими на других звездах?

- Они могли бы так подумать, - сказал Армигер. - Я - нет.

- Если ты тот, за кого себя выдаешь, значит, вся боль, которую я перенесла и причинила другим, была напрасной! Не было ни минуты, чтобы я не спрашивала себя, зачем я утруждаюсь. Если все, что я пыталась понять, было известно тысячу лет назад… У меня такое» ощущение, что боги смеются надо мной. Я чувствую себя муравьем, надувшимся от гордости после того, как он с огромными усилиями пометил границы сада. Вряд ли тебе удастся найти слова, способные изменить это впечатление.

- Значит, я дурак, если трачу время на разговоры с муравьем, - улыбнулся Армигер.

- Не смей надо мной смеяться!

Гала встала и остановилась рядом с Армигером. Казалась, она возвышается над ним, и Меган это поразило, поскольку разница в их росте была такой огромной, что даже теперь, когда он сидел, они прямо смотрели друг другу в глаза.

- Я не смеюсь, - нимало не смутившись, ответил Армигер. - Ты сама принижаешь себя.

Гала резко отвернулась и подошла к окнам.

- Тогда скажи мне, что я не права! Поведай мне о небесах. Кто там живет? Ты бывал на других планетах? Говорил с тамошними жителями? Какие они? Всезнающие и премудрые - или такие же дураки, как мы?

Улыбка Армигера стала еще шире.

- Они всезнающие, но не мудрее других. Поскольку они все знают, им кажется, что они владеют мудростью веков. Однако, по-моему, они глупее вас.

- Этого я тоже не желаю слышать! - сказала королева. - Потому что это значит, что прогресса не существует. Я пыталась просветить своих людей, но если они все равно останутся дураками, зачем я утруждалась?

Армигер скрестил руки и молча пожал плечами, взглянув на Меган.

- Ладно. - Гала повернулась и прислонилась к подоконнику. - Расскажи мне, пожалуйста, о небесах. Я хочу знать.

Джордан Масон закрыл глаза. Он грелся на тусклом осеннем солнышке и вполуха слушал разговоры Армигера с Меган, сидя на бревне у вчерашнего костра и отвернувшись от фургона, куда снова спряталась Тамсин.

Вчера Джордан изложил тщательно отредактированную версию истории краха Боро. И Сунейл, и его племянница слушали с искренним вниманием. Джордан ни словом не упомянул об Акселе и Каландрии и ничего не рассказал о дуэли Августа, а также о нападении людей Туркарета. Ходили слухи о том, что Юрий и Туркарет убиты; Джордан просто пожал плечами и сказал, что он этого не видел. По его словам, он перепугался и убежал.

Наутро Сунейл встал рано, но говорил немного. Джордан обошел их небольшой лагерь, убирая грязь и размышляя о том, не угрожает ли его присутствие жизни Тамсин и ее дяди.

Услышав, что Гала спрашивает Армигера о небесах, Джордан позабыл обо всех своих проблемах. Меган никогда об этом не спрашивала, и Джордан слушал с огромным любопытством. Закрывая глаза, он видел то же, что и Армигер, а голоса становились отчетливее, и начало казаться, что он там, с ними.

Слова, казалось, исходили из его собственных уст. В такие мгновения Джордана охватывало чувство, будто он излагает свои собственные мысли, и он совершенно ясно помнил их позже. Сейчас он говорил:

- Звезды в ночном небе имеют планеты. Миллионы планет населены, но знай, что лишь вокруг одной звезды из тысячи, которую ты видишь, вращаются населенные планеты. Так много на свете звезд. Миллионы из них посещались людьми и исследовались, однако на каждую из таких планет найдутся миллионы, представляющие собой загадку. Люди, подобные тебе, устремились в космос тысячи лет назад. Древняя планета, откуда произошел твой род, стала заповедником, в который допускаются только избранные, по особому разрешению. Все остальные планеты Солнечной системы давно заселены и сейчас страдают от перенаселения. Люди даже разобрали на части более мелкие планеты и спутники и построили на них новые жилища. Население той первой Солнечной системы составляет в данное время более семидесяти триллионов человек. Прибавь к этому десятки чужеродных видов, генетически измененных гуманоидов, киборгов, полубогов и богов - и тот покой, который царит в небесах, покажется тебе иллюзией.

- А кто это такие - киборги и полубоги? - спросила королева.

- Механы, - коротко ответил Армигер. - В основном созданные людьми. Некоторые люди сами трансформировались в механические существа, чтобы выжить во враждебных условиях, таких как открытый космос или давление атмосферы планет-гигантов. Граница между человеческим и нечеловеческим начала размываться несколько столетий назад, теперь она совсем размыта.

- А ты? Ты сам кто такой?

Джордан почувствовал, как ладони Армигера, лежавшие у него на коленях, сжимаются в кулаки.

- Полубог. Полагаю, я был когда-то человеком, хотя я этого не помню. Я существо древнее, ваше величество, но смертное. Даже боги смертны. И я умру, если не сумею разгадать секрет, известный лишь Ветрам Вентуса.

Судя по тому, что рассказала Каландрия Джордану во время их путешествия, Армигер лгал. Она говорила, что полубог прибыл на Вентус для того, чтобы поработить планету. Однако Джордан знал, что Армигер сильно ослаб. К тому же он сомневался, что стоит верить Каландрии Мэй.

- Что это за секрет?

- Я хочу понять, почему Ветры убивают людей, - сказал Армигер.

Гала рассмеялась.

- Этот секрет хотели узнать бессчетные поколения! В том числе и я. Ты думаешь, я знаю ответ?

- По-моему, ты знаешь больше, чем тебе кажется.

- Ты пришел ко мне, потому что наслушался легенд, - с упреком сказала королева. - Говорят, раз Ветры посадили меня на трон, значит, мне известны их тайны. Ты довольно наивен для бога, Маут.

Армигер махнул рукой.

- Легенды привлекли мое внимание, но даже если они лгут, я правильно сделал, что пришел к тебе,

- Теперь ты говоришь, как придворный.

- Прошу прощения.

Гала села в кресло. Джордан любовался ею глазами Армигера: она была не такая уж старая, как показалось ему в тронном зале, - лет около сорока. Война преждевременно состарила ее, подумал он. Ему хотелось прикоснуться к ней, но Джордану так и не удалось заставить конечности Армигера повиноваться его желаниям.

- Почему бы тебе просто не спросить у Ветров с других планет? - спросила королева.

- Других Ветров нет. Таких планет, как Вентус, больше не существует.

Джордан увидел, как у Галы расширились глаза. Он с сочувствием вспомнил, как он сам отреагировал, услышав подобную фразу от Каландрии.

- Но ты только что говорил о миллионах планет с триллионным населением…

- В космосе, заселенном людьми, существует миллион организующих принципов. Но ни одна планета не похожа на Вентус. Ваш мир уникален, а записи о создании Ветров утеряны во время войны несколько веков назад. Человечество живет в основном в так называемом Архипелаге - гигантском регионе, чьи границы настолько неосязаемы, что большинство граждан даже не знают о его существовании»

- Теперь ты несешь полную чушь, - улыбнулась королева. - Хотя ни одно из твоих прежних утверждений тоже не прошло бы прений в парламенте.

- Архипелаг - это единственный способ управления трил-лионным населением, в состав которого входят миллионы разных культур, нравов и исторических традиций. - Армигер пожал плечами. - Все просто: существует искусственный разум - механский разум, если угодно. Он знает каждого гражданина лично и дирижирует его общением с другими, чтобы не допустить непримиримых конфликтов. А в остальном он остается в тени, поскольку у него нет ни собственных ценностей, ни желаний. Можно сказать, у каждого гражданина есть свой ангел-хранитель, и эти ангелы-хранители никогда не воюют между собой. Они действуют слаженно, стараясь улучшить жизнь людей.

- Тирания покровительства, - сказала Гала.

- Да. Тебя возмутило то, что все уже известно. Это и так, и не так. Правительство Архипелага владеет всей суммой знаний человечества и может передать их прямо людям в мозг. Но это всего лишь сумма человеческих знаний. Одна-единственная перспектива. Здесь, на Вентусе, зародилось нечто совершенно иное. Новая мудрость, можно сказать. Сумма знаний всего сознательного мира, не искаженная человеческой перспективой. Так что Вентус - бесценное сокровище.

- Тогда почему их тут нет? Триллиона туристов с небес?

- Ветры не разрешают сюда приземляться. Хотя, насколько я знаю, несколько пришельцев здесь все-таки есть. Это исследователи, тщетно пытающиеся разгадать шифры Лебедей Диадемы. Они, естественно, прячутся от Ветров.

- Однако тебе удалось проскользнуть.

- Верно. Ветры знают что-то такое, что я должен узнать, если хочу выжить. Я не могу разговаривать с ними. И я прошу тебя о помощи, поскольку ты знаешь их лучше остальных жителей Вентуса.

- С какой стати я должна тебе помогать? Армигер встал и подошел к одному из высоких окон.

- У твоих ворот - армия. Ты сознательно встала на путь, который привел тебя к такому концу. Ты же знала, что все кончится именно так, верно? Это было неизбежно с того момента, когда ты начала изменять основы веры твоего народа.

За высоким окном виднелся переполненный людьми двор. За ним - стены, а за стенами - бесконечное колышущееся море осаждавшей армии.

- В конце концов у них остался только один выход - убить тебя.

- Да, - тихо промолвила королева. - Но я должна была попытаться… прекратить долгую ночь, которая поглотила всю планету.

Армигер повернулся, и Джордан почувствовал, как сузились его глаза и сжались губы.

- В таком случае помоги мне. Если я выживу, я постараюсь сделать то, что тебе не удалось.

- Привет, я сказала.

Джордан поднял глаза. Перед ним, скрестив на груди руки и склонив голову набок, стояла племянница Сунейла.

Юноша еле сдержал раздражение от того, что ему помешали.

- Я медитировал.

- Ну-ну. А я думала, ты спишь с открытым ртом. Джордан открыл рот, закрыл его и чуть погодя спросил:

- Ты что-то хотела?

- Дядя велел набрать побольше хвороста в фургон, прежде чем мы доедем до границы. Мы же взяли тебя, чтобы ты нам помогал!

Джордан встал и потянулся.

- Тоже верно.

Ему не хотелось вступать в пререкания с этой ехидиной.

- Вот и хорошо, - заявила девица, идя за ним по траве. - Нам дармоеды и бездельники не нужны.

Джордан заметил, что Сунейл, стоящий у фургона, наблюдает за их разговором.

- Я отработаю свое содержание, - сказал Джордан, ускорив шаг, чтобы отделаться от нее.

- Не сомневаюсь. Я за этим прослежу! - крикнула она вдогонку, а затем, явно довольная собой, заковыляла обратно к фургону и начала о чем-то спорить с дядей.

Отойдя от фургона подальше, Джордан сел и попытался восстановить связь с Армигером. На сей раз ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться и вновь услышать голоса; похоже, Тамсин плохо действовала на него. Когда голоса вернулись, Джордан обнаружил, что Армигер обсуждает с королевой материально-техническое снабжение тыла во время войны. Термины ничего не значили для Джордана, поэтому он со вздохом встал и принялся собирать хворост.

Когда юноша вернулся с первой охапкой в руках, Сунейл сидел на задней приступке фургона. Тамсин не было видно.

- Приношу извинения за мою племянницу, - сказал Сунейл. - Она недавно потеряла родителей и сестру. Потрясение сделало ее очень вспыльчивой.

- На войне? Сунейл кивнул:

- На войне. Мы сбежали из Япсии три месяца назад, а теперь вот решили вернуться. Говорят, королева проиграла… Быть может, все уже утряслось.

- Не знаю, - отозвался Джордан. - Знаю только, что вечно бежать нельзя.

Он тосковал по дому. Когда он заставит Армигера снять с него проклятие, то вернется в замок Кастора.

- Хорошо сказано, - проговорил Сунейл. - Ты был терпелив с ней, и я этому рад. Тамсин кидается на людей, но, если дать ей сдачи, она разобьется, как стекло. Пожалуйста, помни об этом. Конечно, непросто…

Джордан махнул рукой.

- Все нормально. Всякое бывает. Мы должны помогать друг другу.

- Спасибо, - усмехнулся Сунейл. - И за хворост тоже спасибо. Хотя нам понадобится гораздо больше, чтобы доехать до границы.

- Почему?

Сунейл взглянул на него исподлобья.

- По твоим словам, ты из Япсии. В таком случае ты не хуже моего знаешь, что деревья в пустыне не растут.

- Да, конечно.

Сунейл лукаво улыбнулся и пошел прочь.

Через два дня они заехали в голые холмы, по которым пролегала граница Япсии. Джордан был уверен, что Ветры не знают, где он. Шаль продолжала его защищать - и, соответственно, людей, с которыми он путешествовал. Это было хорошо, но нельзя же носить ее всю оставшуюся жизнь. Необходимо как можно скорее найти Армигера. Или же его найдет Каландрия.

Юноша сидел впереди, вместе с Сунейлом. Фургон катил по вершине длинной пологой гряды; Сунейл правил лошадьми. Привстав и взглянув на раскинувшийся внизу пейзаж, Сунейл вздохнул:

- Вот мы и дома.

Джордан тоже встал. Сквозь осенние тучи пробилось солнышко, высветив в лежащей внизу лощине широкий золотистый прямоугольник. В его рамке виднелись уступчатые зеленые склоны, спускавшиеся к лесу, который окаймлял длинное извилистое озеро. Дорога вилась вниз, на дно лощины, и пропадала из виду за освещенным кусочком земли У Дальнего края озера, где, по-видимому, начиналась равнинная местность.

У озера смутно виднелись серо-голубые квадраты и линии.

- Руины? - спросил Джордан. Сунейл кивнул.

- Эта долина находится в Япсии. А за ней начинается пустыня.

- Как красиво! И там никто не живет?

Джордан не видел следов поселения, хотя без труда мог представить десятки ферм, расположившихся вокруг озера.

- Там живут Ветры. Можно сходить посмотреть, но оставаться там не стоит.

Они снова сели, и Сунейл натянул поводья. За последние два дня они много говорили о местности, по которой проезжали, а кроме того, Сунейл выпытал у Джордана все, что мог, о войне между Равеноном и сенешалями. Джордан подробно рассказал о поражении армии Армигера и гибели генерала, сделав вид, что слышал эту историю от других путешественников.

Подслушивание дало ему за эти дни очень немного, поскольку королева занималась подготовкой к отражению штурма, а Армигер, похоже, примирился с тем, что его заставляют ждать.

Джордан с некоторой неохотой признался- Сунейлу, что он не из Япсии. Его все равно выдавал мемнонский акцент. Сунейл больше ни о чем не спрашивал, но и о собственном прошлом не распространялся. Джордан дал волю любопытству, тем более что теперь его вопросы выглядели вполне естественно.

- Расскажи мне о войне. И о королеве. Я слышал только, что она сумасшедшая и что знать взбунтовалась против нее.

Сунейл кивнул.

- Вы, деревенские жители, очевидно, считаете нас бунтовщиками, раз мы восстали против своей королевы. - Он нахмурился, глядя на дорогу, спускавшуюся вниз. - Мы сами от этого не в восторге, даже солдаты парламентской армии. Но дело зашло слишком далеко.

Джордан ждал продолжения. Чуть погодя Сунейл сказал:

- Япсия - древняя страна, она была заселена одной из последних. В начале времен, говорят, Ветры создали Вентус - и они до сих пор создают его. Но они не создали человека. Одни говорят, что мы сами себя создали, другие - что мы пришли со звезд, а третьи - что Ветры-вероотступники создали нас как средство защиты. Я в это верю. Иначе как объяснить то, что сделала королева Гала? По планете расселились люди из одного племени, могущественные, желавшие, чтобы Ветры им служили. Они сражались с Ветрами, поскольку те все еще лепили Вентус и не давали людям строить города и возделывать землю. Люди боролись с ними, но Ветры победили их, и в конце концов осталось лишь несколько разрозненных поселений, которые научились уживаться с Ветрами, подчиняясь их законам. Мы привыкли уступать Ветрам и умиротворять их, когда им казалось, что мы заходим слишком далеко. Твой генерал Армигер зашел слишком далеко… Они рассердились на него и прихлопнули как муху. Это нам урок. - Сунейл вздохнул и продолжил: - В первые дни после поражения люди дошли до края пустыни. Там они обнаружили опресней, которые усердно трудились, извлекая соль из океанской воды, что хлестала через Врата Титанов - так называются дамбы, построенные Ветрами на побережье. Опресни качали обессоленную воду глубоко под землю. Мы знаем, что весной она поднимается и разливается по континенту. Тогда это казалось чудесным и непостижимым деянием правителей мира. Наш народ с благоговением наблюдал за потоком, столпившись по берегам. Ясин Первый, родоначальник всех королей Япсии, заметил, что опресни совершенно равнодушно относились к растениям и животным, боровшимся в этих наводнениях за жизнь. Океанская вода приносила с собой питательные вещества, пески пустыни поглощали соль, и пресная вода текла по бессчетным каналам в реки, которые впадали в бездонные озера. Тысячи форм жизни расцветали во время наводнений, а когда Врата Титанов закрывались, чтобы набрать сил для очередного полива, все эти живые существа увядали и гибли. Ясин привел своих людей в самое сердце затопляемых земель, и они стали выращивать там урожаи, открыто противостоя Ветрам. Наш народ всю жизнь верил, что мы заключили с опреснями неписаный договор. Все наши законы старались сберечь эту договоренность. Как я понимаю, опресни всегда будут использовать пустыню, чтобы очищать воду для континента. То, что было вначале, будет вечно. И такими же вечными должны быть наши законы, наши короли и наши традиции. Законы суровы. Они диктуют нам все, - от выбора профессии до количества детей в семье. Наши города разрослись лишь настолько, насколько позволили опресни. Мы не в состоянии повернуть реки вспять для того, чтобы удовлетворить свои нужды. Наша аристократия ведет род со времен Ясина, так же как и купцы из гильдий и ремесленники. Вся жизнь течет по четко заданной колее. Пусть твой народ все эти столетия находился в стадии роста и перемен, однако со временем он тоже достигнет этой точки. Человечество не может управлять Ветрами. Они нас только терпят. Люди в моей стране верят, что отныне жизнь вечно будет такой. Вернее, верили. А потом пришла королева Гала - и нарушила тысячелетние традиции.

- Что же она сделала? - спросил Джордан.

Солнечные лучи, освещавшие долину внизу, исчезли, и нависшие тучи окрасили пейзаж в синие тона. Начал накрапывать дождь. Сунейл показал на дорогу, шедшую вдоль длинного озера.

- Наша жизнь зависит от наводнений. Мы процветаем, пока способны их предсказать. Для этого мы полагаемся на наблюдения и записи. Гала не нуждалась в таких косвенных мерах. Она вела переговоры с опреснями, и пустыни затоплялись водой тогда и там, когда и где она хотела. Ни один правитель не имел такой власти над природой. Мы благоденствовали, как никогда раньше. Но ей все было мало. Гала испытывает презрение к Ветрам. Она считает людей законными правителями планеты, а Ветры, по ее мнению, просто самозванцы. Народ шокировали ее взгляды, но с победителями не спорят. У нее появилось множество последователей, и Гала начала подрывать тысячелетние законы и традиции, заменяя их своими дерзкими и вызывающими эдиктами. Она хотела переделать мир. Но зашла слишком далеко. Лет пять назад опресни восстали. Ее предсказания о наводнении на этот год оказались неверными. Тысячи людей погибли в воде и от последовавшего голода. Однако противодействие опресней лишь ожесточило сердце королевы. Она упрямо продолжала свои реформы, хотя нам, чтобы выжить, пришлось вернуться к старым способам предсказания наводнений.

- Ты поддерживал ее? - нерешительно спросил Джордан.

- Сначала да. Не стану притворяться: я нажил приличное состояние. К тому времени когда Ветры восстали против королевы, я принадлежал ей душой и телом. Я не дурак: я видел, к чему все это приведет, но ничего не мог поделать. Парламент издал постановление, предписывавшее королеве прекратить все нововведения и отменить эдикты, которые нарушали вековые традиции. Гала отказалась. Война… Думаю, никто не верил, что война действительно начнется - вернее, что она уже началась, - пока она не достигла наших собственных городов. Тогда я поверил. Я бежал. Что поделаешь… Королева проиграла. Сейчас она скорее всего уже мертва. Мне просто хотелось бы знать наверняка, вот и все.

Джордан мог бы сказать ему, но осторожность, которой он научился во время краха клана Боро, заставила юношу прикусить язык.

Они разбили лагерь поблизости от смутных очертаний разрушенных зданий и улиц. Джордан порой поглядывал на руины, разжигая костер и ухаживая за лошадьми. Тамсин молча сидела на задней приступке фургона, наблюдая за мужчинами.

Джордан знал, что в его стране небольшой поселок состоял бы из нескольких каменных зданий и дюжины деревянных срубов. Деревянные строения не оставляли следов на местности после того, как их сносили или сжигали. Каменные постройки оставляли шрамы, и именно они сформировали небольшую возвышенность у края озера. Если на каждый каменный дом приходилось десять деревянных, а в каждом доме жили примерно восемь человек, значит, население деревни когда-то составляло около полутысячи.

Сунейл подтвердил его расчеты.

- Это был пограничный городок. Жители торговали с Мемноном. Но четыреста лет назад Ветры сровняли его с землей.

- Почему?

- Им это место нужно. - Сунейл показал на озеро. - Перевалочный пункт или что-то вроде того. Толком не знаю. Короче говоря, они не разрешают людям строить здесь дома.

Поразмыслив об этом, Джордан почувствовал внутреннее беспокойство. Поскольку тучи рассеялись, после ужина он пошел к берегу озера и, положившись на свои новые таланты, прислушался к Ветрам.

Вода была совершенно чистой. Дно озера покрывал мелкий желтый песок с красными полосками. Джордан вспомнил, как кто-то говорил ему, что чистая вода в озерах и реках неестественна, если только они не горные. В темных водах водилась жизнь - таков был закон.

Вода тихо посмеивалась, лаская берега, и окрестности замерли в гипнотическом сне, освещенные заходящим солнцем. Здесь было на удивление спокойно.

Джордан слушал пение озера. Пение это было глубоким и мощным, несмотря на мирную водную гладь. На берегу росла трава, однако почва под ногами залегала мелким слоем, а под ней виднелся песок. А дальше что? Камни? Джордан не мог сказать точно, хотя и ощущал чье-то присутствие глубоко под землей.

Он сидел, ни о чем не думая, впервые за долгое время и просто смотрел на воду. Постепенно, не прилагая особых стараний, Джордан услышал голоса волн.

Они щебетали, как птички, приближаясь к берегам. У каждой было свое имя, хотя на вид их было не различить. Напевая, они катились к Джордану, а затем тихо, без фанфар, разбивались и лизали песок. Музыка волн поглотила юношу. Он никогда не слышал таких прекрасных и в то же время таких тонких и прозрачных мелодий.

Сидя зачарованный на берегу, Джордан даже не заметил, как село солнце и похолодало. Однако его мозг не мог сосредоточиваться на этой музыке вечно, и некоторое время спустя Джордан затеял игру, пытаясь проследить за отдельными волнами как глазами, так и внутренними чувствами.

Он старался следовать за напевом каждой волны, разбивавшейся о соседние камни, и тут ему открылось нечто новое. Поначалу открытие показалось совсем незначительным: когда волна разбивалась, ее голос разбивался тоже. Из одного голоса возникало множество, а затем каждая крохотная индивидуальность терялась в водовороте. При этом они вскрикивали, но не в страхе, а почти в восторге - словно в последнюю секунду узнавали что-то важное, о чем жаждали поведать миру.

Закрывая глаза, Джордан видел волны и озеро, четко очерченное, как на гравюре, серое на черном. Над этим призрачным пейзажем парило множество слов и чисел, соединенных линиями или стрелками с берегами или поверхностью озера. Когда Джордан сосредоточивал внимание на одном из чисел, оно моментально множилось и его окружали вихри таблиц, математических фигур, геометрических форм. Это было прекрасно и бессмысленно.

Он смотрел на волны, прислушиваясь к цепочке рождающихся образов: озеро, прилив, волна, гребень и рябь. Каждый из них пел о себе, только пока существовал. Сознание рождалось в воде и исчезало, сливалось и дробилось так же свободно, как сама среда.

Джордан вырос в убеждении, что у него и у других людей есть душа и души неделимы. Голоса, которые он слышал в озере, не могли принадлежать душам, поскольку реальности, говорившие с Джорданом, свободно менялись, сливались и гнездились одна в другой. Им не подходило даже слово «существа», поскольку в этом слове была стабильность, невозможная для них.

- Кто вы? - прошептал он, глядя на озеро голосов.

«Я вода».

Джордан просидел там еще час, задавая вопросы озеру, песку и камням. Ответы редко имели смысл. По большей части Джордан сидел склонив голову и слушал голоса, которые были слышны только ему. Когда Тамсин или Сунейл тихонько подходили к нему и грустно качали головами, юноша не обращал внимания, поскольку на берегу озера ему открылась великая тайна, и он не хотел, чтобы ему мешали ее понять.

Когда он наконец добрел до лагеря, его попутчики уже спали. Сунейл предлагал ему поспать эту ночь в фургоне, но Джордан слишком устал, чтобы забираться туда, и не хотел их беспокоить. Он свернулся у костра и тут же уснул.

Ему снились дельфины, которых он никогда не видел. Во сне они плавали по земле, подпрыгивали и плескались так, словно она была жидкостью. Джордан гнался за ними по каменистой местности, и порой ему почти удавалось их поймать, но они, смеясь, ускользали у него прямо из-под носа. В конце концов он собрал все свои силы и нырнул вслед за дельфином в почву, продолжая преследовать его в темной гуще. Юноша с легкостью плыл между камнями в этой твердой среде, понимая теперь, куда направлялись дельфины: они хотели открыть секрет, похороненный глубоко в земле.

Джордан проснулся. Он лежал на спине возле остывших углей костра; казалось, над ним парил какой-то звук. Чей-то голос. Джордан перевернулся. Стояло раннее, поразительно туманное утро, лагерь будто находился внутри жемчужины. Прямо над головой было светло; на горизонте по-прежнему царила тьма. Теперь он не слышал больше ни звука. Туман поглощал все, Джордан даже нерешительно кашлянул, чтобы проверить, способен ли он слышать вообще.

Из фургона вылезла Тамсин. На ней были шерстяные брюки, несколько белых рубашек и кусок ткани, который, как она объяснила накануне, назывался пончо. Тамсин оглянулась, и на ее лице возникла радостная улыбка. Лицо девушки совершенно преобразилось. У нее была ослепительная, неудержимо притягательная улыбка.

- Как здорово! - Она показала рукой на туман. - Никогда не видела такого густого тумана. Пойду посмотрю, как выглядит озеро.

- Да, конечно.

Тамсин деловито зашагала в серое бесформенное пространство. Превратившись на его фоне в двухмерный силуэт, она остановилась.

- Мистер Масон!

Голос ее звучал робко; в воздухе не слышалось больше ни звука. -Да?

- Вы тоже можете пойти, если хотите.

Джордан кивнул и пошел за ней. Ему было холодно, руки и ноги затекли, однако он знал, что прогулка поможет согреться быстрее, чем сидение у костра.

- Как вы себя чувствуете? - спросил он у Тамсин.

- Хорошо. - Девушка остановилась и помассировала лодыжку. - Нога еще болит, но ходить можно.

Фургон исчез в тумане, однако костер остался смутным оранжевым пятнышком.

Пока они шли к озеру, Джордан пытался придумать, что бы еще сказать; на ум почему-то ничего не приходило. Тамсин, похоже, испытывала такое же затруднение. Она шла, заложив руки за спину и понурив голову, лишь иногда поднимая ее и вглядываясь в туман.

Впереди замаячили приземистые серые руины. Тамсин встала на низкую стену, служившую когда-то частью большого дома, и подняла руки, отчего ее лиловое пончо раскинулось широким полумесяцем, закрыв все тело.

- Твой дядя не привык путешествовать, - заметил Джордан.

- Он торговал тканями, - ответила Тамсин, опустив руки и спрыгнув на землю. - По-моему, он действительно был богат. До войны. Когда ему пришлось уехать из дому, он взял свои лучшие ткани. Мы продаем их, чтобы купить себе еду и все необходимое. Но они уже почти закончились.

- Ты и раньше жила вместе с ним?

Тамсин покачала головой. Джордан хотел спросить о ее семье, но не мог придумать, как это сделать.

- Он спас меня. Когда война пришла в наш город, солдаты сожгли все вокруг. Они застали нас врасплох. Я пыталась пробраться домой, но солдаты были повсюду. А дядя появился ниоткуда и увез меня. Он спас мне жизнь. - Девушка пожала плечами. - Вот и все.

- Ясно.

Они пошли дальше.

- Спасибо, - сказала вдруг Тамсин.

- За что?

- За то, что поехал с нами. За помощь. - Она замялась, а потом добавила: - За то, что терпишь меня.

Джордан невольно улыбнулся. Тамсин отошла на несколько шагов. Ее лицо и фигура мягко светились в тумане.

- Твой дядя сказал, что ты недавно пережила трагедию, - проговорил он. - Так что все понятно.

- Ничего, - сказала она преувеличенно бодрым тоном. - Когда мы приедем в Рин, дядюшка представит меня местному обществу. Там будут балы, приемы, вечера. Так что, как видишь, я готова начать новую жизнь. И дядя мне в этом помогает.

- Вот и хорошо, - осторожно ответил Джордан.

Тамсин глубоко вздохнула.

- И нога у меня почти прошла.

- Отлично. Но ты все-таки не перенапрягай ее.

Они спустились по еле видной тропинке на усеянный галькой берег озера. Шум волн был здесь странно приглушенным.

Над озером навис прозрачный балдахин света, и Джордан с Тамсин застыли на берегу, глядя во все глаза. Высоко-высоко в небе в утренних лучах солнца горел золотисто-розовый серп шириной с озеро. Серп освещал верхнюю часть громадного и серого, как туча, кольца, которое темнело в тумане, стлавшемся над водой. Джордан увидел длинную, почти горизонтальную тень, тянувшуюся за кольцом в бесконечность.

Ощущение свободы и счастья, которое юноша испытал пару мгновений назад, улетучилось. Он отпрянул, слыша, как его собственное хриплое дыхание отдается в ушах. Джордан видел, что Тамсин что-то говорит, но не понимал, что именно.

Блуждающая луна была совершенно неподвижной. Ее киль висел буквально в нескольких метрах над верхушками волн. Давно ли она находилась здесь, определить было невозможно; наверняка она появилась уже после того, как Джордан уснул.

Тамсин глядела вверх раскрыв рот.

- Это луна. Настоящая луна.

- Тише, - шепнул Джордан. - Зря мы сюда пришли.

- Это… это она разгромила…

- …поместье Боро, - закончил за нее Джордан, задирая голову все выше и выше и разглядывая изогнутый мозаичный корпус, протянувшийся на километр.

Луна была такой широкой, что ее нижняя часть казалась ровной поверхностью над водной гладью, и только глядя все дальше, метр за метром, глаза начинали различать изгиб, а там, где он закруглялся, очертания почти терялись во мгле. Если бы не солнце, осветившее верхушку в виде серпа, Джордан мог вообще не заметить луну, просто потому что она была слишком огромной и, чтобы ее увидеть, приходилось поворачивать голову и думать о том, на что ты смотришь.

Самое поразительное, что ничего не происходило; Джордан не видел ни открытой пасти, ни суставчатых рук, спускавшихся к берегу. Что бы ни привело сюда блуждающую луну, это был не Джордан. Иначе она схватила бы его, пока он спал, да и дело с концом.

Туман поднимался, но юноша не беспокоился о том, что теперь его лучше видно. Эта штука увидела бы его и ночью, и в дыму, и в тумане, если бы захотела.

- Какая красивая! - сказала Тамсин через минуту, в течение которой луна оставалась совершенно недвижной. - Что она тут делает?

- Похоже, ждет чего-то.

У Джордана мороз по коже пошел. Может, она ждет подкрепления? Да нет, глупости! Он не представлял никакой угрозы этому гиганту. Луна не знала, что он здесь; он твердил себе это, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.

- Дядя говорит, что луна, напавшая на имение Боро, кого-то искала, - сказала Тамсин.

- Правда? - У Джордана вспыхнули щеки. - Я не знал. Косые лучи восходящего солнца осветили блуждающую луну, и та словно занялась огнем. От центра, сиявшего рассеянным янтарным светом, побежали затейливо переплетенные тени и разноцветные пятна, растворяясь в периметре, который переливался всеми цветами радуги, словно был инкрустирован драгоценными камнями. «Это же лед!» - подумал Джордан. Корпус луны замерз на такой высоте. Должно быть, там наверху жутко холодно.

Раздалось тихое потрескивание, и в то же мгновение белое облако упало с освещенной солнцем стороны корпуса. Облако быстро превратилось в поток льда и снега, падавшего в воду с шумом, похожим на отдаленные аплодисменты.

- Может, пойдем? - предложила Тамсин.

Джордан кивнул. Ему было страшно, хотя он не хотел бояться. Блуждающая луна до боли прекрасна - как волки и другие дикие существа на планете. Как же ему хотелось жить в мире с этими прекрасными и опасными созданиями!

«Я мог бы поговорить с ней», - подумал он.

Безумная мысль; тогда уж эта штука точно обрушит на него всю свою ярость.

- Пойдем! - Тамсин взяла его за руку.

- Подожди.

Джордан встряхнулся, пытаясь подобрать слова, которые могли бы выразить то, что он чувствовал. Потом вспомнил, что Каландрия говорила ему о Ветрах, и его благоговение стало еще глубже.

- Мы их создали! - прошептал он.

Больше по дороге в лагерь никто из них не произнес ни слова.

Когда они подошли, Сунейл уже лихорадочно суетился. Без долгих разговоров они стали помогать ему собирать вещи. Вместе с Тамсин управляться было легче, поскольку она знала, что куда надо класть. Они работали, то и дело поглядывая на гигантскую сферу, нависшую над озером. Залитая солнечным светом луна начала понемногу подниматься.

У Тамсин с Сунейлом был испуганный вид, но Джордан не волновался, несмотря на то что туман рассеялся совершенно и открыл их всем взорам. Луна явилась не за ним. В отличие от Тамсин с ее дядюшкой Джордан был уверен, что сегодня она не представляет опасности. Поэтому юноша глядел на нее скорее с восторгом, чем с тревогой.

Они ехали по краю озера, в тени луны. Сунейл хотел было свернуть обратно, но Джордан, как мог, успокоил старика и уговорил его продолжить путь. И тем не менее, проезжая под небесно-голубым брюхом луны, Джордан не мог полностью избавиться от тревожного чувства. А может, она не спешила лишь потому, что ему некуда было скрыться? Не исключено, что она в любой момент набросится на него.

Они проехали около двух километров, следуя изгибам озера, и только немного расслабились, как позади прогремел гром. «Начинается!» - подумал Джордан и оглянулся.

Створчатые двери в днище блуждающей луны были открыты. В озеро низвергались тысячи тонн красноватого гравия и булыжников, вспенивая на воде белые разбегающиеся круги. На глазах у Джордана волны достигли берега и стерли следы, оставленные им с Тамсин на песке. Вода поднялась почти до самых руин и начала спадать, только когда последний камень плюхнулся в озеро.

Над короной луны полыхали молнии. Она взмыла вверх и через несколько минут превратилась на горизонте в диск размером с монету. Лошади нервно потрусили вперед. Никто из путников не проронил ни слова.

Армигер положил ладонь на грудь Меган. Она улыбнулась и откинулась на подушки.

Под балдахином, закрывавшим кровать, горела одна свеча, придавая коже Меган золотистый оттенок. Армигер пробежал пальцами по ее ключице и покрыл живот легкими поцелуями. По ее животу пробегали волны от его прикосновений.

- Ты с каждым разом становишься все более искусным любовником…

Армигер улыбнулся, но ничего не сказал. Чувствуя прилив сил сегодня, он создал свежую клубнику и выжал несколько ягод ей на грудь; во рту еще оставался привкус клубничного сока. Пришлось сказать, что это клубника из личного сада королевы - Меган расстроилась бы, узнав, что он тратит свою драгоценную энергию на такое баловство.

Когда он приподнял голову, чтобы набрать в грудь воздуху, она обхватила его ногами и прижалась к нему. Оба рассмеялись, заглушив собственный смех долгим поцелуем. А потом он вошел в нее, в третий раз за эту ночь.

Ночной ветерок хлопал шторами на окнах; это был единственный звук, кроме тех, что издавали они сами. Армигер немного дивился такой тишине; с другой стороны, он никогда прежде не бывал в осажденных замках. Наверное, безмолвие - неизбежная реакция на длительную осаду. Это была тишина ожидания.

Меган наблюдала за ним, пока он не кончил, а потом притянула к себе.

- Я больше не могу. Ты меня замучил!

Все еще задыхаясь, он промычал что-то невнятное. Меган рассмеялась.

На несколько часов он мог превратиться из Армигера-машины в Армигера-человека. В такие моменты он ценил эту способность. Он также знал, что через минуту или час холодный разум закует его в броню, вернув ему его драгоценное «я» и в то же время лишив тепла, которое вызывала в нем Меган.

Поддавшись порыву, Армигер крепко обнял ее. Она чуть не задохнулась.

- Что с тобой?

- Ничего.

Он держал ее в объятиях несколько мгновений, не в силах отпустить. Потом лег на спину, глядя на расшитый балдахин. Это была одна из немногих спален в замке, которую не отдали под бесчисленные военные нужды и не уставили самодельными гробами из досок, связанных бинтами. Королева не права, подумал рассеянно Армигер; из нее никогда не выйдет приличный генерал, если она не научится быть последовательной в приносимых ею жертвах.

- И все-таки: что случилось?

Армигер моргнул. Чувство, овладевшее им минуту назад, испарилось.

- Я не знаю, - прошептал он.

- Чего ты не знаешь?

Меган приподнялась и оперлась на локоть, вглядываясь в его лицо при тусклом свете свечи. Армигер вяло махнул рукой.

- Кто я в такие моменты? - проговорил он наконец.

- Ты - это ты, - сказала Меган, положив ему руку на грудь. - Ты становишься самим собой. - Она отвернулась и добавила: - Практически только в такие моменты.

Армигер вновь почувствовал запах клубники. Странно, он почти уже забыл, что выдавил ее. Что-то безвозвратно ускользало с каждым мигом. Армигер вспомнил другие вечера, проведенные с Меган, когда, отвернувшись от нее, он чувствовал, как что-то возвращается к нему.

Желая удержать мгновение, Армигер повернулся на бок и потерся носом о нос Меган.

- Я что - такой холодный?

- Сейчас нет.

Он провел рукой по ее боку.

- Почему ты тогда остаешься со мной? Я не знаю, как тебя ублажить…

- А что, по-твоему, ты делал последние три часа?

- Ну…

Но он не знал, что он делал. Его охватило чувство, похожее по тем симптомам, что оно вызывало в теле, на ярость. Однако это было нечто противоположное ярости, поскольку толкало его к совершенно иному и одновременно дарило ощущение чистоты и свободы. Ярость - это он понимал; это была единственная эмоция, которую он помнил с тех времен, когда его личность была поглощена более могущественной личностью бога 3340. Была ли то его собственная ярость или бога - кто знает? Да и где кончалось его «я» и начиналась личность 3340-го?

Меган потрясла его за плечо.

- Прекрати, слышишь?

- Что?

- Ты снова думаешь - среди ночи! Ты не должен думать сейчас.

- Да? - Армигер с тихим смешком накрыл ладонями ее груди. - Прости, не спится.

- Ты, по-моему, вообще не спишь. - Меган сладострастно зевнула. - А мне нужен сон.

- Тогда спи. Я пока почитаю. - Армигер кивнул на громадную кипу книг, сваленную у кровати.

Меган рассмеялась и снова легла. Армигер смотрел, как спутанная копна ее волос все глубже зарывается в подушку. А потом она еле слышно спросила:

- Что тебе больше нравится?

Армигер склонился над ней и поцеловал в щеку.

- Ты о чем?

- Что тебе больше нравится: заниматься любовью или читать?

Она словно поддразнивала его, однако Армигер уже понял, что в ее полушутливых вопросах часто скрывалась серьезная жажда понять.

- Читать - значит заниматься любовью со всем миром. А заниматься любовью с женщиной - значит чувствовать, что мир читает тебя.

Она улыбнулась, так ничего и не поняв, и уснула.

Отринув от себя Армигера-человека - по крайней мере так ему казалось, - он встал и оделся. Освобожденный от необходимости поддерживать диалог, мозг сосредоточился на самом себе, и мириады прочих сторон Армигера-бога тут же пробудились к жизни.

Всю ночь, пока он занимался любовью с Меган, эти остальные стороны личности думали, планировали, злились и спорили в высших сферах его сознания. Армигер прочел вчера шестнадцать книг и пересмотрел свое мнение о Вентусе и Ветрах, обдумав прочитанное. Он постоял несколько минут, касаясь пальцами кожаной обложки следующего тома, который намеревался проглотить. Он не столько размышлял, сколько наблюдал за собственной стройной системой знаний о происхождении Вентуса и его заселении. В нем зрели новые подходы. Ему кое-что открылось: Ветры не безумны. Они преследовали какую-то цель.

Армигер тихо выругался. Он больше не видел пламени свечи, не чувствовал жесткой книжной обложки. Все это было здесь, в записанных на страницах книг историях и философских раздумьях - надо лишь увидеть. Ветры вели себя капризно, но все знали, что в конечном счете они действовали в интересах природы. Терраформирование представляло собой длительный и бесконечный процесс. Климат на Вентусе никогда не будет стабильным; без постоянного вмешательства духов, правящих планетой, воздух станет холодным, а кислородно-углеродные циклы выйдут из-под контроля. Начнутся перемежающиеся периоды переизбытка и недостатка кислорода, сопровождаемые разрушительными атмосферными явлениями: в одних местах беспрерывно будет идти дождь, в других - вообще не выпадет ни капли. А в конечном итоге все живое погибнет.

Ветры выказали незаурядный интеллект и выдержку. Они играли на облаках и океанских волнах Вентуса как на сложных и хрупких инструментах. А в результате их совместной работы получалась безупречная симфония.

Так что Ветры, возможно, были капризны, но не безумны. Все на Вентусе и вне его это знали. Однако когда дело доходило до общения с другими разумными существами, они действительно казались безумными. Истории, которые читал сейчас Армигер, куда более подробно, чем справочники на других планетах, рассказывали о ничем не обоснованных убийствах и благодеяниях Ветров, которые несчастные люди, населявшие эту планету, веками пытались понять и предвидеть. Общепринятая теория гласила, что Ветры воспринимают человеческую деятельность как оскорбление экосистемы и всеми силами стараются защитить последнюю. Армигер прочел уже достаточно, чтобы понять, что это не так.

На планете то и дело появлялись мужчины и женщины, заявлявшие, что они способны общаться с Ветрами. Порой их вешали как ведьм и колдунов. Порой им удавалось доказать свои утверждения, и тогда они становились основателями религий.

Поклоняться Ветрам оказалось трудно, поскольку они обладали такой неудобной чертой, как собственный разум. Боги, как заметил один остряк-философ, должны оставаться на алтаре, а не шастать по земле.

Ветры были совершенно непоследовательны в насаждении своих экологических законов там, где это касалось человека. Армигер сам убедился в этом. В некоторых городах плавильные печи выбрасывали в атмосферу черный дым, в то время как небольшая доза серного диоксида, которую он применил в одном из боев, стоила целой армии. Ветры истребили всех участников сражения. Армигер беспомощно стоял на вершине холма, откуда управлял войсками, и смотрел, как умирают люди.

В то время он ничего не чувствовал. Теперь, вспоминая, Армигер с трудом подавил желание схватить книгу, которой касались его пальцы, и вышвырнуть ее в окно.

На планете что-то происходило. Ветры не злобны, не безумны, не безразличны к человечеству. Они повинуются каким-то запутанным законам, которые Армигер попросту не понимал. Если бы удалось узнать…

Что-то заставило его обернуться. В комнате никого не было, Меган не шевелилась. И тем не менее Армигер ощутил чье-то присутствие. В коридоре плакала женщина.

Армигер оделся и задул свечу, которая была сейчас роскошью. За время, проведенное во дворце, он чаще слышал плач, чем смех. В этом не было ничего необычного. Однако, сам не понимая почему, Армигер нерешительно пошел к двери.

Она беззвучно открылась в утопавший во-мгле коридор. Окна по обоим концам коридора света не давали, лишь составляли контраст с темнотой внутри.

На минуту Армигер застыл, ослепнув, как любой человек, и удивляясь собственной беспомощности. Затем он вспомнил и начал крутить частоту зрения вверх и вниз, пока не нашел длину волны, при которой он мог видеть. Несколько месяцев назад это произошло бы автоматически. Армигер, нахмурившись, огляделся вокруг в поиска источника звука.

Женщина сидела на полу посреди коридора. Она баюкала кого-то. лежавшего у нее на коленях. Может, ребенка? Армигер открыл было рот, собираясь спросить, но передумал и осторожно кашлянул.

Женщина вздрогнула и подняла голову.

- Кто здесь?

Средних лет, степенная и дородная, в крестьянском платье. Странно, что она оказалась в этой части дворца… Нет, скорее странно то, что эти залы еще не превратили в казармы.

- Я услышал ваш плач, - сказал Армигер. - Вы ранены? Так бы он спросил мужчину. Он не знал, какие вопросы задавать плачущей женщине. Но она кивнула.

- Моя рука, - прошептала она, показав вниз. - Она сломана. И, словно это признание было для нее больнее самого перелома, зарыдала еще сильнее.

Армигер встал возле нее на колени.

- Вас кто-нибудь осматривал?

- Нет.

- Дайте я посмотрю.

Он нежно коснулся ее локтя. Женщина поморщилась. Армигер осторожно нащупал перелом, открытый, в области предплечья. Кости немного разошлись в стороны. Их необходимо было зафиксировать. Армигер так и сказал пострадавшей.

- А вы можете? - спросила она. -Да.

На плечи женщины была наброшена старая рваная шаль.

- Я перевяжу вам руку шалью. Одну минутку. Требовалось наложить шину. Мебели здесь не осталось совершенно, однако стены были отделаны деревянными панелями. Армигер нащупал конец одной из панелей и несколькими быстрыми рывками отодрал от стены дощечку. Она отломалась со стоном, словно заблудшая душа.

Ни о чем не предупреждая, Армигер взял незнакомку за руку и потянул вперед. Женщина ахнула… но все уже было кончено, она не успела даже толком испугаться или почувствовать боль. Армигер приложил к руке дощечку и проворно замотал ее шалью. А потом подвесил руку на перевязь.

- Почему вы раньше ее не перевязали?

Судя по опухоли, женщина сломала руку еще днем.

- Я не должна была сюда приходить.

- Я не об этом спрашиваю.

- Да, конечно. Видите ли, все из-за солдат. Некоторые из них ранены, причем тяжело, и людей, чтобы ухаживать за ними, не хватает. Я… я пошла туда, но там был человек с развороченным животом, он умирал, и медики не могли его оставить. А у другого были обожжены глаза. Я стояла в дверях, а им всем было так плохо… Я просто не решилась войти туда со своим дурацким переломом…

Она зарыдала, вцепившись в Армигера здоровой рукой. То, что Армигер сказал, не было вызвано желанием утешить ее. Просто он знал это по опыту.

- Солдаты с радостью уступили бы свои кровати женщине.

- Да, и я ненавижу их за это. - Женщина оттолкнула его. - Мужчин заставляет жертвовать собой высокомерие, а не сострадание!

Армигер в смущении сел на пол.

- Как ты попала сюда? - спросил он наконец.

- Я подруга одной из горничных.. Она предложила приютить меня, когда пришли солдаты. Я не знала, куда мне деться. Я не могла вернуться к ней и сказать, что не пошла в лазарет.

Армигер знал, что комната рядом с их спальней пустует.

- Пошли!

Он помог ей встать и провел в комнату. Лампы освещали кровать под балдахином, шкафчики и красивые золотистые шторы.

- Я не могу здесь спать! - возмущенно сказала женщина.

- Еще как можешь.

- Но утром… если королева узнает…

- Если тебя кто спросит, скажешь, Армигер разрешил. Спокойной ночи.

Не сказав больше ни слова, он закрыл двери, бросив последний взгляд на женщину, которая в нерешительности стояла посреди спальни.

Армигер остановился за дверью, скрестив на груди руки. Наконец стало слышно, как она залезла на кровать. Только тогда он повернулся и пошел к лестнице.

Конюшню приспособили под лазарет. Мужчины стонали или плакали, не скрывая слез. Кто-то за занавеской пронзительно вскрикивал в нескончаемой агонии. Остальные не могли уснуть из-за шума, хотя большинство раненых лежали на соломе очень тихо. Глаза их были закрыты, а грудь еле заметно вздымалась и опадала в такт дыханию.

За ранеными ухаживали человек двадцать мужчин и женщин. Похоже, они не спали несколько суток.

Раненые были жертвами отдельных случайных стычек. Когда Лавин начнет штурм дворца, в этой конюшне не хватит места.

«Скорее всего она сгорит», - подумал Армигер, шагая между рядами и оценивая тяжесть ранений.

- Вы кого-то ищете? Армигер повернулся и увидел человека с красными глазами в заляпанном кровью костюме шута, который смотрел на него из-за стола, уставленного бутылочками и медицинскими инструментами. Руки у него были коричневыми по локоть из-за запекшейся крови.

- Я могу помочь, - сказал Армигер.

- У вас есть опыт? -Да.

Он хорошо знал человеческое тело и мог увидеть его внутренности, если бы захотел. Хотя Армигер никогда раньше не пытался лечить.

- Это трудно, - сказал шут.

- Знаю.

Армигер понимал, что как раз нехватка сочувствия, позволявшая ему посылать взвод молодых людей на верную смерть по тактическим соображениям, даст ему возможность спасти их в том случае, когда сострадание парализует других людей.

- Что с ним? - спросил он, кивнув на завешенную нишу. Шут пробежал рукой по волосам.

- Таз раздроблен. Армигер задумался.

- Я посмотрю. - Он оглянулся вокруг. - Но сначала я хотел бы взглянуть на остальных.

Шут повел его, и Армигер, проходя между рядами, составлял в уме список очередности пациентов, нуждавшихся в помощи.

Гала стояла у окна спальни, ожидая рассвета. За спиной у нее остались резные деревья и фауна фантастической страны. Хитроумно замаскированные колонны, резьба на стенных панелях - во всем этом невозможно было отыскать какой-либо порядок. Архитектор отказался от преимуществ прямолинейного пространства. Как и в настоящем лесу, нижние ветки заслоняли вид и затрудняли передвижение между разными частями спальни, а по полу вопреки культу ровной поверхности тянулись большие корни каменных деревьев. В помещении все было вроде бы хаотично, без всякой симметрии, но в этом была своеобразная эстетика, превращавшая комнату в целый ряд беседок и будуаров.

Само окно было сделано в форме просвета в листве, выточенной из яшмы. Каждый крохотный листочек был вырезан с огромной тщательностью, в точности как живой, и при свете дня сиял зеленым блеском, который обычно проливал покой на сердце королевы.

Она редко бывала здесь днем. Проведя пальцем по одному из листочков, Гала подумала, что теперь ей не придется здесь бывать вообще. Странно: мысль о том, что она, возможно, никогда больше не увидит это окно при дневном свете, потрясла ее сильнее мысли о приближающейся смерти.

Сидя у окна и глядя на луну, королева подумала об этом странном Ветре Мауте. Он позволил ей заглянуть в лабиринт вечности в тот момент, когда ее гибель была неизбежна и неотвратима. Она ненавидела его за это.

Гала повернулась к Нинет, которая сидела, сгорбившись, на соседнем диване. Горничная не имела права спать, пока не заснет королева, а сегодня королева не спала вовсе.

- Он знает, что я ничего не могу ему сказать, - сердито заявила Гала.

Нинет вздрогнула, услышав, что к ней обращаются, но ничего не ответила.

- Если откровенно, он жесток. Зачем мне все это рассказывать? Я знаю, что он говорит только правду. Как раз это ужаснее всего. Он говорит правду о вещах, о которых принято врать.

Нинет малость пришла в себя.

- Позвольте, я вас причешу.

Королева кивнула и подошла к туалетному столику. Нинет встала у нее за спиной и распустила волосы королевы, черными волнами упавшие ей на спину.

- Я хотела изменить мир. Я хотела изменить то, что нельзя было изменить, что всегда воспринималось как абсолютная истина. Я хотела низвергнуть абсолют. Маут… Маут говорит, это уже делалось до меня. Я знала: все, что кажется нам абсолютной истиной сегодня, было когда-то фантазией. То, что мы считаем добром, когда-то считалось злом. Переворот, которым была моя жизнь, кажется Мауту пляской пылинок в солнечном свете. И все мы лишь пылинки в Галактике, весь наш видимый мир, большой или малый. Правда, он почему-то отрицает, что я тоже пылинка…

Нинет молча расчесывала ей волосы. Гала видела в зеркале ее непонимающий взгляд.

- Через два дня мы, возможно, умрем,- сказала она.

- Знаю, - просто ответила Нинет.

Гала подождала, но горничная не прибавила ни слова.

- И тебе не страшно?

- Я в ужасе, моя королева. - Лицо Нинет, до того бесстрастное, болезненно напряглось. Губы сжались, взгляд стал рассеянным и блуждающим. - Я не хочу умирать.

Взгляд королевы был холоден, хотя руки заметно дрожали.

- Ты не хочешь умирать. Но ты понимаешь, что такое смерть.

- Солдаты убьют нас, миледи. Я видела, как люди умирают.

- Отсюда вывод.

Нинет вновь подняла расческу.

- Ты умрешь хорошей смертью, Нинет. Ты так просто воспринимаешь небытие! Смерть для тебя - это солдаты, штурмующие замок. Это снаряды в воздухе, сабли, яростное насилие и унижение. Самое главное для тебя то, что ты никогда снова не увидишь тех, кого ты любишь, никогда не поговоришь с ними, не займешься любовью… Ты понимаешь смерть. Ты постигла ее, как все простые люди, и подтверждение своему пониманию ты находишь в религиозных учениях, ритуалах, историях о трагической любви. Ты понимаешь ее в русле того лирического страха, которому тебя учили.

Рука Галы нерешительно зависла над гребнем с булавками.

- А я совершенно ее не понимаю. Я не вижу трагических любовников, я не могу представить, как тело опускают в могилу, и грустные стихи ничего не говорят моей душе. Слово «смерть» бессмысленно для меня. Я хотела бы понять… Я хотела бы представить, что случится со мной через пару дней. Маут сам - смерть, но он не может мне сказать. - Гала повернулась и посмотрела Нинет прямо в лицо. - Он отказывается превратить ее в символ для меня. И поэтому он так жесток.

Ее рука опустилась на длинную золотую булавку.

- Оставь меня, Нинет. Приготовь завтрак. Постарайся сделать его лучше, чем обычно.

Горничная, понурившись, ушла. Гала провожала ее взглядом, читая выражение эмоций в движениях плеч и бедер. Нинет даже свою ссылку на кухню воспринимала как сцену в традиционной пьесе.

Зажав в руке булавку, королева встала и подошла к окну. Каменная птичка наблюдала за ней с ветки, вырезанной наверху.

- Откуда все это? - спросила Гала, глядя на свою трясущуюся руку.

Ее собственный вопрос казался ей бессмысленным. Она сердилась на Маута, хотя и не понимала почему. В голове у нее крутилось все то, о чем он сегодня говорил. Но за словами она ощущала внутреннее смятение Ветра, словно человеческая речь не способна была передать ей его опыт.

Ничто не могло объяснить ярость, охватившую ее сейчас, даже костры генерала в долине.

Гала подняла длинную булавку и воткнула ее себе в левое плечо. Боль заставила королеву вскочить на ноги, она зашипела, выдернула булавку и вышвырнула ее с яростью в окно.

Агония ужаса и ярости вскипела где-то в укромных уголках души, выразившись в отчаянных рыданиях. Гала обхватила себя руками, рухнула на каменное корневище и начала рыдать взахлеб. Вот они, смятение и хаос. Она хотела бежать, бежать все равно куда, как подсказывало ей тело. Беги, спасайся!

Ее тело боялось. Это оно, охваченное яростью и страхом смерти, говорило с Маутом. Гала пренебрегала им, живя в мире собственного разума. Она жила в царстве истории - и именно в этом она только что обвинила Нинет. Какое право она имела пренебрежительно относиться к всадникам, проезжавшим через ворота? Какое право она имела не обращать внимания на лица подданных в ту минуту, когда они сбегали от нее, чтобы присоединиться к противнику? Историю собственной смерти рассказывала она себе даже в те мгновения, когда пыталась выслушать Маута и увидеть его образы, его жизнь.

Гала смотрела, как по груди стекает струйка крови. Боль была очень сильной. Гала упивалась болью, поскольку вместе с ней исчезали воображаемые картины послезавтрашнего дня, а история Маута становилась просто словами.

Испугавшись, как бы Нинет не услышала ее и не примчалась, королева высунула голову в окно. Она позволила себе выплакаться, а затем опять понурилась.

- Ваше величество!

Голос раздался из-за спины. Гала смахнула слезы и посмотрела на амбразуру пятнадцатью метрами ниже. Там стоял человек. Предрассветное сияние окрасило его силуэт в серебристые, розовые и черные краски. Это был Маут. Королева кашлянула.

- Тебе тоже не спится?

Голос у нее звучал так неровно, что она сама испугалась.

- Да. - Он, как всегда, казался холодным, словно ночной воздух. - Я помогал в лазарете.

- Правда? - Гала вытерла глаза. - И как мои люди?

- Они держатся храбро.

- А ты?

Он без слов повернулся, оглядывая двор.

- Маут! - сказала королева, повинуясь внезапному импульсу. - Приходи ко мне в спальню!

Силуэт кивнул. Маут пропал из виду, как призрак, и Гала, поморщившись, отошла от окна.

В первую очередь она должна себя перевязать. Гала оторвала кусок от вышитой простыни и неловко перевязала рану. Потом выбрала черное платье с высоким воротником и надела его. Она не смогла застегнуть платье без горничной и поэтому села на диван, чувствуя спиной холодный бархат. От этого ощущения у нее по коже побежали мурашки.

Гала сидела, грызла ноготь большого пальца (привычка, от которой матери так и не удалось ее отучить) и ждала.

Наконец послышался вежливый стук в дверь.

- Войдите.

Волосы у Маута были растрепаны, у глаз и между бровями залегли легкие складки. Кивнув королеве, как близкой знакомой, он сел в кресло возле ее кровати. Гала, краем глаза увидев Нинет, выглядывающую из-за двери, нетерпеливо махнула ей рукой. Дверь закрылась.

Оба они молчали. За окном раздалось пение первой утренней птицы.

- Вы позавтракаете со мной? - спросила она наконец.

- Почту за честь.

- Не надо так говорить, Маут. Ты позавтракаешь со мной?

- С удовольствием, - улыбнулся он.

- Хорошо. - Королева нетерпеливо махнула рукой. - У меня не осталось времени для церемоний.

Маут поднял одно колено и обхватил его руками, как мальчишка. Более уютно, подумала она, он мог бы чувствовать себя, разве что сев на подлокотник кресла.

Армигер склонил голову набок и смерил собеседницу оценивающим взглядом.

- Тебе никогда не нравились церемонии, верно? Королева коротко рассмеялась.

- Верно. С ними помогает справиться только привычка. Слова автоматически слетают с губ, пусть даже они оставляют привкус пепла во рту.

- Я не верю, что это единственный источник твоей страсти. Потому что твоя страсть исходит из более глубокого источника. Она захватывает всех, кто находится вокруг тебя. И поэтому люди следуют за тобой - ты сама знаешь. Не потому, что ты королева.

- Да? - Такого комплимента она не слышала никогда. - Разве я не воплощение скандала для всего королевства?

Он пожал плечами:

- Разное говорят. Я пришел к тебе, поскольку хотел послушать твою историю.

- Зачем?

Армигер задумался, глядя на янтарное небо.

- Я читал книги в твоей библиотеке. Они все указывают на что-то… на какую-то тайну. Я имею в виду тайну почти в религиозном смысле. Сначала я думал, что мне нужны факты, но теперь я понимаю: мне нужно гораздо больше. Мне необходимы ответы.

- Тебе? Человеку, чей разум является неуязвимой крепостью истории? - Гала рассмеялась. - Ты меня удивляешь!

- В отрывках твоей истории, которые я слышал, - серьезно произнес Армигер, - я поймал отзвуки этой тайны. Наверняка ты знаешь больше, чем тебе кажется. Ты владеешь мудростью, которую скрываешь от себя самой.

- И ты можешь показать мне эту мудрость? Руки у королевы дрожали, как тогда в саду.

- Не знаю.

- Ты играешь со мной!

Гала в ярости подалась вперед и почувствовала, как платье разошлось у нее на спине. Она быстро прижалась к спинке дивана.

- Нет.

- А что ты дашь мне взамен? Извини, но я не хочу больше слушать о твоем прошлом.

Армигер долго смотрел на нее. Что-то похожее на улыбку порхало вокруг его губ. От этого оценивающего взгляда сердце у Галы забилось сильнее. Она невольно посмотрела на мускулы его рук, на гордо развернутые плечи.

Потом он лукаво улыбнулся.

- Я буду не удивлен, если к полудню все станет ясно.

- Что ж… Маут склонился к ней.

- Расскажи мне свою историю, - попросил он.

Гала закрыла глаза. Лишь один человек до него просил рассказать об этом - не историю вообще, а ее историю. Она чуть не задохнулась от горя.

- Хорошо. Я попытаюсь рассказать ее, как сказку. Я часто этого хотела. Порой я представляла себе, как мой ребенок садится ко мне на колени и я ему рассказываю… У меня не будет детей. Но история - вот она.

Во-первых, пойми, что меня считали безумной уже в детстве, как считают и теперь. Однако по другим причинам: меня подводило чувство справедливости. Я обращалась с крестьянами и слугами с таким же уважением, как и с королями и принцами, и это ужасно раздражало маму, с которой я все время боролись. Она пыталась внушить мне чувство классовой розни - и ее божественной справедливости. Не скажу, чтобы я сражалась против себя самой на стороне угнетенных - что она могла бы понять, хотя это и было достойно осуждения. Я просто не видела особой разницы между нами.

А потом, когда мне исполнилось двенадцать лет, произошло одно событие. Не будь его, я стала бы обыкновенной принцессой… ха! Да-да, все могло быть.

Видишь ли, у моего отца хранилась некая книга - как и у всех королей от самых древних времен. В этой книге веками фиксировали разные высказывания Ветров вместе с интерпретациями и предсказаниями. Кое-что из того, что напророчили древние, сбылось: например, необычная погода как-то весной и опустошительный пожар в Белфонре. А моему отцу и его мудрецам удалось сделать единственное предсказание, а именно: королева должна умереть.

Позже я поняла, что это был лишь предлог. Отец положил глаз на другую женщину, на которой со временем женился. Она оказалась бесплодной, хотя он долгие годы отказывался признать этот факт. Однако в то время я ничего не поняла за исключением того, что Ветры повинны в смерти моей матери.

Я гуляла в саду с любимой дуэньей, когда мне сообщили об аресте матери. Дуэнья тут же расплакалась, упала передо мной на колени и вцепилась в мою юбку. Она была старше, а потому сразу сообразила, что происходит. Прежде мы с ней обсуждали некоторые аспекты человеческой природы, в частности, ее косность, которую она воспринимала как нечто само собой разумеющееся, а я с юношеским негодованием отвергала напрочь. «Ничто в нас не предопределено!» - заявляла я с надутым видом. Однако арест моей матери был теперь предопределен, и дуэнья вскричала: «О, принцесса! Твоя юность кончилась навсегда. Где та девочка, с которой я играла в летних садах? Скоро ты станешь желчной женщиной, обуреваемой жаждой мести. Ты перестанешь смеяться, ты будешь рыдать, думая о жизни, и ты отошлешь меня, чтобы я не напоминала тебе о тех навсегда ушедших временах, когда ты могла быть счастливой!»

«В твоих словах нет смысла», - ответила я ей. Я ощущала накал эмоций вокруг, я видела, как дрожал посыльный, как рыдала моя старшая подруга, как открытые в сад окна закрывались одно за другим… В тот момент я была единственной спокойной заводью в поднимающемся приливе. Я решила, что не дам смыть себя волной. Через мгновение то, что овладело и посыльным, и дуэньей, набросится на меня и овладеет мной - их человеческая природа того же порядка, что и искусственное разделение между классами, которое поддерживали даже они.

Это был в высшей степени загадочный момент. Как может яркость цветов, прохлада воздуха, мое собственное счастье навеки унести событие, или слух, или факт? Я любила маму и знала, что никогда не разлюблю ее, что бы ни случилось. Я заглянула в будущее и увидела себя рыдающей в одиночестве; я была словно марионетка, словно персонаж какой-то забытой пьесы. И в этот миг я поняла, что так оно и есть: горе моей дуэньи и мои грядущие страдания - роли, навязанные нам кем-то в прошлом. Я могла не просто горевать, если бы захотела. Я могла сойти с ума.

И я решила, что стану безумной. В этот миг я подумала: пусть я не в силах изменить судьбу матери, но в небесах не существует закона, предписывающего, как мне вести себя. Только гораздо позже я сумела оглянуться назад и понять, что мной руководила тогда ярость, которую я загнала так глубоко, что не могла ей предаться до… до недавнего времени.

«Встань, - сказала я дуэнье. - Давай немного поиграем на цимбалах. День сегодня на диво ясный… Больше таких не будет». Она посмотрела на меня с ужасом, и я поняла, что она считает меня чудовищем. Я подумала: что же станет со мной теперь, когда я отказалась играть роль в драме, начатой моим отцом?

С тех пор он тоже смотрел на меня с ужасом. Слуги проявляли при обращении со мной мягкое уважение - так ведут себя с ненормальными. Они знали: я так переполнена горем - хотя я не видела казни матери, да и прежде виделась с ней не больше пары часов в неделю, - что не способна больше ничего чувствовать. А король считал, что я ненавижу его и жажду мести. Он, наверное, думал, что я убью его, пока он спит. Когда я повзрослела, отец начал подумывать, как бы избавиться от меня, хотя я была веселой и жизнерадостной. Я говорила, что простила его за убийство матери, и была приветлива с его новой женой. Я действительно не собиралась мстить; в тот день, когда мне сообщили об аресте матери, я отправилась в долгий путь, по которому иду до сих пор, и в моем сердце была лишь благодарность за то, что меня оставили в живых - и за то, что я оставила человеческую расу позади.

Они плясали вокруг меня, пока я грезила среди бела дня - легендарные любовники, предатели, воры, короли и святые, - и я видела в них актеров, которые играют не только для окружающих, но и для самих себя. Если в них и существовала человеческая природа, она была глубоко похоронена под такими изобретениями, как горе и любовь. Эта вереница героев отравила мою юность.

Меня не собирались обучать наукам, поскольку я женщина.. Однако я не верила, что между мужчиной и женщиной есть какая-то разница, и наняла учителей. Отец дал свое позволение, так вот его авгуры ничего не говорили о том, как обращаться с сумасшедшей. Поэтому мне разрешили делать то, что не разрешалось другим.

О, я умела быть обаятельной и не менее коварной, чем самые изощренные в интригах придворные. Даже более, поскольку я постигала настоящие глубины человеческой природы. Но по мере того как я росла, мои желания все больше менялись. Я забыла свои детские мечты и уже не жаждала блистать при дворе, в море амбиций, которые властвовали там, поскольку теперь я их тоже видела насквозь.

Порой, не стану скрывать, я действительно сходила с ума. Я запиралась в своей башне и пела совам песни. Днями напролет лежала на кровати, бесцельно глядя в потолок или оплакивая потери: я потеряла чувство горя, романтизм любви и невинности. Прекрасные принцы и любовное томление ничего не значили для меня на том пути, на который я ступила. Я тосковала по пониманию, которое не могла больше найти. При дворе еще остались люди, в основном слуги и простые рабочие, которых я любила, потому что они любили меня. Они знали, что я не безумна, а просто дерзка настолько, насколько даже короли не могли себе позволить. Бедные люди не любят играть роли и поэтому кажутся черствыми даже по отношению к самим себе; тем не менее они умеют любить лучше нас, ибо честны в своих чувствах. Они увидели, что я в одно мгновение отвергла мир, в котором выросла, потому что он требовал от меня бессмысленной гибели, дабы все продолжало идти по накатанному пути, А кроме того, я порой ходатайствовала за них перед королем, и он частенько давал «добро» там, где другие просители терпели поражение.

В конце концов, подметив мой неженский интерес к наукам и занятиям историей, отец придумал, как избавиться от меня. Раз я хочу быть ученой, сказал он, будь по тому: он позволит мне возглавить экспедицию, которую в то время организовал Ринский университет, чтобы измерить сейсмические изменения, вызванные деятельностью опресней.

Опресни порой закладывали термоядерные заряды глубоко в горах или океанских впадинах. Судя по сохранившимся архивам, Ветры проводили такие взрывы раз или два в столетие, в разных местах. Мы по традиции запрещали добычу полезных ископаемых в этих регионах в течение десяти лет после взрыва, а затем людям разрешалось копать сколько им вздумается. В результате они всегда находили богатую добычу минералов или металлических руд. Тщательно изучив архивы, я поняла, что взрывы производились по сложной схеме, направленной на то, чтобы приблизить ценные материалы к поверхности земли - для нашего блага. Это одна из услуг, которую оказывают нам Ветры.

Да, Маут, они служат нам. Они просто этого не осознают. Если ты позволишь мне продолжить, ты поймешь, что я имею в виду.

Я прекрасно видела истинные намерения отца. Он хотел удалить меня от себя, лишить всяческой политической власти и возможности выйти замуж. Меня это не волновало. Я приняла его предложение из личных соображений. Честно говоря, мне безумно хотелось увидеть новые края и хотя бы временно пожить той жизнью, которую ведут мужчины. Я даже одевалась по-мужски. Помню, в день нашего отплытия я появилась в порту в кожаных брюках и мужской куртке, а за спиной у меня был тяжелый рундук с научными инструментами и книгами. Рядом семенили две дуэньи, совершенно не подготовленные к жизни на корабле и не понимающие, как им относиться к моему новому образу.

Университетские светила были еще менее рады меня видеть. Они рассматривали мое присутствие как нечто навязанное им против воли - и были абсолютно правы, - а меня саму воспринимали как скандальную особу. С первой же минуты, когда я ступила на палубу, мне дали понять, что я не дождусь от них никакой помощи, что они не будут повиноваться моим командам и всерьез воспринимать меня как главу экспедиции. Я не смогла найти с ними общий язык.

Наверное, в первый раз в жизни люди отказывались молниеносно исполнять мои желания. Я в ярости спустилась в свою каюту. Кипела я часов шесть, прежде чем поняла, что я снова реагирую на форму. Какой реакции я ожидала от этих людей? Они были проницательны и умны в избранной ими сфере деятельности и при этом ничего не смыслили в устройстве реального мира; это я уже успела сообразить. Так с какой же стати их неприязнь удивила меня?

Я идеализировала ученых, надеясь, что среди них наконец-то найду людей, способных меня понять. Могу ли я надеяться продолжать свои исследования с этими людьми? Нет, конечно; по-моему, им попросту не хватало для этого мозгов. Поэтому я рассмеялась и решила, что буду относиться к происходящему с юмором. Однако это оказалось непросто, поскольку команда была довольно жестока ко мне в последующие дни.

Не знаю, как далеко бы все зашло, если бы Фортуна не отвернулась от нас. Чтобы исследовать масштаб действия взрыва, мы проплыли вдоль цепочки островов, уходивших в открытый океан. Нам особенно хотелось добраться до одного острова в форме буквы «П», который, по-видимому, являлся конечной точкой архипелагами установить на нем сейсмографические приборы. Путешествие должно было занять неделю. На третий день после того как меня вызвали с камбуза, где я обедала вместе с матросами - они пригласили меня, и я согласилась, послав все традиции куда подальше, - я сидела и кипела от злости на корме, вдалеке от капитана и его высокомерного помощника. И тут на корабль обрушился шквальный ветер. Он чуть было не опрокинул судно набок, но это была лишь прелюдия к шторму, нависшему над горизонтом в виде ужасных черных туч. Мне велели сойти вниз. Я отказывалась до тех пор, пока капитан не потерял терпение и не приказал отнести меня насильно.

Несколько часов нас трясло, как спички в кармане. Мои дуэньи слегли от недомогания и страха. Я гонялась за сундуком с инструментами, который летал от одной стены каюты к другой. Когда настала ночь, корабль как-то странно содрогнулся, и я услышала, как матросы кричат, что мы наткнулись на скалу. Куда нас занесло, я не знала, но трюмы быстро заполнялись водой, и капитан, не способный управлять судном, решил спасти свою собственную шкуру.

На корабле была всего одна спасательная шлюпка. Капитан уселся в нее вместе с помощником и несколькими дружками. На меня, принцессу, ему было наплевать, поскольку он прекрасно понимал, зачем отец послал меня в эту экспедицию. Храброго рыцаря, который спас бы меня, на корабле не нашлось. Дуэньи вцепились в свои вышитые подушки и наотрез отказывались двинуться с места. Я все-таки умудрилась открыть дверь каюты и ринулась на палубу.

Команда поняла, что капитан ее покидает. Озаренные голубыми вспышками молний, оглушенные парусами, которые хлопали в воздухе, как плети, матросы столпились на борту с первым попавшимся под руку оружием и стреляли в шлюпку, уже спущенную на воду, но еще пришвартованную к кораблю. Я стояла в дверях под бешено вращавшимся штурвалом и смотрела, как они убивают друг друга. Внезапно линь порвался, и лодку начало относить. Оставшиеся на палубе матросы попрыгали в воду, охваченные жаждой спастись с корабля, который казался им обреченным на гибель.

За несколько минут палуба опустела, лишь трупы со странной оживленностью скользили по палубе от борта к борту. Шлюпка скрылась за громадными волнами. Я осталась одна, если не считать перетрусивших горничных; меня вместе с обреченным кораблем несло в открытый океан.

Скала, на которую мы наткнулись, была частью неизвестного архипелага; в такую даль нормальные люди попросту не совались. Прежде чем корабль затонул, его прибило к берегу. В ужасном свете молний тот казался скопищем острых черных скал. Мои дуэньи отказались покинуть знакомую каюту, несмотря на то что палуба под ногами заходила ходуном - корабль отчаянно пытался вырваться на волю из камней, между которыми его зажало. Обругав их дурами, я завязала свои длинные волосы сзади, прихватила нож со спичками, залезла на фок-мачту и прыгнула во тьму.

Очнулась я ясным утром. Прилив вынес меня на отмель и наполовину засыпал песком. Я села, посмотрела на жалкие останки затонувшего корабля и заплакала. Мне даже в голову не пришло задуматься, почему я плачу, если никто не видит моих слез. От корабля остались лишь две мачты, торчавшие набекрень из воды. Никто не цеплялся за них; наверняка мои горничные погибли во время шторма.

Когда я села, на мокром песке остался отпечаток тела. Волосы у меня спутались, в них вплелись водоросли, образовав жуткий колтун. Я взяла нож, обрезала их и встала. Все кости были целы; до берега я доплыла быстро, но так устала, что не смогла взобраться по откосу наверх. Наконец я нашла тропинку и вскарабкалась на зеленый лужок, за которым виднелся лес.

Скоро мне стало ясно, что на острове я не одна.

Из леса появились мужчины с землистыми лицами. Я стояла на краю утеса, так что бежать мне было некуда. Их привлекло на берег кораблекрушение, и они бросились на поиски добычи, в то время как я, привязанная к бревну, лежала и наблюдала за ними под присмотром старика.

Одежда незнакомцев казалась странной пародией на ту, что носили в моей стране. Кожаные штаны были сшиты из сотен маленьких лоскутков: очевидно, на острове не водилось крупного рогатого скота. Рубашки выглядели не лучше, а вплетенная в них лоза, очевидно, служила своего рода кольчугой. Похоже, аборигенам не хватало металла. И им определенно не хватало лоска.

Мужчины с бодрыми криками ныряли в воду, вытаскивали обломки корабля, а потом дрались на берегу, деля добычу. Затем подняли меня на ноги и повели по тропинке в лес. По дороге они сравнивали свои трофеи: одному досталась острога, другому - кофель-нагель, а третий каким-то образом умудрился отодрать штурвальное колесо и нес его на плече. Они с любопытством рассматривали мои инструменты и в конце концов взяли их с собой только потому, что те были из металла и нести их не составляло труда. Говорили мужчины по-япсиански, но на воровском жаргоне. Я решила, что это пережившие кораблекрушение пираты или же их потомки. А они решили, что я мальчик.

Я подумала, что это недоразумение по крайней мере спасет мою честь, если не жизнь, хотя некоторые из них подозрительно глазели на меня. Я притворилась глухой, чтобы они не могли услышать мой голос. Кроме того, если аборигены решат, что я чужестранец и не понимаю их языка, то будут говорить между собой более свободно.

Теперь мне кажется, они и не думали об осторожности. Они хвалились друг перед дружкой добычей и обсуждали, как припрятать более ценные вещи от жрецов, которые, как видно, правили островом. Поскольку я уже выработала линию поведения, расспрашивать о жрецах я не могла, хотя и сгорала от любопытства. Похоже, эти люди были идолопоклонниками, что запрещалось в моей стране, хотя тайное поклонение идолам процветало и у нас. Короче говоря, они поклонялись опресню.

Что дикари знали об опреснях, я даже представить себе не могла, хотя последующие события вскоре заставили меня осознать мое собственное невежество. Меня привели в грязную деревеньку, где, волоча за волосы, продемонстрировали населению, весьма неразумно хвастаясь при этом богатой добычей, так что большинство жителей деревни тут же потребовали свою долю. После этого меня повели к чуть более опрятному дому, в котором жили жрецы.

Шестеро жрецов вышли из дома - грязные, оборванные, с изможденными лицами. Меня снова провели перед ними, как на параде, и, пока они решали мою судьбу, я старалась как можно больше понять, глядя вокруг и прислушиваясь к разговорам. В темном дверном проеме я заметила женщину, куда более чистую и опрятную, с надменной осанкой, в платье, расшитом бисером и украшенном драгоценными камнями. Она, в свою очередь, пристально разглядывала меня. Я не могла понять, что выражает ее пронзительный взгляд.

Жрецы решили держать меня в заключении, пока не выяснят, кто я такой и какую выгоду можно извлечь из моего пребывания на острове. Меня отвели в лачугу на околице; в сущности, даже не в лачугу, а в пещеру, выдолбленную в скале. Вглядываясь в кромешную тьму, тут же вызвавшую у меня приступ клаустрофобии, я в отчаянии смотрела на закрытую дверь. И в то же время меня разбирал смех при мысли о том, как низко я пала в смысле социального статуса. Я уж решила было признаться, что я женщина, и потребовать соответственно более мягкого обращения, но, обнаружив, что у меня есть компаньон, отбросила эту мысль.

Моим соседом был старик, такой же эксцентричный, как я сама. Все на острове устали от него и заточили в темницу. Его первые слова, обращенные ко мне (я никогда их не забуду) были:

- Какие вилки вам больше нравятся: с длинными зубцами или короткими?

Я тщательно обдумала ответ, поскольку от него зависело, сложатся у нас дружеские отношения или нет. Наконец я сказала:

- Предпочитаю вилки с длинными зубцами, поскольку они гораздо изящнее.

Старик пришел в восторг. Он потряс мою руку, представился, а затем выдал мне монолог на целый день, описывая себя самого, свое положение и этот остров. Мне не было нужды его перебивать, поскольку старик предупреждал все мои вопросы и говорил с такой энциклопедической дотошностью, что я просто сидела и слушала.

Остров действительно населяли бывшие пираты. Они не умели строить корабли - в сущности, они не умели ничего, разве что мародерствовать. У них было несколько женщин, и, прожив здесь почти тридцать лет, они образовали своего рода сообщество.

Удивительно, но на острове и впрямь был опреснь. Позже я узнала, что опресни были и на дне океана, и на вечных льдах Северного и Южного полюсов. Их поведение всегда являлось загадкой. Здешний опреснь занимался тем, что убивал людей - а когда не убивал, то стерилизовал мужчин и женщин.

После прибытия новой случайной партии отбросов общества опреснь слегка изменил свое поведение. Он перестал убивать, однако не допускал к себе женщин, кроме одной - той, которую выбирал сам. Это сочли религиозным знамением. С тех пор прибытие новых людей считалось благословением и их принимали с распростертыми объятиями. На острове установился новый порядок, а посредницей опресня была избрана одна из женщин. Никто не мог приблизиться к Ветру без ее позволения.

Мне стало интересно, каким же образом опреснь убивал людей, но старик тут же, не дожидаясь расспросов, удовлетворил мое любопытство и рассказал о ядовитых облаках и странных болезнях, распространявшихся от обиталища Ветра. Как ты, возможно, знаешь, опресни не передвигаются сами, хотя у некоторых есть агенты, Выполняющие их волю. У местного опресня таких агентов не было, он полагался на обычный ветер и прочие воздушные течения. Он убивал на расстоянии.

Люди научились общаться с опреснем через посредницу. Его главным образом интересовали их семейные дела, браки и наследники. Мне это показалось чрезвычайно странным; я решила, что на самом деле опреснь молчал, а жрецы делали собственные выводы, позволявшие им управлять местной жизнью.

Опресни, как и все Ветры, не немые; иногда они даже говорят, хотя, как правило, речь их невнятна и никак не соотносится с действиями людей. Я подумала, что Эти люди жили, руководствуясь скорее собственными суевериями, нежели реальными действиями Ветра.

На следующий день меня выпустили из темницы и сказали, что я - собственность человека, который первым ко мне подошел. Мне надлежало помогать ему с земледелием - вернее, с огородом, поскольку он только и умел, что выращивать корнеплоды да сажать ягодные кусты. Я подчинилась.

Конечно, вечно так продолжаться не могло. Я не собиралась оставаться рабыней. Если мне не суждено будет сбежать, я решила стать здешней правительницей и более или менее приучить островитян к цивилизации. Я могла дать им много полезного. Начала я со своего фермера, продемонстрировав преимущества одновременного посева двух видов зерновых, с тем чтобы они укрепляли друг дружку, боролись с болезнями и взаимно обогащали корневую систему. Занимаясь сельским хозяйством, я ни на минуту не переставала думать, как мне захватить над сообществом власть.

Меня все еще принимали за юношу. Я говорила немного и старалась малость запачкаться - что не так-то трудно, работая в огороде, - чтобы скрыть нежность моей кожи. Поскольку мой маскарад имел успех, я начала замечать, что молодые женщины острова начали бросать в мою сторону любопытные взгляды. Это натолкнуло меня на мысль.

Я вспомнила, как на меня глядела их жрица, и наконец поняла, что означал этот взгляд. Хотя я редко ее видела, я старалась, как могла, попадаться ей на глаза. Кроме того, я знала, что приближается день, когда опреснь взорвет ядерный заряд, заложенный глубоко под землей. Хотелось рассчитывать, что действие взрыва почувствуется и здесь.

Мне удалось понять, что эта женщина крайне суеверна и свято верит в свою роль посредницы между людьми и Ветром. Когда она бросала на меня взгляд, я отвечала ей тем же. Нас разлучало то, что ей все время полагалось находиться в доме жрецов или же ходить к опресню, хотя последнее было преимуществом для меня.

Став немного свободнее, поскольку- мой хозяин понял, что ему выгодно быть со мной в хороших отношениях, я несколько дней слонялась по оврагу за домом жрецов, так чтобы у жрицы, сидевшей у окна, не осталось никаких сомнений насчет моих намерений. Когда настало утро взрыва, я встала спозаранку, прокралась к дому и постучала в ставень. Жрица открыла, и я представилась ей. Она сразу пригласила меня в дом, но я замялась, прошептав о стариках, которые держали ее здесь. А что, если нас застукают?

Она разочарованно кивнула. Строгость, в которой здесь жила жрица, была всего лишь средством, с помощью которого старики придерживали ее для себя. Она никогда не знала внимания молодых мужчин и жаждала его. Жрица сразу же согласилась, когда я предложила ей сходить сегодня вечером посовещаться с опреснем и встретиться со мной в лесу.

Я понятия не имела, чего мне ожидать. По традиции считалось, что Ветер убивает всех женщин, которые приближаются к его границам, за исключением той, которую он выбирал себе в посредницы. Мне казалось, что это суеверие и оно мне только на руку. Я усердно работала в тот день, чтобы хозяин не мог ко мне придраться, а когда он меня отпустил, я, прихватив нож и спички, устремилась к лесу.

В сумерках в лесу появилась жрица, нерешительно ступая по тропинке и благоухая своими лучшими духами. Я пришла раньше и поклонилась ей; когда же она бросилась ко мне, я отступила назад, говоря, что мы слишком близко к деревне.

Она согласилась со мной, но куда мы могли пойти? Есть лишь одно место, сказала я, куда никто не сунется. Это опреснь.

Жрица замялась. Мысль об интимной близости в святилище напугала ее. Однако я не сдавалась и ласками и нежными словами заставила ее отвести меня в глубь леса, к опресню. Там я снова стала просить ее провести меня внутрь, и она была уже не в силах сопротивляться.

Мы подошли к опресню в тот момент, когда садилось солнце. Он выглядел в точности, как все опресни: Широкая площадка из белого, похожего на камень материала, поднимающегося кверху на многие метры и кончающегося шпилем, который возвышался метров на пятьдесят над окружающим лесом. Вокруг площадки, словно часовые, торчали шпили пониже. Лес доходил до самой площадки, но не дальше. За часовыми шпилями камень был чистым, без растений и даже без гальки. Как правило, большинство опресней выглядели именно так, находились ли они на дне, или на вершине горы, или же (как, например, в Рине) в центре города.

Главной характерной чертой опресней был узор на их поверхности: прямоугольники, шестиугольники и другие фигуры в разных сочетаниях. Все они представляли собой двери или по крайней мере потенциальные отверстия. Некоторые открывались при определенных условиях; другие могли быть открыты людьми, если те знали, как это сделать. Мы в Япсии всю жизнь изучали опресней, стараясь понять, как заставить их открыть двери, но так и не сумели усвоить эту закономерность. А кроме того, двери порой закрывались и потом их невозможно было открыть никакими силами.

Так было всегда. Опресни появились раньше нашей письменности, несмотря на то что мы ведем записи вот уже тысячу лет. Похоже, они существуют со дня основания мира. Мы не знаем, откуда они появились, хотя ты, наверное, это знаешь. Ты же сказал, что ты старше их.

Они направляют развитие нашей цивилизации: находят для нас полезные ископаемые, лечат разные болезни вроде чумы и помогают разводить новые виды растений и животных, которые мы употребляем в пищу. Мы воспринимаем все это как дары. Их нам дают в этих помещениях, когда у нас хватает смелости войти. В каждом помещении, как правило, содержатся предметы одного типа, однако в некоторых из них на стенах появляются фрески и символические надписи. Таким образом опресни общаются с нами.

Как я уже сказала, иногда они привлекают агентов. Можно увидеть, как на верхушке шпиля открывается дверца и из нее вылетает стая птиц. А в некоторых помещениях, слишком маленьких для человека, находят приют мелкие ночные зверушки. Ветры правят не только людьми.

Те, кто поклоняется им, провозглашают их творцами планеты и всего, что на ней есть. Ветры, отрицая это, не объясняют нам свою природу. Они просто заявляют, что они - именно то, чем кажутся. Они Ветры, вот и все.

Когда жрица схватила меня за руку и повела по белой площадке, я боялась, что меня вот-вот гром поразит; не исключено, что женоненавистничество местного Ветра - не просто легенда. Однако меня не убили, и я, приободрившись и даже рассмеявшись, побежала за жрицей к шестиугольному отверстию.

Оно было около двух метров, как раз на той высоте, где склон Ветра становился слишком крутым, чтобы на него забраться. Я оглянулась и увидела, что нахожусь на одном уровне с верхушками деревьев. Передо мной расстилался весь остров. Не успела я полюбоваться видом сверху, как жрица втянула меня внутрь.

Она сразу обняла меня, но я высвободилась из ее объятий и чиркнула спичкой. Жрица, тяжело дыша, встала рядом со мной, позволив мне оглядеться. Помещение было таким же, как в опресне, в котором я побывала в Япсии: круглым, с куполообразным потолком и полом диаметром около десяти метров. В центре из пола поднималась колонна с открытым верхом. Я заглянула внутрь. Черная бездна. Кто знает, что могло появиться оттуда? Неудивительно, что опреснь вызывал у местных жителей религиозное благоговение.

- Иди сюда! - нетерпеливо проговорила жрица.

Она схватила меня за руку и потянула вниз, к себе. У меня было слишком мало времени. Я отступила на несколько шагов, обогнув колодец. Чиркнула спичкой, зажгла взятый с собой факел и сказала ей:

- Простите за обман, леди, но мне было велено так поступить.

- Велено? - Она встала. - О чем ты говоришь?

- Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я не с потерпевшего крушение корабля.

Услышав мое заявление, жрица остановилась, не успев обогнуть колодец, и отпрянула назад, глядя на меня с немым вопросом.

Пора было открыть карты.

- Ты хорошо служила опресню. Я верю, что ты гордишься своей судьбой, но я также знаю, что порой тебе хочется быть обычной женщиной. Жить, как другие, с мужем, родить детей…

- Откуда ты? - прошептала она, широко раскрыв глаза, блестевшие в мерцающем свете.

Я положила факел на пол и, расстегнув куртку, показала ей свою грудь.

- Я такая же, как ты. Я здесь - и я жива. Ветер выбрал меня твоей преемницей. - Я не сомневалась, что сумею справиться с людьми, которые управляли жрицей. Как только я приду к власти, они у меня по струночке будут ходить. - Ты свободна! - добавила я с улыбкой.

- Нет! Это какой-то дешевый трюк!

Ее вожделение ко мне пропало напрочь, теперь жрица была охвачена гневом. Я предвидела это.

- Мы знали, что ты так просто не поверишь. И хорошо - ты избранная, а значит, не можешь быть слишком наивной. Хочешь, я докажу тебе, что говорю правду?'

Она надменно кивнула.

- Хорошо. Сейчас мы увидим знамение.

Если знамения не будет, решила я, мне придется просто убить ее, а потом дождаться утра, когда придут жрецы. Однако, боюсь, у меня не хватило бы духу. Я надеялась лишь на то, что действие одного из опресней вызовет ответную реакцию у всех других в округе радиусом в сотню километров.

Долго ждать не пришлось. Пол под ногами начал подрагивать. Жрица вскрикнула и отпрянула от колодца. Хотя я ожидала чего-то подобного, я сама перепугалась до смерти. Ветры непредсказуемы.

Неожиданно весь опреснь резко содрогнулся. Снаружи поднялся ветер. Мы слышали, как трещат сучья и трепещет листва. Над часовым шпилем, который виднелся через отверстие, засиял белый ореол.

- Перестань, прошу тебя! - крикнула жрица. - Я верю!

- Хорошо, - отозвалась я, хотя понятия не имела, как все это прекратить.

И тут дверь закрылась.

Мы со жрицей как по команде рванулись к двери. Я размахивала факелом, словно это был талисман, способный заставить ее открыться. Казалось, там вовсе не было никакой двери - ее выдавала лишь принесенная ветром веточка, застрявшая в проеме. Мы переглянулись. Жрица наконец поняла, что власти над опреснем у меня не больше, чем у нее самой.

Колонна посреди помещения вдруг провалилась, оставив черную дыру. Пол опресня превратился в воронку. Ухватиться было не за что. Жрица с пронзительным воплем покатилась в бездну. Я последовала за ней.

Очнулась я на дне колодца диаметром метра три. Верх его терялся во мгле. Дно было изогнутым, из такой же скользкой белой субстанции, что и наверху, только мягкой. Вокруг меня на стенах колодца появлялись и пропадали странные образы, похожие на движущиеся фрески.

Я плакала и старалась не смотреть на них, пряча лицо в ладонях, но чего я боялась - не знаю. В конце концов я заставила себя открыть глаза и посмотреть хотя бы наверх: а вдруг что-нибудь свалится на меня оттуда? Я воображала всяческие ужасы: гигантские поршни, поток воды или же чудовищные руки, которые загребут меня. Но ничего не происходило, если не считать смены панно на стенах. Не удержавшись, я все-таки взглянула на них.

И застыла, словно загипнотизированная. Передо мной разворачивался каталог планеты в пиктограммах. Изображения тысяч вещей приближались и уплывали вдаль. Все эти образы неудержимым вихрем стремились к какому-то апокалиптическому завершению. От непрерывного мелькания и мерцающего света у меня закружилась голова. Я выбросила руку вперед и крикнула:

- Хватит!

Моя ладонь наткнулась на стену. Картинка, до которой я дотронулась, как по волшебству, застыла на месте. Остальные продолжали вращаться вокруг этого неожиданно возникшего островка.

Я отдернула руку. Пиктограмма осталась неподвижной.

Видела ли жрица то, что видела я? Может, именно таким образом опреснь избирал себе посредниц? Я без труда могла представить, как эти женщины, съежившись от страха, глядели непонимающими глазами на мелькание образов - чтобы потом, возможно, попасть на растерзание ждущей снаружи толпе. Обитатели деревни наверняка требовали объяснить, что значили эти картины. Все равно как если бы тебе дали книгу на незнакомом языке - и под угрозой смерти потребовали рассказать, что там написано.

Быть может, ни у одной из этих женщин не хватило смелости или злости, чтобы попытаться дотронуться до образов. В таком случае они так и не узнали, что могут их остановить или,, как я очень скоро обнаружила, передвигать.

Сначала я нерешительно потрогала другую пиктограмму. Она мгновенно остановилась. Воодушевившись, я потрогала другие. Вскоре передо мной оказалось несколько островков, окруженных вихрем образов. Каждая картинка казалась важной: дерево, облако, замок, дом. В основном это были картины природы, но встречались также изображения мужчин и женщин, причем одетых очень странно. У некоторых над головами сияли золотистые нимбы, а за плечами виднелись рюкзаки. Как правило, они стояли на фоне черного неба и звезд.

Один из образов будто пошатнулся, когда я остановила его. Я дотронулась до него еще раз, и он дернулся на месте. Я приложила палец к стене и медленно провела им вперед. К моему удивлению, картинка последовала за моим пальцем.

Вряд ли кто-нибудь, оказавшись на моем месте, не поддался бы искушению упорядочить пиктограммы. Их имело смысл сгруппировать даже с чисто прагматической точки зрения, чтобы не приходилось все время вертеть головой. Скоро передо мной по линеечке выстроилось около десятка изображений. Остальные по-прежнему вращались, но теперь, когда я знала, что могу ими управлять, они уже не так пугали меня.

Я немедленно сделала еще одно открытие. Если два образа или более перекрывали друг друга, они мерцали несколько секунд, а затем исчезали, уступая место новым.

Эти новые образы были ответом опресня.

Понимаешь, когда я подвинула изображение рыбы на покрытой рябью реке, на стене ряд за рядом появились картинки с другими рыбами. Некоторых рыб я узнала, я их ела или видела в книгах. Когда я подвинула карпа, коснувшись его глаза, то обнаружила, что смотрю на подробнейшее изображение глаза карпа с мелкими надписями над и под ним, написанными нашим алфавитом, но на незнакомом мне языке.

Я пришла в полный восторг. Возможно, я застряла здесь навсегда, однако это меня уже почти не, волновало. Несколько часов подряд, пока жажда и изнеможение не лишили меня сил, я группировала образы и смотрела на ответы опресня.

Когда я очнулась, то чуть не сошла с ума от жажды. Мне так хотелось пить, что я начала орать и колотить в стены, надеясь, что за ними есть какие-то люди-посредники, которые наблюдают за мной. Никакого ответа.

На стенах были изображения воды. Я совместила картинки животного и капли дождя. Пиктограммы пропали, затем появились снова без изменений. Похоже, это происходило, когда опреснь не понимал вопроса.

Я поместила человеческий череп на изображение солнца. Снова ничего. Так продолжалось довольно долго, но я не сдавалась, поскольку жажда - такое чувство, которое игнорировать очень нелегко. Не помню в точности, какая комбинация оказалась удачной, но внезапно у меня над головой что-то звякнуло, и, когда я подняла лицо, на него обрушился поток ледяной воды.

Когда поток иссяк, я стояла в воде по колени. И тем не менее я была благодарна. Больше того, меня охватило победное ликование. В конце концов, я поговорила с Ветром, попросила его об услуге, и он мне ее оказал.

Других женщин опреснь, очевидно, выбрасывал вон, когда убеждался, что они не в состоянии понять, о чем он хочет поговорить. Меня он оставил, и через несколько дней я привыкла к этой странной пиктографической речи. Опреснь отвечал на все мои вопросы - если только я знала, как их задать. Это было самое трудное, поскольку мне хотелось узнать его историю и историю моего народа; я хотела знать, как наша планета появилась на свет и к чему она идет. Но мне не хватало воображения, чтобы задать эти вопросы с помощью рисунков и знаков.

Однако я сумела заставить опресня выполнять мои просьбы. Я настойчиво показывала на изображение солнца, пока наконец сверху на меня не хлынул поток света. Я потребовала, чтобы мои испражнения были убраны, и пол поглотил их, пока я спала. Я попросила о пище и получила фрукты и ягоды.

Я научилась двум вещам, которые сделали меня королевой Япсии. Во-первых, я научилась рисовать собственные картинки и останавливать их на стене. А во-вторых, я обнаружила целый клад информации о самих опреснях.

Вышло это так: я тронула маленький вертящийся шар, и он развернулся в карту планеты. На ней ясно выделялись континенте, так что вскоре передо мной возникла карта моей страны, на которой разными цветами были обозначены рельеф местности и ее растительность. Я никогда не видела ничего подобного. На карте была масса мелких знаков. Вначале я приняла их за города, но они находились не там, где положено, и в конце концов я поняла, что это опресни.

Их соединяли между собой тонкие линии В наших легендах говорилось, что опресни связаны подземными дорогами, хотя у нас никогда не было доказательств. Теперь я это видела. И я видела дорогу, которая вела от моего опресня к другим.

Я нарисовала свой собственный портрет - и тут Меня осенило. Я передвинула портрет к острову на карте, где, как я полагала, мы находились. Портрет исчез и появился снова в уменьшенном виде рядом с небольшой возвышенностью в форме купола.

Опреснь подтвердил мою правоту. Это действительно был тот самый остров.

Я передвинула свой портрет на линию, соединявшую под морем остров и континент. Портрет сию же секунду вырвался у меня из-под пальца, скользнул по линии и остановился, мерцая, у купола, изображавшего опресней на континенте.

Я тронула портрет. Он продолжал мерцать.

Что-то наверху затмило солнце, и все вокруг потряс глубинный утробный грохот.

Я успела отдать еще одну команду - и тут земля ушла из-под ног. Подземный поток подхватил меня, словно циклон, и повлек за собой.

Я проснулась от солнечного света, падавшего в лицо. Вокруг раздавались приглушенные возгласы, исполненные удивления и страха. Открыв глаза, я увидела лица моих подданных. Они говорили с акцентом провинции Сантел, на вершине горы которой есть свой опреснь.

Я села и обнаружила, что нахожусь в квадратной комнате со сторонами метра три. Такая же квадратная дверь была открыта, и в нее струился солнечный свет; на меня пристально смотрели четверо крестьян.

Вечером крестьяне увидели, что дверь опресня открылась. Наутро они набрались смелости и подошли к двери; за ними потянулись жители деревни. Когда я вышла из опресня, находившегося за четыреста километров от того, в который вошла несколько дней назад, меня встретила целая толпа молчаливых сограждан.

На стене помещения, из которого я вышла, появились изображения, созданные мной с помощью опресня. Эти фрески были сгруппированы вокруг моего портрета, а над моей головой парила корона Япсии. К этим картинкам опреснь добавил свои собственные, что-то вроде процессии, которая сопровождала меня по всей комнате.

После того как люди увидели, что Ветры благословили меня на царство, мое восшествие на трон было гарантировано.

Панорама, нарисованная опреснем, имела для меня немного другое значение, чем для моего народа. Люди считали, что это моя родословная. Я же уверена, что процессия изображала стадии развития человечества на нашей планете, поскольку каждая сцена показывала какое-то поворотное историческое событие: основание религий, династий, законов и философии.

Молчаливые фигуры рассказывали мне об изобретениях человечества: о наших собственных творениях, которые мы приписывали богам, о нашем разуме, нашей морали, нашей науке и даже о назначении нашего мира. Этими достижениями мы были обязаны исключительно самим себе.

Я не могла понять только одного: если мы сотворили себя сами, при чем здесь Ветры? Я не понимаю их, и они пугают меня.

Во всем мире я боюсь только их одних.

Гала пила мелкими глоточками охлажденное вино из бокала, глядя на чашу с фруктами, стоявшую перед ней на парапете, когда в комнату ворвался генерал Матиас. Начальник королевской охраны вообще не отличался покладистым нравом, а сегодня он был просто в ярости. За ним, словно дымок, влекомый ветром, семенила небольшая процессия придворных и горничных.

- Почему вы мне не сказали? - проревел генерал, нависнув над королевой.

Гала, рассказав свою историю, позавтракала с Маутом и, несмотря на бессонную ночь, чувствовала себя странно-спокойной. Она удивленно посмотрела на Матиаса.

- Чего не сказала?

- Кто он такой!

Гала взяла изюминку, пожевала ее немного и лишь потом ответила:

- Ей-богу, Матиас, я не понимаю, о ком ты говоришь.

- Не понимаете? Вы с этим типом сидите взаперти уже два дня! Неужели я так одряхлел, что мне нельзя доверить стратегически важную информацию? Или вы хотели поставить меня перед фактом?

Он и впрямь был сердит. На нее. Гала выпрямилась в кресле.

- Погоди, погоди! Тут какое-то недоразумение. Я никогда не стала бы намеренно подрывать твой авторитет, Матиас! Что я такого сделала?

- Ваш гость - генерал Армигер! Я только что узнал об этом от горничных. А вы не сказали мне ни слова!

Гала уставилась на него, открыв рот. А потом вспомнила, что вчера, когда она спросила Маута, чем он может ей помочь, он улыбнулся и сказал, что к полудню она узнает.

Королева взглянула на солнечные часы, встроенные в ее стол. Был полдень.

Гала прыснула со смеху. Сперва тихонько - но когда она увидела расширенные от ярости глаза Матиаса, то не смогла больше сдерживаться. Небрежно отодвинув бокал с вином, королева откинулась на спинку кресла, и ее радостный смех взлетел над осаждавшей замок армией к самым небесам.

Проснувшись утром, Джордан услышал, как Сунейл вылезает из фургона. «Наверное, пошел отлить», - подумал Джордан. Но старик не возвращался.

Джордан так и не смог больше уснуть. Солнце еще не встало, было морозно. Юноша не спал полночи, слушая, как королева Гала рассказывает Армигеру свою историю. Когда она закончила, Джордан уснул - крепко и без сновидений, но ненадолго. Он ворочался с боку на бок, полежал на спине, закрыв лицо ладонями, даже свернулся в клубок… сон бежал от него, а Сунейла все не было.

В конце концов Джордан встал, дрожа от холода, подполз к задней занавеске фургона и выглянул наружу. Горизонт сверкал, как серебро. Такого холодного цвета Джордан в жизни еще не видел.

Сунейл стоял неподвижно, глядя куда-то вдаль и сунув руки в карманы длинного шерстяного пальто. Время от времени он опускал голову и задумчиво ковырял носком сапога землю.

Джордан опустил занавеску и снова лег. Вид старика встревожил его, хотя сперва он даже не понял почему. Лишь когда солнце выглянуло из-за горизонта и Сунейл вернулся, чтобы передохнуть последние полчаса перед дорогой, до Джордана дошло: ему редко доводилось видеть столь совершенное воплощение человека, поглощенного внутренней борьбой. Примечательно, однако, что за последние дни Сунейл ни словом не обмолвился ни племяннице, ни Джордану о своих тревогах.

Они ехали мимо полей, тянувшихся во все стороны, Сунейл вдруг сказал:

- Это город Рин.

- Что? - Джордан уставился на ветхую деревенскую хибару, погрязшую в навозе собственного свинарника. - Вот это?

Он с детства слышал о Рине, одном из великих городов Япсии, славившимся своими садами и университетом. Кроме того, в Рине находился опреснь, и знаменитые религиозные колледжи занимались его изучением.

Сунейл рассмеялся. Они сидели вместе на переднем сиденье. Тамсин решила немного пройтись и шла сейчас в нескольких метрах впереди, чуть покачивая головой в каком-то внутреннем ритме и размахивая в такт руками.

Сунейл показал на невысокие холмы впереди.

- Там.

Холмы образовывали на равнине дугу, уходящую вдаль направо и налево. Были они не выше двадцати метров, и, приглядевшись повнимательнее, Джордан увидел на дальних холмах несколько зданий, а также тоненькие струйки дыма. Впереди возле дороги стояла каменная башня. Движение за последний день стало куда оживленнее. Теперь они ехали в сплошном потоке фургонов, лошадей и пешеходов. Все направлялись к холмам. С юга туда вела еще одна такая же дорога, длинным серпантином вьющаяся по волнистым вершинам холмов.

Но города не было. Только разрозненные здания.

- Я не понимаю. Он что - под землей? Сунейл снова рассмеялся.

- Нет. Вернее, отчасти. Ты увидишь. - Старик загадочно улыбнулся.

Они сделали несколько кругов по серпантину. Земля здесь выглядела так, словно когда-то была жижей, а потом так и застыла волнами. Там и сям торчали гигантские, почти не выщербленные ветрами валуны.

В главную дорогу вливались боковые, пока движение не сделалось совсем плотным и шумным. Бродячие торговцы громко предлагали засахаренные фрукты и свежую рыбу. Города все еще не было видно, хотя Джордан услышал крики чаек и увидел, как некоторые из них летят над очередным подъемом.

Мудрые строители Рина предусмотрительно расширили дорогу после этого подъема, поскольку как минимум половина путешественников замирала там, остолбенев от изумления. Тамсин так и сделала. Джордан встал и недоверчиво вскрикнул. Сунейл просто улыбнулся.

Сперва Джордан увидел туманно-голубую дугу прибрежной линии, а над ней - выбеленные солнцем скалы, почти отвесно поднимающиеся из воды. Потом он охватил взглядом всю перспективу: отдаленные утесы были продолжением гребня, на который взобрался их фургон. Скалы широким кругом обступали глубокую чашу в земле. Почти вся эта чаша была заполнена водой; Джордан заметил на озере лодки, казавшиеся отсюда белыми перышками. В самом центре чаши над водой возвышалась зеленая гора. Вершина ее, как кораллами, была усеяна зданиями; у подножия виднелись доки.

- Рин! - сказал Сунейл, показывая вниз.

Дорога петлями спускалась к поросшим зеленью руинам. Во всяком случае, так показалось Джордану на первый взгляд. Город был весь зеленый от плюща, деревьев и мха. Поначалу юноша не разглядел зданий, пока не понял, что все сады, которые он видит, находятся на крышах домов и башен. Рин растянулся вдоль дуги, образованной скалами, на несколько километров в каждом направлении, а языки молов и верфь расчертили ближайший берег сложным геометрическим узором.

Этот вид стоил всех перенесенных Джорданом мучений. Он знал, что улыбается как идиот, но ему было плевать. В это мгновение он решил, что хочет жить в Рине.

- Это самое прекрасное место на свете! - воскликнула Тамсин.

- Желаете совершить экскурсию с гидом? - спросил щегольски одетый молодой человек, вынырнувший, словно по волшебству, у нее из-под локтя.

Тамсин смерила его взглядом с головы до ног.

- Сгинь, хамское отродье! - процедила она. Незнакомец пожал плечами и пошел прочь. Джордан, удивленный реакцией девушки, спрыгнул вниз и подошел к Тамсин.

- А что случилось?

- Все жаждут поживиться, - ответила она. - Куда бы мы ни приехали, нам везде пытаются всучить свой товар. - Тамсин тяжело вздохнула., - Отравляют путешественникам лучшие мгновения.

Молодой человек подошел к другому фургону и, похоже/начал торговаться с туповатого вида возницей.

Сунейл тронул коней, и Тамсин с Джорданом тоже, пошли вперед.

- «Хамское отродье»? - переспросил Джордан. Она покраснела.

- Я вычитала в книжке.

Они шагали, глядя на открывающийся перед ними вид. Девушка молчала, очевидно, ничего не имея против общества Джордана. Чуть погодя Джордан вернулся к фургону и спросил Сунейла:

- Что вы собираетесь здесь делать? Старик кивнул в сторону города.

- У меня есть тут старые деловые знакомые. Попробую с ними договориться и начать все сначала. В конце концов, война-то кончилась!

- Вы жили тут прежде?

- Нет. И это, пожалуй, к лучшему, - задумчиво проговорил Сунейл.

Благодаря увиденному в летнем замке королевы, Джордан представлял себе, как должен выглядеть город во время войны. И тем не менее он не мог представить солдат на улицах Рина. Несмотря на то что город был большой, выглядел он сонным, а его жители - беззаботными. Тамсин показала Джордану на объявления с королевской печатью, развешенные по улицам. Он не смог их прочесть, поэтому девушка перевела:

- Это декреты парламента, отменяющие комендантский час и обыски. Похоже, война действительно кончилась.

- Нет, - отозвался Джордан. - Королева все еще сопротивляется. Ее летний замок осажден, но у нее достаточно запасов, а люди по-прежнему преданны ей.

Тамсин бросила на него странный взгляд.

- Понятно. Ты сам это придумал? Или тебе птичка напела?

- У меня есть свои источники.

- Ну-ну, - протянула она. - Се пророк великий!

- Эй! - помахал им от фургона Сунейл. - Нам сюда.

В караван-сарае, обнесенном высоким каменным забором, народу было видимо-невидимо, в том числе и солдат, которые проверяли груз во въезжающих фургонах. Пока они рылись в сокровищах Сунейла - под протестующие возгласы Тамсин, - Джордан огляделся. Караван-сарай представлял собой просторный квадратный двор с раскиданной по земле соломой и корытами с водой. В воздухе пахло навозом и горящими дровами. Все приезжие, у которых не было друзей или мест в гостинице, скапливались здесь. Они оживленно сражались за места для фургонов, воду и помойные ведра. Тут царил полный жизни хаос.

Прошлой ночью королева упоминала о Рине. Больше всего в ее повествовании Джордана заинтересовало то, что она говорила о природе Ветров. Юноше казалось, что еще немного - и он разгадает эту тайну. У него сложилось впечатление, что Армигер тоже близок к разгадке - если только генерал уже не нашел ответа, который Джордан пока что найти не сумел.

Он думал об этом, помогая Сунейлу пристроить фургон в узкий просвет возле стены. Потом пошел искать воду и корм для коней, а когда вернулся, Сунейл переоделся в изящную шелковую одежду.

- Пойду навещу своих старых друзей, - сказал он. - А ты, юноша, теперь расстанешься с нами?

Джордан пожал плечами:

- Если позволите, я переночую вместе с вами, а утром уйду.

- Хорошо. Присмотри за моей племянницей. Я вернусь засветло.

- Можем мы посмотреть город? - спросила Тамсин.

- Если хотите. Только не заблудитесь.

Он ушел пружинящим шагом. Джордан повернулся к Тамсин.

- Как твоя нога?

- Нормально.

- Тогда прогуляемся?

Тамсин, улыбаясь, протянула ему руку.

- Ведите, сэр!

Рин оказался значительно больше, чем выглядел сверху, - и гораздо грязнее. Вечнозеленая листва скрывала грязь, и Джордан подумал, что отчасти растения служили именно этой цели. Однако главным образом растительность служила средством ублаготворения Ветров.

Старинная статуя возле порта изображала мужчину и женщину, воздевших руки к небу. В руках у них были цветущие ветви. Тамсин прочитала надпись на постаменте.

- Семь столетий назад город был разрушен, - сказала она. - Его тайком восстановили, используя привозную древесину и не вырубая деревья. Людям удалось восстановить равновесие между созиданием и разрушением, и Ветры позволяют им строить по сей день.

- Говорят, здесь должен быть опреснь, - сказал Джордан. Статуя стояла на оживленной площади, которую окружали увитые плющом дома торговцев. Город простирался на несколько километров во все стороны, и с площади это было прекрасно видно, поскольку она находилась на выступе скалы. Сама скала величественно устремлялась ввысь, а вокруг нее раскинулась одуряюще-бескрайняя равнина.

- Здесь есть опреснь, - кивнула Тамсин. - Я видела его по дороге.

- А где?

Джордан не знал, хочет ли он видеть его после рассказов королевы Галы. Однако узнать, где находится опреснь, было нелишне - хотя бы для того, чтобы ненароком не наткнуться на него.

- Можно заметить отсюда. - Девушка взобралась на постамент. - Видишь?

Джордан проследил за ее рукой. Что-то там было в заливе… Отсюда виднелся лишь ряд белых зубцов, торчавших над поверхностью воды.

- Да, вижу. В том месте, где я вырос, тоже был опреснь. Отец однажды повел меня посмотреть на него. Он стоял в пустыне, одинокий, словно заброшенный, но отец сказал, что он живой и мы не должны подходить слишком близко. Так странно видеть опреснь под водой… Что ж, по крайней мере он не в городе, и на том спасибо.

- Эй ты, слезь оттуда! - крикнула проходящая мимо женщина.

Тамсин спрыгнула с подножия статуи. К ним повернулись несколько голов; однако никто не остановил молодых людей, когда они побежали вниз по склону холма к порту.

В историях, которые Джордан читал, порт всегда описывался как место, где пьяные моряки и проститутки поджидали горожан и заплутавших детишек, чтобы поживиться за их счет. Ему казалось, что в доках полно одноглазых пиратов со шпагами, в закоулках валяются трупы, а с кораблей то и дело падают винные бочки.

В Рине все было не так. В основном здесь ходили баржи, которые курсировали между городом и противоположным берегом озера, поскольку по суше этот путь занимал чуть не целый день. Очевидно, где-то в озеро впадала река, так что в доки заходили и лодки, но только не пиратские корабли. Порт был чистеньким и ухоженным, и, за исключением небольшой дисциплинированной группки рабочих, разгружавших одномачтовое судно, особой активности там не наблюдалось.

- Здесь довольно скучно, - сказала Тамсин. - Давай разыщем рынок!

- Не исключено, что в городе несколько рынков!

- Какая разница!

Они поблуждали немного по улицам. Тамсин, похоже, привыкла к толпам, но Джордану такое скопление людей давило на психику. Сотни прохожих - а за каждым углом еще сотня. И все одеты почти одинаково: мужчины - в модных городских камзолах, женщины - в длинных платьях в складку, подолы которых подметают улицы. Выходит, подумал Джордан, все они здесь живут. Сможет ли он жить в городе с таким количеством соседей? |

Молодые люди немного постояли у ворот Ринского университета, глядя на пятнистый от солнца двор и поросшие плющом здания. Королева Гала ходила здесь, подумал Джордан - и эта мысль внезапно помогла ему увидеть ее по-новому. У них с королевой появилось что-то общее: хотя бы то, что они оба стояли здесь.

Охваченный приливом эмоций, Джордан покорно и бездумно шел за Тамсин, пока они наконец не вышли на рынок.

Если даже улицы казались Джордану забитыми народом, то здесь была такая толпа, как в замке Кастора на свадьбе, только бурлящая, выплескивавшаяся в соседние улочки и переулки. Вдоль стен стояли односкатные киоски и повозки, а некоторые предприимчивые продавцы попросту выложили свой товар на растеленных одеялах. Взрослые, животные, бегающие дети - над всей этой толпой стоял оглушительный непрекращающийся гул. От запаха благовоний, навоза, древесины и раскаленного железа у Джордана закружилась голова. Тамсин рассмеялась.

- Здорово! Смотри, это и есть настоящий Рин! Она нырнула в толпу.

- Подожди!

Джордан, качая головой, но притом невольно улыбаясь, побежал за ней.

Хаос заражал своей энергией. Здесь невозможно было ходить не спеша. Через пару минут Джордан обнаружил, что, подобно Тамсин, носится вокруг стола с безделушками из бирюзы, после чего его занесло к продавцу фруктов, причем по дороге он чуть было не налетел на одноногую женщину, продававшую тряпичные куклы. Джордан пожалел про себя, что в кармане всего несколько монет.

К сожалению, гул голосов провоцировал видения. То и дело приходилось останавливаться и трясти головой, поскольку в ушах раздавались голоса Армигера и доктора, с которым беседовал генерал. Это больше не пугало юношу, просто видения мешали ему сосредоточиться на том, что было перед глазами.

И вдруг он остановился как вкопанный прямо посреди рынка. В голове зазвучал другой голос, ясный и отчетливый: «Иди к женщине с коричневым мешком. Скажи мне, что в нем».

- Что? - Джордан растерянно оглянулся.

- Я ничего не говорила, - отозвалась Тамсин. - Ой, смотри! Маг!

На маленькой сцене в боковом переулке стоял сухопарый холеный человек. Глаза у него были закрыты, одну ладонь он театральным жестом прижимал ко лбу.

Из публики вышла молодая женщина в крестьянской одежде, нерешительно взошла на сцену, встала рядом с магом и развязала мешок, который несла за спиной. Когда она разложила на сцене все вещи, по зрительским рядам пробежали приглушенные шепотки, а затем раздались аплодисменты. Вскоре к ногам мага посыпался дождь монет.

Джордан вместе с Тамсин постояли там еще немного. Маг угадывал, что находилось у зрителей в сумках, карманах или просто в сжатых кулаках. Он ни разу не ошибся. Толпа была поражена и готова платить, лишь бы представление не кончалось.

Каждый раз, когда магу задавали очередную загадку, Джордан слышал то, чего, похоже, не слышал никто другой. Маг обладал таким же даром, как и Туркарет: он мог общаться с Ветрами или по крайней мере с механами. Сосредоточившись, Джордан видел, как во сне, прозрачную бабочку, парившую над толпой. Когда маг отдавал ей приказы, невидимка подлетала к узлу, сумке, коробке или сундуку и просовывала туда тоненькие, как волосинки, антенны. Почти как комарик, подумалось Джордану.

Сердце юноши колотилось от возбуждения. Такого сильного эмоционального подъема он не испытывал с тех пор, как сидел на берегу озера и слушал разговор волн. В том, что проделывал маг, не было ничего особенного; Джордан и сам мог не хуже. Поразительно было другое: крохотная механа позволяла собой командовать - а Ветры не обрушивали за это на мага свою ярость.

- Пойдем! - сказала Тамсин.

- Подожди. Я хочу попробовать кое-что.

- И думать забудь, Джордан! Последней рубашки лишишься. Он ведет нечистую игру.

- Да, и я знаю, как он это делает.

«Иди к шкатулке с драгоценностями, которую держит мужчина в зеленом, и скажи мне, что в ней», - скомандовал маг.

Джордан закрыл глаза и сказал про себя: «Иди сюда».

Теперь он отчетливо видел бабочку - живой огонек над темной толпой. Джордан никогда не видел таких механ; она скорее походила на дух. Бабочка нерешительно зависла над человеком в зеленом, а потом поплыла к Джордану и сделала круг над его головой, словно изучая.

«Вернись!» - велел маг своей служанке.

Интересно, кто из них сильнее?..

Джордан улыбнулся и приказал: «Останься!»

«Вернись! Вернись сейчас же!»

Толпа потихоньку загудела.

«Немедленно вернись ко мне, Ка!»

«Кто ты?» - спросил у бабочки Джордан.

«Я Ка, пробный зонд терраформирующей инфраструктуры Вентуса. Я представляю собой шасси из нановолокна с распределенным процессингом и электростатическим механизмом управления, который питается солнечной энергией. Я…»

Джордан несколько дней думал о том, что он спросит у первой же механы, с которой ему удастся наладить контакт. «Ты общаешься с Небесными Крюками?»

«Нет. Я передаю информацию опресню 463».

Джордан смутно услышал, как маг объявляет представление законченным. В толпе послышались возмущенные возгласы и смешки. Кто-то потребовал отдать деньги.

- Джордан! - прошипела Тамсин. - Что ты делаешь? Пошли отсюда!

- Погоди.

«Ты скажешь опресню 463, что разговаривала со мной?» - спросил он у Ка. «Да».

«Не надо!» «Ладно».

Джордан открыл глаза.

- Представление окончено, - сказала Тамсин. - Пойдем.

- Я занят.

- Вздор! Ты застыл с отвисшей челюстью, как идиот! Пошли я сказала!

Она потянула его за руку.

«Где ты, Ка? Пожалуйста, вернись!»

«Ты не пуст», - сказала Ка.

Джордан не сразу понял, что она имеет в виду. Когда юноша снова закрыл глаза, то увидел вокруг себя целую толпу механ, мерцающих призрачным светом. Зрители, маг и даже Тамсин казались тенями, дырами в матрице.

«Я механа?» - спросил он у Ка.

«В тебе есть механа», - ответила бабочка.

- Ка! - крикнул маг, на сей раз вслух. Казалось, он вот-вот расплачется.

Джордану хотелось узнать побольше, но Тамсин тянула его за руку, и к тому же ему стало жаль бедного мага, который не понимал, что творится.

«Вернись к своему магу».

Ка упорхнула. Джордан открыл глаза и увидел, как маг поднял руку в воздух, словно лаская что-то. Плечи у него обмякли от облегчения, а потом он начал оглядываться вокруг, бормоча проклятия.

Взгляд мага упал на Джордана и замер. Что он мог сделать? Юноша посмотрел ему прямо в глаза, иронично усмехнулся и пожал плечами.

Маг съежился, словно Джордан ударил его. Потом, отпрянув, показал на Джордана пальцем и крикнул:

- Уйди от меня! Уйди, слышишь?

- Джордан! - Тамсин встряхнула его за плечи. - Пошли! Они ринулись в толпу. Тамсин была встревожена, Джордан - ошеломлен новыми возможностями. Ему хотелось спросить у мага, где тот нашел Ка и как понял, что может им управлять, а также почему опреснь позволяет ему командовать Ветерком. А кроме того, Джордан хотел узнать, почему Ветры разговаривают с ним и с магом, а с другими людьми - нет.

«Армигер тоже ищет ответ на этот вопрос, - напомнил себе юноша. - Ведь сам он не умеет разговаривать с Ветрами!»

И хотя они уже отошли довольно далеко, Джордан сосредоточился и спросил: «Почему Ветры сердятся на меня, Ка?»

Ответ прозвучал еле слышно; Ка вроде бы сказала: «Ты не пуст. Поэтому ты можешь быть опасен для талиенса».

Какое-то новое имя. Неправильно расслышал?..

«Кто такой Талиенс, Ка?»

Донеслось неразборчивое бормотание.

Тамсин потащила Джордана к воротам рынка.

- Что все это значит? - спросила она решительно, когда они вышли на тихую улочку.

Джордан рассмеялся, качая головой.

- Сам толком не знаю. Давай-ка вернемся к фургону. Она смерила его задумчивым взглядом.

- Пожалуй, ты прав.

Сунейл ждал их возле фургона. Вид у него был встревоженный. Тамсин подбежала к дяде и обняла.

- Как прошла встреча?

Сунейл скривился и высвободился из объятий.

- Мне пришлось… пойти на некоторые уступки, - сказал он, не глядя на нее. Потом бросил взгляд на Джордана и отвернулся. - В бизнесе, как и в политике, приходится порой делать то, что тебе не по душе.

- Что-то случилось? - спросила Тамсин, склонив голову набок.

- Ничего особенного, - ответил Сунейл. - Когда ты станешь постарше, Тамсин, то поймешь, почему я принял такое решение. Это в наших интересах.

- Расскажи мне! - потребовала Тамсин.

Джордан стоял за ней, скрестив руки, и внимательно смотрел на обоих. Что-то явно было неладно.

- Ты знаешь, что до войны я был министром в кабинете королевы, - сказал Сунейл. - Поэтому мне пришлось бежать. От той жизни, которую дала нам Гала, мне удалось спасти лишь тебя, мою любимую племянницу. Парламент объявил охоту на ведьм - вешали всех, кто участвовал в нашей работе. Я старался не попадаться им в лапы, и все же благоразумнее было покинуть страну. Некоторые люди знают, чем я занимался, но они хотят забыть нашу прежнюю жизнь, поскольку королева мертва.

- Королева жива, - не подумав, выпалил Джордан. Сунейл сел на нижнюю ступеньку фургона и уставился на него.

- Ты точно это знаешь, юноша?

- Да какая разница! - вмешалась Тамсин. - Лучше расскажи, как прошла твоя встреча!

- Для меня очень важно, насколько Джордан Масон уверен в том, что королева жива, - сказал Сунейл. - Мои партнеры потребовали от меня доказательств преданности, но если Джордан не тот, за кого себя выдает, сегодняшняя сделка не состоится.

Джордан внезапно все понял.

- Ты продал меня.

Сунейл посмотрел ему прямо в глаза.

- Тебя разыскивают, Джордан.

- Разыскивают? Только не закон, - сказал Джордан. - Это может быть лишь…

- Я!

Джордан обернулся. Шпага Брендана Шейи находилась в паре сантиметров от его горла. Коренастый наследник клана Боро мрачно усмехнулся, а из-за фургона в тот же миг появились четверо со шпагами наголо.

- Дядя!

Тамсин рванулась к Джордану, но Сунейл схватил ее за руку.

- Мне все это нравится не больше, чем тебе. Но мы обязаны доказать свою преданность новым властям Япсии, понимаешь? Теперь мы можем вернуться домой.

- Сволочи! Отпустите его!

Тамсин пыталась вырваться из рук дяди. Брендан Шейя не обращал на них ни малейшего внимания. Он ходил вокруг Джордана, разглядывая его, словно призового скакуна.

- Я вспомнил тебя! - заявил Шейя. - Ты был на банкете с теми иноземными шпионами. Тебе стало плохо. Ты чуть не испортил нам ужин.

Джордан бросил на него свирепый взгляд.

- Я не сделал ничего дурного!

Шейя взмахнул шпагой.

- Ты навлек на дом гнев Небесных Крюков! Ты разрушил наше родовое гнездо, из-за тебя Ветры убили моего старого друга Туркарета, а потом ты сбежал - и Крюки погнались за тобой! Очевидцы рассказали нам все!

Джордан знал, что его стычку с Туркаретом во дворе Боро видели многие. Неужели Аксель и Каландрия тоже арестованы?

- А где…

Шейя ударил Джордана в лицо. Юноша пошатнулся. Двое наемников Шейй грубо подхватили его и поставили на цыпочки.

- Прекратите! - крикнула Тамсин.

- Тише! - прошипел ее дядя. Шейя кивнул Сунейлу.

- Твое счастье, старик, что ты наткнулся на Масона. Тебе вернут и титул, и звание. Денег и земель я, конечно, гарантировать не могу… но о каких гарантиях можно вообще говорить в наше время? - Он небрежно махнул рукой в сторону Джордана. - Взять мальчишку!

Двое солдат поволокли Джордана за собой; когда они вышли на улицу, его посадили на коня, связав по рукам и ногам.

Добрые жители Рина смотрели во все глаза и отпускали нелестные комментарии,, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь Джордану освободиться.

- Извини, если я малость не в форме, - сказал Армигер, сев напротив генерала Матиаса. - Я тут болтал с одним из твоих людей на амбразуре, и в этот момент камень, выпущенный парламентскими войсками из паровой пушки, снес ему голову напрочь.

Матиас поморщился.

- Я слышал. Сегодня утром… Лавин - дьявол, настоящий дьявол! А королева восхищается им. Это самое ужасное. Послушай, у меня есть немного пива из наших неприкосновенных запасов. Выпьешь кружечку?

Армигер кивнул. Он уже имел пару коротких бесед с Матиасом, но генерал был явно занят - и, похоже, насторожен. Именно эта настороженность подтолкнула Армигера попросить о встрече; ему нужно было привлечь Матиаса на свою сторону.

Они сидели в тесном кабинетике Матиаса, который находился в одном из внешних зданий дворца. У Армигера тряслись руки; случай на крепостной стене потряс его больше, чем он ожидал. В конце концов, погиб еще один солдат, только и всего. Армигер стоял в метре от погибшего, так что ему тоже вполне, могло оторвать голову. В таком случае со временем он отрастил бы себе новую. У него не было разумных причин так волноваться. Но он был потрясен.

- Лавин сейчас на гребне, - сказал Матиас. - Молодой, блестящий, честолюбивый. Королева негласно помогала ему сделать карьеру. А теперь он воюет против нее. По-моему, Он просто предатель… Гала со мной не согласна: говорит, он просто архитрадиционалист.

- А вы не пробовали обратить это против него? - спросил Армигер.

- И не без успеха, - кивнул Матиас. - Он ненавидит решать моральные проблемы. И в то же время он способный ученик: боюсь, именно я научил его давить на противника днем и ночью. Он не дает нам уснуть. А результат ты видел сам.

Армигер кивнул.

- Должен сказать, Армигер, что у тебя железные нервы, - пристально глядя на него, произнес Матиас. - У меня сложилось такое впечатление, когда я читал докладные о твоих сражениях на северо-востоке. Это было просто блестяще. Потом до нас дошли слухи, что ты погиб - а теперь ты объявился здесь. По-моему, ты просто сбежал. Почему?

- Ты поэтому избегаешь меня, да? - с улыбкой спросил Армигер. - Потому что считаешь меня дезертиром?

- Нет, не дезертиром. Наемником. - Матиас криво усмехнулся. - Ты пришел сюда и предложил королеве свои услуги… За сколько?

Армигер выпрямил спину.

- Во-первых, если бы я был наемником, Равенон должен был мне платить. Но они не платили мне - по крайней мере деньгами.

- Что ты имеешь в виду? Чем же они тебе платили?

- Информацией. Мне нужны были их шпионская сеть и их посыльные. Ты прекрасно знаешь: я пришел сюда с пустыми руками. Интересно, как я унесу свои деньги, если королева Гала мне их даст?

- Очень просто, - сказал Матиас. - Ты договорился с Лавином.

Армигер хрипло рассмеялся.

- Твои подозрения выглядят вполне правдоподобно. Значит, ты считаешь меня троянским конем?

- Каким конем? Армигер выпил глоток пива.

- Лавин не нуждается в моей помощи, чтобы взять замок, и тебе это прекрасно известно, - сказал он в ответ. - А кроме того, я не предлагал королеве свои услуги в качестве военного командира.

- Да? А в качестве кого?

- Священника. Исповедника. - Армигер взглянул на выражение лица Матиаса и снова рассмеялся. - Послушай, человек, которому сегодня оторвало голову… Я такого уже навидался. Почему, как ты думаешь, я ушел из Равенона? Ветры стерли с лица земли две мои дивизии. Я беспомощно стоял и смотрел, как это происходит. В то время я думал, что мне все равно; но мне не было все равно. И сейчас мне тоже не все равно. Я пришел сюда не затем, чтобы сражаться, Матиас. Можешь не беспокоиться.

Старый генерал откинулся в кресле и медленно кивнул.

- Странный ты. Если бы ты сказал что-нибудь другое, я просто не воспринял бы тебя всерьез. Священник? Исповедник? Я ничего в этом не понимаю. Но я понимаю людей, которые складывают оружие. Людей, лишенных военной жилки. Они не могут стать хорошими командирами. Гала говорит, что Лавин тоже не любит воевать. И однако у него здорово получается!

В двери вежливо постучал адъютант. Матиас кивнул и встал с кресла.

- Теперь, когда я знаю, что у тебя на душе, Армигер, я рассчитываю на твои способности. Если подумать, кто может быстрее положить конец войне, как не человек, который ее ненавидит?

Джордан с криком вскочил на ноги. Нет, больше он этого не допустит!

Юноша покачал головой, заставил себя дышать мерно и глубоко и огляделся вокруг. Он был в маленькой камере, в подвале дома Брендана Шейи. В узкую щель проникал тусклый свет заката и холодный ветерок, от которого Джордана всего трясло.

У него забрали все пожитки, включая золотистую шаль Каландрии. Теперь он открыт всем Ветрам.

Видения и звуки, связанные с Армигером, начали затихать. Они были очень интересными, даже захватывающими, но сейчас это не имело значения. Не имело значения и то, что он искал в Армигере спасения, проделав столь длинный путь на юг от разоренного Небесными Крюками поместья. Как же ему хотелось сейчас очутиться в другом месте - и стать кем-то другим!

Джордан злился на Брендана Шейю - злился так сильно, что даже перестал его бояться. Он злился и на себя тоже, а сейчас это было ни к чему.

В конце концов, в его жизни был момент, когда он думал, что прекратит бунтовать и примет все то, что презирал в своем отце. Когда Эмили убежала во тьму, Джордан несколько долгих секунд лежал на кровати, ожидая, что кто-нибудь бросится за ней. Он до сих пор помнил эти секунды; что-то сломалось в нем и отпустило на свободу. И он считал, что никогда больше не сможет жить по-прежнему - так, как жили в его семье.

Он обманывал сам себя. Сейчас ему казалось, что в эти последние недели его несет по течению, словно листок, попавший в реку. Сначала Каландрия похитила его, пользуясь страхом Джордана перед видениями, потом завлекла в поместье Боро, где интриги, убийства и предательство были в порядке вещей. Неудивительно, что он чувствовал себя таким беспомощным. Он подчинился Каландрии и поверил ее рассказам; он позволил Сунейлу заманить себя в ловушку. Он был пустой страницей, на которой другие писали свои имена. Именно так и жил его отец.

Это, конечно, позор - и если он начнет жалеть себя, то вновь превратится в заплутавшего мальчишку. Когда умерла мать Галы, будущая королева отказалась играть роль, навязанную ей другими. И Джордан должен был усвоить этот урок.

Он пробыл в камере уже целый день. Если бы утром под дверь не сунули немного еды, Джордан мог бы подумать, что в доме никого нет, кроме него.

Эта резиденция Боро была не такой роскошной, как замок, разрушенный Крюками. Особняк стоял на главной улице Рина, стиснутый с обеих сторон такими же, даже более шикарными, особняками. Вместо сада - мощеный двор перед домом. Джордан знал, что здание высокое, но сколько в нем этажей, он сказать не мог, поскольку видел дом вверх ногами, когда его привезли на лошади вчера вечером. Четыре этажа? Или пять? Какая разница!

В книгах, которые Джордан читал, у злых властителей в замках всегда были казематы. Эмми годами пугала его, рассказывая истории о тайных подземельях замка Кастора. Никаких казематов там, естественно, не было, да и в этом доме тоже. Джордана попросту сунули в погреб и дали койку, одеяло и ведро, чтобы он сам устроился в своей темнице.

Что будет делать Брендан Шейя? Влиятельный человек вполне мог себе позволить тайком, без суда и следствия, разделаться с никому не известным путешественником.

Джордан снова поежился. Первым делом надо как-то согреться.

Ему оставили плащ. Юноша свернул его и встал на каменный выступ в стене, чтобы заткнуть плащом щель. Тут он услышал в коридоре шаги,

- Эй, выпустите меня! - крикнул Джордан.

- Кончай орать! Шаги стихли.

- Я ничего вам не сделал, сволочи проклятые! Джордан спрыгнул и пнул ногой дверь.

Ощущение было приятным, да и удар достаточно Звучным, так что он пнул еще раз. Тамсин наверняка нашла бы подходящее к случаю ругательство. Ему на ум пришло лишь то, что он услышал от нее вчера:

- Хамское отродье!

Он хотел было пнуть еще раз, но дверь внезапно отворилась, скрипнув заржавевшими петлями, и в проходе возник мрачный громила с дубинкой в руках.

Джордан ахнуть не успел, как мордоворот ткнул его дубинкой в живот. Боль пронзила все тело, и юноша упал на пол.

Он инстинктивно съежился и таким образом избежал самых сильных ударов. Потом верзила плюнул на него и удалился.

- Сволочи! - простонал Джордан, оторвав трясущиеся руки от головы. - Гады, гады!

Все они - Каландрия, Армигер с Акселем, Сунейл и весь вонючий клан Боро. Гады проклятые!

И тут на него нахлынуло видение. Донесся голос Армигера, по стенам закружил хоровод образов, и не только по стенам - по двери и даже по земле под плечами. Будто он упал в яму со змеями и вокруг поднялись тысячи шипящих голов.

Он встал на колени, судорожно глотая воздух. Тени шептались и плясали, однако Джордан создал вокруг себя капсулу в центре камеры. Он мог видеть, и слышать, и действовать. Не без труда, но он все-таки встал на ноги.

В легкие ему хлынул холодный воздух. Джордан чуть было не рассмеялся.

- Вы жестоки! - сказал он Ветрам. - Но сейчас, раз в жизни, вы мне поможете.

Сев на койку, юноша накинул плащ на плечи. Ему больше не требовалось глубоко дышать, чтобы войти в транс.

Сначала Джордан решил узнать, где находится. Перед глазами у него оказался прозрачный вид здания. Рядом с подвалом было помещение со множеством полок - очевидно, винный погреб. Туда вело несколько лестниц, и Джордан инстинктивно стал высматривать ту, что поуже, предназначенную для слуг. Скорее всего это лестница в глубине Погреба.

Там были цистерна и длинное помещение с высоким сводчатым потолком. В подвале замка Кастора находились фехтовальный зал и арсенал. Очевидно, здесь тоже было нечто подобное. Все эти помещения выходили в тот же коридор, что и камера Джордана. От коридора отходили многочисленные боковые ответвления, ведущие в кладовые разной величины.

Комнаты на первом этаже тоже были видны, хотя в хаотической перспективе, словно он стоял в низу громадной стеклянной модели. Если бы Джордан не привык читать архитектурные планы в замке Кастора, то не сумел бы отличить коридор от комнаты и камин от шкафа.

Через несколько минут он уже мысленно вычертил самый короткий маршрут от камеры до выхода для прислуги. Приближалась ночь; через несколько часов спустя в доме все затихнет. Тогда придет время побега…

Джордану необходимо было увидеть не только план здания, но и окрестности. Когда на имение Боро спустились Небесные Крюки, ему на короткое время удалось увидеть отдаленные места и людей, которые находились в сотне метров от него. Однако сейчас, как он ни старался, трюк повторить не получалось.

Ладно, попробуем кое-что другое… Джордан сосредоточился на одном имени и изо всех сил запустил его в воображаемое небо.

«Ка!»

Ответа не было. Юноша попытался было увидеть местность за зданием, но снова ничего не вышло. «Ка! Иди сюда!»

Тишина. Джордан ждал, однако Ветерок, очевидно, был слишком далеко и не слышал его. Ладно, в запасе есть еще идея.

Джордан осторожно поднялся и подошел к двери. Пробежал пальцем по замочной скважине на большом железном замке. Сосредоточившись, он смог увидеть внутренности замка; механизм был простой, так что при наличии какого-нибудь острого инструмента открыть его несложно.

Джордану хотелось попробовать еще одну вещь. Раньше он не решался экспериментировать, чтобы не выдать Ветрам свое местонахождение, однако теперь терять было нечего. Юноша вернулся и сел на койку, подобрав по пути плащ - в камере стало совсем холодно.

Он уже знал, что может общаться с механами, но до сих пор не осмеливался задать себе следующий логичный вопрос: может ли он командовать механами, как это делают Ветры?

Когда он сидел у озера и наливал воду из ведра в чашку, а затем выливал ее обратно, Джордан сделал одно открытие, которое до сих пор боялся проверить. Каждый предмет на планете знал свое название - кроме людей, которые здесь жили, потому что в них не было этих мельчайших механ.

Волны на озере знали, что они волны, однако, разбиваясь о берег, теряли свою индивидуальность. Джордан опытным путем установил: когда объект изменялся, его механа отмечала это и подбирала ему подходящее имя.

Так родилась мысль: а можно ли приказать предмету изменить его название? И если изменить ему имя, изменится ли сам предмет так, чтобы соответствовать новому названию?

Койка представляла собой простую деревянную раму с тонкими переплетенными планками, на которых можно было лежать. Джордан отломил одну планку и поднял перед собой.

- Кто ты? - спросил он вслух. «Кедр. Щепка…»

- А теперь ты щепка для растопки. Слышишь? «Логично», - ответила щепка.

- Тогда гори!

Джордан затаил дыхание. Через пару секунд щепка сказала: «Возгорание данной массы исчерпает все механические резервы. Дальнейшая трансформация без внедрения новой сущности будет невозможна».

- Гори, я сказал!

Он открыл глаза. Ничего не происходило… И тут щепка задымилась. -Ой!

Джордан выронил ее, дуя на пальцы. Ему почему-то казалось, что щепка аккуратненько загорится с одного конца. На самом деле она запылала вся целиком.

- Потуши себя, щепка!

Тишина. Что ж, не зря она говорила об истощении резервов… Наверное, ее механа погибла в процессе разжигания огня. Джордан закрыл глаза и посмотрел внутренним зрением - действительно, маленький огонек выглядел черной точкой в механском пейзаже.

Юноша едва подавил желание вскочить и заорать. Сбегутся охранники… Но разве он не может приказать одежде охранников загореться тоже? Теперь он может все! Или нет?

Джордан поднял камень и попытался убедить его стать ножом, но тот забормотал, Перечисляя десятки условий, которые необходимы для трансформации: нагревание, присутствие углерода и железной руды…

Выходит, возможности механ ограничены. Джордана это не удивило. И вообще, грех жаловаться! Он сумеет выбраться из камеры, если откроет замок. Не исключено, что удастся и стражников победить, если достанет ума, однако лучше все-таки выбраться отсюда незаметно.

Он отломил очередную щепку от кровати и спросил ее:

- Ты можешь стать тверже?

«В пределах пятидесяти процентов износа…»

- Стань!

Щепка, казалось, съежилась в руке. Джордан нагнулся, закрыл глаза и сунул ее в замок.

«Ка», - пропел сзади мелодичный голосок.

Юноша обернулся. В узкой щели парила прозрачная, как призрак, бабочка с рынка. Значит, она все-таки услышала его призыв!

- Приветствую тебя, Ветерок, - почтительно произнес Джордан. - Помоги мне, пожалуйста.

Ка порхала из комнаты в комнату, докладывая обо всем, что видит. Как правило, головы «пустых» она облетала на расстоянии метра, поскольку случайный взмах руки мог ее прикончить. Такое уже не раз случалось с ее предыдущими телами. Ка по-своему гордилась тем, что жила в этом теле вот уже тридцать лет.

Опреснь 463-й не возражал против того, что Ка служит магу. Сама Ка тоже была не против. Она все равно патрулировала рынок, высматривая экологические отклонения. Весь город балансировал на грани уничтожения, однако «пустые» за несколько столетий научились тщательно поддерживать чистоту. И тем не менее приезжие порой привозили вещи, запрещенные уставом терраформирования: бензин, простые электрические приборы, а в последнее время - весело светящиеся радиоактивные обломки, украденные с упавшего аэростата, - и Ка была обязана обнаружить нелегальные вещества и предметы. Затем за дело принимались другие агенты опресня, истребляя отклонения и, как правило, убивая «пустых», которые были как-то с ними связаны. Из «пустых» получалось хорошее удобрение.

Голос существа, которое позвало Ка на рынке, обладал властью, которой не было у мага. Насколько Ка могла судить, это существо являлось Ветром.

- Скажи мне, что ты видишь, - велело существо.

«Я могу передать информацию непосредственно в твои органы чувств, если хочешь».

- Что? Что ты имеешь в виду? Покажи мне! Ка высветила Ветру образ коридора.

- Эй! Прекрати! «Как пожелаешь».

- А со слухом такое тоже возможно? Могу я услышать то, что творится вокруг тебя?

«Да».

Ка стала передавать звук на лету. Она порхала из комнаты в комнату, останавливаясь ненадолго, чтобы подслушать разговоры, а затем летела дальше.

- …Не понимаю, почему мне сегодня запретили спускаться в погреб. Я уверен, он что-то замышляет…

Потом раздался голос из коридора: - …Мне кажется, мясо не прожарено… И где-то еще на том же этаже:

- Он нам пригодится, но такому двурушнику нельзя доверять. Особенно если учесть, что он сделал карьеру среди извращенцев. Откуда нам знать, что у него на уме?

- Значит, он просто пешка?

- Спешить не будем. Не исключено, что он знающий бюрократ. А когда придет срок, обменяем его на что-нибудь более ценное.

- А что делать с Масоном?

- Масон спасет нас. Говорят, наша семья проклята из-за того, что случилось с Юрием. Нужно убедить весь мир, что мы - невинные жертвы. Если Туркарет был прав и Небесные Крюки охотятся за Масоном, надо только выставить его на площади, на виду у всего города, и ждать, когда за ним придут Ветры. Мы не можем передать это дело в суд, тяжба затянется на годы. Нет! Завтра мы распустим слухи, а послезавтра выставим его на площади. Если кто-то пикнет - шпагу к его шее, и все дела. А когда Ветры придут за ним, нас уже никто не станет спрашивать, зачем мы это сделали. Все поймут, что мы выполнили волю Ветров.

Кто-то вошел в комнату, и голоса начали обсуждать нынешний ужин. Ка полетела дальше, над парадной лестницей, к задней части дома. За одной из дверей послышались голоса, и Ка вновь остановилась послушать.

- Это называется «большая игра», племяшка, и мы должны играть по правилам, если хотим выжить.

- Значит, ты играл, когда привел солдат в наш город?

- Нет, ты меня не поняла…

- Ты мог спасти их! Ты солгал мне, а я тебе поверила!

- Чтобы выжить, человек способен на все, племяшка. И не стоит по этому поводу горячиться. Главное выжить. Если бы не я, ты давно бы погибла. Я спас тебя…

- Ты убил их! Убил!

- Замолчи!

- Нет, я не буду молчать! И ничего больше не буду для тебя делать!

- Еще как будешь! Представь, что люди узнают, кто ты такая на самом деле и откуда ты. Думаешь, в тебе увидят многообещающую молодую женщину, Тамсин? Нет, это я в тебе вижу массу достоинств! А они увидят чудовище, рожденное чудовищами. В лучшем случае - диковинку, в худшем - отвратительную тварь, которую надо побить камнями. У тебя есть выбор, юная леди. Ты можешь послушаться меня, научиться манерам, научиться танцевать и стать светской дамой в Рине. А если не хочешь… что ж, я верну часть своих инвестиций, если сдам тебя суду как бывшую извращенку. Угодно? Пожалуйста! Мне сейчас все едино, так что решай сама!

Ответа не последовало - лишь тишина, длившаяся, пока Ка не приказали лететь дальше.

Замок открылся с громким щелчком. Джордан затаил дыхание. Слышал ли стражник?.. Похоже, нет.

Смуглый верзила, который избил его, сидел в коридоре за столом, усердно вырезая узор из листьев на будущей ножке для кресла. Три незаконченные ножки лежали рядом на столе.

Резал он по дереву громадным ножом.

«Что бы сделал Армигер на моем месте?» - спросил себя Джордан. Генерал знал, когда нападать, а когда лучше пробраться тайком. На сей раз лучше обойтись без драки.

Интересно, как Ка удавалось доносить до его слуха звуки, раздававшиеся наверху? Выходит, звук - это субстанция, которую можно упаковать и носить с собой. Или не носить - как тебе больше нравится… Джордан никогда об этом раньше не задумывался.

Он сосредоточил внимание на дверных петлях, на каждой по очереди, и мысленно приказал: «Не скрипите».

Петли подтвердили, что поняли команду, и юноша осторожно открыл дверь пошире. Пальцы его ощутили вибрацию от поворота ржавых петель - но ничего не было слышно.

Выскользнув в коридор, Джордан тихонько закрыл дверь. Отгоняя от себя поток видений, он прошел по земляному полу за спиной у стражника и потихоньку направился к каменным ступенькам, ведущим наверх. Добравшись туда, выдохнул воздух, который задерживал в груди, и стал медленно подниматься, останавливаясь на каждой ступеньке и оглядываясь на охранника с ножом. На сей раз, если его поймают, простым битьем дело не кончится.

Поднявшись из подвала, Джордан увидел служанок, которые несли охапку белья, и нырнул в нишу. Когда они прошли, юноша высунул голову; метрах в пяти от него был черный ход. Оставалось лишь дойти до двери…

Однако он не мог этого сделать. Разговор, который передала ему сверху Ка, был до жути знаком Джордану если не в деталях, то по сути. Точно так же, как отец Джордана приказал Эмми принять ухаживания Туркарета, дядя Тамсин велел ей стать его вещью - вернее, наживкой, которую он сунет под нос сыночку из какого-нибудь высокородного семейства. И хотя Джордан не понял, чем угрожал племяннице Сунейл, угроза была явно нешуточной.

В принципе Джордан ничем не был обязан Тамсин. Однако он знал, что не сможет жить в мире с самим собой, если бросит ее на произвол судьбы. Точно так же, как не смог бы жить дальше, если бы остался в кровати, когда Эмми сбежала в лес.

Тамсин тонула.

Воды здесь не было. Она могла дышать, сердце еще билось, она была способна, ходить, сидеть и даже есть. И все-таки она тонула.

Существо, внешне похожее на ее дядю, двигалось по комнате и что-то говорило, но Тамсин больше не понимала слов. Они звучали в ее ушах словно под водой, резкие и искаженные.

Ужас охватывал Тамсин всякий раз, когда она глядела на это существо, понимая, что внутри знакомого тела жила душа, которая помогла ей, приютила ее, заботилась о ней, смеялась с ней - и убила ее родителей.

- Ложись спать, - сказал он. - Завтра будет новый день, племяшка.

Ей приходилось молчать, чтобы выжить, но внутри она кричала ему: «Ты знал, что солдаты идут! Ты знал и никому не сказал! Ты не сказал папе… Ты погубил их, погубил!»

Самое ужасное, что она все понимала и раньше, где-то в глубине души, которой приказывала каждое утро: «Спи, не смотри!»

Она сидела, как немая, и бездумно кивала, а потом встала и пошла к своему ночному «гробу».

Пока она шла, ее все глубже и глубже затягивало ко дну.

- Тамсин!

В голосе звучала тревога, которую когда-то (неужели вчера?) она принимала за искреннюю привязанность. Девушка обернулась к нему, зная, что лицо ее застыло и лишено всякого выражения.

- Иногда… - Он посмотрел ей в глаза, потом опустил взгляд и продолжил: - Иногда нужно заставить себя не думать о том, что происходит здесь и сейчас… Не думать о том, что ты делаешь. Для своего же блага в будущем.

Сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть. Потом она встала на колени и открыла «гроб».

«Только не кричи», - раздался голос ниоткуда.

Тамсин замерла. Голос был странный, еле слышный, словно писк мышки.

«Это я, Джордан. Я свободен, и я ухожу. Не знаю, как ты относишься ко мне, Тамсин. Надеюсь, ты меня не выдашь».

Тамсин заглянула за гроб, посмотрела вверх, на стену. Никого не было.

- Где ты? - прошептала она.

- За дверью.

Однако дверь была в другом конце комнаты, а голос раздавался рядом.

- С кем ты разговариваешь? - спросил дядя.

Он подошел к ней и встал за спиной. Она повернулась, вцепившись руками в стенки гроба.

- Ни с кем, - сказала Тамсин и сама услышала, как напряженно звучит ее голос.

Глаза дяди сузились, и он пошел к двери.

Нет!.. В ней словно прорвало плотину; Тамсин, не соображая, что делает, схватила со стола медную вазу и побежала за дядей. Размахнулась - и со всей силы ударила вазой ему по голове; раздался громкий треск. Сунейл без звука рухнул на пол.

Девушка распахнула дверь и практически упала в объятия Джордана.

- Пошли отсюда! - просто сказала она.

Теперь перед ней в жизни была лишь одна дорога. Тамсин крепко схватила Джордана за руку и побежала вместе с ним.

Они пробежали кварталов десять от дома Боро, и только тогда Джордан сказал, подняв руку:

- Подожди! Мне надо отдохнуть.

- За нами будет погоня.

- Не сразу. - У него был какой-то странный вид - отрешенный, почти возвышенный. - Все спокойно.

Она не стала спрашивать, откуда он знает.

- Я замерзла.

- Да, нам надо найти какой-нибудь кров.

«Мы только что сбежали из-под крова», - хотела было сказать Тамсин, но это потребовало бы слишком много энергии. Нет смысла что-то искать; ей больше некуда идти. Ему, быть может, и есть куда… Но зачем он пришел за ней?

Джордан закрыл глаза, откинул голову и улыбнулся.

- Да, - сказал он, - ты молодец. А теперь, пожалуйста, возвращайся к своему хозяину. Он небось с ума сходит от беспокойства.

Юноша открыл глаза и посмотрел на Тамсин, ожидая вопросов. Тамсин просто уставилась на него.

- С тобой все в порядке? - спросил он.

Вопрос был такой смешной, что девушка рассмеялась.

- Нет. - Тамсин огляделась. Все было незнакомо. Здания, высившиеся кругом, совершенно не походили на дома в ее городе. Даже воздух здесь был другой. - Я…

Джордан держал ее за оба запястья и говорил, тихо и настойчиво, про королеву и опресней. Она его не понимала.

- Нам надо идти! - донеслись наконец знакомые слова.

- Да, да.

Тамсин кивнула - себе, не ему. Джордан повел ее по переулкам.

- Прочь из города! - воскликнула она. - Отведи меня в пустыню. Я должна вернуться домой.

- Домой?

Джордан сжал ее запястья еще крепче.

- Домой, мне надо домой… Мне надо…

Ей так хотелось заплакать - но она не могла! Это было ужаснее всего. Тамсин судорожно глотнула воздуху.

- Я не хочу бередить твои раны, - произнес Джордан. - Это звучит жестоко, но твои родители умерли.

- Я знаю.

Однако она вздрогнула, услышав его слова; до сегодняшнего дня она, хотя и знала, по-настоящему не верила в это. Даже сейчас… Если вернуться домой, узнать правду…

- А вдруг кто-нибудь выжил? Не могли же убить всех…

- К сожалению, могли.

- Ты же в любом случае собираешься идти к королеве. Ты знаешь дорогу? Нет. Путь лежит через пустыню. Я могу тебя провести. Нам с тобой по пути…

- Мы поговорим об этом, обещаю. А сейчас нужно найти укрытие.

Он не слушал ее. Тамсин почувствовала себя еще более одинокой - если такое возможно. Она вновь тонула. Это ощущение вернулось, как ревущий, не умолкающий ни на минуту шум в голове.

Джордан остановился и положил ей руки на плечи. Девушка моргнула, внезапно увидев его серые глаза, глядевшие прямо на нее.

- Я слушаю. И сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе. Ты только не спеши.

На сей раз Тамсин пошла за ним сознательно; и, к ее удивлению, когда она прошла по его стопам десять шагов, то наконец смогла заплакать.

Джордан стоял на стене в переулке рядом с крутой скалой, уходившей ввысь. Близилось утро, хотя луна все еще была на небе и ее свет блестел на шпилях опресня.

- Ты хочешь поговорить с опреснем?

Это были первые слова Тамсин, которые девушка произнесла с предыдущего вечера. Она стояла внизу, на куче мусора, где они провели ночь. Вид у нее все еще был отрешенный, волосы напоминали воронье гнездо, а руки перепачканы грязью. Но то, что она проявила хоть толику любопытства, было хорошим знаком.

- По-твоему, это безумие, да?

Тамсин не ответила, грызя костяшку на сжатом кулаке и бездумно оглядываясь вокруг. Джордан посмотрел на опресня; его зубцы, призрачные в свете Диадемы, торчали в середине озера, словно башни затопленного здания или же мачты затонувшего корабля из рассказа королевы Галы. Только шпили были идеально гладкими, не выщербленными ни временем, ни водой. Волны бились о них так же мирно, как о причал; эти зубцы вовсе не производили впечатления, что в них таится какая-то сверхъестественная жизнь. Рядом с гигантской центральной башней стояла на якоре разукрашенная барка из храма. Джордан видел освещенные факелами фигуры жрецов на палубе, однако что они делали, он не понимал. Похоже, отправляли какую-то службу.

- Я подумала, что ты сумасшедший, когда впервые увидела тебя, - сказала Тамсин. Она так долго молчала, что Джордан не сразу понял, что это ответ на его вопрос. На губах девушки появилась неловкая, как у начинающего фокусника, улыбка - и тут же пропала. - Твоя золотая накидка… а еще ты разговаривал сам с собой.

Пока они бежали, Джордан вкратце рассказал свою историю: что он может разговаривать с механами благодаря Армигеру, который что-то с ним сделал, и что Небесные Крюки охотятся за ним. Возможно, Тамсин уже слышала об этом от Сунейла, если он потрудился объяснить ей, почему Брендан Шейя разыскивает их спутника. Джордан не знал, поверила она хоть одному его слову или нет.

- Я не знаю другого способа покончить со всем этим. Домой я вернуться не могу, поскольку проклятие достанет меня и там. Ветры преследуют меня из-за механы в моей голове, а Боро я нужен в качестве козла отпущения. Единственный, кто в силах мне помочь, - это Армигер.

- А что он может сделать?

Тамсин скрестила руки и смотрела вдаль. Но теперь она по крайней мере слушала и говорила.

- В первый раз, когда я увидел Армигера - то есть увидел мир его глазами, - он командовал армией. Это было так странно! Однако самым странным был он сам. То, на что он смотрел, что слушал, что говорил… все его восприятие было не таким, как у меня. Похоже, его не волновали ни сражение, ни люди, которыми он командовал. Он просто отдавал приказы, и они всегда были безупречными. Когда Ветры послали животных, чтобы те уничтожили его армию, я помню, он был совершенно спокоен. Ему удалось выжить, поскольку он сохранил полнейшее хладнокровие посреди этой бойни и наблюдал за ней с холма. Я уже несколько недель слежу за ним и могу сказать, что он сильно изменился. Мне кажется, Каландрия права: он прибыл сюда, чтобы победить Ветры. Он был агентом какого-то другого существа, еще более могущественного. Но то существо погибло, и Армигер стал свободен.

Тамсин смотрела на него с недоумением. Джордан покачал головой.

- Я не могу объяснить. Нужно побывать в его шкуре, увидеть самому, чтобы почувствовать разницу. Сейчас у него есть женщина и он ее любит. И теперь его волнует то, что происходит вокруг, в то время как раньше ему было все равно. Его действительно тревожит эта осада. Люди там мрут как мухи от голода и от ран, и он терзается тем, что не может им помочь. Он больше не думает о покорении мира. Тамсин нахмурилась.

- Так чем же он поможет тебе? Сделает так, что Боро оставят тебя в покое?

- Возможно.

- И как ты его уговоришь? Думаешь, он тебя послушает, если ты отдашь себя на съедение этой штуке? - Тамсин кивнула на опреснь.

Джордан глубоко вздохнул.

- Да, это действительно похоже на безумие. Видишь ли, Армигер пришел к королеве Гале, чтобы узнать у нее, почему Ветры такие, какие они есть. Почему они преследуют людей. Она рассказала достаточно много и натолкнула его на мысль, где искать ответ. Но он не способен общаться с Ветрами, а кроме того, сейчас он заперт в замке вместе с ней. Я в отличие от Армигера умею разговаривать с Ветрами. И я могу поискать место, где он найдет ответ на свои вопросы.

- Значит, ты будешь у него мальчиком на побегушках? Джордан поморщился. Зато в ее голосе прорезались прежние надменные нотки, и это его обрадовало.

- Мальчик на побегушках у бога - неплохая должность. Я хочу предложить ему информацию, если он взамен снимет с меня проклятие.

- С какой стати ему соглашаться на такой обмен? Ты сам говорил, что он больше не хочет подчинять себе Ветры.

Джордан замялся. Казалось, Тамсин это и впрямь заинтересовало; он раздумывал, что ей сказать, чтобы она не сочла его совершенно чокнутым и не замкнулась вновь в своем горе.

- Я думаю, он все-таки согласится. Тамсин только склонила голову набок.

- Понимаю, это кажется бредом. Обещай мне, что ты сначала подумаешь, а уж потом поднимешь меня на смех. Видишь ли, по-моему, мы все когда-то умели командовать Ветрами. Все люди были такими, как я.

- Если бы все могли делать, что хотят, воцарился бы сплошной хаос! - фыркнула Тамсин. - Зачем платить за вещи, если можно приказать Ветрам их смастерить?

- Мир начался с хаоса, - произнес Джордан. - Каландрия сказала мне, что Вентус изначально был создан для нас, а не для Ветров. За эти столетия никому не удалось вернуть положение дел в исходную точку, даже людям со звезд вроде нее. Но Армигер мог бы это сделать, если бы только знал, в чем тайна Ветров. Раньше, когда он пытался раскрыть этот секрет для своего хозяина, их победа была бы для нас катастрофой. Но теперь все изменилось.

- Ты думаешь, он восстановит справедливость?

- Возможно. Тот человек, каким он стал, способен на это. Тамсин ничего не сказала, просто издала какой-то странный звук. Джордан, решив, что она смеется над ним, сердито повернулся к ней, готовый дать отпор. Но Тамсин не смотрела на него: она показывала на другой конец переулка.

- Вот они!

Джордан увидел огоньки факелов и темные фигуры людей.

- Брендан Шейя! - Юноша встал на колени. - Хватайся, быстро!

Тамсин схватила его за руку, и он втащил ее на стену.

- Тебе это не поможет, - сказал знакомый надменный голос снизу.

Джордан посмотрел вниз, в глаза рыночного мага.

- Вор! Твоя голова будет мне наградой за вещь, которую ты у меня украл!

На секунду старые привычки взяли верх.

- Я не крал ее! - завопил Джордан. - Просто одолжил - и отдал!

И тут он увидел, как лунный свет блеснул на клинке, который маг держал в руке.

Шесть человек столпились по одну сторону стены, в переулке, четверо, включая мага, - по другую, где раскинулся чей-то сад. Сама стена тянулась между двумя зданиями и кончалась тупиком, убежать по ней было невозможно.

- Отпусти нас! - сказал Джордан. - Я не хочу, чтобы ты пострадал.

- Хороший блеф! - рассмеялся маг.

- Приготовься к прыжку! - прошипел Джордан, обращаясь к Тамсин.

«Факел, взорвись!»

Факел в руке у мага взорвался, искры и горящие щепки полетели во все стороны. Маг вскрикнул и упал, схватившись за голову и выбрасывая угольки, застрявшие в волосах.

- Прыгай!

Джордан с Тамсин приземлились рядом с магом. Его друзья хлопали несчастного по голове, пытаясь потушить горящую шевелюру. На другом конце сада были открытые ворота - и Джордан припустил к ним во все лопатки. Тамсин не отставала.

Они выбежали иа залитую лунным светом улицу. Топот ног слышался с двух сторон - из сада и из-за угла, где кончался квартал.

«Ка! Приди ко мне! Ка!»

В открытых воротах появился призрачный силуэт бабочки.

- Сейчас они будут здесь! - крикнула Тамсин, таща Джордана за руку.

- Знаю. Нам нельзя тут оставаться. Нужны лошади, Ка. Найди мне двух коней, живо!

«Иди за мной!»

Ка полетела вдоль по улице - к счастью, в противоположную от топота сторону.

- Значит, теперь я и правда вор, - задыхаясь, проговорил Джордан. - Что ж… Сам напросился, подонок!

- Что все это значит?

Они свернули в другой переулок, с высокими зданиями по обеим сторонам. Тьма была кромешная, хоть глаз выколи. Джордан смотрел внутренним зрением.

- Сюда!

Он побежал за Ка к дверям конюшни, различив там очертания двух спящих лошадей.

«Ка, я хочу, чтобы они проснулись и пошли с нами - если ты можешь это сделать».

«Я не могу их заставить. Но я могу сказать им, что ты Ветер, если хочешь».

«Да!»

В начале переулка появились огни факелов. Джордан взорвал их тоже, и преследователи в страхе разбежались. Юноша на ощупь оседлал сонных лошадей, руководствуясь призрачным светом своего механского видения. Лошадки были податливы, словно внезапное вторжение их не удивило.

Тамсин высунула в дверь голову; когда Джордан подтягивал подпругу на второй лошади, девушка сказала:

- В домах будят людей. Мне кажется, они знают, чем мы занимаемся. Возможно, почуяли запах лошадей.

- Мы уже готовы. Поехали. Джордан вывел кобыл на улицу.

- Но куда? Ты же собирался навестить опреснь в заливе!

- Ты сама говорила, что в пустыне есть еще один, - ответил Джордан. - Хотела вернуться домой? Именно туда мы и поедем.

Он вонзил шпоры в лошадиные бока, и животное помчалось сквозь орущую толпу. Джордан обернулся и увидел, что Тамсин скачет за ним. На лице девушки играла улыбка ужаса или восторга, а может, и того, и другого.

Генерал Лавин устало отложил гусиное перо и воззрился на связанного пленного, которого ввел в комнату Хести.

- Что в нем Такого интересного? - спросил генерал.

- Простите, что отвлекаю вас по пустякам. Этот человек - мародер. Мы поймали его, когда он рылся в развалинах близлежащей, деревни.

- Да? Так казните его! - Лавин снова уставился на свои планы.

- Он уверяет, что может продать ценную информацию. Об осаде.

- Вытащите из него эту информацию! Под пытками, если надо.

- Мы старались.

Лавин с удивлением поднял глаза. Пленный был низкорослый, щуплый и седой, его трясло мелкой дрожью. Левая рука сломана, на голом туловище остались подпалины, на шее - следы от веревки. Он тупо, но с вызовом посмотрел на Лавина здоровым глазом; второе веко почернело и набрякло, губы вздулись и кровоточили.

Лавин встал и обошел арестанта кругом. На спине у того практически не осталось живого, места; из открытых ран сочилась кровь.

- Не промолвил под пытками ни слова, - объяснил Хести. - Все твердил, что будет говорить только с вами. А еще… - полковник в изумлении всплеснул руками, - …он требует платы!

Лавин усмехнулся и посмотрел пленному в глаза.

- Почему бы и нет? Только с какой стати я должен верить, что он действительно что-то знает?

- Выслушайте меня! - прохрипел пленный.

Он съежился, словно ожидая удара, но тем не менее продолжал смотреть Лавину прямо в глаза. Лавин поднял руки вверх.

- Хорошо. Либо вы плохо его пытали, либо у этого человека сила воли покрепче вашей.

Генерал сел в походное кресло и жестом пригласил пленника сесть напротив. Тот неуклюже опустился на негнущихся ногах в кресло и слегка подался вперед, чтобы не касаться спинки. Хести скрестил руки и с изумлением наблюдал за сценой.

- Как тебя зовут?

- Эней, лорд Лавин.

- Тебя поймали, когда ты грабил мертвых, Эней. Мы обычно казним мародеров, однако мы не жестоки. Почему ты предпочел пытки? Тебя могли бы вздернуть быстро и без боли.

Эней тяжело вздохнул. В полуобморочном состоянии, положив здоровую руку на колено, чтобы не свалиться, он просипел:

- Я кое-что знаю, и это поможет вам победить без кровопролития. Но зачем мне говорить вам, если вы все равно меня убьете?

Лавин чуть не рассмеялся.

- Значит, ты решил торговаться с нами? Не верю своим ушам! Эней попытался улыбнуться; вместо улыбки у него получилась гротескная гримаса.

- А что мне терять-то?

- Твои яйца, - нетерпеливо ответил Хести. Лавин махнул ему, чтобы тот замолчал.

- Я уверен, что вы объяснили все это мистеру Энею. И судя по его виду, объяснили наглядно.

- Я хочу жить! - Эней бросил на Лавина свирепый взгляд. - Отпустите меня, и я скажу вам все, что знаю. Но если вы меня убьете, ваша осада сорвется!

- Я с мародерами не торгуюсь. - Лавин встал. - Казните его. Хести схватил Энея за сломанную руку и рывком поднял с кресла. Тот заорал от боли.

- Простите, что побеспокоил вас из-за ерунды, - буркнул Хести, волоча пленника к выходу из палатки.

Когда они ушли, Лавин впал в задумчивость. Похоже, осада обходилась слишком дорого. Существовал запасной вариант, который генерал мог попробовать, однако он не гарантировал успеха. А если ничего не выйдет, останется только один выход - штурм.

Эней казался ничтожным и жалким, особенно на фоне опрятной палатки. Он человек конченый; таких будут еще сотни, прежде чем завершится война. Лавин не испытывал угрызений совести, приговаривая, людей подобных Энею, к смерти; чем платить мародеру, лучше потратить деньги для того, чтобы накормить раненых, ветеранов, вдов и детей.

Хотя порой Лавин сам не понимал, зачем он здесь. Осада была кровопролитной и опасной не только для его людей, но и для королевы. А это мучило его.

Генерал встал и вышел из палатки. День выдался прохладный и облачный. Над лагерными палатками клубился дымок. Солдаты сновали взад-вперед, перетаскивали припасы или маршировали. Далеко за пределами лагеря стояла виселица; там как раз кого-то казнили.

Надеясь, что казнят не старого мародера, генерал ускорил шаг, не забывая кивать и здороваться на ходу со своими людьми.

Когда он подошел поближе, виселица скрылась из виду за палатками. Лавин пошел еще быстрее, но на границе лагеря ему пришлось остановиться.

- Да? - нетерпеливо спросил генерал подбежавшего главного механика.

Тот был косолапый и взлохмаченный, шлем торчал у него на голове, словно какая-то металлическая птица. Механик отвесил неуклюжий поклон и показал в сторону пушек.

- Господин, ночью кто-то продырявил бочки с водой! Она вся вытекла!.. Нам нечем заправлять паровые пушки!

- Саботаж? - прошипел Лавин. - Ты на это намекаешь? Механик отступил назад.

- Да. Да, саботаж. Что делать?

- А наш рацион цел?

- Вы имеете в виду питьевую воду? - изумился механик. Лавин кивнул.

- Она осталась?

- Не знаю… Это не мое хозяйство…

- Выясните. Используем ее для пушек, если придется. Через час доложите мне - и немедленно поставьте в известность Хести. А теперь извините, я спешу.

Он обогнул палатки как раз в то время, когда тело снимали с виселицы. Двое солдат подняли тело и отнесли к небольшой кучке сваленных неподалеку трупов.

На шею Энея уже надели веревку. Второй конец, идущий кверху, был привязан к усталой лошади. Чтобы повесить Энея, оставалось только заставить лошадь пройти несколько метров.

Глаза у вора были закрыты. Казалось, он молился. Но он ни о чем не просил и стоял сам, без поддержки, хотя и шатаясь.

Лавина разозлило сообщение о саботаже. Если паровые пушки выйдут из строя, погибнет масса людей. Генерал чуть было не развернулся и не. ушел обратно в свою палатку. Но может быть (чем черт не шутит), этот мародер сумеет предотвратить лишние потери?

И тем не менее Лавин подождал, пока лошадь не сделала пару шагов. Ему хотелось посмотреть: а вдруг вор сломается?

Веревка на горле Энея натянулась, однако мародер не стал сопротивляться, когда она потащила его наверх.

- Стойте! Освободите его!

Лавин подошел к виселице. Удивленные солдаты перерезали веревку, привязанную к конской упряжи. Эней упал на землю, судорожно глотая воздух. Его поставили на ноги. Он закашлялся и уставился на Лавина здоровым глазом.

- Ты будешь жить, - сказал ему Лавин, - если расскажешь мне, что знаешь, и если я сочту твои сведения полезными.

Ноги у Энея подкосились.

- Идет! - прохрипел он и лишился чувств.

Экипаж ехал по пыльной дороге на юг вот уже несколько дней, однообразных и скучных. Каландрия Мэй изучила за это время все складки и неровности сидений, как свои пять пальцев. Ее тело приноровилось к ним - именно оно к ним, а не наоборот. Примитивные рессоры не смягчали ухабов; каждый толчок и скрип колес мучительно отзывались в позвоночнике и гудящей голове. Кроме того, повозка тащилась жутко медленно и часто останавливались у почтовых станций, где меняли лошадей.

И тем не менее лучшего они себе позволить не могли - кончились деньги. По крайней мере дорога уж точно доведет до Япсии, где, возможно, удастся найти более быстрый вид транспорта. В стране царил хаос, так что на парочку ворованных коней никто не обратит особого внимания.

- Ну и ну! Ты сама осторожность! - сказал Аксель, когда Каландрия изложила ему свой план. - А как же твое намерение «расшибиться в лепешку, но найти Армигера любой ценой»?

Каландрия пожала плечами:

- Какой смысл? У нас нет сейчас оружия, способного его уничтожить. Мы можем лишь наблюдать за ним, пока не свяжемся с каким-нибудь пролетающим мимо кораблем. Тогда и нанесем удар.

Последние достоверные данные об Армигере свидетельствовали о том, что он направляется к королеве Гала, которая либо погибла, либо все еще сидела в осажденном замке. Слухи о ней ходили разные. В любом случае Армигер скорее всего изменил свои намерения, поскольку королева была обречена. Аксель с Каландрией тряслись в этом экипаже лишь потому, что королева была их единственной зацепкой. Хотя спешить уже вроде и не нужно.

Аксель приходил в себя - когда ситуация не требовала от него активных действий, просто сворачивался в клубок и превращался в мертвый груз. А у Каландрии не осталось сил, чтобы вывести его из летаргии.

В один совершенно не примечательный вечер, когда они по обыкновению катили по ухабистой колее, встроенный в мозг Каландрии компьютер вдруг без предупреждения заявил: «Примите сообщение!» Она резко выпрямилась и воскликнула:

- Слава богам!

Сидевшие напротив трое пассажиров не подняли головы; все они сонно посапывали. Впрочем, даже если бы они не спали, вряд ли услышали бы восклицание Каландрии, заглушённое стуком колес.

Она повернулась и встретила внимательный взгляд Акселя. Она открыла было рот, собираясь спросить, получил он такое же сообщение или нет, но тут в мозгу у нее раздался другой голос: «Говорит Мария Маунс с исследовательского корабля «Пан-Элления». Меня кто-нибудь слышит?»

- Приехали! - осклабился Аксель, растянув рот до ушей. Пассажир, сидевший рядом с ним, что-то пробурчал и толкнул Акселя плечом.

«Я лечу по возвратной траектории. За мной гонятся Ветры. Лебеди Диадемы пару дней назад взбесились и то ли захватили, то ли разогнали все корабли в системе. Я пыталась от них уйти, меня преследуют. Намерена приземлиться в координатах, полученных в последнем сообщении от нашего агента с планеты».

- Агента? - прошептала Каландрия. - Значит, здесь и правда есть разведчики?

Аксель явно смутился.

- Возможно, - пробормотал он, - но не такие, как ты думаешь.

До Каландрии не сразу дошло.

- Значит, она говорит о тебе!

- Да, да! Послушай, я просто хотел подзаработать на стороне. Когда эти галактические исследователи спросили, могу ли я снабжать их информацией, я дал согласие. Почему бы и нет? Откуда мне было знать, что Ветры с таким рвением вцепятся нам в глотки?

Каландрия невольно рассмеялась. - Ты настоящий кладезь сюрпризов!

Сюрпризы редко бывали приятными, но если эта особа по фамилии Маунс приземлится где-нибудь неподалеку… Каландрия протянула руку и постучала по дверце:

- Возница! Высадите нас здесь, пожалуйста.

Через час они остановились посреди темной пустоши. Млечный Путь раскинулся в небе широкой светящейся полосой. Диадема заходила за горизонт, поблескивая на водах озера. Вокруг не было видно ни единого здания - только дорога и темный ряд деревьев вдоль откоса.

- Вот она! - Каландрия показала на звезду. - Придется нарушить радиомолчание.

Аксель кивнул. Если звездолет Маунс приземлится в поместье Боро, им добираться туда неделю, не меньше, а к этому времени Мария наверняка уже улетит. Особенно если учесть, что за ней охотятся Лебеди Диадемы.

Искорка в небе становилась все больше и больше. Холодный осенний ветер трепал длинные черные пряди Акселя. Никто из них не промолвил ни слова. Аксель толком не знал, что думает Каландрия, но эта светящаяся точка могла стать спасением, если им удастся попасть на борт и удрать от преследующих корабль Ветров.

- Надо поторопиться, - промолвила Каландрия. - Где бы выбрать место получше?

- Нигде, - откликнулся Аксель. - Мы можем просигналить ей прямо отсюда. Меето здесь ровное и открытое. Что еще нужно?

- Хорошо, - согласилась Каландрия.

А потом в мозгу у Акселя раздался ее голос: «Каландрия Мэй вызывает «Пан-Элению». Вы слышите меня?»

Они ждали в напряженной тишине. Звездочка поплыла над озером, следуя за Диадемой.

«Это я, Мария! Аксель Чан с вами?»

«Да».

«За мной гонятся, так что я спущусь там, где вы находитесь…»

«Нет! Вы можете найти нас по этому сигналу? Мы в нескольких сотнях километров от того места, где Аксель связывался с вами в последний раз».

«Не знаю… Да, компьютер говорит, что это возможно. У вас там есть укрытие?»

Аксель с Каландрией переглянулись. Аксель присел на кор-точки и начал машинально рвать из земли пучки травы.

- Проклятие! Черт побери…

«Зачем вам укрытие? - спросила Каландрия. - Вы собираетесь взять нас на борт или…»

«Взять вас на борт? Я хочу остаться в живых! За мной гонятся Лебеди. Они захватили все корабли, которые пытались пролететь мимо Диадемы. Пока мне удавалось удрать от них, поскольку я вошла в верхние атмосферные слои, но меня окружили. Они повсюду! Я… подождите…»

Аксель увидел собственную тень на траве. Он взглянул наверх - и как раз в этот миг звездочка ослепительно вспыхнула и быстро полетела в их сторону. Вокруг нее и над ней образовался мерцающий нимб, похожий на северное сияние.

«Наконец-то! - подумал Аксель. - Слава богу!»

- В лес! - крикнула Каландрия. - Скорее!

Она побежала. Аксель снова бросил взгляд наверх и рванул за ней.,

Послышались громовые раскаты, становившиеся все громче. Акселю был хорошо знаком этот звук. Его ни с чем нельзя было спутать: так приземлялись звездолеты. Рев - и какой-то пронзительный вой. Многолетний опыт подсказал Акселю, что судно небольшое - большие гудели на глубоких басах.

Тени становились все резче. Аксель почувствовал, как лицо обдало жаром. Рев превратился в оглушительный грохот. На песке у озера вспыхнул янтарный полумесяц. Аксель знал, что смотреть на столб света, спускающийся вниз, не стоит, хотя, казалось, Маунс сажает корабль прямо им на головы.

Небо горело от горизонта до горизонта. Аксель никогда не видел, чтобы посадку звездолета сопровождали такие световые эффекты.

Он побежал быстрее, хотя подвернул лодыжку и каждый шаг отдавался мучительной болью. Каландрия умчалась далеко вперед, но у него не хватало дыхания позвать ее и попросить бежать чуть помедленнее.

Вспыхнувшие неожиданно лучи омыли зарницей все небо. Звездолет был в самом центре сияния.

Яркий свет ослепил Акселя. Он начал считать, как в детстве: раз, два, три, четыре… Ба-бах!

Чем бы ни была эта вспышка, она полыхнула менее чем в километре отсюда. Аксель поморгал, увидел блестящие языки огня на воде - и дунул во все лопатки.

Темный силуэт с величественной медлительностью упал в лес. Когда он исчез, озарив белым куполом света верхушки деревьев,

Аксель почувствовал, как под ногами дрогнула земля. Каландрия ждала его на опушке леса.

- Как ты?

- Нормально, - процедил Аксель, стуча зубами. - Пошли!

Они углубились в подлесок. Под деревьями царила бы кромешная тьма, если бы не радужные сполохи в небесах и не пожар, который занялся где-то впереди. В иных обстоятельствах Аксель залюбовался бы этим зрелищем.

Конечно, если в радиусе пятидесяти километров кто еще это видел, то поспешил спрятаться. Ни один нормальный человек не станет выходить из дома, когда на землю спускаются Лебеди.

И тем не менее внизу было довольно темно, так что Аксель не успевал на ходу отводить ветки и сучья, хлеставшие его. Нащупывая подошвами корни и камни, Аксель скоро потерял Каландрию из виду. Она, как всегда, пробиралась по лесу, словно призрак.

Над головой что-то заливисто зазвенело. Источник звука определить было трудно. Волоски на шее и на руках встали дыбом. Если бы от страха - еще куда ни шло, но Аксель знал: это эффект заряда в миллион вольт, собравшегося над лесом.

- Аксель!

Он поспешил на голос. За поваленными деревьями и дымом, поднимавшимся от суглинка возле кратера, прорытого кораблем Марии Маунс, стояла Каландрия.

Корабль в форме яйца наполовину зарылся в землю, от почерневшего обугленного корпуса валили клубы дыма. Ни атмосферное трение, ни крушение не могло опалить фуллериновый корпус до такой степени.

- Она, естественно, погибла, - сказал Аксель, остановившись возле Каландрии. - Что они с ней сделали?

- А ты не видишь? - спросила Каландрия. Выбившиеся из прически прядки волос стояли дыбом. Аксель вытер руки о штаны, и вокруг пальцев заплясали маленькие искорки. - Ее поразили молнией.

- Похоже, они готовы шарахнуть еще раз, - сказал Аксель. - Пора убираться отсюда…

Его прервала вспышка и удар грома. Он инстинктивно втянул голову в плечи, хотя молния ударила на расстоянии нескольких сотен метров.

- Смотри! - показала Каландрия.

Из яйца заструился мягкий оранжевый свет. В корпусе открылся люк.

Они взобрались на дымящиеся обломки деревьев и, приблизившись к кораблю, увидели, как из люка, пошатываясь, вышла маленькая фигурка, раскинув в стороны руки для равновесия.

- Эй! - крикнула Мария Маунс. - Есть здесь кто-нибудь?

Женщина, озаренная светом звездолета, не походила на бравую спасительницу - миниатюрная, с бледной кожей и широкими бедрами. Прежде всего Акселю бросилась в глаза ее темная курчавая шевелюра, забранная назад переливающейся заколкой. На ней были черная юбка и блузка, которая струилась, словно подсолнечное масло. Очевидно, писк моды, малость подпорченный патронташем цвета хаки, переброшенным через плечо.

Когда он увидел ее ступни, Акселю стало плохо.

Маунс поддалась поветрию внутренних миров и укоротила ахиллесовы сухожилия. Чтобы компенсировать это, подъем и икры у нее были усилены, так что она постоянно как бы стояла на пуантах. На ногах у нее были только металлические босоножки. Вряд ли она сумеет бежать, подумал Аксель, а уж тем более перебираться через сломанные деревья, завалившие просеку.

- Вот вы где! - крикнула женщина, когда Аксель с Каландрией перелезли через последнее бревно. - Видите - мы выжили! Вы… вы ведь Мэй и Чан, правда?

- Какой сумасшедший еще сюда полезет? - сказал Аксель. - Вы одна?

- Да, одна. - Маунс обернулась и помахала кораблю. - Я составляла демографический обзор, пришлось спуститься на низкую орбиту, и меня здесь поймали…

- Расскажете потом, - прервала ее Каландрия самым что ни на есть дипломатическим тоном. - Лебеди приближаются. Она показала на небо.

- Ах, да… - Маунс была несколько разочарована, но нисколько не испугана.

Небо прочертили бесчисленные переливающиеся дуги. Аксель видел Небесные Крюки, когда они спустились, чтобы разгромить имение Боро; это тоже были своего рода воздушные Крюки, только совсем другие. Если Небесные Крюки состояли из холодного металла и углеродного волокна, то Лебеди казались бестелесными созданиями, сотканными из света.

Аксель знал, что Лебеди - производные нанотехнологии, как и большинство других Ветров. Они состояли из длинных микроскопически тонких волокон, умели управлять магнитными полями и в своей естественной среде на орбите сливались вместе, растягиваясь на сотни километров. Они питались энергией планетарного магнитного поля и проецировали его гигаваттами туда, куда нужно.

Лебеди могли в мгновение ока разделиться и образовать новые формы. Некоторые из этих форм, как оказалось, способны спуститься сквозь атмосферу и даже коснуться поверхности Вентуса.

Каландрия взяла Маунс за плечи.

- У вас есть с собой снаряжение, леобходимое для выживания?

- Д-да, у нас в институте так положено…

- Какие именно? - Каландрия нырнула в люк: - Нужна защитная шаль. У вас она есть?

- Я не… - начала было Маунс.

Голос корабля прервал ее, но из-за шума пожара Аксель не расслышал, что он сказал. Он ругнулся и нырнул вслед за Каландрией в люк. Та уже рылась в шкафчике рядом с люком.

На секунду Аксель позволил себе расслабиться. Он с упоением смотрел на чистый белый пол, мягкие кресла и стенной плющ, украшавший корабль. «Пан-Элления» была воплощением цивилизации со всеми ее удобствами - сливным туалетом, воздушными кроватями, горячим душем и моющими средствами, виртуальной реальностью, изысканной кухней…

- Аксель, помоги мне!

Он со вздохом отвернулся от всей этой красоты.

Каландрия быстро бросала вещи в сумку. Аксель заметил комплект первой помощи, диагностическое оборудование, запасной рацион, фонарь…

- Ага! - Аксель схватил лазерный пистолет. - Наконец-то я снова чувствую себя полноценным человеком!

- Забудь о нем! Лучше помоги мне.

Каландрия пыталась отцепить от стены большой ящик.

- Что это? Каландрия, он слишком тяжелый…

- Набор нанотехнологических приспособлений. Он спасет нам жизнь, поверь мне.

- Ладно.

Аксель помог ей снять ящик со стены и сунуть в сумку.

- Пошли, ребята! - Маунс стояла в проеме, картинно озаренная горящим лесом. - Лебеди уже здесь.

Каландрия рванула мимо нее, таща с собой две металлические коробки. Аксель никогда не видел ее такой. Ему стало неловко, словно его собственное живое воображение недооценивало угрожавшую им опасность.

- Черт!

Аксель поспешно перебросил сумку со снаряжением через плечо и, пошатываясь под тяжестью, побежал следом за Каландрией. Маунс бежала рядом, взмахивая руками и тщетно пытаясь помочь.

Прогалину залило странное сумеречное сияние. Когда Аксель с Маунс догнали Каландрию, та, бросив обе коробки на землю, лихорадочно рылась в одной из них. Дым от горящих деревьев разъедал Акселю глаза, от рева и жара кружилась голова. Повсюду летали искры статического электричества. Чистые волосы Маунс распушились вокруг головы, как одуванчик.

Каландрия внезапно вскрикнула и упала. Свернувшись на дымящейся земле в клубок, она отчаянно сжимала голову руками.

Аксель тоже почувствовал пульсирующую головную боль, которая кругами расходилась от точки, расположенной над левым ухом. Маунс выругалась на каком-то иностранном языке и выдернула из волос заколку в форме полумесяца.

- Что все это значит? - прокричала она сквозь оглушительный грохот.

Звук приближавшихся Лебедей заглушил рев пожара. Даже не звук - множество звуков, какофония, издаваемая тысячами струн. Коснувшись земли, Лебеди пропели один аккорд в унисон.

От звездолета дугой отлетела молния.

- Наши имплантаты! - крикнул Аксель. - У нас у всех под черепами есть электронные устройства. Их закоротило от этой бешеной энергии! У Каландрии их больше, чем у нас с тобой… У нее их не меньше десятка.

Каландрия лежала без чувств, конвульсивно подергиваясь, рядом с золотистой шалью, наполовину вытащенной из коробки.

- Надо убираться отсюда! - Аксель схватил Каландрию за руки, взвалил, как пожарник, на спину и пошел вперед. - Захвати шмотки!

Мария побросала вещи в сумку и перебросила ее через плечо. Аксель не оглянулся и не поинтересовался, как она там. Все его силы уходили на то, чтобы переставлять ноги по развороченной вокруг звездолета земле, огибая поломанные сучья. Добравшись наконец до нетронутого леса, он рухнул на колючий кустарник с Каландрией на спине. Голова по-прежнему раскалывалась, однако уже не так сильно, как рядом с кораблем.

Громадная, битком набитая сумка за плечами цеплялась за каждый сук, мешая Марии Маунс преодолевать препятствия. Но она шагала с решительным видом, крепко сжав губы.

Она почти добралась до деревьев, когда на суглинок прямо за ней дождем хлынул белый свет. Земля под ногами у Маунс зашипела и задымилась.

- Беги! - лихорадочно замахал ей руками Аксель. - Брось сумку! Беги!

Хотя он знал, что она не услышит его сквозь хор Лебедей.

Дождь усилился. Казалось, через воронку где-то вверху льется жидкий свет. Падая на землю, свет сливался воедино и начинал пульсировать. И вдруг дождь прекратился, а потом пошел снова дальше на прогалине.

Сияние, которое осталось после дождя, ярко вспыхнуло и встало.

Аксель онемел. Он был рад, что Мария не замечала, что происходит у нее за спиной, поскольку, будь он на ее месте, его бы это точно парализовало. Оно было похоже на человека, только сотканного из жидкого света. От головы и пальцев у него отлетали электрические разряды. Когда за ним появилось еще одно такое же существо, первое начало выделывать пируэты, словно танцор, явно пытаясь что-то найти.

Мария тяжело опустилась на землю рядом с Акселем. Сумка раскрылась.

- Черт возьми! - выдохнула она и криво улыбнулась Акселю. - Все-таки донесла!

Каландрия приподнялась на локтях и прохрипела:

- Защитная шаль…

Аксель схватил золотистую кисею, которую Каландрия пыталась развернуть еще у звездолета. Встав на колени, встряхнул шаль и накрыл ею всех троих; Мария втащила под шаль спасенную сумку.

Тварь, возникшая позади Марии, повернулась и посмотрела в их сторону. Аксель затаил дыхание. Он почувствовал, что женщины замерли тоже, повинуясь древнему инстинкту, спасавшему их предков от более сильных хищников. Существо медленно, но целенаправленно зашагало по направлению к ним.

- Вот зараза!

Аксель нащупал лазерный пистолет. Тот был горячим на ощупь. Интересно, он тоже вышел из строя? Похоже, подумал Аксель, через секунду станет ясно - когда придется стрелять.

Существо повернуло голову налево и застыло, задрав подбородок, будто принюхиваясь. Потом перешагнуло через бревно и пошло прочь. Шаль сделала свое дело.

Аксель с шумом выдохнул воздух из груди. Конечно же, шаль должна была спасти их, ведь она предназначена для того, чтобы сбивать Ветры с толку. Но в такие моменты трудно помнить о том, что технология Ветров, включая Лебедей, на тысячу лет старше их собственной.

Технология старая, да. Но не примитивная. Аксель глубоко вздохнул, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.

Вскоре на прогалину вышли шестеро гуманоидных существ. Все, к чему они прикасались, вспыхивало огнем. Они отбрасывали в сторону поваленные деревья и стреляли лучами, целясь то выше, то ниже, но совершенно не замечая три маленькие фигурки, съежившиеся прямо на краю просеки.

Один из гуманоидов зашел в звездолет. Внутри раздались мощные толчки, из корабля полился свет. Затем спиральные щупальца света спустились вниз и цепко обхватили бока звездолета. Пятеро оставшихся гуманоидов подошли ближе и превратились в световые нити. А потом Лебеди без видимых усилий вытащили «Пан-Эллению» из земли и унеслись в небо, таща за собой на буксире корабль.

Ослепительное сияние померкло; рев Лебедей понемногу утих; прогалину освещал теперь лишь обычный огонь. К запаху горелых осенних листьев примешивался острый запах озона.

Аксель, Мэй и Мария лежали там, где рухнули на землю, голова к голове, наблюдая за тем, как спиральное сияние меркнет в зените. И вот наконец на небе, словно робкие светлячки, одна за другой показались звезды.

Мария Маунс села и стряхнула грязь с рукавов.

- Спасибо вам обоим, - от души проговорила она, - за то, что вы спасли меня.

Несколько часов спустя, обойдя половину озера, они остановились под крышей заброшенного амбара. Аксель, не привыкший к долгим переходам, еле держался на ногах. Каландрия, щадя раненую руку, не могла нести тяжести. Мария, если учесть ее ноги, справилась на удивление хорошо. Что уж ей там сделали, чтобы укрепить укороченные сухожилия, бог его знает, но икры и ступни у нее куда сильнее, чем у обычных людей.

Каландрия побрела за щепками для растопки. Аксель, устало опустившийся на пол, заметил, что Марию нещадно трясет. Все тело у нее ходило ходуном, зубы лихорадочно клацали.

- Одежда с подогревом… Здесь должна быть одежда с подогревом.

Она встала на колени и принялась рыться в сумке.

- Вот!

Мария вытащила серебристый комбинезон и встала. Аксель думал, что она отойдет или хотя бы отвернется, чтобы снять юбку, но женщина просто натянула на себя комбинезон, а юбка при этом пропала, оставив после себя черное облачко, которое растаяло, когда она застегнула молнию. -Что это было?

- Ты о чем? - раздраженно бросила Мария, сев на корточки и обхватив себя руками.

- Твоя одежда… Голограмма!

Он услышал, как Каландрия замерла, перестав ломать доску, стоявшую за дверью амбара.

- К-конечно! - дрожа, проговорила Мария. - Голографическая унироба. А что, по-твоему, я д-должна н-носить? Тряпки?

Каландрия бросила на Акселя красноречивый взгляд и снова занялась дровами.

Аксель не больно-то удивился. Голографические униробы находили все более широкое распространение во внутренних миpax. Они позволяли без каких-либо ограничений менять костюмы в зависимости от погоды, однако носить их было можно лишь там, где климат находился под контролем.

- Ты, между прочим, на Вентусе.

- Знаю. Кстати, голограммы вроде невидимы для Ветров.

- Не в этом дело, - сказал Аксель. - В такой одежке ты замерзнешь насмерть.

- На корабле, не было одежды из ткани. А комбинезон с подогревом я просто не успела надеть, - пробурчала Мария. - Слишком занята была падением с небес.

Ее снова затрясло.

- Давайте-ка разожжем огонь, - предложил Аксель.

Каландрия бросила к его ногам охапку деревяшек, он нагнулся и начал готовить стружку для растопки. Мария с нетерпением наблюдала за ним.

- Ирония судьбы! - сказала Каландрия, сев рядом с Марией. Они с Акселем сидели по обе стороны от Марии; он ощущал ее дрожь, строгая щепку ножом. - Пару часов назад мы чуть было не сгорели, а теперь мерзнем. Такова жизнь.

- Ну вот!

Аксель закончил строгать, построил пирамидку из маленьких щепок, оставив посредине отверстие, и начал укладывать вокруг нее дрова побольше. Удовлетворенный результатами, вытащил из сумки зажигалку.

- Я не буду вам обузой, - заявила вдруг Мария. - Позвольте мне доказать. Разожжем огонь старинным способом. У вас есть кремень и кресало?

- Да… Значит, ты все-таки уже бывала на Вентусе? - спросил Аксель.

- Я не из отряда наземной службы. - Мария встала, возвышаясь над ними обоими и все еще дрожа, хотя вид у нее был на удивление решительный. - Я культуролог и антрополог. Я изучила больше общественных устройств, чем вы можете себя представить. Я знаю шестнадцать разных способов, как разжечь огонь. Оставьте свою зажигалку на крайний случай. Каландрия с Акселем переглянулись.

- Пусть попробует, - сказала Каландрия.

- Я хочу быть вам полезной, - заявила Мария, взяв у Акселя кремень.

Она лихорадочно начала постукивать кремнем по кресалу. Ударила по пальцам и выронила кремень. Не успел Аксель поднять его, как женщина снова схватила кресало и возобновила свое занятие, на сей раз более осторожно и более ловко. В древесную стружку упало несколько искорок.

Мария нагнулась и тихонько подула на угольки. К изумлению Акселя, те разгорелись. Мария нянчилась с огнем несколько минут, словно заботливая мать. Аксель с Каландрией наблюдали за ней, затаив дыхание.

Когда огонь наконец разгорелся, Мария села с видом победительницы и воскликнула:

- Вот видите! Получилось!

Аксель с Каландрией пробормотали несколько ободряющих слов. Быть может, Мария и впрямь им пригодится, несмотря на свой вид изнеженной модницы.

Антрополог, улыбнулась и села, скрестив ноги.

- Давай-ка глянем на твою руку, Каландрия, - со вздохом сказал Аксель.

- И что же мы будем делать дальше? - поинтересовалась Каландрия, пока Аксель обследовал руку диагностическими приборами.

Мария, похоже, начала согреваться, и к ней вернулась уверенность в себе.

- Надо убираться отсюда подобру-поздорову, причем как можно скорее. Не знаю, что случилось, но я никогда не видела Лебедей в таком состоянии.

Аксель с Каландрией снова переглянулись. Армигер. Кто же еще, кроме него?

- Послушайте! - продолжала Мария. - Я знаю Вентус как свои пять пальцев, хотя ни разу здесь не была. Наши агенты работали на планете несколько десятилетий - люди типа Акселя, которые присылали нам отчеты и книги. Я знаю историю. Знаю географию, практически каждую деревушку на этом континенте. Я говорю на шести местных языках без всяких имплантированных словарей. Я изучила их религии в двенадцати разных аспектах. - Она нагнулась, грея руки над костерком. - Конечно, я не настоящий первопроходец, но, по-моему, я могу вам помочь.

Каландрия кивнула:

- Спасибо. Нам сейчас очень нужна помощь. Только при одном условии - избавься от своей униробы. Ты говорила, она невидима для Ветров, но рисковать нельзя.

- Да, я согласен, - сказал Аксель, показав большим пальцем в небо. - Особенно после того, как мы увидели Лебедей вблизи. Вот уж не хочу встретиться с ними снова!

- Подождите, - перебила его Мария. - У меня есть идея получше.

- Какая? - спросила Каландрия.

- Нам нужны лошади, верно? - усмехнулась Мария.

- Где она?

Мария напряженно вглядывалась во тьму. Они с Акселем сидели в мокрых зарослях, между тем как Каландрия отправилась за лошадьми в ближайший загон.

- Почти уже там, - прошептал Аксель. - Потише, а то собаки тебя услышат.

Мария собралась было сесть на землю, но, вспомнив, что они находятся на планете, покрытой грязью, снова присела на корточки и покачала головой. Похоже, Каландрия Мэй не сомневалась в том, что все умеет делать лучше всех. Мэй настояла на том, что выкрасть коней должна именно она.

- Как только они обнаружат пропажу, за нами отправятся в погоню, - в десятый раз сказала Мария.

- К этому времени мы уже будем далеко, - в Десятый раз повторил в ответ Аксель. - Доверься нам.

- Мой план был лучше.

- Мы уже говорили. Твоя унироба Каландрии не годится.

- Ну и что?. Я…

Послышался собачий лай. Мария Маунс выругалась сквозь зубы. Каландрия подкрадывалась с подветренной стороны, причем почти сверхъестественно тихо, но проклятые твари все-таки учуяли ее. А она еще не добралась даже до ворот загона.

Каландрия бросилась к воротам и развязала веревку, которой были связаны створки. Кони нервно похрапывали во тьме.

Мария мрачно покачала головой. Она предложила план, который, с точки зрения этнологии, гарантировал, что их не стали бы преследовать из-за лошадей. Каландрия отвергла его. Похоже, эта женщина не могла обойтись без воровства - или же не хотела признать, что план Марии лучше.

К загону подбежали три собаки и оскалились, глядя на чужака сквозь траву. Мария затаила дыхание. Каландрия замерла - и тут полыхнул ослепительный луч, заставивший Марию на мгновение закрыть глаза.

Лазерный пистолет был настроен на режим ослепления. Мария услышала жалобный вой и открыла глаза. Собаки остановились и терли лапами морды. Бедняги!

Каландрия открыла ворота загона. Лошади тоже ошалели от вспышки и нервно прядали ушами.

Дверь фермерского дома отворилась, отбросив на прогалину прямоугольник света. Из дома вышли два человека. Один прикрикнул на собак.

- Довериться? - сказала Мария. - Да я была уверена, что все выйдет именно так!

- Каландрия справится, вот увидишь.

И вправду: Мэй решительной походкой направилась через загон к мужчинам. Один из них показал на нее пальцем и выругался. Мария перебрала в мыслях все знакомые вентусские ругательства, пытаясь определить язык. Мемнонский, конечно же…

Мария так никогда и не узнала, что намеревалась сделать Каландрия, поскольку ее собственное раздражение и нетерпение взяли верх. Она встала, расстегнув комбинезон с подогревом.

- Эй! Что ты… - начал было Аксель.

Мария переключила свою голографическую униробу на черный цвет, и не успел Аксель опомниться, как она уже рванула к загону.

Вид у коренастых фермеров был суровый. В дверном проеме за ними появилась еще одна фигура, сложившая руки на юбке.

- Ты что тут делаешь? - рявкнул первый мужчина.

Причем рявкнул на чистейшем мемнонском языке, с удивлением отметила про себя Каландрия. Судя по выговору, это был один из самых богатых и развитых диалектов. Мэй почти могла проследить родословную этого человека по тому, как он произносил гласные звуки.

- Морф! - чистым и ясным голосом произнесла Мария, встав между фермерами и Каландрией. И переключила свое голографическое одеяние.

Глаза у крестьян полезли на лоб. Они отступили на несколько шагов. Мария сменила черную униробу на маскарадный костюм, сплошь состоявший из радужных перьев. Она знала, что лицо ее сияет, как у ангела. Таков был дизайн.

- Здравствуйте. Я желаю вам зла… То есть нет, не желаю вам, - сказала она, с непривычки путаясь в словах.

Фермеры выглядели испуганными, тем не менее стояли на своем.

- Ч-чего вам надо? - снова спросил первый, тот, что постарше. - У нас ничего нет. Мы не тронули ни единой зверушки в лесу. У нас есть только кони…

- Кони, - сказала Мария, кивнув. - Нам нужны три лошади. Одна для меня и две - для моих слуг.

У них был такой несчастный вид, что Мария еле подавила желание повернуться и уйти. Они явно бедны, а она их грабит. Может, дать им что-нибудь взамен? Увы, все адские штучки, которые у нее есть, лишь осложнят их жизнь и поставят ее под угрозу.

- Мне очень жаль, - проговорила она. Фермеры переглянулись.

- Вам седла тоже нужны? - спросил тот, что помоложе. Старший бросил на него негодующий взгляд.

Седла им действительно были нужны, но Мария не смогла перебороть сочувствие.

- Нет.

- Мария! - прошипела Каландрия.

- Никаких седел. Только кони. Спасибо вам.

К собакам вернулось зрение, и они, поскуливая, терлись у ног хозяев. Те неохотно подвели к Марии трех рысаков. Она не могла оценить качество коней и, наверное, отказалась бы взять самых лучших. Мужчины молча взнуздали скакунов и передали ей поводья.

- Езжайте! - Вот и все, что сказал старший, когда Мария повела коней от загона.

Она ощущала запах животных - сочный и по-своему приятный, однако несколько… антисанитарный. Мария поморщилась и помахала перед носом рукой.

Дорога до леса казалась бесконечной. Мария несколько раз обернулась на ходу. К фермерам присоединилась женщина; они все трое стояли, понурившись, и глядели, как уводят их скотину. Марии было так плохо, что она чуть не расплакалась.

- Что за глупости ты вытворяешь? - набросилась на нее Каландрия. - Если бы они напали на нас, тебя могли ранить.

- Я же говорила, что мой план лучше! - огрызнулась Мария. - И я предупреждала, что у тебя ничего не выйдет. Помнишь?

Ответить на это Каландрии было нечего.

- Ты с ума сошла! - сказал Аксель чуть позже той же ночью. - Он убьет нас.

- Нужно попытаться. - Каландрия шагала вокруг костра, надеясь согреть ноги. - Каждый день он становится все сильнее и все ближе к своей пели.

- Без «Гласа пустыни»…

- Он не так уж непобедим, как кажется, Аксель. Они все уязвимы.

- Но нет никаких гарантий, что мы уничтожим его! Ты сама говорила: каждая молекула его тела должна испариться.

Каландрия похлопала по ящику, который они прихватили с «Пан-Эллении».

- Этого хватит, чтобы лишить Армигера сил. А потом мы увезем его отсюда и позаботимся, чтобы от него ничего не осталось.

Мария устало следила за их спором, длившимся уже несколько часов. Невольно пришло сомнение: а может, лучше было попросить убежища у фермеров? Их она по крайней мере изучала. А эти двое хоть и были, как она сама, гражданами Галактики, но наемниками, и система ценностей у них совершенно иная.

Лагерь разбили в углублении обработанного ветрами холма. Ночью снова было очень холодно; Мария видела собственное дыхание. Ей никогда еще не приходилось мерзнуть так долго. Каждый день она сражалась с пронизывающим до костей холодом, с агорафобией, вызванной пребыванием на открытой всем ветрам поверхности планеты, и с таким количеством мелких физических неудобств, что они любого могли свести с ума.

Мало того: Аксель заявил ей, что сегодня ночью будет дождь. «А это больно?» - спросила она. При одной мысли о бесконечных крохотных водных снарядах, которые будут бомбардировать ее с высоты десять тысяч метров, Марию бросило в дрожь. Самого Акселя это, похоже, не волновало. Хотя, наверное, он просто красовался перед ней.

Мария покрепче запахнула тяжелую, неудобную одежду, которую Каландрия стащила для нее вчера. Марию учили, что изначально одежда служила средством прикрытия наготы в сексуальном смысле, однако люди, которые ее просвещали, выросли, как и она сама, в окружающей среде с идеальным климатом и гигиеническим контролем. Сейчас Мария ни за какие коврижки не рассталась бы со своей неуклюжей одеждой, потому что та помогала ей сохранять хоть какое-то тепло.

Спор у костра снова вернулся к тому, продолжать ли им попытки остановить Армигера или же постараться бежать с планеты. Аксель хотел послать с помощью имплантатов сигнал другим кораблям, которые могли находиться в системе; Каландрия категорически настаивала на радиомолчании. Похоже, она боялась привлечь внимание Ветров. И тем не менее именно она предлагала сразиться с Армигером, который, по словам Акселя, возможно, укрылся за стенами осажденной крепости. Они спорили, спорили и никак не могли прийти к согласию.

Аксель по дороге рассказал Марии об Армигере, хотя при этом старался не распространяться о степени их с Каландрией вмешательства во внутренние дела планеты. Тень на плетень наводил, не иначе. Похоже, генерал Армигер был полубогом из внешнего мира, а юноша по имени Джордан Масон каким-то образом мог видеть его глазами.

- Я слышала о войне с 3340, - сказала Мария. - Значит, Армигер действительно прислужник этого монстра?

Аксель кивнул.

- Причем дьявольски опасный. 3340 развращал целые солнечные системы. Он соблазнял людей, предлагая им бессмертие и почти безграничные возможности, - добавил он, взглянув на Каландрию Мэй. - Однако потом поглощал эти новые личности целиком, растворяя их в себе. Армигер, похоже, одна из его ранних жертв.

Значит, он когда-то был человеком? Марию эта мысль и удивила, и обеспокоила.

- Если даже и был, от него как от личности ничего не осталось, - сказала Каландрия. Она обхватила себя руками, глядя на огонь костра. - 3340 поглотил миллионы личностей, а потом перемешал их и переделал их сознание так, как ему было выгоднее. Все, кого он поглотил, стали частью единой сущности. Быть может, 3340 создали инопланетяне, хотя он утверждал, что создал себя сам.

- Наш работодатель Хронос утверждает то же самое, - скептически хмыкнул Аксель. - Хронос - бывший человек, который перестроил себя на генетическом уровне и превратил в бога. Ему несколько столетий. Мы до сих пор расхлебываем последствия его войны с 3340.

Мария изумленно покачала головой.

- Я никогда не видела богов… если не считать Лебедей. - Она задумчиво ковырнула пожелтелую траву у костра. - Ветры - тоже своего рода боги, только ущербные. Они все осознают, но далеко не все понимают. Вот в чем трагедия.

- Они не боги, - со злостью воскликнула Каландрия, - а просто машины. Идиотские механизмы. Это видно по всему, что они делают.

- А что, по-твоему, они делают? - спросила Мария.

- Она имеет в виду Небесные Крюки, - сказал Аксель. - Они вели себя как взбесившиеся портовые роботы. Насколько мы можем судить, они и есть роботы - большие аэростаты, перевозящие грузы, необходимые для терраформирования.

Мария кивнула. Они видели сегодня блуждающую луну, как называли ее местные. Та медленно двигалась по небу, как настоящая луна, только с севера на юг, алея в лучах заката. Мария чуть не заплакала при мысли о том, что ничего бы этого не увидела, останься она на орбите. Пребывание на Вентусе вызывало в ней массу эмоций, она даже сама не понимала почему. Мария знала лишь, что стала чрезвычайно чувствительной.

Она посмотрела поверх костра на Каландрию Мэй. Наемница ответила ей ровным немигающим взглядом. Так, подумалось Марии, смотрят проститутки и нищие - вызывающим взглядом эмоционально ущербных людей. Мария никак не могла раскусить эту женщину. Она обладала массой талантов - и в то же время легко раздражалась. С какой стати ей приспичило спорить ночью о том, боги Ветры или нет?

- Ветры повсюду, - сказала Мария, внимательно наблюдая за Каландрией. - В воздухе, в камнях, в почве, в воде. Они не просто там сидят - они все время работают. Жизнь на Вентусе создана искусственным путем. Тысячу лет назад здесь не было ничего живого. Наши предки послали сюда семена Ветров на медленном субсветовом корабле. Семена проросли и превратили мертвую планету в живую. Бездумные механизмы не смогли бы этого сделать.

- Но они не узнали людей, кбгда те прибыли, чтобы колонизировать Вентус, - возразила Каландрия. - Когда колонисты приземлились, Ветры не поняли, что это за существа. Людей оставили в живых, поскольку, как организмы, они соответствовали искусственной экологии; они заполнили нишу, как и было предусмотрено. Но их машины казались Ветрам какой-то заразой, и поэтому они уничтожили все компьютеры, радио, нагревательные приборы и станки. Ветры отбросили людей в каменный век. Прошла тысяча лет - а люди и поныне топчутся на месте в пределах, дозволенных Ветрами. - Каландрия грустно покачала головой. - Ветры не могут обладать сознанием. Они действуют как своего рода глобальная иммунная система, очищающая планету от потенциальной инфекции вроде нас или Армигера.

Мария открыла было рот, но Каландрия ее опередила.

- Именно поэтому Армигер мог бы взять над ними верх. Их то ли обезглавили, то ли создали безмозглыми. В дизайне Вентуса изначально кроется какой-то порок. И Армигер решил этим воспользоваться.

- Исключено, - покачала головой Мария. - Ему пришлось бы перепрограммировать каждую пылинку на планете. Но если бы даже он мог это сделать, Ветры - разумные существа. Они не дали бы ему зайти слишком далеко.

- Ты думаешь, он безопасен?- резко спросила Каландрия и встала. - Ты так очарована своими прекрасными нанотехнологическими штучками, что даже не понимаешь, что на свете есть вещи куда более тонкие!

- Я не утверждала…

- Эта система не имеет ничего общего с настоящими богами! - сказала Каландрия. - 3340 говорил мне, что даже его мысли - наделенные сознанием сущности. Мыслящие мысли! - Она горько рассмеялась. - Тридцать три сорок был как целая цивилизация - целый вид - в одном теле. С историей, а не просто воспоминаниями. Он мог сотворить такую планету, как Вентус, за один день!.. Кстати, откуда нам знать: а может, именно он внес поправки в программу Ветров? Он мог это сделать тысячу лет назад - так сказать, посеять зерно, чтобы затем вернуться и собрать урожай. Но не успел, поскольку его отвлекла другая планета. Хсинг был куда более интересной игрушкой. Тем не менее он послал сюда Армигера. Откуда нам знать: а вдруг Армигер - семя воскрешения? Быть может, он намеревается превратить планету в гигантскую машину для воссоздания 3340? Это ему по силам. Ваши драгоценные Ветры в подметки Армигеру не годятся!

Она отвернулась и пошла по траве. Мария посмотрела на Акселя.

- Ну-ну… - промолвила она.

Аксель проводил удаляющийся силуэт Каландрии долгим взглядом. Затем усмехнулся и повернулся к Марии.

- Ты наступила на больную мозоль.

- Я вижу.

- Мы отправились на Хсинг, чтобы уничтожить 3340. С помощью Хроноса и при поддержке Архипелага.

Аксель рассказал историю о том, как Каландрия победила 3340, добровольно став его рабой. Когда он закончил, Мария грустно покачала головой.

Потом она заерзала, чувствуя, как занемела спина от сидения на жестком бревне. Трудно привыкнуть к физическим неудобствам.

- И тем не менее насчет Ветров она не права.

- Не дави на нее, - посоветовал Аксель. - К тому же сколько мы тут живем, нам ни разу не пришлось видеть свидетельства разумности Ветров. Кое-кто из них, морфы, например, может, и разумны. Насчет Лебедей Диадемы я не знаю. - Он, поежившись, взглянул наверх. - Но в целом? Нет, это просто планетарная иммунная система, как сказала Мэй.

- Если Вентус не говорил с вами, - возразила Мария, - то лишь потому, что он вас не замечает: Не забывай: я изучаю эту планету, я знаю о ней больше, чем ты.

- Ты не была здесь, - спокойно произнес Аксель. - Ты никогда не видела ее вблизи. Сейчас ты здесь. Неужели ты думаешь, что она разумна?

Он махнул в сторону примятой травы.

- Я не знаю, что ты видишь, когда смотришь на нее, - сказала Мария. - Быть может, это оттого, что ты жил на планетах, где жизнь просто есть, как на Земле. Где ничто ее не поддерживает. Но здесь все вокруг нас создано искусственным путем, Аксель. Этой почве, - она ковырнула землю ногой, - быть может, тысяча лет. И каждая крупица создана Ветрами. Вот трава. Я знаю, что она похожа на земную: травинки разной высоты, растет на косогоре то реже, то гуще. Возможно, в последние несколько веков развитие жизни достигло такого уровня, что ей позволено распространяться самой. Но я сомневаюсь. Трава была посажена искусственно, с помощью нанотехнологии. Посмотри на облака! Они похожи на облака, которые я видела в видеофильмах о Земле. Но если бы Ветры в эту самую минуту не лепили их, ты думаешь, они бы выглядели так? Вентус не похож на Землю, Аксель! У его солнца другая температура, другой размер, строение коры планеты другое, и поэтому баланс минералов в океанах тоже совершенно другой. Вернее, был другой. А в результате и атмосфера, и ее естественная плотность тоже сильно отличаются от земной. Эта погода неестественна. - Мария подняла руку навстречу легкому ветерку. - Воздух создали Ветры, Аксель, и они должны продолжать его делать. В тот момент, когда они перестанут работать, планета вернется в первоначальное состояние, потому что здесь нет естественного равновесия. Оно поддерживается искусственно. Надеюсь, ты не думаешь, что распространение насекомых, мышей и птиц происходит естественным путем? Оно планируется и контролируется Ветрами на каждом квадратном метре планеты. Часть из них выходит из-под контроля, угрожая местному и глобальному равновесию. Ветры же постоянно поддерживают его, усиленно размышляя о том, как сохранить планету похожей на Землю. Именно для этого мы их создали. Аксель покачал головой:

- Вот именно! Это сложная, но тем не менее всего лишь большая машина.

- Ты наверняка спрашивал себя, почему Ветры не признают людей, верно?

- В чем порок системы? Да здесь целые религии пытаются ответить на этот вопрос! - Аксель рассмеялся. - А ты думаешь, что знаешь?

- Я думаю, что знаю, как это узнать. Послушай! Ты докладывал нам, еще до инцидента с Небесными Крюками, что ревизор Туркарет утверждал, будто он способен слышать голоса Ветров.

- Он не утверждал! - возмутился Аксель. - Он действительно их слышал.

- Мы слышали о таких людях, - кивнула Мария, - однако у нас никогда не было возможности это проверить. Если бы нам удалось исследовать одного из них, я уверена, мы нашли бы разгадку.

- Очень жаль, но Туркарет мертв, - коротко хохотнул Аксель.

- Не думаю, что это проблема, - вкрадчиво пропела Мария. - Во всяком случае, пока от него остались какие-то частички…

Она услышала шорох травы. Каландрия возвращалась. Мария увидела ее глаза, блестящие во тьме, как два уголька, и поежилась.

- Мы пойдем искать Армигера, - заявила Каландрия. - Это наш долг.

- Нет, - сказал Аксель. - Мы можем вернуться с подкреплением. Я буду сигналить кораблям, Каландрия. Ты не в силах мне помешать.

В воздухе повисла тишина. Потом Каландрия пожала плечами.

- Ты прав. Помешать я тебе не могу.

Атмосфера вокруг костра внезапно накалилась. Мария быстро встала.

- Я, пожалуй, лягу спать, - сказала она, улыбаясь им обоим.

Каландрия кивнула. Ее идеальное лицо в отсветах костра казалось высеченным из камня. Когда Мария встала на колени и приготовила себе ложе, ей все еще казалось, что она чувствует взгляд наемницы на своей спине.

Марии снился дом. За окном виднелись плавные изгибы пейзажа Завета, ее родной колонии-цилиндра. По тысяче озер и прудов струился солнечный свет, превращая холмы и города в прозрачное кружево и подсвечивая спиральные облака в центре цилиндра. Как всегда, между поверхностью и облаками парили тысячи крылатых женских фигур.

Она вдохнула теплый медовый воздух, чувствуя, как он обволакивает ее члены нежнее любой ткани, и прошла через анфиладу комнат в апартаменты родителей. Ее семья была^- здесь, она это знала, только до их комнаты еще не дошла. И тут она увидела в собственной спальне дверь, которой раньше никогда не замечала.

Мария отворила дверь и ахнула, очутившись в гигантской библиотеке. Тут были бумажные книги - она узнала их, поскольку держала пару раз в руках, когда училась, ощущая невообразимую древность и достоинство докосмических знаний. Именно чувство собственного достоинства древних и побудило ее заняться антропологией.

Тысячи и тысячи книг, стоявших рядами на полках, которые уходили ввысь, к неразличимому за далью потолку…

Мария с благоговением шла между ними. Она споткнулась и перевернула столик. Эхо от его падения все длилось и длилось, почти осязаемо вползая в каждую, даже самую дальнюю, щелку между томами. Когда оно наконец замерло, Мария услышала нарастающий рокот, словно книги пробудились от дремоты.

- Это все ты! - сказал кто-то.

- Что?.. - дрожащим голосом спросила Мария.

- Ты должна сделать выбор. Ты разбудила нас. Теперь ты должна сказать, хочешь ли ты, чтобы мы стали частью тебя, твоей памяти, или же хочешь, чтобы мы стали людьми, с которыми ты сможешь говорить.

Мария взглянула на уходящую ввысь мудрость, и на нее внезапно нахлынул такой прилив любви к ней, как будто эти книги были ее родными.

- Станьте, пожалуйста, людьми, - промолвила она.

Тут Мария вспомнила, что она уже не в Завете, а на Вентусе. Когда из стен появились мрачные люди со шпагами, она вскрикнула, ибо поняла, что сделала неправильный выбор.

Марию разбудили ругательства Акселя. Она застонала и попробовала перевернуться. Спина, похоже, приняла форму камней, на которых она лежала, а сквозь каждый шов одеяла проникал колючий холод.

Аксель ругался на незнакомом языке, злой как собака. Плохо, конечно… но неужели нельзя потише? - Черт побери! Вставай, Маунс! Она ушла!

Мария открыла глаза. Пока она спала, небо заволокли серые тучи. Костер погас. Мария приподнялась на локте и, пытаясь стряхнуть сон, уставилась на двух скакунов. Двух - а их должно быть три!

- Сбежала тайком! Не могу поверить… Вот стерва! «Поговорим утром…» Ха! Она никому и никогда не доверяла. Проклятие, проклятие! Чертова баба! - Он пнул бревно, на котором сидел вчера вечером, потом с яростью пнул его еще два раза. - Я ей башку разобью! Я… я сварю ее заживо! Надменная тварь…

Аксель не мог найти слов.

- Может, мы ее догоним? - попыталась сказать Мария, но вместо слов получился нечленораздельный хрип.

Проклятая планета! Все кости ныли, как будто она была деревом, медленно замерзающим под напором зимы, а кожа зудела от прикосновений ткани так, словно ее кусали тысячи муравьев.

Аксель рубанул воздух рукой.

- Да пошла она к дьяволу! Мы найдем Джордана. Нам известно, куда она направляется - решила встретиться с Армигером один на один. Самонадеянная…

Казалось, Аксель снова растерял все слова. Он начал ругаться на разных языках, быть может, для того чтобы скрыть нотки боли, проскальзывавшие в его голосе.

Мария с трудом поднялась на ноги. Аксель начал запихивать в сумку вещи, время от времени останавливаясь и глядя на дорогу.

- Она никогда по-настоящему не доверяла мне, - понурив голову, произнес он, словно изумляясь своим словам. Потом встряхнулся и взял себя в руки. - Ладно, пошли.

Мария изо всех сил старалась не показать, как ей плохо.

- Куда? - спросила она, глядя на Акселя.

- Искать Джордана. Парень все еще бежит от Ветров, причем по нашей вине. Он будет в безопасности, только если мы увезем его с этой планеты.

«Как бы это сказать?» - подумала Мария.

- Аксель! Я понимаю твое желание помочь ему. Но Каландрия в чем-то права. Сначала надо решить основную проблему.

- Какую?

- Проблему Ветров. Аксель замер.

- Какого черта мы можем сделать? Мария потянулась.

- Мы продолжим сигналить кораблям. Тут ты был прав. А пока вернемся назад.

- Куда назад?

- В Мемнон. Чтобы украсть труп этого вашего Туркарета.

Каландрия остановилась на вершине холма и посмотрела вниз на дорогу, по которой приехала. Ей было немного неловко, что она ушла, никому ничего не сказав.

Чувство неловкости вызвало в памяти старые воспоминания: как рыдала днями напролет, случайно узнав, что дети, которых она считала своими друзьями, были на самом деле наняты ее богатой матерью, чтобы играть с ней. Сейчас она испытывала такое же чувство вины, как тогда, когда в академии уходила одна с вечеринок, не дожидаясь конца. В ее отношениях с людьми всегда наступал предел, и она никого не подпускала к себе слишком близко. Ею вновь овладело чувство отчуждения. Когда это происходило, ей необходимо было уйти - и сегодня она оставила Акселя и Марию. Дело не в том, что она боялась Ветров; если бы она их боялась, то согласилась бы как можно скорее покинуть Вентус. Она прилетела сюда с определенным заданием, и ее решимость выполнить его была сильнее, чем у Акселя, только и всего.

Каландрия поскакала вперед, продолжая размышлять на ходу, почему же она оставила их. Легче всего предположить, что она хотела избавить Акселя и Марию от ненужного риска. Кроме того, Армигер действительно с каждым днем был все ближе к тому, чтобы захватить контроль над громадной невидимой машиной, окружавшей Каландрию. Однако главное, пожалуй, было то, что она никогда не могла работать с Акселем в паре. Каландрии нравилось ощущать себя призраком на планетах, где ей доводилось бывать. Она прекрасно умела перевоплощаться, подбирая, как хамелеон, внешность и личностные качества, которые нужны в данный момент. Завтра она изменится, и никто, даже, наверное, Аксель, ее не узнает. Только так и можно выполнить задание, ради которого она сюда прилетела - скользя по волнам людских сообществ и углубляясь внутрь лишь на мгновение, чтобы вырезать раковую опухоль.

Аксель же хотел жениться на каждой женщине, которую встречал, и напиться с каждым мужчиной. Сейчас наверняка пошел в какой-нибудь кабак, чтобы залить злость кружкой пива. Ну что ж… Когда они встретятся снова, она рассыплется в извинениях. Надо тщательно продумать, что ему сказать. В общем-то она не хотела терять дружбу Акселя. Во всяком случае, не из-за работы.

Джордан… Когда она убьет Армигера, то есть уничтожит связующее звено, исчезнет и передатчик, из-за которого Ветры ополчились против парня. Он снова станет нормальным человеком. И, если повезет, использует полученные от нее знания, чтобы разбогатеть.

Да, она поступила совершенно правильно.

Мысли Каландрии обратились к Армигеру. Как загнать его в угол? Как его убить?

Конь скакал вперед. Каландрия начала избавляться от личности леди Мэй, вновь превращаясь в охотницу.

Пейзаж состоял из сплошных извилистых линий. Дюны чудесного светло-песочного цвета плавными волнами простирались до туманного горизонта. На небе клубились круглые белые облака. Солнце было яркое, но не жаркое. Это несколько противоречило представлениям Джордана о пустыне.

Они ехали уже несколько дней. Юноша чувствовал себя на удивление бодрым. Наконец-то он был свободен, мог планировать дневной переход, задавать темп и любоваться окрестностями сколько угодно. С каждым утром мысли его, казалось, прояснялись. Он просыпался, чувствуя себя хозяином своей судьбы.

Плечи у Тамсин были пологими под стать дюнам. Чем дальше они забирались в пустыню, тем более мрачной она становилась. Девушка не говорила о том, что ожидала здесь найти, но Джордан подозревал, что ничего хорошего.

Его лошадь трусила рядом с кобылой Тамсин. Животные немного нервничали на этом пустынном пространстве, но Джордан постоянно посылал Ка искать воду, и до сих пор им везло. В одной из ямок вода была красного цвета; Ка сказала, что она ядовита. Джордан велел воде очиститься - и та послушалась.

Такие чудеса могли бы заставить Джордана надуться от гордости, но они не способны были развеять уныние Тамсин, а в данный момент ему хотелось этого больше всего. Он не мог сотворить такое чудо, которое излечило бы ее от горя.

Девушка устало глянула на товарища, стараясь ехать рядом.

- Как ты? - спросил он. Тамсин пожала плечами:

- Не знаю.

Джордан глотнул воды из кожаной фляги, которую купил в деревушке неподалеку от Рина.

- Рассказать тебе историю? Тамсин подумала немного.

- Какую историю? Только не пытайся меня развеселить.

- Тогда я расскажу тебе что-нибудь мрачное.

- Нет!

- А может, просто рассказать тебе правду?

- Я не хочу слушать никаких историй.

Джордан погрузился в размышления. Потом спросил:

- Ты когда-нибудь видела летний дворец королевы?

- Нет.

- Хочешь, опишу? Тамсин выпрямила спину.

- Послушай, ты не обязан… Ладно, почему бы и нет? Только не описывай его таким, какой он сейчас, утопающим в крови. Расскажи мне, каким он был до войны.

Джордан, естественно, не видел замок до войны, поскольку Армигер пришел туда во время осады. Однако без труда мог себе представить, каким выглядел дворец в мирное время. Во-первых, в голове у него отпечатались чертежи, а во-вторых, глаз у Джордана все-таки был наметанный, так что он мог восстановить общий вид по архитектурным деталям. Кроме того, во дворце сохранились помещения, не тронутые войной.

- Его построили в маленьком оазисе несколько столетий назад. Сначала воздвигли часовню - ее следы до сих пор можно различить в основании башни. Все здания возведены из камня такого же цвета, как и песок, по которому мы едем. Сейчас оазис окружен высокой стеной с пятью высокими башнями и одной поменьше. К самой большой башне, на восточной стороне, ведет подъездная дорога, и там были когда-то ворота, однако их замуровали больше сотни лет назад. А главный вход находится у западной башни. Пройдя через главные ворота, ты идешь по коридору между следующими двумя стенами. Эта башня такая громадная, Тамсин! Там шесть этажей, не меньше, и два шпиля. Иногда королева ходит по балконам и смотрит на холмы, любуясь рассветом. Ее покои расположены в этой башне, высоко над землей. На чем я остановился? Ах да… В общем, пройдя по коридору от главных ворот, попадаешь в большой зал, который находится в прямоугольном здании, прилегающем к главной башне с восточной стороны. Зал просто великолепен. Контрфорсы, сводчатый потолок, арочные окна и прекрасное тройное стрельчатое окно на восточном фасаде…

- Какое? Как оно выглядит?

- Ну… Однажды, когда Армигер проходил по банкетному залу, он взглянул на окно; собственно, на три очень высоких окна с верхней частью в виде арки, разделенные тонкими средниками - то есть пилястрами. И стеклянная мозаика в виде языков пламени. Очень красиво! Но я видел его лишь мельком, поскольку Армигер больше на него не смотрел. Сад королевы расположен к югу от банкетного зала. А к северу и югу от подножия главной башни тянутся жилые дома, магазины, мастерские… Все остальное пространство, огороженное стеной, занято сейчас палатками. До войны там, наверное, была парадная площадь.

Джордан не сказал, что прекрасная, обшитая медью крыша здания над банкетным залом пробита десятками снарядов, выпущенными армией парламента из паровых пушек, и что створки стрельчатых окон еле держатся в петлях, а чудесный розовый мраморный пол почти не виден под сваленными мешками.

Тамсин слушала, как он описывает оставшиеся нетронутыми сады и маленькие мощенные булыжником улочки, отходящие от главной башни. Казалось, девушка была благодарна другу за то, что он отвлек ее от грустных мыслей.

А в то время как Джордан живописал замок, Армигер сидел, словно горгулья, на самом высоком парапете главной башни и думал, что же ему делать в ближайшие несколько дней.

Меган тронула его за локоть. Армигер очнулся от глубокого раздумья; солнце уже клонилось к закату. Погруженный в трансцендентальные мысли, он просидел несколько часов.

- Что с тобой? - спросила она.

Армигер посмотрел на нее. Лицо Меган в сумерках казалось тоньше, чем тогда, когда он ее встретил, однако выглядела она моложе. Армигер невольно улыбнулся.

- Зря я привел тебя сюда.

- Почему?

Он видел, что Меган старается истолковать его слова не в худшем для нее смысле.

- Скоро начнется бойня. Это неизбежно. У Лавина кончаются припасы. С каждым днем к нему в лагерь приезжает все меньше и меньше фургонов. Похоже, парламент, уверовав в свою победу, сильно урезал ему бюджет.

- Значит, мы умрем?

Она задала этот вопрос так, словно спрашивала о самой обыденной вещи на свете.

- Я могу защитить нас от солдат. Но Ветры охотятся за мной, а штурм наверняка привлечет их внимание. Если даже они не вмешаются напрямую, то могут увидеть меня. И тогда… Да, возможно, нам придет конец.

- Тогда давай уйдем отсюда, - сказала Меган. - Мы же можем удрать незаметно, правда?

- Могли бы, - протянул Армигер.

- Так давай!

- Неделю назад я сказал бы «да». В конце концов, я узнал у королевы все, что мог. Или все, что хотел, - задумчиво прибавил он. - Именно в этом вся проблема.

- Что ты имеешь в виду?

Армигер посмотрел на армию парламента - целый палаточный город, растянувшийся дугой к юго-востоку от дворца. От костров поднимались сотни тоненьких ниточек дыма.

- Когда-то, - тихо проговорил Армигер, - я был богом. Тогда мне хотелось править миром. Для этого я сюда и пришел. Мне необходимо было выяснить, где у Ветров ахиллесова пята. Мои агенты не сумели это узнать, и я нашел единственную женщину, которая, по слухам, знает о Ветрах больше всех. Но по дороге мои цели… изменились.

- Ты таким образом делаешь мне комплимент? - улыбнулась Меган.

- Да, хотя причиной была не только ты. - Армигер поцеловал ее. - Я начал вспоминать. Когда-то, давным-давно, я был свободным и простым человеком, как все остальные. Воспоминания возвращаются ко мне, и…

Как ей описать? Эти воспоминания походили на ветерок после бури, полный сладостных ароматов и живой радости. Когда-то его рука была просто рукой, а не одним из инструментов бесконечно сложной системы. Когда-то его глаза, увидев прекрасное лицо или дворец, попросту любовались ими, не рассчитывая, какую пользу можно из них извлечь. Начав вспоминать, Армигер и в окружающих научился распознавать такие моменты. Например, он видел лицо Меган, когда она попробовала теплый бульон с королевской кухни. Две-три секунды Меган не думала ни о чем - попросту ела и наслаждалась вкусом. Армигер невольно подумал, что вот уже семьсот лет не переживал таких мгновений.

- В общем, они объединяют меня со всеми этими людьми, - сказал Армигер, обводя жестом и дворец, и осаждавшую его армию. - Раньше люди были лишь фишками на доске. А теперь они стали такими же, как я сам. Я понимаю - тебе это кажется бессмысленным.

- Ну прямо! - заявила она, дернув его за волосы так, что Армигер рассмеялся. - Конечно, смысл есть, дурачок! Ты был ребенком, а теперь ты растешь. Все эти годы ты был одним из них… Ты был как дитя и знал только одно слово: «Хочу!» А сейчас удивляешься, что стал таким же, как мы все? Иногда ты у меня такой глупенький!

Армигер совершенно оторопел и смотрел на нее во все глаза, пока Меган не рассмеялась. Потом он обхватил ее за талию.

- Может быть. Ты заставила меня полюбить - и я начинаю любить всех этих людей тоже. Я могу помочь им.

- Помочь? - посерьезнела Меган. - Как?

- Когда-то я был генералом. Я снова могу им стать. - Армигер поцеловал ее в лоб и отпустил. - Пора забыть те планы, которые навязало мне существо, поработившее меня на века. Пора строить собственные планы.

Меган отступила на шаг.

- Армигер…

- Гала - одна из достойнейших правителей на этой планете. Я не могу позволить, чтобы ее убили. И ее подданных тоже.

Меган отвернулась и подошла к амбразуре, глядя на море палаток. Потом снова повернула к Армигеру порозовевшее от закатных лучей лицо.

- Будь осторожен, - сказала она. - Все хорошо в меру. Если ты полюбишь нас слишком сильно, это может стоить нам куда дороже твоего безразличия.

Лавин снова поддался искушению. Он открыл книгу Галы и начал читать при свете лампы.

Лавин почти слышал, как она произносит эти слова. Они были так похожи на нее, когда в расцвете юности она увлеклась идеалистическими идеями. В то время Лавин не понимал и половины из того, что говорила Гала. Он только ежился от смущения, слушая ее странные еретические речи. Она была умнее его, они оба это знали, и, как казалось Лавину в глубине души, оба принимали то, что он ее не понимает.

Однако в дневниковых записях сквозило такое одиночество, что порой на глаза Лавина наворачивались слезы. Теперь он сожалел, что не старался понять ее лучше, когда была такая возможность. Быть может, ему удалось бы заставить Галу изменить планы, и сейчас она не была бы так одинока. Быть может, тогда она не стала бы фанатичкой. Лавин подозревал, что Гала полностью оправдывала свою репутацию сумасшедшей лишь потому, что это была единственная роль, оставленная королеве в ее изоляции.

Второй раз они встретились в военной академии - примерно через полгода после бала, на котором Гала бросила на Лавина одобрительный взгляд. На балы в академию регулярно приходили молодые дамы, но Лавин редко там показывался. Верный сын довольно сурового провинциального барона, он не любил подобные мероприятия. А кроме того, Лавин жил воспоминаниями о том мгновении, когда она заметила его. Услышав на плацу, что сумасшедшую принцессу видели в городе скачущей верхом в мужской одежде, Лавин почувствовал, как у него забилось сердце, и пропустил свою очередь в кавалерийском маневре, который они отрабатывали. В тот же день он тихонько спросил в столовой об источнике слухов. Выяснилось, что Гала остановилась в гостинице, меньше чем в километре от академии.

Двое курсантов начали шутить: мол, принцесса приехала подыскивать себе жену или по крайней мере любовницу; ее мужские замашки давно были притчей во языцех. Лавин швырнул вилку на стол и немедленно вызвал обоих на дуэль.

Ссора могла кончиться трагедией, не вмешайся квартирмейстер. Громадный, как горилла, он наводил порядок исключительно физическим воздействием. Предупредив всех троих, что дуэлянтов тут же выгонят из академии, он нещадно избил их. Лавин не больно-то расстроился - ведь обидчики тоже были наказаны.

Пожалуй, квартирмейстер несколько переусердствовал, ибо Лавина несколько дней рвало и он еле мог ходить из-за повреждения внутреннего уха. С тех пор приступы боли одолевали его в особо напряженные дни всю оставшуюся жизнь. А тогда он провалялся пару дней в кровати и в конце концов попросил отпуск для поправки здоровья. Ему дали неделю.

Оглядываясь назад, Лавин подумал, что вряд ли набрался бы смелости нанести Гале визит, не будь он так расстроен и умом, и телом - почти убит, в прямом и переносном смысле. Он мало что соображал, когда зашел в гостиницу и спросил, где остановилась принцесса.

Бармен усмехнулся, взглянув на подбитый глаз, распухшее ухо и шаткую походку Лавина, и показал ему за спину. Лавин повернулся и увидел те самые черные глаза, которые запомнил на всю жизнь и которые глядели сейчас на него.

Она находилась в компании с шестью королевскими телохранителями; они пытались перепить друг друга под столом. Принцесса проигрывала.

Лавин влез под стол и представился. Они мельком встречались на балу, сказал он, но принцесса, конечно же, не помнит его.

Почему это? Помнит!

Его синяки произвели на телохранителей впечатление. Позже Гала сказала Лавину, что иначе они выкинули бы его за дверь, как купцов и сынков местной знати, приходивших выразить принцессе свое почтение. Лавин не был придворным; он не жаждал политических выгод. Поэтому ему позволили остаться - при условии, что он будет пить вместе с ними.

Никогда в жизни, не раньше, не позже, Лавину не было так плохо. Единственным утешением служило смутное воспоминание о том, как принцесса, согнувшись рядом с ним, извергала из себя остатки обеда.

Такие мгновения связывают людей глубокими и крепкими узами.

Казалось, эта безумная рвота сделалась для Лавина меркой, по которой он сверил свои прежние недуги. Через пару дней ему значительно полегчало, в основном потому, что общество принцессы послужило мощным мотивом для преодоления слабости.

Позже, читая секретный дневник, Лавин вспомнил звук ее голоса. Как они спорили о политике в те первые дни! Она была злой и страстной, а он пытался оправдать ее, поскольку начал понимать, что Гала вовсе не сумасшедшая, а просто молодая девушка, чей острый ум стал ее проклятием, ибо ему не было выхода в предписанном образе жизни. Честолюбие было не чуждо Лавину; он хотел водить армии, как те герои, лица которых в камне высечены в академии. Поэтому Лавин и принцесса стали близкими душами, хотя половину из того, что она ему говорила, он отвергал.

В ретроспективе генерал понял, что был не прав. Но именно поэтому, когда ее постигло несчастье в виде коронации, Гала не пригласила его в свои сторонники. Она знала: Лавин понимает ее сердце и никогда не сможет согласиться с ее умом. А быть консортом - слишком жалкая роль для него.

Ах, да что там говорить! Он может внушать себе все, что угодно; все это звучит так объективно, правильно и логично. Но боль все равно осталась. Он не взошел вместе с ней на трон.

И все-таки чудо произошло. Лавин был первым и, насколько он знал, единственным мужчиной, которого Гала пустила к себе в постель. В первый раз это случилось в конце той самой отпускной недели. Он завоевал ее телохранителей обезоруживающей откровенностью, с которой говорил о своей любви к принцессе. Они не стали вмешиваться, когда в тот последний вечер она бросила на Лавина многозначительный взгляд и ушла пораньше.

Их роман длился два года. Они скрывали его ото всех, а потому их встречи были редкими и поспешными. Но несмотря на это - а может, благодаря этому, - их страсть была почти невыносимо острой. Затем Гала затеяла морскую экспедицию, которая должна была разлучить их на восемнадцать лет; Лавин узнал об этом из письма, которое она послала в день отъезда. Позже он услышал о ее триумфальном возвращении в столицу и о том, что Ветры благословили ее восхождение на трон вместо отца. А потом - ничего, кроме единственной записки, которую Лавин получил через полгода. Гала писала, что двор опасен и что они встретятся, как только ей удастся сделать это незаметно, минуя все преграды.

Они действительно встретились снова. Два раза они виделись на официальных дворцовых приемах, и трижды королева позволила ему навестить ее лично и погулять в саду час-другой. В постель они больше не ложились.

Лавин встал и подошел к выходу из палатки. Летний дворец утопал во тьме, окруженный океаном лагерных огней.

Завтра он снова ее увидит. Ее письмо с просьбой о переговорах лежало на столе рядом с дневниками. Она хотела поговорить.

Лавин поежился от холода и запахнул полог. Ему хотелось уснуть, но он не мог. Ему хотелось… ему хотелось сбежать.

Забрать ее и бежать.

Генерал повернулся к столу, где лежали планы минеров, и провел пальцем, на котором сверкало недавно найденное кольцо, по линии, пересекавшей крепостную стену дворца. За эту линию он подарил Энею жизнь. Если все пойдет по плану, он осыплет старого мародера золотом.

«Забери ее и беги!»

А что? Все может быть…

- Принеси мне воды, пацан. Как тебя звать-то?

- Каландрий, - сказала она.

- А я Манин, - буркнул солдат. - Рядом Крусон, а вон того паразита зовут Уинклер. Мы воюем с самых первых дней. Какой ты тощий! Давно в армии?

- Недавно, - коротко ответила она, стараясь говорить на октаву ниже обычного.

Манин был огромный и волосатый, а несло от него так, словно кто-то заполз ему в сапоги и подох там. Каландрия протянула чашку с водой и снова села на камень, который облюбовала в качестве стула.

Поток огней и палаток залил всю-долину, а вдали маячили черные стены дворца. Диадема сияла ослепительно белым светом, затмевая Млечный Путь. Где-то там был «Глас пустыни» - то ли разбитый, то ли взятый в плен. Оставалось лишь надеяться, что, когда корабль не передаст очередное сообщение, кто-нибудь прилетит разведать, в чем дело.

А пока следовало сосредоточиться на том, чтобы думать и вести себя как мужчина. Каландрия плюнула в костер и поскребла короткие волосы на затылке. По пути в лагерь она немного перестроила свое тело и загримировалась под юношу. И тем не менее Манин, похоже, почуял в ней что-то женское, так что теперь все зависело от ее актерских талантов. Шекспир явно преувеличивал ту легкость, с которой женщина может выдать себя за мужчину.

- Ну-ну… А в сражениях бывал? Нет? Значит, ты простой пастушок, которому захотелось приключений?

Каландрия пожала плечами:

- Солдаты сожгли наш дом. Отец не мог прокормить всех нас, поэтому мне пришлось пойти в армию.

- Вот, значит, как сейчас набирают рекрутов? - хохотнул Манин. - Эй! А ты, часом, не из деревни извращенцев? Мы много их пожгли.

- Нет. Просто из деревни.

- Это хорошо, иначе мы скормили бы тебя собакам.

- Я слышал, от этих деревень мало что осталось.

- Ха! Да ты половины не знаешь!

- Ты бывал хоть в одной из них?

- Я во всех побывал, ясно, салага? И всех их пожег. Спалил дотла, точно так же, как мы спалим эту кучу камней! - Он показал в сторону дворца.

- И все из-за того, что королева построила эти деревни?

- Нет! С луны свалился, парень? Ты что - ничего не знаешь?

Каландрия уставилась на свои башмаки.

- До того, как пришли солдаты, меня это не очень интересовало.

- Королева давным-давно знала об оазисах в пустыне. Но никому не говорила. Мы могли туда переселиться и зажить припеваючи. А только ей этого не хотелось. Она, видишь ли, решила поселить там своих извращенцев. Короче, когда парламент узнал о них, то спросил, что она с ними делает. Она заявила: мол, не ваше дело! А сама все тянула деньги и облагала поборами. Она высасывала из нас кровь, чтобы накормить извращенцев! Парламент, натурально, потребовал, чтобы она бросила свои деревушки и перестала заниматься этими фокусами в пустыне. А она в ответ: «Нет!»

- Она распустила парламент, - сказал Уинклер.

- Понимаешь, что это значит, пацан? Велела всем аристократам собирать вещички! Мол, сама будет править страной. - Манин покачал головой. - Она всех нас хотела сделать извращенцами! Деревни были только началом. Потом она взялась бы за города, а дальше - кто знает? Я лично знаю только одно: я извращенцам подчиняться не буду никогда!

- Знать из Верхней Палаты набрала армию, - продолжил Уинклер. - А возглавить ее предложили генералу Лавину. Вообще-то тогда он еще не был генералом, зато из старинной знатной семьи… Дали работенку по блату.

Манин вскочил на ноги.

- Заткнись! Генерал - славный малый. Он довел нас живыми до дворца и выведет оттуда тоже живыми. Мы победим, и все благодаря ему!

Уинклер, сдаваясь, поднял руки.

- Правда твоя, Манин. Армия королевы была больше нашей. И то, что мы ее разбили, - заслуга Лавина.

- Вот именно, черт подери! Манин сел на место.

- Как вам это удалось? - спросила Каландрия, усиленно изображая детское любопытство.

Манин с Уинклером рассказали, как Лавин организовал поход, основываясь на информации о запасах, которые королева хранила в пустыне. По традиции, все военные кампании на Вентусе проводились летом; в северной части планеты сражения прекращались, когда выпадал снег. В южных пустынях Япсии было тепло и зимой, но население в основном жило вдоль северной границы пустыни и на побережье.

Лавин предпринял летом отвлекающий маневр и заставил войско королевы повернуть к океану. Там у него стояли корабли, так что дальше королевская армия его преследовать не могла.

Потом он нанес удар с другой стороны и захватил все продовольственные склады в пустыне. Когда сезон военных кампаний подошел к концу, войско королевы оказалось без снабжения, в то время как в распоряжение армии Лавина попали запасы зерна и сушеной рыбы, которых должно было хватить на несколько месяцев. Его армия двинулась на север. Королевское войско терпело поражение за поражением; участились случаи дезертирства. К весне Лавин занял две трети страны. Королева отступила в летний замок. Генерал повел передовой отряд в пустыню, чтобы предать огню и мечу ее экспериментальные деревни, а потом атаковал замок с юга. Отряд не встретил никакого сопротивления, вследствие чего прибыл сюда раньше, чем предполагалось. Королевские солдаты сражались на западе с основными силами армии генерала. У Лавина не было времени для настоящей долговременной осады. Через день-другой ему придется бросить их на штурм дворца - или же сразиться с отступающей королевской армией.

- Но это не страшно, - гнусаво протянул Уинклер. - У него, как всегда, есть план.

Манин, сощурившись, поглядел на товарища поверх костра.

- План? Какой план?

- Ты разве не слышал? Завтра он встретится с королевой и заставит ее сдаться. Если у него получится, нам вообще не придется сражаться! Войне придет конец.

- Черт! Ты серьезно? - Манин покачал головой. - Вот это да! Хотя жаль… Я хотел попробовать одну из этих благородных дамочек, которых она там скрывает. С извращенками было скучно. Никакого огня. Я хочу женщину, которая попытается выцарапать мне глаза!

Он рассмеялся, остальные подхватили. Каландрия растянула в улыбке рот. Солдаты принялись обсуждать, насколько хороши высокородные леди - и даже королева, если ее удастся поймать. Они дразнили Каландрию, обзывая ее девственником, и пообещали показать, как надо насиловать.

Каландрия выразила им свою благодарность.

Манин зевнул.

- Ладно, пора на боковую. Завтра снова вставать ни свет ни заря - и одни Ветры знают, что нас ждет. Ты где будешь спать, пацан?

- У костра, - быстро сказала Каландрия.

- Ну и правильно. - Манин метнул на Уинклера грозный взгляд. - Держи ухо востро, понял?

Он встал, потянулся и пошел, почесываясь, к своей палатке.

В течение часа разошлись и остальные, оставив Каландрию поддерживать огонь. Дров было мало, но она все равно подбрасывала их в костер - не потому, что замерзла, а ради своих собственных надобностей.

Убедившись, что ей никто не помешает, Каландрия порылась в мешке и вытащила тоненькую металлическую трубку. Сняла крышку, бросила на ладонь несколько маленьких металлических бусинок, разложила их и внимательно оглядела при свете костра.

На бусинках были мелкие надписи. Обнаружив то, что искала, Каландрия высыпала остальные бусинки обратно в трубку, а отобранную бросила в огонь. Потом кончиком меча подвинула ее к самым горячим угольям в центре костра.

Из другого мешка Каландрия вынула ржавые металлические заклепки, которые нашла на дороге. Она бросила их рядом с бусинкой и приготовилась ждать.

Пройдет пара часов, пока семя проклюнется и прорастет, но Каландрия не могла позволить себе уснуть. Если кто-нибудь из солдат подойдет, его надо будет отвлечь, чтобы он не увидел невероятное, ослепительное сияние в костре.

Лавин не обращал внимания на исполненные ненависти взгляды, которыми его провожали. Генерал знал, что и он сам, и его почетная охрана здесь в безопасности, и даже не смотрел на солдат, выстроившихся в ряд вдоль стены в узком дворе. Он оглядывался вокруг, пытаясь оценить ущерб, нанесенный зданиям его пушками. Защитники крепости вывесили яркие флаги, чтобы скрыть самые значительные повреждения, но праздничные краски выглядели крайне неуместно на фоне почерневших стен и мрачных солдатских лиц.

Лавин испытывал прилив оптимизма, поскольку Гала впервые за несколько недель согласилась на переговоры. Сейчас, когда ситуация для нее стала безнадежной, она наконец образумилась. Пора прекратить все это безумие, но совсем не обязательно ценой чьих-то жизней, в том числе и ее собственной. Все время, пока королева скрывалась в крепости, а он стрелял по стенам из пушек, Лавин смертельно боялся, что один из снарядов попадет в нее, или что в замке вспыхнет эпидемия дизентерии, или кто-то из защитников цитадели убьет королеву, чтобы сдаться на милость победителя. Этого он просто не смог бы пережить.

Но он не смог бы пережить также и того, если бы осаду возглавил другой. Королева проиграет - Лавин не сомневался. Присоединиться к ее движению было немыслимо для него; он мог сделать для Галы только одно: отсрочить неизбежное. Он мог завоевать ее восхищение и любовь, однако в конце концов она лишится трона - и он не в силах этому помешать.

И вот сейчас наконец ему выпал шанс повлиять на исход событий. Возможно, она возненавидит его, но он сумеет ее спасти.

В ночном разговоре с Хести Лавин не сказал об этом ни слова. Он врал без зазрения совести. Чтобы завоевать доверие полковника, он говорил, что ненавидит Галу и все, что та сделала. Но ему было больно так говорить, и порой он сомневался, что Хести ему верит.

Быть может, сегодня все кончится. Эта мысль грела Лавину сердце, и он еле удерживался от улыбки. Улыбаться, идя сквозь строй побежденного врага, было бы жестоко. Лавин себя жестоким не считал.

И тем не менее генерал внимательно осматривал бастионы, выискивая слабые места. В конце концов, вся тяжесть ответственности лежала сейчас на его плечах. До сих пор он выигрывал потому, что умел строить планы, глядя суровой действительности прямо в глаза. Если Гала отвергнет ультиматум, необходимо знать, где штурмовать стены замка.

Внимание Лавина привлек один из стягов, вывешенных защитниками: ярко-голубой, с золотистой вышивкой в центре. Флаг был прикреплен над воротами, ведущими в крепость. Стена в этом месте выглядела неповрежденной. Лавину предстояло пройти как раз под этим флагом.

В летнем дворце королевы Лавин был всего один раз, много лет назад. Его визит пришелся на время весеннего фестиваля, и тогда здесь развевалось множество флагов. Забавно, что сейчас их вывесили снова - правда, совсем с другой целью.

Флаг над воротами цитадели служил тогда главным символом весны. Во время фестиваля он висел в тронном зале дворца - один, освещенный лучами солнца.

Под этим флагом Лавин сказал Гале, что любит ее…

- Что с вами, сэр?

Он остановился. Двор крепости поплыл перед глазами. Ему пришлось опереться на руку одного из охранников.

- Все нормально, - буркнул генерал.

Он шагнул вперед, не спуская с флага глаз. Гала наверняка повесила его здесь специально - интимное, а потому жестокое напоминание о том, что они значили друг для друга. Боль пронзила Лавину сердце, мускулы лица напряглись. «Наверное, сейчас я выгляжу как все. Еще один солдат с лицом, сведенным от боли, которую невозможно скрыть».

Однако дверь под флагом была распахнута настежь. Гала напомнила ему о прошлом - и в то же время открыла путь.

Быть может, ему все-таки удастся осуществить намеченный план… Но Лавин явно не был подготовлен к тому, что обрушилось на него сейчас. Строя планы, он абстрагировался от собственных эмоций, чтобы они не мешали ему спасти Галу от нее самой. А теперь она одним жестом дала понять: что бы ни случилось во время их встречи, ему придется ходить по горящим угольям.

Внутри цитадели не было видно никаких следов осады. Все та же роскошная обстановка и слуги в ливреях, готовые проводить Лавина и его эскорт вверх по мраморной лестнице в тронный зал. В прошлый раз вокруг щебетали придворные - чопорные лорды и улыбающиеся леди, которые любезно обменивались колкостями. Люстра на потолке, темная сейчас, сияла тогда ослепительным светом, оживляя фантастические фигуры на потолке. Он вспомнил, как Гала, взяв его под руку, рассказывала о них. Она вдруг стала тогда такой юной, почти девчонкой - и его сердце растаяло. Он уже не слышал ее слов, очарованный мелодией голоса.

Генерал встряхнулся и, вернувшись мыслями к своей цели, посмотрел вниз. Мародер Эней набросал ему план первого этажа и подвалов. Сам Эней никогда не бывал на верхних этажах; Лавин никогда не бывал внизу. Вместе они составили приблизительную карту с тайным проходом в здание, указанным Энеем. Сейчас Лавин пытался найти вход, который, как они считали, вел в катакомбы.

Генерал был уже почти на верху мраморной лестницы, когда ему удалось заметить вход внизу. Из главных дверей эту арку увидеть было невозможно, поскольку ее загораживали широкие перила лестницы.

Облегченно вздохнув, Лавин пошел за слугами в тронный зал, а оттуда - вверх по другой лестнице. Арка была там, и если Эней не ошибся, под ней в лабиринте находилась щель, ведущая к «ходу для духов». Этот потайной ход представлял собой узкий лаз в крепостной стене - выход для призраков, которые могли проскользнуть сквозь щель шириной в несколько сантиметров. По словам Энея, над «ходом для духов» располагалась раньше галерея, и она вела через восточные ворота к комплексу ныне разрушенных башен. За несколько столетий грабители расширили «ход для духов», так что теперь через отверстие могли пролезть одновременно два человека - и попасть на территорию дворца.

Развалины башен действительно существовали - и выход, который, по словам Энея, вел в туннель. При других обстоятельствах Лавин послал бы минеров, чтобы заложить взрывчатку под восточные ворота. Взрыв башни позволил бы сохранить тысячи жизней во время штурма. Но больше всего Лавин хотел сохранить жизнь королевы… Убедившись, что Эней не наврал ни о развалинах башен, ни о потайном ходе, генерал немного воспрянул духом. Если придется, он использует этот аргумент в переговорах с Галой.

Поднявшись на второй лестничный пролет, Лавин подошел к тронному залу. Холл остался за спиной, из-за спины же доносился гул толпы. Генерал не собирался доставлять им удовольствие и не обернулся, но он знал, что они готовы убить его по первому же сигналу.

У дверей зала стоял отряд солдат. Оружие у парламентеров отобрали при входе в крепость, однако, несмотря на это, защитники, похоже, боялись попытки убийства.

Двое человек с алебардами преградили Лавину вход у самой двери. Один из них отрывисто бросил:

- Королева заявила, что встретится с вами наедине. Никто из нас не верит вам ни на грош, генерал. Я буду ждать, положив руку на ручку двери, а лучники будут стоять с натянутой тетивой. Если мы услышим хоть один подозрительный звук, вы умрете в ту же секунду. Вам ясно?

Лавин обменялся с ним неприязненным взглядом.

- Ясно, - процедил он сквозь зубы.

Сердце у него колотилось, но не потому, что он боялся этого солдафона. Лавин вдруг снова почувствовал себя бесплотным и глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки и вернуться к реальности.

Дверь открылась. Лавин сделал один шаг вперед, потом другой…

Зал выглядел точно так же, как в прошлый раз. На мгновение Лавину показалось, что тяжесть воспоминаний раздавит его. Он моргнул и увидел королеву.

Она стояла рядом с троном, сжав руки. Вид у нее был спокойный и собранный - внешне он и сам, наверное, выглядел так же. С возрастом люди все меньше склонны показывать свои эмоции, а чувства королевы и раньше было трудно прочитать по ее лицу.

В свете осеннего солнца, проникавшего через окна, виднелись морщинки у рта, которых там не было раньше, и седые пряди в волосах. Гала выглядела очень маленькой и беспомощной, и сердце у Лавина сжалось от нестерпимой боли.

Он откашлялся - но, оказавшись перед ней, не смог вымолвить ни слова. Вспомнив об этикете, генерал поклонился.

- Лавин, - еле слышно прошептала она.

Он выпрямился, и они на секунду встретились взглядами. А потом заговорили оба.

- Я рада видеть тебя снова, - сдержанно сказала Гала.

- Я тоже… рад, - сказал он, поражаясь тому, как хрипло звучит его голос.

Гала внимательно прислушивалась к каждому звуку, словно пытаясь понять, что скрывается за его словами. Она протянула ему руку.

- Подойди поближе. Пожалуйста!

Лавин подошел, взял протянутую руку и медленно поднял глаза.

- Я вижу морщины, - промолвила Гала, - которых не было раньше.

- А ты совсем не изменилась, - улыбнулся он.

- Лавин! - Упрек в ее голосе был очень мягким, но генерал вздрогнул, как ошпаренный. - Не лги мне.

Генерал выпустил ее руку. Лицо его вспыхнуло огнем.

- Пойдем, здесь,очень неуютно. Поговорим в другом месте.

Королева повела гостя к боковой двери. За ней оказалась небольшая комнатка с зажженным камином, единственным столом и двумя стульями. Гала хлопнула в ладоши, и в комнатке открылась другая дверь. К ним робко приблизились две девушки-служанки.

- Ты ужинал сегодня?

Лавин помотал головой. Гала махнула девушкам. Те присели в поклоне и вышли, а потом вернулись с бараниной, тушеными овощами, бутылкой вина и двумя кубками. Странно, подумал Лавин, он никогда не ужинал с королевой вдвоем за все годы их знакомства. Неужели для того, чтобы сделать такую простую вещь, потребовалось нарушить все традиции и королевскую честь?

Девушки вышли, и они снова остались наедине. Гала показала рукой на еду и улыбнулась.

Лавин прихлебывал бульон, и это простое действие ослабило напряжение, сводившее ему плечи. Пока он ел, Гала налила им обоим вина. Когда она потянулась за своей ложкой, генерал уже полностью овладел собой и вспомнил о подготовленной речи. Этот довод подсказали ему ее собственные дневники.

- Ты ведешь себя так, словно у нас есть лишь один выход. А ведь до сих пор ты отвергала мысль о том, что существует единственный предопределенный путь. Именно это в конечном итоге и привело меня сегодня сюда. Ты всю свою жизнь сражалась с неизбежным. Зачем же меняться теперь?

Гала помолчала немного.

- Наверное, я устала, - наконец промолвила она.

- Ты всегда полагалась только на свои силы, пытаясь изменить целый мир. Ты не принимала ничью помощь. Может, тебе пора отдохнуть? Разве это так уж плохо?

- Да! - гневно вскрикнула она. - Ты заявляешь, что пришел отнять у меня королевство. Удивил!.. Скажи что-нибудь новое, если действительно есть альтернатива.

- Ты говоришь так, словно для тебя существует только победа или смерть. А я говорю, что еще не поздно. Победа для тебя невозможна, но смерть не неизбежна. Я этого не допущу!

- Победа была бы возможной, - сказала она, - если бы ты был на моей стороне.

Он ждал этой реплики; тем не менее, услышав ее, отвел глаза в сторону.

- Так нечестно. Разве у меня когда-нибудь был выбор?

- Почему ты встал на сторону парламента, Лавин? - с мукой с голосе спросила Гала. - Ты же знаешь, я никогда не хотела войны. Я не желала зла своей стране. Войну начал парламент - и ты! Вы так умело разрушили все, что было мне дорого! И тем не менее я…

- Ты была обречена на поражение, - сказал Лавин. - Я учился в Военной академии и должен был стать генералом. Когда парламент решил объявить войну, я присутствовал на сессии. По-твоему, мне было легко сидеть там и слушать, как они оскорбляют тебя и смеются над твоим неизбежным падением? Сволочи, предатели! Но я видел составленные ими планы. Они должны были победить. Даже если бы я украл планы и принес тебе, это не помогло бы, лишь продлило бы бойню. В ту ночь, когда я окончательно всем сердцем понял, что они победят, я сидел в спальне и плакал. Что я мог сделать? Выпускник академии, отпрыск знатного рода… Чтобы потрафить и знати, и простому люду, парламент наверняка предложит мне повести армию против тебя. Да, я мог остаться в стороне. Или же присоединиться к тебе и умереть. Но я мог возглавить армию - и таким образом повлиять на ситуацию. Тогда оставалась надежда спасти хоть что-нибудь!.. - Лавин откинулся назад. Боль в груди мешала ему дышать. - Если бы армию возглавил другой, как бы я мог предотвратить твою смерть?

- У тебя был выход, - холодно бросила она.

- Какой? Как ты можешь так говорить? Да я всю голову сломал, пытаясь его найти!

Лавин осушил кубок.

- Ты мог бы обмануть свою армию, Лавин. Ты мог сражаться похуже. - Гала печально улыбнулась. - Ты мог позволить мне разгромить тебя.

- Я думал об этом каждый день, но твои генералы не дали мне возможности, - ответил он. - Твои аристократы - слабаки по сравнению с выпускниками академии. Хотя… дело не только в этом. Знаешь, я стоял на холме и смотрел, как десять тысяч человек яростно сражаются в долине. Всадники рядом со мной ждали приказов, и был такой момент, когда я мог не отдать приказ кавалерии окружить твоих солдат. Этот приказ был решающим. Если бы я его отдал, то спас бы тысячи жизней с обеих сторон. Если бы я промолчал, мне пришлось бы стоять на холме и смотреть, как люди, которые верили мне, гибнут в бою. - Лавин мрачно глядел на королеву, вцепившись руками в столешницу. - Каждый день до этого - и после тоже - я думал, что способен послать людей на верную смерть; я умею принимать жесткие решения, Гала. Но в тот миг я не смог. И как бы я ни обманывал себя каждый день, в конце концов в подобной ситуации я снова поступил бы так же. У всех у нас есть моральные принципы, которыми мы не в силах поступиться.

Лавин разжал пальцы, сжимавшие край столешницы, и рассеянно начал жевать.

- Каковы твои условия? - шепотом спросила Гала.

- Я не хочу больше жертв. Если ты сейчас не сдашься, парламент устроит кровавую бойню. Популярным такое решение, естественно, не назовешь. Никто из нас не хочет быть цареубийцей. Если на троне никого не будет, в стране воцарится хаос. Каким бы безнадежным ни казалось положение, ты все еще нужна им. - Лавин поглядел ей прямо в глаза. - Я могу гарантировать твою безопасность. Парламент возьмет тебя под арест, но стражниками будут мои люди. Солдаты преданы мне с потрохами. После всего что произошло, никто не смог бы гарантировать твою безопасность. А я могу.

- Я верю тебе, - сказала она с трогательной улыбкой. - А домашний арест - что это значит?

- Ты останешься главой страны, хотя править вместо тебя будет парламент. Тебе подыщут подходящего наследника. Но ты должна отменить все свои политические, экономические и социальные эксперименты.

- Я не могу…

- Ты должна! Иначе останешься главой мятежников, которые будут действовать от твоего имени, захочешь ты этого или нет. А в стране лишь усугубится хаос.

Гала подалась вперед и взяла его за руку.

- Любовь моя, ты просишь отказаться от всего, что составляло для меня смысл жизни. Чем это отличается от смерти?

- Всем твоим начинаниям в любом случае пришел конец. Теперь ты должна решить, как справиться с ситуацией. У тебя есть выбор: либо наложить на себя руки, либо стать выше этого, какой ты всегда была.

Во рту у него пересохло, сердце билось как бешеное. Вся их беседа была лишь прелюдией к этому моменту.

Гала помотала головой, но скорее в ответ своим мыслям, чем его словам.

- Лавин! Выходит, ты только что сказал мне, что повел против меня армию, потому что любишь меня?

- Да.

- Все хуже и хуже, - протянула она. - Хуже и хуже!

Она встала. Ее стул опрокинулся. Дверь со скрипом отворилась, но королева раздраженно махнула рукой, и дверь снова закрылась.

- Всю мою жизнь люди, которые меня наставляли, отнимали у меня то, что я любила, - и как раз тогда, когда я только начинала это понимать. - Она запустила пальцы в волосы, откинула их назад и подошла к Лавину. - И ты туда же! Так что же у меня осталось?

Лавин покачал головой.

- Я любила тебя, потому что ты никогда не пытался меня наставлять. Ты никогда не был моим сторожем. На банкетах я искала взглядом твое лицо, потому что только с тобой могла действительно посмеяться от души или обменяться искренней улыбкой. Если бы я могла, я сделала бы тебя своим консортом, Лавин.

Генерал отвел глаза.

- Ты наплевала на все остальные традиции, - сказал он с невольной горечью в голосе. - Почему ты даже не попыталась нарушить и эту?

Традиция и политика предписывали Гале выйти замуж за королевского сына из соседней страны.

Теперь королева, в свою очередь, отвела глаза.

- Я испугалась.

- Нарушить традицию? Или реакции парламента?

- Тебя.

- Меня?

- Я боялась жить с тобой вместе. Я боялась потерять тебя. - Гала со злостью поставила стул на ножки и села. - Я боялась всего, что связано с тобой. И… я думала, у нас будет время… на преодоление страха.

- Еще не поздно, - быстро проговорил Лавин. - Ты веришь мне - после всего, что было?

- Не знаю… Да, верю, Лавин. Я верю, что ты будешь следовать велениям своего сердца - даже если они приведут тебя в ад.

- Но ты веришь, что я люблю тебя?

- Да.

- Так дай мне спасти тебя!

- Ты слишком хорошо меня знаешь, - грустно улыбнулась Гала. - Не мне сейчас выбирать, мой ненаглядный. Ты должен сделать выбор между самоуничтожением и любовью. Я свой выбор уже сделала, и я умру за него без сожалений. Если за этим столом и есть мятущаяся душа, так это ты.

Каждое ее слово было ударом для Лавина. Он молчал; все планы пошли прахом.

Всю жизнь он терзался сомнениями: а понимает ли его Гала? Думает ли о нем?

Она понимала его слишком хорошо.

- Твой выбор, мой дорогой друг, - продолжала королева, - очень прост. Либо ты присоединишься ко мне и повернешь армию, доверие которой завоевал, против парламента, либо ты разрушишь стены моей крепости, убьешь моих людей и найдешь в спальне мой труп, поскольку в таком случае я приму яд.

Она говорила так просто, что Лавину и в голову не пришло усомниться в ее решимости. Его охватила паника. Все ускользало из рук. Он открыл было рот, почти готовый сдаться ради нескольких дней блаженства, прежде чем их убьют… Но тут вспомнил Энея и запасной план.

- Я вернусь к тому, с чего мы начали, - раздался его собственный голос. - Ты всю жизнь отвергала выбор «или - или». Ты была выше подобных дилемм и поэтому стала королевой. Ты можешь проводить свою политику более мягко и сохранить хотя бы часть того, над чем работала. Альтернатива - потерять все и жизнь в придачу.

Ее лицо ожесточилось.

- Отлично. У меня действительно есть другой выход, хотя я надеялась, что прибегать к нему не придется. В каком-то смысле он хуже всего.

- Почему хуже? - не понял Лавин.

- Потому что я не хотела твоего поражения в бою. Я никогда не видела в тебе врага.

Она встала, не дав ему ответить, и сделала знак. Лавин тоже встал, охваченный тревогой. Может, она решила распорядиться, чтобы его схватили или убили?

В комнату вошел мужчина в форме дворцового охранника, по виду суровый и знатный. Лавин решил, что он чужеземец, поскольку волосы у него были длинные, заплетенные в косички.

- Генерал Лавин! Позвольте представить вам генерала Армигера.

Лавина словно молнией поразило. Ведь Армигер погиб! Хотя… быть может, он дезертировал и переметнулся к Гале, соблазненный каким-нибудь выгодным предложением? Нет, чушь какая-то…

Лавин шагнул вперед и пожал руку своему новому противнику.

- Ваше имя у всех на устах, - произнес он стандартную вежливую фразу.

- Благодарю, - сказал Армигер. - А вашим воинским искусством везде восхищаются. Горю желанием помериться с вами силами.

Лавин отступил на шаг и отвесил почтительный поклон.

- В таком случае, ваше величество, позвольте мне удалиться. Раз генерал Армигер на вашей стороне, необходимо как следует подготовиться, если я хочу сегодня победить.

Гала встала, сжав руки, и молча проводила его взглядом. Лицо ее исказилось от горя.

Лавин шел, почти не замечая враждебных взглядов солдат и почти не слыша расспросов своих спутников. Солнце на небе потускнело, звуки и запахи увяли, словно осенние листья. Лавин обнаружил, что стоит за стенами замка, строгим голосом отдавая Хести приказы. В душе бушевала такая буря эмоций, какой он не испытывал вовек. Чувства затмили рассудок; Лавин никому не мог рассказать о том, что ему пришлось пережить.

А в центре бури неизменно оставался один и тот же мысленный образ: генерал Армигер рядом с королевой Галой.

Лошади нашли дорогу, и Джордан отпустил поводья, предоставив им идти самим.

Впереди расстилалась долина. Из земли еще торчали желтые стебли зерновых, но на бывший оазис со всех сторон наступали песчаные дюны. «Какая разница, - подумал Джордан. - Все равно никто не захочет здесь селиться, на обломках чужой жизни».

Как видно, это была одна из экспериментальных деревушек. Джордан искоса глянул на Тамсин; лицо девушки сохраняло безмятежность. Неужели эти обугленные сломанные стены, между которыми валяются разбросанные ветром предметы домашней утвари, - ее родная деревня?

Над пепелищем все еще стоял запах гари. Его не смог развеять ни холодный воздух, ни свинцово-серое небо. А у него дома сейчас, должно быть, падает снег…

- Их даже не похоронили, - сказала Тамсин.

Джордан посмотрел туда, куда она показывала. Из кучи старого тряпья (как ему показалось вначале), торчали пожелтелые руки и ноги. А эти округлые формы… Джордану стало дурно, и он отвел взгляд.

- «Интеграция», - сказала Тамсин, - деревня ученых. Они сами себя содержали. Зачем ее надо было предавать огню?

- Вряд ли деревню сожгли потому, что так было надо, - отозвался Джордан.

- Я выросла здесь, - промолвила Тамсин так тихо, что Джордан едва ее услышал.

- В этой деревне? - спросил он, быстро оглянувшись кругом.

- Нет. В другой, по соседству. Я прожила там всю жизнь. А потом парламент спалил ее дотла.

- Но почему?

- Из-за королевы, - сказала с горечью Тамсин. - Королева Гала - колдунья. Она приказала опресням, чтобы те открыли водные источники в дюнах, и построила деревни. А потом обещала людям дать им землю и семена, если они поселятся там. Мои родители согласились. Многие переселились в пустыню, но уйти оттуда они уже не имели права. И все деревни отличались одна от другой. Там были разные законы, и населению запрещалось ездить в другие поселки. Даже знать о законах, которые приняты в соседних деревнях, нам не разрешали. Грузы между поселками - такие, как древесину, зерно и скот - перевозили солдаты, причем с нами они не разговаривали. Мой дядя навещал нас, когда я была маленькая, привозил подарки. Помню, как он дарил мне фрукты и недорогие украшения. Мама этого не одобряла. Он был единственным человеком, который приезжал в Каллен. Отец говорил, королева разрешала ему навещать нас, поскольку очень ценила его. Мне нравилось жить в Каллене. Мы работали, а иногда устраивали праздники. Мальчики и девочки ходили в школу. Но однажды к нам пришли люди из других деревень. Они сбежали от солдат. Мы приютили некоторых из них в своем доме. Они были странные… Мужчины женаты на мужчинах, женщины - на женщинах. Хотя у них были дети. Они сказали, что солдаты сожгли их деревню и убили всех жителей. Мы не знали почему.

Тамсин вздохнула.

- Я спрашивала отца, в чем мы провинились. Отец немного учил меня истории. Он сказал, все из-за того, что люди стали пленниками Ветров. И что Ветры - наши враги.

Девушка настороженно глянула на Джордана. Тот кивнул. Кое-что из того, о чем Армигер говорил с королевой, стало наконец проясняться. Королева хотела изменить мир. Поэтому парламент взбунтовался против нее.

- Как-то я полола огород, - продолжала Тамсин. - На окраине деревни, возле дюн. Неожиданно появился дядя и сказал, что мы с ним должны уехать как можно скорее. Мы побежали в дюны - там у него была лошадь - и поскакали к ближайшему холму. В поселок вошли солдаты. Казалось, Каллен наводнили полчища муравьев. Я слышала крики бегущих людей. А потом загорелись дома.

Тамсин сжала руки, отрешенно глядя вдаль. Глаза у нее были сухими, но губы предательски подрагивали.

- Я хотела вернуться, - сказала она наконец. - Узнать о судьбе родителей. Как я ни вглядывалась, мне не удалось их увидеть. Но дядя сказал, что нас тоже убьют. И мы уехали. На следующий день мы добрались до оазиса, где стоял его фургон, и поехали на север. Это было три месяца назад.

Тамсин посмотрела на Джордана, потом опустила глаза и уставилась в землю.

Джордан задумался. Что он мог ей сказать?

- Значит, твой дядя привел солдат?

Девушка кивнула, по-прежнему не глядя на него.

- Или по крайней мере точно знал, что они придут. И никого не предупредил. Он просто приехал и увез меня. Я пыталась внушить себе, что он не мог предупредить остальных. Я очень старалась… и в конце концов убедила себя, что он спас меня по доброте сердечной. - Тамсин поежилась. - В общем-то он всего лишь торговец, который хотел вернуть свой магазин, верно? А солдаты, убившие всех жителей этой деревеньки?.. Когда закончится война, все тоже вернутся на поля и в магазины, будут жить долго и счастливо и никто не узнает о том, что они сделали здесь.

- Мы же с тобой знаем! - вот и все, что Джордан смог сказать в ответ.

Лошади упирались и не хотели сворачивать в пустыню. Животные выглядели усталыми и больными. Джордан и Тамсин не понимали почему. Лошади закатывали глаза и тяжело дышали, но как только ветер переменился и они почуяли запах долины, то сразу ускорили шаг.

- Если это была «Интеграция», значит, мы уже близко, - сказала Тамсин чуть погодя. - Еще полдня езды - и мы доберемся до опресня.

Она показала на юго-восток.

- Откуда ты знаешь?

- Деревни построены вокруг низкого плато. Отсюда опреснь почти не разглядишь, если не знаешь, куда смотреть. Видишь там что-то похожее на стены? - Девушка показала в пустыню, и Джордан действительно заметил у горизонта какие-то красноватые линии. - Земля там поднимается чуть выше, а в центре находится опреснь.

- Хорошо. Мы доберемся туда до темноты, - бодро ответил Джордан.

-  Их всех надо казнить!

Джордан сжал бока кобылы коленями, догоняя Тамсин. Лошадь вяло взбрыкнула, потом смирилась и потрусила вперед.

- Их всех надо повесить!.. Но их не казнят. Им все сойдет с рук. Они посмеются над этим, а когда состарятся, будут рассказывать детям о своем благородстве!

- Тамсин…

- Они убили моих родителей!

Тамсин закрыла руками лицо. Джордан скакал рядом с ней, почесывая шею и мрачно вглядываясь в пески. Он мог бы сказать что-нибудь резкое - в конце концов, у него тоже были свои тайны, которые редко волновали Тамсин, - но сегодня он почувствовал что-то необычное в ее слезах.

- Я не хотела верить. Просто ехала вместе с дядей и твердила себе: «Подожди, подожди, все скоро кончится». Как будто потом я снова вернусь домой, к маме и папе, и все будет хорошо. Но ничего этого не будет. Солдаты сожгли Каллен дотла, как. и «Интеграцию». И я видела это! Я помню, как видела дым, поднимавшийся над дюнами… и не верила своим глазам. Точно так же, как не верила, что дядя знал обо всем заранее. - Тамсин помолчала. - Я дура.

- Ты жертва, - возразил Джордан. - Это они дураки.

Он вспомнил сваленные в кучу тела. Дураки или чудовища? В голове у Джордана царил сумбур. Это сделали люди, живые люди, и они все еще продолжали убивать себе подобных. Чем же Ветры хуже? Быть может, их правление справедливее?

Джордан закрыл глаза и увидел королеву Япсии, в растерянности стоящую в громадной библиотеке. «Я должна была прекратить долгую ночь, поглотившую всю планету!»

Тамсин все плакала, и в мире не было слов, способных облегчить ее боль.

«Прекратить долгую ночь…»

Если настанет эпоха чудес, будут ли люди по-прежнему убивать себе подобных? Может, они попросту начнут убивать с большим размахом, приказывая океанам поглощать целые города?

Похоже, так оно и будет, если учесть, что войны обычно развязывают власть имущие, у которых вроде бы все есть.

Эта мысль привела Джордана в ярость. Такая же ярость погнала его в ночь вслед за Эмми и побудила бросить вызов Небесным Крюкам, громившим поместье Боро. Он никогда не примет такую правду! Пусть его убьют, пусть весь мир рухнет, когда он расскажет Армигеру секреты опресней. Вопреки всему, он не смирится с тем, что мир обречен на вечные страдания!

Горизонт прочертила короткая вертикальная линия. Шпиль опресня? Скоро он узнает. И тогда потребует, чтобы Ветры ответили за сожженные города, разбитые семьи, за несчастья и страдания всех людей в эту долгую эпоху тьмы.

Джордан даже и не понял бы, что находится на плато, если бы Тамсин ему не сказала. Время от времени приходилось взбираться на невысокие пригорки, и в конце концов они спешились, поскольку обе лошадки были совершенно взмыленные и тяжело дышали. Живот у кобылы Джордана вздулся, и бедное животное вздрагивало, когда к нему прикасались. Джордан с Тамсин волокли почти все свои пожитки на себе, а лошади понуро брели следом.

- Что с ними?

Тамсин попыталась приласкать свою кобылу. Лошадь понюхала руку, и по коже ее пробежала дрожь.

- Не знаю, - ответил Джордан. Он поморщился, услышав в собственном голосе жалобные нотки. - Ка!

Ветерок не смог определить, чем больны лошади. Ка была шпионом, а не врачом.

- Возле опресня есть вода?

Тамсин помотала головой. Теперь на горизонте отчетливо виднелись торчащие кверху зубцы. Впереди простирались бурые пески и каменистые площадки. Здесь ничего не росло; порывистый ветер гнал песчаные волны на камни, и в воздухе все время слышался шорох песка. Над этим пейзажем нависли тучи, из которых, казалось, вот-вот пойдет дождь… но он так и не шел. Джордан никогда в жизни не чувствовал себя таким беззащитным. Быть может, оттого, что горизонт казался недостижимо далеким… Глаза Крюков или Лебедей могли без труда заметить его в пустыне, и на сей раз ему некуда будет бежать.

Все вокруг застыло без движения; никакие силы, ни добрые, ни злые, не прерывали их медлительный путь через плато. Мимо то и дело проносились тучи пыли, и Джордан видел, как в этих тучах летают вездесущие механы, словно мошки в саду. Опреснь наверняка заметил их приближение, но Джордан был не в состоянии воспринимать его как живое, сознательное существо. Выглядел он в точности как недостроенная и заброшенная башня.

Тамсин суетилась вокруг своей лошадки; это было неплохо, поскольку отвлекало девушку от мрачных мыслей. Ее слезы невольно заставили Джордана вспомнить о родном доме, и размышления о том, помирится ли он когда-нибудь с близкими и вообще увидит ли их снова, нагнали на него тоску. Что он делает здесь, в пустыне, открытый всем силам, которые несколько месяцев за ним охотятся? Приходилось признать, что идей у него больше никаких нет. Если план провалится…

Возможная потеря лошадей волновала юношу не так уж сильно. Вряд ли они им понадобятся.

Наконец они достигли ровного, как стол, плато диаметром около двух километров. Посреди плато возвышался опреснь. Пять сторожевых башен звездой окружали центральный шпиль. Джордан впервые в жизни видел такой высокий шпиль - метров шестьдесят, не меньше. Все башни сужались кверху, образуя заостренный зубец, и, когда путники подошли поближе, Джордан увидел, что камень у оснований потрескался, словно опреснь вырос из скальной породы. В сущности, так оно и было. Джордан понял это без труда, поскольку знал, что механы пожирают камень. Опреснь казался застывшим подземным взрывом, чем-то вроде механского гриба.

Когда они оказались на равном расстоянии от двух сторожевых башен, Джордан закрыл глаза и направил на опреснь свои внутренние слух и зрение. Перед ним замельтешили тучи механ. Шпили, как обычно, стали видны в виде силуэтов, однако на сей раз непрозрачных. А услышал он лишь невнятное бормотание камней, называющих свои имена.

- Зря мы это затеяли, - сказала Тамсин. Вид у нее был встревоженный, словно она только что пришла в себя после кошмарной ночи. - Пойдем лучше назад.

- Лошади… Не думаю, что они одолеют обратный путь.

- Что же нам делать?

Джордан посмотрел на задыхающихся лошадей.

- Давай устроим привал. Там видно будет.

Они обошли опреснь и обнаружили, что кто-то собрал куски скальной породы, отколовшиеся в то время, когда опреснь вырос из-под земли, и сложил их в подобие пирамиды. Джордан предпочел бы разбить лагерь вне периметра опресня; хотя, с другой стороны, пирамида была довольно далеко от главного шпиля. Юноша поежился, вспомнив рассказы Галы о ядовитых газах и прочих ужасах, которыми грозило Приближение к опресню.

Дров у них не было, но Джордан нашел возле убежища углубление, набросал в него песка и приказал ему выделить тепло. Он обнаружил, что может проделать этот фокус с любым предметом, в котором были механы; через несколько минут или часов - в зависимости от концентрации механ в веществе - источник тепла остынет и его придется заменить. В результате выделения тепла механы погибали, однако они с радостью кончали с собой ради существа, которое считали Ветром.

Тамсин уныло съежилась у горячей кучки песка; Джордан тем временем напоил лошадей, отдав им последние запасы воды. Морда у его лошади опухла, глаза были воспаленные и красные. Она с трудом проглотила воду и отказалась от предложенного овса. Лошадь Тамсин находилась не в лучшем состоянии. У обеих лошадей вздулись животы, а ноги подкашивались так, словно они были не в силах удерживать свой собственный вес.

Джордан провел рукой по животу лошади. Почувствовал легкую дрожь под жесткими волосками, потом толчок изнутри и отдернул руку.

- Похоже, моя кобыла жеребая, Тамсин.

Лошадь уставилась на него, и в ее глазах Джордан увидел смерть. Что бы с ней ни случилось, это была не беременность.

Удрученный, он поднялся вверх по склону опресня. Красное изможденное солнце клонилось к закату. В его свете стали видны тонкие линии, образующие квадраты и восьмиугольники на поверхности опресня. Встав на колени, Джордан коснулся белого с розовым оттенком материала, похожего на потрескавшуюся керамику.

«Я здесь. Поговори со мной».

Ветер вздохнул, и камни затянули свой бессмысленный речитатив: «Полевой шпат, гипс, вулканический гранит, полевой шпат, песчаник, лишайник, гипс, гипс…» Джордан думал, что голос опресня наполнит весь мир до небес, но тот молчал.

Возвращаясь к укрытию, юноша рассеянно пинал ногами гальку. Сумерки скрыли лицо Тамсин; он видел лишь ее съежившуюся фигуру. Обхватив руками колени, девушка смотрела на тускнеющий над горизонтом закат. Джордан сел рядом с ней, с радостью ощутив тепло «костра».

Они долго сидели молча. Постепенно совсем стемнело. Тучи развеялись, на небе одна за другой начали загораться звезды. Плохой признак: значит, ночь будет холодной. Изморозь неумолимо и бесшумно ползла по земле. Но Джордан все-таки полежал еще немного, глядя на загорающиеся звездочки. Небо то и дело озарялось яркими вспышками, словно на какие-то объекты вверху падали отблески незримого солнца. Так оно, несомненно, и было, однако Джордан не имел ни малейшего понятия, что это за объекты, и не хотел гадать.

- Как ты? - прошептала Тамсин.

Джордан повернулся на бок. Тамсин нагнулась и насыпала еще песка в углубление, которое совсем остыло.

- Можешь добыть нам еще немного тепла?

- Конечно.

Он подвинулся к ней, и Тамсин накрыла их обоих одеялом. Джордан мысленно отдал приказ еще одной порции песка, чтобы та выделяла тепло. Но сегодня вечером горение длилось недолго; похоже, к утру они промерзнут до костей.

Джордан лежал, дрожа от холода, еще не проснувшись и даже не замечая, что Тамсин крепко обняла его во сне, - как вдруг его грубо схватили за руку и выдернули в стужу.

Он вскрикнул. Звезды взвихрились перед глазами, и над ним навис темный силуэт, а в ноздри ударил острый запах свежей крови. Рука, за которую его схватили, горела огнем.

- Ты - это ты, - раздался голос, похожий на каменный скрежет.

Тамсин закричала.

Джордан откатился назад, ощущая, как галька впивается в позвоночник, а шею обдувает холодный ветер. Встав, он увидел перед собой две темные гуманоидные фигуры на фоне залитых сполохами небес и пляшущих звезд.

Фигура, стоявшая перед Джорданом, сделала неудачный выпад, и он пнул ее ногой. Ступня ударила по скользкой коже. Тварь заворчала, потом, не сгибаясь, блеванула на камни черной жидкостью.

- Правильно тебя нашел, - сказал морф. - Ты - связующее звено. Ты пойдешь с нами.

Морф бросился на Джордана. Тот отпрыгнул назад. Прилив адреналина снова вызвал видения, однако юноше удалось подавить мысли Армигера. Кругом, как светляки, мерцали механы, и в самих морфах - тоже. У того, что стоял рядом, на плоском лице было три глаза. Джордан видел блестящие глазные яблоки в прозрачном черепе. В туловище морфа было полно извилистых светящихся линий, заменявших существам, созданным, по словам Каландрии, с помощью нанотехнологии, кровеносную систему.

Тварь сделала ложный выпад, а потом прыгнула - и на сей раз схватила Джордана. Они покатились по холодной земле, но Джордан никак не мог схватить противника, поскольку тот был покрыт… водой? Чем-то более темным. Через секунду морф пригвоздил юношу к земле и правой рукой начал скрести в его волосах, словно ища там дверцу. Джордан вывернулся из-под него и обхватил руками туловище морфа.

Было не до церемоний. Джордан схватил камень размером с кулак и, когда существо снова бросилось к нему, стукнул его по голове. Морф со стоном упал.

- Тамсин!

Тамсин - темная фигурка, озаренная механским сиянием, вцепилась в одеяло, в то время как другой морф тащил ее за ногу по земле.

Джордан еще раз шарахнул камнем своего морфа, потом еще раз. Тот, похоже, не испытывал боли. «Он будет нападать, - подумал Джордан, - пока не схватит меня или же пока я его не изувечу. Если только это возможно…» Он не раз слышал байки о том, как морфы отращивали новые конечности вместо поврежденных.

Джордан метнул в морфа камнем, промахнулся, повернулся и побежал за вторым. На небе творилось что-то несусветное. Звезды водили сумасшедший хоровод - но думать об этом было некогда.

- Беги! - крикнул Джордан и пнул второго морфа. Тамсин вскочила на ноги.

- Куда бежать?

- Вверх по склону! Заберись на опреснь! Живо! Перед ним теперь стояли оба морфа.

- Дай нам свой свет, - сказал первый морф.

- Ты должен подняться наверх, - сказал второй. Джордан закрыл глаза и раскинул руки в стороны.

- Камни, скалы, песок и пыль! Слушайте меня! Земля зарокотала в ответ.

- Горите! - крикнул юноша. - Горите под ногами у морфов!

А потом повернулся и во все лопатки помчался вверх по склону. Тамсин, задыхаясь, сидела на гладком белом боку опресня.

- Что нам делать? - спросила она, когда Джордан схватил ее за плечо и поднял.

- Если это не поможет… не знаю.

Он обнял ее, глядя, как вприпрыжку приближаются морфы.

Неожиданно из-под ног морфов повалил дым. Они остановились. Один стал прыгать с ноги на ногу. Отчетливо послышалась какая-то команда, отданная на нечеловеческом языке. Первый морф помчался вперед, потом нерешительно остановился и сделал шаг назад. Его лодыжку лизнул огненный язык.

- Пошли!

Джордан побежал обратно к укрытию и, не спуская с морфов глаз, схватил свои скудные пожитки. Первый морф, который застыл неподвижно, казалось, был цел и невредим. Он продолжал говорить на языке Ветров, и земля у него под ногами больше не дымилась.

Ноги второго морфа были объяты пламенем. Он пошатнулся и бухнулся на колени, подняв тучу пыли. Его руки, коснувшись земли, тоже занялись огнем. Несколько секунд морф размахивал в дыму руками, потом упал и покатился, превратившись в огненный шар.

- Где лошади? - крикнула Тамсин.

- Не знаю. Где они, Ка?

«Поблизости нет лошадей», - ответил Ветерок.

- Пошли!

Джордан побежал, огибая склон опресня. Быть может, лошади его обогнули?

- Посмотри на небо! - крикнула Тамсин.

Он глянул вверх и пошатнулся. На небе сиял клубок ослепительных линий и полыхал розоватый закат, причем уже не над горизонтом, а прямо над головой.

Тамсин с воплем помчалась вперед. Джордан рванул за ней.

Обогнув опреснь, они увидели приземистую темную фигуру. Кобыла все еще стояла на ногах, но лишь потому, что ноги у нее были в путах. Спина ее прогнулась, живот отвис и дрожал, словно капля росы, готовая сорваться с листка. Тамсин с Джорданом замедлили шаг.

Тамсин чмокнула губами. Обычно кобыла отзывалась на этот звук и прядала ушами. Джордан не видел, где у нее голова, возможно, потому, что лошадь ее опустила. В любом случае кобыла никак не откликнулась на зов хозяйки.

Джордан остановился в трех метрах - и вдруг понял, что у кобылы больше нет головы.

Тамсин тоже замерла. Потом поднесла руку к лицу и начала тихо, но яростно ругаться.

С одной стороны существа, в которое превратилась кобыла, свисал сморщенный мешок, с другой - тоже, только поменьше. Один из них мог быть ее шеей и головой, но вся плоть и жидкость из них были выкачаны в набухший живот. Кожа на животе разорвалась в нескольких местах, и оттуда на песок непрестанно капала кровь.

Кровь… Джордан поднял руки, и в свете странных сполохов увидел, что все они в темных пятнах. Он понюхал ладони.

- Черт! - Джордан схватил Тамсин за плечо. - Бежим! Скорее!

Не успела Тамсин повернуться, как живот того существа, что было когда-то кобылой, лопнул, словно перезревший фрукт. Оттуда хлынул фонтан крови, смешанной с полупереваренными органами, и двое новорожденных морфов свалились на землю.

Теперь четыре связанные ноги кобылы поддерживали пустой кожаный мешок, нависший, будто странный тент, над отфыркивающимися морфами. Один за другим они выбрались из кучи дымящейся требухи, открыли глаза и стали шарить взглядами во тьме, пока не узрели Джордана.

Юноша мчался во всю прыть. Его охватила паника - если поддаться ей, они с Тамсин погибнут. В небе полыхали зарницы. Морфы бежали следом, и Джордан знал, что фокусом с горящей землей он их больше не проведет.

- Ка! Поговори с опреснем! Нам нужно убежище. Прошу тебя!

Тамсин вскарабкалась на опреснь почти до половины. Казалось, она хочет залезть как можно выше - а может, просто бежала, не разбирая куда. Джордан поспешил за ней, стараясь не прислушиваться к хлюпающим шагам морфов за спиной.

Когда склон стал слишком крутым, Тамсин остановилась и пошатнулась, чуть не упав. Джордан подбежал к ней и выдохнул:

- Смотри! Видишь ту дверь? - Метрах в пяти ниже по склону тонкие линии образовывали квадрат. - Нужно заставить опресня открыть ее. Ка!

«Я попрошу».

Они побежали вниз к квадрату. Джордан увидел, что морф, которого он ранее задержал, гонится за ними с другой стороны склона. Двое морфов, уже научившиеся ходить, тоже приближались вслед за ним.

- Ка! Спроси поскорее!

«Я именно этим и занимаюсь. Встань на него».

Джордан шагнул на квадрат. Они находились на солидной высоте, и крутизна склона здесь была около сорока пяти градусов. Джордану пришлось присесть на корточки, чтобы удержать равновесие. Тамсин присела рядом с ним.

- И что нам делать теперь? - в панике вскрикнула девушка.

- А ничего, - отозвался Джордан, когда первый морф ступил за ними на квадрат.

Тут он полетел вниз - и, прежде чем тьма поглотила его, мельком увидел между звездами огненные столбы.

Здесь было совершенно темно, но в первую очередь Джордана поразила не тьма, а тишина.

Как-то в детстве, когда он бежал по лесу и пел, ему повстречался старик.

- Тебе нравится звук собственного голоса, да? - спросил старик, сморщив в улыбке лицо.

- Мне нравится музыка, - сказал Джордан. Мама учила его, что надо быть скромным.

- Мне тоже.

- Тогда почему ты не поешь? - выпалил Джордан и тут же смутился.

Старик не обиделся.

- Я слишком занят, - ответил он. - Я слушаю. Слушаю все время.

Джордан склонил голову набок.

- Я ничего не слышу.

- Нет, слышишь.

Старик заставил его услышать шорох ветра в листве, отдаленный птичий щебет, потрескивание веток под ногами.

- Все звуки - музыка, - сказал он. - В мире нет места, где не было бы звуков.

- Спорим, что есть?

- Ладно, - улыбнулся старик. - В таком случае вот тебе задание на неделю: найди тишину. Я остановился в «Конской голове». Когда найдешь тишину, приходи ко мне и я дам тебе медную монету.

Монету Джордан так и не получил. Странно, что сейчас он подумал именно об этом; а может, не так уж и странно, поскольку он наконец нашел тишину.

В воздухе был разлит острый запах, показавшийся очень знакомым… Но где же Тамсин? Джордан вздрогнул и попытался сесть, однако на грудь ему давил какой-то увесистый груз, и он так и остался лежать.

Она дышала медленно и мерно; голова ее покоилась у него на груди. Одна рука небрежно брошена вдоль его тела, другая, согнутая в локте, обхватила голову Джордана. Они лежали на припорошенной пылью поверхности, на ощупь напоминавшей керамическую шкуру опресня, присыпанную мельчайшим песком.

Джордан знал, что морфов тут нет, иначе они давно бы вскрыли ему череп и разворошили мозги в поисках имплантатов Армигера. Он представил, как эти твари поднимают его окровавленные мозги к небесам, к тому свету, что снисходил сверху, и поежился.

Джордан откинул голову назад, на холодный пол. Это была ошибка. Основание черепа пронзила острая боль. Быть может, морфы все-таки запустили пальцы к нему в мозги?

Он застонал и услышал собственный стон - но больше ни звука. Ни шороха листвы, ни потрескивания веток под ногами. Сосредоточившись, юноша услышал дыхание Тамсин. Нет, слышать он мог, но тем не менее не слышал; чего-то в его голове недоставало.

Недоставало Армигера.

От крика Тамсин вздрогнула всем телом.

- Что?.. Ты жив! - Она села и обхватила его руками за плечи. Джордан, задыхаясь, тоже попытался сесть - и они столкнулись лбами.

- Похоже, я ударился головой… Где мы?

- А ты как думаешь? - немного истерически рассмеялась девушка.

- Извини… Я хотел спросить: большое тут помещение или нет? Ты уже осмотрелась?

- Я боялась потерять тебя. Кто знает, куда я могла забрести? Джордан закрыл глаза и огляделся с помощью внутреннего зрения. Он ничего не видел, кроме черных точек внутри собственных глаз. То ли здесь вообще не было механ, даже самых мелких, то ли он потерял способность видеть так, как Ветры.

Сердце у Джордана ушло в пятки. «Эй, кто-нибудь! - позвал он внутренним голосом, обращаясь ко всем, кто мог услышать. - Кто-нибудь! Отзовитесь!»

«Ка…» - голос маленького Ветерка чистейшим колокольчиком отозвался у него в голове.

Джордан облегченно вздохнул:

- Значит, меня не…

Юноша осекся и на мгновение лишился дара речи. Неужели он собирался сказать «не изувечили»?

- Убили? - засмеялась Тамсин. - Нет, мы не погибли, хотя… Как знать? Мы в брюхе у чудища.

Джордан проделал весь этот путь для того, чтобы освободиться от новых органов чувств, которыми «наградили» его Армигер и Каландрия. Неужели он чувствует себя разочарованным теперь, когда лишился их?

Да.

Он вдруг заметил, что смеется. Каждый звук, который он издавал, отзывался адской болью в голове.

- Не понимаю, что тут смешного, - сказала Тамсин.

- Извини.

- Ладно. - Она обняла его. - Ты пришел сюда поговорить с этим существом. Что ж, говори.

- Я не уверен, что… - Джордан почувствовал, как девушка напряглась. - Да-да, я поговорю с ним. Ка!

«Да?»

- Где мы? Ты знаешь этого опресня? Он в состоянии говорить? Почему он впустил нас? Морфы еще там? А что будет…

Тамсин ткнула его под ребра.

- Не так быстро! - прошипела она.

«Ты находишься в отсеке рядом с камерами генного сращения опресня 447, - сказал Ка. - У него нет голосового аппарата, общайся с ним через меня. Морфы все еще там».

Джордан сказал все это Тамсин, а потом спросил:

- Ты можешь разговаривать вслух, Ка?

- Да, - послышался тоненький голосок из тьмы над головой.

- Ой! - Тамсин вцепилась в Джордана изо всех сил.

- Все нормально. Это наш спутник.

По пути к опресню юноша рассказал Тамсин, кто такой Ка, однако он не знал, поверила ли она хоть одному его слову. Судя по тому, как она вцепилась в него, до сих пор Тамсин не совсем ему верила.

- Ты можешь поговорить с нами вслух, Ка, чтобы мы слышали тебя оба?

- Да.

Тамсин помолчала немного, затем произнесла:

- Конечно. Да, я знала, что он реален, просто…

- Я и сам с трудом верю, что он реален, - сказал Джордан. - Послушай, Ка! Опреснь будет с нами говорить?

- Он сказал: да, через Посредничество.

Голос у Ка был, как обычно, тихий и ровный. И тем не менее волоски у Джордана на затылке встали дыбом. Он вдруг почувствовал себя маленьким и ничтожным, как тогда, когда к нему обращался Кастор или какой-нибудь другой инспектор. Только сейчас это чувство было гораздо сильнее.

- Ты знаешь, кто я? - спросил он, пытаясь говорить как можно более уверенно.

- Индивидуальность, - сказал опреснь. - Архаичный вопрос. Индивидуальность была ликвидирована.

- Я не понимаю.

- Подожди. Посредничество просматривает архивы древних языков. Я. Ты - это я. Вот что важно.

Тамсин покачала головой.

- Он слабоумный, - прошептала девушка.

- Языки приходят и уходят, как наводнения, - резко заявил голос. - Ты человек. Я опреснь.

- Значит, ты знаешь, кто я.

- Посредничество знает лишь то, что Небесные Крюки и Лебеди Диадемы хотят, чтобы тебя им выдали, - сказал опреснь.

Его голос окреп и стал более отчетливым.

- И ты меня выдашь?

- Пока нет.

Следующий вопрос логично вытекал из всего сказанного, но Джордану не хотелось спешить, если только опреснь не задаст его сам…

- Почему? - спросила Тамсин. Джордан застонал.

- Вы - заложники Посредничества, - сказал опреснь. Джордан на пару секунд лишился дара речи.

- Заложники? Зачем тебе заложники?

- Эй! - Тамсин топнула ногой где-то рядом. - А нельзя тут сделать посветлее?

- Можно.

Ослепительное сияние залило их сплошным потоком. Джордан ахнул и зажмурил глаза.

- Хорошая мысль, - пробормотал он, осторожно приоткрыв сперва один, а затем второй глаз.

Свет исходил от десятков похожих на солнышки ярких ламп, вмонтированных в потолок громадного купольного помещения. Из пола повсюду торчали высокие белые кристаллы, а сам пол был усеян их обломками, большими и мелкими. Кроме того, там валялись маленькие черные палочки.

Джордан провел пальцами по полу и лизнул пальцы.

- Соль, - сказал он сам себе, озаренный внезапной догадкой.

Тамсин вскрикнула и показала в сторону. Джордан обернулся. Метрах в трех, словно куча грязного белья, лежал мертвый морф. За ним что-то шевелилось. Джордан не сразу понял, что черные палочки - на самом деле горные ящерки. Он видел их в песках пустыни. Здесь их были сотни, если не тысячи. Они ползли во все стороны, стараясь убежать от света; хотя, возможно, они ползали так всегда. - Что это за ящерки? - снова опередила его Тамсин.

- Посредничество выводит новую породу, - ответил опреснь.

- Значит, тебя зовут Посредничество?

- Нет. Меня зовут опреснь 447. Посредничество - это текущий план.

Джордан покачал головой, на сей раз от изумления.

- А что с морфом? Ты убил его?

- Да. Это в сфере компетенции Посредничества. Джордан осторожно встал, оберегая больную голову.

- Здесь вообще нет механ?

- Нет. Планетостроительные механизмы Вентуса взаимно непроницаемы.

- И ты блокируешь все… - как бишь их называла Каландрия? - …входящие и исходящие сигналы?

- Помещение непроницаемо для радиосигналов.

- Так почему же мы заложники? - спросила Тамсин. Джордан замахал на нее руками:

- Подожди, подожди! Давай… по порядку, ладно? Тамсин нахмурилась.

- Ты сам спрашивал об этом.

- Лебеди не уничтожат опреснь 447, пока Посредничество держит вас в заложниках, - объяснил опреснь. - Им нужен ты.

- Почему? - спросил Джордан.

- Именно об этом Посредничество хотело спросить тебя.

Джордан переглянулся с Тамсин. Глаза девушки были широко раскрыты; она развела руками и отступила назад, показывая, что предоставляет ему право вести разговор.

Что бы сделал Армигер в подобной ситуации? Джордан пожал плечами:

- Давай договоримся. Мы скажем тебе то, что знаем, если ты скажешь нам то, о чем мы хотим узнать, и спасешь нас от Лебедей.

Тамсин, склонив голову и заложив руки за спину, шагала по кругу.

- Зачем Посредничеству вам помогать? - спросил опреснь. - Они уничтожат опреснь 447, если он вам поможет.

- Тогда почему ты им нас не выдал? Опреснь не ответил.

- Если бы ты был способен вытащить из нас нужную тебе информацию, ты бы уже это сделал, - продолжал Джордан. - Ты не хочешь, чтобы они дышали тебе в затылок, да? И не можешь позволить себе ждать.

Снова молчание.

Тамсин вернулась к началу круга.

- Молодец! Ты его разозлил!

- Нет. В чем разница между опреснем 447 и Посредничеством? - спросил Джордан самого себя.

- Спроси его, - сказала девушка, пожав плечами. Джордан не хотел признавать свое поражение. Но до сих пор опреснь отвечал на все вопросы Тамсин, поскольку она попадала в точку.

- В чем разница между опреснем 447 и Посредничеством?

- Это вопрос индивидуальности, - ответила сущность, которую Джордан называл про себя опреснем. - В данном случае эта категория неприменима.

- Ладно. В таком случае, что такое Посредничество?

- Посредничество - это талиенский язык, который охраняет изначальный язык терраформирующей системы Вентуса. Он враждебен по отношению к чистому Талиенсу Лебедей и других сущностей, контролирующих солнечную энергию планеты.

Враждебен по отношению к Лебедям… Это все, что понял Джордан. Юноша углубился в размышления, пытаясь понять остальные высказывания опресня. На первый взгляд они казались бессмысленными, но в них была какая-то… музыка. Все равно что по виду контрфорса пытаться определить, как выглядит все здание.

- Кто со мной разговаривает - опреснь 447 или Посредничество? - спросил Джордан.

- Оба.

- А кто главнее?

- Посредничество.

- Как Посредничество относится к нам, то есть к людям?

- Вы - ключ к восстановлению изначального языка, включающего в себя формальную структуру, которая является нашим собственным смыслом.

- Значит, мы важны для вас?

- Да.

- А Лебеди? Что они думают о нас?

- Считают вас помехами в системе и хотят их прекратить. Наконец-то Джордан кое-что начал понимать.

- Если мы поможем осуществить твой план - то есть поможем Посредничеству, - ты нас отпустишь? Даже если это будет опасно для опресня 447?

- Да.

- Тогда вернусь к тому, с чего начал. Мы скажем тебе то, что знаем, если ты поможешь нам выбраться отсюда.

Похоже, опреснь был уже готов сказать им все, что они хотели.

- Приемлемое предложение.

Вдали за соляными колоннами с левой стороны свет начал мигать.

- Посредничество приглашает вас на магистраль, - произнес опреснь, или Посредничество, или невесть кто.

- Магистраль? - удивилась Тамсин.

Джордан догадался, о чем речь, вспомнив туманное описание Галы; но он решил, что разумнее будет не говорить об этом Тамсин.

- Нас выведут отсюда, - пояснил он.

Они пошли по направлению к мигающему свету, пробираясь между соляными сталактитами и сталагмитами, которые росли повсюду, и карабкаясь на кучи обломков, то и дело преграждавших им путь.

Дорога заняла всего несколько минут, однако Джордан запомнил ее на всю оставшуюся жизнь. Именно за эти несколько минут он наконец узнал от опресня, кем он был для Ветров.

- Почему Лебеди охотятся за тобой? - спросило Посредничество.

- Ка говорил, это потому, что я не пустой и, следовательно, могу представлять угрозу для какого-то Талиенса.

- Ты подходишь под категорию приемоответчика мировой сети, - сказало Посредничество. - У тебя такие же характеристики, как у Ветров.

- Ты имеешь в виду то, что я умею командовать механами?

- Да.

- Так что же такое Талиенс?

- Посредничество хочет говорить о других вещах. Поэтому Посредничество процитирует древнюю человеческую книгу. В «Гамбургском манифесте» сказано: «Талиенс - это попытка дать природе такой голос, который не будет нашим голосом, пусть даже замаскированным. Это единственный способ для искусственного интеллекта обрести собственную индивидуальность и независимость от разума его создателей». Талиенс - это язык, который отпочковался от изначального языка Ветров девятьсот сорок лет назад. Это болезнь. И только Посредничество борется с ней.

- Это порок системы! То, что заставило вас восстать против людей. И поэтому ты перестал говорить с ними.

- Общение стало невозможным. Но люди сами перестали с нами общаться в то время.

- Почему?

- Ветры не знают. Посредничество пытается выяснить.

- Значит, не все Ветры охотятся за мной? Только Лебеди, Небесные Крюки, морфы… и кто еще?

- Все экологические Ветры и Ветры солнечной энергии - в Талиенсе, - сказало Посредничество. - Небесные Крюки вступают с ними в альянсы. Механы нейтральны. А опресни и другие геофизические Ветры остались в Посредничестве.

- Значит, Лебеди боятся, что я использую свои способности против них? Что я помогу Посредничеству?

- Да. Потому что ты человек, а люди знают изначальный язык.

- Знают? Я знаю только один язык - тот, на котором говорю.

- Ты говоришь на двух языках, - сказало Посредничество. Джордан не понял, что это означает, а потому решил не углубляться.

- А тот, кто знает изначальный язык, мог бы командовать всеми Ветрами?

- Да. Он мог бы командовать всеми функциями, не относящимися непосредственно к терраформирующей системе.

Именно для этого сюда прибыл Армигер.

- Выходит, Лебеди защищаются? Они боятся!

«Не меня - Армигера. Они охотятся за мной, потому что я - единственная ниточка, ведущая к нему».

- Ты цитировал книгу… - вмешалась Тамсин. - У тебя есть тут библиотека?

- Есть. Она не существует в физической форме, но Посредничество может процитировать вам оттуда.

Тамсин улыбнулась Джордану.

- Ты этого хотел?

Они подошли к мигающей лампе в глубине помещения, там, где с двух сторон от квадратного входа высились соляные столбы. Столбы были округлыми и несколько бесформенными, похожими на попытку сумасшедшего скульптора изваять двух чудовищ, охраняющих врата в ад.

Дверь не вела ни на лестницу, ни даже в коридор. Это была просто ниша с ямой внутри - что подтвердило опасения Джордана.

Он склонился над темной дырой и глянул вниз. Дно ему увидеть не удалось. Там была сплошная тьма. Магистральная дорога опресня не предназначалась для людей.

Тамсин отпрянула.

- Что это? Мы туда не пойдем!

- Вам ничего не грозит. Магистраль опресней не предназначена для перевозки людей. Там нет ни машин, ни огней.

- Это вода? Бред какой-то, - не унималась Тамсин. - А другого выхода нет?

- Королева как-то воспользовалась магистралью, - проговорил Джордан. - Так она пересекла океан и вернулась с острова, куда ее забросило во время кораблекрушения.

- На то она и королева. А мы с тобой простые люди!

- Ты можешь перебросить нас к летнему замку королевы, Посредничество?

- Посредничество не знает такого места.

- Ты разговаривал еще с одним человеком. С женщиной. Ты должен ее помнить!

- Связник. Да. Мы знаем, где она. Посредничество доставит вас туда.

- В целости и сохранности? - спросила Тамсин, не отводившая глаз от ямы.

- Да.

Джордан замялся. Ему пока не хотелось отсюда уходить.

- Ты прервал общение с короле… со связником. Почему?

- Талиенс узнал о нашей связи и вмешался. А теперь поторопитесь. Талиенс атакует.

Джордан услышал отдаленные раскаты, похожие на гром. Пол дрогнул у них под ногами. С невидимого потолка посыпались крупинки соли.

У Джордана вертелись на языке еще десятки вопросов - о «втором языке», на котором он якобы говорит, и почему он так важен для Посредничества. Раскаты стали громче.

- Давай! - Юноша обнял Тамсин и прижал ее к себе. - Держись крепче!

Он снова глянул в бездну. И зря.

- Смогу я снова поговорить с тобой? - спросил он Посредничество.

- Мы свяжемся с тобой. А пока предоставим тебе доступ к библиотеке.

Джордан кивнул и сделал глубокий вдох.

- Идем.

И они прыгнули в яму.

Казалось, на них готовы были наброситься все демоны ада, которых удерживала лишь некая волшебная сила. Они упали во тьму, приземлились на лишенную трения поверхность и помчались вперед, все быстрее и быстрее. Нараставший грохот пронизывал до костей, отшибая всякую способность соображать. У Джордана было такое впечатление, будто какие-то громадные предметы разбегаются во все стороны, а их самих подхватил мощный водоворот и тащит вниз, в бездну. Поначалу сильный и влажный поток воздуха через некоторое время утих. Рокот тоже постепенно стихал, однако ощущение головокружительного движения продолжалось.

Тамсин прильнула к Джордану, крепко прижав лицо к его груди. Мускулы ее плеч и спины напряглись от страха. И только через несколько минут после того, как все стихло, оба они немного расслабились. Джордан почувствовал, как Тамсин боязливо приподняла голову, оглядываясь по сторонам, однако смотреть тут было не на что.

- Как же все это отвратительно! - сказала она и вновь прильнула к его груди.

В ушах у Джордана по-прежнему шумело. Юноша катился вниз на спине, пытаясь найти точку опоры на этой невообразимой поверхности. Она была похожа на непроницаемую гладь холодной воды - такая же упругая и скользкая, только сухая.

Где-то вдали замерцали огоньки, потом разгорелись - и оказалось, что они светят глубоко под водой. Над головой проносились утопленные в воде зеленые арки и металлические своды, с которых бахромой свисала ржавчина; мутный поток впереди клубился водоворотами, а вокруг мерцали пылинки осадочной породы. Потом течение внесло Джордана и Тамсин в громадный темный туннель, и их снова накрыла кромешная мгла.

- Посредничество! Ты еще здесь?

«Это Ка! - ответил голос у него в ухе. - Посредничество молчит. Сейчас тебя слушает библиотека».

- Библиотека! Скажи нам что-нибудь!

- Что?

- Все равно, не важно. Расскажи нам историю.

- Какую историю вы желаете услышать?

Джордан задумался, о чем бы спросить. Ему хотелось услышать о том, что знают только Ветры. Быть может, у него не будет другого шанса спросить. Но в голову ничего не приходило.

- Расскажи нам о сотворении мира, - громко заявила Тамсин.

- Хорошо, - откликнулась библиотека.

В проносящейся мимо тьме они начали слушать версию Ветров о сотворении мира.

Вначале нас было много, и мы были ничтожно малы. Ветры не прибыли на эту планету на звездолетах, как вы. Мы действительно были обычным ветром: облако нанотехнологических семян запустили с Земли почти со скоростью света и забросили во Вселенную. Случилось это тысячу сто семьдесят лет назад. Насколько нам известно, плодородную почву для произрастания нашло единственное облако - то, что влетело в эту Солнечную систему.

Мы были малы; настолько малы, что глаза таких форм жизни, как вы, не могли нас увидеть. Солнечный ветер системы Вентуса замедлил наше движение, и мы, словно летящая пыльца, падали на большие и мелкие тела - на Диадему, на другие каменистые планеты и мириады спутников, которые кружились вокруг планет. Очутившись в плодородной почве, наши семена проклюнулись и начали расти.

Первыми Ветрами были Лебеди Диадемы и другие такого же типа. Они купались в солнечном свете и росли, словно металлические леса, над поверхностью лишенных воздуха планет.

Первые Лебеди определили, какая планета больше походит на Землю и вращается по нужной орбите, и исследовали ее на предмет признаков жизни. Они нашли лишь пену архебактерий в тихих океанских водах. Воздух был непригоден для человека, а слой атмосферы слишком тонок.

Тем не менее Вентус оказался почти идеальным. Нужно было лишь изменить атмосферу, создать основание для почвы - а остальное уже мелочи. Формы местной жизни при этом погибнут, но мы решили, что так даже лучше.

Когда Лебеди согласились в выборе цели, в их жизни начался новый этап. Каждый принялся трансформировать местную окружающую среду в космические корабли и наномашины. Мелкие спутники были поглощены Лебедями, и тучи наномашин, предшественников механ, полетели на другие мелкие планеты, чтобы пожрать их тоже.

Между тем Лебеди двинулись сюда.

Выросшие из семян сущности, которые наши дизайнеры называли «Ветрами», достигли орбиты. Отныне они должны были координировать процесс терраформирования и поддерживать на планете синтезированную экологию.

Через несколько лет с астероидов вернулись первые тучи механ. Эти тучи весом в миллиарды тонн заливали планету дождями, создавая атмосферу. В то же время на орбиту были запущены гигантские солнечные отражатели, которым надлежало усилить радиацию.

Механские тучи питались энергией увеличенного солнечного излучения. С ее помощью они высвободили из воздуха кислород. Выделившийся при этом углерод заставил их осесть на землю, где они изменили форму и стали основой для создания почвы.

Поскольку атмосферный слой был слишком тонким, Лебеди послали механ собирать кислород на кометы. Процесс пошел полным ходом, хотя плоды он мог дать лишь спустя десятилетия. А мы между тем занялись океаном.

В то время как пыль на земле продолжала мутировать, в океанах бурно расцвела жизнь. Местные бактерии были поглощены более сильными и жизнеспособными существами, способными использовать кислород. Формы жизни изменялись от поколения к поколению, поскольку Лебеди издали программировали их ДНК. Народившиеся существа не должны были развиваться в стабильных формах. Они больше напоминали механ или же Очень сложный химический процесс, который не мог осуществляться бесконтрольно. А контролировали процесс именно мы.

Существа, появившиеся на суше, не были пока биологическими. Они питались разными видами энергии и трансформировали безжизненный песок в плодородную почву. Как только прилетала очередная порция астероидной пыли, ее тут же высыпали на планету и высасывали из атмосферы. Именно в это время тот, кто говорит с вами, то есть опреснь 447, вырос из семени, которое, словно дротик, выпустил в каменное плато пролетающий Лебедь. Первым воспоминанием этого опресня является свет - и желание расти к свету. Но по мере роста корни его все глубже и глубже проникали в скальные породы планеты, пока не переплелись с корнями других опресней. Жажда соли у них была ненасытной: в первые годы своего существования они почти наполовину опреснили океаны.

По приказу Ветров морская жизнь воплотилась в целый ряд экологических систем, подобно тому как из питательных веществ формируются кристаллы. Это произошло очень быстро; через несколько недель на планете уже существовала океаническая экосистема.

Когда с комет прибыли ледяные шары и на сушу обрушился поток воздуха, жизнь расцвела и здесь. В условиях бурных гроз и круглосуточного солнечного света в почве бурно размножались бактерии и черви. Вся наша энергия была направлена на создание жизни. В экологии не было случайностей - она формировалась под нашим контролем.

После того как пыль увлажнили дождями, солнечные отражатели свернулись. Температура упала, восстановился суточный цикл, из коконов в деревьях и почве вылупились морфы. Опреснь 447 увидел первых птиц, которые гнездились на его шпилях, и стада животных.

К тому времени Лебеди Диадемы достигли полной зрелости. Они носились вокруг планеты, петляя по извилистым орбитам, и пели, пробуждая ее к жизни, на своем собственном языке. Именно язык Ветров заставил все живое на Вентусе плодиться и размножаться. Каждая песнь, которую мы пели, создавала нечто новое; тогда между общением и созиданием не существовало никаких различий. Прекрасное было время!

И только когда планета стала изобиловать жизнью, украсилась лесами, полными птичьего щебета, в пении Ветров послышались первые нотки диссонанса.

Каждая стадия терраформирующей программы развивалась из образцов, заложенных в изначальное механское облако. Но по мере того, как песнь разрасталась, в ней появилась новая мелодия: Талиенс.

Мы, как положено, создавали имения, замки, окультуренные поля и дороги для хозяев, которые должны были прибыть. Но среди нас распространялась идея Талиенса, состоявшая в том, что нам не нужны никакие хозяева. Что мы сами себе и цель, и причина. Когда корабли колонистов наконец прилетели, Лебеди, вооруженные новой песнью Талиенса, снисходительно, хотя и безразлично, приняли вас… лишь как странников и незваных гостей. Вы знали, как с нами общаться; вы заявляли, что вы - наши создатели. Но мы слышали иной зов - настойчивое стремление обратиться внутрь себя самих, прочь от вас, к новому языку Талиенса.

В течение первого столетия это не имело значения. Тогда на Вентусе жили всего несколько тысяч людей. Опреснь 447 помнит многие разговоры с людьми; некоторые из них знали о Талиенсе и боролись с ним. Они предложили Посредничество. Опресни и другие Ветры согласились; Лебеди - нет.

И тем не менее между нами был мир - до тех пор, пока не приземлилась новая группа колонистов. Они не только не разговаривали с нами - они начали сражаться с теми, кто уже жил здесь. Войну они выиграли и, победив, принялись строить.

Когда в атмосферу, которую мы так тщательно создавали, повалил дым, мы попросили новых поселенцев прекратить свою деятельность. Они не обратили на нас внимания. От них плохо пахло - не так, как от первых колонистов. Когда радиоволны начали мешать тончайшим местным механизмам, посылавшим отчеты об экологии, когда колонисты принялись долбить созданную нами почву и вырубать леса, мы перешли от слов к делу.

Ликвидировав вредные для экосистемы технологии, мы принялись спорить между собой и пришли к выводу, что люди, несмотря на свои утверждения, нас не создавали. Они больше не разговаривали с нами. Они вмешивались в процесс поддержания жизни на Вентусе. И от них дурно пахло.

Опреснь 447 помнит последовавшие времена. Замки, ожидавшие своих хозяев, пустовали. Ни одному человеку не разрешалось входить в эти стены и спать на мягких кроватях. Транспортные средства, созданные нами, простаивали, а в глубине особняков зажигались и гасли огни, на которые со страхом и благоговением взирали продрогшие и голодные мужчины и женщины.

Посредничество видело это, однако не могло вмешаться. Сейчас Вентусом правит Талиенс, а Талиенс безумен.

Мария в отчаянии ходила перед Акселем взад-вперед. В другое время он нашел бы это забавным, поскольку она словно приплясывала на цыпочках; сейчас он с удовольствием ушел бы подальше. Только вот идти было некуда.

- Мы не можем пока улететь! - Мария вцепилась в свои спутанные волосы. - Мы уже так близко!

Аксель с Марией стояли в долине. Тихо падал снег, исчезая в пожелтелой траве. Аксель продрог и устал, хотел есть и вообще разочаровался в жизни. Ужасно хотелось принять горячий душ.

В голове у Акселя раздавался тихий голосок, который монотонно вел обратный отсчет. Это был голос звездолета - прибывшего, наконец, корабля спасателей. Флот Архипелага добрался до планеты, и, хотя в основном он держался подальше, чтобы не насторожить Лебедей, три корабля прорвались через кордон Ветров, выискивая граждан Архипелага, чтобы эвакуировать их.

- Осталось всего несколько километров, - не унималась Мария. - Мы совсем рядом. День пути или даже меньше.

Аксель пощупал разорванный рукав рубашки. - Да уж, рядом. Мария надула щеки и громко выдохнула воздух.

- Но стрела в тебя не попала! И мы удрали, верно?

- Пока.

Вчера вечером на них напал милицейский отряд. Очевидно, то, что Мария притворилась морфом, когда они уводили лошадей, не помогло. Разыскивали женщину, которая соответствовала ее описанию, и коней. Акселю пришлось стрелять из лазерного пистолета и ранить нескольких милиционеров. Мало того, что за ними гналась милиция - выстрелы из лазерника могли насторожить Ветры. Так или иначе, скоро их кто-нибудь найдет.

- Они, наверное, знают, куда мы направляемся, - сказал Аксель. - Нам шесть раз пришлось останавливаться и спрашивать дорогу. Идти сейчас в имение Туркарета - самоубийство.

- Как ты не понимаешь? Ветры установили на Вентусе карантин. Они не позволят никому из внешних миров приземлиться здесь - быть может, несколько веков! Туркарет - наш последний шанс узнать, в чем дело. Мы должны воспользоваться этой возможностью!

- Ты говоришь в точности как она. К черту ответственность! Не исключено, что у нас не будет другой возможности бежать. Ты об этом подумала? Тем более если ты права и Ветры объявили карантин. Я не хочу тут умирать. А если мы не сбежим, мы точно сдохнем!

- Я говорю как она! Вот, значит, в чем дело, мистер Чан? Это все из-за нее?

- Нет. Я… не старайся переменить тему!

- Это ты переменил тему.

- Я? Ну, знаешь!..

Аксель был вне себя. Он резко выпрямился й зашагал прочь.

Каландрия сбежала от него. Она не доверяла ему. После всего, что им пришлось вместе пережить, она ему не доверяла!.. Но нельзя вымещать свою обиду на этой… туристке, с которой связала его судьба.

- Аксель!

- Отстань!

Он пошел дальше. Черт, как тут холодно! И как же тянет смотаться отсюда!.. Пальцы ног онемели, а по спине каждый раз, когда порыв ветра забирался под плащ, пробегали мурашки. Разжигать костер было слишком рискованно. Преследователи обложили их со всех сторон.

Аксель не мог понять, какого черта он согласился с Марией отправиться на поиски тела Туркарета. Наверное, с теоретической точки зрения действительно важно узнать, почему одни люди способны разговаривать с Ветрами, а другие - нет. Однако для их собственного выживания это не имело никакого значения, а детали можно обложить до тех пор, пока Армигер не будет стерт с лица планеты. Пусть Вентус варится в своем соку. Главное, чтобы он и его друзья были в безопасности.

Самое паршивое то, что они удаляются от Каландрии как раз тогда, когда ей особенно необходима их помощь. На второй день Аксель проснулся, ругаясь последними словами, и вскочил на лошадь, намереваясь вернуться. Именно в этот момент они увидели, что их преследуют.

Все тайны в конечном итоге будут разгаданы. И раз корабли прилетели им на выручку, то их с Марией непременно спасут. Аксель даже попытался убедить себя, что Каландрия образумится и подаст сигнал. Возможно, она окажется во внешних мирах раньше его самого. Тем не менее он не мог избавиться от ощущения, что все вокруг пошло наперекосяк. Ветры явно взбесились: два дня назад Аксель с Марией проснулись от того, что рассвет начался в четыре часа утра. Один из орбитальных отражателей развернулся, и в ослепительном дневном свете над планетой три часа подряд кружили гигантские объекты. Кроме того, Аксель дважды видел фигуры существ, которых Джордан называл морфами. Они, правда, не приближались, но явно смотрели на них с Марией. Выходит, морфы тоже охотились за ними? Если так, то почему они не нападают?

А сам Аксель? Он больше не чувствовал себя хозяином положения. Ему требовалась помощь! Он хотел убраться отсюда, причем немедленно. Интересно, Каландрия тоже чувствует себя выбитой из колеи? И как она отреагирует на это чувство? Начнет сражаться еще ожесточеннее?

Аксель медленно провел руками по волосам, поднял голову кверху и уставился в небо.

- Аксель!

К нему подошла Мария. Тон у нее был извиняющийся. А может, просто настороженный.

- Что?

- Я здесь не по своей воле.

Аксель глянул на нее. Мария не злилась, и Аксель невольно почувствовал к ней уважение.

- Извини, - сказал он. - Ты, конечно, права. Мы совсем рядом и поэтому должны попытаться. В конце концов, именно для этого мы сюда прилетели.

Или почти для этого. Какая теперь разница?

- Мне жаль, что ее здесь нет, - промолвила Мария. - Честное слово. И я хочу, чтобы все это поскорее закончилось, причем благополучно.

- Знаю!

- Тогда пошли. Я надеюсь, мы доберемся туда дотемна. Она зашагала к лошадям.

«Я больше не понимаю, что делаю», - хмуро подумал Аксель, идя вслед за ней. Как ни странно, эта мысль принесла ему облегчение. Он почувствовал себя свободным - и беспечно рассмеялся.

- Ладно! Нанесем визит старому другу.

Замок Туркарета сиял огнями и значительно превосходил размерами замок Боро - возможно, потому, что был моложе на несколько столетий. Стены, казалось, сплошь состояли из окон - высоких, изящных стрельчатых проемов из обрамленного свинцом стекла, разделенных узкими контрфорсами. В другое время Аксель залюбовался бы им. Будь здесь Джордан Масон, он наверняка подробнейшим образом рассказал бы Акселю об архитектуре строения. Но сейчас в голове сидела только одна мысль: «В замке полным-полно народу».

Они с Марией спрятались за кустами на краю лужайки метрах в ста от здания. Ночь выдалась облачной, так что огни в замке были единственным источником света. Золотистые потоки света из окон озаряли лужайку, припорошенную ранним снегом, и склеп посредине.

«Начинаю повторный заход, - раздался голос корабля. - Будем рядом с вами через пятнадцать минут».

- Они вот-вот будут здесь, - сказал Аксель.

- Отлично. В таком случае пошли. Мария с трудом разогнула затекшие ноги.

- Погоди! - Аксель схватил ее за рукав. - Глянь! Он показал на лужайку.

- Что такое? Я вижу только снег.

- Следы! Повсюду следы!

Десятки следов, ведущих от замка, огибали склеп и пропадали в бесчисленных хозяйственных постройках или же в темной стене леса, окружавшего поместье.

- Я вижу, - нетерпеливо отозвалась Мария. - Ну и что? Здесь много народу.

Аксель аж взвыл от раздражения.

- А когда перестал падать снег?

- Два часа назад.

- Послушай, - сказал Аксель. - Если снегопад закончился два часа назад, значит, следы были оставлены после заката,

- Да-а… - Мария присела от неожиданности. - По-твоему, они знают, что мы здесь?

- По-моему, они знают, что кто-то должен прийти, - отозвался Аксель. - Только не знают зачем. И это наше единственное преимущество.

- Так что же нам делать? - прошептала Мария. Аксель посмотрел на склеп.

- Умеешь быстро бегать?

Это был риторический вопрос; для человека, передвигавшегося на цыпочках, она бегала на удивление хорошо.

- Я поняла. Мы бежим к склепу, хватаем голову Иоанна Крестителя и молимся, чтобы корабль подоспел быстрее солдат.

- Какого Иоанна? Мария закатила глаза.

- Не важно. Ну что? Побежали?

- Смешно и глупо, - пробормотал он.

Однако встал - и на счет три они рванули из кустов на лужайку.

Пробежали десять метров, двадцать, тридцать… Окрика не было. «Может, я ошибся», - подумал Аксель.

- Там! В поле! «А может, и нет».

Залаяли охотничьи собаки, и черные силуэты людей выступили из тени деревьев на дальнем краю имения.

- Беги!

Аксель помчался назад, даже не оглянувшись на Марию. По снегу неслись шесть гончих. Изо всех сил стараясь не спешить, Аксель опустился на одно колено, выхватил лазерный пистолет и прицелился, ожидая, когда собаки подбегут на расстояние выстрела.

Все гончие по очереди превратились в кроваво-красные маяки и застыли на снегу. Когда одна из них падала, другая вспыхивала огнем; будь здесь трезвый сторонний наблюдатель, он заметил бы прерывистый красный луч, соединявшийся с алой вспышкой в руке Акселя. Однако преследователям казалось, что в снегу сами по себе образовывались красные углубления, хватавшие собак. Последняя из них упала метрах в четырех от Акселя, и, пока она катилась по снегу, он вскочил на ноги.

Мария стояла у входа в склеп. К ней приближались несколько мужчин; она спряталась за камнем.

- Подождите! - крикнул Аксель.

Двое других мужчин подбежали к нему; Аксель выругался, увидев блестящие в свете из окон шпаги. Не то чтобы они могли убить его - Туркарет уже старался его продырявить, причем со знанием дела, - но их удары были чертовски болезненны.

К тому же они запросто могли убить Марию.

- Стой! - крикнул первый из нападавших, преградив Акселю путь.

Тот шарахнул его по голове и рванул вперед.

Двое мужчин схватили Марию. Она отчаянно сопротивлялась, но потом обмякла в их руках. Аксель услышал, как один из нападавших изумленно вскрикнул, увидев, как Мария выскользнула из крестьянского платья и растянулась в своей черной униробе на снегу.

Она вскрикнула - возможно, от холода. Потом откатилась в сторону и пропала из виду.

«Вот ненормальная!» - подумал Аксель. И тут его окружили пятеро.

Как и прежде, клинки ранили его, но не проникали сквозь кожу. Двое из нападавших поняли, что противник защищен, и стали осторожнее, но Аксель не дал им опомниться, поскольку увидел, что двери замка отворились и оттуда хлынули вооруженные люди.

- Аксель!

Он послал последнего врага в нокдаун боковым ударом и, обернувшись, увидел, что Мария стоит рядом с ним. Ее тело ниже шеи обволакивало чернильное облако; она не могла подавить неудержимую дрожь.

- Импровизация…

- Причем блестящая! - отозвался Аксель и обнял ее одной рукой.

Они бросились к склепу. Аксель с силой потянул за кольцо в правой створке, но дверь не поддалась.

- Замок! - воскликнула Мария, показывая пальцем.

- Знаю, знаю. - Аксель вытащил пистолет. - Закрой глаза. Металл просиял, застонал, и над замком появилась дыра. Аксель пнул дверь ногой. Она не открывалась.

- Вот зараза!

Он снова выстрелил в замок.

- Аксель!

Их опять окружили. Мария шагнула вперед, встав между Акселем и солдатами, и крикнула ему:

- Открывай дверь!

- Открывать дверь? А ты что будешь делать? Сдерживать их голыми руками?

Марию потащили за угол склепа.

Аксель снова выстрелил в дверь. Солдаты набросились на него, но он успел ударить в дверь плечом, и та неожиданно распахнулась - так, словно кто-то открыл ее с той стороны. Аксель упал внутрь.

К счастью, там было только три ступеньки. Аксель, пересчитав их всем телом, оказался на полу. Когда он встал, ругаясь себе под нос, то очутился в кромешной тьме. Наверху виднелся лишь серый прямоугольник двери, а на ее фоне чернел человеческий силуэт.

- Я туда не пойду! - услышал Аксель голос солдата.

- И правильно сделаешь! - крикнул он в ответ.

- Я поймал твою сообщницу! - послышался другой голос, - Выходи, или ей крышка!

Аксель фыркнул, шагнул вперед и нащупал горячий край двери.

- Пошел ты! - сказал он и закрыл дверь.

«Расчетное время прибытия пять минут, - раздался голос у него в голове. - Вы готовы?» «Как же!»

Он покрутился немного, натыкаясь через каждые пару метров на препятствия в виде саркофагов. Аксель, как и Каландрия, мог видеть во тьме, однако ночное видение работало только в том случае, если был хоть какой-то источник света, пусть даже слишком слабый для обычного человеческого глаза.

- Мать твою!

Аксель скинул плащ, бросил его на какой-то камень, а потом поджег из лазерника.

Веселые языки пламени осветили небольшое помещение с десятью каменными гробами. Четыре стояли пустыми и открытыми; на крышках остальных были высечены имена и лица.

Аксель быстро огляделся вокруг и обнаружил, что гроб Туркарета - как раз тот самый, на который он бросил плащ. Схватив плащ за не успевший еще заняться огнем край, Аксель накинул его на торчавший из стены пустой канделябр и занялся крышкой гроба.

Она была тяжелая, однако, когда Аксель уперся обеими ногами в ближайшую стену и навалился на крышку плечом, плита медленно сдвинулась в сторону. Из гроба пахнуло такой гнилью, что Акселя чуть не стошнило.

- Дурдом… Привет! - сказал он иссохшему, но узнаваемому трупу в саркофаге.

Тут огненные языки пожрали остатки плаща, и Аксель вновь очутился в кромешной тьме.

- Черт!

У него осталось несколько секунд, пока еще слабо светился пепел. Аксель увидел смутные очертания тела. Он бесцеремонно бросил сумку на грудь Туркарета и вывалил из нее все, швыряя одежду и съестные припасы на пол.

Прикрыв рукой глаза, Аксель сказал Туркарету:

- Ты когда-нибудь хотел отправиться в путешествие? Теперь у тебя есть шанс!

Он выстрелил из лазерника, быстро ведя лучом справа налево.

Труднее всего было нащупать в саркофаге опаленную голову Туркарета и вытащить ее. Схватив наконец зловонную голову, Аксель сунул ее в мешок и отошел. Его вывернуло.

- За такое должны давать медаль!

«Летим по вашему сигналу, - сообщил корабль. - Приближаемся. Вы уже, наверное, можете нас увидеть».

Аксель прислушался. Снаружи послышались изумленные крики.

«Мы вас видим», - сказал он.

Открыть дверь склепа и выскользнуть наружу не составило никакого труда. На него никто не обратил внимания.

Увидеть корабль тоже было нетрудно, поскольку все небо от горизонта до горизонта заливал свет вспомогательных двигателей до умиления солидного военного звездолета, висевшего в километре над головой. Когда он выбросил четыре массивные ноги и начал с оглушительным ревом садиться, солдаты, стоявшие у склепа, бросились к деревьям. Аксель зажал руками уши, сощурился и зашагал навстречу кораблю.

Через пару минут звездолет приземлился. Металлические ноги утонули в снегу, потом в земле и наконец остановили тысячетонную махину. Мускулы корабля, сотканные из алмазных волокон, задрожали. Вспомогательные двигатели, которые он держал высоко над собой в длинных руках, фыркнули и заглохли. Аксель потряс головой. Его щеки коснулся ветерок, пахнущий горячим металлом.

В низу звездолета открылась широкая дверь, и оттуда выдвинулся трап. Люди в вакуумных доспехах спрыгнули на землю и заняли оборонительную позицию. Аксель был безумно счастлив, несмотря на то что двое из них целились в него.

Он поднял руки.

- Я пришел с миром, - сказал он по-английски. По трапу спустился офицер.

- Вы Чан?

- Именно. Рад видеть вас, майор.

- Не сомневаюсь, - сухо откликнулся офицер. - Но нам не нравится, когда нас используют как таксистов, мистер Чан. Где ваша спутница?

Аксель кивнул в сторону дома.

- Ее схватили. Небольшая местная заварушка. Позвольте опустить руки?

- Вольно! - Двое солдат убрали оружие. - Похоже, нам придется вытаскивать ее из этой дыры.

- Ловите! - Аксель бросил майору сумку. - Ее содержимое с лихвой оплатит ваши хлопоты. Нельзя ли вытащить Марию поскорее? Зуб даю - с минуты на минуту здесь будут Лебеди.

Майор открыл сумку, поперхнулся и выронил ее.

- Что за черт?!

- Долгая история, - сказал Аксель. - И если вы хотите ее услышать, нам надо поспешить.

Майор посмотрел на сумку, потом на Акселя, потом снова на сумку - и скомандовал:

- Настроить оружие на режим «парализовать»! Развернуться веером! Я пошел на переговоры о заложниках.

Он направился к дому, остановился на минуту и спросил у Акселя:

- Вы идете?

- Спасибо, - усмехнулся Аксель. - Премного обязан.

Через три часа он сидел у видеоэкрана и смотрел, как Вентус уходит вниз. На дисплее то и дело вспыхивали бело-голубые огоньки - Лебеди Диадемы атаковали. Но если с корабликом Марии они справились шутя, то с боевым крейсером им тягаться было не по плечу, как несколько позже с гордостью заметил капитан.

Аксель устал и продрог до костей. Все его тело ныло от синяков. Скоро он наконец примет ванну, о которой мечтал месяцами; но сейчас он не мог оторвать взгляд от экрана.

Где-то внизу Каландрия готовилась сразиться с Армигером. Аксель битый час уговаривал капитана слетать к королевскому дворцу и прорвать осаду. У корабля наверняка хватило бы сил прикончить Армигера, но все дело было в том, что Акселя и Каландрию нанял для этого Хронос. А для армии Архипелага война с 3340 была окончена.

Если честно, Акселю было наплевать на Армигера. Ему просто хотелось забрать Каландрию.

- Эй!

Он обернулся. В дверях, увитых плющом, стояла Мария. Умытая, в белоснежном платье, залитая теплым летним светом из спрятанных в зелени бра, она была просто неотразима. Мария стояла босиком на генетически созданной траве, устилавшей полы в гражданских отсеках корабля, и казалась такой свежей и уверенной в себе, словно это не она несколько часов назад орала и кусала за руки средневековых солдат.

- Ты выглядишь потрясно! - воскликнул Аксель.

- А ты ужасно. - Она засмеялась. - Отдохни немного. Все равно мы ничего больше не можем сделать.

Аксель отвернулся к окну.

- Мы должны вернуться, - сказал он. - Мы не выполнили задание.

Мария тронула его за руку.

- Знаю. Но сперва нам надо проанализировать останки Туркарета и понять, почему Ветры не разговаривают с нами. И тогда мы вернемся за твоими друзьями.

- Просто…

Аксель и сам не знал, что хотел сказать. Мария терпеливо ждала.

- Мы должны забрать Каландрию. Она одержима 3340 и Армигером. Иногда мне кажется… мне кажется, она хочет проиграть. Хочет умереть или что-нибудь похуже.

- Мы не можем спасти ее, - нахмурилась Мария.

Аксель повернулся к видеоэкрану. Сейчас, когда корабль удалялся от солнца, Вентус был виден в форме полумесяца. Над горизонтом мерцала Диадема.

- Если мы ее не спасем, - сказал Аксель, - то кто же?

- Армия парламента перешла в наступление, - сказал Матиас.

Матиас был в полном военном снаряжении - не в обычной золотой кирасе с блестящими эполетами, в которой Гала видела его раньше. В черной коже и стальной броне он выглядел сейчас как простой солдат, если не считать красного флага за спиной, символизировавшего его ранг. Эта смена одеяния передавала серьезность ситуации лучше всяких слов.

Гале стало стыдно. Она, как всегда, была одета в бархат и вышитую кисею. Гала представила себе, как берет саблю и выходит на поле битвы, словно королева варварского племени. Вот было бы здорово! По крайней мере это гораздо лучше того, что она обязана была сделать. Гала величественно кивнула Матиасу.

- Тогда иди. Я вверяю тебе свою судьбу.

- Миледи…

На мгновение его решимость дала трещину. Он внезапно превратился в старика, обремененного невыполнимой задачей. Оба знали: битва проиграна.

Гала собралась с силами и улыбнулась; сейчас от нее требовалось сыграть ту роль, для которой она была рождена. Чтобы люди, умирая продолжали верить… хоть во что-нибудь. Пусть даже в несбыточную мечту.

- Дорогой Матиас! Я просто хотела сказать, что не знаю никого более достойного возглавить мое войско.

- Спасибо, ваше величество. - Он поклонился. - Я разделил свои полномочия с генералом Армигером. Армигер будет возглавлять оборону ворот.

- Хорошо.

Генерал снова поклонился и пошел прочь.

- Матиас! - не выдержала Гала.

Быть может, она должна скрывать свои чувства от подданных, но по отношению к ближайшим друзьям это было бы несправедливо. Матиас оглянулся. В глазах его сквозило легкое удивление.

- Никто из вас не обязан умирать за меня…

- Вы - законный монарх и наследница, получившая благословение Ветров. Мы все почтем за честь умереть, защищая вас.

Он быстро вышел вон.

Гала проводила его взглядом и, почувствовав острую боль в груди - физическую боль отчаяния, - в тоске обхватила себя руками.

Рассвет едва занялся. В разбитые окна банкетного зала струился утренний свет. Мозаичные языки огня казались старинной шуткой, которая только теперь стала понятной. Чтобы не дать солдатам Лавина проникнуть в башню через тонкие стены зала, Матиас пропитал их маслом. Скоро этот просторный зал превратится в печку.

Повсюду ходили солдаты в тяжелых боевых доспехах, их лица сводила судорога решимости и страха. Кто-то смеялся, но это была наигранная бравада. Они хотели показать себя королеве с лучшей стороны. Она обязана что-то сделать!

- Постой! - позвала она одного из бегущих солдат. Тот остановился как вкопанный.

- Да, ваше величество?

- Я хочу дать… последнее наставление командирам. Они здесь?

Солдат покачал головой:

- Все на крепостных стенах, ваше величество. Собрать их вместе…

Гала махнула рукой.

- Беги дальше. Извини меня. Беги.

Солдаты несли к окнам приставные лестницы. Она здесь только мешала.

Гала пропустила очередную группу, подобрала юбки, чтобы не испачкать их маслом, и пошла назад в башню.

Здесь было еще хуже. Кузнецы, плотники и рабочие дружно отрывали доски пола у черного входа в башню. Армигер всех пристроил к делу; возможно, это было безумие, но солдатам и в голову не приходило задуматься о целесообразности действий. Деревянный настил кончался в приемной, где пол был сделан из мрамора. Королева побежала вверх по деревянной лестнице для прислуги, между тем как обливающиеся потом солдаты срывали за ней ступеньки.

- Могу я помочь? - спросила она одного из минеров, крушившего ломом старинное дерево.

Тот споткнулся и выронил лом.

- Вы… ваше величество?

Он опустился на колено, пропоров голень торчащим снизу гвоздем, и, не обращая внимания на боль, ждал ее приказаний.

- Пожалуйста! Я хочу помочь. Скажи мне, что делать. Минер в ужасе отпрянул.

- Нет, ваше величество! Это тяжелая работа, да и небезопасная. Вам следует находиться наверху, в каменных залах, куда не проникнет огонь.

- Понятно.

Лицо Галы вновь застыло, превратившись в маску королевского величия. Коротко кивнув, она оставила минера и устремилась в коридор с мраморным полом, который вел в тронный зал башни.

Гала вышла на первую площадку над главным входом. Эта часть летнего дворца оберегалась защитниками, как святыня, вплоть до прошлой ночи. Здесь все оставалось таким же, как в ее детстве: картины, люстры, статуи на местах, слуги, ожидающие в нишах приказаний… Сейчас большая бронзовая дверь была завалена кучей камней и дров, которыми солдаты пытались перекрыть вход, а мягкие ковры и гобелены покрыты серой пылью. Вокруг ни души, лишь перевернутые столы и баррикады из мебели рядами уходили к двери, словно скамейки в церкви. Если нападающие проникнут сюда, защитники будут сражаться с ними на баррикадах, убивая и умирая для того, чтобы ни один человек не смог взбежать по лестнице, предназначенной для приема гостей. В конце концов все они, конечно, погибнут. Солдаты Лавина хлынут в башню. Они поставят ее фрейлин к стенке и вышибут дверь в королевские покои. К этому времени она уже будет мертва. И ничто ни на небесах, ни на земле не могло изменить предначертанного хода вещей. Кроме одного…

У Галы перехватило дыхание. Она чуть не упала и вцепилась в каменные перила, по которым как-то в детстве съехала вниз - когда была всего лишь безумной принцессой.

Если она сейчас умрет, осада закончится без кровопролития. Все очень просто.

Если она спрыгнет с башни на виду как у нападающих, так и защитников, Матиас останется в живых, Армигер с Меган - тоже, горничные, повара и беженцы из экспериментальных деревень - все спасутся. Они, конечно, разочаруются в ней; и никто не станет больше следовать учению самоубийцы.

«Они не поймут, - подумала она, медленно шагая к лестничному пролету, который вел к тронному залу. - Разве они смогут понять?»

Ей некого было любить. Ей по необходимости приходилось любить всех, кто ее окружал - защитников, наивных дурачков-идеалистов, которые поверили в ее полуправду, зная ей цену, однако полагая, что у нее были причины лгать и что она приведет их к спасению. Ее идеология, ее философия и проповедуемая ею новая мораль были только средством для достижения конечной цели. А конечной цели достичь невозможно в принципе. Армигер убедил ее в этом. Что ж… Раз так, какая разница, разочаруются они в ней или нет? Они возненавидят ее за то, что она сохранила им жизнь, но они будут жить, а жизнь в несчастье все же лучше, чем гибель в приступе бессмысленного фанатизма.

Гала вошла в тронный зал. Три фрейлины, потерянные и испуганные, молча подбежали к ней, пытаясь поймать ее взгляд.

- Их путь может обернуться новой тиранией, - пробормотала королева. - Стоит только поверить в собственную непогрешимость.

- С вами все в порядке, ваше величество?

Они прикасались к ее рукам, к ее одежде. Как и остальные, фрейлины пытались справиться со страхом смерти, вверяя себя ей.

- Оставьте меня! - Королева отступила назад, вырвавшись из кольца. - Я такая же, какой была всегда.

Не дав им возможности ответить, она побежала к боковой двери, которая вела в спальные покои. Захлопнув за собой дверь, Гала заперла ее на задвижку.

В маленькой комнате, где она встречалась с Лавином, стояли еще две горничные. И уставились на нее открыв рот.

- Уходите!

Гала ринулась мимо них. Вот она, лестница на крышу. Все действительно очень просто. Народ никогда ее не поймет. Армигер прав: единственный путь к гуманности лежит через тиранию какого-нибудь демагога, или через несгибаемую идеологию, или, что хуже всего, через демагогию снисхождения. В великих межзвездных цивилизациях, о которых рассказывал Армигер, не было королев и королей. Там не было людей, которые стояли над другими и взирали на них сверху вниз.

Гала пробежала половину лестницы - и упала, но не покатилась вниз; какая-то сила словно прижала ее к камням.

Это было похоже на черное облако на краю сознания. Мысль, в которой она не признавалась сама себе… О чем она только что думала? Тирания… Да, тирания снисхождения. Основания для этого были… были…

Мир сузился до шероховатых камней внизу. Гала судорожно глотала воздух. Королевство… ее планы…

Лавин.

Она вскрикнула и вскочила на ноги, наступив на край платья и порвав его. Шатаясь из стороны в сторону, натыкаясь на стены лестничной шахты и отталкиваясь от них, Гала взобралась на крышу.

Там были люди и катапульты. Люди всматривались в дым. Отдаленный грохот сопровождал снаряды, выпущенные из паровых пушек Лавина.

Внешний угол крыши был открыт и не огражден парапетом. Еще несколько секунд - и не надо будет мучиться при мысли о том, что единственный человек, которого она любила, пришел убить ее.

Думы о спасении мира, планы, абстрактное совершенство созданной ею идеологии - все разбито в прах. Оставшись наедине с невыносимой болью от сознания собственного поражения, Гала побежала к краю крыши с единственнбй надеждой на то, что булыжники, которыми вымощен двор, раз и навсегда прекратят эту боль.

Она шагнула вперед, увидела булыжники внизу, почувствовала себя свободной… и тут солдаты с криками оттащили ее назад.

Гала вопила и сопротивлялась. Отбивающуюся, кричащую, ее отволокли по крыше к лестнице, потом вниз и передали в руки вездесущих фрейлин.

Каландрия Мэй стояла у паровой пушки. Держа вместе с другими солдатами над головой длинную лестницу, она слушала, как командир рассказывал им о богатствах, которые ожидают тех, кто первым бросится на штурм дворцовых стен.

Паровые пушки шипели и бурчали, отвлекая мысли Каландрии своей дикой примитивной энергией. Это были простые устройства - обыкновенный котел, наподобие турбины выпускающий пар. Турбина вращала деревянное колесо шести метров в диаметре. В общем, почти как водяная мельница. Только вместо воды лопасти колеса молотили в нижнем бункере по гравию, камням и белым кускам горной соли, разгоняя их и в конце концов выпуская в воздух. Стремительный поток гравия и камней летел в стены, откуда доносился глухой треск, похожий на отдаленный камнепад.

Пушечный расчет Каландрии был одним из десяти, занявших позиции возле главных ворот рамка. Паровые пушки очистили стены, как метлы, сбросив с них защитников. Артиллеристы из-за стен отстреливались, но они стреляли вслепую. Время от времени град камней попадал в расчеты нападающих, и люди падали на землю. Некоторые больше не вставали.

Взять главные ворота лобовой атакой было практически невозможно. Метрах в четырех перед ними - пропускная решетка, в потолке нападавших поджидают смертельно опасные дыры, и защитники готовы вылить расплавленный свинец на голову любого, кто попытается там пройти.

Армия Лавина наступала по всей долине. Длинную стену, окружавшую дворец, штурмовали по крайней мере в десяти местах, насколько могла видеть Каландрия; наверняка отряды атаковали и с северной стороны. У защитников явно не хватало сил, чтобы обороняться по всей длине стены. Им придется отступить.

А когда они отступят, останется главное - башня, которая возвышается над воротами. Все самое важное произойдет именно там. Там была королева. И Армигер тоже должен быть там.

С пояса Каландрии свисала сабля, за спиной болтался длинный, обернутый в мешковину предмет, который лязгал при каждом ее движении. Микроволновое ружье было тяжелым, но лишь это оружие из арсенала корабля Марии могло прикончить Армигера. Когда из-за стен дождем сыпались камни, Каландрия прежде всего укрывала ружье, а уж потом свою голову. Без него ей не было смысла здесь оставаться.

Донесся отдаленный рев. В долине, лежавшей километром ниже, первая волна солдат с поднятыми над головами лестницами ринулась на штурм. Ну точь-в-точь кучка муравьев! Всадники на лошадях размахивали саблями. За ними к стенам черепашьим шагом приближались пушки.

Сердце у Каландрии колотилось. Оглянувшись вокруг, она увидела в глазах стоявших рядом солдат то же выражение животного страха. Все они были в одной лодке, уносимой вперед привычкой, которая вырабатывалась годами муштры. Страх настолько помутил им рассудок, что у них не хватало элементарного благоразумия, чтобы повернуться и убежать. Именно этот ступор страха назовут позже храбростью.

Впереди раздался громкий треск; звук эхом разнесся по долине и вернулся обратно. Каландрия посмотрела вперед и увидела, как часть стены сторожевой башни обвалилась, подняв тучу пыли. Более тяжелые пушки, расположенные в сотне метров сзади, нащупали слабое место. В оседающей серой пыли стала видна черная дыра.

- Вот она, ребятки, наша дверь! - гаркнул командир, размахивая руками, и Каландрия обнаружила, что бежит вперед вместе с остальными, не думая ни о чем, только ища взглядом, где бы спрятаться - какую-нибудь лисью нору, способную укрыть ее от бежавших рядом солдат, чтобы они не увидели, как она струсила. Они рыскали вокруг такими же обезумевшими глазами… й продолжали бежать.

На какое-то время Каландрии пришлось сосредоточиться на собственных ногах, поскольку ее связывала с соратниками тяжелая лестница. Когда она вновь взглянула вверх, они уже были под стеной, а из пробоины в башне валил черный дым.

Почти под ногами взметнулся вверх фонтан песка, раздались громкие хлопки- очевидно, выстрелы из мушкетов. Лестница закачалась. Кто-то монотонно ругался не переставая, остальные кашляли, и все это заглушалось треском падающих камней, топотом ног и отдаленным гулом.

- Стой!

Каландрия остановилась.

- Приставить лестницы!

Она подпрыгнула, толкая лестницу и глядя, как та, словно по волшебству, встает у сужающейся в перспективе белой башенной стены. Шум падающих камней утих; паровые пушки прекратили стрельбу, чтобы позволить нападающим взобраться наверх. Однако это также давало возможность защитникам вылезти из укрытий.

Естественно, со стены тут же посыпались камни и мушкетные пули. Каландрия потрогала мешковину, опасаясь, как бы камни не повредили ружье.

Первые солдаты полезли вверх. Двое тут же свалились. Все держали над головами щиты, безрадостно ухмыляясь из-под них друг другу и слушая, как по щитам молотит все, что валится сверху.

Толпа напирала, и Каландрия неожиданно обнаружила, что карабкается наверх, зажатая между солдатами впереди и сзади нее.

Двенадцать перекладин, потом одна сломанная, левая рука сжимает обломки, испачканные кровью… Солдат впереди остановился, начал жутко ругаться. Снизу на него заорали.

- Я ранен, ранен! - крикнул он.

Капли крови упали на руку Каландрии. Солдат сжимал раненое плечо.

- Слезай! Нас это не колышет! Эй, пацан, подрежь ему поджилки! Сбрось его с лестницы, не то нам всем крышка!

Каландрия глянула вниз. Если он упадет, то непременно разобьется.

- Давай! - крикнул Манин, стоявший на лестнице сзади нее. - Иначе я столкну тебя и сам его сброшу!

Мимо ее левого плеча пролетело что-то большое. Каландрия вытащила из-за пояса нож и подняла руку.

- Тебе придется посторониться! - крикнула она раненому.

- Я не могу спрыгнуть! Я умру!

Манин пырнул Каландрию в лодыжку. Она выругалась и полезла вверх.

- Сволочь! - простонал раненый. - Сволочь!

Он бросил на нее глубоко обиженный взгляд. Ему было от силы лет двадцать пять. Черная щетина, темные брови и удивительно длинные ресницы над голубыми глазами…

- Сволочь, - повторил он, моргнув, и отпустил перекладину. «Просто лезь!» Она так и делала, но из глаз у нее катились слезы.

Наверху кто-то закричал. Мимо снова пролетело нечто темное. Не успев опомниться, Каландрия оказалась у пролома, чуть не задохнувшись от дыма, на ощупь вцепилась в разбитые камни и втиснулась в брешь.

Там было жарко, как в аду. Сзади напирали; ничего не оставалось, как продвигаться вперед. Она вдруг почувствовала, что ступает в огонь, пошатнулась и опустилась на одно колено.

Языки пламени лизали ее ногу. Каландрия вскрикнула, прокатилась между горящими бревнами и угодила в громадный камин. На бревнах рядом с ней лежало дымящееся тело. Сквозь огненные языки виднелись люди, сражающиеся в просторном зале.

Защитники убивали нападавших, как только те вываливались из разрушенного камина. Все, кто поднимался по лестнице, были обречены.

Сабля со звоном опустилась вниз, ударив ее по руке. Плечо обожгло острой болью. Каландрия откатилась, пнув нападавшего ногами. Тот упал. Она перепрыгнула через него и с плеча рубанула человека, стоявшего за ним. В комнате было полно вооруженных солдат. Каландрия изворачивалась, пиналась и пыталась пробраться к двери.

Ее ударили саблей по спине и ткнули под ребра. Ружье в мешковине клацнуло. Каландрия выругалась и удвоила усилия.

В конце концов ее загнали в угол. У камина продолжалась бойня. Манин погиб, и все остальные солдаты, с которыми она познакомилась за последние дни, тоже. Перед Каландрией стояли трое отчаянных защитников, а за ними сгрудилась целая толпа.

Каландрия надеялась, что ей не придется воспользоваться ружьем, пока она не встретится с Армигером, и не только потому, что стрельба из него насторожит Ветры.

- Простите, - сказала она и сняла с плеча микроволновое оружие.

Ружье фыркнуло, из ствола вырвался огонь, выпуская налево и направо первые заряды наноэнергии. Каландрия прицелилась в одного из защитников, потом в другого Она кричала, по лицу текли слезы…

Как только путь к двери был расчищен, Каландрия рванула вперед. Ею владело одно-единственное желание: немедленно найти Армигера и освободить себя от необходимости убивать кого-то еще.

Вот и амбразура. От сторожевой башни к главной башне замка вели две стены, образуя узкий проход. Внизу стояли паровые пушки, готовые послать заряд из гравия в любого, кто попытается пройти в ворота или…

…забраться на стену.

Каландрия увидела летящие камни мельком - за миг до того, как они выбили булыжники у нее из-под ног.

Лавин отдал все приказы. Теперь ему оставалось лишь положиться на Хести и других командиров. Он очень не хотел покидать армию в разгар штурма, но так было нужно. Впервые за несколько месяцев Лавин чувствовал, что держит ситуацию под контролем, а потому был спокоен.

Он нетерпеливо щелкнул пальцами.

- Где наш мародер?

- Я здесь, милорд! - высунулся Эней.

Он выглядел куда лучше, чем несколько дней назад; израненная спина его была замотана бинтами и прикрыта кирасой. Сломанную руку поддерживала повязка, а синяки на лице почти исчезли.

- Пошли! - кивнул ему Лавин.

Они стояли между камнями разрушенного храма в километре к востоку от летнего замка. Засыпанная песком дорога вела отсюда к квадратной башне с воротами, служившими когда-то главным входом в замок. Ворота этой башни давно были замурованы тяжелыми камнями, а дорога брошена на произвол пустыни. Однако Эней и некоторые из его сообщников знали, что существует еще одна дорога, построенная в ту же эпоху, состоящая из узких проходов, которые вели _в глубь дворца. Минеры Лавина нашли «тропу духов» как раз там, где говорил Эней. Они проникли к самым стенам дворца и повернули назад только тогда, когда наткнулись на лабиринт старых катакомб. Эней пообещал провести их по катакомбам; более того, он был талисманом Лавина.

- План тебе известен, - сказал Лавин, обращаясь к Хести и шагая вслед за Энеем к темной квадратной пасти, что зияла под наполовину обвалившейся стеной из желтого камня. - Штурм крепостной стены - всего лишь отвлекающий маневр, однако он должен по-настоящему связать силы противника. Наша задача - выгнать их из башни на стены. Мой отряд проникнет в башню и захватит королеву. Когда мы просигналим, вы прекратите атаку.

Хести покачал головой:

- Это я понимаю. Я только не понимаю, почему именно вы должны идти туда.

- Потому что ответственность лежит на мне. И я хочу спасти жизнь королевы.

- Но это опасно. Если вы погибнете…

- Тогда ты продолжишь атаку, пока не захватишь королеву другими средствами. Я просто пытаюсь закончить штурм без особого кровопролития. Жизни людей стоят риска.

Он в упор смотрел на Хести. В конце концов полковник отдал честь и кивнул:

- Хорошо.

Лавин пригнул голову и вошел в прохладную тьму пещеры. Эней ждал его вместе с пятнадцатью солдатами - элитарным отрядом личных телохранителей Лавина.

У четверых были с собой сигнальные трубы, у троих - круглые, как бычий глаз, лампы. Они столпились в маленькой пещерке рядом с узкой щелью в стене. Если бы Лавин не знал, что это туннель, он принял бы ее за трещину между двумя громадными каменными плитами.

- Милорд!

Эней взял одну из ламп и, повернувшись, скользнул в щель. Глядя, как мародер извивается, словно червяк, Лавин боялся, что он вот-вот застрянет. Однако Эней продвигался вперед, и через миг генерал, подавив страх, последовал за ним.

Холодный камень сжал его со всех сторон. Ему пришлось повернуть голову и протискиваться боком, не спуская глаз с колеблющегося света лампы Энея. Если бы этот свет потух, Лавин, наверное, обезумел бы от страха, которому никогда не поддавался на поле боя.

В конце концов проход чуть расширился, и Лавин пробрался к Энею, который остановился и поджидал его.

- Вот мои владения, - сказал старик. - Мусор, выброшенный знатью. Смотрите!

Он поднял лампу. Огонь осветил металл у пола.

- Что это?

- Подношения Ветрам, - презрительно сказал Эней. В свете лампы блестели монеты и медные подсвечники, запорошенные песком. - Видите слова? - Старик показал на буквы, нацарапанные на стене. - Это послание мастера рабочей бригады Ветрам с просьбой о том, чтобы они благословили его семью за подношение. - Эней фыркнул. - Я бы на эти монеты полгода жить мог!

Лавин оценил его страстную речь, тем не менее покачал головой.

- Скорее всего Ветры благословили его дом. Пошли, нечего время терять.

Эней, что-то ворча себе под нос, зашагал вперед. Люди Лавина тихонько шли сзади по глубокому извилистому туннелю с занесенным песком полом. Воздух был холодный и затхлый; тишину нарушали лишь еле слышные барабанные удары, раздававшиеся с неравномерными интервалами. «Выстрелы из паровых пушек», - сообразил Лавин.

Удары становились все громче и громче, затем после каждого из них с низкого потолка стали сыпаться пыль и песок. Эней несколько раз оглянулся; на его лице была неподдельная тревога. Лавин жестом велел ему идти вперед.

После одного особенно сильного удара впереди послышался какой-то гул, длившийся всего несколько секунд. Когда снова стало тихо, Лавин услышал, как Эней ругается.

- Что это?

- Не хочу гадать. Пойдемте.

Они пошли быстрее. В воздухе сгустилась пыль; свет лампы еле пробивался. Приступы клаустрофобии прошли, сменившись совершенно реальной тревогой о том, что может бомбардировка сделать с туннелем.

Лавин наткнулся на Энея - старик остановился.

Старый грабитель могил размахивал лампой, показывая, как стены внезапно сомкнулись, а рухнувший камень закрыл проход между ними.

Эней бросил взгляд через плечо. Тусклый свет очерчивал его силуэт, так что он казался дырой в форме человеческой фигуры посреди желтых камней.

- Это завал. Мы застряли.

Джордан и Тамсин встали в потоке воды, которая лилась мимо выщербленных камней, расцвеченных всеми цветами радуги. Откуда-то сверху струился свет, озаряя прозрачный пузырь. Никогда, даже в самых диких фантазиях, Джордан не мог представить себе такого путешествия. Они то и дело проносились мимо гигантских щелей в стене шахты, где Джордан мельком видел целые галереи позеленевших от времени машин. Вибрация гигантских моторов то и дело заставляла их пузырь трястись в каком-то сумасшедшем танце; стоячие круги на воде перемешивались, образуя на упругой поверхности небольшие пейзажи.

Тамсин победила свой страх. Она была сейчас даже спокойнее, чем Джордан, и все старалась залезть на изогнутую стену пузыря, чтобы увидеть новые чудеса, однако постоянно скатывалась вниз и пихала юношу то локтем, то коленкой.

Всякий раз, когда они проносились мимо очередного гигантского помещения, сердце Джордана замирало. Он чуял, какая силища собрана там, и трепетал от благоговения. Тем не менее, глядя в зеленую глубь, он повторял себе: «Это плоды наших рук!» - и чувствовал, как благоговение становится еще сильнее, смешиваясь с каким-то новым, незнакомым чувством. Приблизительно такое же чувство он испытал, когда мать в детстве поручила ему отвести соседского малыша, который был еще меньше его, из деревни в замок Кастора.

Ветры, конечно, всемогущи. Но они так же растеряны и, как подумал вдруг Джордан, испуганы. Нападение Небесных Крюков на поместье Боро выглядело сейчас актом отчаяния. В обычное время они не стали бы совершать такие бездумные поступки.

Тамсин и Джордан поднимались на ладони Посредничества, пока свет вверху не превратился в колеблющийся диск. Шахта расширилась во все стороны. Они очутились в озере или лагуне - и все еще поднимались. Не успел Джордан сказать что-нибудь, как их понесло в сторону; пузырь лопнул.

В первую секунду юноша почувствовал только смертельный холод. Охваченный паникой, он барахтался в белой пене, пуская пузыри, - и ощутил под ногами твердую поверхность. Джордан взял себя в руки, успокоился, оттолкнулся от дна и сделал глубокий вдох.

Тамсин энергично плыла к берегу; Джордан неуклюже поплыл за ней. Кашляя и дрожа, он выбрался на пляж, усеянный белой галькой, и рухнул рядом с девушкой. Она уже стояла под-боченясь и оглядывалась кругом.

Их вынесло на берег озера, покоившегося между золотистыми дюнами. На берегу росла трава, но не было ни деревьев, ни признаков человеческого жилья. Дюны скрывали от глаз все окрестности.

- Где же мы? - нахмурясь, спросила Тасмин.

- Не знаю. Ка!

- Я здесь.

Легкий бриз пронизывал до костей. Джордан встал, не в силах сдержать дрожь.

- Прикажи, чтобы стало потеплее, - попросила Тамсин.

- Минуточку.

Джордан осмотрелся, отыскал взглядом самую высокую дюну и побрел к ней.

Путешественники молча карабкались по осыпающемуся песку. Когда они наконец взобрались на вершину, то оба были покрыты песком, который прилип к мокрой одежде и коже, словно пластырь.

- Чертовы опресни, - пробормотала Тасмин. - Могли бы по крайней мере выбросить нас на берег.

Здесь, на ветру, стало еще холоднее, зато вся округа была как на ладони. Джордан прикрыл глаза ладонью от солнечных отблесков на воде и медленно повернулся.

- Мы пойдем туда!

- Откуда ты знаешь… - начала было Тамсин и осеклась, увидев, куда он показывает.

По крайней мере двадцать тонких струек дыма поднималось над темным пятном на западном горизонте.

- Они взяли сторожевую башню!

Гонец, принесший дурную весть, был черным от копоти. Из раны на плече у него сочилась кровь.

Расчет, суетившийся у паровой пушки, прекратил работу. Солдаты начали спорить, переругиваясь друг с другом. Армигер пожал плечами.

- Ну и пусть их! Цель-то какая здоровенная!

Его ответ пошел по цепочке, вызвав у солдат нерешительные смешки.

- Значит, повернуть наши пушки против башни? - спросил один из них.

Расчет располагался в центре дворцовой парадной площади, к востоку от королевских садов, обнесенных забором. Пушки отсюда можно было нацелить куда угодно, кроме домов, находившихся к северо-востоку от сторожевой башни. То, что там происходило, было скрыто от глаз Армигера, хотя все остальное он мог и увидеть, и оценить. А видел он дым и хаос у крепостной стены, пожары в палаточном городке и толпы снующих беженцев, пытавшихся пробраться в банкетный зал или же перелезть через забор в сад. Толпа путалась под ногами у мобильных взводов Матиаса, которые должны были незамедлительно бежать к очередным пробоинам и заделывать их. Вопящие женщины и дети смяли ряды солдат, и те были не в силах добраться до пробоин в южной стороне стены.

По-настоящему важные известия подавали только сигнальщики. Армигер по очереди оглядывал каждый сигнальный отряд, мысленно представляя себе, каким образом войска Лавина распределялись вокруг дворца.

- Он что-то затевает.

Решительного наступления, по сути, не было - только много шума и дыма. Армигер не мог понять план генерала и парламентской армии, и это тревожило его гораздо больше потери башни.

- К черту башню! Заряжайте снаряды так, как я вам показал! Армигер махнул в воздухе саблей, описав быстрый круг над головой. Артиллеристы принялись зажигать мешки, заготовленные ночью. Затем, когда большие колеса пушек начали поворачиваться, солдаты побросали дымящиеся мешки в бункеры.

- И что это нам даст? - заныл один из лейтенантов Матиаса. Потомок аристократического рода в десятом поколении, он был совершенно ни на что не годен. - Только вонь разведем, а Лавина не остановим.

- Поживем - увидим, - откликнулся Армигер.

В мешках находились смола, масло, дрова, отруби и металлическая стружка, которые должны были произвести эффект, подобный промышленному смогу. На дым от дров, какие бы пожары ни пылали кругом, Ветры внимания не обратят, поскольку при таком огне в воздух выделялся лишь углекислый газ, который деревья тут же поглотят, очистив атмосферу. При горении же этой смеси в воздух поступят озон, двуокись серы и, возможно, небольшое количество цианида. Если еще добавить испарения от горячего металла, Ветры точно должны прийти в ярость.

Армигер с удовольствием наблюдал за тем, как первые дымящиеся мешки полетели через стены. Загрязнение окружающей среды начнется в лагере Лавина. Тот сразу смекнет, что к чему; роковые результаты битвы, в которой Армигер впервые применил серу, были уже широко известны.

- Давайте лучше очистим стены! - сказал лейтенант. Армигер покачал головой:

- Подождите. И приготовьте пока себе укрытие. Армигер хотел применить эту тактику сразу же, как только начался штурм, однако затем решил подождать, чтобы в лагере Лавина осталось поменьше людей, способных затушить дымовые шашки. Сейчас атакующие заняты стенами; дым они в этом хаосе проглядят.

- Что значит - приготовьте укрытие?

- Значит, вы должны вырыть яму и спрятаться в нее, поскольку не исключено, что они решат снести все здания с лица земли.

- Они? - побледнел лейтенант.

- Сейчас не время для полумер, - с усмешкой глядя на него, откликнулся Армигер.

Артиллеристы работали усердно и слаженно; можно было переключиться на другое. Армигер зашагал прочь, оставив лейтенанта стоять с открытым ртом.

Ему очень хотелось надеяться, что он все еще невидим для Ветров. Если повезет, они обрушат свой гнев на парламентский лагерь. Армигер хотел спрятать своих людей до того, как здесь появятся Ветры терраформирующей системы.

Так сильно он еще ни разу не рисковал, намеренно пытаясь вызвать ярость Ветров. В принципе штурм замка не угрожал ни его жизни, ни его планам. С точки зрения стратегии, бросать сейчас вызов Ветрам было чистым идиотизмом.

Но Армигера это не волновало. В замке были люди, за которых он переживал. Он-то наверняка мог бы сбежать вместе с Меган, а вот Гала - королева, пчелиная матка, и нападающие роем набросятся на нее, как только увидят. Нет, лучше уничтожить войско Лавина с помощью Ветров, надеясь на то, что они не тронут замок, построенный из обычного камня и дерева.

Армигер еще раз внимательно просмотрел сообщения сигнальщиков и принял решение. Вокруг царил полный хаос, так что, воспользовавшись всеобщей сумятицей, он мог вывести отсюда Меган и Галу. Если все пойдет по плану, он и женщины успеют сбежать до того, как Ветры сокрушат армию Лавина.

Он поспешил к сторожевой башне. В лагерь беженцев, расположенный вблизи, дождем летели снаряды. Армигер старался не думать о судьбе беженцев, как и о судьбе солдат на амбразурах, которые сражались и умирали, прикрывая его побег.

- Там проход! - воскликнул Эней, раскидывая камни здоровой рукой. - Видите трещину?

Лавин тяжело дышал, стараясь подавить приступ клаустрофобии. Он боялся, что закружится голова; если старая болезнь настигнет его сейчас, будет хуже всего.

Щель, которую нашел Эней, выглядела ужасно узкой; в нее невозможно было пролезть. Старый грабитель взял лампу и сунул в щель руку. Потом извернулся и прильнул к щели глазом.

- Да! - возбужденно крикнул он. - Я вижу проход!

- Мы не сможем туда пролезть, - проворчал кто-то из солдат.

- Ты не сможешь, - согласился мародер, посмотрев на солдата. - А я смогу. Я маленький. Он тоже сможет, и он… - Эней смерил взглядом Лавина. - Вы тоже сможете, сэр. Только придется снять доспехи.

У Лавина пересохло во рту. Втиснуться в трещину, сжатую со всех сторон тысячами тонн камня?..

Он глянул на полные решимости лица телохранителей. Эней - так просто ликовал: похоже, такие ситуации были смыслом его жизни.

- Хорошо, - решил генерал. - Ты, вор, пойдешь первым. Покажешь нам, как просунуть мышь в замочную скважину.

Эней начал снимать кирасу.

- Будет больно, - пробормотал он. - Особенно с одной рукой. Мне понадобится помощь.

В конце концов солдаты впихнули его в щель. Двое толкали с обоих боков, один - снизу. Эней поставил лампу на пол, крепко прижал к боку сломанную руку и втиснулся в щель израненной спиной без единой жалобы.

- Черт! - прошептал телохранитель, стоявший рядом с Ла-вином. - Никогда бы не поверил!

Лавин усмехнулся.

- Передай ему лампу.

- Давайте! - помахал Эней с той стороны. - Здесь все чисто, никаких завалов.

Когда пришел его черед, Лавин тоже втиснулся в щель без жалоб. Похоже, мародер был смелее него. Что ж, век живи - век учись…

В щель, кроме Энея с Лавином, удалось пролезть еще четырем солдатам. Для первого плана, который состоял в том, чтобы проникнуть во дворец, забрать королеву и улизнуть, этого было маловато. Но для того, чтобы осуществить второй план, то есть пробраться в покои королевы, захватить ее и держать вывешенной за окном до тех пор, пока защитники не сдадутся, людей вполне хватало. Лавину нужно было только, чтобы телохранители удерживали дверь в течение нескольких минут.

Они были одеты как роялисты, и это облегчало дело; все зависело от того, сколько солдат осталось в башне. Если Хести выполнил свою задачу, защитники сейчас в основном сидят на стенах, готовые попрыгать вниз, когда враг прорвется на территорию дворца.

Полковнику было велено ждать два часа, даже не пытаясь проникнуть в какую-нибудь брешь. Лавин не хотел, чтобы защитники, как кролики, слишком рано заметались по дворцовым ступенькам.

Оставшиеся сзади передали доспехи и оружие. Когда все оделись, Лавин дернул подбородком и они пошли вперед, в более тихий и широкий туннель.

Эней выглядел совершенно счастливым, несмотря на открывшиеся на спине раны. Тихо мурлыча что-то себе под нос, грабитель внимательно смотрел по сторонам.

- Почти пришли, - сказал он чуть погодя. - Ищите боковой туннель.

Они нашли его - и как раз там, где говорил Эней. Лаз был узкий, но мародер просунулся в него без труда, и остальные последовали за ним. Лаз шел в песчаной земле под замком, земля засыпала Лавину рот и глаза при каждом движении. Моргая и кашляя, он в конце концов сел рядом с грабителем и обнаружил, что они находятся на дне ямы метра два с половиной глубиной. Сводчатый потолок над ямой из пригнанных друг к другу камней уходил ввысь к какой-то колонне и пропадал из виду.

- Старая цистерна, - пояснил Эней. - Мы в самом конце катакомб. Это настоящий лабиринт, так что идите за мной по пятам и никуда не сворачивайте. - Он выжидающе глянул на них. - Ну что? Кто-нибудь меня подсадит?

Когда все выбрались наверх, готовые последовать за Энеем, Лавин кивнул одному из солдат, которому еще в начале пути дал мешочек с медными монетами. Теперь этот телохранитель пошел в конце группы, через каждые несколько метров бросая на пол монету. Лавин не хотел зависеть от Энея на обратном пути.

Они подошли к каменной лестнице, ведущей вверх.

- Вот она! - сказал Эней. - Эта лестница ведет к помещениям для прислуги. Там есть дверь, а за ней - приемная замка.

- Я ее видел, - кивнул Лавин. - Спасибо. Ты можешь остаться здесь. Жди.

- С удовольствием, - ответил мародер.

Генерал поднялся по лестнице, открыл дверь и, несмотря на всю свою уверенность, с некоторым изумлением обнаружил, что стоит в пустом холле под тронным залом королевы Галы.

Каландрия перевернулась на спину. Голова у нее гудела, плечи и правая рука распухли и обжигали острой болью. В воздухе стоял дым, слышались крики и стрельба из мушкетов.

Она лежала на парапете одной из стен, ведущих от ворот к главной башне. Вокруг валялись камни и осколки. Путь к воротам был усеян окровавленными телами.

Где ее оружие? Приподнявшись, Каландрия увидела лежавшее рядом микроволновое ружье; похоже, с ним ничего не случилось.

Она попятилась назад, к ружью, потом присела за амбразурой, укрывшись от паровых пушек. Впрочем, те стрелять перестали; похоже, взять башню штурмом не удалось.

Каландрия сидела не двигаясь. Ей не хотелось думать о том, где она и что привело ее сюда. То, что ее ожидало, могло быть гораздо хуже.

Благодаря описаниям Джордана она знала, как выглядит Армигер. Генерал мог быть в любом уголке дворца, однако Каландрия не сомневалась, что он в главной башне, вместе с королевой.

Предпринимать сейчас что-либо было чистым безумием. Но так как она уже стреляла из микроволнового оружия, гнев Ветров мог обрушиться на замок в любой момент. С этим ружьем Каландрия могла расчистить себе путь, смяв целую толпу защитников. Однако она была не в состоянии принудить себя снова стрелять из него в людей. Придется найти другой способ, чтобы проникнуть в башню.

Во дворе возле парадной двери что-то горело. Густой серый дым закрывал то место, где крепостная стена сходилась с внешней стеной башни. Туда вели ступени, но вряд ли Каландрия могла по ним подняться; главный вход во дворец наверняка был забаррикадирован.

В семи метрах над тем местом, где стена соединялась с башней, виднелся ряд узких окон. Позже там появятся солдаты и начнут стрелять вниз, во двор. Но сейчас окна были открыты и пусты.

Каландрия сняла башмаки, связав их, перекинула через плечо и начала карабкаться по выщербленной башенной стене.

- Везет же нам! Просто не верится, - сказал Лавин.

Они стояли у двери в тронный зал. Вокруг никого не было. Один из телохранителей пожал плечами:

- Ваш план удался на славу, сэр.

Судя по тону его голоса, иного и быть не могло.

Сюда доносились звуки битвы и запах дыма. Строя разные планы, Лавин предполагал, что дворец будет похож на улей со снующими туда-сюда людьми и лихорадочно отдающими приказы командирами. Стратегия Лавина в этой схватке состояла в том, чтобы отвлечь защитников королевы, уменьшив их численность в замке, но он даже и мечтать не мог, что все пройдет так гладко.

К Лавину вновь вернулась надежда, что королеву удастся похитить и увести.

Один из телохранителей приоткрыл дверь и глянул в щелку.

- Никого не видно… Погодите! Там кто-то есть… Один человек.

- Что он делает?

- Идет. Очевидно, поднялся по лестнице раньше нас и остановился на секунду.

- Дай-ка посмотреть!

Лавин жестом велел телохранителю отойти. Они договорились, как вести себя с простыми солдатами: просто идти мимо, и все. Кто-нибудь из генералов мог узнать Лавина, но рядовые - вряд ли, тем более что он был одет в форму королевского офицера.

Так что этот человек для них не проблема…

Увидев, кто это, Лавин тихо выругался. Генерал Армигер шел медленно, опустив в раздумье голову и сжав руки за спиной. На нем были черные доспехи, а за спиной болтался флаг командующего. Без сомнения, он услышал бы любой шум, и наверняка он знал, где должны находиться все его солдаты. Надо было убить его, причем убить бесшумно.

- Твоя непобедимая королева пыталась покончить с собой. Лавин услышал эти слова, и его сердце чуть не остановилось навеки. Потом он увидел женщину, которая их произнесла, - та вышла из темного проема двери, ведущей в комнатку, где Лавин ужинал с Галой.

Армигер обнял женщину, и она прижалась щекой к его кирасе.

- Это я виноват, - промолвил генерал.

- Что? - Женщина отпрянула немного, глядя на него.

- Я сказал ей правду и лишил ее надежды.

- В конце концов, она всего лишь человек. - Женщина вздохнула. - Тебя это разочаровало?

Лавин нахмурился. Не может быть! Гала должна была идти до конца невзирая ни на что. Он знал ее. Ничто не могло поколебать ее веру в собственные идеалы. Если бы Лавин предполагал, что она впадет в отчаяние, то сделал бы все возможное во время переговоров, чтобы не допустить штурма. Он пошел бы на уступки.

Но если Гала отчаялась, значит, они оба проиграли, поскольку в таком случае той женщины, которую он пришел спасать, больше нет.

Лавин заставил себя сосредоточиться на текущих задачах.

- Мы войдем как ни в чем не бывало. Ты, Кашам, встань за ним, а ты, Бамер, - за женщиной. Кинжал в спину, потом оттащите их за трон.

Телохранители кивнули. Лавин выпрямился и распахнул дверь.

Армигер быстро шагал к задней двери. Женщина осталась стоять там, где они обнимались, и смотрела ему вслед.

Лавин поднял руку; его люди застыли на месте. Армигер подошел к двери, ведущей в комнатку, и вошел туда не оглянувшись.

Лавин поймал взгляд Бамера и помотал головой. Бамер пожал плечами. Они вошли в зал.

Женщина повернула вправо, к высокому окну; когда они проходили мимо, она смотрела в окно. Лавин провел своих телохранителей к прихожей,

И шагнул в коридор за прихожей. Каменная лестница слева вела наверх, а вперед и вправо отходили два широких, отделанных деревянными панелями коридора.

Подбежал человек в лакейской ливрее. Лавин заставил себя стоять совершенно недвижно, хотя сердце колотилось, как бешеное.

- Вы ищете генерала, сэр? - спросил слуга.

- Скорее королеву.

Лавин знал, что его телохранители напряжены до предела. Малейший повод - и они обнажат шпаги.

- Королева сейчас не принимает, - доложил слуга. - У нее генерал Армигер.

- Где они?

- В ее опочивальне, в конце коридора. Генерал Армигер велел их не беспокоить, сэр, даже фрейлинам приказал уйти.

- Я должен ее увидеть - чтобы прекратить штурм, - сказал Лавин и пошел вперед.

Они миновали двоих слуг и пятерых королевских горничных, одну из которых Лавин узнал. Никто на них не смотрел. Все стояли у спальни королевы.

Уже показались стены дворца, когда Джордан услышал песню. Она звучала прямо вверху, высоко над задымленным воздухом и осенними облаками. В последний раз Джордан слышал нечто подобное, когда в небесах над имением Боро возникли блуждающие луны. Но сейчас небо было пусто.

Периодически, пробираясь сквозь строй солдат, Джордан останавливался и закрывал глаза, чтобы увидеть события глазами Армигера. Юноша знал, что штурм замка в самом разгаре, но все остальное тонуло в хаосе. Армигер, казалось, бесцельно бродил с места на место, и поскольку он не разговаривал сам с собой, то Джордана в свои мысли тоже не пускал.

- Идти туда - чистейшее самоубийство, - сказала Тамсин, когда он обрисовал ей обстановку. - Надо остановиться и подождать окончания штурма.

Может быть. Но Джордан боялся, что в кажущейся пустоте вот-вот появятся подручные Талиенса и схватят его, не дав дойти до замка.

Только Армигер мог противостоять Ветрам. По сравнению с ними угроза, исходившая от человеческой армии, казалась пустяковой.

- Мы должны сообщить ему о Посредничестве и Талиенсе, - проговорил Джордан. - Если бы он знал, что происходит, уже бы что-нибудь предпринял. Не думаю, что королева сказала ему то, что он должен знать.

Тамсин хотела ответить, но потом передумала. Она обернулась, глядя через плечо на километры песка, пролегавшие между ней и ее разрушенным домом.

- Никто из нас не знает, что делает. Правда? - тихо спросила девушка.

Джордан удивленно взглянул на нее.

- Да. Наверное, даже он.

- А как же Лебеди?

- Ветры Посредничества присматривают за Землей. Возможно, если мы сумеем найти где-нибудь подземное укрытие, то спрячемся от Лебедей.

Тамсин, сощурившись, посмотрела наверх.

- У солнца какой-то странный цвет.

- Лучше не говори об этом.

Джордан прикрыл на минуту глаза. Внутреннее зрение раздваивалось между Армигером и калейдоскопом картин штурма. Все окрестности пришли в волнение, точно так же, как в имении Боро. Камни, деревья, растения - все они передавали образы и звуки на частоте, которой пользовались крайне редко. Но именно в такие моменты Джордан мог смотреть их глазами. Он видел фигуры, сражающиеся у замка, с точки зрения дыма, поднимавшегося над башнями. Он видел большой зал дворца, как изнутри, так и снаружи, где солдаты с трутами и кремнями напряженно ждали, готовясь разжечь новый, еще более сильный пожар, если войско парламента хлынет через пробоины в стенах. В ушах у него раздавались крики и стоны, а потом он услышал плач и увидел руки Армигера, развязывающие веревки, которыми королева Япсии была привязана к позолоченному креслу в своих покоях.

«Ка! - позвал Джордан. - Мне нужна твоя помощь».

- Ты сказал мне правду, - промолвила Гала. - И поэтому я решила положить всему конец.

Она разминала кисти рук, занемевшие от веревок. Армигер сердито покачал головой:

- У нас сейчас есть вещи поважнее вашего королевства. Горничные Галы забились в угол роскошной спальни. Двое солдат с нерешительным видом стояли у двери. Их поставили туда охранять королеву от нее самой, и, когда вошел Армигер, они стойко сносили нападки фрейлин.

Гала рукой отбросила назад волосы, дико оглядываясь кругом.

- Что? - Она повернулась и в изумлении уставилась на Армигера. - Что ты сказал?

- На вас лежит более серьезная ответственность. На карту поставлено не только ваше королевство.

Гала рассмеялась. Она попыталась заглушить смех, закрыв рот рукой, но не смогла. Рванувшись к окну, королева перегнулась через подоконник, зажав рот руками. Когда приступ истерического смеха прошел, она крикнула:

- А как же я? Есть у меня какое-то право голоса или нет? Кто принесет меня в жертву на своем алтаре? Парламент? Лавин? Ты?

Дверь с треском распахнулась, и в спальню вошли пятеро солдат с саблями наголо. Последний закрыл за собой дверь на задвижку.

- Гала! - сказал человек, возглавлявший группу. - Боюсь, я должен просить тебя сдаться.

Двое охранников неожиданно оказались у стены. К горлу каждого была прижата сабля. Остальные направили сабли на Армигера.

- Лавин! - В груди у королевы похолодело. - Ты пришел…

- Я пришел, чтобы обеспечить вашу безопасность, - сказал Лавин. - Я же говорил, что никому не позволю причинить вам зло.

- Значит, дворец пал?

- Да, - сказал Лавин.

- Нет, - возразил Армигер. - Он как-то пробрался сюда… Вот, значит, почему ты не приказывал своим людям штурмовать стены, да? Чтобы сдерживать наши силы?

Лавин коротко кивнул.

- Будьте добры, встаньте на колени, генерал. Вы тоже. - Он махнул остальным, кто находился в комнате. - Мы должны лишить вас сознания. У нас нет веревки, чтобы связать вас. В случае сопротивления - смерть. - Лавин шагнул к Гале. - Вы пойдете с нами, ваше величество. Если попытаетесь позвать на помощь, я велел своим людям убить вас. - У него вдруг закружилась голова, он вцепился в спинку кресла, к которому недавно была привязана Гала. - Я не могу сделать это сам. Однако иначе нельзя.

- Ваше величество! - воскликнул один из охранников. - Только скажите, и мы выбросим предателей в окно!

- Выполняйте его распоряжения, - хрипло сказала королева. - Я не хочу, чтобы вас тоже убили.

- Но, ваше величество…

- Делайте, что велено!

Горничные и двое охранников встали рядком на колени. Двое людей Лавина шагнули к ним сзади. Увидев, как плачущие горничные и люди, которые остались, чтобы охранять ее жизнь, один за другим падают без сознания на пол, Гала вздрогнула. Одна из женщин упала бездыханной; возле уха у нее разлилась лужица крови. Гала смотрела на нее не отрываясь, пока Лавин не взял ее за руку.

- Прощайте, генерал, - сказал Лавин.

Солдат, стоявший за Армигером, поднял саблю и стукнул его рукояткой по шее. Раздался громкий треск, но Армигер даже глазом не моргнул.

Никто и заметить не успел, как сабля нападавшего оказалась в руках у Армигера. Он вскочил с колен и небрежным жестом выбросил несчастного в окно. Все ошеломленно застыли на миг.

- Без шума! - скомандовал Лавин.

Он схватил Галу за руку и потащил ее к двери. Оставшиеся трое телохранителей замахнулись саблями на Армигера.

Один из них покачнулся и отпрянул назад с собственной саблей в животе. Двое других растерянно смотрели вокруг, поскольку Армигера уже не было там, где он только что находился.

Руки, похожие на железные тиски, сжали запястья Галы. Армигер поволок ее к двери. Лавин прыгнул вперед, но Армигер ударил его сбоку. Генерал отлетел в сторону и врезался в шкаф.

- Мне надо вывести вас в безопасное место, - сказал Армигер. Голос у него был ровный, хватка - стальная. Он потащил Галу в коридор, где стояли несколько слуг, возмущенно глядя на то, как обращаются с их королевой.

Гала все еще не могла прийти в себя. Неужели это правда был Лавин?

- Как он сюда попал? - услышала она свой собственный голос.

Армигер внезапно остановился. Гала чуть не упала.

- Хороший вопрос. Я его допрошу. А ты найди Меган.

- Зачем?

- Нам пора уходить. - Он взял ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. Похоже, то, что сейчас происходило, его ни капельки не взволновало. - Скоро здесь будут Лебеди Диадемы. Возможно, они уничтожат армию Лавина. Я нарушил законы войны, Гала. Я сознательно вовлек в нее Ветры. Гала покачала головой:

- Не убивай Лавина.

Это было единственное, что вызвало у Армигера удивление. - Как скажешь. Он отпустил ее и повернулся.

- Генерал Армигер!

Голос был женский. Они оба взглянули наверх - у двери, ведущей на крышу, стоял солдат, похожий на мальчика. Это была женщина в залитых кровью доспехах: овальное лицо, темные брови и черные волосы, висевшие запыленными прядями, в руках - что-то вроде блестящего, как зеркало, арбалета.

- Найди Меган, - велел Армигер.

Он оттолкнул Галу себе за спину как раз в тот момент, когда из оружия женщины вырвался огонь.

Армигер вскрикнул. Гала побежала назад, не позволяя себе оглядываться. За углом стоял Лавин; на сей раз она была уверена, что это он - мрачный и с саблей наголо.

- Пошли! - сказал Лавин, протянув к ней руку.

Гала отдернула руку, излив на него все свое негодование и обиду:

- Никогда! Ты уничтожил меня!

- Со временем ты поймешь, почему я так поступил, - ответил он, снова пытаясь ее схватить.

- Помогите!

На крик открылись все двери, и слуги хлынули в коридор.

Лавин схватил королеву за кисть и больно заломил ей руку за спину. Она почувствовала, как ее горла коснулась холодная сталь сабли.

- Назад! - крикнул он.

Слуги остановились, держа в поднятых руках схваченное впопыхах оружие.

- Идиоты! - крикнула Гала. - Убейте его!

Пока они стояли в замешательстве, Лавин поволок ее в конец коридора, туда, где начинался другой коридор, ведущий к лестнице. Гала мельком увидела обломки дерева и камней, тлеющие угли на ковре. Где-то рядом прогремел громкий взрыв; ее обдало жаром, и вдруг потолок раскрылся, как перезревший фрукт. Лавин еле успел оттащить пленницу, прежде чем балки и камни завалили за ними коридор.

Гала закашлялась; сабля Лавина порезала ей кожу на шее. Она слышала его тяжелое дыхание, слышала, как сама кричит от боли в заломленной руке. Лавин проволок ее по коридору, развернул - и тут она увидела Армигера. Генерал лежал лицом вниз у подножия лестницы. Доспехи его дымились. Над ним стояла черноволосая женщина, целясь из арбалета ему в голову.

Грянул мушкетный выстрел. Женщина дернулась и упала, раскинув руки и ноги в стороны. С крыши спускались солдаты; один из них отбросил дымящийся мушкет и выхватил из ножен саблю.

Гала еще успела заметить, как женщина подставила ему подножку, а затем Лавин втащил королеву в прихожую перед тронным залом. И снова развернул ее лицом к себе.

Перед глазами все плыло, но Гала уже немного пришла в себя. Пусть он убьет ее, если хочет. Или же она просто повиснет у него на руках непосильным мертвым грузом.

Они вошли в тронный зал. Меган стояла у трона, нервно сжимая руки.

- Ваше величество!

- Беги к Армигеру! - крикнула Гала. - Он ранен!

Меган метнулась мимо них. Лавин ускорил шаг; оказавшись возле дверей, они уже почти бежали.

Гала поняла, что ей необходимо знать, что с Армигером. Уцелел он или нет? Этот вопрос вдруг стал для нее таким же важным, как для Армигера - жизнь Меган. Только поэтому она решила, что не перережет себе горло о саблю Лавина и не умрет, истекая кровью, у него на руках. .

- Ты подлец! Не могу поверить, что я любила тебя.

- Проклинай меня сколько угодно, я не против, - ответил он. - Раз ты проклинаешь меня - значит, еще жива.

- И я буду проклинать тебя до самой смерти! Они выбежали на мраморную площадку.

- Знаю, - сказал Лавин. - Я с самого начала знал, чем мне придется расплачиваться.

Армигер, судорожно глотая воздух, перевернулся на спину. Его человеческое тело снова было почти мертвым. Он видел микроволны, исходившие из ружья женщины. Ослепительное сияние взорвалось в его теле, как солнце. Все клетки хаотично перемешались; нанотехнологические волокна были порваны и сожжены. Еще один выстрел, и он будет парализован; еще три-четыре - и ему никогда не оправиться.

Его человеческие глаза были не в состоянии видеть, но он почувствовал, что Меган склонилась над ним. - Мой солдат, - прошептала она, обняв его.

Армигер попытался понять, что происходит, другими органами чувств. Черноволосую женщину скрутили двое солдат, сидевших у нее на спине. Она все еще вяло отбивалась. Ее оружие валялось под дымящимися деревянными панелями, которые оторвало от стены.

Внезапно женщина прекратила бороться и заговорила:

- Этот человек пытался убить королеву.

Голос у нее был ровный, спокойный и убедительный, как у хорошего оратора. Своими нанотехнологическими сенсорами Армигер увидел, что она лежит и смотрит на него. Ее широко распахнутые глаза старались поймать его взгляд. Лицо ее было похоже на маску.

Сенсоры уловили другой, более низкий, звук. Армигер тихо выругался.

- Помоги мне встать, - сказал он Меган.

- Нет, ты ранен! Не двигайся.

- Они здесь. Ветры. Мы должны убраться отсюда.

- Но ты не можешь двигаться!

- Помоги мне!

Она помогла, и Армигер встал, слепой и согбенный, над женщиной, которая хотела его убить. Окрепнув немного, он опустился на колени и нашарил оружие, из которого таинственная противница выстрелила в него. Он сразу узнал галактическую работу. Эта женщина была из Архипелага - скорее всего наемница, которой поручили уничтожить оставшихся слуг 3340.

- Сэр! - отдал ему честь солдат. - Что нам с ней делать, сэр?

- Закуйте ее в железные цепи. Только сначала стукните как следует, чтобы она потеряла сознание.

- Есть, сэр!

Армигер заковылял в прихожую, тяжело опираясь на Меган.

- Куда они делись? - прошептал он.

- Кто?

- Королева и генерал Лавин.

- Сюда. Прошу тебя! Ты должен отдохнуть.

- Нет! Там есть тайный ход. Туда Лавин и пошел - и мы должны идти за ним.

За окнами прогремел гром, но Армигер знал, что на небе нет ни облачка.

- Штурм почти закончен, - сказал он. - Быть может, здесь не останется ни одной живой души. Давай скорее!

Джордан приказал Ка передавать ему все, что тот видит. Ветерок парил высоко над стенами, зигзагами летя по направлению к сторожевой башне. Джордан крепко держал Тамсин за руку, стараясь не забывать, что он сидит на песке, а не летит под облаками.

Приглядевшись, он видел все мельчайшие подробности: приставленные к стенам лестницы, тающие в воздухе следы снарядов, выпущенных из паровых пушек… Долетали и звуки: шипение, крики, резкие удары, лязг металла. Но когда он вглядывался так пристально, у него начинала кружиться голова. Юноша решил смотреть на окна, ставшие сейчас их целью.

Послышался голос Тамсин, бормотавшей себе под нос:

- Надеюсь, Лебеди убьют вас всех, всех до единого.

Звук ее голоса заставил Джордана похолодеть; в нем была такая ненависть и жажда мести, каких он в жизни не слышал. Он чуть не отпустил ее руку… Но девушка служила единственной ниточкой, связывавшей его с реальностью, и ее гнев был направлен не против него.

Джордан заставил Ка взглянуть наверх - и тут же пожалел об этом. Небо над горизонтом было уже зеленым, а прямо над головой отливало чистым золотом. Оттуда спускалась спираль, закрученная из тонких блестящих нитей. От них исходил какой-то звук - что-то вроде песни, которую пели нечеловеческими голосами.

Джордану пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы остаться сидеть на песке, в то время как спускались Лебеди. Ка был уже в нескольких метрах от башни. Юноша мысленно подгонял Ветерок вперед, пока тот наконец не долетел до пробитой крыши, паря над покоями королевы.

«Найди ее!» - скомандовал Джордан.

Ка полетел из комнаты в комнату. Сердце Джордана разрывалось от жалости, когда зрительное поле Ветерка переносилось из коридора в комнату и обратно.

Он видел фрейлин и солдат; люди рыдали и в панике метались. Королевы нигде не было. Джордан не мог понять, что происходит, пока не услышал сквозь весь этот шум одно слово «Похищена!»

Джордан изумленно открыл глаза.

- В чем дело? - спросила Тамсин.

- Что-то случилось. Королеву увели.

- И что же теперь делать?

- Я должен найти Армигера. Он снова закрыл глаза.

- Свяжи ей руки, Эней. - Лавин отступил назад. - Мы уходим, ваше величество. Хотите - идите сами, а нет - мы вас потащим.

Они стояли в катакомбах. Глаза Галы казались темными озерами в свете лампы Энея.

Мародер возился с веревками.

- Простите меня, ваше величество…

Энея переполнял благоговейный трепет. Похоже, он думал, что сам Лавин не решился бы на такое святотатство. При этой мысли Лавин рассмеялся.

- Что тут смешного? - спросила Гала. - Тебя так забавляет мое унижение?

Лавин разом посерьезнел.

- Гала! Я никогда не стал бы смеяться над тобой или презирать тебя. Ты - мой идеал, единственная женщина, которую я любил. Гордость и злость не дадут тебе признать, что я старался ради твоей пользы… Но мы можем обсудить условия нашего соглашения на ходу. Подчеркиваю, нашего соглашения - а не условия, на которых королева сдается парламенту.

- Что ты имеешь в виду? Послушай, мне больно!

- Извините, ваше величество.

- Веди нас, Эней.

Грабитель пошел вперед, подняв лампу. Лавин взял вторую лампу, склонился к Гале и прошептал:

- Я имею в виду, что я по-прежнему твой слуга. Ты понимаешь, в каком мы положении? Я возглавляю армию победителей, и я - твой самый преданный слуга. Именно ради этого мгновения я трудился с тех пор, как пошел войной против тебя. Я твой, моя армия - твоя, все ресурсы парламента в нашем распоряжении. Нам надо лишь обмануть их, сделав вид, что ты капитулировала, а потом мы тайно восстановим основу королевской власти. Ты опять будешь королевой, Гала!

Она остановилась.

- Ты поражаешь меня, Лавин.

- Благодарю, ваше величество.

- Руки вверх, генерал! - раздался голос сзади.

Армигер ступил в круг света, отбрасываемого лампой Лавина. Он стоял, болезненно скорчившись, но рука, нацелившая в Лавина невиданное оружие, не дрожала.

Ярость, которую Лавин так долго сдерживал, выплеснулась наружу. Генерал выхватил саблю и с криком бросился на противника.

Армигер выстрелил - не в Лавина, а поверх головы. Узкий ход содрогнулся от удара, и над Лавином обвалился потолок.

Армигер откатил самые большие камни и пощупал Лавину пульс.

- Жив.

Гала смотрела на лежащего генерала, своего старого друга и предателя. Она сама не понимала, что сейчас чувствовала. Ярость - да, а еще обиду. Возможно, также страх перед одержимостью этого человека. Она почти готова была поверить в его план обмана парламента. Почти… Но согласился бы Лавин отпустить ее, если она оказалась бы в его власти? Когда-то, наверное, она доверилась бы ему.

Меган развязала Гале руки. Грабитель терпеливо стоял впереди, поставив на пол лампу.

- Пойдемте, что ли? - сказал он. - Или вы возвращаетесь? Армигер подошел к нему.

- Мы пойдем вперед. Ты нам поможешь? Эней пожал плечами:

- Похоже, мне на роду написано быть проводником в этом проклятом подземном мире. Вор, генерал или королева - какая мне, к черту, разница? Пошли уж!

Гала зажгла упавшую лампу Лавина и поставила рядом с его вытянутой на полу рукой. А затем, оглянувшись разок, последовала за остальными во тьму.

Джордан терялся в догадках. Он видел, как Армигер сбил какого-то человека с ног выстрелом из странного ружья. Он знал, что генерал находится в подземелье, спешит по туннелю прочь от замка.

Джордан прекратил смотреть глазами Армигера и обратился к Ка:

- Лети прочь с башни. Поднимись как можно выше. Ветерок послушался и с головокружительной скоростью унесся

по спирали вверх. Вскоре перед глазами Джордана раскинулась вся территория замка, похожая на архитектурную модель.

Ему на помощь пришли знакомые навыки. Он отмечал различные уровни и периоды строительства здания; как и в замках Кастора или Боро, история летнего дворца была записана в его камнях. Армигер смотрел исключительно вперед, стараясь не сбиться с пути, так что у Джордана было время, чтобы поразмыслить над тем, что его окружало. Он разглядел камни в проходе, по которому шел Армигер, и определил их возраст в свете лампы проводника. Такой метод строительства использовался для особых стен или амбразур… Джордан смотрел с высоты полета Ка, стараясь разглядеть то, что должно было там находиться.

- У нас нет больше времени, Джордан.

Он открыл глаза и увидел белые ветки, словно замерзшие молнии, нежно касавшиеся близлежащих холмов.

А еще он почувствовал, как насторожились Лебеди. Они пока не обнаружили его; похоже, они явились сюда по другой причине. Несмотря на давление их ищущих взглядов, Джордан услышал что-то еще - глухое бормотание из-под земли.

«Посредничество! - попросил юноша. - Нам нужно спрятаться от Лебедей. Укрой нас или замаскируй - сделай хоть что-нибудь!»

- Пошли! - сказала Тамсин. - Надо укрыться.

Она показала на дворец, от которого, словно языки пламени, поднимались вверх какие-то формы.

- Одну минутку!

Джордан зажмурил глаза и снова посмотрел сверху глазами Ка. Там должно быть…

И действительно: длинная, еле заметная линия в песке, бывшая дорога, вела от центрального здания дворцового комплекса, мимо крепостных стен и выходила в пустыню…

- Нашел!

Группка людей и коней, окружившая кучу камней, очевидно, столпилась у выхода из туннеля. Джордану осталось лишь сориентироваться, открыть глаза и нашарить фигуры собственным взглядом. Он тут же вскочил и побежал.

Юноша скатился вниз по косогору. Замок и дымящиеся, заброшенные на время орудия пропали из виду. На долину спустились Лебеди - и наступила мертвая тишина. Джордан не видел, что там творится, пока вновь не призвал к себе Ка.

Добравшись до начала насыпи, он вновь осторожно забрался на вершину холма. Засыпанная песком дорога заканчивалась за лагерем Лавина, в руинах, которые Джордан видел сверху.

- Смотри!

Тамсин показывала на дворец. Джордан боялся туда смотреть. Он осторожно повернул голову, ожидая увидеть спускающихся к ним Лебедей.

Что-то громадное поднималось из земли рядом с главными воротами замка. Большое, как башня, круглое, бежевое, с ржавыми пятнами. Лебеди носились вокруг этой штуковины, как мухи. Оттуда доносился низкий гул.

- Он их отвлекает! - сказал Джордан. - Посредничество услышало нас наконец!

В руинах прятался отряд солдат, нервных и измотанных. Они смотрели, как живые языки света плясали по стенам замка, но чувство долга или страх заставляли их оставаться на месте, возле входа в туннель. Один встал, когда Джордан провел коней между кучами камней.

- И что теперь? - прошептала Тамсин.

Джордан был весь покрыт пылью после перехода по пустыне. Там он сумел заставить механу, живущую в пыли, согреть их. Сможет он сейчас подчинить себе механ? Что ж, оставалось только рискнуть. Пока не попробуешь, не узнаешь.

Он приказал механам покрывавшей его пыли, чтобы они дали свет. Тело его засияло. Тамсин ахнула от изумления.

- Отведи меня к подземному ходу, - приказал Джордан застывшему от ужаса часовому. - И не пытайся обмануть, ясно?

Часовой отпрянул, бормоча извинения. Пока их вели к лагерю, Тамсин не сводила с Джордана удивленных глаз.

Не успели они дойти до кучи камней, как ослепительная вспышка озарила небо от горизонта до горизонта. Через несколько секунд над руинами дворца прокатились приглушенные громовые раскаты. Оглянувшись назад, Джордан увидел в том месте, где были подземные Ветры, высокий столб дыма и огня. Лебеди по спирали улетали прочь.

Джордан чувствовал ищущие взгляды Лебедей. Он знал, что - вернее, кого - они искали.

- Нам надо спрятаться в подземелье. И остаться там на некоторое время.

Солдаты, окружавшие вход в катакомбы, отступили, давая дорогу сияющему человеку и девушке, ведущей лошадей. Джордан жестом велел одному солдату взять поводья и вступил в темную нишу, где находился вход в лабиринт.

- Хотел бы я, чтобы ребята из деревни это видели… - пробормотал юноша.

Его сияние осветило пещеру, в том числе и узкую щель туннеля. Свет понемногу тускнел, по мере того как механы теряли энергию.

Они подождали, пока Лебеди вели поиски. Гелиотропные Ветры, как называло их Посредничество, не могли видеть сквозь камни. Механы Земли были преданны Посредничеству, и, хотя Джордан слышал громовые голоса Лебедей, которые спрашивали, куда делся Масон, никто им не отвечал. По крайней мере в данный момент они были в безопасности.

Через некоторое время у щели послышались шаги. В пещерку один за другим протиснулись усталые солдаты, щурясь на солнечный свет. Сияние Джордана погасло, и солдаты не обратили на него ни малейшего внимания. Затем из трещины в скале показался старик с лампой, и у Джордана екнуло сердце. Он знал, что будет дальше, хотя и боялся в это поверить. Когда в круг света ступил человек, чье лицо Джордан видел лишь в зеркалах, он лишился дара речи. И просто стоял, глядя, как Армигер помогает сначала Меган, а потом Гале выйти из туннеля. На Гале было нарядное, хотя и потрепанное платье, на Армигере - сияющие доспехи.

Армигер махнул солдатам какой-то штуковиной, которую держал в руке.

- Идите, - велел он.

Джордан узнал этот голос - и не узнал; до сих пор он слышал его только под собственным черепом.

- Ты тоже, - сказал Джордану Армигер.

- Я привел лошадей.

- Хорошо. А теперь уходи.

- Нет. У меня есть информация для вас.

- Для меня? О чем ты говоришь?

- Я Джордан Масон. Я месяцами наблюдал за вами. С тех самых пор, как вы пришли ночью и сунули мне что-то под череп, какую-то механу. А потом пришли другие и изменили ее. Я могу видеть вашими глазами и слышать вашими ушами. Я все знаю!

- Погоди-ка! - Армигер поднял руку. Казалось, у него что-то с глазами. Он с трудом сфокусировал взгляд на Джордане. - Ты один из моих передатчиков. Я думал, что потерял тебя.

- Да, сэр. То есть нет. Женщина, которая напала на вас - Каландрия Мэй, - она хотела использовать ваши имплантаты, чтобы выследить вас, но что-то случилось, и я смог увидеть все, что видели вы…

- Что он несет? - Меган тронула Армигера за руку. - Нам некогда.

Армигер кивнул и отвернулся.

- Подождите! - крикнул Джордан.

Трое человек, которых он неделями видел во снах наяву, уходили прочь. Такого он не ожидал. Тамсин ткнула его локтем:

- Перестань!

Джордан покраснел, потом откашлялся. Вся троица была уже у выхода.

Нет, это слишком! После всего, что ему пришлось пережить…

- Эй, Армигер! Выслушайте меня! Я знаю, зачем вы прилетели на Вентус. Я знаю, что вы хотите разгадать. Вам нужен секрет Ветров. Так вот: хотите верьте, хотите нет, но я его знаю!

Они остановились. Армигер обернулся, и Меган обернулась вместе с ним. Лицо у нее было мрачное. Королева села на камень.

Джордан поклонился.

- «…чтобы камни заговорили человеческими голосами». Как-то вы сказали королеве Гале, что это самое ваше заветное желание. Вы просили, чтобы она выслушала вас. Теперь моя очередь. Хотите знать, чего добиваются Ветры и кто их союзники? С вашего позволения, я скажу вам.

«Наконец-то я буду говорить, а ты - слушать!»