"Околоноля [gangsta fiction]" - читать интересную книгу автора (Дубовицкий Натан)

15

Через час Егор въехал в загородное имение крупнейшего и богатейшего своего клиента Стаса Стасова по кличке Ктитор. Столь благочестивое прозвище этот успешный шатурский уголовник получил за истовую приверженность как бы религии, но не то, чтобы нашей вере, а скорее позолоченной и благоукрашенной стороне церковного дела. Будучи по работе обязанным душегубствовать, натуральный ягода по призванию, которого не разжалобили бы слёзы ребёнка и мольбы беззащитной жертвы о пощаде, он сопливо рыдал при виде какого-нибудь паникадила или клобука. Всякую речь, а речи он вёл преимущественно матерные и устрашающие, он начинал словами «я человек верующий». От его назойливого уважения и ко многому обязывающей, обременительной щедрости терпели великие муки все окрестные приходы, монастыри и несколько отдалённых епархий. Он шастал по св. местам до и после каждой разборки. Обыкновенно с неким Абакумом, туполиким застрельщиком по вызову, тоже любителем иной раз поверовать, а заодно и выносливым носильщиком денег. Купюры таскались по храмам пачками в поношенном и залихвастски полурасстёгнутом туристском рюкзаке, откуда Ктитор загребал, сколько угодно было его алчущей спасения душе. Подкатив к культовому сооружению на четырёх-пяти бронехаммерах либо боекайенах, смотря по настроению и погоде, Ктитор для затравки хватал зазевавшегося калеку или праздношатающуюся бабушку из любительниц поглядеть на отпетых дедушек и напихивал им в карманы, в подолы и за пазухи до отказа долларов, евров или рублей, датских крон, даже укр. гривен в зависимости от того, кто бывал ограблен накануне. Потом Ктитор с Абакумом обходили все богоугодные ларьки и лавки и скупали подчистую свечи и свечки всех калибров, пластиковые крестики, верёвочки для их ношения, книжки и календари, иконы массового производства, уценённые лампадки и прочие душеспасительные приборы и приспособления.

Вся эта утварь тут же насильственно раздавалась всем встречным и поперечным, не успевшим разбежаться. Затем шли в церковь, набивали все ёмкости для милостыни милостынею и принимались терзать попа богословскими расспросами, как то: «Архангел Михаил отвечает у бога за армию, а архангел Гавриил за что? Правда ли, что св. Павел был еврей? И если это то так, то как же быть? Когда мёртвые воскреснут, как они будут выглядеть? Как в момент смерти? Или немного получше? Что такое камилавка?» Каждый ответ оплачивался отчаянно. Чем пространнее бывал ответ, тем он казался понятнее и оттого приносил батюшке доход особенно обильный. Потом звались певчие и за отдельную плату заказывались священные песни. Прослушав, кое-что и по три раза кряду, и умилившись, выходили к машинам, на капоте выпивали и закусывали привезёнными с собой водкой, кагором и балыком. Умиление усиливалось, певчие выводились на улицу и пели пуще, дотемна. Если кого о той поре угораздило бы креститься, венчаться или притащиться на отпевание, тот уходил при деньгах несусветных. Младенцам дарились золотые пустышки и бутылочки из баккары. Молодые окольцовывались каррерой и каррерой, иногда отдаривался тут же, из-под руки хаммер или кайена, смотря по настроению. Покойники получали с собой непосредственно в гроб командировочных тысяч до 50 долларов, да ещё к вечеру присылалась родне мраморная или малахитовая глыба на памятник плюс оплаченный ваучер на двадцатилетние поминовения в каком-то греческом коммерческом монастыре на острове Волос, где у Ктитора был знакомый игумен, прошлого туманного, но человек толковый и склонный к преобразованиям. Наслушавшись акафистов и тропарей, намолившись до положения риз и гула в голове и нахлебавшись вволю доброго кагору, Ктитор набивал битком свои тачки богомольными старухами, певчими и юродивыми и вёз их домой, в баню, париться, домаливаться, допевать и допивать.

Баня занимала половину ктиторова дома (пл. ок. 3000 кв. м.). Здесь было всё, что дала человечеству римская, немецкая, русская, финская, турецкая, японская банно-прачечная мысль. Здесь Ктитор жил и работал.

Половина оставшейся половины отведена была под нескромных размеров и убранства домовую церковь, со своим безбожно раздутым штатом пророчествующих, исцеляющих, наставляющих и просто приживающих. Ктитор мечтал завести даже домового архиерея, но местный митрополит, считавший про себя Ктитора позором епархии и с трудом терпевший выходки неразумного чада, отговорил его угрозой отлучения и отказал напрочь. В церкви буйный прихожанин отдыхал, она заменяла ему кино, театр, библиотеку, танцклуб, музей, спортзал и баню.

Прочее в доме, спланированное и построенное на редкость дико, дорого и для жизни почти непригодно, заселено было родичами Ктитора, среди которых были и семья его, даже, как сообщали ему, две семьи. Там всё время кто-то что-то праздновал, делил, о чём-то ссорился, болел, помирал даже пару раз, но Ктитор в дела семейные не вникал, до того предан был суровой своей работе и околоклерикальной суете. Иногда забредал посчитать детей, познакомиться с женой, но запутавшись в жёнах и детях и приуныв от бабьего нытья и ребячьего гвалта, сбегал обратно молиться и париться.