"Если так рассуждать... (сборник)" - читать интересную книгу автора (Чарушников Олег Игоревич)

Шило старое, переплетное

Подполковник милиции Кущак закурил и хотел подойти к окну, но с неудовольствием вспомнил, что так уже тысячи раз поступали его коллеги в детективных романах, вздохнул и не стал подходить.

— Так, — сказал он дежурному. — Еще что есть? Дежурный зашелестел бумагами.

— Бабку одну сейчас доставили. Семенову… ммм. Семенову А. С. Пенсионерка, работает па полиграфкомбинате. Задержана за хулиганство.

— Соседку борщом облила? — хмуро поинтересовался Куща к.

— Нет, похуже, товарищ подполковник. В автобусе ткнула острым колющим предметом пассажира Мещерякова Р. П. В область спины. Будучи доставлена в отделение, отказалась дать объяснения и назвать имя и отчество.

— Отказалась? А как узнали, что это Семенова?

— Потерпевший сообщил, товарищ подполковник. Мещеряков работает на том же комбинате. Между прочим, передовик.„

— Сам он, что ли, похвастался?

— Бабка сообщила. Я тебе, кричит, рано или поздно в зенки наплюю, хоть ты и в передовиках ходишь! Еле успокоили. Такая бой-старуха…

— В зенки, значит?

— Я запротоколировал, товарищ подполковник. А вот изъятое у нее орудие.

Подполковник повертел в руках старое переплетное шило с потемневшей ручкой.

— Орудие, говоришь? Тут и колоть-то печем, жало совсем сточено… А сколько ей лет, Зуйков?

— Бабке?

— Женщине этой. Семеновой А. С.

— Пока не выяснили. Па вид где-то шестьдесят-шестьдесят два. Но крепкая еще старуха.

Подполковник хмыкнул.

— Давно у нас пенсионерки не хулиганили, а, Зуйков?

Дежурный пожал плечами и не ответил.

— Ну, давай ее сюда, хулиганку эту.

Через несколько минут в кабинет вошла «хулиганка» — пожилая, полная, с ясными внимательными глазами.

— Так. Садитесь, пожалуйста, вот сюда, — сказал Кушак.

Женщина спокойно прошла через комнату и села.

— Что же у вас там в автобусе произошло? Можете подробно рассказать? Поделитесь, Аграфена Степановна. Шило у вас обнаружили…

Женщина не спеша осмотрела кабинет, подумала, склонила голову набок и начала — заговорила, запела, запричитала жалостным голоском:

— Ос-с-споди, дак чо произошло-то, чо? Да я ни слухом ни духом, милок, вот те крест! (Она всплеснула руками). Знамо дело, ежели кто без билета проехаться норовит. А мой-то вот он, туточки, в платочек я его завязала, от греха-то… А меня, слышь, миленький, ни за что ни про што — цап! А за какие дела? Я ведь, ежели по совести-то рассудить…

— Анадысь, — сказал Кущак.

— Что-что?

Женщина запнулась, улыбнулась удивленно и сразу стало ясно, что в молодости она была, ух, какой — лукавой, смешливой да своенравной, действительно «бой».

— Что-что?

— А-на-дысь, — повторил Кущак отчетливо. — Кубыть. Давеча, нонича, опосля. Или вот еще словечко: карахтер. Неплохо и: «идол дубовый». А вы, Аграфена Степановна, все «милок» да «энтот». Небогато.

Помолчали.

— Накурено у вас тут, — сказала женщина. — Хоть бы форточку открыли.

— Да-да, — сказал Кущак. — Извините, сейчас.

Он загасил папиросу и помахал рукой, разгоняя дым.

— Так вы не дорассказали, Аграфена Степановна, что у вас в автобусе получилось…

— А что получилось? Ничего и не получилось, — женщина рассеянно смотрела в окно.

— Укололи зачем? Пассажира, — терпеливо сказал Кущак.

— Уколола и уколола. Было, значит, за что. Вы меня наказать должны? Вот и наказывайте. Чтобы я седины свои не позорила, как ваш дежурный выражается…

— Он так сказал?

— Он много чего говорил.

— Ну… с этим мы разберемся. А вы рассказывайте, пожалуйста.

Кущак сильно потер ладонями виски и поморщился.

— Болит голова-то? — спросила женщина.

— Болит.

— На пенсию тебе пора.

— На пенсию? В домино прикажешь резаться? Огородик развести? Куры-уточки-клубничка? Нет, спасибо. Подожду пока.

— И на пенсии люди живут…

— Ага, вот ты, например, живешь. Ходишь, концерты устраиваешь. «Осподи, вот те крест!» Чего ты мне концерты устраиваешь?

— Чтоб тебя развлечь, — серьезно сказала Аграфена Степановна. — Зеленый весь уже. Пепельница с верхом. Доходяга ты, а не подполковник.

Кущак вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Опять помолчали.

— Сказать, чтобы чаю принесли? — спросил Кущак.

— Не надо уж. Не компрометируй себя. Ты всегда этого боялся.

— Ладно, Аграфена, перестань, — попросил Кущак.

— Ладно так ладно… Зинаида твоя здорова?

— Желудок у нее. Недавно опять в Трускавец ездила. А ты как живешь?

— А я все так же.

— Понятно.

— Вот и хорошо, что понятно.

Кущак поднял глаза и посмотрел на шило.

— Так. Все. Ты можешь объяснить, зачем в автобусе с шилом полезла? Это ведь действительно хулиганство. Только давай без фокусов.

— Я тебе уже все объяснила. Уколола, значит было за что.

— Ну и за что?

— За то.

Аграфена Степановна выпрямилась и поджала губы.

— Послушай, Аграфена, — терпеливо заговорил Кущак. — Если он будет настаивать, тебе грозят большие неприятности. Ты понимаешь? И я не смогу тебе помочь. Мне обязательно нужно знать, как и что.

— Не будет он настаивать, успокойся.

— Тьфу ты, — сказал Кущак. — Какой была, такой осталась.

— А ты спой. Хочешь, вместе, а? «Каким ты бы-ы-ыл, таким остался-а-а…»

— Тише ты, Аграфена, — испугался Кущак. — В своем уме? Здесь милиция, между прочим!

Женщина засмеялась, тихо, про себя.

— Аграфена, я тебя по-человечески прошу, — негромко сказал Кущак.

— Ой, ну сидел он, понимаешь? Развалился, как не знаю кто. Рядом беременная переминается, а он в окно выставился и хоть бы хны! Я его легонечко и кольнула…

— А попросить нельзя было? По-хорошему?

— Такой послушает, жди! Тебе вот часто уступают? Хотя да, ты больше на персональной…

— Стало быть, кольнула, чтобы он уступил место беременной?

— Конечно! Он как подскочит, давай орать, а я беременную-то и пристроила… Так-то вот, Миша.

— Аграфена, ты врешь, — сказала Кущак. — Что ты мне всегда врешь? Зачем?

— Знаешь, Михаил, — сказала женщина, и Кущак отвел глаза. — Держи себя в руках. И насчет «врешь» молчал бы.

— Извини. Вырвалось. Но, правда, трудно поверить, чтобы…

— Он книги выносит, — сказала женщина.

— Кто, передовик этот?

— Да какой там передовик! — Аграфена Степановна махнула рукой. — Рвач он самый обыкновенный. Привыкли: сто процентов дает — все, передовик. А ему работу подешевле дай, он тебе глотку перегрызет. Передовик…

— Ладно, ты не отвлекайся.

— А я тебе о главном и толкую. Выносит с комбината книги и продает. Под пиджаком приспособился, сзади. Я его на вахте хотела перехватить, чтобы на людях. Думаю: осторожненько шильцем попробую. Если книжка там — сразу с поличным, поганца. Он раньше с работы ушел, ну, я за ним в автобус…

— Глупости все это, — с досадой сказал Кущак. — Могла бы рукой проверить, зачем шилом-то сразу?

— Да? Ты так уверен? Прикажешь по нему ладошкой хлопать? Говорю тебе, он сзади носит.

— А написано: укол в область спины.

— Это твой сержантик написал. По-моему, там другая область. Южнее.

— Ты могла ему поясницу проткнуть.

— Чем, вот этим? Перестань. Ничего, не смертельно. И вообще, у меня для, таких случаев с собой всегда йод…

— Аграфена! — Куща к встал. — Ты что, постоянно этими делами занимаешься?

— А хоть бы и так. И голос на меня не повышай.

— Буду повышать! Ты… совсем уже, что ли? С шилом… Давно?

— Недавно, успокойся, — Аграфена тоже встала и подошла вплотную к Кушаку. — А что делать, Михаил? Что?

— Да хотя бы мне звонить! Телефона не знаешь? Так я запишу, вот такими цифрами!

— Тебе? Когда здоровенный детина расселся в автобусе и «не замечает» беременную, инвалида, старика? Тебе звонить, да? Когда в очереди нахально лезет вперед, отпихивая других, какой-нибудь мордоворот? Опять тебе? Когда в кино рассядутся впереди молодые мужики — гогочущие, сытые, довольные — и плевать им на всех вокруг, сыплют сальностями и ржут?.. Ты их всех накажешь, да? Ты обрежешь всех этих «хозяев жизни», которых чем дальше, тем больше плодится? Оштрафуешь, засадишь на пятнадцать суток? Они знают все законы получше тебя, эти хозяева… — Не-е-ет уж, мил-дружок, — уже спокойно закончила Аграфена Степановна. — Я сама справлюсь. У меня шильце, маленькое, незаметненькое, а действует — ой-ой-ой!.. — Аграфена Степановна засмеялась. — Видел бы ты, как действует. Бывало, стоишь в проходе, а какой-нибудь жлоб навалился, как на стенку… Я его легонечко — р-раз!..

— Стоп, — сказал Кущак. — Погоди. Ну, ты даешь, Агра-фена. С шилом правду ищешь? Тогда уж проще автомат взять — рраз! — всех очередями, хамов, наглецов… Всех подряд!

— Вообще-то не мешало бы, — сказала Аграфена Степановна. — Открой форточку, Михаил, я же просила.

Кущак отворил створку и некоторое время вдыхал морозный воздух.

— Ты бы отошел от окна, — сказала Аграфена Степановна. — Простудишься.

— Не страшно, — отозвался Кущак. — У меня хроническую определили, хуже не будет.

Он походил по комнате, подошел к столу, сел.

— Только не подряд, — сказала Аграфена Степановна. — Хороших людей я не трогаю.

— Ты теперь вообще никого трогать не будешь, — сказал Кущак. — Шило я оставляю себе.

— Оставь. Память будет. Вот еще йод возьми. Кущак покрутил головой.

— Ты меня все-таки поражаешь, Аграфена. У этого, передовика…

— Он не передовик!

— Ладно-ладно! У Мещерякова этого самого книжек ведь не оказалось?

— Потому он меня в милицию и затащил. Ничего, я его все равно накрою.

— Шерлок Холмс, — сказал Кущак. — Плюс Робин Гуд.

— Перестань, Миша, — попросила Аграфена Степановна, и Кущак перестал.

— Ты в школе бываешь? — спросил он.

— Как вышла на пенсию, больше ни ногой.

— Чего так?

— Так. Характерами с директором не сошлись.

— Охотно верю. А на комбинате кем?

— Корректором.

— Шило, наверное, в переплетном цехе взяла?

— Это ты у нас Шерлок Холмс, — улыбнулась Аграфена Степановна. — Только не взяла, а попросила. Все равно выбросить хотели. Старое оно, никуда не годится… Что ты все на папиросы поглядываешь? Кури уж, твой кабинет.

Кущак закурил.

— Так, — сказал он. — Ладно. Иди домой, Аграфена, и… — Он прижал руку к сердцу. — Очень тебя прошу, не попадайся ты больше с этими делами. Умоляю. Правды с шилом добиваться — последнее дело.

— Главное, добиваться, — сказала Аграфена Степановна.

— Ну… здесь мы с тобой не договоримся.

— Прощай, Михаил. Думаю, не скоро увидимся.

— Чувствую, скоро.

— Тебе виднее, полковник.

— Маршал. И пришли дежурного ко мне.

— До свиданья.

— До свиданья. Дежурного не забудь.

— Не забуду.

Дверь за Аграфеной Степановной закрылась. Некоторое время Кущак смотрел на старое переплетное шило, что-то вспоминал, усмехался…

— Товарищ подполковник! — влетел в кабинет возмущенный дежурный. — Как же так? Семенова говорит, вы ее отпустили!

— Все, — сказал Кушак, — Под мою ответственность. Потерпевший здесь?

— Ушел. Написал, что надо, и я его отпустил.

— Что надо, что не надо, — это мы потом разберемся. Адрес его записали?

— Так точно. И домашний телефон. Очень приятный мужчина, вежливый, толковый…

— Понравился?

— Просто чувствуется хороший человек, — пожал плечами дежурный. — Обещал в следующий раз детективов принести. В магазине-то не достать… А у них можно. С таким приятно дело иметь. Не то, что с этой бабкой…

— Ей пятьдесят шесть лет, Зуйков, — сказал Кущак. — Хотя, конечно, для вас она бабушка…

— Хулиганка она, а не бабушка, — напористо заговорил дежурный. — И наказывать таких надо, не взирая на возраст. Вы сами нас учили, товарищ подполковник. Вот же все запротоколировано… — Он нагнулся к столу за бумагами. — Дома ей, видать, не сидится, шляется по автобусам, седины свои позорит! Таких, как она, нужно сразу, не раздумывая… Ой-ой-ой! Ого! Вы что, Михаил Викторович, шилом-то как? Ткнули, больно ведь! За что?!

Дежурный отпрянул от стола и схватился за уколотое плечо. Кушак, несколько смутившись, спрятал шило в ящик стола.

— Спокойно, Зуйков. Для пользы дела. Считай, что следственный эксперимент. Ранку йодом прижги, вот баночка. Ничего, не смертельно. Да сними ты китель свой!

Дежурный стал прижигать место укола. Кущак медленно закрыл ящик на ключ.

— Жаль… — проговорил он задумчиво.

— Чего жаль, Михаил Викторович?

— Всего жаль, — сказал Кущак.

— Да вы не расстраивайтесь так, товарищ подполковник, — улыбнулся дежурный, застегивая китель. — Ничего, поболит и перестанет. Не смертельно!