"Тигр проводит вас до гаража" - читать интересную книгу автора (Другаль Сергей)

Экзамен

Нури сидел на дереве, а внизу бесновался и царапал кору какой-то пятнистый зверь. Это продолжалось уже минут десять и стало раздражать Нури. Зверь разбежался, прыгнул. Когти на растопыренных лапах промелькнули в сантиметре от башмаков. Нури поджал ноги, обхватил ствол, наклонился.

— Красивый, — сказал он. — Но совсем невыдержанный.

Зверь прислушался, рыкнул и полез на дерево. Нури вздохнул, крепче уцепился за сук.

— Нехорошо, ситуацию не учитываешь.

Он сдвинулся по стволу вниз и пнул зверя каблуком в нос. Зверь шлепнулся на спину, вскочил, зашипел и, словно забыв о Нури, кинулся к орнитоплану. Он вцепился зубами в пластиковую оболочку крыла и, урча, стал рвать ее. Крыло судорожно задергалось. Этого Нури стерпеть не мог. Бормоча: «В конце концов, у каждого есть нервы…», он спрыгнул с дерева, подбежал к зверю, ухватил его за шиворот и хвост у самого корня и отшвырнул в сторону. Зверь приземлился на все четыре лапы, взревел, ударил себя хвостом по одному боку, потом по другому и прыгнул…

Нури копался в ящике под седлом, искал флягу, когда из динамика послышался голос дежурного ИРП:

— В чем дело, Нури? Вас не видно, вас не слышно.

Нури потер ладонь:

— Сел на опушке, хотел немного размяться, а тут такой пятнистый, усатый…

— И?

— Инструкцию к повестке помню. Уклонялся. Сидел на дереве. Так он укусил аппарат.

— На дереве! — мурлыкнул диспетчер. — Вам помочь?

— Обойдусь.

Нури перевернул зверя на спину, ополовинил флягу ему в пасть. Зверь захлебнулся и открыл глаза.

— Ну вот, — обрадованно сказал Нури, — жив, здоров. Только задумчивый немного.

— Доберетесь сами? — спросил диспетчер.

— Несомненно. Сейчас взлетаю.

Но взлететь Нури не пришлось. Зверь прокусил-таки пластик, и неперегоревшая глюкоза вылилась на траву, образовав голубую лужицу. Нури стянул рваные края оболочки, наложил пластырь и задумался.

Запаса глюкозы не было. Можно бы, заменив ее сахарным раствором, кое-как добраться до Центра, но сахара тоже не было. Где-то он читал, что если ввести адреналин, то можно какое-то время лететь на почти сухой мышце, но где взять адреналин?

Зверь уже сидел, щуря зеленые глаза.

— Видишь, что наделал, — сказал ему Нури и замер в тихом восторге.

Из леса на поляну трусцой выбежал пегий пузатый ослик, а на спине у него, задевая конечностями за траву, ехал кибер. Его анодированный золотом корпус блестел. Развевалось страусиное, перо на соломенной шляпе. Над головой кибера летал синий с красным попугай и картаво кричал:

— Кибер дурак! Дурак!

Неожиданно кибер дернулся, вскинул манипуляторы пытаясь поймать попугая, и свалился с осла.

— Глупая птица, — поднимаясь, сказал кибер. — Очень глупая. И не вижу причин для смеха.

— Сейчас, — вздрагивающим голосом сказал Нури. — Сейчас я просмеюсь и снова стану серьезным.

— Констатирую: кто-то повредил леопарда, — произнес кибер, не глядя на Нури. — Если каждый будет повреждать животных…

— Два вопроса, — перебил его Нури. — Во-первых, где ты взял перо? Если каждый будет выдергивать по перу, то страус облысеет и с хвоста. И во-вторых, что тебе леопард, что ты леопарду?

— Перо я нашел в саванне. И по второму: я по совместительству смотритель. И ответствен за благополучие животных. Мне поручена эта работа потому, что я добр и некусаем. Меня даже ногами топтали. И что? — кибер сделал попытку выпятить грудь.

— Вот именно и что?

— И ничего. Ни одной вмятины.

— Значит, некусаем. — Нури на секунду задумался. — За насекомых ты тоже в ответе?

— Об этом распоряжения не было.

— Тогда вот что. Принеси мне меду в сотах. Так, кусочек с ладонь. Здесь должны быть дикие пчелы.

— Пчелы есть, но бортничеством я не занимаюсь.

— Когда-то нужно начинать. Мне нужен мед.

Кибер замолчал и стал думать. Ослик неподалеку хрумкал траву. Усатый окончательно пришел в себя и терся больной мордой о ноги неподвижного кибера. Нури раскинулся на траве, глядел в небо. Пахло зноем, легкий ветерок раскачивал ветви в вышине. Строго говоря, спешить было незачем, но он обещал деду прибыть пораньше, и опаздывать было неловко. До экзаменов еще три дня. Интересно, как добираются другие?

— Я достану мед, — нарушил тишину кибер.

Нури кивнул, сорвал травинку и смотрел вслед киберу, пока тот не скрылся в кустах. Мысли текли ленивые и непривычные в своей ленивости. У попугая красные штаны, а у вас, Нури, как говорил летный инструктор, сильно развито воображение, вы могли бы ласточкой летать, жаль, времени для тренировок мало. Ласточкой — это взмах, и крылья сложены, и полет-падение по инерции. Воробей тоже так летает. Вообще, задача пустяковая, азы баллистики и аэродинамики. Любопытно, живое использует инерцию, а машин, движущихся за счет инерции, почти нет… Осталась позади трехлетняя гонка с самим собой, изнуряющая и радостная. Видимо, обыденная для процесса творчества в любой отрасли знаний. А знание — мать воображения… Так ли это? Каковы формальные признаки развитого воображения? Дискуссии на эту тему в институте были бесконечны, но разве только воображение как объект программирования или моделирования приходилось формализовать при работе над Большой государственной машиной. Странное название для этого суперкомпьютера, блоками которого явились вычислительные системы дружественных стран, а микроэлементами все крупные вычислительные центры планеты, за весьма малым исключением. Сейчас каждый может связаться с машиной и получить консультацию по любому поводу и, при необходимости, смоделировать любой мыслимый процесс. Любой ли? Нури вспомнил свою попытку смоделировать как ситуацию предстоящий экзамен и хмыкнул: слишком банальный результат был получен. Вообще, все разделы программы, относящиеся к эмоциям, нуждались в правке, но можно ли создать абсолютную программу? Глупость всякая в голову лезет. И правильно он поступил, подав в отставку. Главное сделано, а предстоящие корректировки уже будут на другом уровне творчества… На более низком. А можно ли так думать о себе, выбрав новую стезю: я могу на высоком, на высочайшем уровне… Значит, кто-то на низком, да? Ну и что? Нескромно? Но творчеству чужды понятия скромности. Это что ж, в бою застенчив? Скромно ли писать «Танец с саблями», зная, что подобного до него никто не сочинял? Или создать стихотворение «Пророк», понимая, что ничего подобного после него никто не напишет. Бедный Пушкин, лишенный скромности… «И просыпается поэзия во мне…» Поэзия — дитя тишины и сосредоточенных раздумий. А ведь подраздел «Поэзия» в программе вообще пустует. Один лишь справочный материал. Не поддается формализации, хотя где больше логики, чем в ней?

— Киберр в заррослях! — кощунственно заорал попугай.

Кибер действительно вышел из кустов, неся на вытянутой ладони соты. Над ним роились пчелы, а вокруг туловища в три кольца обвивалась гигантская змея. Голова ее с желтыми пятнами у глаз лежала на плече кибера, из пасти на длинном стебле свисал белый цветок. При виде змеи ослик заморгал и попятился. Усатый тихо исчез.

— Принес мед, — сказал кибер.

Нури сел и молча рассматривал змею.

— Я ее смотал с дерева и обмотал вокруг себя, — счел необходимым объяснить кибер. — Она меня за внешность полюбила.

— Сразу, как увидела?

— Естественно. Любят всегда за внешность, — сказал кибер и, подумав, добавил: — И за быстроту реакции.

— За быстроту в особенности! Скажи, можешь ты исполнить еще одну мою просьбу?

— Обязан, если буду в силах.

— Тогда вот что. Отойди в сторонку, смотай гада с себя и снова намотай на дерево. Я уверен, что это тебе по силам.

Кибер положил соты на траву и ушел.

— Кибер дурак, — констатировал попугай. Ослик вздохнул.

— Уж больно ты строг. — Нури, отмахиваясь от пчел, бросил соты в котелок, плеснул наугад воды, взболтал и вылил смесь в заправочный бачок. Через минуту крыло обрело упругость, выпрямилось. Нури похлопал по нему, закрыл крышку седла, уселся и закрепил на бицепсах браслеты биоуправления.

— Бывай здоров, — сказал он попугаю. — С вами хорошо, но… дела!

Нури поднял машину в воздух. Поврежденное крыло слушалось плохо. Нури достаточно четко перевоплощался в здорового аиста — это давалось без особого напряжения. Но представить себя аистом с подбитым крылом Нури мог с великим трудом. Полет получался неровный, и он, чтобы влиться в образ, сделал несколько кругов над поляной.

— Только планер, — шептал он. — Орнитоплан. Можно пешком. Можно верхом.

Нури наклонился. У кустов кибер уговаривал осла.

— Как хоть зовут тебя, служивый?

— Телесик! — донеслось с земли. — Домовой кибер Сатона.

Широкими взмахами Нури набрал высоту и с облегчением перешел на привычный планирующий полет. Внизу, сколько видел глаз, расстилался лесной массив ИРП. Проплывали редкие изумрудные прогалины, и в непривычной тишине отчетливо слышались крики обезьян и птичьи голоса. На маленьком пульте светил зеленым глазом единственный прибор — указатель курса. Орнитоплан был сделан таким образом, что, включаясь в биологическую систему управления, пилот ощущал его всем своим телом и диагностика неисправностей не вызывала затруднений. Поврежденное крыло чувствовалось как тянущая боль в предплечье. Но приключение на поляне окончилось благополучно, а в прозрачной дали уже виднелась игла главного корпуса ИРП. Нури расслабился.

— Здравствуй, — послышалось рядом. Нури оглянулся. В метре от него, слева, едва шевеля крыльями, летел ворон.

— Привет! — ответил Нури. — У вас здесь что, все птицы разговаривают?

— Рразумные, — сказал ворон.

— Я уже встречал говорящего попугая. Попугаи тоже?

— Некоторрые.

— Пррогрресс, — сказал Нури. — Видимо, Сатон не только реставрирует природу. Он ее модернизирует. А вообще чего зря напрягаться? Садись, поговорим.

— Я воррон, — сказал ворон.

Нури задумался. Разговор стоило поддержать. Не каждый день есть возможность поговорить с вороном.

— Женат? — спросил он.

— Трижды. Последний рраз на берой ворроне, — с японским акцентом ответил ворон. Потом добавил: — Рразошрись. Харрактерр.

— Ай-яй, а сколько лет прожили?

— Портораста.

— С ума сойти! — Нури с уважением посмотрел на птицу. — Сто пятьдесят лет. С белой вороной. Я бы не выдержал.

Собеседник молча летел рядом. То ли он расстроился, то ли разозлился. Когда Нури, целясь на башню ИРП, сделал пологий вираж, ворон презрительно сказал:

— Ррожденный порзать… — Он чуть шевельнул хвостом и дал несколько кругов на уровне глаз Нури. Это получилось у него как бы само собой.

— С какой ноги ползет сороконожка? Твоя ль заслуга в умении летать. Чем гордишься, ворон? — Твердое «эр» звучало в их беседе, как горошина в погремушке. Нури развеселился. — Но критику я принимаю. Без злопыхательства. Позитивную. Научи, каким пером ты шевелишь, чтобы сделать вираж?

— Вопррос не трруден, — сказал ворон. — Это дерается…

Он заглянул себе под живот, веером растопырил хвост и провалился вниз.

— Вот так, — сказал Нури. — Впредь не хвастайся.

Ворон, скрывшись из глаз, больше не показывался, и Нури вскоре благополучно приземлился на маленьком травяном аэродроме ИРП.

Нури проснулся от птичьего гомона и лежал, прислушиваясь. Вот протопал на кухню Телесик, загремел крышкой комбайна. Издалека, похоже с аэродрома, донесся неясный говор динамика.

Скрипнула дверь, солнечный луч упал на лицо. Когда Нури открыл глаза, рядом стоял Телесик. Он неодобрительно щелкнул челюстью и сказал:

— Вставай.

Вставать не хотелось. Кибер потоптался возле кровати и ушел по хозяйственным делам. С самого появления на свет он не переставал удивляться человеческой способности спать.

Нури вышел на балкон. Внизу, в бассейне, плескался и фыркал дед. Он играл с дельфином, носился с ним в обнимку у самого дна. Нури проводил их взглядом до поворота, встал на перила, оттолкнулся и ушел в воду, описав длинную дугу. Он плыл в глубине у стен, заглядывая в гроты, вспугнул двух маленьких крабов, которые не поделили между собой ракушку, осмотрел колонию мидий и на последнем выдохе пробкой выскочил из воды.

У кромки бассейна, на еще прохладном песке, лежал дед. Он сыпал песок себе на живот и рассматривал Нури.

— Здоров, парень, — подытожил дед свои наблюдения. — Сидячая жизнь не повлияла на тебя.

Нури засмеялся.

— В общем да. Но мышечная масса за этот год не увеличилась. Я остановился в физическом развитии… Надо бы рыбу развести в бассейне, пуст бассейн.

— Бесполезно, дельфин всю поест. Недавно сюда заплыла пара приблудных макрелей, только их и видели.

По самой кромке бассейна, гоня перед собой овальный голыш, припрыгал на одной ножке вундеркинд и акселерат Алешка. Он вежливо поздоровался с Нури и напомнил, что на утро намечена прогулка по городку ИРП.

— И вчера, Нури, вы обещали мне сказку.

— Каюсь, — вздохнул Нури. — Сказку может сочинить только гений. Мне это не по силам. Я попробую, но позже. И не суди строго.

— Не судить? — Вундеркинд задумался, нарисовал что-то ногой на песке, зачеркнул. — Что ж, посмотрим. Вчера вы неплохо взяли интеграл в функциях Матье. Мне понравилось, хотя интеграл в общем-то табличный…

— Хозяин! — послышалось издали. — Хозяин, пора завтракать.

— Хочу киберу голос сменить. — Сатон поднялся, не касаясь руками земли, стряхнул песок. — Слишком басит. При его комплекции больше подойдет баритон.

Они пошли через небольшой сад. Белокрылые березы, сплошь опутанные лианами, ивы и пальмы, платаны и почти черные гладкие кактусы без колючек уживались в этом саду.

— Гибриды, — рассеянно сказал Сатон. — Ищем подобия старых форм.

Пока Нури завтракал, Алешка с нетерпением ждал. Он отнес еду дельфину и загнал на тополь кота. Кот Синтаксис, с шишковатой головой и твердыми мурлами — так бабушка называла те места, из которых у кота росли усы, — скучно шипел. Шипел он в порядке профилактики, так как акселерат никогда ему не делал зла. Просто Синтаксис, заматерелый в своей угрюмой воинственности, не нуждался ни в чьем внимании и меньше всего в Алешкином.

Потом они втроем, Нури, Алешка и кибер, двинулись по широкой улице базового городка, в котором жили сотрудники Института Реставрации Природы. Осмотрели стоянку дежурных махолетов. Нури поговорил с механиками-хирургами: они пересаживали мышцу крыла его орнитоплана. Потом прошли к гостинице. За столиками, вынесенными на зеленый газон, в шортах и тапочках на босу ногу сидели странно знакомые люди и поглощали виноград: сизые грозди его высились в огромной корзине посередине стола. Рядом резвились два пестрых щенка. Веселый великан с перевязанной головой — Нури узнал знакомого по портретам десантника-йога, первым ступившего на раскаленную поверхность Венеры, — прищурил глаз. Другим он смотрел сквозь бокал с рубиновым вином. Он увидел Алешку, поставил бокал и жалобно сказал:

— Пожалей старика, парень. В некотором царстве выращивал я во какие овощи! А ночью на бахче взорвался сильно зрелый арбуз и, видишь, зацепило осколком. Лечусь. — Он потряс бутылкой. — Сейчас мы ее утилизируем. Идите к нам, Нури.

— Оставь их, Рахматулла, — вмешался сосед. Его длинное лицо было неподвижно, а голос возникал словно из окружающего пространства. — Люди идут своей дорогой. Пусть идут. Ты лучше посмотри, какой красивый и хороший кибер пришел. Сколько солнца отражается от его выпуклого живота. Я соберу его.

Он вытянул руки, и между ладонями зажглось солнце, маленькое, с футбольный мяч, и ослепительно белое.

— Солнышко! — сказал Алешка.

— Хочешь, я подарю его тебе. Нет? Тогда пусть летит.

Он слегка подкинул ослепительный шар, и маленькое солнце умчалось ввысь, к солнцу большому, и растворилось в его лучах. Алешка и Нури откровенно глазели на великого иллюзиониста, впервые увидев его не на экране.

— Подари ему радугу, Иван, — сказал Рахматулла.

Фокусник щелкнул пальцами, достал из воздуха черную коробочку, разделил ее на две части и развел их во весь размах. Радуга повисла над корзиной, и в воздухе запахло свежестью, мелкие капли прохладного дождика увлажнили виноградные кисти. Иван вместе со всеми полюбовался радугой, вздохнул, намотал ее на палец, уложил в коробочку и протянул Алешке. Вундеркинд взял ее трепещущей рукой и шепотом сказал:

— Большое вам спасибо. Я ее буду изредка выпускать по вечерам.

— Только, самое главное, смотри, чтобы не выгорела, — сказал третий в компании, черный толстяк с толстыми губами. Толстяка все знали. Это был городской доктор Аканиус, единственный человек, которому всегда делать было нечего: он лечил абсолютно здоровых работников центра ИРП.

А когда они вновь зашагали по улице, Нури сказал:

— Зря, видимо, я прилетел. Если сюда все такие собрались, как Рахматулла и Иван Иванов, то мне здесь делать нечего.

— Очень умный человек Иван Иванов. — Кибер погладил себя по животу мягкой лапой манипулятора. Он покосился на черную коробочку и добавил: — И добрый. Да.

Подошли к стадиону, на котором тренировались футболисты. Стадион почему-то был огорожен только с одной стороны и состоял из сплошного футбольного поля, переходящего в луг. У самой боковой линии паслась лосиха. Футболисты не обращали на нее внимания, она на них тоже.

Алешка побродил у ворот и вдруг присел на корточки: невдалеке щипали траву гадкие утята. Один подошел совсем близко к Алешке, ухватил стебель, потянул. Трава не поддавалась. Утенок напружинился, широко расставив оранжевые лапы, акселерат и вундеркинд из сочувствия весь подобрался и замер. Наконец птенец изловчился.

— Откусил, — прошептал кибер. — Непроизводительная трата энергии. Эту траву он все равно есть не будет.

Вдоволь насмотревшись, пошли дальше. Влекомая двумя зебрами, быстро проехала повозка с бидонами, мелькнула надпись «ИРП. Молоко кан». Кибер не захотел рисковать, спрыгнул на обочину и уставился на плакат. Написанный на листе ватмана от руки плакат гласил:

Телесик пошевелил четырехпалым манипулятором. Задумался, Из аптеки на углу вышел толстый Аканиус с пипеткой в руках. А потом откуда-то вывернулся мальчишка лет двенадцати. Он тащил за собой на веревке щенка. Весь облик мальчишки был по-гусарски независим и не предвещал щенку ничего хорошего. Круглую физиономию обрамляли уши. Нури подумал, что через них можно было бы наблюдать солнечное затмение, если, конечно, предварительно сговориться с мальчишкой. Паренек был гол по пояс и бос. Но что Нури совсем доконало, так это его штаны: они были тщательно отутюжены и слегка светились.

Алешка уставился на щенка, мальчишка — на Алешку. Потом он посмотрел Нури в глаза и сказал:

— Сначала оцелот. Оцелот — это шедевр. Ничего лишнего, последний мазок в той картине, которую зовут гармония. Потом собака: воплощение достоинств, ходячая преданность, сгусток гуманности и любви. Короче, меняю собаку на браслет.

Нури выслушал выспреннюю речь удивительного ребенка и вздохнул. Что Алешка не уйдет без щенка, он понял сразу, но кодовый браслет…

— Не, вы меня не поймаете, — сказал мальчишка. — Давайте прибор, берите собаку, а то мы ее… — он запнулся, — изучать начнем.

Последние слова он адресовал Алешке и сделал зверское лицо.

— Таких щенков, как говорили в старину, за пучок — пятачок.

Алешка сел на траву и стал раскачиваться.

Ребенок нехорошо хихикнул.

— Как хотите. — Он дернул веревку, поволок щенка.

— А что вы думаете, — сказал кибер. — Дите, конечно, вундеркинд, но пять лет — это пять лет.

Он задрал вундеркинду рубашку, промокнул слезы и высморкал малыша. Мальчишка лицемерно вздохнул.

— Животное не жалеете, пацана пожалейте, филателист.

Нури вздрогнул. Филателистом его еще не обзывали, и вот дождался. Он отстегнул с руки браслет. Мальчишка бросил веревку, схватил браслет, захохотал.

— Ага! Еще пару щенков, и на сегодня хватит! — Он зашевелил ушами, повернулся на пятке и исчез, словно дематериализовался, оставив в воздухе дрожащее марево.

Толстяк с пипеткой, пока Нури торговался, стоял в стороне и с явным удовольствием наблюдал. Теперь он подошел поближе и радостно констатировал:

— Тэк-с, вы тоже смеялись!

Нури развел руками.

— Не огорчайтесь, Нури Метти, по-моему, вам оказана большая честь.

— От вас я не ожидал, доктор.

— Нури, для меня вы не более чем потенциальный пациент. Но ребят можно понять. В музее героев ваш браслет займет почетное место. Генеральный конструктор Большой государственной машины не каждый день прибывает к нам. И вообще, таких шансов пополнить музей больше не будет. Я и сам не предполагал увидеть сразу и в одном месте столько знаменитых.

— Но способ…

— А что способ? — Доктор свел глаза к носу и шлепнул Телесика по звонкому животу. — Неужто шутка вас коробит?

— Филателист я, вот я кто.

Щенок сидел на веранде. Он бодрился, хотя, по всему видать, чувствовал себя несколько связанно. Алешка гладил его по шерсти. Вокруг реагировали члены семьи.

— Нет, это не пудель, — сказала бабушка и была, как всегда, права. Глупые вы с Алешкой, но пусть, конечно, Живет.

Дед потрогал несоразмерно большие щенячьи лапы, упругие усы, оглядел Алешку и ничего не сказал.

Кот Синтаксис лежал на кушетке, вывернувшись кверху брюхом. Он настолько всех презирал, что даже слегка подмурлыкивал, чего, как заметила бабушка, последние три года от него никто не слышал. Дед стал слегка подталкивать его на край кушетки. Кот замолчал, но даже не открыл глаз, хотя голова его свесилась вниз. Наконец он боком сполз на пол и остался лежать не шевелясь. И лишь когда бабушка стала подсмеиваться над ним, кот вскочил и окрысился на окружающих. Хвост его выгнулся и задрожал.

— С-сатон, — сказал кот. — Псся!

— Что ли, он говорить научился? — ни к кому не обращаясь, спросил кибер.

— Ругаться он с детства умел, с котячьего возраста, — ответила бабушка. А говорить, сколько Алешка с ним ни бился, не хочет. Ленив.

Кот, не глядя по сторонам, ушел в сад, отряхивая лапы. Впрочем, к обеду он вернулся.

Мангуста Бьюти возлежала на спине золотого дельфина: две такие скульптуры украшали вход в здание центра. Бьюти равнодушно посматривала сверху на ожидающих. По стриженой траве прохаживались, перебрасываясь фразами, лучшие люди планеты. В позе полного сосредоточения, подняв лицо к солнцу, сидел Рахматулла. Он не дышал уже минут двадцать и не отвечал на вопросы. Пояс космонавта — лишь три человека на Земле были удостоены столь высокой награды опоясывал его обнаженный торс. Рядом, с чертенком на руках, стоял Иван Иванов. Чертенок, небольшой, с кошку, сонно помаргивал, потом положил голову с маленькими витыми рожками Ивану на плечо и сладко зевнул.

— Настоящий? — спросил Нури.

— Более чем. Можете проверить.

— Свят-свят. Сгинь, нечистая сила! — сказал Нури и перекрестил чертенка. Тот никак не реагировал на заклятие, только в воздухе слегка повеяло серным ангидридом.

— Адова эманация, — извиняющимся тоном сказал Иван.

Чертенок удобнее уместился у него на руках, пробормотал:

— Идет коза рогатая… — И заснул.

Кутаясь в оранжевую тогу, подошел величественный Хогард Браун. Его глаза с подкрашенными фиолетовыми белками слезились. Великий спелеолог и юморист не носил прописанных ему темных очков. Зато он носил яркие одежды и в правом ухе серьгу с огромным зеленым рубином. Хогард большую часть жизни проводил под землей, а выходя на поверхность, вовсю наслаждался красками неба, и леса, и воды. Ибо его всегда ожидал новый спуск в царство темноты и тишины. Лучшие свои произведения из одной-двух фраз Хогард сочинял там, во мраке пещер, где смертельный риск был нормой жизни его и таких, как он. Хогард утверждал, что он начисто лишен чувства юмора и потому свои шутки проверяет на себе: если уж он сам улыбнется, то читатель будет хохотать неудержимо.

— Чертенок — это хорошо, — серьезно сказал Хогард. — Но меня интересует, почему ИРП? Я получил вызов и удивился. Конечно, приехал. На дважды сгорбленном верблюде. Но нас здесь не так уж много.

— Желающих с избытком, — сказал Нури. — Просто сегодня день экзаменов во всех центрах реставрации. Сто центров, и в каждом по десять человек. А почему в институтах реставрации? Полагаю, потому, что требования к нам слишком уж противоречивы.

— Требования…

— Ну, вам-то бояться нечего. Правда, Бьюти?

Бьюти разинула пасть, показав розовую пружинку языка, и отвернулась.

— Доктор Нури Метти, вас просят подняться в кабинет директора Института Реставрации Природы, — послышалось из динамика над входом.

— Значит, вы первый. Не знаю, хорошо это или плохо. Я как-то волнуюсь, сказал Иванов. Чертенок завозился у него на руках, приоткрыл один глаз и крикнул вслед Нури:

— Ни пуха ни пера!

— Иди к черту, — пробормотал Нури, закрывая кабину лифта. Он еще успел заметить, как исчез чертенок, как замахал пустыми руками Иван Иванов, и, поднимаясь, услышал его крик:

— Что вы наделали, Нури! Я с таким трудом приручил его…

Подъем был стремителен. Не меньше полутора жи, прикинул Нури, ощутив легкое головокружение. Сверху, с широкой площадки, кольцом опоясывающей верхушку здания, голубая бухта казалась небрежным мазком, пририсованным к океану. Вдали различалась граница зеленого массива, гигантским полукружием огибающего бухту. Владения океанского филиала ИРП отсюда, с высоты километра, просматривались почти полностью.

Кабинет директора был огромен и почти пуст. Взгляд упирался в зеленый квадрат посередине. В квадрате разместились карликовые джунгли: самое высокое деревцо было едва по пояс Нури. Над этим лесом висел белый сфероид, а напротив за старинным письменным столом разместился Сатон. Он взглядом указал Нури на кресло рядом и постучал пальцем по столу.

Из джунглей на лужайку вышел крошечный олень. Это был настоящий олень, без всяких фокусов, грациозный и удивительно пропорциональный. Он замер, вскинув голову, увенчанную маленькими ветвистыми рогами, и было видно, как под коричневым бархатом шкурки шевелятся мышцы. Олень топнул ногой — мелькнуло глянцевое раздвоенное копытце — и двинулся вокруг стола. Сатон поднял его, поставил на стол, достал из ящика кубик соли и положил себе на ладонь. Олень обнюхал кристалл и начал сосредоточенно облизывать его.

Нури затаив дыхание смотрел на это маленькое чудо.

— Карликовый олень, — грустно сказал Сатон. — Последний такой был убит в прошлом веке. Удалось восстановить, но у нас в стаде нет и двухсот голов, а спрос огромный. Но олень — это сравнительно просто: из большого сделать маленькое. Хуже с хищниками… — Сатон хмыкнул, подхватил оленя под брюшко и опустил на пол. Тот медленно скрылся в зарослях. — Или ты вообще против хищников? — Он посмотрел в угол. Там стоял кибер, держа на цепи леопарда с перевязанной наискось мордой.

В окно влетел и сел на стол ворон. Нури подмигнул ему:

— Здравствуй.

Ворон не ответил. Склонив голову набок, он индифферентно стал рассматривать свое отражение в полированной поверхности стола. Редкие перья топорщились у него на затылке, открывая синюю, в морщинах кожу.

Потом тихо вошли и расселись за столом Алешка, мальчишка в светящихся штанах и доктор Аканиус. Сатон вынул из стола бумагу, положил перед собой и торжественно сказал:

— Комиссия в сборе. Социологи из ползунковой группы прибыть не могут и присутствуют дистанционно.

Над столом засветился и исчез сфероид. На его месте возникло объемное изображение двух голых ребятишек, держащихся за низкие перильца, огораживающие небольшой бокс.

— Послушайте объективные данные. Нури Метти. Двадцать семь лет. Родился в третьей Марсианской колонии. На Земле работает восемь лет. Доктор математики. Последняя должность — генеральный конструктор Большой моделирующей машины. Холост. Заявление подано два года назад. Все. Прошу задавать вопросы.

— Свидетельствую: товарищ Метти практически здоров. У меня вопрос: какая ваша вторая специальность? — спросил Аканиус.

— Механик-фаунист.

Социологи из ползунковой группы переглянулись. Продавец щенка шмыгнул носом.

— Дефицитная профессия, — сказал он. — Конечно, детские учреждения сейчас почти обеспечены живым зверьем. Но механических зверушек разбирают взрослые тысячами. Щенков и котят, которые не линяют и не растут, заводных пичуг с запрограммированным свистом, киберскворцов и синтетических аистов, щелкающих над крышами. Это все вы наделали?

— И я тоже…

— Не вижу, что в этом плохого, — сказал Алешка. — Тебе известно, что Совет Земли не ограничивает ИРП во времени и средствах. Но понадобятся десятки лет, пока мы восстановим леса и воды здесь, на этом материке. Что касается фауны, то вряд ли когда-нибудь нам удастся реставрировать ее полностью. Проще создать новый вид животного, и, как ты знаешь, мы вывели чебурашку пятнистую многочисленную. Направленные мутации, операции на зародышевой клетке, селективный отбор — все это пущено в ход. Но слишком мало исходного материала… И пусть пока поют кибернетические соловьи.

— Ладно, — махнул рукой мальчишка. — Я хочу знать, как у вас, Нури, в смысле морального облика?

— Вопрос отводим! — хором сказали социологи из ползунковой группы. — Какой моральный облик может быть у холостяка? Пусть он лучше сказку расскажет.

Вся эта неожиданная дискуссия между членами комиссии привела Нури в состояние веселого обалдения. А тут еще ворон: он сидел с таким видом, как будто ему принадлежало право решающего голоса. Однако нужна сказка. Нури готовился, но заранее ничего придумать не мог. Он начал экспромтом, и вот что у него получилось.

Сказка.

«Ужасно жить без названия! — печально думал маленький и пухлый. — Но разве в этом дело, когда на лужайке вырос колючий чертополох».

Розовый и пухлый прибегал на коротких ножках и любовался красно-фиолетовым цветком. Он догадывался, что цветок пахнет зноем, и если солнце имеет запах, то это запах чертополоха. Все же он хотел понюхать цветок, но малый рост не позволял этого сделать. Он хотел попробовать чертополох на вкус, но мешали колючки. И тогда розовый и пухлый убегал по делам, оставляя на сизой от росы траве зеленую полоску следа.

Так он привычно пришел ранним утром и увидел цветок и на нем золотистую стрекозу.

— Кто ты? — спросила прекрасная стрекоза.

— Кто я? Не знаю, — горестно ответил розовый и пухлый.

— Но ведь каждый кто-то есть, — сказала стрекоза. — Посмотри, у тебя мокрое пузо оттого, что ты бегаешь по росе. Хочешь, я буду звать тебя поросенком?

— А что, — сказал бегущий по росе. — Мне это нравится».

— М-да, — молвил Сатон после долгой паузы.

— Нет ни слова о киберах, — сказал Телесик. — Хотя я допускаю, что золотая стрекоза — это все же киберстрекоза.

— Не фонтан, а? — спросил один из социологов, почесывая животик.

— А чего? — сказал второй. — Сказка — это за гранью даже наших возможностей. Попробуй сочини. Я, например, не берусь…

— Мне нравится! — решительно сказал Алешка, и социологи уважительно замолчали. — Вообще, мне нравится Нури Метти как личность. Мотивирую: он активен, добр и смел. Это то, что нам нужно. У него много хороших качеств…

— Например? Юморр, — подсказал ворон.

— И это тоже.

— Он набил морду леопарду. Он подавил здоровый кусательный инстинкт реликтового животного. Вот доказательство, — жестяным голосом сказал кибер, поправляя повязку на мурлах зверя. Леопард замурлыкал басом.

— Диспетчер ИРП свидетельствует, что Нури не хотел этого, но был вынужден…

— Я думал, — перебил вундеркинда Нури, — что вас интересуют мои знания.

— Знания! Кого сейчас удивишь знаниями, — сказал щенячий меняла. Характер — вот что для нас основное. Индивидуальность, сохраняемая даже в чрезвычайных обстоятельствах. Непохожесть, но и готовность подчинить себя общим интересам. Лично я поставил бы вам пятерку, ибо мне понравилось, как вы торговались со мной из-за браслета. Знаете, это слюнтяйство «ах, мальчик, отпусти собачку», мне оно не по нутру.

— Мы анализировали поступки Нури Метти со дня вручения ему повестки, сказал один из социологов. — И сравнили с записями в кодовом браслете. Он всегда оставался самим собой. Он такой, какой он есть. Он естествен.

Рахматулла вышел из состояния нирваны.

— Люди, — сказал он, оглядывая окружающих. — Я вернулся к действительности, и она прекрасна. Я прочту вслух то, что заслужил Нури, один из нас, и да заслужит это каждый из нас. Слушайте.

Он взял из рук Нури деревянную табличку, показал ее всем и прочитал:

— Во имя будущего. Диплом. Экзаменационная комиссия при океанском филиале ИРП, сознавая свою ответственность перед человечеством, сим разрешает Нури Метти занимать должность воспитателя в дошкольных учреждениях планеты Земля.