"Банной горы хозяин" - читать интересную книгу автора (Щеглов Сергей)

10. Люди и колдуны

Предоставив Григорию приходить в себя, Валентин установил поперек кабины звуконепроницаемый барьер — хватит уже разглашать мировые тайны первому встречному.

— Что-то случилось? — с заметным беспокойством спросил Анисимов.

— Только хорошее, — сразу же успокоил его Валентин. — У меня в багажнике еще один робот, сумел взять живьем. Кроме того, добрые люди подкинул некий код — видишь файлик? — на который эти терминаторы должны откликаться. Передай Расулову, пусть проверит. А так у меня все в порядке, возможно, даже быстрее закончу, чем планировал. Как у вас?

— Работаем, — ответил Анисимов.

— Тогда работайте дальше, — порекомендовал Валентин и отключился.

Григорий сидел в прежней позе, но взгляд его переместился с темного монитора чуть повыше, на желто-зеленую полоску осеннего леса. Старый колдун справился с наплывом эмоций и теперь спокойно ждал, что еще выкинет эксцентричный миллиардер.

— Ваш домик далеко от деревни? — поинтересовался Валентин, чтобы начать разговор.

— Минут сорок пешком будет, — извиняющимся тоном ответил Григорий, — по проселку, в сторону залива. Хорошая у вас машина, Валентин Иванович!

— Да уж, не жалуюсь, — усмехнулся Валентин и прибавил скорость. Десяток километров как корова языком слизнула, бортовой искинт нашел упомянутый Григорием проселок, отложил сорокаминутное расстояние и выделил на укрупнившейся карте четыре дома-кандидата. Под соснами, вспомнил Валентин; скорее всего вон тот, бревенчатый, двухэтажный, потемневший от времени. Солидный участок земли, баня, два сарая — по сравнению с Могутовым, Григорий жил на широкую ногу.

Припарковаться лучше в лесу, решил Валентин, а потом выехать наружу уже на колесах.

— Этот дом? — уточнил он у Григория, выведя изображение на пассажирский монитор.

— Он самый, — повернул голову колдун. — А как вы узнали?!

— По вашему описанию, — ответил Валентин. — Только насчет грибочков в погребе не уверен. Ну вот, почти приехали.

Гравилет камнем свалился вниз, на уровне верхушек сосен отключил маскировку и превратился обратно в давно не мытую «газель». Чавкнула под колесами грязь, заревел имитирующий двигатель шумогенератор. Валентин крутанул появившийся перед ним руль, вспоминая, как управлять автомобилем, машина заелозила задними колесами по глине и медленно поползла вперед. Без антиграва бы здесь и остались, оценил Валентин свое искусство вождения.

Возле дома Валентин обнаружил расчищенную площадку минимум на три машины, аккуратно поставил «газель» у самого края и заглушил несуществующий мотор.

— Сейчас, сейчас, — засуетился Григорий, — подождите минутку, распоряжусь.

Он на удивление быстро выскочил из машины, подбежал к калитке, шикнул на залаявшую по случаю появления гостей овчарку. Дернул за пристроенную к калитке деревянную ручку — и по всему немаленькому участку пронесся веселый перезвон доброго десятка колокольчиков. Из-за дома появился красноносый мужчина с козлиной бородкой, взмахнул руками и засеменил навстречу Григорию:

— Батюшка, радость-то какая! Приехали наконец!

— Гости у нас, Александр, — неожиданно низким голосом прогудел Григорий, — скажи Клавке, чтобы на веранде накрыла. Посидим пару часиков, как положено!

Двадцать первый век на дворе, подумал Валентин, а все равно приятно. Грибочки, картошечка, запотевший штоф. Традиция, однако!

— Пойдемте, Валентин Иванович, — пригласил колдун Валентина, — мимо дома, потом налево. Погода сегодня чудесная, ветерок ласковый, посидим на свежем воздухе?

— Да, конечно, конечно, — согласился Валентин, неожиданно ощутив себя в отпуске. Слетать на вершину Эвереста или там в кратер Ключевской, конечно, приятная экзотика, но вот так, в простом деревенском доме, он не сиживал уже очень давно. Наверное, еще со своей предыдущей земной жизни.

Знает, чем подкупить, подумал Валентин. Ну, наше дело не зевать, да на ус мотать. А вот темп я все-таки прибавлю.

Валентин настроил Обруч на динамическое восприятие — теперь ускоренное время должно было включаться каждый раз, когда какое-нибудь событие вызывало у Валентина сильную эмоциональную реакцию. В случае чрезвычайной ситуации Обруч мог практически остановить время — однажды в таком режиме Валентин успел поспать между двумя пистолетными выстрелами. Но то был совсем уж крайний случай.

— Вот здесь, — показал Григорий уже застеленный льняной скатертью стол, — присаживайтесь, Валентин Иванович. А я, с вашего позволения, предобеденную молитву сотворю. — Колдун подмигнул Валентину, мол, мы-то с вами знаем, что это за молитва.

Валентин отнесся к словам Григория со всей серьезностью, выдвинул себе стул, быстро сел и принялся внимательно наблюдать за действиями колдуна. Тот отошел к противоположному краю веранды, встал вполоборота к солнцу, молитвенно сложил перед лицом руки. И почти сразу же из-под его сложенных вместе ладоней хлынули заклинания — в таком количестве и такой силы, что Валентин чуть со стула не свалился. Старый колдун знал свое дело — в несколько мгновений он раскинул над окрестностями хутора сигнальную паутинку, окружил дом защитным пологом, подвесил над участком свернутый в кокон заряд Силы, достаточный для уничтожения целого танка. Валентин заметил следы еще нескольких заклинаний поменьше — но для их расшифровки ему элементарно не хватило опыта. Земная магия заметно отличалась от Пангийской, а попрактиковаться в ней Валентин по понятным причинам так до сих пор и не успел.

— Аминь! — заключил Григорий свою весьма эффективную «молитву». А ведь теперь моя очередь, сообразил Валентин. Если гравилет сцапает терминатора раньше, чем сработают заклинания, может неприятный конфуз получиться. Поэтому поменяем программу — терминатора засечь и вести, но дезактивировать только по моей команде! Ну, или в случае если я вырублюсь, добавил Валентин, рассудив, что в разборке колдуна с роботом всякое может случиться.

Рядом с Валентином бесшумно возникла коренастая женщина неопределенного возраста — видимо, та самая Клавка. Она поставила на стол большой поднос и в один момент раскидала по поверхности скатерти пустые тарелки, рюмки, вилки, ножи, солонки с перечницами, соусницы, плошки с разносолами и прочие аксессуары длительного застолья. Потом водрузила в середину стола пузатую бутыль с прозрачной жидкостью и молча удалилась за следующей переменой блюд.

Усевшись напротив Валентина, Григорий тут же схватился за бутыль:

— Употребляете, Валентин Иванович?

— За обедом — в меру, — уклончиво ответил Валентин. Ему было интересно — неужели Григорий тоже будет пить? Только что едва не лишившись Силы, а вместе с ней и жизни, и ожидая с минуты на минуту второго нападения? Будь Григорию меньше ста лет, подобное поведение можно было бы списать на молодецкую лихость. Однако возраст колдуна начисто исключал такую возможность.

— Тогда наливаю, — обрадовался Григорий. — Не извольте беспокоиться, водочка истинная, по старинным рецептам, Александр с Афанасием из отборного зерна выгоняют, яйцом с древесным углем очищают. Вы такую, смею надеяться, еще ни разу и не пивали!

А ведь верно, подумал Валентин. На Панге я все больше по вину и пиву специализировался, а что на предыдущей Земле пробовал, то как вспомню, так вздрогну. О последних годах и вовсе речи нет — на банкетах все больше покупной ширпотреб, даром что по сто долларов бутылка.

— За знакомство, выходит? — спросил Валентин, поднимая свою рюмку.

— За знакомство, — кивнул Григорий. — Отчество мое знаете?

Да, кстати, вспомнил Валентин. Личность-то ему установили?

Потапов Григорий Александрович, тут же отозвался искинт. Одна тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения, если верить паспортной базе.

— Знаю, Григорий Александрович, — улыбнулся Валентин. — За знакомство!

Водка домашнего производства, казалось, не имела не только вкуса и запаха, но и ни малейшей крепости. Только через пару секунд, почувствовав разливающееся вокруг пищевода тепло, Валентин понял, что столкнулся с действительно качественным продуктом. Не верю я во все эти старинные рецепты, подумал он; наверняка без магии не обошлось!

— Ну, как вам водочка? — спросил Григорий с такой заинтересованностью, словно Валентин пробовал эликсир бессмертия. — Доводилось раньше такую пробовать?

— Хороша, — честно признался Валентин. — Хотя я не бог весть какой специалист…

— Теперь груздочком закусите, — порекомендовал Григорий, — не большим и не маленьким, только чтобы аппетит поддержать. И тогда уж на картошечку наваливайтесь, от души, сколько влезет. А у меня потребности старческие, невеликие, капустой солененькой закушу, да и дальше поспрашиваю. Говорят люди, что совсем недавно вы миллионы свои заработали, что в начале века про вас никто и слыхом не слыхивал. Как нынче такие дела делаются, не расскажете?

— За других не скажу, — ответил Валентин, хотя мог б многое порассказать, — а со мной случай особый. Я ведь до две тысячи пятого простым инженером работал, компьютерные сети в Кишиневе тянул. А в качестве хобби — разные модели мировой экономики строил, благо компьютеров до три штуки стояло, как это нынче называется, целый кластер. Ну и мало-помалу получаться начало, открыл счет, сперва в форексе, а потом и на нефтяных фьючерсах, потому что по нефти прогноз самый достоверный получился. Денег назанимал, пару раз чуть не убили, но повезло — рынок в мою сторону пошел, и к сентябрю две тысячи пятого я первый миллион прибыли со счетов вывел. Не рублей, конечно, — улыбнулся Валентин, вспоминая, чего ему стоило обезналичить несколько чемоданов синтезированных Катером стодолларовых бумажек.

— Завидую я вам, Валентин Иванович, — поддакнул Григорий, — своим ведь умом да усидчивостью миллионы заработали. Правда, злые языки говорят, что родственником вы кое-кому приходитесь…

— Врут все, — покачал головой Валентин. — Будь я родственником, я бы сейчас в Москве сидел, в каком-нибудь совете директоров. А так — обычный провинциальный миллиардер, каких в России десятки.

— Ну коли врут, — обрадовался Григорий, — тогда давайте еще по одной, за честно нажитое богатство. Сам я тоже Богом не обижен, — Григорий кивнул на свой заботливо возделанный огород, — но не в богатстве главная радость, а в честности, чтобы все — своими руками. Готовьте грибочек, вторая немножко горше первой будет!

Колдун схватился за бутыль и ловко наполнил рюмки — по самый ободок.

— За честно нажитое, — кивнул Валентин.

Выпили снова не чокаясь, после чего лицо Григория стало просто-таки источать благодушие. Министр иностранных дел, подумал Валентин, если, конечно, Юлиан не соврал, а пить совсем не умеет. Или, наоборот, отлично умеет притворяться.

— Ну а теперь интереснее вопрос задам, — подмигнул Григорий. — Вот скажите мне, вы по собственной воле решили в Демидовске обосноваться, или были какие-то знамения к тому, приметы и все такое? Кишинев-то потеплее будет, и Европа рядышком?

— Сравнили тоже, — поморщился Валентин, — промышленный центр с торговой столицей! Выбор у меня был в Россию ехать или в Штаты, но язык проклятый помешал. Не получалось у меня по-английски так же хорошо думать, как по-русски. Ну а в России все просто — в Москве-Питере все местной мафией схвачено, с какими хочешь деньгами приезжай, чики-брики, и свободен, Новосибирск далеко, вот и остались только Екатеринбург с Демидовском. Ну, я там и там по фирмочке открыл, в Екатеринбурге на третий день братки пришли, мол, делиться надо, а в Демидовске никаких проблем не было. Ну а климат, — Валентин подставил щеку сентябрьскому, но еще теплому солнцу, — что климат? Были бы на самолет деньги!

— Благословенный город ваш Демидовск, — пролебезил Григорий, мечтательно поджимая губы. — Райское место, Валентин Иванович. Даже просто не верится, что такие места могут существовать на Земле.

Ну вот, понял Валентин, обмен любезностями кончился, начался разговор.

— На Нострадамуса намекаете? — улыбнулся Валентин. — Да, мне Сергеев, наш вице-мэр, как раз сегодня утром все объяснил. Уж не знаю, как у Нострадамуса это получилось, но люди в Демидовске действительно просто замечательные. Я сразу разницу почувствовал, ну а через полгода о переносе бизнеса в другое место даже и думать забыл. Пришлось, правда, иногородних тщательней отбирать, но приспособились. Так что свои пятнадцать процентов Нострадамус уже отработал, — заключил Валентин и воткнул вилку в очередную картофелину. — Как раз хотел у вас спросить, Григорий Александрович: а почему вы, ну, то есть Орден, тоже себе какого-нибудь Демидовска не сделали? Люди бы техническим прогрессом занимались, вы бы — заклинания совершенствовали, и жили бы поживали врагам на зависть, себе в удовольствие?

Григорий перестал улыбаться и опустил глаза долу.

— Справедливо упрекаете, Валентин Иванович, ох, справедливо, — сказал он жалобно и повертел пустую рюмку в руках. — Я ведь, только когда ваша чудо-машина в воздух поднялась, домыслил, на что руки и головы людские способны. Если бы раньше знать… да откуда? — Старый колдун печально вздохнул и снова взялся за бутылку. — Давайте еще по одной, теперь моя очередь рассказывать.

— Давайте, — согласился Валентин. Обруч передавал эмоции колдуна и сейчас подтверждал мрачное, на грани «сейчас напьюсь» его настроение; но Валентин вполне допускал, что эмоции эти точно так же зашифрованы, как и само сознание Григория, где по-прежнему между бессмысленных колонн выл холодный колючий ветер.

— За Нострадамуса хочу выпить, — сказал Григорий, опять наполняя рюмки. — Он не называл вам своего настоящего имени?

— Инопланетянин же, — развел руками Валентин. — Я даже не уверен, что они там на родной планете вслух разговаривают. Мне он всегда либо во сне являлся, когда картинки показывал, либо внутренним голосом, как у робота. Так что если пить, то за Нострадамуса. А кстати, почему за него?

— Он так сумел людей использовать, — ответил Григорий, — как никто доселе. Могучий колдун и мудрый, не чета обычным противникам. Вот только насчет другой планеты, Валентин Иванович, не торопились бы вы. Послушайте сначала, что я вам расскажу.

— Ну, тогда за Нострадамуса, — поднял рюмку Валентин. Намек Григория на местное происхождение данного персонажа обещал любопытный поворот разговора. Закусив груздем побольше, Валентин оперся на спинку стула и приготовился слушать.

— Вы ведь знаете, наверное, уже, — сказал Григорий, опорожнив собственную рюмку, — что все колдуны когда-то были людьми?

Где-то я это уже слышал, наморщил лоб Валентин. Ах да, все взрослые когда-то были детьми. Интересно, можно ли отсюда сделать вывод, что колдуны к старости снова становятся человечными?

— Нострадамус прочел мне память Могутова, — кивнул Валентин. — Когда-то Иван Анатольевич тоже был простым деревенским парнем.

— А сейчас он лучший ученик Юлиана, — произнес Григорий и резко замолчал, поднял указательный палец к уголку правого глаза. — Простите, пожалуйста, старческая сентиментальность… давно не воевал… сейчас пройдет.

На жалость давит, подумал Валентин. И что самое интересное, получается.

— Расскажу я вам как-нибудь про Юлиана, — пообещал Григорий, справившись с притворным волнением. — Не всякое волшебство у него получалось, но когда пейзажи творил — сердце радовалось. Плохо поэтам да художникам на войне приходится!

— Если Юлиан был плохим бойцом, — удивился Валентин, — зачем вы его на войну отправили? Разве трудно было понять, что в Демидовске всякое может случиться?

— Юлиан сам захотел, — вздохнул Григорий, — да и сами же видели, на что железные люди способны. Вы вот даже теперь во мне сомневаетесь, хотя я один раз с этим чудищем уже сталкивался. А Юлиан отправлялся и вовсе незнамо куда, зачем же рисковать лучшими бойцами?

Любопытные у них отношения в Ордене, подумал Валентин. Прямо как в древней фантастике, касательно наименее ценных членов экипажа.

— Значит, вы ожидали нападения? — спросил он, нахмурясь.

— Ну конечно же, Валентин Иванович! — воскликнул Григорий. — Когда Иван Анатольевич еще только про череп сообщил, уже понятно стало, что ваша корпорация по всему миру действует и наверняка к себе внимание нехороших существ привлекла. Демидовск для нас сразу же в зону смерти превратился, мало того, что там незнакомый колдун обосновался, которого вы Нострадамусом называете, так еще и враги наши в любой момент объявиться могли. Я, признаться, поначалу на вас с Нострадамусом грешил, когда прощальный зов от Юлиана услышал, но теперь, — Григорий приподнял правый локоть и покачал свесившейся вниз кистью, кивнул своим мыслям, — теперь вижу, что это кто-то другой был. Если бы, Валентин Иванович, меня убить хотели, давно бы уже убили. Так что интерес у вас ко мне имеется; может быть, сразу его и скажете?

— А чего скрывать, — хмыкнул Валентин. Официальная версия пока не требовала пересмотра. — Нострадамусу нужна Сила Черного Камня, сам он ее быстро добыть не сможет, вот к Ордену за помощью и обратился. Юлиану я вкратце уже рассказывал, могу, если надо, повторить.

— Чего Нострадамусу надобно, — философски заметил Григорий, — того ни вы, ни я знать не можем. Слишком уж сильный он колдун, целый город заколдовать сумел, неужели и нас с вами не обманет? Не про него, про вас говорю, Валентин Иванович; вы ведь ради меня жизнью рисковали, с железным человеком схватились врукопашную! Неужели Нострадамус вам такое приказывал?

Очень интересно, подумал Валентин. Откуда он знает про рукопашную?! С виду — лежал на переднем сиденье без сознания и помирал от потери крови. А на деле, выходит, чуть ли не с блокнотом в руках за всей переделкой следил?!

Если так, решил Валентин, то он и вправду может с терминатором справиться. Попросить, что ли, Анисимова, чтобы оставил одного на такой случай?

— Я вообще не люблю, когда кого-то убивают, — сказал Валентин. — Колдуна там или человека, без разницы. А врукопашную бросился, потому что слишком близко от вас терминатор находился, по-другому не получалось. Замечу также, что терминаторы одинаково опасны на любом расстоянии — у них и боевой лазер, и скорострельная пушка имеются.

— Значит, не приказывал вам Нострадамус меня спасать, — огорчился Григорий. — Только посмотреть, уцелею ли в схватке с чудищем? И если уцелею, дальше Силу просить, а если нет — другой дорогой двигаться?

— Примерно так, — не стал возражать Валентин. — Сами понимаете, терминаторы — так мы промеж себя этих ваших называем — не самые страшные враги, если вы даже с ними справиться не сможете, то и в остальном на вас надежды мало.

— Понимаю, — приложил Григорий правую ладонь к сердцу, — все понимаю, Валентин Иванович, и правоту Нострадамуса признаю. Ослабел наш Орден в последние годы, одолели нас чудища окаянные. Если бы не вы, убил бы меня железный человек, выпытал бы перед смертью, где патриарха Марциана разыскивать, — и конец бы нам всем неминуемый.

Сердце Валентина стукнуло чуть сильнее обычного, и Обруч вдарил времени по тормозам. Патриарх Марциан, повторил про себя Валентин; если Григорий — министр иностранных дел, то Марциан этот должен быть президентом, или по меньшей мере — премьер-министром! Еще хоть какую-нибудь зацепку, подумал Валентин, переносясь под сводчатое небо григорьевской памяти. Лицо, звук, место последней встречи? Ничего. Только пронзительный свист ветра да проносящиеся мимо клочья тумана. Хотя стоп, тумана в прошлый раз не было. Ближе, ближе, хотя бы вон за тем облачком; есть!

Валентин переместился в центр небольшого туманного вихря, изнутри оказавшегося сотканным из сотен лаконичных, напоминающих иероглифы черно-белых картинок. Они мелькали в воздухе, постоянно меняясь местами, складывались в разные комбинации, иногда напоминавшие надписи на неизвестном Валентину языке, но главным образом вызывавшие ассоциации с психологическими тестами. Покружившись с минуту в этом вихре, Валентин признал свое поражение и вернулся в собственное сознание, еще раз убедившись, что мысли колдунов следует читать с помощью шприца, а не Обруча. Нарушить ментальную защиту Григория мог бы разве что десяток мощных боевых заклинаний — но по врожденной деликатности Валентин решил оставить такой «допрос под обстрелом» на крайний случай.

— Патриарх Марциан — высший иерарх Ордена? — спросил Валентин, воспользовавшись удобным предлогом. — Если терминаторы убьют его, Орден перестанет существовать?

— Не только Орден, Валентин Иванович, — вздохнул Григорий. — Все мы погибнем, от мала до велика, все русские колдуны, одни раньше, другие позже. Беда пришла на русскую землю, а встретить ее нечем. Надеялись мы, что оставят нас в покое, а вон как получилось… Вы уж простите, Валентин Иванович, — спохватился колдун, — простите причитания мои, тяжело на душе, вот и рвется наружу. Даже если возьму верх над одним железным человеком, на Западе сотню новых сделают — а у нас бойцов сколько было, столько и останется. Впору самому у Нострадамуса помощи просить, — заключил Григорий, — против врагов иноземных.

Странно он как-то ведет переговоры, подумал Валентин. По всем правилам надо врать и хвастаться, себя превозносить, партнера унижать, незаинтересованность в сделке демонстрировать, «мистером нет» работать. А здесь — чуть ли не слезная просьба о помощи, в духе «на тебя вся надежа». И ведь не скажешь, что испугался Григорий терминатора — спокоен как удав, попивает себе водочку в ожидании очередного визита.

Не нравится мне все это, подумал Валентин. Такое ощущение, что не нужны Григорию ни помощь, ни даже Черный Камень, а просто прощупать он меня и Нострадамуса хочет — как мы его слабостью воспользуемся. По уму, надо бы сейчас условия сделки ужесточить, но как раз этого-то он от меня и ждет. Поэтому сделаем хитрее!

— А вы знаете, — спросил Валентин, добавив в глаза искорку интереса, — кто они, эти ваши враги? Фамилии, адреса, расположение заводов?

— Знаю, конечно, как не знать, — вздохнул Григорий. — Почитай, скоро век как воюем, хоть и не лицом к лицу. Но прежде чем дальше рассказывать, Валентин Иванович, хочу наперед вот вас о чем спросить. Вы сами-то не из этих будете?

— Из каких таких «этих»? — нахмурился Валентин. В обобщенных схемах российских криминальных группировок, которые регулярно и независимо друг от друга составляли Анисимов с Коневым, неизменно фигурировала московская группировка педерастов, по мощности способная потягаться и с самим Орденом. Так что вопрос Григория совсем не относился к числу безобидных.

— Простите, не так выразился, — смутился Григорий. — Я про западников хотел спросить. Вы вот говорите, что Нострадамус с другой планеты, и как только получит Силу, так сразу вернется к себе домой. А почему вы думаете, что это действительно так и есть?

Я-то уверен, подумал Валентин. А вот ты, старый хитрюга, почему сомневаешься? Думаешь, засланец из других Орденов?

— Врать не стану, — пожал плечами Валентин, — инопланетный паспорт Нострадамус мне не показывал. Но вот контракт на доставку за пределы Солнечной системы — подписал. Так что он самый официальный инопланетянин из всех мне известных!

— Если бы все контракты всегда соблюдались, — опечаленно вздохнул Григорий, — да если бы язык не был дан человеку, чтобы скрывать свои мысли… Боюсь я, что Нострадамус ваш и вы вместе с ним на Запад работаете. Очень боюсь, сильнее чем железного человека.

Валентин снова пожал плечами. По легенде, главным в Демидовске все еще оставался Нострадамус, и знать о нем что-либо определенное Иванову было неоткуда. Оставалось опираться на домыслы и предположения.

— Если так, то и я боюсь, — выбрал Валентин компромиссную линию. — С Запада за моей головой только сегодня утром приезжали…

— За вашей? — изумился Григорий. — А точно с Запада были? Не путаете?

— Да уж поверьте моим экспертам, — улыбнулся Валентин. — Контейнер американской ручной сборки, эксклюзивный образец, только для своих. Кабы не он, мы бы так просто терминаторов, пардон, железных людей не прищучили бы. А так — технологии изучили, возможности выяснили и противодействовать научились.

— Быстро вы… — с нескрываемой завистью произнес Григорий. — Да, прав я был, еще в прошлом веке говорил Марциану — на людей надо ставку делать, одним колдунам не справиться. Подумать обещал Патриарх, да время нынче быстрее бежит, чем мысль патриаршья…

Интересно, подумал Валентин, Григорий и в самом деле такой реформатор, или просто меня обрабатывает? Доберусь до Марциана, обязательно уточню.

— Ну так вот, — заключил Валентин, — поскольку убивать меня засланцы с Запада приезжали, а Нострадамус при этом мне, а не им, помогал, я пока что считаю, что мы с ним оба местные. Даже если Нострадамус соврет и с полученной силой на Земле останется, действовать он будет скорее в интересах Демидовска, нежели Вашингтона…

Валентин осекся, осознав второй смысл только что сказанной фразы. Однако было уже поздно — министр иностранных дел Ордена ловил подобные оговорки с полузвука.

— А у нас столица в Москве находится, — задумчиво сказал Григорий. — Поверьте, очень не хочется на два фронта воевать, когда и на одном-то не знаешь, как управиться. Успокоить вы меня не успокоили, Валентин Иванович, но линию Нострадамуса доходчиво объяснили. Давайте еще по рюмочке, и я в свой черед расскажу, в чем интересы Москвы заключаются.

— Давайте, — согласился Валентин. Водка его, разумеется, не пьянила — Обруч тщательно следил за здравомыслием хозяина, — но вкусовые ощущения, теплота в желудке, да и просто память о добрых старых временах, когда можно было позволить себе напиться в зюзю, — все доводы были за продолжение банкета.

Григорий в очередной раз наполнил рюмки, огладил бородку и произнес:

— За перемирие!

— Перемирие? — удивился Валентин. — Кого с кем?

— Нас с вами, — ответил Григорий. — Если Нострадамус считает себя независимой силой на этой планете, и вы его в этом поддерживаете, предлагаю с этого момента прекратить враждебные действия друг против друга и объединить усилия против общего врага.

— С пунктом первым Нострадамус, безусловно, согласится, — осторожно ответил Валентин. — А вот насчет второго — о каком общем враге речь? Запад — понятие весьма растяжимое…

— Думаю я, — сказал Григорий, поднимая рюмку, — что вас, Валентин Иванович, именем этого врага не удивить. Ни за что не поверю, что вы про иллюминатов не слышали. У них ведь основной способ конспирации — кричать про себя на каждом углу, во всех смертных грехах обвинять, причем по большей части в таких, в которые нормальному человеку и поверить-то стыдно. Ну вот нормальные люди и не верят во всю эту ерунду. Но слышать-то каждый слышал, уж по крайней мере про Сионских Мудрецов!

Наверное, я тоже нормальный человек, подумал Валентин. Иллюминаты? Чушь какая-то. То ли дело «Невидимый колледж»!

— Значит, супротив иллюминатов объединяемся? — поднял Валентин свою рюмку. — А следовательно, во славу русского оружия?

— Не шутите с этим, пожалуйста, — покачал головой Григорий. — Не до шуток мне сейчас, Юлиан погиб, и многих еще смерть поджидает. Давайте просто — за перемирие.

Валентин молча кивнул и влил в себя водку. Теперь она уже не производила впечатление божественного напитка — обычная дерущая горло спиртосодержащая жидкость. Грибочки в сметане явно не успевали восстанавливать разрушаемую алкоголем слизистую. Мог бы и поколдовать, подумал Валентин о гостеприимном, но не слишком дальновидном Григории. Хотя да, ему еще с терминатором биться, экономит. Но в следующий раз непременно посоветую.

— Пойдемте, — сказал Григорий, неожиданно поднявшись на ноги. — Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. У меня кое-что припасено, на что вам будет любопытно взглянуть.

Он специально привез меня сюда, понял Валентин, чтобы показать. Хороший класс вербовки — увиденное действительно запоминается куда лучше, чем просто услышанное. Но что такого особенного можно показать в самом обыкновенном двухэтажном доме? Мумию большеглазого инопланетянина? Говорящую голову верховного тамплиера?

Теряясь в догадках, Валентин последовал за Григорием. Вместе они спустились с веранды, обогнули дом и вошли в него с черного хода, через низкую дверь с притолокой, носившей явные следы ударов головой. За дверью открылся пологий спуск в высокий подвал, освещенный пробивавшимися через маленькие окошки яркими лучами солнечного света. Подвал казался пустым, но Бублик так громко запросил разрешения подхарчиться, что Валентину даже не понадобилось включать магическое зрение, чтобы понять: пустота эта — всего лишь иллюзия для посторонних.

— Здесь у меня памятные вещи лежат, — сказал Григорий, остановившись посреди пока еще пустого подвала. Валентин услышал, как сама собой закрылась входная дверь, и отметил воцарившуюся в подвале пещерную тишину. — Обычно я сюда один прихожу, когда на душе непокой или разговор предстоит тяжелый; а сегодня утром не успел, в городе задержался, вот и решил вместе с вами заглянуть. Видите что-нибудь?

— Ничего, — развел руками Валентин. — Иллюзия пустоты?

— Верно догадались, — улыбнулся Григорий. — Обычно колдуны иллюзии предметов создают, а я вот люблю по-простецки, нет ничего, ну и ладно. Экономия Силы получается, да и защита от любопытных лучше любых замков да всяких новомодных лучей смерти. Одна незадача — чтобы посмотреть самому, заклинание развеивать приходится. Но чего только для дорогого гостя не сделаешь!

С этими словами Григорий приложил левую ладонь к правому запястью и на мгновение низко наклонил голову. Валентин любопытства ради глянул на творимое заклинание магическим зрением — да, обычное рассеивание иллюзии, причем очень качественно сделанной иллюзии, с минимальными затратами на рассеивание. Свет в подвале на мгновение померк, а потом снова засиял — но на этот раз его источником были не восемь квадратных окошек под потолком, а шесть полукруглых канделябров с сотнями горящих свечей в каждом.

Настоящий музей, подумал Валентин, оглядываясь по сторонам. Вдоль стен стояли аккуратные деревянные шкафчики с идеально прозрачными стеклами, заметными лишь по отражающимся в них огонькам свечей. Во втором ряду от стены располагались открытые кверху музейные стеллажи, в которых на белом бархате лежали весьма любопытные предметы. Под почти невидимым стеклом первой от входа витрины Валентин заметил самую что ни на есть волшебную палочку и невольно сделал шаг в ее направлении, с трудом удержавшись, чтобы не просканировать потенциальный ключ к Черному Камню всей мощью своей магии.

— Это далекое прошлое, Валентин Иванович, — произнес Григорий, становясь рядом с Валентином. — Моя первая волшебная палочка, начало шестнадцатого века, точнее уже и сам не скажу, много лет миновало. Я этот шкафчик давно уже не открываю, дереву вреден воздух нынешней России. Пройдемте чуть дальше, я покажу вам более близкие к нашей теме экспонаты.

Миновав три стеллажа, Григорий остановился у четвертого, в котором одиноко возлежал на неизменно белой подкладке грубо сработанный черный револьвер с длинным стволом. Он так сильно контрастировал с предыдущими явно магическими экспонатами, что Валентин даже включил магическое зрение и несколько секунд таращился на совершенно безобидное орудие убийства. Разумеется, безо всякого результата.

— Это мой самый памятный экспонат, вечное напоминание о прошлых ошибках, — сказал Григорий, щелкая встроенным в стекло металлическим замочком. — Одна тысяча девятьсот шестнадцатый год, совершенно обычный, как сами видите, револьвер. А между тем выстрелом из этого револьвера была убита Российская империя. Наша Российская империя…

— Ваша? — вкрадчиво уточнил Валентин.

— Ну конечно же, наша, — вздохнул старец Григорий. — Мы здесь больше пятисот лет живем, Марциан с пятнадцатого века, я с шестнадцатого. Ордынцев теснили, земли в Московию собирали, церкви строили. С деревянного храма в Пскове начинали, а через пятьсот лет великой страной владели, да не удержали… Вот что для вас, Валентин Иванович, значит корпорация «Будущее»? Свое родное детище, средоточение всех трудов и помыслов. Вот только вы фирму свою три года строили, а мы свою Российскую империю — пять долгих веков.

— А потом ее убили, — кивнул Валентин. — В восемнадцатом, вместе с Николаем Вторым?

Григорий качнул головой.

— Нет, — ответил он. — Никому уже не нужен был тогда Николай, да и раньше он ничего не решал. Из револьвера этого другого человека убили, настоящего. Я специально в Англию ездил, чтобы револьвер этот выкупить; серьезную ошибку мы тогда совершили, ошибку, о которой всегда помнить должно.

— Другого человека? — переспросил Валентин, лихорадочно перебирая в памяти события двадцатого века. Кого же? Столыпина? Эрцгерцога Фердинанда?

— Не гадайте напрасно, Валентин Иванович, — прищурил глаза Григорий. — Людям свойственно украшать не только свои жилища, но и свою память. Среди тех, о ком вы сейчас наверняка подумали, нет важных персон. Империя рухнула, когда был убит всеми ненавидимый, абсолютно бесполезный с людской точки зрения человек. И ладно бы только с людской — нас, бессмертных колдунов, точно так же обвели вокруг пальца.

— Кто обвел? — спросил уже донельзя заинтригованный Валентин. — Неужели иллюминаты?

— Тогда мы еще не знали этого имени, — кивнул Григорий. — Но нас другое незнание погубило: мы не знали тогда истинного положения дел в империи. А вот иллюминаты знали; и когда британский офицер Освальд Рейнер стрелял из этого в пистолета в голову Григория Распутина, он не просто рассчитывал сепаратный мир с Германией предотвратить. Он невысказанный приказ иллюминатов исполнил — разрушить бюрократическую машину Империи, убрать из цепочки людских связей ключевое звено.

— А я слышал, что Распутина убил Пуришкевич, — заметил Валентин. — Впрочем, меня там не было…

— Пуришкевич, — улыбнулся Григорий, — ну как же, конечно, он ведь сам об этом в мемуарах писал. История, Валентин Иванович, пишется лишенными власти людьми под диктовку людей, власть сохранивших. Ну а уж этим людям иногда мы подсказываем, что надобно написать, а иногда они и сами смекают, что говорить, а о чем молчать следует. Что Февральская революция в России была Англией организована, вам кто-нибудь говорил?

— Я только слышал, что Ленин был германский шпион, — Улыбнулся Валентин. — Так, выходит, иллюминаты у нас — английские подданные?

— Нет, — перестал улыбаться Григорий. — Английский орден тоже был обманут, а вместе с ним и британское правительство. Вместо продолжения войны англичане получили революцию в России, приведшую к власти прогермански настроенного диктатора. В отличие от английской разведки иллюминаты точно знали, что в сельской России уже началась крестьянская война.

— В декабре девятьсот шестнадцатого?! — присвистнул Валентин. Это что, правда, спросил он у Обруча; вовсю шла, ответил тот. А что ж ты раньше молчал, удивился Валентин; а ты и не спрашивал, констатировал Обруч. Фоменковщина какая-то, подумал Валентин. Скорее бы с ней закончить, с этой историей.

— Ну, не в декабре, конечно, — рассудительно ответил Григорий, — зимой какая война? А вот по осени, да следующей весной усадьбы помещичьи горели как свечки, а хозяева их по городам одно что с голоду не помирали. Вроде бы дело привычное, Смуту пережили, пугачевщину — а тут вдруг оказалось, что целая страна будто между пальцев утекла.

— Как же это вы с пятивековым опытом и так опростоволосились? — полюбопытствовал Валентин, хотя сам же собирался перевести разговор на что-нибудь посовременней. — Да и убийство Распутина здесь при чем — как он смог бы крестьянской войне помешать?

— Тут не только в крестьянской войне дело, Валентин Иванович, — ответил Григорий. — Рейнер ведь не одного Распутина застрелил, он из-под всех его назначенцев табурет выбил. Вместо того чтобы со смутой бороться, людишки власть делить начали, к царю да великому князю дорожки прокладывать. А пятивековой опыт, он как раз дурную шутку сыграл — вокруг Николая мы скучковались, в Могилев за ним переехали, петербургский заговор запасным планом посчитали. Продержаться-то оставалось всего полгода, летом бы война закончилась, контрибуции-репарации, сами понимаете. Поэтому когда иллюминаты руками англичан при полных хлебных складах февральский кризис организовали — не готовы мы оказались. За царем присматривали, за депутатами, даже за социал-революционерами, — а угроза пришла совсем уж с низов, от бандитов, на помещичьих усадьбах руку набивших да на заводы с фабриками позарившихся. Мы по старинке за вершками смотрели, а иллюминаты сумели к низам подобраться, направить их, да так ловко, что мы только через двадцать лет поняли, как это у них получилось. Вот и вышло, что по весне против крестьянской войны не самодержец всея Руси выступил, а временное, — Григорий презрительно скривил губы, — правительство.

— Ну так сделали бы его постоянным, — пожал плечами Валентин, которому этот экскурс в историю уже начал надоедать. Обруч наверняка объяснил бы все куда подробнее и доходчивее. — Несколько заклинаний, колдун-смотритель…

— Временным оно было не потому, что так называлось, — перебил его Григорий, — а потому, что ничем реально не управляло. Нарисованный на холсте фасад, за которым медленно разваливается ветшающий дом. Весь семнадцатый год мы потратили на то, чтобы найти хоть какую-то замену Самодержцу. Вас вряд ли впечатлит моя следующая фраза, но поверьте, я до сих пор произношу ее с горечью. Мы остановились на кандидатуре Ульянова, поскольку остальные были еще хуже. Ульянов справился, но какой ценой!

— Брестский мир? — спросил Валентин, предположив, что для колдунов наиболее неприятной была потеря территории. И тут же понял, что ошибся.

— Десять миллионов погибших, шесть миллионов неродившихся, — ответил Григорий. — А теперь самое время задать вам, Валентин Иванович, настоящий вопрос. Вы хотя бы в общих чертах представляете, откуда берется Сила?

— Представляю, — сухо ответил Валентин. — Скапливается в предметах культа, которым поклоняются люди. Думаю, после революции предметов культа у вас оказалось предостаточно, а вот с их воспроизводством возникли ощутимые проблемы. Или с товарищей Троцкого и Кирова тоже можно было подкормиться Силой?

Григорий потер бородку и прищурился:

— Шутить изволите, Валентин Иванович? Попробуйте как-нибудь на митинге подкормиться, от Боткина или Байкова, сами все поймете. Чтобы Силу в Источник вдохнуть, человек должен себя отдавать потоку, а не самому потоком становиться. Никакой силы мы с этих парадов да демонстраций не получили, впрочем, как и Германский орден со своих факельных шествий. Не ради Силы все делалось, Валентин Иванович; ради самой жизни!

Понятно, почему не ради Силы, подумал Валентин. «Русский коэффициент». По крайней мере одно его свойство я уже установил: он работает с уже существующими Источниками. Намолить новые Орден за последние девяносто лет никак не мог, однако Силу тратил, не считаясь с затратами.

— Я правильно понял, — решил ускорить разговор Валентин, — что Февральская революция резко изменила взгляды Ордена на людей? Точнее, на методы, которыми ими можно управлять?

— Не точнее, — ответил Григорий. — Методы работы с людьми всегда одинаковы — отбираешь созидателей, отсеиваешь разрушителей. Крушение монархии только облегчило эту работу — теперь мы могли выбирать из куда большего числа кандидатов. Вот только количество, вопреки утверждениям этих самых кандидатов, никак не хотело переходить в качество… Но я отвлекся, прошу прощения; вы спрашивали, что изменила в нас революция? Давайте сделаем еще пару шагов, и я покажу вам, что она изменила.

Валентин посмотрел за спину Григорию и сразу понял, каким будет следующий экспонат его частной коллекции. На мраморном постаменте между двумя витринами мирно покоился черный станковый пулемет. «Максим», наверное, подумал Валентин; даже по Пангийским меркам, неприятная штуковина.

— Вот, — сказал Григорий, положив руку на пулемет. — В самом конце позапрошлого века, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, эта машина смерти помогла горстке англичан уничтожить в одном бою пятнадцать тысяч суданцев. В прошлом на такое были способны лишь колдуны, а теперь этому и люди научились. Ну а в тысяча девятьсот сорок пятом, — Григорий сделал еще пару шагов, — люди такое создали, о чем колдуны даже и не мечтали.

Валентин обнаружил перед собой укрытый темным покрывалом цилиндр, похожий на большой водонагреватель. Григорий приподнял руку ладонью вниз, покрывало взмыло под потолок, и Валентин понял, что квадрат арматуры с одной стороны водонагревателя похож скорее на стабилизатор бомбы, нежели на потолочный крепеж.

— Что это? — спросил Валентин.

— Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, — ответил Григорий. — Литл бой, «Малыш», как ее назвали создатели. Точная копия, которую я раздобыл только в шестьдесят третьем году.

— Вы истинный коллекционер, — с чувством произнес Валентин.

Ему очень хотелось отойти от бомбы подальше. Обычное оружие было камуфляжу что слону дробина, взрывы мощностью до нескольких тонн тротила заставили бы включиться магический метаболизм. Но против ядерного взрыва могла помочь только гравитационная ловушка Саши Ледовских, все еще не вышедшая из лабораторных испытаний.

Колдунам было отчего бояться людей.

— Бомба, — сказал Григорий, позволив покрывалу опуститься обратно, — это всего лишь логическое продолжение пулемета. После революции мы поняли, что люди умеют кое-что еще, чем просто приносить нам Силу. Они научились убивать друг друга в больших количествах, чем при обычных войнах между орденами, и преследовать собственные цели, которые мы никогда не закладывали им в головы. Революция заставила нас задуматься: а только ли мы одни управляем этими послушными существами?

Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, подумал Валентин. Могли бы и раньше догадаться, что были бы послушные существа — а уж желающие ими покомандовать найдутся.

— Когда вы узнали об иллюминатах? — спросил Валентин.

— По-настоящему — только после войны, — развел руками Григорий. — Очень уж тонко у них все было выстроено. Пока мы по старинке заметных людей контролировали да за большими сборищами присматривали, иллюминаты скрываться учились, а когда научились, тайновластие изобрели, искусство людей направлять втайне от них самих, и притом безо всякого колдовства. Посетил я тогда еще, в шестнадцатом, лейтенанта Рейнера, поспрашивал — самолично решил он Распутина устранить, безо всякого чужого влияния. Абсолютно уверен был, шельма, что все правильно делает, сепаратный мир предотвращает; а что великую империю одним выстрелом уничтожил, так того до конца жизни так и не понял. Ладно бы приказ у него был, устный или письменный, — понятно было бы, кто планы строил, с кем дальше дело иметь. Ан нет — сам придумал! Ну и как прикажете его истинных хозяев искать?

— Ну, я бы биографию поднял, — подумал вслух Валентин. — Из какой школы выходец, кто на должность рекомендовал… Хотя, конечно, по одному такому Рейнеру ничего не вычислишь, тут минимум десяток подобных событий нужен.

— Вот то-то и оно, — вздохнул Григорий. — Умники среди людей и раньше встречались, но чтобы одновременно и от нас спрятаться, и между собой сговориться — такого никогда не бывало. Не сразу мы поняли, с кем дело имеем, только когда бомба взорвалась, догадываться начали. А они тем временем, бесы, собственную магию придумали. Пройдемте, Валентин Иванович, дальше, я вам кое-что пострашнее бомбы покажу!

С этими словами Григорий обошел уже закрывшегося покрывалом «Малыша» и протянул руку в сторону стены. Там, в нише между двумя забитыми магическими экспонатами шкафами, пылился маленький, не больше ладони, кинескоп, водруженный на деревянную подставку из полированного дерева. Неужели телевизор, подумал Валентин. Какой же это год?

— Вот оно, бесовское изобретение, — сказал Григорий и щелкнул переключателем на подставке. На экране кинескопа замелькали черные и белые точки. — Бомба только в сорок пятом году взорвалась, а телевизоры к тому времени уже шесть лет как в магазинах продавались. Раньше человек, чтобы новости узнать или совет наставника услышать, в церковь шел — а теперь у него дома говорящий ящик появился. Раньше чтобы всех людей в одну сторону направить, их нужно было на площади собирать — а теперь достаточно по телевизору выступить. И ведь как у иллюминатов все тонко рассчитано — сперва телевизоры диковинкой были, а потом вдруг оказалось, что они уже в каждом доме, и вместо слова Божьего люди рекламу стирального порошка слушают. Вот тогда-то мы и поняли, что не Английский орден нам противостоит, и даже не англо-американский союз, а сами люди, со своей особой, иллюминатской магией. Но уж когда сообразили, тогда головоломка сразу сложилась, благо и Английский орден уже догадываться начал, кто сейчас ему главный враг.

— И во что же сложилась головоломка? — спросил Валентин, поймав себя на желании зевнуть. И тут же сам удивился собственной скуке — с чего бы вдруг? Мне тут иллюстрированную историю борьбы Российского ордена с таинственными иллюминатами рассказывают, а я засыпать вознамерился? Почему? Проделки Кукловода?

Нет, просто перегруз, качнул головой Валентин. Слишком много информации. Еще сегодня утром на этой планете вообще никого не было — ни колдунов, ни Совета, ни иллюминатов, ни даже «Невидимого колледжа». А сейчас такое ощущение, будто я в чужой мир попал, и притом не на бандитскую окраину, а в самую гущу политических разборок.

— Ну вот мы и подошли к современной экспозиции, — улыбнулся Григорий. — Посмотрите на эту картину.

Колдун провел по воздуху рукой, и на голом проеме стены между очередными шкафами проступил висящий на одиноком гвозде планшет с небрежно нарисованной карандашом сложной иерархической схемой.

— Вот они, владения иллюминатов, — сказал Григорий. — Во главе — пятеро великих магистров, которых никто не знает ни в лицо, ни по имени. Они непосредственно — туманными намеками да отвлеченными беседами — руководят двадцатью шестью семьями. Понимаете, Валентин Иванович? Не конкретными людьми — семьями, с их персональными врачами, адвокатами, нотариусами, мажордомами, водителями и специалистами по темным делишкам. Фамилии этих семей известны, даже слишком хорошо известны — все эти Ротшильды, Рокфеллеры, Кеннеди, Фримены, Ван Дуймы да Меровинги. Фамилии древние, богатства за ними стоят совершенно невообразимые, но это все обычные, людские богатства, вот западные колдуны к ним особо и не присматривались. А когда выяснилось, чем иллюминаты на самом деле занимаются…

«Ротшильды, Рокфеллеры, Ван Дуймы, связь с «Невидимым колледжем», — составил Валентин информационный запрос. Ответ пришел через долю секунды — сильных связей не установлено, совместная упоминаемость в накопленном массиве данных на уровне шума.

Опаньки, опешил Валентин. Это что же получается?! Сколько у нас на Земле мировых правительств?!

— Простите, — сказал он, заметив, что Григорий прервал свой рассказ. — Задумался о невообразимых богатствах. Вы, кажется, остановились на том, чем на самом деле иллюминаты занимаются?

— Да, — ответил Григорий. Он протянул руку, и внушающая трепет карта владений мирового правительства снова стала кирпичной стеной. — Еще я про Английский орден говорил, но теперь уже не важно, что там с англичанами случилось. А касательно иллюминатов — так я вам, Валентин Иванович, как раз и показывал, чем они последние сто лет занимались. Пулеметы придумывали, Российскую империю разрушали, бомбу создавали…

— Телевизоры в каждый дом ставили, — поддакнул Валентин.

— Телевизоры, — кивнул Григорий. — Если простыми словами сказать, то вот что выходит. Сначала иллюминаты оружие против нас выковали, потом над сознанием людским власть приобрели, а затем к последней части своего плана перешли. Убивать они нас начали, Валентин Иванович. Насмерть убивать!

— Это я заметил, — кивнул Валентин. — Но вот здесь у меня наконец-то вопросы появляются. Почему вас только сейчас убивать начали? Почему не год назад, не десять, не в сорок девятом, по плану «Дропшот»?

— В сорок девятом Английский орден еще мог сопротивляться, — ответил Григорий. — А десять лет назад… сейчас покажу.

Колдун шагнул к Валентину, встал слева — голова вровень с плечом — и молитвенно сложил руки. Дощатая стена, которой заканчивался подвал, растаяла в воздухе, вспыхнули сразу шесть магических шариков, заставив заблестеть полированные грани представшего перед Валентином металлического чудища. Восемь паучьих ног поддерживали в воздухе толстую серебристую стрекозу со сложенными сверху перепончатыми крыльями. Оба полукруглых глаза уставились на Валентина яркими точками лазерных прицелов, бесшумно провернулись вокруг оси и нацелили ему в лоб жерла автоматических пушек.