"Когда под ногами бездна" - читать интересную книгу автора (Эффинджер Джордж Алек)

Глава 16

Добравшись до отеля, я оставил блондиночку в удобном кресле в холле. Ее звали Труди (просто Труди и все, никакой фамилии, заявила она с блаженной улыбкой). Близкая подруга Люца Сейполта; гостит в его доме больше недели. Их познакомил один общий приятель. М-да… Неразлучные друзья: Труди, самая милая и раскованная девушка в мире, и Сейполт, который, оказывается, в душе добрый и открытый парень, а все эти интриги и убийства — просто маска, чтобы дурачить окружающих.

Я отправился звонить, но не управляющему, а Оккингу. Он сказал, чтобы я покараулил Труди, пока он будет отрывать от стула свою толстую ленивую задницу.

Из всех училок я оставил только языковую: без нее мы с Труди вообще не сможем понять друг друга. Вот тогда-то мне и пришлось уяснить пункт номер сто пятьдесят четыре из перечня особо важных сведений о спецучилках, которыми одарил меня Папа. «За все приходится платить». Понимаете, на самом деле я знал это; выучил еще много-много лет назад, сидя на коленях у матушки. Просто такие истины почему-то постоянно забываются, и приходится каждый раз открывать их заново.

«Никому никогда ничего не достается даром». Во время визита на виллу Сейполта училки все время держали под контролем мои гормоны. Когда я вернулся, чтобы обыскать рабочий стол немца, я должен был пребывать в полувменяемом состоянии от страха и массы сопутствующих эмоций, зная, что изуродованные трупы, которые я обнаружил, стали таковыми совсем недавно, и ублюдок Хан вполне может еще сшиваться где-то поблизости. А когда Труди неожиданно воскликнула:

«Люц?» — любой нормальный человек получил бы инфаркт.

Так вот, когда я вытащил училки, обнаружилось, что я вовсе не избежал всего этого, а просто отложил удовольствие на некоторое время. И этот момент наступил! Мой мозг и нервы сразу как бы сжались, сплелись в тугой клубок.

Невозможно было отделить одну эмоциональную «нить» от другой: я испытывал дикий, бессмысленный, животный ужас, страстную ненависть к Хану за поистине дьявольский метод, с помощью которого он хотел остаться неуловимым, и за то, что этот подонок заставил меня созерцать плоды своей бесчеловечной жестокости.

Накатила волна страшной усталости и боли в работавших сверх всякой меры мускулах (училка «запрещала» мозгу и телу чувствовать утомление и физическую боль, и в результате я сейчас получил и то, и другое); вдобавок я вдруг осознал, что ужасно голоден и умираю от жажды, а мой мочевой пузырь вот-вот лопнет. В кровь хлынул адреналин, и сердце забилось еще быстрее. Хотя опасность давно миновала, мой организм подготовился к смертельной схватке или к бегству.

В общем, я за несколько мгновений прошел через все, что должен был прочувствовать в течение трех-четырех часов, на тело и мозг обрушился страшный удар, пославший меня в нокаут.

Дрожащими руками я поскорее вернул училки на прежнее место, и через минуту почувствовал себя нормальным человеком. Сердцебиение, дыхание вернулись к норме, а голод, жажда, дикая злость, усталость и мучительные сигналы переполненного мочевого пузыря прекратили донимать меня. Я благодарил судьбу и хирургов, но сознавал, что просто еще раз оттянул час расплаты, а когда он наступит, самое ужасное постнаркотическое похмелье покажется мне легкой мгновенной встряской, словно мимолетный поцелуй в темноте. «Дас ист террибль платить по счетам; не спа, бвана мсье Марид-сан?» Это ты верно сказала, Чири.

Когда я возвращался в холл к Труди, кто-то окликнул меня: «Мсье Одран?»

Хорошо, что училки оказались на месте: терпеть не могу, когда мое имя выкрикивают, если вокруг полно народа и тем более если я маскируюсь.

Я повернулся и окинул одного из служащих, позвавших меня, безмятежно-холодным взглядом.

— Да?

— Для вас записка, мсье. Оставлена в вашем ящике. — Парня явно смущал мой простонародный наряд — галабийя и все прочее. Он твердо выучил, что в их замечательном отеле останавливаются только «культурные европейцы».

То, что он сказал, было просто невероятно по двум причинам: во-первых, никто не знал, что я здесь остановился, и, во-вторых, я зарегистрировался под чужим именем. Что ж, надо сделать вид, что мне просто стало интересно, что они там напутали, а потом возмущенно бросить бумажку в надутую физиономию парня.

Попробую угадать… Компьютерная распечатка, верно?

Я развернул записку.

Мои ноги подкашивались, упрямо игнорируя приказы училок. Я сложил послание и сунул его в сумку.

— Вы в порядке, мсье? — заботливо осведомился парень.

— Это все проклятая высота, — ответил, я, — каждый раз так трудно приспосабливаться…

— Высота? Но здесь ведь совсем невысоко, мсье! — изумился он.

— В том-то и дело. — Я оставил его стоять с открытым ртом и вернулся к Труди.

Она расплылась в лучезарной улыбке, словно с моим возвращением жизнь снова обрела свою прелесть. Интересно, что творилось в ее голове, пока она сидела одна в доме? «БЫЛО ТИХО, И ВОКРУГ НИКОГО!..» Я содрогнулся.

— Извини, что заставил тебя ждать, — сказал я вполголоса, слегка поклонился и сел рядом.

— Да ничего, я в порядке. — Она не спеша выпрямила свои красивые ноги и снова скрестила их. Наверное, все мужчины отсюда и до Осаки, не отрываясь, наблюдали, как она это делает. — Поговорил с Люцем?

— Да. Он был здесь, но отлучился по важному делу. Как я понял, поехал решать какой-то формальный вопрос с лейтенантом Оккингом.

— Лейтенантом?

— В обязанности Оккинга входит следить, чтобы в Будайине не происходило ничего необычного. Слышала о таком квартале?

Она кивнула:

— Никак не пойму, какие вопросы может решать Люц с лейтенантом? Он ведь никакого отношения к тому, что творится в этом Будайине, не имеет, разве не так?

Я улыбнулся:

— Прости, дорогая, но то, что ты говоришь, звучит немного наивно. Наш друг — очень многогранная и влиятельная личность. Думаю, ничего в городе не происходит без его ведома.

— Да, наверное…

Полная чепуха, конечно. В лучшем случае, Сейполт был средним звеном. И уж конечно, это не Фридландер-Бей.

— За нами пошлют машину, а потом мы, как и планировали, сядем все вместе и подумаем, как провести вечер.

Ее лицо снова осветилось радостной улыбкой. В конце концов, она получит свою конфетку.

— Не хочешь заказать что-нибудь, пока мы ждем? — За этим приятным занятием мы с Труди коротали время, пока к нам не подошла парочка утомленных фараонов в штатском, неслышно ступая по толстому синему ковру. Я встал, вежливо представил их друг другу, и мы покинули холл отеля, приятно болтая, как компания старых приятелей. Так мы шли до самого участка; по пути на второй этаж меня остановил сержант Хаджар, а два полицейских проводили Труди в кабинет Оккинга.

— Что случилось? — хмуро спросил Хаджар. Сейчас он забыл о всех своих побочных занятиях и был настоящим легавым. Наверное, чтобы доказать: если он поднатужится, еще может исполнять прямые обязанности.

— А ты как думаешь? Ксаргис Хан, тот самый, что работал на Сейполта и твоего шефа, продолжает заметать следы. Только что убрал трех очередных свидетелей. Черт, парень жуткий педант: ничего не забывает. На месте Оккинга я бы просто взмок от страха. Ведь лейтенант сейчас — живая мишень.

— Он это понимает; никогда не видел Оккинга таким потрясенным и подарил ему тридцать-сорок пилюлек паксиума. Он проглотил целую горсть вместо завтрака.

— Хаджар недобро ухмыльнулся.

Из кабинета Оккинга вышел полицейский в форме.

— Одран, — сказал он громко и мотнул головой в сторону двери. Я стал членом их команды.

— Минуточку. — Я снова повернулся к Хаджару. — Слушай, я хочу посмотреть на то, что ты выудил из рабочего стола и сейфов Сейполта.

— Я так и подумал, — ответил Хаджар. — Лейтенант сейчас слишком занят, чтобы забивать этим голову, так что он наверняка свалит работу на меня. А я устрою, чтобы ты первым осмотрел улики.

— Отлично. Надеюсь, там будет что-то важное. — Входя в застекленный кабинет лейтенанта, я столкнулся с ребятами в штатском, эскортирующими Труди.

Она улыбнулась мне и сказала:

— Мархаба. — Только в этот момент до меня дошло, что она может говорить и по-арабски.

— Сядь, Одран, — сказал Оккинг. Его голос был хриплым, как будто лейтенант сорвал его или простудился.

Я уселся и посмотрел на него.

— Куда ее повели?

— Хотим допросить девочку поосновательней. Хорошенько покопаться в ее серых клеточках… Потом отпустим домой, не знаю, правда, где это.

Что ж, звучит очень профессионально; сомневаюсь, правда, что Труди будет в состоянии выйти отсюда, когда они закончат «копаться в ее серых клеточках».

Гипноз, наркотики, плюс электрическая стимуляция мозга; после этого человек обычно чувствует себя не в своей тарелке. По крайней мере, так мне говорили…

— Хан подбирается все ближе и ближе, — сказал Оккинг, — но второй после смерти Никки вообще не высовывается.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Послушай, лейтенант, а Труди случайно не Хан? Она ведь никак не могла раньше быть Бондом?

Оккинг посмотрел на меня как на чокнутого.

— Да откуда мне знать, Одран? Никогда не встречался с этим Бондом. Мы связывались по телефону или по почте. Насколько мне известно, ты — единственный человек, который когда-либо сталкивался с ним лицом к лицу. Вот почему я никак не могу избавиться от подозрительных мыслей. Что-то с тобой не в порядке, Одран, я просто чувствую это.

Со мной что-то не в порядке, вот как?! И это бросает мне в физиономию иностранный агент, получающий чеки от национал-социалистов? Ну ладно… Очень жаль, что лейтенант не сможет даже опознать Хана, если когда-нибудь нам посчастливится его поймать. Я не знал, говорит ли Оккинг правду. Скорее всего, да — какой ему смысл врать мне? Он знал, что занесен в черный список, а может, даже стоит там первым. Кроме того, когда лейтенант сказал мне, что не покинет свой кабинет, он явно не шутил: здесь стояла раскладушка, а на столе — поднос с остатками обеда.

— Единственное, что мы вроде бы знаем точно: оба используют свои модики не только для убийства, но. и чтобы посеять ужас и панику. Кстати, это у них пока получается неплохо, — подытожил я. — Твой наемный убийца… — Оккинг обжег меня взглядом, но, черт побери, правда есть правда! — Твой убийца превратился из Бонда в Хана. А второй, судя по всему, остался прежним. Очень надеюсь, что парень, работающий на русских, убрался домой. Хотелось бы знать точно, по крайней мере одной заботой станет меньше.

— Ага, — хмуро произнес Оккинг.

— Узнал что-нибудь интересное от Труди? Оккинг пожал плечами и взял с подноса кусок сандвича.

— Какое там… Имя, фамилия, прочие формальности.

— Я хочу знать, как она познакомилась с Сейполтом.

Оккинг поднял брови:

— Ну, ну, Одран. Сейполт на прошлой неделе был главной фигурой. Я устало вздохнул:

— До этого я и сам додумался, лейтенант. Труди сказала, что кто-то свел ее с немцем.

— Махмуд.

— Махмуд? Мой друг Махмуд? Тот, который промышлял у Джо-Мамы до перемены пола?

— Точно, он самый.

— Как он оказался замешан в этом деле?

— Пока ты лежал в госпитале, Махмуд получил повышение. Он занял место, оставшееся вакантным пост убийства Абдуллы.

Махмуд. Как быстро ты прошел путь от очаровательной шлюшки, работавшей в греческих клубах, от ничтожного полублатного паразита до современного работорговца, важного человека на службе у Папы… Единственное, что приходит в голову, когда узнаешь о таком повороте судьбы:

«Только у нас в Будайине возможно подобное!» Квартал равных возможностей, дамы и господа!

— Мне надо поговорить с Махмудом, — пробормотал я.

— Тогда встань в очередь. Он обязательно посетит мою обитель, как только ребята его выкурят из логова.

— Расскажешь мне потом, что ты из него вытряс?

Оккинг оскалился:

— Что за вопрос, друг! Разве я не обещал тебе? Разве не обещал Папе, что буду пай-мальчиком? Что-нибудь еще? Все, что угодно, — слушаю и повинуюсь!

Я встал и перегнулся через стол, уставясь ему прямо в глаза.

— Послушай, Оккинг, ты привык смотреть на куски человеческого мяса, разбросанные по квартирам разных приятных людей, а вот меня от такого зрелища сразу выворачивает. — Я показал ему последнюю весточку от нашего общего друга Хана. — Скажи, как мне получить оружие?

— Какое мне дело? — ответил он полушепотом, словно загипнотизированный уставившись на клочок бумаги. Потом поймал мой взгляд и тяжело вздохнул.

Выдвинул нижний ящик стола, извлек оттуда целую коллекцию орудий убийства. Что тебе больше нравится?

Два игломета, парочка статических пистолетов, мощный парализатор и даже здоровенное автоматическое чудовище, стреляющее пулями! Я выбрал маленький игломет «смит-и-вессон» и парализатор «дженерал электрик». Оккинг выбросил на стол коробку боеприпасов: двенадцать игл в обойме, сто обойм в коробке. Я быстро убрал все это в сумку.

— Спасибо.

— Счастлив? Теперь ты чувствуешь себя неуязвимым, Одран?

— А ты чувствуешь себя неуязвимым, Оккинг? С его лица сползла усмешка.

— Как же, черта с два, — сказал он и небрежно махнул рукой, с присущей всем легавым тактичностью намекая, чтобы я убирался вон. Я подчинился, испытывая не больше благодарности, чем обычно.

Когда я выбрался наружу, небо на востоке уже начало темнеть. С минаретов, где были установлены динамики, раздались мелодичные вопли муэдзинов: их голоса, записанные на пленку, разносились по всему городу. Сегодня выдался тяжелый день, мне нужно выпить. Но прежде чем расслабиться за стаканом в каком-нибудь баре, необходимо еще кое-что сделать. Я вошел в отель, поднялся в свой номер, скинул одежду и встал под душ. Четверть часа горячие струи массировали мое тело; я просто ворочался под их яростным напором, словно ягненок на вертеле.

Два-три раза вымыл волосы и лицо. Увы, с бородой придется расстаться: это весьма печально, но необходимо. Я стал умнее и осторожнее, но записка Хана доказывает, что и того, и другого мне все еще явно недостает.

Сначала я коротко остриг свою рыжеватую шевелюру. Так, теперь борода и усы. В последний раз я созерцал свою верхнюю губу лет в четырнадцать-пятнадцать, поэтому, быстро орудуя бритвой, ощутил на мгновение жалость и боль потери. Правда, вскоре мне стало интересно, как я выгляжу без этого украшения мужчины. Спустя пятнадцать минут я полностью ликвидировал бороду, тщательно выскабливая по несколько раз каждый участок, пока лицо и шея не начали гореть и кровь не стала сочиться из порезов, выделявшихся яркими пятнами, на фоне бледной кожи.

Когда я понял, кого напоминаю, лишившись бороды, желание рассматривать себя в зеркало сразу пропало. Я омыл саднящую кожу холодной водой, вытерся. Как бы сейчас хотелось послать подальше Фридландер-Бея и остальную шайку респектабельных бандитов нашего квартала! После этого подвига придется быстро сматываться на свою далекую родину — Алжир, а там провести остаток жизни на пастбище, созерцая, как одно поколение овец сменяет другое…

Я тщательно причесался, потом отправился в спальню, где распаковал одежду из дорогого магазина. Медленно, обдуманно оделся, прокручивая в мозгу возможные варианты действий. Одно я знал точно: что бы ни случилось, я больше никогда не воспользуюсь модулями.

Если потребуется, вставлю любую училку — они просто обогащают меня, не угнетая искусственно созданной личностью мою собственную. Вообще, Великие Детективы, живые логические машины, будь это реальные люди или персонажи какой-нибудь книги, не в силах помочь мне: ни один из них не сталкивался с подобной ситуацией, ни один из них не жил в таком специфическом месте, как Будайин. Тут меня выручат только собственные знания, привычки, сноровка — одним словом, собственные серые клеточки.

Решив вопрос раз и навсегда, я почувствовал немалое облегчение. Наконец-то удалось придумать компромиссный вариант, который я тщетно пытался найти с того самого дня, когда Папа доходчиво объяснил, почему мне захочется вставить розетки в мозг. Я улыбнулся. Что ж, одной проблемой меньше. Пусть она не самая важная, все равно мне стало легче…

Не могу сказать, сколько времени прошло, прежде чем я сумел повязать галстук. Конечно, существовали модели, которые требовалось только застегнуть, но в чопорном магазине, где я приобрел одежду, подобное считали плебейством.

Я засунул рубашку в брюки, застегнул все пуговицы, надел туфли, набросил на плечи пиджак. Потом рискнул взглянуть на себя в зеркало, отмыл засохшие пятнышки крови с шеи и щек. Что ж, получилось совсем неплохо: современный городской тип, ловкий, стремительный человек действия с небольшим капиталом в бумажнике. На самом деле, конечно, ваш друг остался самим собой. Я просто хочу сказать, что костюм смотрелся первоклассно. Но, в принципе, другого и не требуется, большинство, так или иначе, обращает внимание именно на одежду.

Важнее другое: в первый раз за все время я поверил, что кошмарное дело, за которое взялся, близко к реальному завершению. Я прошел большую часть пути, и лишь парочка неясных, пока еще скрытых во мраке фигур мешает увидеть свет в конце тоннеля.

Я прицелил телефон к поясу, пиджак полностью скрыл его. Подумав немного, взял с собой маленький игломет. Он тоже почти не оттопыривал пиджака; я всегда считал, что лучше пистолет в кармане, чем пуля в башке. Мой зловредный рассудок подсказывал другой возможный вариант: пистолет в кармане и пуля в башке, — но я так устал за день от его советов, что просто не обратил внимания. Спущусь в бар и посижу там немного, только и всего…

Так или иначе, Хан знал, как я выгляжу, а для меня его облик пока оставался загадкой. Одно, пожалуй, ясно: он не будет походить на Джеймса Бонда.

Я вспомнил, что сказал Хасан несколько часов назад: «Я никому не доверяю».

Итак, план действий вырисовывается, но вот осуществим ли он? Вообще, найдется хоть один человек, которого сразу можно заподозрить в дурных намерениях? Скольким я доверял безоглядно, ни разу не усомнившись в их лояльности, — а ведь реши они избавиться от меня в один прекрасный день, это не составило бы никакого труда. Ясмин, например. Или Полу-Хадж; я даже пригласил его к себе. Все, что ему требовалось, чтобы сыграть роль убийцы, — «плохой» модик. Даже Билл, безумный американец, мой любимый таксист; даже Чири, счастливая обладательница самой большой в Будайине коллекции модиков. Ладно, если продолжать в таком духе, можно свихнуться.

А если сам Оккинг и есть убийца, поиски которого он старательно имитирует?

Или Хаджар?

Или… Фридландер-Бей?

Вот теперь я рассуждаю, как попавший в город магрибский «некультурный крестьянин», каким все они меня считали. Я прогнал все эти мысли, вышел из номера и спустился в лифте на первый этаж, в интимный полумрак бара. Почти никого. Неудивительно: во-первых, туристы не очень-то жаловали город, а во-вторых, это дорогой и респектабельный отель. Я окинул взглядом стойку; за ней сидели трое, о чем-то оживленно беседующие вполголоса. Четыре столика справа были заняты посетителями, в основном, мужчинами. Тихо играла музыка: прокручивали мелодии в европейском или американском стиле. О замысле дизайнера можно было судить по оштукатуренным стенам, выкрашенным бледно-розовой и оранжевой красками, и расставленным всюду горшкам с папоротниками. Бармен вопросительно поднял брови, и я заказал свою обычную смесь: джин и бингара со льдом. Вышло просто великолепно, все ингредиенты в нужных пропорциях, именно так, как мне нравилось. Что ж, даже чопорный космополитизм имеет свои положительные стороны…

Я расплатился и не спеша, с наслаждением потягивал свой напиток. Но мрачные мысли меня не оставляли. Не пойму, почему я решил, что поход в бар поможет забыть обо всех проблемах? И тут ко мне плавно, словно плывя по воздуху, приблизилась ОНА. Вот и недостающий ингредиент! Труди двигалась так, словно спала на ходу или здорово накачалась наркотиками.

— Ты не будешь против, если я сяду рядышком?

— Ну конечно нет. — Я умильно улыбнулся, хотя в голове уже роились тысячи вопросов.

Труди заказала шнапс с мятой. Господи, я мог бы поспорить на полсотни, что она выберет именно это! Я заплатил за выпивку и в награду получил еще одну обворожительную улыбку.

— Ну, как ты себя чувствуешь после всех мытарств? — спросил я осторожно.

Она сморщила носик:

— Нормально, Марид! Что ты имеешь в виду? Какие мытарства?

— Ну, после того, как отвечала целый день на вопросы этих типов из полиции.

— О, они вели себя очень деликатно; такие милые!

На несколько секунд я потерял дар речи.

— А как ты нашла меня? — опомнился я наконец.

Она обвела рукой бар:

— Ну, я ведь знала, где ты остановился. Ты ведь сам привел меня сюда сегодня, помнишь? А потом твое имя…

— И ты сразу меня узнала? Несмотря на то, что никогда не видела одетым таким образом, без бороды?

Она ответила выразительной улыбкой, которую женщины обычно употребляют вместо фразы: «Мужчины такие недотепы!»

— А ты не рад меня видеть? — спросила она, излучая душевную боль и оскорбленные чувства; это так хорошо получается у милашек ее типа! Я снова потянулся за стаканом.

— Одна из главных причин, почему я спустился в бар, — надежда снова увидеть тебя. — И вот я здесь! — Мое сердце разрывается от счастья, — сообщил я. — С твоего разрешения, я ненадолго отлучусь. Я ведь опередил тебя на целых две порции…

— Конечно, все в порядке.

— Спасибо. — Я добрался до туалета, закрылся в кабинке и отцепил от пояса телефон. Назвал код Оккинга. Незнакомый голос сообщил, что он в своем кабинете, но уже заснул и разрешил будить его в самых экстренных случаях. У меня экстренный случай? Я ответил, что вряд ли, однако, если окажусь не прав, снова свяжусь с Оккингом. Попросил позвать Хаджара. Он на выезде, занят важным расследованием чего-то там. Я позвонил ему домой.

Ответа долго не было. Может, сержант и вправду занят, иди просто разминается?

— Ну, что там еще? — прорычал он наконец.

— Хаджар? Ты так тяжело дышишь… Накачиваешь мускулы, или что-то в этом роде, а?

— Кто говорит? Откуда у тебя мой…

— Одран. Оккинг уже отправился баиньки. Слушай, что интересного рассказала тебе блондиночка Сейполта?

Молчание. Когда голос сержанта снова прорезался, в нем было чуть-чуть больше дружелюбных ноток.

— Труди? Мы ее отключили, залезли в мозг поглубже, порылись там хорошенько, а потом привели в чувство. Она ничего не знает. Это нас насторожило, и мы повторили процедуру. Нельзя так мало знать, как она, и выжить. Но девочка чиста, Одран. Шесты для шатра — и те лучше разбираются в жизни, но все, что она знает о Сейполте, это как его зовут.

— Тогда почему она жива, а Сейполт и остальные стали трупами?

— Убийца не знал, что девочка находится в доме. Ксаргис Хан затрахал бы ее до белого каления, а потом, возможно, убил. Но ей повезло:

Труди была в своей комнате, решила вздремнуть после ленча. Не может вспомнить, заперла она дверь или нет. Осталась в живых, потому что не входила в число постоянных обитателей дома и гостила у Сейполта всего несколько недель.

— Как она приняла страшные новости? — Мы скормили ей все это, пока она была без сознания, и сняли эмоциональную реакцию. Получилось так, словно она прочитала о случившемся в газете.

— Хвала Аллаху, вы, ребята, проявили необычную для полицейских деликатность. Когда она ушла, вы приставили к ней «хвост»?

— А ты видишь «хвост», Одран? Это меня здорово задело.

— Почему ты так уверен, что я сейчас с Труди?

— Зачем же ты звонишь мне среди ночи? Ладно, лопух, насколько мы можем судить, она чиста. По крайней мере, перед законом. Что касается остального, извини, ничем помочь не могу, мы ей анализ крови не делали, так что решай сам, стоит рисковать или нет. — Хаджар повесил трубку.

Я скорчил гримасу, прицепил телефон к поясу, вышел из своего укрытия и вернулся к Труди; допивая свою смесь, я рыскал глазами по бару, стараясь найти легавого, следящего за девочкой, но подходящих кандидатов не увидел. К тому времени, когда стакан опустел, я решил, что, по всей вероятности, «хвост» к ней не приставили. Мы отправились к стойке, выпили по паре коктейлей, и это сблизило нас еще больше. Примерно к полуночи Труди наконец решила, что пора переходить от духовной близости к физической.

— Как здесь шумно, правда, Марид? — проворковала она.

Я молча кивнул. В баре, кроме нас, оставалось всего три человека, включая кусок деревяшки, называвший себя барменом. Настало время, когда один из нас просто обязан был сказать какую-нибудь глупость, и Труди удалось меня опередить. В этот момент я принял два важных решения: послать подальше всякую осторожность и хорошенько проучить Ясмин. Слушайте, я здорово набрался, мне было грустно и одиноко, а Труди казалась такой лапочкой, и к тому же настоящей красоткой… Что еще нужно человеку?

Когда мы поднялись в номер, Труди сладко улыбнулась, поцеловала меня медленно, сочно, так, словно утро наступит тогда, когда мы ему разрешим…

Затем сообщила, что теперь ее очередь использовать ванную комнату. Я подождал, пока она закроет дверь, связался с дежурным и попросил, чтобы меня разбудили в семь утра. Потом вытащил маленький игломет, привел постель в порядок и быстро спрятал оружие. Показалась Труди: она расстегнула все пуговицы, все крючочки на одежде, как бы распахнулась передо мной. На лице ее играла уверенная хозяйская улыбка. Единственная мысль, промелькнувшая в мозгу в этот момент: первый раз в жизни придется спать с оружием под подушкой.

— О чем ты задумался? — спросила она.

— О том, что ты выглядишь очень неплохо для настоящей девочки.

— Тебе не нравятся настоящие девочки? — прошептала она, щекоча шелковыми губами мое ухо.

— Просто довольно давно не встречался с ними. Так уж получилось.

— Тебе больше нравятся мальчики? — шепнула она, но мне было уже не до разговоров…