"Владычица морей" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

1. ГИБЕЛЬ ФРАНЦУЗСКОГО КАПЕРА

Мимо шведских берегов, стороною, неторопливо покачиваясь на волне и раздувая паруса попутным ветром, "Посланник" двигался привычным уже курсом. Во все стороны от корабля расстилался легко волнующийся голубец - все же в голомени шли, не жались к берегам.

Бреннеманн хозяйственно прошелся по палубе, выхватывая глазом матросские упущения, дал команду боцману, постоял немного на мостике, оглядывая горизонт в подзорную трубу. Близких парусов не было, и капитан со спокойной душою прошел в кают-компанию. Капитан-лейтенант Раилов сидел за столом и читал "Ведомости". Читал он их с комментариями, поэтому выходило изрядно забавно.

Григорий Суровикин лежал на постели и, что называется, давил хоря - уж больно жалобные всхрапывания из его угла доносились. Рука минера свисала до полу, рот был полуоткрыт, мускул на скуле подергивался, словно бы славного минера донимала шальная муха. Надо было заметить, что последнее время Григорий Суровикин изменился к лучшему, серьезнее стал, на купцов с агрессиями не ходил, да и пьянство его резко сократилось. Может быть, тому способствовал приезд в Петербург суровикинской жены с двумя черноглазыми казачатами, которые лицом были вылитые папаньки, только моложе и без усов. Жену Григория Суровикина звали Дарьей, была это разбитная и по-донскому плавная казачка лет тридцати. Муженька своего она знала предостаточно, поэтому стоило тому задержаться, как Дарья отправлялась к "Трем ершам" или в "Ерофеич" и действительно моментально находила мужа. Если Григорий был трезв, то напиться он уже не успевал, а ежели он все-таки Бахусу дань уже отдал, то Дарья его воспитывала, как истинная Пандора, с таких потчеваний либо разом протрезвеешь, либо в унынии вечор весь быть останется. Впрочем, по всему было видно, что женку свою Григорий крепко любил, в детях же вообще души не чаял. "Мои Минька да Коська, придет время, отца в чинах обгонят, - хвастал он иной раз собеседникам в "Ерофеиче". - Сейчас уже в цифирную школу бегают, а придет время, государь их в заграницы учить отдаст. Бравые выйдут из них моряки. Здесь-то к тому времени им делать нечего будет, покорим мы шведа, а вот в схватках жестоких с Портою пацаны мои себя еще окажут!"

Капитан Бреннеманн сел за стол и принялся неторопливо набивать добрую английскую трубку пахучим голландским табаком.

- Ивана не вижу, - сказал он.

- Подводку доглядает, - пояснил Раилов, не прерывая чтения. - Он же какой? Не привык без дела сидеть. А вдруг спуск ожидается быстрый? Надо, чтобы все у него было в готовности. Воду поменяет, сухари переменит, воздушные банки подновит, чтобы все по регламенту было.

- Жениться ему надо, - сказал сердито Бреннеманн.

- Для Ваньки жениться не напасть, он все боится, как бы не пропасть, рассеянно отозвался Раилов. - Ты смотри, Иоганн! Опять отказано нам бесчестно в осво бождении пленников, что в семисотом под Нарвою в полон к неприятелю угодили. Как бы не пришлось нам и по их душу в плаванье пускаться... Как мыслишь, капитан?

- Чаю я, что акциденции малые шведским сенаторам да министрам предложены были, - покачал головой капитан "Посланника", раскуривая трубку. Над столом вились сизые дымные кольца. - Вот уж служба холопья ругаются промеж собой государи, а сидельцами все военачальники случаются, и головы дипломатам рубят.

- Кстати, - поднял голову Раилов, - а где Андрей Иванович?

- На палубе сидит, - сказал Бреннеманн. - Выкатил бочонок с солониной, уселся и в глубины морские поплевывает.

- Грех это. - Раилов бросил "Ведомости" на стол, неторопливо и со вкусом потянулся.

- Это нам с тобой грех кормильца своего оплевывать, - возразил капитан. А Андрей Иванович дипломат все ж таки, он вкуса морской соли не знает, мозолей от пеньки не нагреб. Ему-то все равно.

- Ладно мы. - Раилов встал, обеими руками приглаживая черные волосы. Парик его лежал подле газетки и треуголки на столе, и надевать его капитан-лейтенант не торопился. - А вот ему-то каково бестолково по морю шляться?

- У каждого своя служба, - сказал Бреннеманн. - Вишь, там, в Англии, Андрей Артамонович не справляется, вот мы ему тайную подмогу везем.

- Да што ж, неужто он там сам с кем надо встретиться не может? - усомнился Раилов. - Чай, ему ближе там, не близкий ведь путь с Петербурга в Лондон тащиться.

- Яков, Яков, - покачал головой Бреннеманн. - И ведь большенький уже, а разум по-прежнему... э-э-э... ди-тячий. Что ж мы подводку нашу под холстами прячем?

- Секретность блюдем, - усмехнулся Раилов.

- Вот и Андрею Ивановичу Остерманну мы должны секретность... э-э-э... в его действиях обеспечить. Посланник в Англии у всех на виду, с кем надо встретиться без опасений не может. А ежели и встретится, то есть такие секреты, коие э-э-э... лишь государю в прямые уши доверить можно. А посланник из Англии уехать не может,у него там забот вполне достаточно. Понятно тебе, капитан-лейтенант?

- Ясный перец, - снова засмеялся Раилов.

В каюту вошел озабоченный капитан-лейтенант Мягков. Светлые усики его были гневно вздернуты.

- Блажишь, Яшка, - хмуро сказал он. - Ты хоть бы свечи в своем канделябре поменял, все выгорели. Да и иная остуда у тебя наблюдается - карты разбросаны, воском залиты...

- Тихо! - остановил его капитан Бреннеманн, и все прислушались.

На палубе играли боевую тревогу.

И было от чего заливаться трубачу - с наветренной стороны надвигался на бригантин большой корабль с полной парусной оснасткой. Тут и гадать нечего было - французский капер.

- Вот сволочи, - выругался уже продравший глаза

Суровикин. - Ты глянь, что делают гады!

- Ты о чем, Гриша? - не понял Мягков.

- Да ты только погляди, это ж купцов Бражениных корабль, "Святой Андрей Первозванный"! - бросил казак. - Я ж его в гаванях петербургских не единожды видел! Вишь, что они сделали, подлым образом корабль с апостольским именем захватили да для каких негожих дел пользуют!

Приблизился капитан Бреннеманн. - Капер, - сказал он. - Сие известие нам крайне неприятно, от наглых... э-э-э... французских разбойников всякой пакости ожидать можно, посему, господа русалы, вам надлежит немедля уйти под воду. И господина Остерманна с собой прихватите, ни к чему будет, ежели во Франции узнают, что помимо явной мы еще и тайною дипломатией занимаемся.

- Зо, зо, - подтвердил Остерманн. - Наше нахождение на борту "Посланника" весьма нежелательно, господа. - С этими словами он достал из кармана кафтана изящную серебряную табакерку мастерской работы и угостился от полной души табачком, после приема которого в ноздри Андрей Иванович с большой сладости ю чихнул.

Шестеро гребцов уже молчаливо занимали свое место в подводке. Нравились капитану Мягкову эти немногословные, степенные и мастеровитые мужики. Надежность в них была, спокойствие душевное чувствовалось. "Гвозди" бы делать из этих людей, - подумал Мягков с неожиданным очарованием. - Гвоздям таким сносу бы не было!"

Думая это, он уже спускался в подводку вслед за капитаном Раиловым, а Григорий Суровикин уже задраивал за собою дубовую темную крышку, которая от долгого пребывания в воде казалась чугунною.

Подводка закачалась на талях, с плеском коснулась морской воды и просела на глубину, но прежде чем она начала погружение, экипаж "Садко" услышал грохот пушки - капер сделал предупредительный выстрел, требуя, чтобы "Посланник" лег в дрейф.

- Сучье вымя - сказал Григорий Суровикин. - Разреши, капитан, проучить французских моветонов! Они у меня раз и навсегда закаются нападать на русские корабли!

- Думается мне, что сие будет крайне неосторожным, - сказал Остерманн. Нельзя оказывать себя без особой на то надобности!

- А ежели они захватят "Посланника"? - возразил Мягков. - В таком случае мы немедленно лишаемся базы, Андрей Иванович, и дальнейшее путешествие наше становится крайне проблематичным. Да и золотишко, что мы везем Матвееву, не должно пропасть. Грех великий - отечество в убытки вводить. Остерманн развел руками.

- Не могу не согласиться, - сказал он. - Думается мне, что на судне должен быть лишь один капитан. Действуйте, господин капитан-лейтенант!

Мягков заглянул в подзорную трубу. Капер был перед ним как на ладони. Видно было, что на капере спускают шлюпку, явно намереваясь на оной достичь "Посланника", который уже лежал в дрефе, приспустив паруса.

- Разом! - скомандовал капитан-лейтенант Мягков, и дружные весла привели судно в движение. Капитан-лейтенант перевел взгляд свой на нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу казака. - Готовься, Григорий! Ныне твой черед пришел со славою общее гнездо вить!

Суровикин размашисто перекрестился и перешел в боевую минную камеру, слышно было, как он ставит расклинки и готовит камеру к затоплению, чтобы выйти в море с буравом и терочной миною.

- Разом! Разом! - командовал Мягков, и, к радости его, капер быстро увеличивался в размерах.

Неприятельская лодка меж тем уже отчалила от капера и направилась к лежащему в дрейфе "Посланнику". Мягков едва успел приспустить подзорную трубу, лодка прошла саженях в десяти от подводного корабля.

- Гриша, готов? - Мягков условно постучался в дверь минной камеры.

Слышно было, как зажурчала вода, заполнявшая камеру минера. В иллюминаторы стал виден медленно проплывающий мимо угорь, потом пронеслась серебряная стайка мальков, резко изменила направление, а потом и вовсе бросилась врассыпную. Показался минер. Суровикин был уже в кожаном шлеме с отводной дыхательною трубкой, в руках его змеился бурав, на поясе кругло топорщились две подводные мины. Медленно загребая руками, Суровикин поплыл в сторону неприятельского корабля, чье темное днище уже виднелось было в слегка волнующемся зеркале морской поверхности. Минер трудолюбиво припал к днищу корабля. Каждый из присутствующих на подводке сейчас отлично представлял, чем именно занимается казак. Остерманн с большим любопытством наблюдал за стайкой рыбок, тычащихся глупыми мордочками в стекло подводки. "От-шень интер-рес-но, - по-русски говорил он Раилову. - Шмеккен вид, Яков Николаевич! Большое впечатление!"

Суровикин вернулся к подводке, слышимо завозился в минной камере и снова поплыл к кораблю, держа в руках еще две подводные мины. Прикрепив к днищу корабля и их, он поочередно поджег запалы и, торопливо работая руками и ногами, поплыл к подводке. Едва только он коснулся ее борта, капитан-лейтенант Иван Мягков приказал гребцам:

- Разом!

И тут же, разворачивая подводку:

- Грикша!

Уйти от обреченного корабля они успели на изрядное расстояние. Слышался скрип шарниров, тяжелое дыхание гребцов да шевеление минера в своей каморке. Неожиданно подводку настиг глухой удар, и спустя мгновение ее заметно тряхнуло. Переждав волнение, капитан-лейтенант Мягков поднял подзорную трубу и зашарил ею по поверхности моря. Картина увиделась жуткая и замечательная. От взрыва капер надломило посредине, видно было, как низко стелется над водой черный дым и из разлома деревянного борта вырываются языки пламени. Огонь добрался до пороховой камеры капера. Раздался еще один, но уже куда более мощный взрыв, и стекло трубы залила набежавшая волна. Когда волнение улеглось, стало видно, что оставшиеся неповрежденными корма и ют стремительно тонут, руша в воду обломки мачт с остатками парусов. На поверхности моря барахтались оставшиеся в живых моряки.

- Полная виктория! - радостно сказал Мягков и дозволил взглянуть в трубу брату, а затем и любопытствующему Остерманну. Тот долго смотрел в трубу, потом повернулся к Мягкову. Лицо его было бледным и восторженным.

- Колоссаль! - сказал немец.

В то же самое время на борту "Посланника" капитан

Бреннеманн учтиво говорил французам, потрясенным внезапной гибелью своего корабля:

- Les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne

sont jamais coupables! Никогда не следует курить поблизости от порохового склада, господа!