Владислав Анатольевич Бахревский Строение пера

Учитель показал ребятам птичье перо и спросил:

– Узнаёте ли? Какая птица носит такие перья?

Мальчишки нахмурились, и каждый рукой махнул, девочки захихикали: уж чего это Виктор Степанович взялся пытать, как маленьких.

– Вижу, что узнали, – сказал Виктор Степанович. – Верно, перо гусиное. Сегодня мы будем изучать строение пера. Вот, смотрите, это опахало.

Виктор Степанович резко взмахнул пером, и воздух присвистнул.

– Для чего служит опахало?

– Чтоб на воздух можно было опереться, – сказал догадливый ученик Тюлихов.

– Молодец, – похвалил Виктор Степанович. – Опахало, как видите, на стержне или стволе. А толстая, гладкая, пустотелая часть пера называется «очин».

Учитель глядел на класс и ждал. Ребята знали: им нужно догадаться, что это значит – очин.

– О и чин! – глядя Виктору Степановичу в глаза, принялся за свои догадки Тюлихов. – Очи и ны… Овчи-ны…

– Чины, очи и овчины тут ни при чём, – улыбнулся Виктор Степанович. – Вот представьте себе…

Он начал говорить, а перед глазами ребят пошло как бы кино.

Врезана в бугре полукруглая скамья, выложена зелёным дёрном. Сидит на этой скамье человек в ненынешней крылатой одежде. Смотрит в проём между деревьями, смотрит вдаль. Степь по-осеннему холодная, тёмная от дождей. И сумерки темны, небо забито облаками. Человек поёживается – засиделся. Идёт песчаной дорожкой вдоль пруда, полного чёрной осенней воды. Идёт, трогая рукой шершавые стволы дубов, словно желая им покойной ночи. Перебегает по лёгкому мосту, выгнувшему спину. И вот он – дом. Сбрасывает в передней крылатый плащ, просторными пустующими комнатами проходит в угловую.

Свечи зажжены, комната ожидает хозяина. Язычки огня вытягиваются, приветствуя, – хозяин привёл с собою ветер.

На столе свежие гусиные перья. Острым ножом хозяин дома очиняет перо. Опускает в чернила, и на пустом листе бумаги ложится за строкой строка:

Виктор Степанович читает стихи, писанные гусиным пером, рождённые на кончике очина. Ребята знают: это – Пушкин. Эти стихи пришли к Пушкину в Болдино. В Болдино они были с Виктором Степановичем в прошлом году, весной, когда изучали цветы и травы родного края.

– А помните, Виктор Степанович, – говорит за всех девочка Вера, – помните, как в пойме, возле Большого Болдина, чибисы на нас кричали?

И весь класс на минуту замирает, уходит в ту весну.

Большие птицы, сонно размахивая крыльями, кружили над молодым зелёным лугом. Кричали пронзительно, сердито: «Сей-час-мы-вас! Сей-час-мы-вас!»

– А вот это и есть дафна – волчье лыко, – показал им тогда Виктор Степанович травяной кустик.

– С этого Петрухин-то наш ягоды ел? – спросил Тюлихов.

– Ох, с этого!

Ребята сбились в стайку, испуганно смотрели на ядовитое растение.

– Затоптать его! Да растереть его! – закричал на волчье лыко Тюлихов.

– Убить растение – дело нехитрое, – сказал Виктор Степанович. – Ну, а вдруг завтра учёные найдут в ненужном, вредном цветке вещества, которые излечат человечество от каких-то страшных болезней! Не проще ли быть уважительным к миру растений? Не трогать, не пробовать на вкус, чего не знаешь.

Разрешил Виктор Степанович ребятам собрать букет из трав и растений, какие известны им. Невелик вышел букет. Попали в него трава-мурава, ромашка, просвирник, который зовут ещё «пышки-лепёшки», попал вечнозелёный наш северный копытень. Тысячелистник, подорожник, пижма – дикая рябинка, луговая гвоздика, или «часики», чайная розочка, она же манжетка, съедобный борщовник, одуванчик, тимофеевка, осот да молочай – он же бесогон-трава.

– Видите, сколько ещё предстоит нам узнать? – повёл Виктор Степанович руками вокруг.

Однако всем было пора вернуться в класс на урок «Строение пера». И все вернулись. Только Вера подзадержалась.

– Виктор Степанович, а может, человек всё-таки от птицы произошёл? – спросила она с надеждой. – Уж больно сладко во сне летать.

– А человек никогда с полётом и не расставался, – ответил Виктор Степанович. – В сказках летал, в мечтах. А теперь наяву летает, налетаться не может. Итак, каково же строение пера?

– Опахало, ствол, очин! – хором сказал класс.

А Вера всё ещё далеко была.

– Всё-таки самые хорошие стихи гусиными перьями написаны! – сказала она, сдвигая упрямо брови, чтоб кто-нибудь не возразил. – «У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…» Такие слова подобраны! Скажешь – и как будто и впрямь летишь.