"Злая ласка звездной руки (сборник)" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

Глава восьмая,

Старослужащий Квинт Легий с актом согласился сразу и поставил под ним по причине неграмотности жирный крест. А собственно, чего кочевряжиться, если ты неграмотен? Сказано, что баллиста пришла в негодность, значит, так оно и есть. Все равно не тебе из неё стрелять. А положа руку на сердце, стал бы ты стрелять из неисправной баллисты или катапульты? То-то и оно! Себе дороже!

Молодой и нахальный Вермутий Клит подписывать акт категорически отказался.

— Как это не пригодна для стрельбы? — удивился он. — Мы её месяц назад на озеро вывозили рыбу глушить. Нормальная была баллиста, с первого выстрела мы, правда, две иудейские лодки в щепки расфигачили, а потом приладились — глушеную форель полтора месяца ели: и вареную, и жареную, и вяленую, будь она неладна. И все было нормально, никаким цепенем и не пахло, обломки скалы метала так, что никаким Бриареям не угнаться.[12]

А узнав, что баллисту уже сожгли, прямо заявил:

— Кто-то кримену аргентариями набьет, а я липовый акт подписывать буду? Не, братцы, никто меня к этому не принудит. Потом разнюхают, кого на крест? Меня, меня на крест отправят. А вот вам! — И Вермутий сделал жест, которым цинично отрекался от самой возможности быть причастным к каким-либо злоупотреблениям, а тем более к самой возможности попасть на крест.

Ромул Луций некоторое время словесно уламывал непокорного, потом пригрозил лично отвести его к прокуратору, да не просто так, а с ликторами. Прокуратора Вермутий Клит видел всего два раза, да и то издалека, ликторов он боялся даже больше, чем корникулярия, поэтому сама возможность предстать перед грозными очами всадника с ликторами за спиной так потрясла непокорного воина, что он, не раздумывая уже, начертал под актом сразу два жирных креста.

— Знаем мы этих всадников! — сказал он. — Тут хоть горшком о камень, хоть камнем о горшок, но плохо будет только горшку!

Акт о списании баллисты направили на утверждение прокуратору. Ознакомившись с ним, прокуратор приказал привести к себе лукавого инвентаризатора. Ликторы, как обычно, не разобрались, явились в лагерь и увели потрясенного Ромула Луция, заломив ему руки за спину, во дворец Ирода.

Узнав от легионеров об аресте главного инвентаризатора, Вермутий Клит запаниковал и принялся прилаживать меч среди камней, чтобы, бросившись на него грудью,[13] избавить себя от дальнейшего бесчестья. Старые воины долго уговаривали Вермутия повременить с роковым решением, объясняя ему, что зарезаться никогда не поздно, а вот ожить после этого практически невозможно, а если и оживешь, то толку от того не будет, с бывшими покойниками служить никто не желает, будет тогда у Вермутия один путь — в пустынный легион, чтобы гоняться по пескам за антропофагами, пока они наконец тебя где-нибудь не подловят и не сожрут. Вермутию было двадцать пять лет, жизнь ему ещё не надоела, и он решил подождать. В конце концов, торопиться действительно было некуда, а вот в ожидании определенная выгода все-таки была.

А Ромула Луция в это время допрашивал сам прокуратор.

— Ты что, вообще офонарел? — опасливо оглянувшись по сторонам, спросил Понтий Пилат. — Жить надоело? Ты кому эту филькину грамоту показывал? За такое списание нас всех сей секунд повяжут — и на крест, понимаешь ты это, дурачина?! С кем ты, придурок, этот пергамент согласовывал?

— Софрону показывал, — растерянно признался Ромул Луций. — Тот меня даже похвалил. Ты, говорит, новые горизонты римской бюрократии открываешь. С тебя, сказал, отныне все римские хозяйственники пример брать будут!

— Софоний глупого не скажет, — вслух подумал прокуратор. — Он в свое время в потребкооперации столько списал, Римскую империю купить можно было бы или заново отстроить! Ладно, — внезапно решился он и, подойдя к низкому мраморному столу, утвердил акт. — Смотри! — сказал он. — Если что не так пойдет, я с тебя первого шкуру спущу! Ты меня понял?

«Ну вот, — уныло подумал Ромул Луций. — Прав был Клит: что камнем об горшок, что горшком по камню, хреново будет только горшку!»

— Держи! — сказал прокуратор и швырнул Ромулу Луцию туго набитую кримену. — Это тебе за труды и молчание.

Кланяясь и пятясь задом, счастливый и радостный Ромул Луций покинул прокуратора.

В лагерь он шагал весело и уверенно.

«Это другое дело, — светлея душой, подумал он. — Не надо с нас шкуры снимать, ты нас материально заинтересуй!»

В лагере его встретил взволнованный и угрюмый Верму-тий Клит.

— Живой? — кинулся он к Луцию и принялся его щупать. — Ну, слава Юпитеру! А я думал, тебя за катапульту загребли. Ну, думаю, откувыркались. Испугался, веришь, — на меч кидаться думал. Спасибо квиритам, отговорили. Веришь, децим, я уже прикидываю — все, конец нам пришел. Ликторам только волю дай, загрызут не хуже волчицы, что Ромула с Ремом выкармливала. Хорошо, если нас сразу на крест, а если в шкуры козлов зашьют да на арену к диким зверям выпустят? А тут ты идешь. Веселый и здоровенький. Ну что? Обошлось, значит?

И тут Ромул Луций сделал достойный ход, позволивший успокоить Вермутия и сделать его в полной мере своим соучастником. Он достал кримену, полученную от прокуратора, развязал её и показал опешившему Вермутию аргентарии.

— Вот, — сказал он. — Награда за честную работу. Как будем делить: поровну или по справедливости?

Вермутий Клит радостно блеснул глазами.

— Дождешься от тебя справедливости, — проворчал он. — Дели поровну.

Денег было много. По крайней мере и Ромул Луций, и Вермутий Клит такое количество монет разного достоинства видели впервые.

— Да тут не только погулять хватит, — удовлетворенно сказал Клит. — На эти деньги и землицы прикупить можно будет.

— Да что тебе с той землей делать? — спросил Ромул Луций. — Ты трать себе помаленьку, все равно однажды в бою голову сложишь. А мертвому, сам знаешь, землю бесплатно выделяют.

— Ты дели, — нетерпеливо сказал Вермутий. — И считай лучше, думаешь, я не видел, что ты себе две монеты подряд бросил?

— Так у них и достоинство соответствующее было! — возразил Ромул. — И вообще, будь я жуликом, я эти деньги втихую заныкал бы и нипочем бы тебе их даже не показал.

— Ты дели, дели! — снова сказал Вермутий Клит. — Я тут давеча бегал туда, где, по твоим словам, баллисту сожгли. Так там даже пепла нет! Это как же такую дуру без пепла сжечь можно было?

«Вот ведь козел! — зло подумал Ромул Луций. — Пепел он, видите ли, искать вздумал! Надо бы тебя действительно в шкуру зашить да на арену выпустить! Так ведь такой вонючкой и звери побрезгуют!»

Но это Ромул Луций лишь подумал, потому что вслух он сказал совсем другое.

— Был там пепел, — сказал он. — Только его ветром раздуло. Ты что, не помнишь, какие последнее время ветры дули?

— Как же, — весело сказал Вермутий, сгребая свою долю. — Хорошие были ветры, баллисту вообще могло в пустыню Негев унести.

И подельники, откинувшись на спины, принялись мечтать, как они потратят свои деньги. Ромул Луций решил провести время с греческой гетерочкой. Та, хоть и брала много, прикид имела вполне товарный, да и в постели она… гм-м… отменно, говорят, на флейте играла.

Мечты Вермутия Клита были туманными и несбыточными. Кто же плебею позволит землю рядом с дворцом цезаря покупать? А узнай цезарь, что Вермутий Клит мечтает познакомиться с его дочерью, бравый легионер вообще бы не дожил до рассвета. Но то ли цезарь о мечтах Вермутия Клита никогда не узнал, то ли дочери у него не было, только угроз с его стороны в адрес легионера не было, тем более что до покупки земли дело так и не дошло. Да и не могло дойти — все до последней лепты в тот же вечер Вермутий Клит и Ромул Луций пропили в харчевне постоялого двора «Приют караванщика».

Соблазнительной греческой гетерочке и неведомой дочери цезаря только и осталось, что облизнуться.

Как и полагается, весь вечер пили за славу и мощь римского оружия.