"Идущий в огне" - читать интересную книгу автора (Столяров Андрей)

Андрей Столяров Секретные материалы файл № 209 Идущий в огне

Доктор Адаме Пирс торопливо шагал по слабо освещенному институтскому коридору, натягивая на себя куртку и спросонья не попадая в вывернутые рукава. Очки у него сползали, и он неудобно, запястьем, поправлял их на переносице.

Рядом, чуть-чуть подпрыгивая, спешил ночной оператор, он забегал вперед, поворачивая лицо, чтобы его было лучше слышно.

— Да нет, никакого сигнала! — с тревогой говорил он. — Мы бьемся над этим рке третий час. Все, отключились полностью. Как будто обрезало…

— Вы все каналы связи попробовали? — спросил доктор Пирс.

— Абсолютно все и даже те, которые, как правило не используются. Знаете, смежные, на частоте метеорологических станций.

— И что?

— Ничего. Они исчезли, тишина, не отзываются ни на какие запросы. Мы сначала думали, что у них что-то случилось с аппаратурой, но буквально минут десять назад получили срочное сообщение.

Доктор Пирс свободной рукой выхватил у оператора мятый листочек бумаги. Остановился, вчитываясь, нервно подвигал усами, почти скрывающими верхнюю часть рта.

«Аварийное сообщение. Вулканографическая команда. Обстановка в экспедиции чрезвычайная. Просим срочно забрать нас отсюда».

— А подпись? — спросил он и туповато уставился на оператора.

— Без подписи…

— Боже мой!

Доктор Пирс, наконец-то, справился с курткой.

— Пошли, пошли… Может быть, сейчас счет идет уже на минуты…

В комнате сбора данных находился еще один оператор, сутулый мужчина с мертвенным от голубоватого света экранов лицом. Он сразу же подвинулся, освобождая вновь прибывшим место у мониторов, отвернул, чтобы не мешала, яркую настольную лампу и, предупреждая вопросы, быстро качнул головой:

— Пока все по-прежнему.

— Молчат?

— Будто умерли.

— Поставь запись, — сказал оператор, который разбудил доктора Пирса. — Данные приходили с видеокамеры, а потом передача неожиданно прервалась.

— На этой частоте вы не пытались с ними связаться?

— Тоже никакого ответа, — сказал второй оператор.

— Тогда в чем же тут дело? — доктор Пирс торопливо уселся перед монитором.

Ночной дежурный, согнувшись, стал у него за спиной.

— Мы рассчитывали, что, может быть, вы как раз и скажете нам, в чем тут дело. — Он вдруг повернул голову к сборной стенке, на которой тремя рядами мерцали небольшие экраны. — Смотрите, смотрите, данные пошли снова!

— Ну, слава богу! — облегченно сказал доктор Пирс.

Он тоже повернулся на стуле и посмотрел в сторону экранов, на которых внезапно появилось изображение.

— Значит, получается, все в порядке? — сказал второй оператор.

— Тогда почему аварийное сообщение? И почему потом связь прервалась?

— Ну, я не знаю… Может быть, какие-то внутренние неурядицы.

— Они просят их срочно забрать. Тут не просто обычные экспедиционные разногласия.

— Это — кратер, — подкручивая верньер настройки, сказал первый. — Видите — испарения. Наверное, самая глубокая, нижняя видеокамера…

— Почему она работает изолированно?

— Ну, любую камеру можно переключить на самостоятельную передачу.

На шести экранах чуть подрагивала плывущая картинка: синеватые, видимо, из-за плохого освещения, нерезкие контурные разводы. Можно было догадаться, что это внутренность громадной пещеры. Появился тяжелый свод и нагромождение оплавленного гранита. На секунду все заслонило облако тяжелого пара, а потом слева выплыла насыпь, уходящая в темные земные недра. Судя по всему, дальше проход резко сужался.

Снова дохнуло паром, и изображение задрожало.

— Не понимаю, — медленно сказал доктор Пирс. — Предположим, кратер, но зачем ро бот полез внутрь вулкана? Насколько я помню, у них была совсем другая программа.

— А разве спуск внутрь кратера не планировался?

— По крайней мере, не на этом этапе. Значительно позже. Если спуск начат, значит, это личная инициатива доктора Трепкоса. — Пирс отрывисто, даже не поворачивая головы, распорядился: — Свяжитесь непосредственно с огнеходом, установите его точные координаты.

— Уже пробую, — бегая пальцами по клавиатуре, сказал второй оператор. — Огнеход тоже молчит. Кроме этой единственной видеокамеры, больше ничего не отзывается.

— Тогда перейдите на ручное управление камерой и сдвиньте ее влево. — После секундного перерыва он спросил: — Подчиняется?

— Да.

— Вот так, именно так. Осторожно!.. Оператор, стиснув зубы, по миллиметру перемещал джойстик с яркой зеленой кнопкой на рукоятке.

— Странно, что камера откликается, — сказал он. — Она ведь должна работать на частоте огнехода.

— Значит, сам огнеход тоже функционирует?

— Видимо.

— Тогда почему он не отвечает на наши запросы?

— Может быть, доктор Трепкос слишком увлечен своими исследованиями?

— Доктор Трепкос, как всегда, забывает о об административной ответственности, — сказал доктор Пирс. — Он ведь не просто ученый, он в данном случае еще и руководитель группы. И он обязан поддерживать с нами и с основной базой постоянную связь. Мы должны быть уверены, что у них все нормально…

— Я говорю: доктору Трепкосу не до этого…

— Стоп! — вдруг громко, точно среди шума на улице, произнес доктор Пирс. Он даже вздернул ладонь, чтобы прекратить лишние разговоры. — Стоп! Назад! Еще немного назад!.. Поверните камеру и теперь немного приблизьте… Вы можете хоть сколько-нибудь улучшить изображение?

— Слишком много сернистых испарений, — сказал второй оператор. — Слишком большая температура и слишком слабое освещение, чтобы…

— Стоп-стоп-стоп!.. Еще раз назад, и на шестьдесят градусов влево!

Второй оператор молниеносно выполнил распоряжение. Вдруг он выпрямился и брови его от удивления поползли вверх:

— Что это?

— Немного почетче!

— Все, предел!

— Тогда попробуйте усилить контрастность.

— Так?

— Еще чуть-чуть…

— Получится негатив.

— Боже мой! — первый оператор согнулся, как будто хотел забраться в экран. — Доктор, вы видите? — шепотом спросил он Пирса.

Синеватая расплывчатая картинка на мониторе немного сместилась. Изображение дрогнуло и вдруг стало почти идеальным. Видимо, пары в этот момент снесло током воздуха. Контуры совместились, и проступила человеческая фигура, ничком лежащая на граните. Голова у человека была сильно вывернута, а раскинутые в стороны руки как будто пытались обнять каменную глыбу.

— Эриксон! Это Эриксон… — хрипловатым голосом сказал доктор Пирс. — Какого черта! Что там у них происходит?

— Мертв?

— По-видимому.

— Не понимаю, как он там оказался? Лежащего неожиданно коснулась чернильная тень, и изображение тут же исчезло, как будто смытое струями горячего пара. Экран замерцал девственной голубизной.

— Все, связи нет, — испуганно сказал второй оператор.

— Что такое?

— Не знаю. Похоже, что камеру просто выключили…

— Давайте-ка еще раз, — настойчиво сказал доктор Пирс. Он перехватил джойстик у оператора, а другой рукой нервно пробежался по клавиатуре. — Вы тоже это заметили? Там что-то двигалось!

— Интересно, что в кратере может двигаться? Там ведь такая жарища!

— Может быть, сигнал-призрак, помеха, ну как на телевидении, понимаете?

— Раньше у вас такое было?

— Не припоминаю…

— Стоп! Стоп!..

На экране снова появилось изображение лежащего человека. Глаза у него были закрыты, а волосы выглядели, как парик, съехавший на затылок. Теперь очевидно было, что он безнадежно мертв. Кроме того, в верхней правой части экрана появилось длинное металлическое никелированное сочленение, словно несколько суставчатых труб всунули одна в другую. Казалось, издох подземный паук— выставив лапу после агонии.

— Это же огнеход, — растерянно сказал второй оператор. — Точно, смотрите! Значит, он все-таки спускался внутрь кратера.

— Тем более непонятно, — сквозь зубы сказал доктор Пирс. — Если здесь огнеход, тогда какого черта он не подобрал Эриксона?

— Может быть, авария? — предположил первый оператор.

— Подождите минуточку, сейчас это появится…

Густая чернильная тень снова выплыла на экран. Она перемещалась медленно, словно кралась, готовая немедленно скрыться.

Чувствовалось, что ее отбрасывает нечто живое.

Эта мысль, вероятно, пришла в голову всем одновременно. Потому что оба оператора изумленно посмотрели на доктора Пирса.

— Второй человек, — тихо сказал один из них.

Изображение дрогнуло и, точно так же, как в первый раз, экран засветился фосфоресцирующей пустотой. Никого, ничего… Передача из кратера вулкана была оборвана.

— Так, значит, там есть еще кто-то? — сказал второй оператор.

— Ты же видел.

— Ну, видел. По этому судить трудно. Оба они опять посмотрели на доктора Пирса. Он сидел неподвижно, как будто забыв обо всем на свете. Лишь то, как он покусывал усы, выдавало внутреннее напряжение. И еще — дрожь обеих ладоней, стискивающих теплую пластмассовую ручку джойстика.

2

— Лучше всего — отсюда, — сказал доктор Пирс.

Он нажал на кнопку, и картинка на экране телевизора ожила. Репортер, молодой энергичный парень в замшевой куртке, тут же заговорил с таким напором, словно хотел, чтобы зрители навсегда запомнили его слова. Впрочем, может быть, он именно этою и хотел.

— Мы попытаемся объяснить вам одну из величайших загадок столетия. Группой ученых создан вот этот удивительный механизм. Он выглядит, как огромный паук, хотя сделан вовсе не из живых клеток, а из титановых сплавов и других материалов повышенной прочности.

Камера повернулась, и стал видел металлический огнеход, действительно похожий на паука. Шесть суставчатых лап, вытянутых по сторонам, казалось, готовы были бросить вперед закрепленную между ними кабину. За пу зырчатым колпаком угадывалось место водителя.

Репортер тронул один из суставов рукой и снова повернулся лицом к слушателям.

— Этот паук способен опускаться в действующий вулкан. Ему не страшны раскаленная магма, ядовитые газы и температура, при которой плавятся даже камни. Он может проникнуть в самые глубокие недра нашей Земли. Это детище доктора Дэниэла Трепкоса, который работал над ею созданием долгие годы. Паук опустится в преисподнюю и вернется оттуда, принеся нам редкие образцы, данные, пеннейшие научные сведения. Доктор Трепкос сейчас сам расскажет об этом.

Доктор Трепкос, стоявший несколько позади, только и ждал этой секунды. Подбородок, обметанный рыжеватой бородкой, дернулся. Рука сделала жест, словно отбрасывая все, ранее сказанное.

— Редкие образцы, данные, сведения, вы говорите? Нет и еще раз нет! Речь здесь идет о чем-то гораздо большем. Речь о том, чтобы пересмотреть само происхождение нашей Земли. Мы готовы заглянуть в самый огонь, с которого все началось. Не в преисподнюю, а в пылающее горнило, откуда возникают планеты. Мы готовы познать такие глубины, которые еще никогда не грезились человеку. По сравнению с ними даже все последние достижения в космосе — ерунда. Они просто померкнут перед тем, что откроется нам уже в ближайшее время…

Доктор Пирс снова нажал на кнопку, и телевизор выключился. Сам Пирс стоял, в то время как Малдер и Скалли сидели. Дернул подбородком — почти так же, как доктор Трепкос. Поправил галстук, чуть развернул крепкие широкие плечи. В костюме, на первый взгляд дорогом, он выглядел чрезвычайно солидно.

— Вот так это все начиналось три месяца назад…

— Ничего себе размах, — сказал Малдер. — Программа пообширнее, чем даже у НАСА.

— Да, — сказал доктор Пирс. — У него всегда была склонность к драматизации научных событий.

— Но он же гений. По крайней мере, так я слышала, — сказала Скалли.

— Гений? Да! Но, пожалуй, гений — это в отношении его еще мягко сказано. Дэниэл занимает редкое даже среди ученых место, где мечты, амбиции и удача сливаются воедино. Ему всегда удавалось все, что бы он ни задумывал. Самые смелые его мысли получали неожи данное подтверждение. Самые парадоксальные эксперименты приводили к успешному результату. Самые экстравагантные гипотезы продвигали науку сразу на несколько лет вперед. Малдер показал на экран.

— А теперь, как вы полагаете, удача ему изменила?

Доктор Пирс чуть запнулся и пожевал усы.

— Ну, пока утверждать что-либо определенное я не могу.

— Тогда что же? — доброжелательно спросил Малдер.

— Э-э… эта команда ученых послала вчера сигнал тревоги.

— Обычным путем?

— Нет, по аварийной спецсвязи. А до этого они на целых три дня задержали регулярный отчет. Понимаете, это все же не девятнадцатый век. Тогда экспедиции уходили на год, на два, на три года, даже на десятилетие. И пока они не возвращались обратно, если, конечно, они возвращались вообще, никто в научном мире не знал, что именно им удалось сделать. Теперь не так. Данные, полученные экспедицией, немедленно передаются на базу. Они сразу же становятся предметом анализа. Работа производится сообща, и ученый, где бы он ни был, не чувствует себя оторванным от остального мира.

— А в этот раз отчет был опоздал?

— То, что они, в конце концов, нам прислали, назвать отчетом просто нельзя. Так, повторение пройденного, некоторая перестановка уже известных данных. Как будто доктор Треп-кос взял свой прошлый отчет и лишь немного его изменил.

— А дальше?

— Дальше они перестали отвечать на наши запросы. Двое суток молчания, хотя дежурная связь у нас была назначена ежедневно.

— Вас это не встревожило? — «спросила Скалли.

— Ну… у доктора Трепкоса и раньше бывали определенные странности. Тем более, что он не подчиняется нашей лаборатории. Скорее мы как вспомогательный персонал обслуживаем его работу.

— То есть сначала вы просто ждали?

— Я, как, впрочем, и остальные мои сотрудники, не хотел поднимать панику раньше времени. В конце концов, не на Амазонке же они потерялись. Отсюда до кратера Авалона чуть более часа полета. Тем не менее, на третий день мы начали беспокоиться. Какой бы ни был характер у доктора Трепкоса, но он же знает, что существует рабочая дисциплина. Экспедиция просто обязана время от времени давать о себе знать. В общем, на исходе третьего дня мы активировали телеметрию и получили нечто ошеломляющее…

Экран телевизора снова ожил, и в синевато-расплывчатых синих тонах возникла человеческая фигура, раскинувшая руки по камню. Теперь изображение было намного отчетливее, чем раньше.

Доктор Пирс, несколько волнуясь, сказал:

— Вы сейчас наблюдаете дно кратера вулкана, кальдера Авалона, где-то внутри жерла. Более точных координат я пока дать не могу. — Он указал пальцем на человеческую фигуру. — Но только вот этого мы увидеть, конечно, не ожидали…

Малдер весь подался вперед:

— Кто это?

— Эриксон, — сказал доктор Пирс. — Их главный сейсмолог.

— Вы с ним были знакомы?

— Да. Мы работали вместе, пока я не ушел из группы доктора Трепкоса.

— Насколько я понимаю, он мертв?

— Посмотрите сюда… — доктор Пирс нажал несколько кнопок на пульте.

Изображение поползло, и вдруг из угла выдвинулась чернильная тень, приближающаяся к лежащему человеку.

— Что это за черт? — прищурившись, спросил Малдер.

— Похоже на то, как кто-то идет согнувшись, — задумчиво сказала Скалли.

— Ты думаешь, человек?

— Малдер, я лишь говорю, какие ассоциации это у меня вызывает… — Она перевела взгляд на доктора Пирса. — Что это было, доктор?

— Мы, к сожалению, пока не знаем. Ясно только одно: это несомненно что-то живое. И потом, чем бы оно ни являлось, оно выключило телекамеру.

— Значит, все-таки человек?

— Я бы воздержался от категорических утверждений. Кстати, температура там потрясающая: что-то около 400 градусов.

— И все-таки это было что-то живое, — сказала Скалли.

— Ничто живое выдержать такую температуру не может.

— А почему вы не поехали в эту экспедицию? — спросил Малдер. Доктор Пирс выпрямился.

— Как я вам говорил, я ушел из проекта еще месяц назад. Мы с Трепкосом тогда чуть не убили друг друга.

— Даже так?

— Да. В данном случае я не хотел бы ничего скрывать.

— И из-за чего же вы так крепко повздорили?

— Хотел бы я ухитриться объяснить вам, из-за чего! Дэниэл и я… Понимаете, я всегда был Сальери, а он — Моцартом. Я всегда отставал. Мне было просто не угнаться за его стремительными концепциями. Я еще только начинал думать, а он уже получал результат. И так — год за годом, все то время, что мы работали вместе. В конце концов это у меня стал проявляться комплекс неполноценности. Но не подумайте, это не просто зависть неудачника к гению. Постепенно — видимо, с опытом — я освобождался от этого и уже начинал думать самостоятельно. А что касается экспедиции на вулкан Авалон… Мне показалось, что доктор Трепкос скатывается в подлинное безумие. Он начал так командовать остальными членами своей группы…

— Вы полагаете, именно он отвечает за то, что произошло?

— Ну… — после некоторого молчания сказал доктор Пирс. — Утверждать это определенно я все-таки не берусь. В конце концов, мы ведь не знаем, что там произошло. И какими бы напряженными ни были наши личные отношения, я молю бога, чтобы все как-то разъяснилось. Это один из крупнейших научных проектов за последние годы. В нею уже вложено, по-моему, около двадцати миллионов долларов. И если хоть слово из того, что я вам сказал, попадет в прессу, если возникнет сенсация или разразится скандал, будут уничтожены результаты многолетних исследований. Причем, не только доктора Трепкоса, но и всего его научного 'коллектива. Я бы не хотел подводить людей, с которыми вместе работал… Видите, я даже не рискнул обратиться в соответствующие инстанции.

— Мы, разумеется, не совсем соответствующая инстанция, — кивнул Малдер. — Именно поэтому вы, наверное, и направились к нам?

— Я хотел бы, чтобы предварительное расследование было произведено, по возможности, без всякого шума,

— Если совершено преступление, то скрыть его все равно не удастся.

— Почему обязательно преступление? Это может быть и обыкновенный несчастный случай. В экспедициях даже сейчас несчастные случаи происходят не так уж редко, как вы себе, наверное, представляете.

— Но сами вы так не думаете?

— Я пока ничего не могу сказать, — доктор Пирс опять без надобности поправил галстук. Чувствовалось, что он не привык носить эту деталь одежды. — Я потому и обратился именно к вам. Скалли решительно обратилась к нему:

— Как скоро мы можем туда попасть?

— Чартерный рейс вылетает в Сиэтл завтра, — сказал доктор Пирс. — А оттуда на вертолете мы уже доберемся до горы Авалон.

— Вертолет у вас есть?

— Вертолет имеется в отряде спасателей. Считая вопрос решенным, доктор Пирс вынул кассету из видеомагнитофона. Малдер быстро пересел к Скалли.

— Не думаю, что это хорошая мысль — сразу же лететь туда, — вполголоса сказал он.

— Лучше разбираться на месте. Здесь мы все равно не получим никакой информации.

— Нет, я имею в виду, что не стоит лететь туда именно тебе.

Скалли повернулась и холодно посмотрела на него:

— Малдер!

— Что?

. — Конечно, большое спасибо, что ты обо мне так заботишься. Но уверяю тебя: я совершенно здорова. Я готова работать, и чем раньше я приступлю к настоящему делу, тем лучше.

— Тебе все-таки надо бы отдохнуть какое-то время.

— Малдер!

— Что?

— Давай больше никогда не будем об этом. Если я говорю, что готова работать, значит, я абсолютно готова.

— Хорошо, — сказал Малдер, выпрямляясь.

— Я и так потеряла чересчур много времени, — тихо сказала Скалли.

3

Вертолет перевалил через гряду, поросшую лесом, и пошел над долиной, в которой еще клубился утренний холодный туман. Иногда попадались разрывы, места, уже прогретые солнцем, и тогда видны были поляны в темной траве"^сое-где — бурелом, островки каких-то цветов, и — как запотевшее зеркало — гладь длинного озера.

Впрочем, скоро все это опять заслонил туман. Остались только кряжистые вершины, одна явно возвышалась над остальными.

— Вулкан Авалон, — сказал доктор Пирс, указав подбородком в сторону вершины. Малдер тоже посмотрел и кивнул:

— Впечатляет.

— Еще бы! — доктор Пирс, склонив голову в желтом шлеме, смотрел так, словно хотел разглядеть внизу нечто необыкновенное, — Это самый крупный и, пожалуй, самый интересный вулкан во всем регионе. Он единственный, чья деятельность не останавливается ни на секунду, вероятно, рке сотни, а может быть, и тысячи лет.

— А землетрясения от него бывают? — спросил Малдер.

— Заметных, разумеется, нет. Но земля иногда дрожит, и это производит впечатление на местных жителей. Плотность населения здесь очень низкая.

— Неприятно, по-видимому, проводить время в таком месте…

— Ну, нам-то с вами, Малдер, ничего не грозит. Вероятность стать жертвой землетрясения меньше, чем попасть, например, под машину, переходя улицу…

— И на извержение он способен? — По нашим данным — не слишком. Вся деятельность вулкана сейчас сосредоточена глубоко под землей. Нет никаких признаков, что лава прорвется наружу.

Малдер откинулся на сиденье и искоса посмотрел на каменистые багровые безжизненные отроги вулкана. Из кратера — громадной черной дыры, выделяющейся на общем фоне, как вход в преисподнюю, — вытекал ручьями серый дым и расползался в уступах, сливаясь ближе к долине с туманом. Казалось, что вулкан шевелится и пытается сбросить с себя каменные оковы.

— У тебя такой вид, — сказала Скалли, наклонившись к напарнику и почти касаясь его плеча. — , Малдер?

— Что?

— О чем ты задумался? Малдер выпрямился на сиденье, но не повернул головы.

— Я думаю о тех, кто сейчас там внутри, — сказал он.

Через пару минут вертолет приземлился на горной опушке. С одной стороны ее подпирал лес, где за стволами еще копилась сумеречная сырость ночи, а по другую сторону открывался гигантский провал в долину. Дна видно не было.

Моддер спрыгнул на землю. Первое, что попалось ему на глаза, — параболическая тарелка антенны, уткнувшаяся в крепкий дерн. Решетчатая ее основа была переломлена. На полпути между антенной и серыми бетонными кубиками сейсмической станции валялся разбитый прибор, извергнувший из хромированной коробки груду деталей. Зеленоватые платы, рваные провода, крошечные стеклянные трубочки…

Малдер скинул рюкзак и отступил в сторону, пропуская Скалли.

— Что? — спросила она, тоже скидывая рюкзак.

— Пока не знаю…

— Вертолет отпускаем?

— Ладно.

Винтокрылая машина снялась и унеслась вдоль долины. Туман поглотил шум работающего мотора. Воцарилась утренняя тишина, от которой зазвенело в ушах.

— Что-то не так? — Скалли тоже поглядывала на вывороченную аппаратуру.

— Во всяком случае, нас здесь встречают не слишком приветливо.

— Ну, это мы как-нибудь переживем.

— Аадно, пошли, — сказал Малдер. — Надо переговорить с кем-нибудь из персонала.

Доктор Пирс уже осматривал параболическую тарелку.

— Это была антенна, через которую сигнал передавался на огнеход, — сказал он. — Не понимаю, кому потребовалось ее разрушать.

— Может быть, сильный ветер?

— Нет, видите, опоры треножника чем-то надрублены. Антенну, скорее всего, повалили намеренно.

— Значит, ваш огнеход остался без управления?

— Видимо, так… И здесь же мы установили некоторые приборы: сейсмограф, компьютеры, датчики, снимающие ряд вулканических показателей… — Пирс выпрямился и тревожно оглянулся на лес. — Что ж, наверное, надо проверить остальные наблюдательные площадки.

— Лучше сначала пройдем внутрь станции, — сказал Малдер.

— Нет. здесь оборудование на многие миллионы долларов. И я за него отвечаю перед Комиссией правительства США.

— Неужели люди вас не интересуют? — сказала Скалли.

— Людей я здесь что-то не вижу, — сказал доктор Пирс. Он еще раз оглянулся на лес и нерешительно опустил свою сумку рядом с решетчатой железной треногой. — Если спускаться в кратер, то надо идти в ту сторону.

— Вы полагаете, персонал может быть там?

— Вряд ли. Спуск в кратер — событие все-таки неординарное. И все равно на станции должен оставаться дежурный.

— Вас что-то беспокоит, доктор? — тоже поглядывая на лес, спросил Малдер.

— Меня? Ничего.

— Но вы почему-то не хотите идти в помещение.

— Знаете что, — доктор Пирс сделал торопливый шаг к лесу, — вы идите. А я пока осмотрю внешние повреждения. Мне надо установить хотя бы примерный масштаб аварии. Вы идите. А я присоединюсь к вам через пятнадцать минут.

— Куда вы?

— Ну тут, неподалеку, еще одна точка с сейсмическим оборудованием. Идите-идите! Встретимся через пятнадцать минут в комнате операторов.

Скалли посмотрела на Малдера. Тот молча пожал плечами. Доктор Пирс воспринял это как разрешение и торопливо побежал к лесу. У первых деревьев остановился и замахал рукой:

— Идите-идите!

— Мне это не нравится. — Скалли нерешительно двинулась в сторону станции.

— Думаешь, Пирс от нас что-то скрывает?

— Ты же видишь, он явно стремится удрать от посторонних свидетелей.

— Тогда зачем он сам притащил нас сюда?

— Давай, оставим это пока в перечне неразрешенных загадок.

— Загадок становится слишком много, Малдер.

— Ну, по крайней мере, одну мы сейчас отгадаем.

Скалли остановилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Пирс обмолвился, что на станции в любом случае должен находиться дежурный. Вот с ним мы и поговорим, в первую очередь.

Дверь распахнулась, и по темноватой лестнице они спустились в плохо освещенный, похожий на пещеру, облицованный грубым камнем, коридор и, свернув, оказались в довольно большом помещении, подлинные размеры которого угадать было трудно из-за отсутствия света.

Здесь Малдер остановился.

— Эй! Есть кто-нибудь? — негромко спро-сил^он.

Несколько секунд они вместе со Скалли слушали тишину, а потом переглянулись, и в руках у них засияли фонарики. Малдер не смог сдержать возгласа удивления. Помещение, где они очутились, казалось, подверглось жестокому и целеустремленному разгрому. Все провода были оборваны и перекручены. Приборы — опрокинуты страшным ударом и словно вывернуты наизнанку. Множество покореженных плат усеивало линолеум. Мониторы таращились чернотой выбитых глаз, а из перерезанных шлангов, ведущих неизвестно куда, будто черная кровь, капала маслянистая жидкость.

Малдер сделал шаг, и сразу же под ногой у него что-то хрупнуло.

— Кажется, здесь кто-то так поработал, что никаких следов не осталось, — растерянно сказал он. — Не говоря уж о том, чтобы это все могло как-то работать… Давай так — ты пойдешь по левому краю, а я посмотрю, что справа…

Он двинулся по проходу между металлическими вытяжными шкафами, ив этот момент из проема у него за спиной чуть-чуть высунулся человек и, словно примериваясь, чтобы ударить наверняка, покачал киркой с плоским, слегка изогнутым лезвием.

Правда, как бы осторожно ни двигался чужак, Малдер его все равно почувствовал. Обернулся, еще раз спросил:

— Есть тут кто-нибудь? Эй? Отзовитесь!.. — и, как и в первый раз, не дождавшись ответа, отступил на три шага, чтобы посветить фонариком в боковой проход.

Теперь он стоял буквально в метре от притаившегося человека. И человек, вероятно, решил, что более удобного момента для нападения уже не будет.

Раздался короткий и резкий выдох. Кирка взметнулась. Малдер успел отскочить, и темную человеческую фигуру вынесло вперед по инерции. Лезвие кирки с грохотом ударило в боковину шкафа.

Буммм! — гулкий и протяжный удар пронесся по всему помещению.

В ту же секунду Малдер перехватил человека за руку и, заломив ее так, что у того вырвался из груди болезненный крик, толкнул напавшего головой вперед — прямо в выпотрошенное нутро какою-то аппарата.

Человек врезался в сплетение проводов. Дернулся, попытался освободиться, лягнул Молде-ра и лишь после этого, сломленный болью и, видимо, чувствуя бесполезность сопротивления, простонал каким-то мокрым, будто из-под воды, тонким голосом:

— Больно… Пустите…

Только тогда Малдер немного ослабил хватку. Скалли с фонариком и пистолетом выбежала из-за железных ящиков. Ослепительный луч выхватил прижатую к металлической стенке дергающуюся голову.

— Стой! Не шевелиться!.. Малдер, что тут у вас происходит?

— Все совсем не так, как вы думаете, — вдруг сказал согнутый пополам человек.

— Он, по-моему, только что хотел меня чем-то ударить, — сказал Малдер.

— Говорю вам: все не так, как вы думаете! Малдер развернул человека и втолкнул его в тупичок между двумя стеллажами. Человек врезался в стенку, но тут же обернулся и прижал к груди поврежденную руку. Глаза его недобро блеснули.

— Говорю: я ошибся. Простите меня. Я вас принял совсем за другого.

— Вы еще кто такой? — не давая ему опомниться, резко спросил Малдер. Человек потирал локоть:

— Я — Восберг, инженер по роботам в этой сумасшедшей команде. До недавнего времени работал над подготовкой спуска в кратер вулкана.

— Инженер Восберг?

— Да.

— И вы всегда так приветствуете гостей?

— Слушайте, — яростно сказал человек. — Я же объясняю вам: я перепутал. Полагал, что сюда пришел кто-то другой. Я пытался лишь защитить себя, это не запрещается. Я не думал… Вы знаете, что такое инстинкт самосохранения?

Голос у него сорвался на испуганный крик.

— Интересно, кого это вы так боитесь? — спросил Малдер. — Ну, Восберг, отвечайте: за кого вы меня приняли?

Человек молчал.

— Ну!

— За доктора Трепкоса, — наконец с явной неохотой сказал Восберг.

4

Восберг шел впереди, за ним следовал Мол-дер, который быстро и настороженно поглядывал в боковые ответвления коридора, а замыкала шествие Скалли, время от времени, как бы невзначай оборачивающаяся назад. Однако пока она не видела ничего, кроме голых бетонных стен, прошитых ребрами арматуры, толстого пучка кабелей под потолком — он был закреплен полукруглыми железными скобами — и довольно тусклых светильников, каждые пять-семь метров выхватывающих из сумрака часть напольного пластикового покрытия, фонарик она на всякий случай не убирала. И на всякий случай прислушивалась — не раздадутся ли в ответвлениях, где скопилась непроницаемая темнота, какие-нибудь шорохи или скрипы.

Правда, услышать что-либо было сложно. Мешал Восберг, оживленно жестикулирующий и непрерывно обращающийся к напряженному Малдеру. То из него поначалу слова было не вытянуть, а то вдруг, как прорвало, — не останавливается ни на секунду. Скалли невольно слышала то, что он говорит. — Поймите меня правильно, мы все перед ним в какой-то степени преклонялись. Отблеск ею известности ложился и на всех нас. Попасть в его исследовательскую группу считалось громадной честью. Но, пожалуй, никто не поклонялся ему и не почитал его больше меня. Я хочу сказать, что он был настоящим пророком, он был оракулом и у него был хорошо развит талант предвидения. В науке, чтоб вам было известно, это имеет решающее значение. Здесь чрезвычайно важно выбрать самое перспективное направление. Чтобы не потратить годы и годы, а потом вдруг оказаться в удручающем тупике. Вот таким даром Трепкос и обладал в полной мере. Он видел вещи, которые мы с вами видим только во сне. Но когда мы просыпаемся, мы их, естественно, забываем. А он их не забывал. Не забывал никогда. Вот почему его исследовательская работа двигалась так успешно. Он не просто опережал других, работая с большей энергией, он еще и шел к своей цели более короткой дорогой. И потому достигал результата гораздо раньше многих своих коллег…

— И у него, разумеется, были недоброжелатели, — заметил Малдер.

— Разумеется! У него было множество врагов, тайных и явных. Никому не понравится, если другой раз за разом демонстрирует блестящие научные достижения. К тому же у Трепко-са были очень разносторонние интересы. Он был и вулканологом, и химиком, и геохимиком, и биологом. Одновременно делал работы по физике и геологии. Он, не спрашивая, вторгался в чужую область и хватал там самое привлекательное. Так что следующим за ним доставались лишь второстепенные научные данные. Конечно, за это его многие не слишком любили.

Восберг вдруг точно споткнулся, остановившись на лестнице, ведущей на следующий подземный этаж.

— Агент Малдер! А почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что вы говорите о докторе Треп-косе в прошедшем времени.

— Разве? Я как-то этого не заметил… Восберг шагнул к стене и нажал широкую беловатую клавишу. Осветилась большая комната шестиугольной формы. В каждой стене была узкая металлическая дверь без таблички.

— Это у нас жилые помещения. Мы здесь обитаем. — Согнутым пальцем он постучал по невысокому шкафчику, видимо, предназначенному для одежды. — Ладно, все в порядке. Можешь вылезать. Прибыло подкрепление…

Дверь шкафчика заскрипела, и оттуда осторожно высунулась коротко стриженая голова. Поморгали чуть ослепленные, черные, ничего не выражающие глаза.

— Это — Питер Танака, системный аналитик. Это — агент ФБР Малдер, прибыл к нам для расследования…

Танака выбрался из шкафчика и, не говоря ни слова, кивнул. Кашлянул — по-видимому, от неловкости. Прикрыл рукой рот, кашлянул еще дважды.

Тут же совершенно беззвучно приоткрылась дверь в соседнюю комнату, и возникшая, как привидение, женщина так же молча прислонилась к пластиковому косяку. Руки у нее прятались в карманах халата, а лицо в квадратном вырезе черных прямых волос было бледным и застывшим.

— Это Джесси 0'Нил. Она была личным помощником, доктора Трепкоса…

Джесси кивнула. Малдер и Скалли кивнули в ответ. А потом женщина сказала голосом, в котором чувствовалось отчаяние:

— Вы — спасательная команда? Вы ведь заберете нас всех отсюда?

— После того, как расследуем, что здесь произошло, — сказал Малдер.

— Это агенты ФБР, — поспешно объяснил Восберг. — Они прибыли сюда вместе с доктором Пирсом. Оказывается, из кратера была какая передача.

Джесси пару мгновений подумала и подняла брови.

— Что за передача?

— Ну, мы видели человека, видимо, мертвого, лежащего на каменной осыпи.

— Эриксон, — после долгой паузы сказала женщина.

— Да, мистер Эриксон. Кажется, ваш сейсмолог. Доктор Пирс, передавший нам пленку, его опознал.

— А это Эрик Паркер… Еще один человек, появившийся из дверей, нерешительно наклонил голову.

— Теперь все в сборе. Если у вас есть вопросы, можете задавать.

Малдер подошел к ближайшему стулу и сел.

— Собственно, у нас пока только один вопрос: что здесь произошло?

Последовало тягостное молчание. А затем Восберг, который, видимо, был импульсивнее остальных, мрачно ответил:

— Если коротко — здесь произошел Треп-кос. Доктор Дэниэл Трепкос, руководитель нашей исследовательской группы.

— Это он убил Эриксона? — спросил Малдер.

— Насколько я понял, доказательств, что Эриксон убит, пока нет. О нем известно, что он мертв, и более ничего…

— Тогда расскажите нам все по порядку.

— У Трепкоса поехала крыша после того, как огнеход произвел первый спуск в вулкан. Не знаю уж, какие данные он в результате получил, но крыша у него точно поехала. Он свихнулся, по-моему, уже окончательно.

— И что дальше?

— А дальше он просто удрал.

— Как удрал?

— А вот так. Исчез в одно прекрасное утро и больше не появлялся.

— Вы пробовали его искать? — спросила Скалли.

— Нет, — сказал Восберг — опять после некоторого молчания, обведя сначала глазами всех остальных.

— Почему?

— Доктор Трепкос не слишком любил, когда вмешивались в его дела.

— Однако, здесь ситуация чрезвычайная, — сказал Малдер.

— Ну, в общем, мы его не искали…

— Скажите, а что конкретно могло вызвать такое поведение доктора Трепкоса?

— Вы меня спрашиваете? — Восберг изумленно воззрился на Малдера.

— А кого же?

— Расследование — это, по-моему, как раз ваше дело. Вы же из ФБР, вот и выясните, что тут случилось…

Джесси, молчавшая до сих пор, сказала все с тем же отчаянием в голосе:

— Дэниэл был больным. У него было разобщение функций полушарий мозга. Ничего опасного, у людей талантливых такие нарушения встречаются сплошь и рядом. Кстати, мы все здесь прекрасно знали об этом. Дэниэл не то чтобы кричал об этом на каждом углу, но ц особого секрета из своей болезни не делал.

— По-моему, он ею даже гордился, — сказал Восберг. — Он любил, особенно в присутствии нормальных людей, подчеркивать свою необычность. То, что он, доктор Трепкос, совсем не такой, как другие…

— Пока он принимал таблетки, все было нормально.

— Да, но жена Эриксона могла бы с этим утверждением и не согласиться.

— То есть вы все же считаете, что Эриксона убил доктор Трепкос.

— Я уже говорил вам: доказательств того, что Эриксон убит, у нас нет.

— А зачем он пошел внутрь кратера?

— Я не знаю…

Скалли мягко спросила:

— Вы, Джесси, тоже входили в команду доктора Трепкоса?

— В университете я защитила диплом под его руководством. Защита прошло хорошо, моя работа была замечена другими учеными. В этом, мне кажется, есть заслуга и доктора Трепкоса. А потом он попросил меня помочь с этим проектом.

— И вы согласились?

— Мне самой хотелось работать с доктором Трепкосом.

— Вас интересовал вулкан Авалон?

— Скорее — некоторые общие вопросы внутреннего строения нашей планеты. Экспедиция давала возможность получить уникальные материалы.

— Странности доктора Трепкоса распространялись и на вас лично?

Джесси впервые за все время разговора посмотрела Скалли в глаза.

— У него было не так много странностей, как может показаться из нашего разговора. Мы просто теперь, когда это несчастье произошло, задним числом приписываем ему все плохое. А на самом деле он просто был очень взыскательным и серьезным исследователем. И он требовал от других того же, что требовал от себя. Он, правда, не понимал, что не все способны на такое же самопожертвование, — то есть жить только наукой и не обращать внимания ни на что другое. Из-за этого с ним, конечно, иногда было очень трудно.

— Перед своим исчезновением он оставил какую-нибудь записку или сообщение?

— Ничего.

— Может быть, он вам лично сказал что-нибудь?

— Тоже — нет. Доктор Трепкос часто бывал скрытен, особенно в том, что касалось его дальнейших исследований. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь опередил.

Малдер слушал эту беседу вполслуха. Его внимание привлек стеллаж, на котором валялось несколько бумажных палок. Он взял одну из них и пролистал, всматриваясь в графики и диаграммы. Затем взял другую, открыл и после первой же страницы повернулся к Джесси 0'Нил.

— Это записи доктора Трепкоса, так?

— Да, мы еще не успели их разобрать.

— А почему они здесь, а не у него в комнате?

— Это я их принес, — сказал Восберг. — Хотел посмотреть как-нибудь на досуге. В конце концов, мы имеем право знать, что он задумывал. Впрочем, здесь все равно осталась лишь очень небольшая их часть. Он был дьяволом: уничтожил перед уходом свою собственную работу. Все журналы, все записи, даже все компьютерные дискеты. Мы, конечно, попробовали восстановить, что смогли, но боюсь, это у нас получилось не слишком успешно.

Джесси робко поинтересовалась:

— Вы там нашли что-нибудь необычное?

— Нет, я ничего в этом не понимаю, — сказал Малдер. — Тут научная скоропись, и, чтобы ее разобрать, по-видимому, нужен специалист.

— У доктора Трепкоса были свои собственные условные сокращения. Знаете, когда пишешь, мысли довольно часто приходят быстрее, чем успеваешь занести их на бумагу. Мы все поэтому прибегаем к условным обозначениям.

— Ладно, — сказал Малдер, — если понадобится, я обращусь к вам.

Он небрежно положил журнал обратно на полку. Взял другой, полистал и, как бы невзначай, прикрыл им тот, предыдущий. Теперь второго журнала совсем не было видно. Малдер пока не хотел прерывать разговор, который мягко, но очень профессионально взяла на себя Скалли. Может быть, ей и удастся выловить что-нибудь существенное. Однако перед глазами его стояла запись, сделанная доктором Трепкосом, вероятно, в один из последних дней. Что-то о разрушении древних магматических соединений. А потом — чуть другим, торопливым, явно лихорадочным почерком: «Новая подземная форма жизни». Причем после записи стояли целых четыре четких восклицательных знака. Видимо, доктор Трепкос не смог удержать эмоций. А сама эта фраза была подчеркнута двумя жирными извилистыми чернильными линиями.


— Что случилось? — спросила Скалли, неловко оглядываясь, но все же следуя за Молде-ром по тесному коридорчику. — Зачем ты меня оторвал? По-моему, наш разговор получился достаточно интересным. Я как раз собиралась выяснить некоторые детали…

Малдер не отвечал. Он одну за другой пробовал выходящие в коридорчик двери. Заперто… заперто… опять заперто… Вот!.. Он завернул Скалли в тесную, похожую на подсобное помещение комнату, куда свет сквозь матовое окно в коридоре практически не проникал, плотно прикрыл за собой дверь, привалился к ней, чтобы слышать, если кто-нибудь подойдет, и только после этого, понизив голос, сказал:

— Как у тебя впечатление от окружения доктора Трепкоса?

— Ты это о чем?

— Тебе не кажется, что они как-то странно себя ведут?

— Странно?

— Ну я бы сказал — как параноики…

— Чего ты хочешь? Они живут здесь, в отрыве от цивилизации, уже целый год. Причем часть команды погибла, и, возможно, это дело рук других членов команды. Естественно, паника, истерия, смятение, нервы у всех на пределе. Большинство людей, попавших в критические обстоятельства, ведут себя довольно нелепо. Что с тобой, Малдер? Ты знаешь это не хуже меня!

— Нет, я не о том. Они тут все с ума посхо-дили!

— Между прочим, с их точки зрения, мы тоже ведем себя довольно нелепо.

— Нет-нет!.. — Малдер, прислушался, но в коридорчике пока не раздавалось ни звука. — Они ведут себя так, словно чего-то не договаривают. Словно знают о чем-то и больше всего боятся, как бы об этом не проведали посторонние.

— С чего ты решил?

— А вот с чего. Только, Скалли, пожалуйста, не считай мои слова бредом. Когда Восберг попытался расколоть мне голову этим геологическим молотком, он прекрасно знал, что перед ним не доктор Трепкос, а кто-то другой. Однако его это не остановило.

— Ну вот, теперь паранойей повеяло от тебя, Малдер.

— Я так и знал, что ты отнесешься к моим словам с недоверием.

— Малдер, подумай сам: с чего это вдруг Восбергу вздумалось бы тебя убивать? Он же тебя видит первый раз в жизни…

— Вот и я тоже пока не понимаю — с чего?

— Доктор Пирс хорошо знает всех этих людей. Давай спросим, какие впечатления у него. Может быть, он тоже заметил что-нибудь странное.

— Кстати, — Малдер посмотрел на светящийся циферблат. — Ему уже пора бы вернуться.

— Сколько прошло времени?

— Почти полтора часа.

— Ну, наверное, он еще осматривает площадку с аппаратурой. Если там все разгромлено, как и здесь, то ничего удивительного.

— Девяносто минут — это, по-моему, слишком долго. Он ведь крикнул, если ты помнишь, что сейчас нас догонит.

— Наверное, его что-нибудь задержало.

— «Что-нибудь» в наших условиях уже заурчит угрожающе.

— Ты думаешь?… — Скалли тоже посмотрела на дверь и не договорила фразу.

— Пока не знаю, но мне это очень не нравится, — сказал Малдер.

6

Доктор Пирс перепрыгнул через канаву и прикрыл локтем лицо, чтобы ветки, в которые ему пришлось нырнуть, не хлестнули по коже. На щеке у него уже и так была кровоточащая царапина. Напоролся на сук, когда нога провалилась в какую-то подземную нору. Доктор дышал тяжело, и хрип легких заглушал для него все остальные звуки. Тем не менее он не задерживался, чтобы передохнуть. Скорее, скорее!.. Он должен увидеть все собственными глазами!.. Площадка с разгромленной аппаратурой произвела на него тяжелое впечатление. Трепкос сошел с ума. Если, конечно, это дело рук доктора Трепкоса. Хотя кто бы это мог сделать, кроме него? И все равно сумасшедший — загубить результаты упорной многолетней работы. Какие бы чрезвычайные обстоятельства ни побудили его к этому, записи наблюдений и протоколы он был обязать оставить. Сохранить результаты эксперимента — вот долг ученого. К тому же работает он не один, здесь — целая экспедиция. Данные, которые они получили, принадлежат и другим.

Он перепрыгнул через следующую канаву. Прикрыться локтем забыл, и разогнувшаяся ветвь клена стегнула его по лбу. Было не очень больно,» однако сознание чуть-чуть прояснилось. Сейчас он возьмет кассеты с записями, и тогда многое станет ясно. Вряд ли Трепкос разгромил и вторую площадку. Там ведь вспомогательная аппаратура, он вполне мог счесть ее недостойной внимания. Но вот кассеты, если запись велась, наверное, сохранились. Во всяком случае, будут хоть какие-нибудь свидетельства.

Впереди просветлело; красноватые стволы сосен стали несколько реже. Вдруг что-то треснуло — кажется, совсем рядом. Доктор Пирс замер и, схватившись за ближайшую ветку, напряженно прислушался.

Обзору мешали кусты, вымахавшие почти в человеческий рост.

— Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?… Отзовитесь!..

Голос укатился и заглох в уже подступающем вечернем тумане.

Показалось, наверное. Доктор Пирс, наконец, выбрался на поляну, покрытую коричневыми прелыми листьями. До площадки наблюдения оставалось еще метров двести. Снова через лес, и потом на косогоре будет треножник вспомогательного стационара. Все-таки должны сохраниться хоть какие-нибудь свидетельства. В листве что-то блеснуло, и он машинально разгреб сор ногой. Показалась круглая металлическая коробка, в каких хранят записи. Доктор Пирс, опустившись на корточки, лихорадочно разбрасывал землю, смешанную в мелкими веточками. Точно, коробка для хранения магнитных кассет! Кто ее здесь закопал? Значит, и вспомогательный стационар тоже разгромлен. Ему повезло, что он наткнулся на эти кассеты. Коробка долго не поддавалась, доктор Пирс с громадным трудом вытащил ее из земли. Вместе с нею вывернулся большой кусок дерна. Цифры и дата на желтой табличке свидетельствовали, что это — последние записи. К сожалению, крышка будто приклеилась к основанию. Доктор Пирс скреб ногтями, пытался поддевать ее ветками. Наконец обхватил, как ребенка, обе половины руками и, напряг-шись, попытался сдвинуть крышку хотя бы на несколько миллиметров. Главное — сдвинуть ее, потом уже пойдет легче. Он сощурился от усилий и даже застонал — тоненько, жалобно, будто кролик. Все его мысли сейчас сосредоточились на этой коробке. И потому он не заметил, как из кустов позади него почти бесшумно вынырнул человек — перебежал поляну, нагнулся и вдруг одним резким движением накинул ему на горло металлическую цепочку.

Доктор Пирс почувствовал это, лишь когда невозможная режущая боль перехватила кадык. Хрящи сразу вмялись, в легких не стало воздуха. Чисто инстинктивно он попытался ослабить цепочку. Пальцы ее не захватывали и только бессмысленно царапали горло. Помутилось сознание. Доктор Пирс уже почти ничего не видел. Еще раз всхрапнул и обмяк, словно тряпичная кукла. А человек, оборванный, закопченный какой-то, с грязной, когда-то белой повязкой на голове, еще с полминуты натягивал цепочку, чтобы не рисковать. Наконец отпустил ее и оттолкнул от себя тело коленом, То, что еще минуту назад было доктором Пирсом, медленно повалилось на землю.

— Вот так. Не уйдет никто, — яростно сказал человек.

Спрятал цепочку и несколько секунд вслушивался в сырую вечернюю тишину. А затем одной рукой подхватил коробку и скрылся за темнеющими деревьями.

Доктора Пирса обнаружили, когда уже стемнело. Фонарики странно освещали лицо, искаженное судорогой. Выпученные глаза, распахнутый криком рот, щека в коричневато-багровых, засохших разводах крови.

— Место осмотрим завтра, — сидя на корточках перед телом, отрывисто сказал Малдер. — У вас на станции холодильник есть?

— Есть, — сказал Восберг.

— Тогда отнесите его туда и проследите, чтобы никто ничего не трогал.

Помещенное в большой пластиковый пакет, тело доктора Пирса стало выглядеть еще более мертвым. Восберг и Танака поволокли труп внутрь станции. Малдер двинулся следом, но Скалли чуть придержала его за руку:

— Малдер, вызови вертолет по рации.

— Думаю, нам рано еще улетать отсюда.

— Почему?

— Потому что практически ничего не ясно. Мы так и не поняли, из-за чего все это. Не найдены мотивы убийств, не собраны доказательства, не обнаружен преступник. И главное, где-то здесь еще скрывается Трепкос. Мы не можем уезжать, пока не переговорим с ним.

— Малдер, я не об этом. Трепкос — а больше это некому было сделать — уже убил Пирса, и, скорее всего, Эриксона. Ты же слышал — у него давние психические аномалии. Я считаю, что его надо искать с отрядом побольше. Нас тут всего двое, не забывай.

— Сейчас достаточно и двоих, Скалли.

— Это пока доктор Трепкос не решит нанести новый удар.

— Дело не только в этом. Идем, я тебе кое-что покажу.

На станции он сразу же подошел к уже знакомому стеллажу и, как бы между прочим, выдернул из-под завала тетрадку журнала. Для гарантии, чтобы никто не подслушал, отвел Скалли в сторону — к столику с настольной лампой.

— Я просматривал тут работы Трепкоса и нашел в них очень любопытные записи. Доктор Трепкос считает, что обнаружил в кратере нечто необыкновенное.

— Что именно? — недоверчиво подняв брови, спросила Скалли.

— Ты не поверишь: некий живой организм, существующий внутри вулкана.

— Извини, Малдер, но это полная чушь!

— Вот посмотри, — стараясь опять-таки не привлекать чужого внимания, Малдер развернул записку под настольной лампой. — Насколько я понимаю, это писал сам доктор Трепкос.

Скалли нахмурилась:

— «Новая подземная форма жизни»? Что за чушь? Ничто не может выжить внутри вулкана. И не только потому что там чрезвычайно высокая температура — температура, Малдер, при которой распадаются белки, основа жизни. Но и потому еще, что газы, выделяемые вулканом, очень токсичны. Концентрация их такова, что они отравят любой организм.

— Но ведь существуют же организмы, которые обитают во льдах. Почему бы не быть существу, способному переносить высокие температуры. Знаешь, это даже с точки зрения науки вполне логично.

— Малдер, есть, конечно, бактерии, которые, будучи спорами, переносят, например, длительное кипячение. Но это ведь не собственно организм, это именно его спора.

— Посмотри сюда, — Малдер открыл журнал на последних записях доктора Трепкоса.

Скалли повела пальцем по исчерканной формулами желтоватой странице.

— Ну и что? Здесь просто описан какой-то гипотетический обмен веществ. Окись серы, а затем, видишь, вот тут, — окись кремния…

— Я где-то читал, что жизнь, основанная на кремнии, тоже возможна.

— Но фундаментальным кирпичиком каждого организма все-таки является углерод. От мельчайшей бактерии до крупного растения или животного.

— Между прочим, кремний в таблице элементов следует сразу же за углеродом. Он и с различными химическими веществами ведет себя сходным образом. Кремний вполне мог бы заменить углерод во многих химических элементах. Жизнь, основанная на кремнии, всегда была Священным Граалем науки. Многие ученые не видят здесь никаких противоречий.

Скалли посмотрела на него с сожалением.

— Ну что ты молчишь?

— Малдер, прости, ты просто начитался научно-популярных журналов.

— Подожди!

— Нет, ты подожди!

— А если Трепкос такой организм все же нашел?

— Что ты говоришь, Малдер? Это годится лишь для научно-фантастического романа.

— Однако, записи Трепкоса…

— Хитроумная выдумка больного ума! Кстати, я допускаю, что доктор Трепкос, действительно, что-то нашел. Но между собственно фактами и их толкованием — колоссальная разница. Многие сотни людей, как ты знаешь, видели нечто, по их мнению, странное, в некоем шотландском озере. Но из этого вовсе не следует, что Лох-Несское чудовище действительно существует. Зачастую люди видят лишь то, что они хотят видеть. Оставь записи, Мол-дер. Они ничего не доказывают.

Малдер упрямо ткнул пальцем в страницу.

— Доктор Трепкос вот здесь говорит, что у него есть и вещественные доказательства. Он их получил, значит, они должны находиться на станции.

— Где?

— Я не» знаю.

— Ты же видишь, что доктор Трепкос уничтожил практически все.

— А может быть, их уничтожил вовсе не доктор Трепкос? Может быть, их уничтожил кто-то другой?

— Кто?

— Танака, Восберг, даже Джесси 0'Нил… Скалли вздохнула:

— Ну, и какой смысл им уничтожать свои собственные результаты? Нет, Малдер, пока факт остается фактом: все эти люди страдают различными формами посттравматического стресса. Они ошеломлены свалившимися на них трагическими обстоятельствами. У них — эмоциональная неуравновешенность, психические расстройства. Их требуется увезти отсюда, и как можно скорее. »

— Увезя людей слишком поспешно, мы, возможно, потеряем все нити.

— В другой обстановке они расскажут нам значительно больше.

— Не понимаю, почему бы им не сделать этого прямо сейчас. Кстати, ты поговорила бы, например, с Джесси 0'Нил. Насколько я понял, она была самым близким сотрудником доктора Трепкоса. Я убежден, что она знает гораздо больше, чем говорит…

Скалли еще раз вздохнула.

— Малдер…

— Что?

— До чего же ты иногда бываешь упрямым…

Джесси 0'Нил сидела у себя в комнате на кровати и, вцепившись руками в колени, вся съежившись, смотрела в стену перед собой. На стене ничего не было, но Джесси все равно упорно смотрела. Только изредка она всхлипывала, и тогда по телу ее пробегала длинная судорога. Она ничего не видела и не слышала вокруг себя. И потому, когда раздался вежливый стук в дверь, Джесси не отозвалась. Однако стук повторился, а затем дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Джесси, ты здесь? С тобой можно немного поговорить?

Не получив ответа, Скалли все-таки вошла в комнату. Села напротив Джесси и наклонилась так, что головы их почти соприкасались. Осторожно дотронулась до ее ладони.

— Джесси, прости, пожалуйста, что беспокою, с тобой все в порядке?

Тогда Джесси вцепилась в колени еще сильнее и сказала как будто самой себе тихим, невыразительным голосом:

— Ненавижу эту нашу станцию. Так здесь все хорошо начиналось и так теперь все ужасно заканчивается.

Секунду казалось, что сейчас опять последует всхлип, но она удержалась.

Напротив, вздохнула Скалли:

— И все-таки, что тут случилось, Джесси? Расскажи, ну мне-то ты, наверное, можешь верить? Чтобы помочь тебе и всем вам, я должна что-то знать…

Джесси сказала:

— После первого спуска в кратер, Дэниэл резко переменился. Он стал каким-то замкнутым и раздражительным, почти параноиком. Не хотел разговаривать и не хотел объяснять, что собирается делать дальше. Запрется в лаборатории и целый день никого к себе не впускает. Он даже обедал там — наверное, для тою, чтобы ему не задавали вопросов.

Она взялась рукой за горло и помассировала ямку между ключицами.

— Он вообще перестал нам что-либо объяснять. Забрал к себе все свои лабораторные записи. Что ни день, гонял огнеход в самый центр кратера. Зачем-то выписал множество различных биохимических реактивов, среды для культивирования микробов, два термостата, чтобы проращивать культуру ткани. Мы не знали, что об этом подумать…

— А вы спрашивали его?

— Он отвечал, что хочет проверить некоторые свои гипотезы. Говорил, что пока это еще только догадки. Ему там нужно что-то найти, поставить какие-то эксперименты.

— Вы ему в этих экспериментах не помогали?

— Он меня тогда совсем не подпускал к своей работе. Даже не интересовался, чем я занимаюсь все это время. Впрочем, с ним и раньше случалось, что он увлекался чем-то, сверх меры. Но тут, мне кажется, было нечто другое. Он, по-моему, чего-то боялся и не хотел, чтобы мы об этом узнали. А потом просто исчез и больше уже не появился.

— Значит, спуск в кратер как-то повлиял на его нервное состояние? Джесси опять потерла горло ладонью.

— Я сначала сама так думала. И надеялась, что через некоторое время это пройдет. Дэниэл закончит свою серию экспериментов, сформулирует результаты, успокоится, все придет в норму. Но потом я заметила, что он перестал принимать лекарство…

Она протянула руку и сняла с тумбочки пузырек, полный таблеток.

Скалли, вчитываясь, поднесла его ближе к глазам:

— Карбонат лития… Скажи, Джесси, а доктор Трепкос должен был принимать его постоянно?

— Вы не подумайте только, что он всегда был психически ненормальным. Напротив. Он был очень остроумным и общительным человеком. Не без странностей, разумеется, но все талантливые ученые имеют какие-то небольшие причуды. Наверное, они таким образом снимают напряжение творчества. И Дэниэл, пока принимал лекарство, был очень привлекательным человеком.

— А почему он перестал его принимать? Он вам это объяснил как-то? У него были причины?

— Он сказал, что таблетки ему больше не требуются. Он после них хуже думает, становится каким-то сонным и вялым. Честно говоря, именно так с ним и было…

— Ну, лекарство и должно его успокаивать, — заметила Скалли.

— А Дэниэл больше не хотел быть спокойным. Он хотел как можно быстрее закончить свою работу. Он весь горел и даже спать теперь стал какими-то урывками. Он сказал, что лекарство только засоряет его мозг. А еще он сказал… что я засоряю его тело. Раньше он никогда так не говорил…

На этот раз Джесси не удержалась и все-таки всхлипнула.

— Ну теперь-то, будем надеяться, все позади, — сказала Скалли.

— Я не уверена… Мне очень страшно… Я больше не хочу оставаться на станции… Скалли осторожно спросила:

— Скажи, Джесси, чего ты боишься? Некоторое время Джесси молчала, уставившись в стену, а потом, точно решившись и сделав усилие над собой, еле слышно сказала:

— Доктора Трепкоса.

Ее словно прорвало. Она стиснула одной ладонью другую и сильно прижала их к горлу. Голос из-за этого звучал сдавленно.

— Я приехала сюда, на станцию, по од-ной-единственной причине, — чтобы быть с ним. Он мне обещал, что мы отправляемся в настоящее приключение и что эта экспедиция изменит всю мою жизнь. Я прекрасно представляла, что он имеет в виду. И я ничего не имела против: тогда доктор Трепкос мне нравился. Но восемь месяцев в изоляции от всего мира — это очень долгий срок. Через восемь месяцев начинаешь и думать, и чувствовать совсем иначе. На очень многие вещи смотришь уже совсем по-другому. И теперь все чего я хочу — это вернуться домой.

— А где, Джесси, твой дом? Джесси долго молчала. А затем подняла на Скалли темные заплаканные глаза. Руки так и остались прижатыми к горлу.

— Где угодно, только не здесь, — тихо сказала она.

Малдер сидел в лаборатории доктора Трепкоса в конце коридора и, пролистывая одну за другой папки с материалами наблюдений, слушал голос самого доктора, доносящийся из магнитофона.

— Образцы седьмой, двенадцатый и двадцать второй также содержат следы, доказывающие наличие органического материала. Возможность существования нового или, наоборот, очень древнего, чудом сохранившегося в вулкане необычного существа, тревожит меня и заставляет выдвигать самые рискованные предположения. Больше всего меня мучит следующее: не утратил ли я критическое, исследовательское отношение к миру? Не затмило ли мое жгучее желание найти правду — самой правды? Правды, уже найденной, но слишком невероятной, чтобы ее признать. Наш ум часто придает искаженные формы явлениям и загадкам природы. Мы порождаем призраков, а потом сами же начинаем их опасаться. Мы убиваем живое, чтобы тщательно изучить жизнь, но живое при этом перестает быть живым и становится мертвым. Мы, таким образом, изучаем не жизнь, а только смерть. Мой мозг сейчас похож на крепко стянутый мыслями узел. Их слишком много, и я больше не в состоянии их распутывать…

Запись кончилась, и пошло слабое шуршание чистой пленки. На двух других найденных здесь кассетах также ничего не было. Малдер уже собирался выключить магнитофон, когда пол и стены в лаборатории не слишком сильно, но достаточно заметно дрогнули. Зазвенели мензурки, стоящие в два ряда в никелированном шкафчике, покатился и упал на пол заточенный карандаш., Малдер замер, не дотянувшись рукой до клавиши выключателя. Несколько секунд он прислушивался, но эта мелкая дрожь больше не повторилась. Ему вдруг пришло в голову, что они как-никак находятся в непосредственной близости от вулкана, и если землетрясение, настоящее катастрофическое землетрясение, им, может быть, и не грозит, то извержение или взрыв горючего газа вполне возможны.

И именно в тот момент, когда это соображение пришло ему в голову, дрожь возобновилась, — несколькими мелкими волнами прокатившись по лаборатории.

У Малдера как-то нехорошо, припадочно ударило сердце.

Однако когда он, внутренне напряженный, ворвался в затемненную операторскую, готовый, если понадобится, к самым решительным действиям, то ни паники, какая бывает при катастрофах, ни даже какой-либо особой тревоги не обнаружил. Спокойно мерцали экраны включенной аппаратуры, пощелкивал таймер, синхронизирующий, вероятно, работу нескольких датчиков, бежали в электронных окошечках длинные числа и обозначения. Все выглядело совершенно нормально. В сторону возбужденного Малдера никто даже не обернулся. И только Танака, сидевший перед прибором, от которого во все стороны шли толстые, изгибающиеся провода, мельком на него глянул и, видимо, почувствовав необходимость объяснений, сказал:

— В последнее время сейсмическая активность несколько возросла. Мы сейчас наблюдаем область на северо-востоке от кратера.

А Восберг, с раздражением пнув ногой осколок, валяющийся на полу, добавил:

— Если бы Трепкос не уничтожил всю нашу аппаратуру, мы могли бы извлечь массу полезных сведений из этих толчков. Кстати, не беспокойтесь, извержения они не предвещают. Авалон, если когда и выплеснет магму, то, по нашим прогнозам, не ранее, чем через сто лет. Эти толчки — его, как бы сказать, рутинное состояние…

— Я не беспокоюсь, — сказал Малдер. — Просто мне пришла в голову одна мысль. Животные, я где-то читал, чувствуют приближение землетрясений?

— Птицы, кошки, собаки, — не отрываясь от клавиатуры компьютера, стоящего перед ним, подтвердил Восберг. — Часа за два, за три до катаклизма их охватывает тревога.

— А, например, у людей подобные состояния не наблюдались?

— Вы хотите сказать, что Трепкос сошел с ума из-за близости Авалона?

— Может быть, вулканическая деятельность как-то обостряет состояние психики у человека. Нормальный человек становится нервным и напряженным, а человек с несколько расшатанной психикой в итоге заболевает…

— Впечатляющая теория, — небрежно сказал Восберг.

— Я, конечно, не психиатр…

— Значит, по-вашему, во всех наших несчастьях виноват Авалон?

Ответить ему Малдер не успел. Танака вдруг резко согнулся вперед и схватился руками за горло. Его душил приступ сильного кашля. Он давился и еле-еле глотал судорожным ртом воздух. Лицо его побледнело, щеки запали, а по-вискам побежали заметные даже в сумраке

струйки пота.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил

Малдер.

Приступ закончился, и Танака снова повернулся к прибору. Отвечать Малдеру он явно не собирался. Восберг и второй вулканолог сделали вид, что ничего особенного не произошло. И лишь Джесси, до той минуты записывавшая что-то в блокноте, выронила авторучку и теперь смотрела на Танаку расширенными глазами.

Малдер подождал немного, а потом предложил:

— Скалли, агент ФБР, вы ее знаете, она приехала со мной. По образованию она врач.

— Со мной все в порядке, — не слишком любезно ответил Танака.

— Она могла бы вас посмотреть.

— Я во врачебной помощи не нуждаюсь…

— Да и сам я кое-что понимаю, — сказал Малдер.

— Нет! — Танака сверкнул глазами и склонился к аппаратуре. Чувствовалось, что настойчивая забота Малдера ему неприятна. Он даже передвинулся вместе со стулом, чтобы спрятать лицо.

— И все-таки позвольте взглянуть, — настойчиво сказал Малдер.

Он решил, что так или иначе заставит Танаку пройти тщательный медосмотр. Однако случилось то, чего он не ожидал. Танака, едва Малдер тронул его за плечо, рванулся, бешено закричал: «Оставьте меня!.. Вы не имеете права!..» — будто не осознавая, что делает, вскочил, оттолкнул Малдера и побежал к двери.

Но выбежать в коридор он не успел. Ноги его подогнулись, и тело мешком шлепнулось на пол. Локти и колени, будто в припадке ударили по линолеуму. Танака перевернулся на спину и задышал судорожно, как рыба, выброшенная на берег.

— Я позову врача, — поспешно сказал Малдер.

Восберг, уже присевший возле Танаки, твердил:

— Ну — легче, легче… Вдруг она тебе чем-нибудь поможет…

— А я не хочу, чтобы мне помогали… — выдавил из себя Танака.

— Что значит, не хочешь? Хочешь. Подожди, сейчас тебе станет лучше.

— Оставьте меня! Мне уже никто не поможет!

— Носилки сюда!.. — скомандовала Скалли, сразу же оценившая обстановку. — Малдер, вызови вертолет, его надо срочно доставить в больницу.

— Как ты думаешь, что с ним?

— Пока не знаю. Аибо инфекция, либо острое отравление неизвестным веществом. Во всяком случае, его нельзя здесь оставлять. Как это произошло?

— Он просто закашлялся, подскочил и свалился на пол.

— Где носилки?

— Все-все, уже принесли, — сказал Восберг.

— Малдер, вызывай вертолет, мы не можем терять ни минуты!

— А как же Трепкос?

— Да забудь ты на время об этом Трепко-се. Дай сюда рацию! Я говорю тебе, нельзя терять ни минуты!.. — Резким движением она вытянула антенну из коробочки передатчика. — Вызывает агент ФБР Скалли. Команда «Огне-ход», отвечайте!..

— Слушаю, — сказал женский голос из рации,

— Срочно требуется вертолет, чтобы вывезти заболевшего человека. Мужчина, азиат, тридцати с лишним лет. Подозрение на вирусную инфекцию. Когда вы сможете до нас добраться? Малдер, они обещают быть здесь через тридцать минут!.. И подготовьте, пожалуйста, стационар для экстренного переливания крови…

— Думаешь, понадобится?

— Малдер, я пытаюсь предусмотреть все возможные варианты! Давайте пока вынесем его из помещения… Ну как, уложили?

— Да!

— Встретимся на вертолетной площадке!..

— А ты куда?

— Захвачу кое-что из медикаментов. Аететь тут порядочно, я не хочу, чтобы мы привезли в больницу мертвое тело.

— Беремся, — сказал Малдер операторам. Они быстрым шагом потащили носилки по коридору. Танака все время кашлял и держал себя руками за горло. Пытался, вероятно, что-то сказать, но слова у него распадались. Приподнялся, снова откинулся, замер, будто лишившись сознания. Руки у него разошлись, и Малдер вдруг заметил на горле большое острое вздутие. Точно поперек горла Танаки встал деревянный кол и теперь пытался прорвать хрящ и кожу, чтобы выбраться наррку. Впрочем, это вздутие почти тотчас опало. Малдер одну за другой придерживал двери, чтобы вулканологам было легче справляться с носилками. Тащить их по железным лестницам было довольно-таки неудобно. Восберг уже задыхался, и перед выходом на первый этаж Малдер перехватил у него ручки. К счастью, было уже недалеко. Выбравшись из здания станции, они поставили носилки на землю.

В кармане Малдера сразу же зазвенел телефон. Это была Скалли:

— Ну как?

— Кажется, минуту назад он потерял сознание.

— Сейчас поднимусь. Малдер, если что, постарайтесь, чтоб у него не было затруднений с дыханием…

— Хорошо… — Малдер сунул в карман плоскую коробочку телефона.

За спиной его послышалась отчаянная возня, кто-то ахнул, Восберг вдруг бешено закричал:

— Ты куда? Сумасшедший!..

Обернувшись, Малдер увидел пустые носилки, и еще, краем глаза, Танаку, ныряющего в заросли кустарника на опушке. Восберг с ошеломлённым видом растирал левую скулу.

— Он меня ударил!

— Что?

— Как сумасшедший — вскочил и кинулся прямо к лесу. Мы просто ничего не успели сообразить!..

Малдер выхватил фонарик:

— За ним! Он, наверное, не понимает, что делает!..

Бежать по ночному лесу было непросто. Свет луны был обманчив, тени скрывали неровности почвы и кучи валежника. Вулканологи, у которых фонариков не было, сразу отстали. Малдер спотыкался и, насколько это было возможно, прикрывал ладонью лицо. Ветки все равно хлестали так, что он только шипел от боли. Щеку чем-то царапнуло, колено здорово стукнулось о невидимую корягу. Он едва успевал увертываться от сучьев, нацеленных, казалось, прямо в гла за. Один раз нога соскользнула, и он прокатился по зашуршавшей груде валежника. Несколько мгновений после этого даже не понимал, куда теперь двигаться. Где луна? А, вот, правильно, она должна быть от него слева. Больше всего он боялся, что все-таки упустит Танаку. К счастью, тот мчался, совсем не разбирая дороги, и хруст веток подсказывал Малдеру нужное направление. Время от времени он оборачивался и изо всех сил кричал: «Сюда!..» — а из темноты леса сзади, будто эхо, отзывался расплывчатый голос Восберга. Он предпочел бы, чтобы вместо них здесь была Скалли. По крайней мере, профессионал. А на вулканологов в такой ситуации надежда слабая.

Малдер уже подумывал, что именно так все и сложится, но тут впереди, где деревья, вроде, были немного реже, раздался сдавленный крик, а затем еще один крик и глухой, сопровождаемый треском веток, продолжительный шум, словно что-то тяжелое покатилось с откоса.

Он едва успел затормозить, схватившись за тонкий ствол сосенки. В сильном луче фонаря внезапно открылась довольно глубокая котловина. Три больших плоских камня образовывали ее дно, и на этих камнях, как гусеница, ворочался лежащий Танака; руки у него были раскинуты, словно их держал кто-то невидимый, а голова — то поднимающаяся, то падающая — колотилась о землю.

— Вот он!.. — закричал Восберг, выскакивая из-за спины Малдера. — Что вы стоите? Ему ведь нужна наша помощь!..

Малдер схватил его за плечо и удержал на краю котловины.

— Что вы делаете? Пустите!

— Не подходите к нему, — резко сказал Малдер.

— Пустите меня!

— Ни в коем случае!

— Ради бога! Как вы можете на это смотреть?..

Хорошо еще, что второй вулканолог отстал. Малдер сжал Восбергу руку и вывернул ее за спину.

— Он там умрет!.. — шипел Восберг, все-таки пытаясь освободиться.

— Не подходите, прошу вас!..

— Больно!..

— Не подходите!..

Оба они замерли на краю котловины, потому что другой луч фонарика в это мгновение скользнул по ее плоскому дну. Скалли все-таки догнала их, несмотря ни на что. И в голубоватом, чуть-чуть размытом круге, легшем на камни, стало видно, что Танака выгнут всем напря женным телом, словно гусеница. Но вот напряжение точно сломалось, человеческая фигура обмякла, а из вздутия на горле» вдруг выскочила заостренная, будто копье, уступчатая деревянная палка, закачалась из стороны в сторону, видимо, распрямляясь. Раздался легкий хлопок — это наконечник ее округлился и лопнул. Облачко плотной взвеси заискрилось над неподвижным Танакой. Секунду оно еще держалось, переливаясь в воздухе, а потом, как пыль, осело на дно котловины.

— Что это?.. — Малдер от неожиданности даже выпустил из рук притихшего Восберга.

— Это то, от чего, вероятно, погиб Эрик-сон, — медленно, словно во сне, не отводя глаз от дна котловины, ответила ему Скалли.

Через двадцать минут еще теплое и точно отяжелевшее в смерти тело Танаки, вытянувшись лежало в прозрачном хирургическом боксе посередине лаборатории, и сосредоточенная, серьезная Скалли, надев халат и просунув руки в пластиковые гибкие рукава, исключающие возможность непосредственного контакта с материалом, разворачивала пленку, в которую это тело было обернуто.

Малдер нависал над ней, как судья, которому требуется немедленный приговор. \

— Ну что там? — нетерпеливо спросил он. — Ты что-нибудь понимаешь? С чем мы имеем дело?

Скалли, однако, не торопилась. Она сначала взяла соскоб с древесного выроста, пробившего горло Танаки; соблюдая множество предосторожностей, перенесла препарат из бокса на круглый предметный столик под бинокуляром, отрегулировала контрастное освещение, минуты три изучала материал, поводя микровинтами, чтобы видеть его со всех сторон, и лишь потом вынесла заключение:

— Без более совершенного оборудования я ничего сказать не могу.

— Тогда к чему все это?

— Мне нужно время, чтоб разобраться, Малдер…

— Ну, по крайней мере, хоть какая-нибудь теория у тебя есть?

— Судя по всему, это нечто вроде грибка, растущего в определенных условиях.

— Ты можешь сказать, к какому он принадлежит виду или откуда он взялся?

— Думаю, что ни один биолог ответить не сможет. Судя по всему, это совершенно новый, пока не известный науке вид. Посмотри сам… Она немного отодвинулась в сторону. Малдер прильнул к окулярам и увидел полупрозрачные, будто из студня, овальные вытянутые коробочки. Они были заполнены такими же полупрозрачными зернами с тоненькой оболочкой. Это напоминало коробочки созревшего мака.

— Что это означает?

— Ты, Малдер, сейчас видишь споры. Я отскребла их с верхней, вырвавшейся наружу части гриба. Эта ужасная штука, которая там торчит, по-видимому, споронос. Кажется, одна из спор проросла у Танаки внутри. До тех пор, пока она не достигла определенного состояния, ее видно не было и она внешне ничем не проявляла себя. Но она незаметно вызывает изменения в теле хозяина. В том числе и такие, которые отражаются на его психическом состоянии. Эти изменения, видимо, очень серьезные. Особенно в тканях легких, во всем дыхательном тракте и в горле…

— Так вот почему у него в легких песок…

— Вы нашли у него в легких песок? — немедленно переспросил Восберг.

Он стоял рядом с Джесси, которая, поглядывая на бинокуляр, кусала мизинец.

— Еще при первом просвечивании. Причем — довольно много песка.

— Откуда он мог взяться?

— Песок — это окись кремния, отход жизнедеятельности грибка, — сказала Скалли. — Отход жизнедеятельности организма, основанного на кремниевом метаболизме.

— Не существует организмов, основанных на кремниевых соединениях, — сказал Восберг. Он обнял Джесси за плечи и прижал к себе.

— Мы тоже раньше полагали, что нет. Теперь пришлось убедиться в обратном. Правда, пока в этой картине отсутствует решающее доказательство. Мы не провели анализа тканей и не установили структуру грибка. К сожалению, это возможно сделать только в специальной лаборатории.

Малдер показал на Танаку:

— А может быть, это и есть решающее доказательство? По крайней мере, мне этого вполне достаточно.

— Значит, Дэниэл был прав, — безнадежным голосом сказала Джесси.

— Он что — знал про грибок? Он нашел его в образцах, которые огнеход притащил из кратера? Джесси — так?

— Наверное…

— Во всяком случае, нам он этого не говорил, — поспешно перебил ее Восберг.

— Может быть, он сначала и сам в это не верил? Нашел что-то загадочное и решил ис следовать его в одиночку. Считал, что пока не стоит пугать других членов команды?

— Тогда это объясняет многие его странности. Его нелюдимость в последнее время и его раздражительные припадки, когда с ним просто невозможно было общаться.

— Но ведь, пожалуй, не только это?

— Наверное, нет…

— В грибах часто содержатся вещества, стимулирующие нервную деятельность, — сказала Скалли. — Правда, эти вещества, по большей части, опасны для человека. Отвар мухоморов, например, вызывает галлюцинации. В некоторых плесневых грибках имеются наркотические соединения. Доктор Трепкос мог находиться под их воздействием.

Малдер вдруг выпрямился.

— А как же мы? Выходит, мы тоже заражены?

— Пока трудно сказать, — избегая смотреть на кого-либо, ответила Скалли. — Инкубационный период, длится, по-видимому, около месяца. Чтобы сказать что-то определенное, нужны дополнительные исследования. — Она повернулась к Восбергу. — Когда погиб Эриксон?

— Примерно неделю назад.

— Прорастание споры зависит, скорее всего, от состояния организма-хозяина. Если орга— низм, например, ослаблен, спора оживает быстрее.

— Эриксон незадолго до своей гибели был сильно простужен…

— Если же человек здоров, развитие грибка может замедлиться.

— Но оно ведь все равно неизбежно? — высоким, словно у женщины, голосом сказал Восберг.

Скалли предпочла не отвечать на этот вопрос.

— Значит, домой мы не едем? — глянув на нее исподлобья, спросила Джесси.

— Поедем, но сначала выясним, как распространяется этот грибок. Если споры передаются по воздуху, мы все можем быть их носителями. Рисковать нельзя; если эпидемия вспыхнет, она будет угрожать всему человечеству. Неизвестно, когда будет найдено противоядие…

— Значит, мы остаемся?

— Возможно, что ненадолго…

— Я поняла…

— Через несколько дней, в крайнем случае, через неделю многое станет ясным.

— То есть, заражены мы или, быть может, у нас еще есть надежда…

— Примерно так, — неохотно ответила Скалли.

Джесси кивнула и, освободившись от рук Восберга, вышла из лаборатории.

— Девочка очень переживает, — переступив с ноги на ногу, сказал Восберг. — Сначала неурядицы с Трепкосом, а теперь вот, пожалуйста, это известие. Она ведь в первый раз поехала в такую серьезную экспедицию…

Скалли тоже кивнула и посмотрела на Мол-дера, как будто отдавая ему неслышный приказ. Под ее требовательным взглядом Малдер вытащил рацию.

— Спасательная команда? Говорит агент ФБР Малдер.

— Мы пока еще не вылетели, — торопливо сказали в ответ. — Извините, прогноз погоды в ваших краях не слишком благоприятен.

— Тем лучше. Пока задержите вылет.

— Не понял?

— Поставьте в известность ближайшую штаб-квартиру ФБР. Скажите, что мы задерживаемся на неопределенное время. Объявляется карантин, возможно заражение, причина которого пока не известна. Задержите команду, вероятность передачи болезни, на наш взгляд, весьма высока.

— Что-нибудь известно об источнике заражения, агент Малдер?

— Пока зафиксируйте, что здесь присутствует биологический фактор неизвестного происхождения. Дополнительные данные мы сообщим вам, как только сможем.

— Вас понял. Информация будет передана немедленно. Скажите, агент Малдер, вам требуется от нас какая-нибудь помощь?

— Возможно, нам понадобятся реактивы и кое-какое лабораторное оборудование.

— Свяжитесь с нами, мы немедленно, доставим вам все, что потребуется.

— Спасибо, спасательная команда! Конец связи. — Малдер задумчиво повертел рацию и сунул ее в карман. — Ну что? Чем мы займемся в первую очередь?

Скалли чуть сдвинула брови и напряженно посмотрела на Восберга.

— Мне кажется, было бы разумно проведать Джесси 0'Нил. Она первый раз в экспедиции, как вы только что сами сказали. И еще это все… По-моему, не следует оставлять ее в одиночестве.

— Хорошо, — склонил голову Восберг и быстро вышел из лаборатории.

Тогда Скалли посмотрела уже на Малдера.

— Я попробую провести некоторые исследования этого кремнийорганического грибка. Какие-нибудь самые простые физиологичес кие тесты. Может быть, он боится низких температур или повышенной влажности. Может быть, на него действуют какие-нибудь антибиотики…

— Работы хватит на год, — Малдер пожал плечами.

— Ничего другого я все равно предложить не могу. А ты что собираешься делать?

— Я, пожалуй, попробую отыскать доктора Трепкоса.

— Зачем?

— Вдруг у него есть какие-нибудь интересные соображения.

— Я думаю, Трепкос мертв.

— Тогда мне придется искать ответы в другом месте. Все равно нужно выяснить обстоятельства этого дела. То, что он обнаружил, по-моему, не должно пропасть для науки. Это изменит все наши представления о происхождении и развитии жизни.

— Трепкос опасен, Малдер. Он уже убил, по крайней мере, одного человека.

— Тогда я попробую выяснить, почему.

— Ему терять нечего.

— Если мы заразились, то мы с ним в одинаковом положении.

— И все-таки, может быть, мне лучше пойти вместе с тобой?

— Я не против, но кто тогда будет заниматься исследованиями?

— Ты прав, работы здесь по меньшей мере на целый год.

— Это вовсе не значит, что ее не нужно начинать.

— Из тебя плохой педагог, Малдер.

— Почему?

— Потому что у тебя на лице написано, что ты думаешь.

— Знаешь, я не боюсь, но унизительно принимать смерть от какого-то там грибка.

— Смерть, какой бы она ни была, вообще унизительна, Малдер. Человек не создан для того, чтобы постоянно думать о смерти. — Скалли подняла на него глаза и поправила локон волос за ухом. — Я ведь знаю, Малдер, о чем ты сейчас размышляешь. Ты не столько опасаешься Трепкоса, сколько не хочешь оставлять меня здесь. Но тебе пора избавиться от предрассудков. Я вернулась и больше я никогда не исчезну. Я больше не поплыву в той лодке по озеру, Малдер, понимаешь? Я вернулась, и тебе не следует думать об этом. Малдер положил ей руки на плечи. — Заканчивай вскрытие. Тогда, я надеюсь, мы будем лучше знать, что нас ожидает. Чем бы это ни было, я рассчитываю на тебя, Скалли. Ты должна удержать нас всех от такого финала на операционном столе.

Он скосил глаза в сторону тела Танаки.

— Я постараюсь…

— А я пока отышу доктора Трепкоса.

— Только все-таки будь осторожен, — тихо сказала Скалли.

— Не волнуйся. Я буду осторожен, как кролик, — ответил Малдер.

В коридоре он сразу же увидел Джесси и Восберга. Они стояли под лампой, отбрасывающей на линолеум круглое расплывчатое световое пятно, и, по-видимому, о чем-то ожесточенно спорили. Восберг во всяком случае резко жестикулировал, а лицо у Джесси было замкнутое и отрешенное.

До Малдера донеслись фразы:

— Делай, пожалуйста, как мы договаривались!

— Зачем?

— Затем, что иначе все это будет гораздо хуже…

— Уже не может быть хуже, чем есть, — сказала Джесси. — Ты не знаешь…

— Чего?

— Что с нами, с тобой и со мной, будет дальше.

— Мне кажется, что я и не хочу этого знать… В эту минуту они заметили Малдера и сразу же замолчали. Малдер приблизился, чувствуя себя лишним.

— Извините, Восберг, я бы хотел попросить вас о помощи.

— Ну, я пошла, — тут же сказала Джесси. Она как будто обрадовалась, что можно прекратить неприятный для нее разговор.

— Ну, ты все-таки постарайся, — упрямо сказал Восберг.

— Я постараюсь, постараюсь… — Джесси чуть ли не побежала по скудно освещенному коридору. Свернула за угол, к жилым помещениям, и исчезла.

Восберг проводил ее таким взглядом, словно ни за что не хотел отпускать. Наконец, повернулся и сверкнул яростными зрачками.

— Ненавижу Трепкоса! Он пожертвовал всеми нами ради своих интересов.

— Разве они не были когда-то и вашими интересами? — спросил Малдер.

Восберг мгновение помолчал, а потом решительно покачал головой:

— Никогда!

— Зачем же вы тогда поехали в эту экспедицию?

— Ради Джесси. Я хотел быть с ней и надеялся, что здесь у нас будет такая возможность. Длительная совместная работа сближает людей. Но она… она все эти месяцы смотрела только на Трепкоса. Не знаю уж, чем он так ее очаровал… — Восберг прервал сам себя и спросил совсем другим, холодным, отчужденным тоном: — Ну и что вам еще от меня нужно?

Малдер открыл конверт и вытащил несколько больших фотографий.

— Мне нужны контурные карты, которые вы, по-моему, снимали в кратере, направление, привязка к местности, примерные ориентиры. Словом, все, что угодно, чтобы дойти вот до этого места.

Восберг посмотрел на карточки:

— Это так называемые «паровые пещеры». Они тянутся на многие сотни метров вглубь вулкана. И, наверное, где-то там они соединены непосредственно с его работающей, «горячей» зоной. Отсюда — серные испарения, газы и все такое прочее. Они, видимо, служат вулкану клапаном, через который он сбрасывает избыточное давление. Именно по этим пещерам мы когда-то добрались до самой кальдеры. Правда, там нельзя находиться долго. — Он прищурился на Малдера. — А откуда у вас взялись эти'снимки?

— Огнеход, — сказал Малдер. — Они были переданы как раз перед тем, как Трепкос уничтожил последнюю камеру.

— Вы его выдели там?

— Нет, просто тень, напоминающая тень человека. Однако, все остальные, как я понимаю, находились в это время на станции?

— Да, отсутствовал только Трепкос; он, как всегда, ушел, не сказав никому ни слова. И еще Эриксон, который отправился в кратер за сутки до этого.

— Там есть, где укрыться?

— В пещерах довольно много всяких боковых ответвлений. Причем, некоторые из них вполне пригодны для жизни. Там есть вентиляция, а в левом секторе сохранилось довольно большое подземное озеро. Правда, вода там содержит слишком много разных минеральных добавок, но если не обращать внимания на отвратительный вкус, пить ее можно…

— Понятно, — Малдер снова убрал снимки в конверт.

Восберг с неожиданным любопытством глянул на него и тронул за локоть.

— Значит, вы действительно решили схватить Трепкоса несмотря ни на что. Что ж, я могу сказать лишь одно: эти фотографии вам не помогут.

— Почему?

— Ну, во-первых, у вас нет опыта пребывания под землей. Если даже вы выйдете к «паровым пещерам», вы будете блуждать по ним целыми днями. Ориентироваться под землей не так просто, агент Малдер. А во-вторых, таким способом вам Трепкоса не найти. Пещер много. Чтобы обследовать их все, потребуется не одна неделя. Озеро с питьевой водой — вот к чему Трепкос, скорее всего, привязан.

— Значит, я пойду к озеру.

— А как раз туда вас ни одна карта не отведет.

— Почему?

— Потому что съемки этого сектора мы произвести не успели. Мы как раз подбирались к нему, когда исчез Эриксон. Ну а потом, сами понимаете, уже было не до исследований…

— Как же я тогда найду доктора Трепкоса? — А никак. — Восберг махнул ладонью, как будто сметал что-то невидимое. — Если вы собираетесь к озеру, вам не обойтись без проводника.

— Без проводника? — переспросил Малдер.

— Совершенно верно. Я здесь, на станции, уже почти целый год. А в пещерах этих я даже провел несколько месяцев… Замерял там срезы, убирал уступы, чтобы огнеход не споткнулся. Никто не знаком с этой частью вулкана лучше меня. Я знаю, где скрывается Трепкос, и я помогу вам его задержать.

— С чего это вы вдруг так захотели помочь?

— Не то чтобы я рвался туда, но это единственная возможность остановить Трепкоса. Пока он не успел сделать со мной то, что он сделал с Эриксоном и доктором Пирсом. К тому же у вас есть оружие. Вы с агентом Скал-ли единственные, кто имеет официальное право его применить.

— Вы рассчитываете, что я застрелю Треп-коса?

— А вы думаете, что Трепкос, как послушный мальчик, последует за вами в полицейский участок? Он уже давно свихнулся и не отдает отчета в своих действиях. Имейте в виду: он, скорее всего, попытается убить нас, как и остальных.

— Вы меня запугиваете…

— Нет, я вас, напротив, очень серьезно предупреждаю. Трепкос опасен, вы знаете это не хуже меня.

— Ладно.

— Что «ладно»?

— Там видно будет, — сказал Малдер.

Через час они, переступая через крупные камни и трещины, осторожно спускались по наклонному ходу, ведущему в недра вулкана. Малдер почти сразу же вынужден был признать правоту Восберга. Без проводника, даже пользуясь картами и схемами, он был бы абсолютно беспомощен. Он мгновенно заблудился бы в многочисленных коридорах и коридорчиках, тупичках, боковых ходах, узких лазах, чернеющих за отвалами, как страшные пасти. Никакие карты, пусть даже самые тщательные и подробные, не могли помочь там, где нужно было полагаться только на опыт и интуицию, где уже через двести метров терялось всякое представление о времени и пространстве и где хаос сотворения мира остался хаосом, так и не воплотившись во что-то осмысленное.

Малдер даже рке немного жалел, что ввязался в это, как ему теперь представлялось, безнадежное предприятие. Вулкан был огромен: целое подземное царство со своими странами, горными хребтами и континентами. Здесь, действительно, можно было блркдать целыми месяцами. Трудно было представить, как искать Трепкоса в этих каменных лабиринтах. Тут можно было укрыть даже небольшое воинское соединение. Если Трепкос не идиот, он легко спрячется где-нибудь в самых отдаленных проходах. Он вообще может играть с преследователями, как кошка с мышкой. Малдер ощущал собственное бессилие, и от этого настроение у него было неважное. К тому же, спрыгивая с очередного откоса и поскользнувшись на камне, который неожиданно пошатнулся, он неловко переступил и расшиб себе ногу. Теперь он прихрамывал из-за отдающейся по лодыжке назойливой боли и с тревогой отмечал про себя, что боль эта постепенно усиливается. Если так пойдет дальше, то он не ходок. Лучше вернуться обратно, чем стать обузой и ковылять с помощью Восберга. Только этого ему еще не хватало. Он задыхался и то и дело смахивал пот, щиплющий веки. В пещере из-за близости кратера было жарко. Серный раздражающий запах першил в горле. Малдер кашлял, совсем как Танака перед своей неожиданной гибелью. А потому в очередной раз ступив на какой-то булыжник и едва не вскрикнув от боли, стрельнувшей по лодыжке, он дал себе слово, что поисками доктора Трепкоса сегодня заниматься не будет. Какие там могут быть поиски, если он еле передвигается? Все, на что он способен, это изучить путь к озеру. Нужно поставить ориентиры, чтобы потом можно было прийти сюда целой группой. Вот что он должен тут сделать прежде всего. Они только дойдут до озера и сразу же повернут обратно.

Зато Восберг чувствовал себя, как рыба в воде. Он шагал уверенно, словно наизусть знал каждый камешек у них на дороге; не задумываясь, поворачивал, когда каменный ход разветвлялся на несколько коридоров; легко спрыгивал, перескакивал, карабкался по уступам. Душный горячий воздух, по-видимому, не оказывал на него никакого влияния. И тяжелые сернистые облака, вспухающие иногда из щелей, тоже не производили на него особого впечатления — он прошагивал их насквозь, не задерживаясь ни на секунду.

А кроме того, он еще умудрялся по ходу движения что-то делать: то нагнется и поднимет камешек, и рассматривает его, дожидаясь Ковыляющего Малдера, то прильнет к сколу в /стене пещеры и ощупывает его, подсвечивая себе фонариком. Единственное, чего он не делал, — это не говорил вслух. Если требовалось объяснить что-нибудь, обходился знаками. Но гораздо чаще просто уходил вперед, время от времени останавливаясь, чтобы подождать Малдера. Еще при входе он предупредил: «Не хочу, чтоб Трепкос услышал нас раньше, чем мы его обнаррким», и в дальнейшем неуклонно следовал этому правилу, продвигаясь по лазам с ловкостью старого пещерного жителя. И лишь когда перед ними открылся довольно широкий откос, усыпанный галькой, и они, вопреки ожиданиям Малдера, свернули налево и оказались в многоступенчатом гроте, Восберг, дождавшись охромевшего спутника, не двинулся дальше, а шепнул в самое ухо:

— Это вон там. Осталось метров пятьдесят-семьдесят…

Малдер подумал и вытащил из-за пазухи пистолет.

Восберг одобрительно подмигнул ему и, выставив руку, несколько раз согнул указательный палец. Вероятно, он хотел дать понять Малдеру, чтоб тот не задумывался, стрелят^ или не стрелять. Правда, этот зловещий жест\ оказался последним в его жизни. Шипящая огненная черта вдруг вытянулась из ближайшего зияющего провала, пропорола воздух и, будто пылающая стрела, воткнулась Восбергу в спину. Восберг взмахнул руками и упал прямо на Малдера. Хуже всего было то, что он повалился, как неподъемный мешок, накрыв собой пистолет. Малдер ничего не успел предпринять. Потому что сразу за выстрелом, пока тело Вос— берга еще билось в мелких конвульсиях, из лаза мягко спрыгнул мужчина с белой повязкой на голове и наставил уже вновь заправленную ракетницу на самого Малдера.

Никакой возможности отскочить или выстрелить не было. Тело Восберга оседало, и Малдер был скован его цепляющимися за одежду руками. Было бы безумием сопротивляться в таком невыгодном положении. И потому, когда мужчина взмахом свободной руки приказал, чтобы Малдер положил пистолет, Малдер безоговорочно подчинился — выпустил рукоятку и отступил метра на четыре назад. Он даже забыл про свою тянущую муторной болью ногу. Он только жалел, что сейчас рядом с ним нет Скалли.

Скалли еще раз глянула в бинокуляр, где на предметном столике сияла в фокусе ламп крохотная стеклянная ванночка, подкрутила микровинты, откинулась и, со вздохом взяв диктофон, начала говорить обдумывая каждое слово:

— Я пыталась культивировать споры, используя широкий температурный диапазон: от температуры человеческого тела до температуры, которая существует в кратере вулкана. Я пользовалась питательными средами, содержа-. щими человеческие ткани, кровь, слюну, и добавляла туда по возрастающей концентрации серу и другие характерные для вулканической деятельности вещества. Всего было поставлено около трех десятков подобных экспериментов… Однако, ни один из семи образцов, взятых для опытов, не пророс до формы, которая, в конце концов, убила Танаку. Прорастания спор в искусственной среде не происходит…

Она подумала, глядя в бетонную стену перед собой, а затем снова поднесла к губам диктофон:

— На основании этих экспериментов я выдвигаю следующую гипотезу. Пока споры кремниевого растения не вживлены каким-либо образом в организм хозяина, пока они не попали туда вместе с воздухом непосредственно после выброса из спороноса грибка, они не активны и пребывают в состоянии «ожидания». В этом виде они совершенно безвредны, и заразиться ими можно лишь специально приняв их внутрь. Достаточно самых простых мер безопасности. Но при попадании в человеческий организм они оживают…

Скалли положила диктофон и прислушалась. Мертвая подземная тишина царила на станции. Даже тень звука не долетала из коридора, ведущего в лабораторию. Слабо шуршал вентилятор в процессоре и чуть слышно отмеряли секунды прямоугольные технические часы, предназначенные, чтобы звенеть через определенные промежутки времени. Скалли остановила их нажатием пальца, и подземная тишина стала просто невыносимой.

Тогда Скалли решительно поднялась, прошла в жилой корпус (лампы через одну были притушены) и, остановившись у третьей двери от входа, постучала в нее намеренно громко.

— Джесси? Джесси? Ты у себя? Открой, пожалуйста!..

Судя по звуку, за дверью что-то перекатилось, а потом сдавленный и недружелюбный голос Джесси спросил:

— В чем дело?

— Открой, Джесси, у меня хорошие новости! Я подумала, что тебе будет интересно их знать. Мы, оказывается, не заражены. Ты слышишь, Джесси? Мы были на безопасном расстоянии от Танаки. Споры грибка опасны только в момент распыления. Скоро вернется Малдер, и мы сможем эвакуировать станцию. Ты полетишь домой, Джесси. Слышишь меня? Джесси, ты полетишь домой!.. Я почти уверена, что с нами все обстоит нормально…

Она подождала., но ответом ей была та же самая подземная тишина. Станция будто вымерла много десятилетий назад. Скалди не знала, что Джесси как раз в эту минуту в остолбенении стоит перед зеркалом; лицо у нее — как снег, а расширенные зрачки заливают глаза чернотой. Обеими руками она держит себя крест-накрест чуть ниже горла и с отчаянием наблюдает, как там, выше пальцев, вздувается и сразу же опадает под кожей острый уступ, будто что-то продолговатое тычется в гортань изнутри, и пружинит, и отступает, и снова с тупым упорством пытается прорваться наружу…

— Назад! — негромко, но очень напряженно сказал Трепкос,

Малдер помедлил и отступил на три шага.

— Еще назад! Совсем отойдите!.. Малдер опять помедлил, но все-таки отступил — на этот раз уже к самой стене.

Трепкос, не сводя с него глаз и, главное, ракетницы, осторожно присел, вытащил из-за камней, заранее подготовленную канистру, опять таки, не сводя с Малдера глаз, неловко полил лежащее тело бензином, а потом, в свою очередь отступив, бросил туда включенную зажигалку.

Пламя хлопнуло и сразу же охватило все тело. Короткие язычки пламени вгрызлись в одежду. На секунду Малдеру показалось, что Восберг пошевелился.

— Зачем все это? Сколько раз можно его убивать? — спросил он у Трепкоса.

— Я хочу убить не его, — сказал доктор Трепкос. — Я хочу убить того, кто у него внутри. Против самого Восберга я ничего не имею…

Малдер поднял ладонь, заслоняя от жара глаза.

— Значит, вы уже давно знаете, что происходит? Трепкос, скажите, что у вас там на самом деле случилось? Наверное, огнеход вытащил на поверхность что-то такое…

— Огнеход вытащил на поверхность слона, — резко сказал доктор Трепкос. — Вы ведь, конечно, знаете эту старую притчу? Правда — она ведь как слон, которого пытаются описать трое слепых. Первый слепой схватил хвост слона и сказал, что это веревка. Второй почувствовал толстую грубую кожу и закричал, что это какое-то дерево. А третий слепой взялся за хобот и решил, что это змея. Вот в чем заключается правда, у нее много граней…

— И какая из этих граней представляется вам наиболее вероятной?

— Змея. Которая может смертельно ужалить. Я бы сказал, что даже не в самых глубоких недрах нашей Земли, в недрах планеты, куда мы еще только проникаем со своими приборами, скрываются такие неожиданные откровения, которых человеку, может быть, лучше не знать. Такие загадки, которые, по-моему, не следует и разгадывать…

— Вы имеете в виду тот грибок, жизнедеятельность которого основана на соединениях кремния?

Трепкос выпрямился.

— Вы много знаете. Кто вы такой?

— Я — агент ФБР Малдер. Я приехал сюда, чтобы расследовать это дело.

— Кто вас вызвал?

— Доктор Пирс записал какую-то странную передачу из кратера Авалона. Кроме того, он получил экстренную просьбу об эвакуации.

— Вы не похожи на полицейского.

— Смерть Эриксона побудила нас заняться этим делом.

— Эриксон был заражен грибком, так же, как и все остальные…

— То есть, он погиб сам?

— Это произошло внезапно, прямо на станции. Он схватился за горло, упал, и вдруг из него высунулась эта штука. Вы, наверное, понимаете о чем я, если вы ее видели.

— Так погиб Танака.

— Значит, Танака тоже не избежал этой участи. Но вы прилетели сюда вовсе не потому, что погиб Эриксон. И не потому, что скоро мы все, один за другим, отправимся в преисподнюю. Вы прилетели, потому что верите в некие окончательные ответы. Вы наивно верите, что небеса могут вам что-нибудь объяснить. Что они способны пролить свет на трагические загадки и что правда, которую вы нашли, единственная и непреложная. Вы заблуждаетесь так же, как и все остальные…

Пламя слегка опало, и Малдер вдруг увидел ожоги на лице доктора Трепкоса. Красно-чернеющие рубцы занимали большую часть кожи. На скулах они сливались в сплошную, наверное кровоточащую, широкую язву, а все горло было покрыто сизыми струпьями сажи.

Доктор Трепкос перехватил его взгляд.

— Это попытка излечиться огнем, — сказал, он растягивая губы в усмешке. — То, что появилось из бушующего огня, должно в нем и исчезнуть.

Малдер сделал шаг, чтобы оказаться ближе к выходу'из пещеры.

— Мне просто интересно, Трепкос. Что же случилось после первого спуска вашего аппарата? Что вы там нашли? Каким образом грибок оказался внутри станции?

Трепкос поднял пистолет и осмотрел его, словно видел впервые.

— Аппарат притащил среди прочего кусок странного пористого материала. Он был заключен в такой пузырь из вулканического стекла. Вулканическое стекло может храниться без изменений миллионы лет. Трудно даже представить, из каких глубин времени вынырнуло это чудовище. Эриксон решил, что это какая-то очень древняя окаменелость. Понимаете, в стекле мог сохраниться остаток, например, растения из мезозоя. Или насекомое, или мелкое животное той давней эпохи. Он хотел его исследовать и вскрыл этот пузырь.

— Ив результате он выпустил споры наружу?

— В результате он открыл новую форму жизни, агент Малдер. В один момент, понимаете? Все наши представления о происхождении жизни перевернулись с ног на голову. Это должно было стать сенсацией в научном мире. А какие перспективы в дальнейшем это бы открывало! Возможность развития принципиально иных, небелковых созданий. Возможность развития жизни, которая существует при сверхвысоких температурах. Откуда мы знаем — может быть, такие создания живут в недрах многих и многих планет?

— А когда Эриксон понял, что он уже инфицирован?

— Ну, это произошло далеко не сразу. Эриксон был слишком погружен в начатые им исследования. Он, конечно, покашливал, но никто не обращал на это внимания. Никто же не предполагал, что он уже почти при смерти. И вдруг, однажды, когда я находился в лаборатории, я услышал их крики. Когда я прибежал, Эриксон уже бился в конвульсиях. Глаза у него были выпучены, а эта штука прорвала горло и выбросила облако спор. Все сотрудники станции сгрудились вокруг. Понимаете, Малдер, они все были заражены! Спора начала прорастать в каждом из них. И она прорастала, пока не становилась ими самими…

— Что-что? — вздрогнув от неожиданности, спросил Малдер.

— Эта штука, этот паразит, не живет, пока не найдет хозяина. А когда находит, перестраивает его психику по своему усмотрению. Так, чтобы хозяин, носитель споры, передал бы ее возможно большему числу других людей.

— Но вы же не заразились?

— Нет. Я опоздал к Эриксону на две-три минуты и это меня спасло. А потом, когда я понял, что происходит, я ушел со станции и с тех пор скрываюсь в пещерах.

— А зачем вы уничтожили почти все свои записи? уничтожили передатчик, убили доктора Пирса. Чтобы никто не смог улететь?

Доктор Трепкос вскинул голову, охваченную белой повязкой.

— Именно так. Никто не может и не должен выйти отсюда. Иначе зараза перекинется на других людей.

— А как же Джесси 0'Нил?

— Она тоже заражена!

— Вы обрекаете их на гибель.

— Они все заражены, Малдер. Все!..

— Вам следовало сразу же обратиться за помощью.

— Я объясняю вам, Малдер: есть тайны Земли, которые не должны быть открыты. Пусть и эта тайна будет похоронена в недрах вулкана.

— «У меня коллега, друг, сейчас находится рядом с Джесси 0'Нил. Отпустите меня, Дэ-ниэл. Может быть, она тоже уже заразилась этими спорами.

Малдер сделал еще шаг к выходу. Доктор Трепкос поднял пистолет, и обожженные губы его растянулись в гримасу.

— Я не могу, отпустить вас, агент Малдер. Я вам только что объяснил: отсюда никто не уйдет. То, что в огне началось, в огне и закончится.

— А вы сами, Трепкос?

— Я тоже останусь здесь. Я уже давно так решил. Авалон станет моим надгробием.

— И поэтому вы бросили своих коллег, которые верили вам? Оставили их там, на станции, умирать в неведении? В том числе и Джесси 0'Нил, которая вас любит?

— Я не хочу, чтоб во мне начала прорастать эта проклятая штука. Вы же видели, Малдер, что она делает с человеком?..

Пистолет в его руке задрожал, а ракетница выпала из-за пояса и задребезжала по камню.

Тогда Малдер выставил руки, как бы отстраняясь от Трепкоса, и спокойно, но, вместе с тем без лишней поспешности, сделал еще шаг к выходу.

— Я все равно уйду, Трепкос. Вы слышите? Я сейчас уйду, и, чтобы остановить меня, вам придется в меня стрелять. Вы видите, я ухожу, Трепкос? — Он демонстративно сделал еще три шага. Пистолет все сильнее дрожал, и в груди у Малдера похолодело. — Чего же вы ждете? Я ухожу отсюда. Стреляйте, Трепкос!..

Скалли уже была на пороге лаборатории, когда из коридора позади раздался громкий щелчок и свет на станции отключился. Некоторое время она неподвижно стояла, вслушиваясь в темноту, а потом негромко позвала:

— Джесси?

Черная тишина коридора сглотнула голос.

К счастью, фонарик у нее всегда был с собой, и, осветив угол, где находилась распределительная колонка, Скалли обнаружила, что верхний шиток колонки кем-то открыт, а главный рубильник перекинут в нижнее положение.

Пожав плечами, она вновь перевела пластмассовую рукоятку вверх. Свет зажегся, и снова стали видны бетонные стены станции, кабели, прикрепленные железными скобами, коричневый пластик пола, в котором тускло отражались светильники.

Нигде ни одного человека.

Скалли опять немного постояла, прислушиваясь. А потом закрыла щиток колонки, и вдруг сердце у нее подскочило, как бешеное. По другую сторону, в нише, которая при открытом щитке была не видна, беззвучно, будто привидение, выросла Джесси и, не говоря ни слова, точно не узнавая, не пытаясь ничего объяснить, также беззвучно сделала шаг по направлению к Скалли. Скалли даже вздрогнула от неожиданности. — Боже мой! — сказала она. — Как ты меня напугала!.. Джесси, это ты выключила свет на станции? Джесси, у тебя все в порядке? Я тебя искала. Что с тобой, Джесси?..

Тут только она заметила, что Джесси вся мелко дрожит, точно от холода, лицо у нее бледное, будто лишенное крови, а глаза — расширенные, с какой-то жадностью взирающие на Скалли.

Джесси шагнула вперед, и вдруг ноги у нее подогнулись. Скалли едва успела поймать неожиданно обмякшее тело. И в тот момент, когда она уже готова была осторожно опустить его на пол, Джесси железными пальцами вцепилась ей в руку, и вокруг запястья Скалли что-то замкнулось.

Она увидела металлическую цепочку наручников. Теперь обе женщины были намертво прикованы друг к другу. И одновременно Скал-ли увидела, как на горле у Джесси образовалось острое вздутие — выпятилось и тут же опало, опять выпятилось и опять опало, не сумев прорвать кожу. А сама Джесси дико захрипела, закашлялась, и глаза у нее выпучились, чуть ли не вываливаясь из глазниц. По всему телу прошла длинная судорога.

Скалли мгновенно поняла, что это значит. Точнотакое же вздутие образовалось у Танаки незадолго до гибели. И он так же хрипел, кашлял и хватался за горло. Спора проросла, и теперь грибок рвался наружу. Сейчас тысячи новых, активных спор будут выброшены из коробочек. Один только вдох, и она, Скалли, тоже будет инфицирована этим ужасным созданием. И тогда ее в ближайшее время ждет такая же кошмарная участь.

Медлить было нельзя; Скалли, точно очнувшись, протащила бьющееся в конвульсиях тело Джесси в лабораторию, нашарила среди инструментов пожарный топорик и ударила им по цепочке — один раз, второй, третий, четвертый… Металлический грохот пронесся по помещению. Цепочка звенела, но прочные стальные звенья не поддавались. Скалли бросила топорик; было ясно, что освободиться вовремя она не успеет. Джесси уже почти потеряла сознание: она изгибалась и непрерывно хрипела, задыхаясь. Ее ладони беспомощно колотили по полу, а на горле, под кожей, все чаще и чаще, как заведенное, билось острие спороноса.

До прорыва его, вероятно, оставались секунды. Скалли в отчаянии оглянулась, и ей на глаза попался медицинский шкаф. Дверца была приоткрыта, и за железным ребром ее угадывалось пустое пространство. Это был шанс. Скалли из последних сил поволокла тело Джесси по полу. Кое-как, преодолевая судорожное сопротивление зараженной женщины, втолкнула ее внутрь шкафа и навалилась на дверцу с другой стороны. Закрыть дверцу наглухо мешала та же цепочка. Сквозь стекло Скалли видела, как Джесси неожиданно открыла глаза. Взгляд ее прояснился и стал почти осмысленным. Она повертела головой — видимо, пытаясь понять, где находится. Прильнула к стеклу, так что страшно сплющились, нос и щеки. Ударила кулаком; стекло, к счастью, выдержало. Ударила еще раз, и — бессмысленно, как в припадке, заколотила ладонями.

Это, вероятно, стало последней каплей. Горло у Джесси вдруг лопнуло, и из него выскочило зазубренное широкое острие спороноса. Уткнулось в стекло, изогнулось, бешено заметалось в поисках выхода и вдруг тоже лопнуло, выбросив из себя беловатую отвратительную струю мелких спор. Точно скисшее молоко, потекли они по стеклу. Скалли зажмурилась и, плотно зажав нос и рот, задержала дыхание. Она не знала, сколько сможет выдержать. Сердце у нее колотилось, а разгоряченные легкие требовали хоть глотка воздуха. Желтые и синие пятна расплывались под веками. Скалли медленно, как можно медленнее, отсчитывала в уме секунды. Пятьдесят восемь… пятьдесят девять… шестьдесят ровно… шестьдесят одна… Губы она тоже стискивала, чтобы случайно не вдохнуть. И в то мгновение, когда она почувствовала, что больше не выдержит ни секунды, что смерть уже близка и что легкие у нее сейчас разорвутся, кто-то сильно и цепко схватил ее выше локтя, вывернув руку, потянул, щелкнул ключ, поворачиваемый в замке наручников, и Малдер, появившийся неизвестно откуда, подхватил ее и отбросил на другую сторону комнаты. Сам он мгновенно захлопнул дверь шкафа, отпрыгнул и привалился к стене, тяжело дыша.

— Ну как ты тут? У тебя все в порядке?

— Да, — ответила Скалли, еще не очень веря в спасение. Протянула руку и показала на Джесси привалившуюся к стеклу. — Посмотри: оказывается, она тоже была заражена. Не представляю, как это случилось…

— Эриксон был первым носителем, — сказал Малдер. — Когда споры вылетели, все находились в зоне заражения, кроме Трепкоса. В итоге все оказались инфицированы, кроме него.

— Они знали об этом?

— После смерти Танаки, видимо, стали догадываться.

— Какая это ужасная смерть, — сказала Скалли.

— Трепкос потому и сбежал. Он боялся, что не убережется при новом выбросе и тоже вдохнет споры.

— Ты что, нашел Трепкоса?

— Да, он скрывался в пещерах кретера.

— Ну, и где этот доктор?

Малдер повернул голову и повел бровью в сторону коридора. В дверном проеме появилась фигура, облепленная лохмотьями. Доктор Трепкос едва переставлял ноги. Он подошел к медицинскому шкафу — и замер, глядя на Джесси 0'Нил, навсегда замершую за стеклом. Будто во сне, положил пистолет Малдера на ближайший столик и, скользя руками по шкафу, опустился перед ним на колени. Вдруг, точно вспомнив о чем-то, жалобно посмотрел на Малдера.

— Я ей обещал, что эта экспедиция изменит всю ее жизнь, — сказал он. — Мы собирались с ней пожениться, когда возвратимся. Джесси поехала сюда только ради меня…

Он замолчал и снова повернулся к стеклянной дверце.

Малдер достал рацию и нажал кнопку вызова на передней панели.

— Поисковый отряд? Вы меня слышите? Говорит агент Малдер. Объявленный карантин отменяется, вы можете забрать нас отсюда.

— Агент Малдер! Сколько у вас человек, возвращающихся из зараженной местности?

— К сожалению, всего двое: агент Скалли и я сам.

— Повторите!

— Вам надо забрать всего двух человек.

— Понял, Малдер! Вертолет будет у вас примерно через сорок минут. Вместе с ним прибудет и спецкоманда по обеззараживанию.

— Что ты делаешь? — прошептала Скалли, чуть скашивая глаза на доктора Трепкоса. — Нас не двое, а трое. Они ведь обязательно захотят его допросить.

— Конец связи, — сказал Малдер и убрал рацию. — Поздно, Скалли. Он уже никому ничего не скажет.

— Все равно, ты не имеешь права так поступать.

— Знаю.

— И что же?

— Мы улетим отсюда только вдвоем, — упрямо сказал Малдер.

Малдер взял диктофон, откинулся в кресле и нажал кнопку записи.

— Прошло уже три дня, как мы со Скалли находимся в карантине, — негромко сказал он. — Мы проходим процедуры обеззараживания четвертого уровня. Врачи, обследующие нас каждый день, пришли к заключению, что споры грибка или какие-нибудь другие признаки инфекции пока не проявляются. Мы надеемся, что они и не будут обнаружены. Все наши материалы и образцы конфискованы специальной военной командой. Я не думаю, что мы когда-нибудь сможем получить их обратно. Станция в районе вулкана Авалон законсервирована, доступ туда запрещен, и все подходы перекрыты военными. Возможно, со временем, там начнет работать некая исследовательская группа. Однако мне кажется, ученые мало что смогут понять и уж тем более не сумеют восстановить подлинную картину событий. Слишком большие изъятия были произведены в этом деле. Тела доктора Трепкоса и Джесси 0'Нил останутся не найденными. Предполагается, что они погибли где-то внутри вулкана. Исследования других подобных вулканов пока не планируется. Если даже в них и присутствует нечто такое, что было обнаружено в кратере Авалона, то в ближайшие годы или десятилетия исследователи до него не доберутся. Огненные недра Земли останутся непотревоженными. И единственным свидетельством о событиях, имевших место на горе Авалон, будет, по-видимому, только эта моя запись. Если, конечно, мне удастся ее сохранить и вынести из карантина…

Малдер подумал, что можно было бы добавить. Вероятно, следовало бы, шаг за шагом, изложить весь ход этого дела. Впрочем, времени у него для этого будет вполне достаточно. А пока в голову ничего больше не приходило, и он выключил диктофон.