"Чечня Червленая" - читать интересную книгу автора (Бабченко Аркадий)

Вторая серия

Пятеро солдат стоят в каптерке — Сидельников, Тренчик, маленький еврей Витька Зеликман, Якунин и Рыжий. Перед ними на столе сидит старший прапорщик. У него хороший камуфляж, большая «натовская» кепка. Он стегает себя по ноге железным прутом. На столе — бутылка водки, тушенка, хлеб.

Прапорщик: — Значит так. Поздравляю вас, сука, с прибытием в четыреста двадцать девятый орденов Богдана Хмельницкого, Кутузова и еще какого-то Сутулого мотострелковый полк. Или, попросту говоря — «Моздок-7», сука. Я старшина роты связи, старший прапорщик Савин. Служить теперь будете под моим непосредственным началом. Ну и под началом майора Минаева, конечно.

Он кивает на кучу тряпья, на которой, укрытый бушлатами, спит пьяный майор. Наливает водки, выпивает, закуривает.

— У нас в роте есть еще человек пятнадцать, десятеро из них выполняют правительственное задание по восстановлению конституционного порядка на территории Чеченской республики Ичкерия, сука. Мы с майором только что оттуда. Даст Бог, и вы туда доберетесь. Пятеро где-то здесь шарятся, но я их давно уже не видел, сбежали, наверное, сука. Полк этот, прямо скажем, не самый передовой, а уж рота вам досталась не приведи Господь, сука, вот, видите, с чем майор тут ночует, — он стучит металлическим прутом по столу, чуть не разбив при этом бутылку, — так что если будут возникать проблемы с нашими соседями по казарме — ротой разведки — сразу говорите мне, я тут всех отхреначу. Ну, вы наверное уже сами все поняли. Самим тоже не бздеть, сдачи давать, понятно?

Солдаты вяло: — Так точно.

Савин: — И никогда не пейте с майором Минаевым, сука, — он кивает на кучу бушлатов. — Со мной можете выпить, со старшим лейтенантом Бондарем можете выпить, с прапорщиком Рудаковым можете, если он вам предложит, конечно, но с майором Минаевым — никогда. Понятно?

Солдаты: — Так точно.

Старшина: — У кого почерк красивый?

Сидельников: — У меня.

Старшина: — Иди сюда. Остальные свободны.

Он достает из ящика стола красную книгу.

Старшина: — Как тебя зовут?

Сидельников: — Рядовой Сидельников.

Старшина: — Зовут тебя как?

Сидельников (громче): — Рядовой Сидельников!

Старшина: — У тебя имя есть?

Сидельников: — Аркадий.

Старшина: — Райкин? Откуда ты?

Старшина: — Из Москвы.

Старшина: — На. Впиши вас в штатку, сука.

В штатке тридцать четыре фамилии, напротив половины из них запись СОЧ, напротив других — «На выполнении боевого задания».

Сидельников: — Товарищ прапорщик, а что такое СОЧ?

Старшина: — Самовольное оставление части. Дезертиры они. Сбежали.

Сидельников: — И лейтенант Пухнов тоже?

Старшина: — Да. Он срочник был, после института, двухгодичник. Дедовщины испугался.

Сидельников ставит номер 35 и пишет «Сидельников Аркадий Аркадьевич».

Старшина: — Так ты у нас еще и Аркадьевич? Да, тяжело тебе здесь придется, Аркадий Аркадьевич из Москвы. Сука… Значит, мы с разведротой в наряд по очереди хотим, сука. Сегодня они дневалят. Завтра заступишь ты и… рядовой Зеликман.

На плацу дневной развод. Под бой барабана суточный наряд проходит торжественным маршем мимо дежурного по полку. У половины солдат нет сапог и они маршируют в тапочках, стуча пятками по асфальту. Тапочки разлетаются, солдаты идут босиком.

Мимо плаца идет лейтенант с перевязанной рукой, группа солдат копает яму около казарм. Они в одних штанах, грязные, все в пыли. На тросу тащат сгоревшую машину. Жарко, яркое солнце.

Сидельников стоит на тумбочке, он дневальный. За его спиной на стене висит щит: «Расписание занятий роты разведки», посередине расписания большими буквами: «Рота на выполнении правительственного задания». Видно, что эта надпись не менялась уже давно. День, яркое солнце, жара. По коридору идет только что проснувшийся здоровенный полуголый парень, сильно загорелый, накачанный. Он в одних штанах, шаракает тапочками, в руке зубная щетка и паста, на плече полотенце. Проходя мимо Сидельникова походя бьет его ногой в живот, так, для развлечения. Сидельников отлетает к стене, сгибается, сползает на пол. Сверху на него падает щит. «Рота на выполнении правительственного задания».

ЗТМ

Ночь. Сидельников спит, сидя около тумбочки на табуретке и положив под голову подушку. Через окно слышно, как к казарме подъезжает БТР, светят фары. Крики, команды, на асфальт прыгают люди, суета. Начинает лаять собака. Крики: «Заткнись, сука!», потом два одиночных выстрела. Визг.

Сидельников летит с табуретки на пол, ошалело оглядывается.

Очередь за окном, в небо взлетают трассера. Затем — противный резкий свист, словно летит мина. Сидельников забивается в угол, обхватывает голову руками. Свит прерывается резкой вспышкой, вспыхивает сигнальная ракета. Это не мина — сигналка.

Дверь сильно дергают, начинают тарабанить в неё ногами. Сидельников открывает. Входит здоровенный пропыленный майор, разгрузочный жилет на нем нараспашку надет прямо на голый торс. Майор весь увешан оружием, на поводке он тащит собаку, почти задушив её.

Майор: — Ты кто?

Сидельников: — Дежурный по роте связи рядовой Си…

Майор: — Спишь, пидарас?

Он сильно ударяет его коленом, Сидельников падает.

Майор: — Открывай оружейку!

За ним в казарму заходят разведчики. Это здоровые накаченные парни, на всех запыленная грязная форма, разгрузки, голый торс, оружие. Сидельников открывает оружейную комнату, майор: «Быстрей, быстрей», кидает автомат в ящик, расписывается в книге сдачи оружия, идет в каптерку. Разведчики раздеваются, ходят по казарме, умываются, готовятся ко сну. Все уставшие.

Из каптерки кричит майор:

— Смешной! Смешной!

В каптерку заходит Смешной.

Майор: — Надо водки, два пузыря. Этого, на тумбочке, не посылай, сам сходи. Сейчас ко мне придет майор Арзуманян, ну, тот танкист, который помогал нам это долбанное село штурмовать. Мы с ним будем пить водку. Давай, у тебя двадцать минут.

Смешной выходит.

Майор: — Дневальный!

Сидельников вбегает в каптерку:

— Дежурный по роте свя…

Майор: — Ты чё, из учебки что ль?

Сидельников: — Так точно.

Майор: — Принеси хлеба. И пожрать че-нить.

Улица, обшарпанная стена здания, окно. Сидельников стучит в окно. Никто не отвечает. Он стучит еще. В окне загорается свет, одергивается занавеска. Внутри видно большую плиту, котлы — это столовая.

Женщина в белом халате: — Чего тебе?

Сидельников: — А дайте пожалуйста хлеба. Мне в отпуск надо, а меня командир не отпускает, говорит — «пока не проставишься, никуда не поедешь». Дайте, пожалуйста, буханку, а я вам потом заплачу, у меня отпускные будут…

Где-то стреляют, далеко на станции трогается поезд.

Женщина: — Господи, и кто ж вас только присылает сюда таких. Мальчишки ж еще совсем…

Она повторяет:

— Еще совсем мальчишки.

Она уходит вглубь столовой, приносит буханку хлеба и тарелку с котлетами.

Женщина: — На вот. Отдай своему командиру. Пускай он тебя домой отправит.

Она закрывает окно.

Сидельников: — Спасибо.

В казарме. Сидельников моет пол. В каптерке пьют офицеры. Раздается выстрел.

Арзуманян: — Почему нам не дали додавить это оборзевшее село? А? Еланский? Кто нас подставил? А? Мы же их загнали в горы уже, один рывок остался, один бросок — и вдруг отход! Почему? Почему? Нам до школы оставалось двести метров, заняли бы школу и всё, село наше! Бредовая страна, бредовая война. Кто продал эту войну, кто платит за неё нашими жизнями, а? У меня тридцать двухсотых, понимаешь, Еланский, тридцать! Три машины сгорели! Я сейчас за людьми еду, наберу новых молокососов и опять их в бойню! Они же не хрена не умеют, пиздишь их пиздишь, а они только подыхают пачками. Кто за это отвечать должен, а?

Сидельников с ведром переходит к двери каптерки.

Арзуманян, увидев его: — Эй, боец! Поди-ка сюда.

Сидельников входит в каптерку и останавливается в дверях. Рукава у него закатаны, в руке тряпка.

За столом сидят майор Еланский и Арзуманян, на столе водка, открытые консервы, котлеты в тарелке.

Еланский сидит, откинувшись в кресле и смотрит в потолок. На коленях у него стоит автомат. Еланский медленно оттягивает затвор и стреляет вверх. Потолок уже весь пробит, понятно, что туда выпущено уже несколько магазинов, майор стреляет так не первый день.

Арзуманян: — Че вы, суки, дохнете, а? Чему вас в учебках учат? Вот тебя чему учили? Тебя стрелять учили или нет?

Сидельников: — Учили.

Арзуманян: — Учили, бля… И сколько раз ты стрелял?

Сидельников: — Два.

Арзуманян: — Два. Суки.

Он разливает водку по стаканам, майор стреляет, штукатурка сыплется прямо в разлитую водку.

Арзуманян: — Ну, не чокаясь.

Они выпивают.

Арзуманян наливает Сидельникову: — На выпей.

Сидельников выпивает.

Арзуманян: — Пойдешь ко мне в танкисты? А? Пошли, завтра полетишь со мной в Шали. Полетишь, а? Там из тебя сделают запеканку. И из меня. Еланский, отдай мне его.

Еланский исподлобья тяжело смотрит на Сидельникова. Он уже плохо соображает. Ничего не отвечая, он задирает голову вверх и снова стреляет.

Арзуманян вдруг как-то сразу сникает. Пружина в нем расслабляется, он размякает в кресле.

— Иди на хрен отсюда, — машет он рукой. — Все равно в танк не влезешь, слишком длинный.

Сидельников выходит и пока его не остановили, уходит из казармы совсем.

Сидельников сидит на крыльце. Где-то далеко в степи работает КПВТ. Стрекочут цикады. Над крыльцом — открытое окно каптерки. Там Арзуманян ревет «По полю танки грохотали», у него красивый сильный голос, но он не поет, а воет:

Болванка вдарила по танку Погиб гвардейский экипаж. Четыре трупа возле танка… (блядь, сука, блядская война) Дополнят праздничный пейзаж.

Еланский стреляет.

На взлетке разгоняются два штурмовика и уходят на Чечню.

ЗТМ

Казарма. Ночь. Связисты спят, укрывшись одеялами с головой. Прилетает сапог, сбивает табуретку. Крик:

— Связь, подъем!

Связисты вскакивают, начинают быстро-быстро одеваться, становятся по стойке смирно около кроватей.

Боксер: — Ты, длинный, иди сюда. Сапог захвати.

На кровати сидят разведчики, пьют водку. Сидельников подходит, отдает сапог. Разведчик: — Поставь.

Он протягивает Сидельникову х/б с латунными пуговицами.

Боксер: — На, надень. Надевай, не бойся.

Сидельников надевает.

Боксер: — Становись сюда. Фанеру к осмотру.

Сидельников: — Фанера трехслойная бронебойная 77 года выпуска к осмотру готова.

Боксер: — Огонь!

Он со всей силы бьет Сидельникова в грудь.

Сидельников: — Откат нормальный!

Боксер: — Стой, ну! Огонь! (удар)

Сидельников: — Откат нормальный!

Боксер: — Огонь! (удар)

Сидельников: — Откат нормальный!

Подходит еще один разведчик.

Разведчик: — Дай я.

Он прижимает Сидельникова к стене и раз десять подряд быстро и сильно бьет его в грудь, причем метит специально в третью пуговицу, чтобы утопить её в теле.

Сидельников корчится, кашляет, стонет.

Разведчик: — Ты как, связной, нормально? Дышать не больно, ничего не болит? (Смеется) Иди, умойся.

Сидельников в туалете склонился над раковиной. Он расстегивает китель, пуговица дужкой вошла ему в грудину. Под кителем одна сплошная гематома, кровь. Он стонет, смывает кровь, вытаскивает пуговицу из груди. Упершись в раковину плачет.

ЗТМ

Утро. В казарму приходит Чак (начальник штаба подполковник Пилипчук). Он видит спящего на тумбочке Зеликмана, бьет его ногами, причем метит специально в пах. Зюзик пытается убежать от него, но Чак все же попадает, причем очень сильно. Зюзик скорчившись падает, кричит.

Чак: — Где дежурный по роте? Где дежурный по роте?

Сидельников, выбегает из расположения: — Товарищ полковнник, дежурный по роте связи…

Чак бьет его ладонью в лоб: — Че у тебя за бардак такой в расположении, дежурный? Почему дневальный спит на тумбочке, а? Не слышу?

Сидельников, глядя в пол: — Товарищ полковник… Товарищ полковник…

Чак: — Пойдем со мной, дежурный.

Туалет. Чак достает из кармана носовой платок и проводит им по стене. Платок становится грязным.

Чак: — Почему грязно? А?

Кулаком с зажатым в нем платком он бьет Сидельникова в лицо. У того из носа начинает идти кровь.

Чак: — За мной!

Они идут в бытовку. Там на гладильной доске стоит маленький магнитофон-мыльница и лежит оставленная кем-то из разведчиков игра типа «Тетриса».

Чак: — Что это такое? Что это такое, дежурный? Я тебя спрашиваю, дежурный?

Он берет магнитофон и швыряет его в стену. «Тетрис» разбивает о голову Сидельникова.

Чак: — Что это такое?

Он снова бьет Сидельникова в лицо. Потом уходит. Сидельников собирает остатки игры. Из его носа обильно течет кровь.

Сидельников: — Пидарас.

Зюзик плачет: — Сука. Че он все время по яйцам. Я не могу терпеть, если меня по яйцам… Гад… Застрелю, сука…

Сидельников: — Блин, где я теперь Тимохе магнитофон рожу?

Плац, строй солдат. Перед строем на плацу опустив голову стоит пьяный солдат без кителя со связанными за спиной руками. Командир полка толкает речь.

Полкан: — Ведь вы же солдаты! Вы же все — солдаты! Ведь вам же всем памятник поставить надо за то, что вы делаете там! Каждый из вас герой и я преклоняюсь перед вами. Но удивительное дело, каждый герой там — последняя мразь и алкоголик здесь! Зачем вы это делаете, а? Перестаньте избивать молодых! Мне не хочется сажать вас, не хочется начинать уголовные дела, но, видит Бог, это избиение — последнее. Следующего я посажу. Клянусь четью офицера — посажу и не посмотрю ни на какие ордена, пойдете у меня по полной, на десять лет…

Рядом с ротой связи (пять человек) стоит разведрота — их человек сорок.

Саня: — Смешной, пидор, ты когда мыться научишься, а? Смотри, у тебя по ушам «бэтэры» ползают.

Смешной снимает с уха вшу и давит её ногтями.

Саня: — Отойди. Только попробуй до меня дотронуться, чмо.

Смешной: — Да ладно, Сань, у тебя что, вшей что ли не было?

Саня: — Сейчас нет. А если от тебя нахватаюсь, получишь пиздянок.

Боксер: — Мужики, смотрите, баба.

За спиной полкана по плацу идет врачиха. Это очень красивая рыжая женщина, она в туфельках, каблучки — цок, цок. Солдаты смотрят не отрываясь.

Саня: — Вот это да. Я бы откатал с ней произвольную программу.

Тимоха: — Красивая, сучка. Как ты думаешь, полкан её порет?

Саня: — Уж начальник-то госпиталя точно.

Снайпер поднимает винтовку с оптическим прицелом и целится в бабу.

Саня: — Ты че, Андрюх, че она тебе сделала? Единственная баба в полку, оставь!

Снайпер: — Не мешай.

Он рассматривает её в оптику, как она идет вдоль плаца.

Командир полка толкает речь: — Посмотрите на это чмо! Десантник! Рембо хренов! Ты зачем парню челюсть сломал, гондон?! За что ты его избил, а? Сволота… Посажу, каждого посажу.

За строем раздается звон разбитого стекла и треск ломаемого дерева. Из окна первого этажа казармы вылетает солдат. Он спиной ломает раму, с кряканьем падает на землю, на него сыплются осколки стекла и щепки. Дух закрывается от них руками. Несколько секунд он лежит, потом вскакивает и пускается наутек. Из окна высовывается пьяная рожа и кричит ему вслед:

— Убью, сука!

Полкан смотрит на это дело, машет рукой и распускает полк.

Каптерка. За столом сидят разведчики, перед ними стоят Тренчик, Зюзик, Сидельников. На столе перед косолапым Саней горит свечка, он нагревает на ней кокарду, держа её за усики. Потом приказывает Тренчику:

— Руку.

Тренчик: — Сань, не надо. Не надо, а? Ну пожалуйста, Сань, ну не надо…

Саня: — Руку сказал! Руку давай, сука!

Тренчик протягивает руку, Саня прижигает ему кокарду.

Тренчик прыгает, шипит, трясет рукой. Саня бьет его ногой в бок, потом кулаком в челюсть.

Саня: — Че ты стонешь, баран, как будто тебя снарядом разорвало! Ты вообще слышал когда-нибудь, как снаряд разрывается?

Он снова нагревает кокарду.

Саня: — Теперь ты.

Зюзик кладет ладонь на стол, Саня прижигает кокарду. Зюзик корчится, стонет, но руку не убирает. Саня отнимает кокарду, Зюзик плачет.

Саня: — Чтоб служба медом не казалась. Ты.

В каптерку всовывается голова Смешного:

— Прапор!

Саня: — Пошли отсюда.

Тренчик плачет стоя у окна. Рядом с ним курит Сидельников.

Тренчик: — Сука, сука, сука… Вот возьму и повешусь на хрен, и записку напишу, что это он виноват, гад. Перестреляю всех, пускай потом судят. Хоть бы их в Чечне завалили всех на хрен… Сука… Сука…

Ночь, город Моздок. Сидельников с Зеликманом сидят около «Жигулей» во дворе.

Сидельников: — Давай на фишку.

Зюзик уходит. Сидельников разбивает окно, выдергивает из автомобиля магнитолу, они с Зеликманом убегают.

ЗТМ

Берег озера. Ярко светит солнце. Рота связи лежит голышом на песке. У Рыжего на спине большими буквами вырезано: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».

Рыжий: — Я когда узнал, что нас на войну везут, подумал, что хоть стрелять научусь как следует. А нас здесь ничему не учат, мудохают только. Не армия, а сплошное пропижживание.

Зюзик: — Блин, хоть бы их поубивали всех на хрен. Что ж это такое, бьют и бьют, бьют и бьют. Надо как-то валить отсюда.

Рыжий: — Боишься?

Зюзик: — А ты нет?

Якунин: — Че ты такой конявый? Тебя что, мало били? Как ты собираешься бежать? Деньги есть?

Сидельников: — Есть магнитолы, их можно продать. На дорогу хватило бы.

Тренчик: — Все равно на всех не хватит. И потом, чего сейчас-то бежать, все равно ж разведки нету. Когда вернутся, тогда и побежим.

Зюзик: — Хоть бы их там всех поубивало.

Тренчик: — А вот интересно, а Ельцин Грачева метелит? Он же старше его по званию. Ну, например, как Чак метелит прапоров. Представляете, министр обороны докладывает ему неправильно, а он — раз! И в грызло ему. А?

Сидельников: — А здорово было бы вывести на взлетку Ельцина и Дудаева и пускай бы они метелили друг друга почем зря. Кто накостыляет другому, тот и победил. Как ты думаешь, кто кому навалял бы — Ельцин Дудаеву или наоборот?

Рыжий: — Я думаю Дудаев Ельцину. Он невысокий, шустрый, и по-моему у него должен быть хороший апперкот.

Якунин: — У Ельцина руки длиннее. И он намного выше и тяжелее.

Рыжий: — Ну и что? Зато он грузный и неповоротливый. К тому же он столько бухает, что вряд ли способен вообще быстро двигаться. Нет, я поставил бы на Дудаева.

Сидельников: — Я тоже.

Зюзик: — А бы на Ельцина. Просто так, чтобы поддержать его. Пускай они побольше друг друга метелят, а то в одиночестве он быстро свалится и не получит как следует. И Дудаев тогда тоже не получит. А так хоть рожи разобьют друг другу.

Солдаты смеются.

Рыжий: — Ладно, хорош. Никто ни с кем драться не будет. Зачем им драться, если есть мы?

Якунин: — Да, это точно. Драться положено нам.

Сидельников: — Рыжий, а откуда это у тебя.

Рыжий: — Это Наташка мне лезвием вырезала. Еще в самом начале нашего знакомства, мы еще тогда не были женаты. Пошли вместе на одну вечеринку, танцы там, то да сё. Ну, выпили, конечно. Я в тот вечер здорово накачался, нарядный был, как новогодняя ёлка. А утром просыпаюсь — вся простыня в крови. Посмотрел в зеркало, а там!… Думал, убью. А вместо этого, видишь, женился.

Тренчик: — По крайней мере, ты не будешь числиться неопознанным. Как те парни в рефрижераторах на станции, помнишь?

Рыжий: — Сплюнь, придурок.

Якунин: — А у меня мать перед армией фаланги пальцев линейкой мерила. Я ей говорю: «Мам, ты зачем это?». А она не отвечает ничего. Плачет только.

Некоторое время они молча лежат на песке. Над ними в сторону гор пролетают два штурмовика.

Тренчик: — Айда купаться!

Казарма. Около щита с расписанием роты стоит неопрятного вида солдат. Он без кепки, верхняя пуговица расстегнута, ремень болтается, берцы не завязаны. Он весь какой-то грязный и помятый, лицо опухшее от пьянки. Это Саид. На тумбочке стоит Сидельников.

Саид: — А где рота разведки?

Сидельников: — Они все в Чечне.

Саид: — А Еланский?

Сидельников: — Он тоже.

Саид: — А ты связист?

Сидельников: — Да.

Саид: — Расслабляетесь, значит. Слышь, связной. Принеси мне бананов. Бананов хочу. Даю тебе два часа.

Сидельников спит, укрывшись одеялом с головой. Его будят.

Разведчик: — Иди, тебя Саид зовет.

Пьяный Саид сидит в каптерке, одна нога у него лежит на столе, голень ему массирует разведчик.

Сидельников: — Ты звал, Саид?

Саид: — Для кого Саид, а для кого Олег Александрович.

Сидельников: — Ты звал меня, Олег?

Саид: — Скажи: «Ты звал меня, Олег Александрович?»

Сидельников, глядя в пол: — Ты звал меня, Олег.

Саид усмехается.

Саид: — Принес?

Сидельников: — Нет.

Саид: — Почему.

Сидельников: — Я не знаю, где достать бананы, Олег.

Саид: — Что?

Сидельников: — Я не знаю…

— Что? — орет Саид, — что? Ты что, чумоход, не хочешь искать мне то, что я сказал? Чмо! Ты будешь искать, черт конявый! Понял, животное? Будешь!

Он избивает Сидельникова. Он бьет его очень долго, несколько часов. Он делает это заходами, сначала бьет, потом садится отдыхать, а Сидельникова заставляет отжиматься. Тот отжимается, а Саид снизу поддевает его пыром в зубы или бьет каблуком по затылку, так, чтобы Сидельников разбил лицо о доски пола. В конце концов ему это удается. Сидельников падает, и лежит на грязных досках, из разбитых губ течет кровь.

Саид снова поднимает его и опять начинает бить. Он бьет его ладонью по разбитым губам. Китель Сидельникова залит кровью.

К Саиду присоединяются еще разведчики, несколько человек, они окружают Сидельникова и молотят локтями в спину. Тот стоит согнувшись, прикрыв руками живот, ему не дают упасть, чтобы была возможность бить коленом снизу…

В конце концов Сидельникова загоняют в туалет. Один из разведчиков подпрыгивает и ударяет его ногой в грудь. Сидельников отлетает и выбивает спиной окно. Он успевает зацепиться руками за раму и не выпадает на улицу. Его опять сбивают ударом с ног, он летит на пол и больше не встает, лежит на полу, среди битого стекла, и пытается прикрыть почки и пах.

Наконец разведка берет тайм-аут и закуривает. Саид стряхивает пепел прямо на Сидельникова, он старается попасть горячим углем ему в лицо. Семенов выковыривает из патрона пулю, заряжает автомат холостым и заталкивает в ствол шомпол.

Семенов: — Слышь, Длинный, выстави руку.

Разведчик: — Дурак что ль. Не надо.

Семенов стреляет в стену. Шомпол до середины входит в цемент.

Саид: — Пацаны, а давайте трахнем его. Давайте его опустим, а?

Сидельников протягивает руку и берет большой похожий на нож осколок стекла, обернув его рукавом. Он встает с пола, кровь капает с разбитого лица на лезвие.

Разведчик: — Нет, не будем. Марганцовки нет. Оставьте его, пошли. Длинный, шомпол вытащи.

Они уходят. За выбитым окном степь. Стрекочут цикады. На взлетке разгоняются штурмовики. Пустой плац освещен лишь одним фонарем, на улице никого нет, ни одного офицера, ни одного солдата.

Сидельников в сушилке, стоит согнувшись и держась за живот. Кашляет, забрызгивает стену кровью, ложится в углу на кучу бушлатов. Стонет. Затем берет лезвие и начинает отчищать кровь со стен, ему тяжело дышать и он не может разогнуться, но отчистить кровь надо и он карябает лезвием по обоям. Он бесшумно плачет, чтобы не услышала разведка — они ходят по коридору. «Связисты! Длинный, сука, я сказал шомпол вытащи!» — орет пьяная разведка и топает сапогами мимо каптерки. В коридоре стреляют.

Затем он начинает разбирать бушлаты и вешать их в шкаф. Завтра придет старшина и все должно быть в порядке.

В кармане одного из бушлатов он находит письма. Это бушлат Комара. Пишет ему девчонка. Он открывает письмо и начинает читать. «…милый мой Ваня, солнышко мое, зайчик мой любимый, ты только вернись, ты только вернись живым, я тебя очень прошу, выживи на этой войне. Я приму тебя любого, без рук, без ног, я смогу ухаживать за тобой, ты же знаешь, я сильная, ты только выживи. Прошу тебя! Я так люблю тебя, Ванечка, мне так без тебя плохо. Ваня, Ваня, милый мой, солнышко мое, ты только не умирай, ты только будь живым, прошу тебя, Ваня, заклинаю тебя Ваня, выживи…»

Он закрывает письмо и начинает выть. Луна светит в окно, Сидельников сидит на куче бушлатов и воет избитыми легкими. Из разбитых губ сочится кровь, он раскачивается взад и вперед, зажав письмо в кулаке, и воет.

Ночь. За окном — плац, ярко светит фонарь.

Кто-то из разведки: — Блин, фонарь этот задолбал уже. Эй, дневальный, станок дральный! Иди, принеси ствол с ПБСом! Дневальный! Сука… Смешной, где дневальный?

Смешной выходит в коридор, слышно, как он бьет дневального: — Ты че, сука, охренел спать! Подъем, сука! Иди, открывай оружейку!

Смешной приносит автомат с глушителем.

Косолапый Саня берет автомат, долго целится в фонарь. Он пьян, его шатает.

На плац выходит Чак. Он тоже пьян.

Саня: — О, Чак.

Саня стреляет в него. Пуля чиркает у Чака под сапогом и рикошетом уходит в небо. Чак скрывается в соседнем подъезде. Саня стреляет в фонарь и гасит его.