"Антикиллер-3: Допрос с пристрастием" - читать интересную книгу автора (Корецкий Данил Аркадьевич)Глава 5 Оперативная работаСо штатами в отделении уголовного розыска Центрального РОВД дело обстояло также, как и везде. Времена матерых, опытных оперов давно миновали. Приходила молодежь после армии или зеленые выпускники школы милиции, около года осматривались, наконец, выражаясь языком подучетного контингента, «вкуривали тему», то есть понимали, что легендарный УР неузнаваемо и трагически изменился: чистопородные ищейки и мощные волкодавы утратили породу, кровосмешались с волками и дворняжками, выродились, жрут из чужих рук и теперь гордятся не родословной, а «фирменным» поводком, ошейниками с кристаллами «Сваровски» да должностью или деньгами хозяина… К тому же надо пахать с утра до ночи, ссориться с разномастными, вконец обнаглевшими от безнаказанности бандюками, которые вполне могут засадить маслину в башку или подложить бомбу под задницу; надо «давать показатели», для чего приходится укрывать преступления, «прессовать» задержанных, «химичить» с документами, а значит, вечно висеть на крючке у начальства: гавкнешь против – и вмиг сам окажешься за решеткой по обвинению в должностных преступлениях. И за все прелести розыскной работы получать огроменную зарплату – целых девять тысяч полноценных российских рублей или триста американских, за которые не купишь джинсы в бутике «Версаче» и не пообедаешь в ресторане «Рыба», а ведь твои сверстники, те, кого ты должен гонять, или их детишки, именно такие штаны и носят, и именно в «Рыбе» обедают. Еще год или полтора уходило на то, чтобы подобрать место поспокойней – где-нибудь в аппарате Управления или вообще за пределами Системы и «рвануть когти». В результате, средний стаж работы оперативного сотрудника составлял ровно три года. Только начальник УР майор Рожков сидел на своем месте уже много лет и еще помнил, как работал с легендарным Кореневым по кличке Лис. Впрочем, современную оперскую молодежь легенды не интересовали, как, впрочем, и мастодонты сыска. Они знали, что звезд с неба не хватают, и учиться их хватать не хотели. Зачем? Вот пример Сашки Тугаева, который был простым участковым, а потом начал производить проволоку, бросил службу, построил дом и стал крутым бизнесменом – весь в шоколаде, совсем другое дело! Это пример, достойный подражания… И сейчас Алексей Кленов, с которым Рожков проводил воспитательную работу, только изображал задумчивость и раскаяние, а думал совсем не о работе. – Что ты мне тут пишешь?! – Майор остервенело тряс листок, на котором неровным Лехиным почерком перечислялись проведенные оперативно-поисковые мероприятия. – Проведено патрулирование с потерпевшими по центральным улицам и в парках, отработано двенадцать кафе и ресторанов, три группы работали с «приманкой»… – Так точно, – кивнул Леха. А сам думал: «Что за хрен завелся у Ленки? На икс-пятом ездит, козел… В рестораны ее возит, из института забирает…» – И где результат?! Или ты ждешь, пока этого мудака за член приведут?! Такой случай действительно был. Ночной «бомбила» взял пассажирку да по дороге решил доставить ей за оговоренный стольник дополнительное удовольствие. Свернул на пустырь, дал по морде для острастки и достал греховодный орган… Только женщина оказалась не робкого десятка: вцепилась в предмет преступления, взяла на излом и заорала: «Оторву, на хрен! Давай, гони в милицию!» И очевидно, оторвала бы, потому что тот понял серьезность ситуации и не стал рисковать – прикатил прямо в райотдел. – Да я ведь все сделал, товарищ майор… Ну, в смысле, что мог… Рядом с мускулистой фигурой непосредственного начальника Кленов смотрелся мальчиком. Он был высокий, тонкий и звонкий, в институте его дразнили «Глистом». – Фоторобот составлен?! Мальчикоподобный опер одернул на себе разноцветный джемпер, вытер мокрые ладони о джинсы. «Послать эту Ленку на хрен? Или пощупать ее хахаля? Но если тот крутой, так и щупалку оторвет…» А вслух промямлил: – Мало данных… – Семь потерпевших – мало?!! – Они все путаются. В приметах – неразбериха. Пробовали составлять. Ни одного похожего портрета. Все семь – разные! Только усы одинаковые – «стрелочки»… Голос Кленова звучал жалобно. Он давал понять, что никак не заслужил начальственного гнева. Рожков пролистал материалы оперативно-розыскного дела. – А в кафе нашел очевидцев? Он же не в лесу на них нападал! Или не искал? Девушку привел, музыку послушал, коктейль выпил и рапорт написал? «Откуда он знает про Ленку? Два раза с собой брал… Это кто-то из своих стуканул…» – Да не запомнил его никто! Он сидит тихо, незаметно, выбирает подпитую девчонку, культурно знакомится, предлагает проводить… А потом заманивает на пустырь или в парк и превращается в зверя! Хорошо еще не грохнул никого… – Это потому не грохнул, что не сопротивлялись! А расцарапает ему какая-нибудь рожу – тогда увидишь, какой он гуманный… Дверь распахнулась настежь. Мало кто так входит в кабинет начальника УР. Рожков резко вскинул голову. Но тут же откинулся на спинку кресла и улыбнулся. – Здорово, Филипп Михайлович! – Здорово! – Подполковник Коренев протянул майору руку. Когда-то он сидел на его месте. – Какими судьбами, Филипп? – с ноткой настороженности спросил нынешний хозяин кабинета. – Да вот, хочу раскрыть вам несколько изнасилований… Кленов удивленно уставился на вошедшего. Он решил, что это розыгрыш. Или издевательство. Но Рожков развеял его подозрения. – Ну, ты даешь, Филипп! Мы же как раз это дело обсуждаем! Вот Алексей Кленов его и ведет. Только толку нету! – Будет! – уверенно сказал Лис. – Дайте мне материалы просмотреть… Через сорок минут Лис вышел на улицу, сел в машину, заглянул в потрепанный рабочий блокнот. Новомодных электронных записных книжек он не признавал – привычки не было. В блокнот выписаны адреса потерпевших. Выбрав самый ближний, он тронулся с места и вскоре оказался у старинной трехэтажки с высоченными окнами. Подъезд пах мочой – то ли кошачей, то ли человеческой. По крутым ступеням он поднялся на второй этаж и позвонил в обшарпанную дверь с криво нарисованной зеленой краской цифрой «4». Здесь живет Виктория Белянская, двадцати семи лет. – Кто? – послышался приглушенный голос. – Милиция. Подполковник Коренев. После продолжительной паузы тот же голос неуверенно спросил: – А как я узнаю, что вы из милиции? – Я удостоверение покажу. А можете еще позвонить Кленову. Он с вами работал. Лис поднес документ к глазку. Щелкнул замок. В неярком свете настенного бра черты молодой женщины казались чуть смягченными. Но все равно лицо выглядело угловатым. Очевидно, за счет почти треугольного подбородка и резко очерченных скул. Да, жертвами насильников, как правило, становятся отнюдь не красавицы. Скорее наоборот. – Здравствуйте. Виктория Белянская? – спросил Лис. Перед тем как пройти в комнату, он тщательно вытер ноги о коврик. Это нравится хозяевам и располагает их к гостю. Девушка коротко кивнула: – Да. Вы его нашли? – Сейчас посмотрим… Из внутреннего кармана пиджака опер извлек несколько фотографий, разложил на старомодной плюшевой скатерти, накрывающей круглый стол. Сейчас все разрешится… – Узнаете кого-нибудь? – Этот! Это он, гад! Палец без маникюра ткнулся в угрюмое отечное лицо с развитыми надбровными дугами, орлиным носом, узкими щегольскими усиками. – Уверены? – Конечно! Я его рожу поганую никогда не забуду! Таких ублюдков кастрировать надо! А потом расстреливать! От хрупкой женщины исходила мощная аура тяжелой ненависти, обычно не свойственной слабому полу. Лис кивнул: – Благодарю за сотрудничество. Если понадобится помощь, мы можем на вас рассчитывать? – Дадите пистолет – лично пристрелю гниду! – Ну, это мы уж как-нибудь сами, – подвел итог беседе Лис. Для очистки совести он съездил еще по трем адресам. И везде потерпевшие без колебаний указывали на Черкеса. Последняя девушка – двадцатилетняя студентка, заплакала и затряслась от испуга: – Уберите его! Уберите, пожалуйста!.. Лис поспешно спрятал снимки. А уходя, пообещал: – Уберем, не бойся. С улиц уж точно уберем… Настроение было поганым, дальше некуда. Агрессия копилась, разрасталась, распирала тело и настоятельно требовала выхода. Но он знал, что его ищут. И внутренний голос вопил об опасности каждый вечер, едва он собирался выйти на охоту. Доверяя ему, Черкес мрачно напивался в одиночестве. И от этого бесился еще больше. Там, в вечерних кафешках, безнаказанно паслись похотливые телки. При одной мысли о податливых безвольных телах скулящих под ним самок внизу живота вспухал твердый горячий бугор. Представлялось, как он врежет по очередной смазливой роже, как грубо порвет трусы, вместе с колготками, как, обмирая от страха, сука послушно раздвинет ноги… Он сам удивлялся тому, что с ним происходит. Получаемое удовольствие нарастало постепенно, от жертвы к жертве. На фоне яркого, сносящего крышу наслаждения былые походы к проституткам казались бледным подобием настоящего кайфа. Изнасилование дарило нечто большее, чем обычный сексуальный контакт. Черкес вошел во вкус. Но осторожность пока не утратил. Он чувствовал, что нужно выдержать паузу, затаиться. Чтобы потом оторваться на какой-нибудь перепуганной суке. Распаляя себя, он напивался перед телевизором, громко орал зоновские песни. От этого хриплого надрывного крика соседей по коммуналке бросало в дрожь. Они бегом, на цыпочках проскакивали мимо его двери, шарахаясь от флюидов безжалостной жестокости, просачивающихся в коридор из тесной захламленной комнатушки… Около трех часов дня Черкес выполз из берлоги. С бодуна его немного потряхивало. На хазе похмелиться было нечем. Пришлось надеть кожаную куртку, натянуть разношенные кроссовки и тащиться в конец квартала. Выйдя на улицу, он мельком огляделся. Ничего настораживающего не обнаружилось. У ларька несколько сопляков покупали пиво и чипсы. Рядом стояла пожилая тетка в мохеровом берете. За ней пристроилась молодуха со спортивной сумкой через плечо. Народу вокруг шарилось немного. Возле припаркованной у тротуара тачки курил незнакомый лох в надвинутой на самые глаза кепке. Вдали неторопливо шагал какой-то мужик неприметной наружности. Короче, все ништяк… Похмелье подтолкнуло в спину. Сонная одурь еще не прошла. Мозги шевелились с трудом, отчаянно требуя смазки. Он плюнул на ненужные предосторожности и, уже не оглядываясь, пошел вперед, как будто притягиваемый батареей пивных бутылок за стеклянной витриной. Черкес грубо оттолкнул подростков, оттер тетку, дыхнув на нее пререгаром… И вдруг наткнулся затуманенным взглядом на молодуху. Глаза словно прилипли к бледному, несимметричному лицу Внезапно телка отшатнулась, открыта рот. В глазах полыхала звериная ненависть, такая бывает только у готовых на все убийц. – Ах ты, гад! Я тебе глаза вырву! – Цепкие пальцы схватили его за лицо. – Коля-а! Это он!!! Я его узнала! Ко-ля-а! В этот миг и он узнал свою жертву, резко развернулся и бросился бежать. Наперерез рванулся лох в кепке, а сзади кто-то ударил по ногам, и он со всего маху грохнулся на асфальт, до крови свезя щеку о жесткую поверхность. Тяжелый ботинок врезался в скулу. Голова взорвалась болью. Он вскочил на четвереньки и в последнем, отчаянном рывке, как раненый волк, устремился к подворотне проходного двора. Но тут страшный удар пришелся в самую болевую точку. Между ног словно рванула граната. – А-а-а-хр-р!.. – захрипел Черкес. Он воткнулся лицом в тротуар. По ребрам били чем-то тяжелым. Хрустнули вывернутые суставы, кисти оказались у затылка. Сознания он не потерял. Но через пелену жуткой боли происходящее стал воспринимать равнодушно, будто со стороны. Сквозь ругань мужиков пробился визг телки: – Дайте, я ему глаза вырву! В паху пульсировала боль. Тело вздрагивало от ударов. Его тащили по земле, запихнули в машину, сжав с двух сторон крепкими телами. Через полчаса Черкеса официально опознавали в Центральном РОВД. В этот раз и подставные, и понятые нашлись очень быстро, а косорылая сука уверенно вытянула свою корявую руку: – Это он меня изнасиловал! Я опознаю его по чертам лица, по носу, усам, глазам! Что-то больно складно звонит эта подстилка! Надо было придушить ее на хер… – Я с ним лицом к лицу столкнулась, представляете? – тараторила потерпевшая. – Хорошо, со мной братья были, сразу скрутили – и сюда! – Спасибо, гражданка Белянская, – сиял молоденький опер. – Подписывайте протокол. Сейчас еще потерпевших привезут… Лис с Волошиным и Гусаром вернулись в РУБОП. Они были возбуждены и довольны, как охотники, завалившие, наконец, матерого волка. – Этот парнишка, Кленов, стол обещал накрыть! – улыбался Гусар. – И накроет! – кивнул Волошин. – Мы с него столько «висяков» сняли! – И себе палку поставили – реализация оперативных материалов! – сказал Коренев. – Да, централыцики очень удивлялись, – веселился Гусар. – Все спрашивали: откуда информация. А, правда, Филипп Михайлович, откуда? Лис нахмурился. – А тебе доверять можно? – Ну, конечно! – обиделся Гусар. – Тогда иди ближе, – кивнул Лис. И, нагнувшись к подставленному уху, тихо прошептал: – От верблюда… А в Центральном РОВД вовсю кипела работа. Потерпевшие одна за другой опознавали Черкеса. Прибыл следователь, и это было плохим знаком. Дело разбухало от новых протоколов. Похоже, что на этот раз выкрутиться не удастся. Опознания закончились, в протоколах поставили последнюю точку. Следователь забрал дело, пообещав через час передать санкцию на арест. Оставалось оформить задержанного и отправить в СИЗО. Лейтенанта Кленова распирало от радости. Это было его первое крупное раскрытие. Пусть и принесенное на блюдечке – неважно: славы хватит всем! Жалко, что нет журналистов с телекамерами, как в кино: хотелось купаться в лучах славы, упиваться ею допьяна. Посмотрев на угрюмого Черкеса, он похлопал его по железному плечу и снисходительно, как положено победителю, сказал: – Все, друг, отпрыгался! Тебе десять корячится! Черкес заскрежетал зубами и рванул наручники: – Не фарт, сука! Хрен бы вы меня взяли. Надо же было нос к носу влететь на эту дуру с братьями! Его исцарапанная, с багровым кровоподтеком физиономия злобно перекосилась. – Случайно залетел. Сегодня мусорам везет! Банкуйте, волки позорные! – Повезло, говоришь?.. С торжествующей усмешкой Кленов наклонился вперед, оказавшись лицом к лицу с задержанным. Опытный сотрудник знает, что так делать нельзя – можно остаться без носа или куска щеки. Но Леха не имел опыта. – Дурак ты, Черкес! Какие братья? Менты тебя взяли. Это же ребята из РУБОП! А старший – Коренев, Лис. Слышал о таком? Они тебя спецом искали! Говорить этого тоже было нельзя. Но лейтенант Кленов звезд с неба не хватал, а потому не знал истинной цены словам. – Менты?! Черкес застыл, как изваяние, оцепенел, превратился в камень. Простые, но конкретные мысли лихорадочно бились в узком твердом черепе. Если он не влетел «по дурке», значит, кто-то «стукнул». «Сдал». Продал. Причем – кто-то из своих, близких корешей. Но кто?! Он углубился в лихорадочные размышления, перестав обращать внимание на происходящее. Его переводили из кабинета в кабинет, фотографировали, снимали отпечатки пальцев, о чем-то спрашивали… Он ничего не слышал. Кто?! Он никому не говорил про телок… Блатные вообще не распространяются о своих «делах». Тем более о таких… Ломать «мохнатые сейфы»[40] западло. За это самого отпетушат еще в СИЗО или на пересылке… Кто из кентов?! Голубь? Нет. Батон? Нет. Кто же? Зуб? Черкес прокручивал все варианты. Вспоминал, где и с кем встречался, проводил время, базарил. Выковыривал каждое слово, произнесенное в чужом присутствии. Выуживал из памяти, кто и как при этом смотрел. Вычислял, кто мог передать его слова другому… Нет. Разговора о бабах не было. И быть не могло! И вдруг он вспомнил: Клоп! За последнее время он виделся с ним только один раз. И болтанул про обрез с гранатой. И про телок, которых можно водить в мост. Все линии сходились в одну точку! Но Клоп – старый, правильный вор… Трудно поверить, что он стукач! Хотя менты своими хитрыми подходцами многих запутали, повязали… Говорят, даже среди «законников» есть вязаные…[41] А против правды не попрешь: то, что слил Клопу, – вылилось у ментов! Хотя про оружие менты ничего не говорили… И обыск дома не сделали… А про телок и Батон слышал… Доводы «за» и «против» кружились в голове, то сталкиваясь, то уравновешивая друг друга… Поэтому Черкес пребывал в оцепенении и когда ему дали подписать постановление об аресте, и когда грузили в автозак,[42] и когда высаживали в «вокзале»[43] СИЗО, и когда тщательно обыскивали, со скрипом засовывая резиновый палец в задний проход… В таком состоянии обычно находится первоход,[44] а не опытный «бродяга»[45] с большим арестантским стажем. Но «первоход» приходит в себя через 5–7 дней, а Черкес вышел из ступора, переступив порог хаты.[46] На расчетные двадцать мест приходилось тридцать человек. Смрад, скученность, полумрак, духота и влажность его не смутили. То было обычное и привычное для уголовника со стажем состояние тюрьмы. По европейским меркам оно считалось пыткой, и в последние годы некоторые арестанты через Страсбурге кий суд высудили за такое содержание компенсацию в тридцать тысяч евро. И если бы все «сидельцы» последовали их примеру, то государственный бюджет оказался бы под угрозой. К счастью, этого не происходило. Черкес осмотрелся. На жестких шконках сидели и лежали безучастные ко всему люди, на одной шла отчаянная карточная игра, несколько человек ютились на тощих матрацах, брошенных прямо на грязный бетонный пол. В замкнутом, бедном событиями мире тюрьмы появление нового человека вызывает повышенное внимание. Лишенные индивидуальности светлые пятна лиц повернулись в его сторону. Кто пришел: безвредный мужик или козырный блатной? Тиран или жертва? Клоун или палач? Не обращая ни на кого внимания, Черкес направился в глубину помещения. Он переступал через распростертые тела, отталкивал тех, кто попадался на дороге. Простые зеваки мгновенно отвернулись, ибо стало ясно, что в хату заехал крутой уголовник, и камерной шелупени пялиться на него опасно. За длинным столом, у окна, несколько зэков пили чифир и резались в домино. Это быт стол людей.[47] Как и предполагал Черкес, их лица оказались знакомыми. – Здорово, Волк! Здорово, Керя! Он пожал мокрые руки двум голым по пояс, татуированным арестантам. Их белая кожа лоснилась от пота. – Здорово, Черкес! Привет, бродяга! – Кто здесь у вас рулит? – А вот, Сизый… Этого крепкого немолодого дядю Черкес тоже хорошо знал. Они поздоровались. Люди сдвинулись, посадили нового арестанта за свой стол, налили чифиру. Сизый распорядился, чтобы ему освободили место в почетном углу, участливо спросил: – За что попал, братан? Черкес поморщился. – Менты «мохнатки» шьют, внаглую! Сразу объявляю, чтобы непоняток не было! Вопросы есть?! Наступила настороженная тишина. Выпятив челюсть, он угрожающе осмотрел каждого, по очереди. Сейчас решалась его судьба. Попав в правильную хату, любитель «мохнаток» имел немало шансов превратиться в «опущенного» – презираемого всеми камерного «петуха».[48] Но авторитет Черкеса мог его защитить. А мог и не защитить – все зависело от тех, кто сидел за столом. Если кто-то рискнет усомниться в версии о ментовском беспределе, то кровавой драки не избежать. Но люди отводили глаза. Все знали бешеный нрав Черкеса и понимали, что терять ему нечего. – Что ж, от ментов любых подлянок ждать можно, – сказал, наконец, Волк. – Мы тебя давно знаем, ты пацан правильный! – кивнул Керя. Сизый молчал дольше всех. Его мрачное, звероподобное лицо ничего не выражало. Но именно он являлся хозяином этого замкнутого звериного мира. И в конечном счете, последнее слово было за ним. Если в «мохнатку» залез – авторитет побоку! А нрав и силу свои можешь засунуть в жопу – одному против всей камеры не выстоять! Ну, своротишь пару носов, сломаешь челюсть, а ведь все равно отобьют ливер и перегнут через «шконку»! – Слову честного бродяги я верю больше, чем ментам! – сказал, наконец, «Смотрящий». – А если будет надо, сделаем разбор, и все станет ясно. Братву не обманешь. Людям стало ясно, что он не хочет обострять ситуацию, но оставляет за собой право пересмотреть решение. Некоторое время все молча прихлебывали чифир. Черкес чувствовал, что от старых знакомцев повеяло холодком. Надо было что-то придумать. – Труба есть? – как можно непринужденней спросил он. Волк пожал плечами. – Конечно. – Мне кентам надо звякнуть. Волк посмотрел на Сизого, тот кивнул. Керя достал из-под матраца телефон, протянул. Черкес набрал номер. – Здоров, Султан! Узнал? Закрыли меня. Да за волыну и гром…[49] Уже в СИЗО, сто двадцать первая хата. Давай и адвоката, и «дачку».[50] А главное вот что… Меня Клоп сдал. Или Батон. Но скорей Клоп. Он в мосте живет. Где, где, найдешь! Возьми кого-нибудь и разберись как положено! Да, имей в виду, что менты мне подлянку сделали: «мохнатый сейф» шьют! Так что проясни ребятам, что к чему! Черкес вернул телефон. Отношение к нему вроде бы потеплело. Но это ненадолго. Начнут тягать на допросы да очняки, и весь хабар через вертухаев потечет в хату.[51] А когда обвинительное вручат, так там вообще все расписано черным по белому… – Разрешите, товарищ подполковник? Сразу после короткого стука дверь распахнулась, и в кабинет зашел молодой парень в джинсах, рубахе с расстегнутым воротом, синей спортивной кофте и кроссовках на липучках. Он улыбался широкой, располагающей улыбкой, но беспокойные глаза мгновенно обежали кабинет и, как показалось Лису, зафиксировали мельчайшие детали. В табличке на двери были указаны только фамилия и инициалы. Случайно забредший к коридор заявитель не мог знать его звания, к тому же постороннего в РУБОП никто не пустит. Да и держался он очень уверенно. «Фейс»?[52] Правда, одет слишком вольготно, но, может, для маскировки… – Конечно, коллега! Вы ведь из Зеленого Дома? Так в народе называли здание ФСБ, которое уже лет тридцать не меняло цвета фасада. Улыбка на миг потухла. Но только на миг. – Правду говорят, что вы ясновидящий, – незнакомец протянул раскрытое удостоверение. – Майор ФСБ Сочнев. Я к вам за консультацией. Визиты «старших братьев» всегда вызывают беспокойство. Лис напрягся, но внешне никак этого не проявил. – Присаживайтесь, товарищ Сочнев. Чем могу – помогу… Майор сел напротив, доверительно нагнулся. – Филипп Михайлович, скажите, пожалуйста, банда Колдуна существует, или это плод досужей фантазии? Лиса бросило в жар. Такого вопроса он не ожидал. Но голос удалось удержать в спокойном тембре. – Оперативно-розыскное дело на «колдунов» существует, это точно. И на каждом крупном совещании я получаю нагоняй за то, что не могу его реализовать. А вообще-то мнения высказывают самые разные. Можно узнать, в связи с чем это вас интересует? Обычно «фейсы» не отвечают на вопросы, но сейчас Сочнев оказался на удивление словоохотливым. – Неделю назад в казино «Алмаз» задержали одного типа с «лимонкой». Некий Станислав Немов, не судимый, компрматериалов на него никаких нет. Но граната, по маркировке, оказалась из той же партии, что и «эфки» в группе Ужаха Исмаилова… И мы стали примерять его на террор: перевели в наш изолятор, подсадили агента. На террор Немов не сдоился, но сказал, что состоит в банде Колдуна! Майор Сочнев рассказывал обстоятельно, подробно, не сводя внимательного взгляда с подполковника Коренева. Тон у него быт вполне уважительный: ни дать ни взять – младший товарищ советуется с более опытным коллегой. Однако у Лиса не проходило ощущение, что его «пробивают» на реакцию. Уж слишком в цвет «фейсовский» расклад: Стасик Немов был связным во второй пятерке! – Чего только они в камере ни болтают! – Он безразлично махнул рукой. – И инопланетянами называются, и шпионами… – Да, да, конечно, это мы учитываем, – закивал Сочнев и продолжил: – Только оказалось, что в канун ряда преступлений, которые связывают с бандой Колдуна, на телефон Немова приходили смс-сообщения! – А в другие дни не приходили? – как можно безразличней спросил Лис. – В другие нет… – Сочнев запнулся. – Вам что, жарко?! Острый взгляд впился в раскрасневшееся лицо Лиса. – Температура. Собираюсь взять бюллетень. – Это плохо, здоровье надо беречь! – многозначительно сказал «фейс». – Но я вас долго не задержу. Так вот… Самое интересное, что подозрительные смс отправлялись с разных телефонов. Каждый раз другая сим-карта и другая трубка. Но объединяет их одно… Сочнев замолчал, испытующе глядя на собеседника. Но Лис не проявлял любопытства. – Все они украдены или отобраны у владельцев! – Что здесь странного? – Лис заставил себя улыбнуться. – Я всю жизнь имею дело с похищенными вещами. – Вот именно! – обрадовался майор. – Поэтому я к вам и обратился! Скажите, где могут накапливаться краденые телефоны? Тон у «фейса» быт вполне нейтральный, но обмануть битого-перебитого опера он не мог. Майор из Зеленого Дома пришел неспроста. И не за консультацией: он больше рассказывал, чем спрашивал. Такая откровенность санкционирована начальством, а факты специально подобраны так, чтобы Лис понял: они все знают! Это, конечно, дешевые понты: Немов не знает ни Координатора, ни Главаря, значит, они ничего не могли из него вытянуть. Но догадались они правильно. Краденые телефоны накапливаются в милиции! Сочнев молча ждал ответа. – В разных местах, – наконец заговорил Лис. – На воровских притонах, у барыг, в пунктах скупки, а может, кто-то их целенаправленно перекупает у жуликов… – Да, мы тоже так думаем, – кивнул «фейс». – Целенаправленная скупка. Только мы еще думаем, что краденое часто попадает в милицию! Разве не так? Лис кивнул. – Конечно так! Только у нас они регистрируются как вещдоки… Сочнев издевательски усмехнулся. – Ах да, извините, это обстоятельство я как-то упустил… У вас ведь очень строгий учет! – Кстати, может, отдадите нам этого Немова? – вдруг предложил Лис. – Я ему покручу яйца, допрошу с пристрастием – все, что знает, расскажет! – Сейчас вряд ли, сейчас мы сами с ним работаем, – Сочнев встал. Он снова улыбался широкой дружеской улыбкой. – А через некоторое время – вполне возможно! – А хотите, я вам все материалы перешлю? У меня их три тома вот такенных… Лис расставил большой и указательный пальцы. – И вам облегчение, и мне. Как говорится, баба с возу… Возьмете? Сочнев холодно качнул головой. – Эти вопросы не в моей компетенции. Я доложу руководству. Но, честно вам скажу, вряд ли. Нас не интересует обычная уголовщина, – он выразительно посмотрел на начальника оперативного отдела. – Вы понимаете, что я имею в виду. До свидания. Майор аккуратно прикрыл за собой дверь. А Лис еще долго сидел неподвижно, как отходящий от нокдауна боксер. Шли дожди, и в «квартиру» Клопа лилась вода. Мост действительно стал сильнее раскачиваться, чаще трещали опоры, и сыпалась бетонная крошка. Трещины сливались в узоры, паутиной охватывающие стены, потолок, пол. От многотонных трейлеров и нескончаемого потока легковушек полотно проседало. По миллиметру, по два, по сантиметру… Клоп несколько раз поднимался на проезжую часть и видел, что асфальт искривился довольно заметными волнами, машины подскакивали на них, словно на маленьких трамплинах. Странно, Восточный мост стоит уже лет семьдесят, а этому всего сороковник… Правда, по слухам, в сталинские времена на испытаниях конструкторы и инженеры стояли внизу, подставляя свои головы, может, оттого и строили крепче? Клоп лежал на сырых коврах и курил анашу. Его тревожило разрушение жилища. Он даже хотел позвонить куда-нибудь, ну, туда, где должны следить за мостами и их ремонтировать. Но когда придут ремонтники, его, ясное дело, выгонят, и квартира все равно пропадет. Он ничего не мог поделать. Оставалось с болью наблюдать, как крошится бетон. А вместе с ним разрушается его жизнь. Он чувствовал, что дело идет к концу. Какие бы шаги он ни делал – правильные или нет, шел он все равно не туда, куда нужно. Проторенные тропинки сливались в запутанные дорожки, которые вели в вечную холодную темноту… Пряный, похожий на ладан запах наполнил пещеру сорока разбойников. Голова приятно кружилась. Очередная ступень, ведущая в пропасть, ждала Клопа ночью. Идти «на дело» не хотелось. Настолько, что в кислой судороге сводило скулы и ныло где-то под сердцем. Все нутро противилось тому, чтобы он ввязался в этот гнилой угон. Конечно, хорошо серьезные бабки срубить. Но там пахнет говном, а когда попадаешь в блудняк, тогда не до бабок, главное – башку спасти. Да оно уже и никому не нужно, это дело. Но… За доверие корешей надо платить. Раз согласился работать, то «обратку» давать нельзя. Иначе выйдет, что он «просто так» встретился с Земой, «просто так» просил показать пистолет и «просто так» стрелял из него… Так не бывает! Клоп хмыкнул и затушил окурок о влажный бетон. На душе стало веселей и уверенней. Да-а-а… Отказ означал «палево». В мире, где цена неосторожного слова – свобода, а то и жизнь, за базаром следят строго. Подписался на «дело» – иди! А тот, кто пытается соскочить, тот сука, стукач! Значит, надо идти. Не впервой! А с пушкой и вообще будет ништяк! Ровно в час ночи Клоп миновал пустую автобусную остановку и вышел в темный переулок за площадью Победы. Место для встречи Зема выбрал со знанием дела. Сзади возвышался на постаменте победоносный танк «Т-34», разгромивший немецких «Тигров» и «Фердинандов». Одинокий фонарь возле остановки освещал подходы. Впереди чернел и шумел деревьями парк Героев. Именно оттуда выедет фургон после его звонка. Слева, за забором, возвышался каркас строящейся высотки. Справа, в старых домах почти все спали, только в нескольких окнах горел свет. И ни одного прохожего. Хорошее место, ничего не скажешь! Клоп прогулялся по переулку, но ничего подозрительного не заметил. Он сел на скамейку, сунул руки в карманы куртки, поднял воротник и приготовился ждать. Не успел его тощий зад нагреть шершавое сиденье из выщербленных реек, как с площади свернул «Мерседес» с изогнутыми, как японские глаза, фарами. Немцы взяли реванш – «мерины» и «бэхи» разгромили весь отечественный автопром. Фары мигнули ослепительно-белым ксеноновым светом. Клоп поднялся навстречу. Темное стекло плавно поползло вниз, открывая наглую физиономию Земы. – Здорово, – буркнул он и высунул руку со свертком. – Это бабло Спеца. Ключи забрал, пакет отдал, мне на трубу позвонил. Свою долю после дела получишь! Стекло начало подниматься. – Постой! А пушка? Мы же договаривались… – Обойдешься. Мне мокрухи не нужны. Тут работа чистая, кого валить? Окно закрылось. «Мерседес» рванул с места, оставив в стылом воздухе невесомое облако выхлопных газов. Клоп проводил взглядом удаляющиеся огоньки. Чем меньше они становились, тем острее чувствовалась какая-то неправильность происходящего. Что-то было не так. Пушка! По большому счету, она ему и не нужна, но они договорились! А оговоренные условия «дела» на ходу не меняются! Запах говна усилился. Вновь в душе ворохнулось беспокойство… Он взвесил на руке увесистый сверток. Пока что все «дело» сводилось к скользким гнилым словам. И вот единственное, что их подтверждает. Если подтверждает! Клоп осмотрелся и нырнул в приоткрытую дверь старой четырехэтажки. Подсветил себе телефоном. Белый полиэтиленовый пакет, завернутые края прихвачены скотчем. Лезвием, с которым никогда не расставался, Клоп подцепил уголок, отклеил липкую ленту, вытащил второй пакет, из плотной почтовой бумаги, грубо перехваченной шпагатом. Подчиняясь звериной интуиции, которая его никогда не обманывала, разрезал веревку, осторожно развернул сверток. Чуть подрагивающие пальцы извлекли прямоугольную пачку, перехваченную резинкой. Кукла! Ни хера себе! Грубо нарезанная бумага, даже не замаскированная, как обычно, настоящими купюрами! Лоховская разводка! Вот попал, так попал! Несмотря на ощутимую прохладу, у Клопа взмокрел лоб, и он смахнул пот рукавом. Все стало понятно: Зема решил его руками кинуть Спеца. Ясное дело, что такой расчет никому не понравится. Проверит бабки на месте – завалит Клопа. Не проверит, все равно Клоп в ответе! Предъявят ему, что скрысятничал, подменил пакет, и опять же завалят! А Зема, хоть так, хоть так – в стороне! Ну, сука-а-а-а! От злости и безысходности Клоп глухо зарычал. «Все, на хер, я соскакиваю!» Не попадая пальцами в кнопки, он кое-как набрал номер Земы. Сказать, что пакет упал, разорвался, а там «кукла», доигрывайте сами! Поверит, не поверит – его дело! А со Спецом пусть разбирается сам! – Аппарат абонента выключен или находится вне зоны досягаемости… От неожиданности Клоп опустился на холодные ступеньки. Как выключен?! До приезда Спеца несколько минут. Как же Зема примет звонок, чтобы подогнать фургон?! Значит, он и не собирается забирать тачку? Однозначно, шла большая подлянка! Мечущийся взгляд Клопа перескочил с мобильника на распотрошенный сверток. Идея родилась в один миг. Хер вы меня возьмете голыми руками! Сверкнула вспышка. Послышался тугой щелчок. Еще раз. И еще… Сфотографировав с разных ракурсов пакет с «куклой», Клоп, как сумел, упаковал сверток. Шагнул к двери, но вдруг остановился. Выключил мобильник, сунул за батарею. Аппарат плотно воткнулся в груду скопившегося мусора: окурков, фантиков, обломков пластиковых стаканчиков и презервативов. Он и сам четко не знал, зачем это делает. Мелькала мысль о подстраховке, если состоится разбор на сходняке. Но мелькала на задворках сознания, а главная занимала весь мозг: скорей унести ноги! Клоп выскочил из подъезда. Но поздно. В глаза ударил яркий голубоватый свет. С приглушенным шелестом прямо перед ним затормозил новенький серебристый лимузин. Фары погасли, оставив на радужке синие круги. – Это ты, Клоп? Иди сюда! – раздался властный голос. Протирая глаза, Клоп подчинился. Откуда он знает кликуху? Никто не должен сообщать погоняло участника кратковременной встречи! Все шло кувырком. И не по проторенной дороге, а по дороге Большой Измены! – Держи ключи! – Дверца открылась, и коренастая фигура ловко выскользнула из автомобиля. Против своей воли, как кролик, загипнотизированный удавом, Клоп подошел ближе. – Садись за руль! – Зачем? Круги перед глазам исчезли, зрение почти восстановилось. Клоп пригляделся и ошалело заморгал. Коренастый тип никак не походил на угонщика! Скорей наоборот… Короткая стрижка, суровое волевое лицо, холодный взгляд, манера отрывисто и четко произносить и выговаривать слова – да это вылитый мент! Крепкие пальцы незнакомца ухватили его за кисть и локоть. – За руль, живо! Руку прострелило болью. Не успев сообразить, что происходит, Клоп стукнулся о дверцу и плюхнулся на мягкое удобное сиденье. На запястье защелкнулся стальной браслет. Теперь он был прикован к рулю. – Эй, ты чего? – как в дурном сне, выкрикнул Клоп. Но Спец отскочил в сторону. Вспыхнули прожектора. – Ни с места!!! – грянул усиленный динамиком приказ. Со всех сторон набежали люди в масках, бронежилетах и с автоматами. Засверкали фотовспышки. Надвинулся объектив видеокамеры, фиксируя сидящего за рулем Клопа. Свободной рукой он закрылся от слепящего света. С такой помпой, как международного террориста, его еще не брали. Обычно задержания происходили вполне буднично и куда менее торжественно, без всяких театральных эффектов. Да что же это такое! Под прицелом объективов его обыскали. Несмотря на ночное время, моментально появились понятые – приличного вида немолодые мужчины, довольно профессионально рассматривающие происходящее. На «торпеду» лег злополучный пакет. Рядышком уместились тощий кошелек и ключ от моста. Больше в карманах Клопа ничего не было. Прокатиться на «Бентли» так и не удалось. Его выдернули из шикарного кожаного салона и сунули в обычную прокуренную «Волгу» с наглухо задернутыми шторками. Ехали недолго – уже минут через пятнадцать раздался скрип ворот, и его высадили в каком-то глухом дворе, огороженном высоким забором. Затолкали в низкую железную дверь, по длинному коридору провели в типовой, стандартно обставленный кабинет: шкаф, стол, стулья, сейф, телефон, карта Тиходонского края на стене, графин с водой на тумбочке. В таких кабинетах Клопу за свою жизнь приходилось бывать частенько, но определить, в каком именно участке он находится, опытному жулику не удалось. У стены, развернув плечи, как офицеры на параде, стояли все те же понятые. Особого интереса к происходящему они не проявляли, скорее наоборот – скучали, как будто выполняли хорошо знакомую рутинную работу. – Сейчас мы осмотрим пакет, изъятый у задержанного, – торжественно объявил быстроглазый молодой человек в сером костюме. Он явно был здесь главным. Следователь. Или опер. Главный разрезал ножницами полиэтилен. Клоп равнодушно следил за его движениями. Вот появился второй пакет, из почтовой бумаги. Быстроглазый теми же ножницами перерезал шпагат. Клоп насторожился: меньше часа назад он уже разрезал эту бечевку, как же она опять оказалась целой?! – Попрошу понятых быть внимательными и все запоминать! Из бумажного пакета выпали на стол две аккуратные зеленые пачки. Доллары! Кабинет зашатался, как родной мост. Клоп чуть не упал. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – считал быстроглазый, и купюры ловко выщелкивались у него из-под пальцев. – Откуда бабки?! – хрипло выкрикнул Клоп. – Там бумага была чистая! Не переставая считать, молодой человек бросил на него хитрый взгляд. Опер, сука! Оперские замашки сразу видно… Но почему он его не знает? – Всего двадцать тысяч долларов, – закончив подсчет, пояснил оперативник. – Попрошу подписать протокол. – У своей бабы попроси, – зло процедил Клоп. – Я ничего подписывать не буду! Нашел лоха! – Почему? – Опер изобразил доброжелательное удивление. – Вы не согласны с суммой? – С чем соглашаться?! С тем фуфлом, что ты зарядил?! Там вообще не было никаких долларов! – А что же там было? – Бумажная «кукла», вот что! Быстроглазый опер рассмеялся и повернулся к понятым, будто приглашая и их оценить столь изысканный юмор. Понятые вежливо улыбнулись. Протокол они уже подписали. Камера оказалась четырехместной, с отдельным сортиром за дверью и совершенно нормальным духом жилого помещения. В такую Клоп попал впервые. Во всех ИБС, СИЗО и пересыльных тюрьмах параша располагалась прямо в хате, там же, где шконки и стол. Можно сказать, что за решеткой он всегда жил в сортирах. Ел в сортире, спал, базарил с сокамерниками, играл в карты. В переполненном сортире, где в тяжелом напряжении, непереносимой духоте и зловонии гнили и кормили клопов сорок-шестьдесят человек. Так что, можно сказать, сейчас он оказался на курорте. Вон даже холодильник! А значит, он в Зеленом Доме! Клоп неоднократно слышал, что только в «комитетской крытке»[53] царят невиданные удобства и комфорт. Что ж, тогда все понятно… И «понтовый» захват, и незнакомые кабинеты, и неизвестный опер – все сходится в один пучок! В тусклом свете зарешеченной лампочки Клоп рассмотрел, что на двухъярусных шконках спят три человека. Или делают вид, что спят, – уж слишком правильное у них дыхание: размеренное, без сопения и храпа… Он сделал несколько шагов вперед, навзничь плюхнулся на свободное место и прикрыл глаза. Слишком много событий для одной ночи. Слишком много неожиданностей. И они еще не закончились. Иначе почему самая удобная нижняя шконка оказалась незанятой? Как будто специально оставлена для почетного гостя… Он сам, разрабатывая какого-нибудь лоха, начинал встречу с маленькой любезности, чтобы расположить «пассажира»… Но здесь сразу двое спят наверху, значит, уважение ему высказывают оба! «Двойная тяга» – вот как это называется! Сквозь прищуренные веки Клоп незаметно смотрел на шконки напротив. В крови бурлил адреналин. Спать не хотелось. Он лежал и думал, перебирая цепочку событий, которые привели его сюда. Звенья цепочки со звоном выстраивались в логически правильный ряд. Истина понемногу очищалась от шелухи предположений. Все замутил Зема. Он сам проявил инициативу: подошел к столику, завел разговор, предложил совершенно несуразное дело с этим сраным «Бентли»… Умело расположил к себе: показал «пушку», дал «шмальнуть», пообещал одолжить на «дело»… Потом вовлек в игру, чтобы он спустил «бабки» и уже не соскочил с крючка, на который насажена денежная приманка… Факты идеально подходили друг к другу. Так, щелкая, становятся на место патроны в обойме, подтверждая, что калибр выбран правильно. Зема выманил его на место хорошо замаскированной засады, привез «куклу» – они боялись рисковать деньгами, тем более что знали: проверять сверток Спец не будет. Потом Зема «кинул» его с «пушкой», слинял и отключил «трубу», ведь увозить «Бентли» никто не собирался! Вместо этого «конторский» спецназ закрутил Клопу «ласты», быстроглазый опер грубо сфабриковал доказательства, и его бросили в «заряженную» камеру, где собираются работать «двойной тягой». Или даже тройной… Ну и сука, этот Зема, ну Иуда! Хотя… Ведь он сам много раз подставлял корешей. Только «постановки» Лиса были гораздо убедительней. А эта явно шита белыми нитками – фальшиво и грубо. Очевидно, готовил ее быстроглазый придурок, которому до Лиса – как до неба… На верхней шконке напротив осторожно шевельнулась лохматая голова, приблизилась к краю, настороженно блеснули глаза, Клоп почти физически ощутил, как чужой взгляд царапает лицо. Он приоткрыл рот и выпустил легкую руладу храпа. Через некоторое время голова сдвинулась обратно. Отрицательно качнулась ладонь. Жест явно предназначался тому, кто лежал над Клопом. Значит, все в цвет… Но зачем?! Зачем Конторе старый уголовник Клоп? Зачем разрабатывать с ним такие сложные комбинации?! Он всегда был далек от шпионажа, от оружия, от террористов, от коррупции… А Контора не занимается кражами и угонами. Чем же он вызвал интерес к своей персоне?! Сколько ни ломал Клоп свою изощренную голову, ответить на этот вопрос он так и не смог. Надо было продумать линию поведения… Конечно, самое лучшее – прикинуться лохом… Но изображать неопытного фраера Клопу никогда не приходилось. С его рожей, повадками и тюремной росписью по всему телу это было бы глупо. Значит, надо быть самим собой. Менжеваться, как ушастый фраер, он не стал. Просто закрыт глаза и уснул. – Он бывает в «Актере» почти каждый вечер, – доложил Рывков, обеспечивавший наблюдение за Земой в последние дни. – Встречается там со своими дружками, обсуждает дела. Сидят, пьют пиво, едят рыбу, курят. Вроде как клуб по интересам… Там самое подходящее место… – Ясно, – кивнул Лис и, немного подумав, черкнул на чистом листе резкую прямую линию. Такую резкую, что бумага прорвалась. Он смял ее, бросил в корзину и в очередной раз посмотрел на часы. Уже два. Черт! – Сколько с ним обычно людей? – Двое, трое… Такие же босяки, как и он. Только вчера он встречался с каким-то солидным дядей… Костюмчик, галстук, приехал на черной «Волге» на пустырь между «Трудовыми резервами» и парком Революции. Зема к нему сел, перетерли минут десять и разошлись. – Гм, интересно… Ну да ладно, это к делу не относится. Значит, так – имитируем драку со стрельбой. Заранее подгоняем к месту группу задержания ОВО[54] или патруль, но без расшифровки. Вроде есть информация о залетных бандитах. После выстрелов они заходят, кладут всех мордой вниз, обыскивают… Все должно быть естественно! Готовят «постановку» Волошин, Гусаров и Сигаев. Волошин старший… Снова взгляд на часы. Два десять. Леший вовремя не отзвонился. Это быт тревожный сигнал. У милицейского агента, работающего в криминальной среде, профессия более опасная, чем у разведчика за кордоном. Там, по крайней мере, действуют цивилизованные законы, профессиональные адвокаты, гуманная общественность. А у уголовников один закон – перо в бок или удавка на шею… – Филипп Михайлович, может, мне надеть форму и зайти вместе с патрулем? – предложил Рывков. – Для контроля ситуации… – А что, не помешает, – сказал Волошин. Но Лис показал головой. – Не надо. Пойдут слухи, что РУБОП заинтересован. Наоборот – все должно выглядеть как случайность. – Кого поставим на драку? – спросил Гусар. Стрелки будто остановились. А телефон молчал. Странно. Раньше, когда приходилось использовать уличные таксофоны, сбои в связи можно было объяснить: тот не работает, там трубка оторвана, там монетоприемник забит… Но теперь у каждого своя трубка, а у Лешего их всегда несколько… – Так кого, шеф? – Что? А-а… Сам подбери. Не из наших. Или из областного розыска, или из сельского района, чтоб в лицо не знали. Где же Леший? Убит? Или «спалился» на угоне? Тогда, может, и Зема сгорел? И вся операция пойдет псу под хвост… – А как стрелять? Холостыми? – Нет, холостыми нельзя – и звук другой, да и не перезарядится. Там потолок из толстых досок, с бревнами, потом бетонная плита… И не пробьет, и рикошета не даст… Пусть старается в бревно попасть, если получится. Много не надо. Два раза шмальнул – и пусть уносят ноги. Сразу, без раскачки. Чтобы потом не ломать голову, как их вывести из дела. Вопросы есть? Все свободны! Волошин готовит план операции и представляет мне через час. Рома, принеси мне сегодняшнюю сводку… Дожидаясь, пока Рывков вернется, Лис нервно ходил по кабинету, выглядывал в окно на хмурый пейзаж осеннего города. Воздух сейчас свежий, чистый, хорошо гулять по парку, слушать, как шелестит листва под ногами, дышать полной грудью, держать за руку Ребенка… Он набрал Катин номер. Не отвечает. – Вот сводка, шеф, – ворвался запыхавшийся Рывков. Лис быстро пробежал глазами сухие сообщения о совершенных в городе за сутки преступлениях и всевозможных ЧП. Их произошло немало. Кражи, разбои, грабежи, поджоги, даже убийства. Но его интересовало только одно преступление. Он заранее знал, когда и где оно свершится. Даже состав и количество участников были ему известны еще вчера… Но… Задержаний за угон «Бентли» не было. Да и заявлений ни о каких угонах не поступало. Странно! «Бентли» – это не «Запорожец», его без присмотра не бросают… Телефон на столе разразился приглушенной трелью. Лис сорвал трубку. – Слушаю, Коренев! – Ну что, Филипп? – Это был Колорадский Жук. – Все по плану? – Да вроде… – Что-то ты не очень уверен… – Рабочие проблемы. Я доложу. – Ладно, работай! Лис повернулся к ожидающему распоряжений Рывкову. – Я отъеду. Посиди здесь, отвечай на звонки. Будет надо – перезвонишь мне. – Есть, шеф! Филипп выскочил на улицу и зашагал к машине. Холодный ветер ударил в лицо. Но он не чувствовал ни запаха, ни свежести воздуха, как будто дышал через противогаз. Захотелось распахнуть плащ, чтобы сквозняк ворвался в грудь и мозги, выветривая скверные предчувствия. Он потянул узел галстука, рванул ворот сорочки. С неба сыпануло противным ледяным дождем. Капли прошмыгнули за шиворот, заставив поежиться и поднять воротник. Лис пригнулся и нырнул в салон «БМВ», отгораживаясь тонированными стеклами от непогоды и посторонних взглядов. Отъехав пару кварталов, он свернул и припарковался в пустом переулке. Достал очередной безымянный телефон, набрал номер Лешего. – Аппарат абонента выключен или находится вне зоны досягаемости, – произнес безразличный женский голос. Лис выругался. «Может, запил? Надо проверить мост. Рискованно, но что делать… На месте сориентируюсь, если слишком горячо, не пойду, просто нарисую сигнал вызова…» Он тронулся с места, но, автоматически бросив взгляд в зеркало заднего вида, заметил, как следом из-за угла вывернулась неброская серая «Волга». Вот те на! Это классический прием службы НН:[55] наблюдатель незаметно следит из-за утла, а когда надо, «маяком» подтягивает машину. Хотелось нырнуть в узкий проулок и нажать газ, но так мог поступить только дилетант, поддающийся первым душевным порывам. Лис, не торопясь, проехал переулок насквозь, свернул направо, а на первом же повороте – налево. «Волга» не отставала, но держалась на достаточном расстоянии, чтобы не бросаться в глаза. Кто же это – бандиты, УСБ, ФСБ? Притормозив у светофора, Лис неожиданно рванул и проехал на красный. «Волга» не стала нарушать правила. Зато на первом же перекрестке перед ним вынырнула неновая белая «Тойота» и пошла впереди, метрах в пятидесяти. Дилетанты всегда ожидают слежку сзади и не обращают внимания на то, что находится впереди. А профессионалы этим пользуются. Значит, его профессионально «ведут»! Вот дела! Пропажа Лешего теперь приобретала совсем другой смысл. В оперативной работе подобные совпадения не случаются. Это звенья одной цепи! Но какой? Лис включил магнитолу. Точнее, прибор, похожий на магнитолу. На самом деле это был радиосканер. Хотя частота службы НН была засекречена, но Лис ее знал. Он настроился на нужную волну, прощупал весь диапазон – никакие переговоры о нем не велись. Ладно, покатаемся. Подполковник Коренев проехал в центр, остановился у магазина и купил бутылочку яблочного сока, заехал в Нахичеванский РОВД, переговорил с двумя операми, благо общие темы у них всегда находились, потом спустился на набережную, но в мост не пошел и меток оставлять не стал, просто прогулялся вдоль воды, мелкими глотками прихлебывая безвкусный сок. Картина стала ясной. Наблюдение ведется четырьмя бригадами – на «Волге», «Тойоте», «Опеле» и «Фольксвагене». Применяется линейно-сетевой метод, неизвестный бандитам. Значит, это профессиональные наблюдатели. Чьи? Скорей всего, не службы НН ГУВД: у них нет иномарок, да и вряд ли они бы сохраняли режим радиомолчания. Скорей всего, это «фейсы»… Забросив пустую бутылочку в воду, Лис вернулся к своему «БМВ» и уже без всяких ухищрений поехал в РУБОП. На слежку он не обращал внимания, хотя на всякий случай запомнил номера и марки «фейсовских» машин. Эта информация легла на дальнюю полку памяти. Она могла не пригодиться никогда, а могла выстрелить в нужный момент. Таких «заначек» в мозгу подполковника Коренева хранилось множество. Собственно, это и делало его Лисом. У входа его никто не ждал. В кабинете тоже. Он перевел дух, заперся, включил стопор замка. Из секретного отделения сейфа достал несколько бумаг, скомкал и поджег в пепельнице. Потом, не обращая внимания на телефонные звонки, вынул из стола ящик с двойным дном, достал из-под съемной фанерки еще с десяток листов, порвал на мелкие кусочки и бросил в огонь. Вырвал пару страниц из блокнота, тоже сжег и открыт окно. Все? Кажется, все… Дома он никогда не держал компромата. Полное досье на всю банду хранилось в «Золотом круге», в ячейке, абонированной на подставное лицо. «Левый» ствол спрятан в тайнике, в надежном месте. К нему их никак не «привяжешь»… Не дожидаясь, пока кабинет проветрится, Лис достал флакон одеколона и прыснул в разных местах. Тонкий аромат смешался с запахом гари, маскируя его в не очень изящном коктейле. Теперь он окончательно успокоился и продолжил повседневную работу. А следующим утром к Кореневу пришел майор Сочнев. Это было намного лучше, чем вызов в Управление ФСБ. Во-первых, потому, что становилось ясно: ничего конкретного против него у «фейсов» нет. Во-вторых, как в футболе – встреча на «своем поле» дает немалое психологическое преимущество. Майор поздоровался, но гораздо суше, чем в прошлый раз. Сейчас он был больше похож на сотрудника ФСБ, чем при первом визите. В сером костюме и при черном галстуке Сочнев смотрелся солидно и очень строго. Возможно, потому, что не улыбался своей открытой улыбкой. – К сожалению, Филипп Михайлович, у меня для вас неприятные новости. Позавчера ночью мы задержали Петра Васильевича Клищука… Последовала расчетливая пауза. Сочнев внимательно наблюдал за Лисом, фиксируя каждую его реакцию. Но никакой реакции не последовало. – А кто это? – Лис недоуменно поморщился. – И какое мне до него дело? Его длинный хрящеватый нос нацелился в лицо майора, как будто хотел восполнить недостаток вербальной информации обонятельными ощущениями. Но сердце билось учащенно. Чего хотят эти ребята? – Это ваш агент. И совершение им преступления – брак в вашей работе. Ведь офицер должен воспитывать агентов! Сочнев нервно осматривался, его взгляд быстро перебегал с одного предмета на другой. – Нет у меня такого агента, – спокойно возразил Лис. – Можете запросить соответствующие документы. Хотя обычно их никому не показывают. Но тут и показывать нечего. Их просто не существует. «Фейс» понимающе кивнул. – Возможно, вы его официально не оформили – я знаю, в милиции есть такая практика. Но каждый раз, когда Клоп оказывается в ИБС или СИЗО, вы с ним общаетесь. И вы же его забираете через некоторое время… Лис усмехнулся. – Ах, Клоп! Так бы и говорили. Конечно, Клоп нам хорошо известен. Это профессиональный вор, за ним целый хвост преступлений, он знает всех блатных в Тиходонске, да и залетных тоже… Я много раз с ним работал: пытался расколоть, пробовал заагентурить, но ничего не вышло. Он из «идейных» жуликов. Даже грозился меня на перо посадить! А что он совершил на этот раз? Сочнев глянул в окно, потом под ноги, потом на громоздкий железный шкаф. – Так даже лучше. Раз он не связан с вами, вас не огорчит его арест. Этот Клоп заказал угон «Бентли» за двадцать тысяч долларов, а мы провели оперативную комбинацию и взяли его с поличным! Это было красиво! Лис откровенно расхохотался: – Клоп? Угон «Бентли»? Ха-ха-ха… Не знаю, что там за умники у вас изобрели такую муть! Только это все равно, что повесить на меня заказ на угон стратегического бомбардировщика за миллион долларов! Клоп «Жигули»-то водить не умеет, не то что «Бентли»! А двадцать тысяч долларов ему даже присниться не могут. Вы его хоть видели, Клопа-то?! Это же птица низкого полета, хотя и авторитетная. Но авторитет – одно, а деньги – другое! В его реальности – сшибают полтинник на пиво или на паленую водку, а за серебряную цепочку могут ножом пырнуть! Там ни «бентлей», ни долларов не водится, товарищ майор! Но эфэсбэшник не выказал расположенности воспринимать столь остроумные сравнения и тонкие шутки. – А мобильные телефоны в том мире водятся? Краденые мобильные телефоны? – Конечно, сколько угодно. – Лис потянулся, откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы. – Но это мелкие преступления. Они не входят в нашу компетенцию. Так что, если других вопросов нет, то извините – у меня сегодня очень много дел. – У меня тоже! – обиделся Сочнев. – Я такой же опер, как вы. – Вот как? – Лис скептически поднял бровь. – Да, именно так! – с нажимом ответил майор. – И я установил, что Клоп работал на вас. И собирал краденые телефоны для вас! Зачем вам «темные» мобильники? Коренев пожал плечами. – Да, ясное дело – незачем! У меня хорошая «труба». И не одна. – Они могут понадобиться тому, кто хочет исключить идентификацию сим-карт и аппаратов. – Сочнев сам ответил на свой вопрос. И уточнил: – Тому, кто хочет сделать неотслеживаемый звонок. Позвонить и остаться анонимным. – Я не такой тупой, как кажусь на первый взгляд, – холодно сказал Лис. – Ваша мысль предельно ясна. Одно непонятно: в чем состоит цель вашего визита? Быстрый взгляд в очередной раз обежал кабинет и остановился на лице подполковника Коренева. – С «темных» мобильников, по нашей версии, неизвестное лицо передает приказы глубоко законспирированной преступной организации, которую называют «бандой Колдуна»… Лис оторвался от спинки кресла, навалился грудью на стол и гипнотизирующим взглядом уставился в быстрые глаза «фейса». – И кто же это «неизвестное лицо»? К чему вы клоните? – Я просто перечисляю факты. Мы составили схему перемещений вашего личного телефона. Так вот, звонки с «темных» аппаратов делались по маршруту вашего следования… Сочнев сделал многозначительную паузу. – Точность позиционирования каждого аппарата – сто метров в диаметре. Если кто-то звонит в двухстах метpax от меня – вот и будет совпадение! – с оправданным раздражением сказал Лис, но майор покачал головой. – Слишком много совпадений. Недавно было разгромлено и сожжено «Общество по защите малого и среднего бизнеса». Оно прекрасно охранялось, но ни телекамеры, ни сигнализация, ни секьюрити не смогли пресечь нападение. В налете явно проявился преступный почерк «колдунов»… – Ну?! И что?! – отрывисто рявкнул Лис. Со стороны могло показаться, что он теряет терпение. На самом деле, опер быт очень взволнован. – Ничего. – Сочнев нейтрально пожал плечами и отвел взгляд в сторону. – Но после этого развалилось обвинение вас в злоупотреблении служебным положением! Как опер оперу, скажите честно – вы верите в такие совпадения? – То есть вы хотите сказать, что я возглавляю банду Колдуна. Я вас правильно понял, коллега! – последнее слово отчетливо сочилось ядом сарказма. – Это вы сказали, а не я, – скромно потупился «фейс». – Но факты – упрямая вещь! – Какие факты?! Это глупые беспочвенные догадки! – Лис ударил кулаком по столу и вскочил. – О каких оперативных комбинациях вы рассуждаете? С кем вы себя сравниваете?! Со мной? У меня пятнадцать лет оперативного стажа, я провел столько оперативных комбинаций, сколько вам и не снилось, я задержал столько особо опасных преступников, сколько вы не видели даже в кино! И если бы я пользовался такими гнилыми фактами, с меня давно бы содрали погоны! И я бы сидел в тюрьме или лежал в сырой яме! Как вы смеете обвинять начальника оперативного отдела РУБОП в бандитизме?!! – Да нет, я не обвиняю, просто я хотел предупредить… – Все, до свидания! – отрезал Лис. – Все дальнейшие контакты – с разрешения моего руководства! Когда дверь за «фейсом» закрылась, он упал в кресло, как подкошенный, и долго сидел неподвижно, глядя перед собой остановившимся взглядом. Потом порылся в записной книжке и набрал телефон самого известного в Тиходонске адвоката. На втором гудке голосом заоблачных высот ответила секретарша: – Адвокатский кабинет господина Чекулдаева! – Привет, Аленка! Это Филипп Коренев. Шеф далеко? – Здравствуйте, Филипп Михайлович, – голос стал вполне земным. – Соединяю. – Слушаю вас, Филипп Михайлович! – вальяжно пророкотал бархатный голос. – Есть работа, дорогой Виктор Фомич. ФСБ задержало некоего Клищука Петра Васильевича. Ему вменяют угон «Бентли», а он и за рулем «Волги» никогда не сидел. Прошу вас принять на себя его защиту. – Хорошо, Филипп. Сегодня же к ним и загляну, – тем же голосом ответил адвокат. Он его никогда не менял. – Ну расскажи, падла, как с мусорами снюхался, за сколько братву продавал?! – проскрипел скелет с лицом Креста. Он сидел на высоком каменном троне, перед ним на бетонной площадке стоял голый Клоп со связанными за спиной руками, а вокруг в темноте шевелились черные зловещие тени – то ли волки, то ли упыри, то ли братва. Да никакой разницы тут нет, сейчас набросятся, начнут рвать на куски… Черные тени наступали, сужая круг. Зловещими красными огоньками светились звериные глаза. – Кому веришь, Крест?! – истерически заорал Клоп. – Я честный жулик! Не слушай эти подлянки! Он вскочил на огромный камень, схватил финку размером с богатырский меч, замахнулся. – Назад, урки! Покрошу! Крест протянул длинную-предлинную руку, схватил его за плечо, потряс. Клоп проснулся. Но Крест не отпускал. – Вставай, сосед, пора завтракать. У-у-уф… Это не Крест. Незнакомый босяк тряс его за плечо. Или даже не босяк – какой-то лох педальный, с небритой рожей, в очках, похожий на спившегося учителя. Клоп привычно стряхнул чужую руку, пружинисто сел, быстро осмотрелся. – Что так кричал, друг? – спросил крепкий круглолицый кавказец лет тридцати. – Страшный сон увидел? Сокамерники дружно накрывали стол. – Жизнь-жестянка снилась, – процедил Клоп. – А когда это мы подружились? Кавказец натянуто улыбнулся. – Если не подружились, значит, подружимся… Давай пока присядем, покушаем, побазарим по душам… Клоп встал, неспешно вышел в диковинный отдельный туалет, умылся и вернулся к столу. Вместо скатерти – газета, на ней жареная курица, вареные яйца, пучок зеленого лука, огурцы, помидоры, хлеб, сыр, колбаса. Посередине – ровная, как заснеженная вершина, нетронутая горка соли. – Ништякживете, – одобрил он. И также внимательно, как стол, осмотрел тех, кто за ним сидит. – Людям привет, – со значением сказал он. – Я Клоп! – Вазген, – назвался кавказец и протянул через стол руку, но Клоп не обратил на нее внимания и перевел взгляд на педального лоха. – Николай Николаевич. «Ишь, ты, какая цаца! – подумал Клоп. – Интеллигента корчишь. Интересно, ты с ними в бороне или один в стороне? Если дать по роже, вся интеллигентность слетит, как пыль с фуражки…» – А ты кто таков? – спросил он у склонного к полноте мужичка с двойным подбородком. Он был похож на жабу. – Чего такой важный? – Сабуров… – стушевался тот. – Да нет, я так… Они с лохом были одного возраста – лет под сорок. Но очкарик выглядел старше. – Как тут грев[56] идет? Кто смотрящий? – требовательно спросил Клоп, отрывая куриную ногу. Попадая в мир неволи, он преображался: исчезала неброскость и незаметность, выпрямлялась спина, расправлялись плечи, в поведении появлялись замашки вожака. И голос становился другим, и взгляд… – Дорога, ноги[57] есть? – обгладывая капающую жиром курицу, продолжил расспросы он, пристально рассматривая сотрапезников. Они растерялись, кроме, пожалуй, Вазгена. – Это особая «крытка», Клоп, – объяснил он. – Тут все по-другому. Ни «грева», ни «дороги», ни «ног», ни «трубы». Строгая изоляция. – А курица откуда? – Дачку передали. – А-а-а… Вкусная, зараза! Дай еще возьму… Челюсти арестантов старательно перемалывали пищу. Слышался хруст свежего, не успевшего раскиснуть зеленого лука и крепкого огурца. Клоп сделал бутерброд с колбасой и сыром. Откусил, одобрительно кивнул. Но в отличие от остальных, он не столько ел, сколько выяснял обстановку, попутно набивая живот. Колбаса копченая, дорогая – кто тут такой богач? А Вазген упорол косяк.[58] Курицу передавать официально запрещено – это скоропортящийся продукт. – А завтрак что, тут не носят? – с полным ртом интересовался жулик. – Чай, май… – Мы отказались, – пояснил очкастый лох, наминая яйца с колбасой. – Уж больно убогая жратва! У нас кипятильник есть… Странно… На тюрьме принято совмещать основную пайку с дачками. Иначе не продержишься… – Так что насчет смотрящего? – повторил Клоп. Вазген пожал плечами. Он почти не ел и был заметно напряжен. – Я за него. Это ведь первоходы, и статьи у них не наши, «барыжные»… Законов, порядков не знают… Приходится мне рулить. – Это хорошо, брателла, что ты на себя святую обязанность принял. – Клоп сыто отрыгнул и, оторвав кусок газеты, вытер жирные руки, но только размазал по коже типографскую краску. Осмотрел огорченно черные разводы, кивнул очкастому лоху: – Давай, Коля, метнись мухой, намочи полотенце! Чтоб половина мокрая, половина сухая! Вазген напрягся еще больше. Он чувствовал, к чему идет дело: новый «пассажир» берет камеру под себя. И не ошибся. – А почему ты так места разделил? – вроде безразлично спросил Клоп. – Нижнее свободно, а смотрящий наверх лезет! Ты что, альпинист? – Да мне без разницы, где спать. Так оно и лучше. А то бы тебе пришлось на гору карабкаться… Не по годам вроде, не по авторитету. – А ты что, именно меня ждал? – вытирая мокрым полотенцем руки, спросил Клоп, уже заинтересованно. – Кто ж тебе подсказал-то? Вазген смутился. – Да не то чтобы именно тебя. Только прикинь – ты приходишь, а место занято! – Подумаешь, незадача! – оскалился Клоп. – Я бы тебя согнал, и все дела! Он протер ладони насухо, осмотрел их и остался доволен. – На, братан, повесь у себя наверху, пусть протряхнет, – Клоп бросил полотенце похожему на жабу. Тот расправил его и повесил на спинку своей шконки. Значит, двое из трех сокамерников признали право Клопа распоряжаться в «хате». Оставалось разобраться со смотрящим. – Ты кто по окраске, Вазген? Где чалился? Кого знаешь? – Вор я, брат, – как можно солидней ответил тот. – На второй зоне трешник оттянул. А знаю всех деловых… – Это хорошо, – кивнул Клоп. – Костю Кима знаешь? – Конечно! Он рынки держит. – Ай, молодца! – восхитился Клоп. – А как его зовут? – Кого?! – Костю Кима. Вазген озабоченно сдвинул густые брови, но не произнес ни слова. – Ну, что заменжевался?! Как братана нашего зовут? – Так Костя ж его зовут! – Нет, брателло! Так его называют. А зовут его Кэсо-мун. Не знаешь ты его. Только слышал. Как же так? Наступила тишина. Вазген облизал пересохшие губы. Двое других молчали, переводя взгляд с одного опытного на другого. – А про меня слыхал, Вазген? – небрежно закинув ногу за ногу, спросил Клоп. Чернявый почтительно кивнул: – Конечно, братва рассказывала. Фартовый, говорят, с самим Севером кентуется… Он старательно вплетал в речь знакомые блатные интонации. Но напрасно: Клоп уже понял – на блатного тот явно не тянул. Обычная приблатненная шушера. – Тогда непоняток не будет. – Клоп вытер губы и поднялся. – Смотрящий теперь я. Отчитаешься за общак, расскажешь за дела на хате, и будем жить дальше. Вопросы есть? Вазген подумал, неуверенно пожал плечами. – А?! – Клоп приложил к уху согнутую ладонь. – Не слышу без очок! – Нет. – Ну и хорошо. А чего это вы без кликух живете? – Да так как-то вышло, – развел руками Вазген. Он уже перестал корчить из себя главного. Ишь, сука! Это тебе не Жабе ночью маяковатъ.[59] – На тюрьме просто так ничего не выходит! – назидательно сказал Клоп. – На тюрьме то выходит, что смотрящий решит! И указал пальцем на Николая Николаевича. – Ты будешь – Муха! Понял? А ты – Альпинист, – палец уперся в Вазгена. – А ты… А ты Жаба! Сабуров скривился, но возражать не стал. В замке противно лязгнул ключ, дверь приоткрылась. – Клищук, на допрос, – скомандовал выводной. «География» преступности – это распределение криминала по регионам, районам, объектам. Конечно, преступление могут совершить где угодно, но вероятность того, что оно произойдет в пивной «Актер», гораздо выше, чем в драматическом театре. Хотя и там и там к вечеру становится многолюдно. В театре нарядная публика в ожидании спектакля прогуливается по просторному вестибюлю, любуясь видами осеннего Задонья, или попивает в буфете коньяк из пузатых бокалов, закусывая бутербродами с красной икрой, как и подобает интеллигентным людям. В «Актере» к концу дня собираются завсегдатаи, пиво и водка льются рекой, плотный табачный дым режет глаза, звучат задушевные разговоры, откровенные признания, горячие уверения в дружбе. Хотя от мокрых пьяных поцелуев до беспощадной драки расстояние бывает короче ширины залитого пивом стола. Зема с двумя спутниками ввалились в зал, когда начало темнеть. Один вид этой троицы не вызывал сомнений в том, что их отпечатки пальцев навечно водворены в милицейские архивы. К тому же здесь их хорошо знали. Отвечая на приветствия, блатные сквозь сигаретный дым прошли в глубину помещения. Для них немедленно нашелся свободный стол, и тут же принесли пиво, причем в стеклянных кружках, а не в уродливых пластиковых стаканах. Это было высшей степенью уважения. Жадно утолив первую жажду, троица закурила и принялась неторопливо прихлебывать светло-желтую жидкость. Публика, в основном, уже находилась «под градусом». На тяжелых деревянных столах между горками рыбьих скелетов и серебристой кожуры вперемешку с огромными стаканами стояли водочные бутылки. Подавальщицы метались быстрыми тенями, рассекая густые облака злого сигаретного дыма. Словом, все шло как обычно. И вдруг возле входной двери вспыхнула ссора. Ругань, удары, потом со звоном разбилась едва початая водочная бутылка, и это показывало, что дело принимает весьма серьезный оборот. Головы завсегдатаев повернулись в сторону шума. Ссорились два недавно зашедших и никому не известных рогомета. Высокий, жилистый, в мятом плаще схватил за грудки своего спутника – крепыша среднего роста с малоприметным невыразительным лицом. – Ты че меня притыкаешь?! Тот резко высвободился и заорал во всю глотку, по-блатному растопырив пальцы: – Закон знаешь: фуфло прогнал – отвечай! Он выглядел, как завсегдатай зоны, быт одет на манер тиходонской шпаны – в короткую куртку и широкие удобные джинсы. И вел себя уверенно и нагло, будто вокруг – одни лохи и фраера. В следующую секунду от мощного толчка высокий отлетел к двери, ударился о косяк и страшно рявкнул: – Все, завалю! Он выхватил из-за пояса пистолет и дважды выстрелил в потолок. Из деревянных балок посыпалась труха. Крепыш пригнулся и выхватил нож. Пивную прорезал дикий вопль: – Ну, сука-а, кранты!!! Даже опытные завсегдатаи «Актера» оцепенели. Все же в обычной тиходонской пивной перестрелки – дело, мягко говоря, не частое. Но все кончилось также внезапно, как и началось. Высокий развернулся и выбежал на улицу, крепыш бросился следом. Наступила ошеломленная тишина. Постепенно завсегдатаи начали приходить в себя – зашевелились и принялись обмениваться впечатлениями. – Ну, козлы… – Так и вальнуть могут, не по делу… – Эй, Клава, неси еще водки… Но на этот вечер приключения в «Актере» не закончились. Под окнами послышался визг тормозов, замигали синие маячки, и внутрь ворвались автоматчики в касках и бронежилетах. – Всем на пол! Руки за голову! Быстро! Тем, кто замешкался, придали ускорение автоматные приклады и тяжелые ботинки. Остальных стимулировал пример товарищей по несчастью. Через несколько минут заплеванный пол плотно покрыли неподвижные человеческие тела со сцепленными на затылке руками. Точно как в кино. Затем несколько милиционеров сноровисто обыскали задержанных. Нашли кастет, два ножа, несколько пакетиков с веществом буро-зеленого цвета, женские ювелирные украшения и пистолет, торчащий за поясом сзади у здоровенного босяка. – Вот кто стрелял! – громогласно объявил командир группы захвата и пнул ногой большое, распластанное по всему проходу тело Земы. – Ты че, начальник? Я вообще не при делах! Ты хоть понюхай его! – Сейчас приедем в отдел, ты у меня одну штуку понюхаешь, – пообещал лейтенант и, пнув Зему еще раз, достал из внутреннего кармана глушитель. – Гля, как повезло – случайно киллера повязали! – Какой я тебе киллер? – возмущался Зема. – Я пушку нашел, у меня и бумага есть! Но его никто не слушал. На восьмерых задержанных надели наручники и, заломив руки за спину, отволокли к патрульным «УАЗам». – Товарищ майор, при выезде по сообщению о стрельбе в «Актере» нами задержаны лица с холодным оружием, наркотиками и похищенными вещами! – громко доложил лейтенант подъехавшему на «Волге» Волошину. – У одного задержанного обнаружен пистолет с глушителем! – Благодарю за службу, – изображающий дежурного офицера Волошин принял упакованный в полиэтилен пистолет с трубкой глушителя. – Везите всех в отдел и оформляйте. В Нахичеванском РОВД задержанных развели по кабинетам. Опера районного УР разбирались с «обычными» подозреваемыми, а неоднократно судимого гражданина Бугрова по кличке Зема оформляли Гусаров с Сигаевым, которые, впрочем, тоже разыгрывали местных оперов. Работа спорилась: тщательный личный обыск, объяснение Бугрова, рапорта задержавших его сотрудников, осмотр оружия… Потом Гусаров повез ствол экспертам, а Сигаев «колол» Бугрова на все совершенные им или его знакомыми преступления. Зема, естественно, не кололся, и его отправили в «аквариум»,[60] где он постепенно привыкал к своему новому положению. А через пару часов, когда задержанных отправили в ИБС, в дежурную часть стремительно вошел подполковник Коренев. Он поздоровался с дежурным, подошел к «аквариуму», с любопытством осмотрел Зему. Так укротитель оценивает пойманных диких зверей. – Этот, что ли? Красавчик! В разодранной куртке, с расплывающимся на скуле багровым пятном, Зема утратил свою обычную наглую уверенность, вел себя спокойно, не матерился, не «колотил понты». Скованные руки он смирно держал перед собой. Сказывался жизненный опыт: наручники можно зажать так, что глаза на лоб вылезут, а литые резиновые дубинки успокаивают даже одуревших до безумия наркоманов. – Давайте материал и заводите его в допросную! В маленькой, без окон комнатке, пропитанной запахами крови, слез, жестокости и страха, Лис кивнул задержанному на привинченный к полу табурет, а сам остался стоять. – Садись, братское сердце. Не говорю вежливо – присаживайся, потому что сел ты основательно, на всю жопу! – За что, начальник?! Я вообще чистый! Зашел пива выпить… – Пива, значит? – Лис усмехнулся. – Ты какое больше любишь? – Чего?! – Пиво какое больше любишь? Коренев обходил гражданина Бугрова то справа, то слева, заглядывал ему в лицо, иногда приобнимал за плечи. – Какая разница? Пиво, оно и есть пиво, а не водка. Мы чего, про пиво базарить будем? Лис усмехнулся еще раз. – Меня знаешь? – Кто ж не знает, – нехотя пробурчал Зема. – И что, я как блоха по райотделам скачу, чтобы с честными гражданами о пиве поболтать? Зема тяжело вздохнул. – Раз приехал, значит, дело шить будешь… – А чего тут шить? – удивился Лис. – Ты сам в крайняк зашился! Мне и делать нечего! – Слушай, начальник, я эту пушку в парке нашел, когда в «Актер» шел. Написал вам заяву хотел сразу отнести, да решил вначале пива выпить… – Это первая ошибка! – нравоучительно сказал Лис и пролистал схваченные скрепкой листки. – Вот эта заява? Да, точно, и число сегодняшнее… Молодец! Некоторые забывают дату переделать, а переписывать ленятся. А ты молоток! Зема поежился. – Может, снимешь браслеты? Да и вообще, давай завязывать. Оформляй подписку, и я пошел… – Сейчас, сейчас, братан! Ты мне скажи: ручку с бумагой всегда с собой носишь или тоже в парке нашел? – С собой было, случайно… Лис внимательно прочел коряво написанный листок. – Все бы хорошо, братан, только написано не по форме! – Он разорвал бумагу – вдоль, потом поперек, потом вовсе раскрошил на мелкие части, высыпал в пепельницу и поджег зажигалкой. – Глушитель-то ты не указал! Значит, недействительно! – Это беспредел, начальник, – недобро процедил Зема. – Зря ты так со мной… Вдруг я завтра выскочу… – Это вряд ли. Честно скажу, как другану скорей всего, пожизненное схлопочешь! – Зря-я-я, зря на понт берешь! Земля ведь круглая, свидимся… – Ты что, угрожаешь мне, братское сердце? – удивился Лис. – Зря. Я же другану помочь хочу. Вот смотри, что у тебя на шее… Рапорта наших сотрудников об изъятии пушки. Их допросят – вот и целых три свидетеля! – Какие из ментов свидетели! – презрительно скривился задержанный. Лис заметно огорчился. – Это ты зря! По закону работник милиции полноправный гражданин и полноценный свидетель. Но согласен – адвокаты могут напустить туману, опорочить милиционеров, запудрить мозги присяжным… Ты ведь суд присяжных выберешь? Кстати, а деньги на адвокатов есть? Они ведь знаешь, сколько сейчас дерут! Лис сокрушенно махнул рукой, но тут же снова повеселел. – Впрочем, с этим не парься: если что, я тебе займу! Зема усмехнулся. Но не очень весело. Он чувствовал себя, как мышка, с которой играет пока еще сытый кот. – Считай, свидетелей мы отмели! Но вот с этим что поделать? Видишь, справки экспертов? Потом они заключения оформят по всей форме. Но уже определили, ученые души: отпечатки пальцев на пушке – твои! Вот незадача! Тут ни один адвокат не поможет, отпечатки-то не повторяются… – А я и не отказываюсь. Нашел, в руки взял, рассматривал. Конечно, остались пальчики! Лис ненадолго задумался, пожевал губами, махнул рукой. – Ладно, убедил! Ну, нашлись твои пальчики на каком-то вшивом стволе, так что теперь? Срок тебе наматывать? Вот только… Зема впился в опера взглядом, исполненным томительного ожидания. Ясно, что сейчас он и выкинет главную подлянку… – Только, дорогой ты мой друг, из этого ствола двух человек замочили! Ладно бы каких-то бомжей, так ведь нет! Коломийцева знал? Нет? Вот видишь! А это мэр города Придонска! Кровь отлила от лица, Зема закашлялся. Кашель бил его все сильнее, и он не мог остановиться. Лис знал – так бывает при сильном стрессе. Иногда нервный спазм может закончиться рвотой. Поэтому он терпеливо ждал. Наконец, подозреваемый успокоился, отер тыльной стороной ладони мокрый рот. – А второго ты наверняка знаешь. Это Гоша Тиходонец! Теперь Зема позеленел. Его снова стал бить кашель. – Так что никакой ты мне не друг, я знать тебя не знаю, я буду держаться от тебя подальше и денег на адвоката не дам! Лис обошел стол и сел на свое место. Сейчас он был серьезен и строг. – Потому что за таких людей не только тебя на куски порежут, но и твоих кентов, если вздумают за тебя мазу тянуть! И даже сотня таких липовых бумажек, как я сжег, тебе бы не помогли! Тебе теперь вообще ничего не поможет! – А откуда вы знаете… Ну, про кентов? – Я все знаю! – уверенно сказал Лис, хотя понятия не имел, что имеет в виду подозреваемый. – Поверь, братан, сейчас я – твой единственный кент! Если, конечно, ты меня заинтересуешь… Езжай пока в камеру, думай! Честно говоря, когда его вели в камеру, Шкету было не по себе. С одной стороны, он пацан правильный, «закон» знает, в общак отстегивает, среди блатных «подписку» имеет. С другой – первая ходка, все неизвестно, как оно обернется на деле… Хотя Батон не раз говорил: – Ты, главное, не бзди! Если что – поможем: малевку[61] зашлем, подогреем. Не пропадешь! И запомни, как на тюрьме себя покажешь, так и будешь жить дальше! Но одно дело – гонять порожняки за кружкой пива, а совсем другое – переступать порог зеленой облупленной двери и окунаться в душный и противоестественный мир неволи. Никакого полотенца на полу не было. Он сделал шаг, услышал сзади лязг захлопнувшейся двери и скрежет железного засова, осмотрелся. В небольшой, метров пятнадцати, хате стояли восемь двухъярусных шконок. Шесть пар глаз рассматривали его с брезгливым любопытством. Так посетители зоопарка разглядывают грязную блохастую обезьяну. – Привет, бродяги, – сказал он, как учили. Верткий худосочный парень с большим ртом, гримасничая, выскочил ему навстречу. – Привет, привет, от старых штиблет. Ты чего под своего косишь? С понтом – порядок знаешь? Блатной, что ли? Черты лица парня дергались, будто на пружинках. Шкет никогда не видел такой разболтанной мимики. Это какой-то клоун! Такой не может быть авторитетом в хате и встречать новичка. Скорей у него задача затеять ссору. Так они иногда делали: выпускали Крысу, тот просил закурить, провоцировал драку, а тут наваливалась основная кодла… – Блатной! – как можно тверже произнес он. – Погоняло Шкет! – А прикид у тебя клевый! Продашь куртец? Два огля-да даю! – Ну-ка, Сифон, свали в овраг! – раздался голос со шконки. – С блатными тебе тереть не по чину! Иди сюда, Шкет! Низкорослый кряжистый парень поманил его рукой, предложил сесть рядом с собой. – Я Прохор, я тут рулю! Давай знакомиться. Где живешь? У него было плоское лицо: как камбала с приделанным посередине курносым носом и цепкими, очень внимательными глазами. – Богатяновский. – Кого знаешь? – Многих. Батона знаю, Зему… – Ого! А они тебя знают? – умехнулся Прохор. – Конечно. – Чем докажешь? – Да всем! И малевку пришлют, и грев подгонят… – Да-а-а? – с сомнением спросил Прохор. – А где сейчас Зема? Шкет глянул удивленно, пожал плечами. – Не в курсах! Наверное, в кабаке где-нибудь оттягивается… Камбала потемнела. – Не в цвет, братан! Зема здесь парится, в семьдесят второй хате, на третьем этаже… Если ты с ним трешься, то как можешь этого не знать?! – Я же с ним не каждый день трусь… – растерянно сказал Шкет. – У меня своя кодла, у него – своя… Он чувствовал, что все идет как-то не так. Прохор приблизил свою плоскую харю почти вплотную. От нее действительно воняло рыбой. – А кто в твоей кодле? – Ну… Крыса, Шептун, Бомба… Прохор скривился, а вокруг все захохотали. – А петуха в твоей кодле нет? – снова влез в разговор Сифон. – Или козла? Вот была бы крутая кодла! – Ладно, с этим все ясно, – сказал Прохор. – За что залетел? – Групповой грабеж. И покушение на мента. Я его шилом ударил, да он в бронежилете оказался. Но руку проткнул. – В голосе Шкета звучали нотки гордости. – Показаний не давал, все как положено! – А кого ограбил? Шкет замялся. – Ну, что менжуешься?! – Да… Непонятка тут вышла… – Какая такая непонятка? – Отца моего ограбили. Не узнал в темноте… Снова вокруг захохотали. Но Прохор быстро прекратил веселье. – Что скалитесь? – грозно прикрикнул он. – Этот шакал родного отца уделал! Какой тут смех?! Отец и мать – это самое святое у каждого блатного! Они нас на свет рожают! Потому «закон» велит чтить родителей! – Ошибка вышла… Там темно было… Крыса свистнул – и пошли… Батон говорил, что оправдываться нельзя, это удел слабых. Но все шло не так, как учил Батон. – Не надо водиться с крысами, – мрачно и назидательно сказал Прохор. – И надо узнавать отца. И не надо щелкать боталом. Придется дать тебе морковки. Хочешь морковки? Шкет сглотнул вязкую слюну. Он был голоден, но сейчас есть не хотелось. Но и отказываться вроде нехорошо… – Да можно… Одну штучку… Впервые за весь разговор Прохор усмехнулся. – Мы не такие жадные. Мы тебя досыта накормим. Сифон, готов? – Как пионер! – все так же шутовски улыбаясь и дергаясь, Сифон подошел к Шкету. Вместо морковки он держал в руках мокрое, скрученное жгутом полотенце. Прохор поднял ногу и столкнул Шкета на пол. И тут же на него посыпались тяжелые удары. Оказалось, что мокрое полотенце бьет, как дубинка. Он пытался защититься, но «морковки» оказались в руках еще нескольких человек, удары со всех сторон сыпались на избитое тело. Чтобы спастись от этого «морковного» града, Шкет заполз под шконку. И действительно – бить его прекратили. Обитатели камеры глумливо, с визгом, смеялись. – Вот и видно теперь, кто ты такой есть! – прогремел откуда-то сверху голос всемогущего Прохора. – Никакой ты не блатной, а парафин, чушкарь голимый! Сам нашел свое место! Значит, будешь жить под шконкой, как твой кореш Крыса! А вначале пройдешь прописку! А ну, выползай на свет, крыса поганая! Преодолевая боль в избитом теле, Шкет медленно вылез, с трудом поднялся на ноги. Колени дрожали. До него только сейчас начало доходить – что произошло. «Загнать под шконку» – это самое позорное наказание на тюрьме, так поступают с теми, кто ворует у своих. Хуже только «опускание», до которого остается один шаг. А он сам залез! Как так получилось? Ведь вышло, что вся его «правильность» ничего не стоит! И по «закону» он теперь «мастевый»…[62] Все перевернулось с ног на голову… Обитатели камеры расселись на шконках, Шкета поставили перед ними. То ли от побоев, то ли от переживаний, а может, из-за освещения, но он не различал лиц – только мутные светлые пятна. Зато остро ощущал атмосферу нетерпеливого ожидания расправы. – Выбирай: вилкой в глаз или в жопу раз? – спросил Прохор. Ответ на него Шкет знал. – Вилкой в глаз! Потому что в камере ни вилок, ни ножей нет, есть только ложки. – Гм… – удивился Прохор. – Тогда скажи, вот ты летчик. Летишь на самолете, мотор отказал. Справа озеро из спермы, слева – лес из х…ев. Куда садиться будешь? Наступила тишина жадного любопытства. – В каждом озере есть острова, а в каждом лесу поляны, – дал Шкет правильный ответ. Сокамерники обескураженно зашевелились. – В жопу дашь или мать продашь? – Пацан в жопу не еб…ся, а мать не продается! Шкет приободрился. Теперь он различал лица малолетних арестантов. На них читалось удивление. Прохор почесал затылок. – Ладно, тогда будем тебе зрение проверять… – Зрение плохое – через рукав ничего не вижу! – Гля, он и взаправду с понятиями… Вариантов «прописки» существуют сотни. Но Шкету повезло: на все вопросы он ответил правильно. Прохор задумался. Похоже, что это не лох, а пацан с понятиями. Тогда, получается, его по беспределу под шконку загнали. И если у него действительно авторитетные люди в кентах, то спрос учинят с него, с Прохора! – Значит, так! – подвел итог он. – Пусть Шкет пока живет правильным пацаном. Мы Земе малевку прогоним, если подтвердит, так и останется. А если нет – рога отшибем, и будет спать у параши! Так начался первый день Шкета в тюрьме. Он представлял его совсем по-другому. Клоп сидел на жестком казенном стуле. Его мутило. Он не привык обильно завтракать. Зато привык к ежедневной дозе алкоголя. Теперь организм ощутимо корежило. Хотелось пива. А еще лучше – «мастырку» анаши. Но сейчас ему ничего подобного не светило. Он с трудом унял внутреннюю дрожь и постарался вникнуть в происходящее. – Клищук Петр Васильевич, родился в городе Тиходонске, шесть раз судим… По другую сторону стола сидел средних лет мужчина в штатском, нудным голосом диктовал сам себе анкетные данные Клопа и вписывал их в протокол. Сразу видно, что это не опер. Кабинетный работник, бумагомарака – следак. Хотя неизвестно, кто из них хуже. Один за руки хватает, бьет по яйцам и вяжет, а другой сидит, пишет, говорит вежливо, улыбается, а сам срок накручивает… – Вы подозреваетесь в групповом угоне автомобиля, причинившем особо крупный ущерб, – доброжелательно сказал следак. Клоп демонстративно зевнул. За многотрудную жизнь ему встречались разные следаки. С хитрыми подходцами и с примитивным желанием без затей выбить признание. Любители поиграть в психологию и просто мясники. Разыгрывающие роли злых шутов и добрых судей. Соответственно, кололи его и вдоль, и поперек, от макушки до задницы. Но Клоп всегда вел себя по понятием: с ментами в разговоры не вступать! Из этого правила он делал только одно исключение… – Вы будете давать показания? – Пусть тебе жена дает… – Не хами, Клищук! Между прочим, тебе светит от пяти до десяти лет! – Ох, испугал! – изобразил ужас Клоп. И презрительно засмеялся. – Да я этот срок на одной ноге отстою! Мне все одно, где жить: на воле иль на зоне… Следователь пожал плечами. – Дело твое. Тогда живи на зоне. Он поднял трубку внутреннего телефона. – Это Петрянский. Давайте свидетеля ко мне. В коридоре послышались шаги, от сильного толчка дверь распахнулась. В кабинет вошел Спец. Широкие плечи, накачанная шея, уверенные манеры. «Тоже – чекист», – отчетливо понял Клоп. – Расскажите, при каких обстоятельствах состоялась ваша встреча с подозреваемым? – Лысый подвинул лист бумаги и взялся за ручку. Подставной угонщик выпятил крепкую квадратную челюсть. – Выполняя служебное задание, я внедрился в преступную среду вошел в контакт с гражданином Клищуком, от которого получил заказ на угон автомобиля марки «Бентли»… – Задание, значит, выполнял? – зло перебил Клоп. – Это Зема тебе задание выдал? Шавка прикормленная… Спец окинул его спокойным, ничего не выражающим взглядом. – Не болтай, камерная падаль… Здоровей будешь. Клоп прикусил язык. Такие люди не шутят. Подписывать протоколы он отказался. – Зря ты так, Петр Васильевич! – по-доброму сказал следователь. – Вот, полюбуйся! Он бросил на стол несколько цветных фотографий большого формата. Серебристый «Бентли» в разных ракурсах, за рулем Клоп. Вот Клоп крупным планом. Вот еще крупный план – с другой стороны. – Красиво? – Да, классно! – восхищенно улыбнулся Клоп. – Подари одну фотку, буду перед корешами хвостом бить![63] – Лучше придумай, как в суде объясняться будешь… Клоп посерьезнел. – На суду всю правду скажу! Зашел в подъезд поссать, а там пакет с чистой бумагой. Выхожу, а этот амбал руку выкрутил и затолкал в паленую тачку. А я не при делах! Следователь неодобрительно покачал головой. – Иди в камеру и хорошо подумай. У тебя уже возраст не тот, чтобы червонец накручивать! На следующий день его снова выдернули из камеры в тот же кабинет. Только теперь вместо следака его ожидал быстроглазый опер, который легким кивком отпустил конвоира и, дружески улыбаясь, предложил сигарету. Клоп закурил и равнодушно выпустил дым в сторону зарешеченного окна. Сквозь матовые стекла ничего видно не было, но он все равно смотрел, чтобы не встречаться взглядом с быстроглазым. Время шло, но он не проявлял ни нетерпения, ни любопытства. Опер не выдержал и первым нарушил молчание. – Давай знакомиться, Клищук. Я майор ФСБ Сочнев. И обещаю, что свои десять лет ты будешь мотать на Крайнем Севере. Самом крайнем! – Круто! – воскликнул Клоп. – Я только одного не пойму – с каких пор Контора угоны расследует? Вам шпионов ловить надо! – Мы много чего расследуем, Клоп! – многозначительно произнес майор. – Сейчас меня интересуют сотовые телефоны. – Какие телефоны? – непонимающе вскинулся Клоп. – Что я вам – телефонист? – Не прикидывайся! – жестко сказал Сочнев. – Ты скупаешь краденые мобилы. А зачем? Куда деваешь? Не продаешь – это факт. Значит, отдаешь кому-то. Кому? Последние слова прозвучали угрожающе. Как напоминание о валке сосен в обхват толщиной, где-нибудь в снегах, на пронизывающем насквозь ветру. Когда-то в молодости ему пришлось оттянуть срок на ледяной колымской зоне. Бррр! Вспоминать жутко! А сейчас, когда пятый десяток разменял, оттуда можно и не вернуться. Словить заточку или туберкулез, замерзнуть, превратившись в ледышку, загнуться от голодухи, волчьих клыков, псов охраны или пули конвоя… – Кому отдаешь?! С них звонки идут по нехорошим номерам! Там, может, и шпионаж окажется! Не дури! Опер ударил кулаком по столу, ручки и карандаши покатились по полу. Все стало на свои места. Теперь ясно, почему он попал в разработку Конторы! Не он нужен чекистам, совсем не он! Он только отмычка к человеку, ключик к которому подобрать ох как непросто! Лис! Вот кто им нужен! Вот ради кого разыграна столь сложная постановка! Вот из-за кого можно по беспределу загреметь на Колыму! Клоп смачно затянулся напоследок халявной сигаретой, предчувствуя, что больше угощать его никто не будет. – Не въехал. С чего такой шухер? Ну, брал трубки. Они у меня не держатся: то потерял, то подарил, то проиграл. По пьяни разве упомнишь? А это что, запрещено? За это разве сажают? Сочнев пристально уставился ему в переносицу и размеренно проговорил: – Короче! Мы оба знаем, кому ты их относишь. Сдашь своего… дружка, получишь условно. А может, и вовсе выйдешь вчистую. Будешь дурку валять – загремишь на всю катушку. На севере ты за два года ноги протянешь. Так что, иди в камеру и думай! Когда подследственного увели, майор принялся возбужденно ходить по кабинету. «Никуда не денется этот сявка, расколется, сдаст своего хозяина! Надо только прижать, как следует, точнее, дожать!» В это время раздался телефонный звонок. Майор взял трубку. – Сочнев слушает! – Бугая арестовали, товарищ майор! – доложил дежурный по оперативной картотеке. – Во вчерашней сводке информация: ранее судимый Бугров задержан в пивбаре «Актер» за незаконное ношение оружия и сопротивление милиции. Ну, мы проверили по нашим учетам, как положено, а это ваш агент… Сочнев тяжело опустился на стул и обмяк, будто резиновая кукла, из которой выпустили воздух. И в третий раз явление майора Сочнева было непохоже на два предыдущих. Теперь он не изображал ни свойского, дружески настроенного парня, ни беспощадного архангела правосудия. Сейчас он вообще не играл никакой роли, а был самим собой – чиновником среднего уровня, очень озабоченным и взволнованным. Лис поздоровался с ним ровно, как обычно, хотя руки и не протянул. Но Сочнев был вполне лоялен и миролюбив. – Филипп Михайлович, давайте поговорим честно и откровенно, как коллеги. Вы арестовали Бугрова в ответ на арест Клищука? Хорошо. Счет: один – один. Давайте договариваться. Ваши условия? Лис сразу просек ситуацию. Так вот к кому садился Зема в черную «Волгу»! Вот каких «кентов» он имел в виду! Ай да Зема, ай да честный блатной! Как всегда, Филипп сумел скрыть изумление – напротив: сделал вид, что он уже давно «в теме». – И Клищук, и Бугров еще не арестованы, а только задержаны, как подозреваемые. Но при чем здесь футбольные термины? Какой такой «счет»? О чем мы можем договариваться? И о каких условиях идет речь? – Ну зачем вы так, Филипп Михайлович? Мы взяли вашего агента, вы – нашего. Не представляю, как вы его вычислили, но все знают: вы всегда отвечаете ударом на удар… Признаюсь – мы вас просто недооценили. И это серьезная ошибка. Ее надо исправлять… – Это не «серьезная ошибка», – поправил Лис. – А очень серьезная! Похоже, что вся ваша работа состоит из одних ошибок… Ну разве можно так грубо организовывать встречи с Бугровым? На черной «Волге» прикатить на пустырь к «Трудовым резервам»… Это разве оперативная работа? Это что, конспирация? Курам на смех! Если ваше начальство узнает, как вы провалили агента… Сочнев опустил голову. Уши у него покраснели. – Я все понял, – глухо сказал он. – Не надо ставить меня в угол, как мальчишку. Я предлагаю размен. Мы отпускаем Клищука, вы – Бугрова… Лис с сожалением посмотрел на собеседника. – Товарищ майор! Мы же опера, профессионалы! Может, в другой ситуации такой обмен и был бы возможен. Но сейчас… Что на что менять? Адвокат Чекулдаев сказал, что единственная улика против Клищука – это пачка чистой бумаги, которую вы подменили пачкой долларов. А у Бугрова изъят пистолет! С глушителем! – Ну и что? Сейчас пистолеты изымают десятками! – возразил Сочнев. Лис поднял палец. – Э-э-э, нет! Пистолет пистолету – рознь! Из пистолета Бугрова убиты мэр Придонска Коломиец и криминальный авторитет Гоша Тиходонец! Может уравновесить столь «горячий» ствол пачка чистой бумаги? У Сочнева отвисла челюсть, как будто Лис ударил его в солнечное сплетение. Он несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не произнес ни звука. Зато Коренев продолжил, нарочито бесцветным, монотонным голосом: – Я же говорил: ваши так называемые оперативные комбинации – чистой воды дилетантство. Попробуйте выйти в суд с этой дурацкой бумажной «куклой»! А у меня заключения экспертиз, оружие, отпечатки пальцев и два трупа серьезных людей! Ваш Бугров сизым голубем полетит на остров Огненный.[64] Что вы говорили про воспитание агентов и ответственность курирующих офицеров? Майор встрепенулся. – Он никого не убивал! И вы это прекрасно знаете! Лис усмехнулся. – Откуда? С ваших слов? Но можно ли им верить? Ведь если вас послушать, я не убийц ловлю, а какой-то там бандой руковожу! Он выдержал театральную паузу. – Мы, конечно, все тщательно проверим и лишнего ни на кого вешать не будем. Но я настоятельно рекомендую прекратить бездарный спектакль с Клищуком. Вы же знаете: Чекулдаев – очень сильный адвокат! Лопнувшее дело, позор, оргвыводы… Кому это надо? Майор Сочнев встал и, тяжело переставляя ноги, направился к двери. Это явно не быта походка победителя. Лис искал Шкета и не мог найти. Тот состоял на учете в Центральном РОВД, но там о его судьбе ничего не знали. Участковый Саркисян развел руками: школу сорванец не посещает, пришел домой – оказалось, что отец лежит в больнице, а мать дверей не открывает и грозится жаловаться Президенту на милицейский беспредел. – Может, убили его? – предположил Саркисян. – А может, совершил что-то и прячется… – Да нет, вряд ли… Человек, не имеющий надежных связей и подготовленных заранее лежбищ, потеряться в Тиходонске никак не мог. А пацан – тем более. Скорей всего, свинтили[65] Шкета. Или действительно грохнули… Лис позвонил в СИЗО, начальнику оперчасти Старикову. – Есть у тебя такой малолетка – Рыбаков? Кликуха Шкет? – Есть, – сразу ответил тот. – Его богатяновцы вчера взяли за грабеж. Только кликуха у него скоро другая станет – Машка или Люська. Что-то его наша борзота запрессовала. – У меня к нему задушевный разговор есть, – сказал Лис. – Вынь его из «хаты», «погладь», а я сейчас подъеду… Через час состоялась встреча начальника оперативного отдела РУБОПа подполковника Коренева и следственно-заключенного Виталия Рыбакова, по кличке Шкет. Для одного это был рядовой рабочий эпизод, для другого – важнейшее событие в жизни. Зема, почему-то, на запрос не ответил. Прохор решил ждать до вечера, но Сифон уже отобрал у первохода[66] куртку. А судя по взглядам остальных, к вечеру его переоденут в лохмотья. А что будет потом, даже подумать страшно. Как бы не пришлось «молнию» с ширинки на задницу перешивать… Внезапно Шкета выдернули из камеры, отвели в пустой кабинет, угостили чаем с бутербродами и конфетами. Хотя аппетита не было, но аромат чая, свежий, без парашной вони, воздух и спокойная обстановка сделали свое дело: он с удовольствием поел и расслабился. И тут в кабинет стремительно вошел худощавый человек с резкими чертами лица, внимательными глазами и уверенными манерами. – Здорово, Шкет! – без церемоний начал он, садясь напротив. – Я подполковник Коренев. Слышал? Еще меня называют Лисом. – Лис?! – еще не заматеревший, но злобный волчонок насторожился. Он и так был напуган и подавлен, хотя всячески пытался это скрыть, а тут еще по его душу заявился Лис! Он много раз слышал это прозвище. Батон, Зема и их дружки рассказывали, какие замысловатые подлянки умеет подстраивать этот хитроумный мент, как умеет сталкивать братву лбами, как тасует факты – словно шулер колоду, и как выдергивает козыри в нужный момент. Кореша его ненавидели и… боялись. И еще – говорили, что мент честный и слово свое всегда держит. – Как тебе, Шкет, нравится на киче? – едва заметно улыбаясь, спросил Лис. – И кенты тут верные, и справедливость полная, и ты в уважухе – на лучшей шконке кантуешься, и все у тебя есть. Все, как ты на Лысой горе Крысе с Шептуном напевал? Только не так все вышло – полный облом! «Откуда ментяра все знает?» – лихорадочно подумал Шкет. Но вслух ничего не сказал – сидел, как сидел. – Думаешь, Зема с Батоном за тебя мазу потянут, и все наладится? Лис сочувственно щелкнул языком. – Да они про тебя уже давно забыли! Кто ты для них? Обычная «шестерка», одна из сотни! – Я не «шестерка»! – зло оскалился Шкет. – Ну-ну! – прикрикнул Лис. – Характер будешь в хате показывать! А кто ты есть такой? Говори, не стесняйся! Козырный фраер, жулик, вор? Молчишь? То-то! Я тебе это не в укор говорю, просто цифра «шесть» у тебя на лбу написана! Ты мне лучше вот что скажи: где тебе лучше – здесь или в «хате», с корешами твоими-заединщиками? Шкет тяжело вздохнул и опять промолчал. – Ладно, замнем для ясности! – махнул рукой Лис. – Знаешь, что с тобой дальше будет? – Что? – не выдержал Шкет. – Переведут тебя в «чушкари», опомоят, и будешь спать у параши на полу! Хорошо еще, если не опустят. Имей в виду, Сифон – петух, ты от него ни сигареты не принимай, и вообще ничего! Даже не дотрагивайся! Шкета передернуло, то ли от отвращения, то ли от страха. – И даже если пришлют за тебя самую распрекрасную маляву она делу не поможет! – Это еще почему? – Потому что на чужих поруках здесь не выжить. И на одной борзоте не выехать. Здесь воля нужна, решительность, смелость! А ты косяк за косяком порешь! Когда Сифон перед тобой кривлялся, надо было сразу его вырубить! И когда он тебе в кодлу петуха и козла подселял – надо было рожу бить! Потом, если ты блатной, то прописку не проходишь. А кто настаивает – в харю! – Да… Легко сказать. Они бы мне весь ливер отбили… – А так не отбили? Только тогда бы ты свою силу выставил, а сейчас под шконарь залез… – А откуда ты… откуда вы все это знаете?! Лис похлопал его по плечу и заулыбался. – Я мысли читать умею! Шкет тоже по инерции улыбнулся. И сразу наткнулся на жесткий требовательный взгляд серых глаз. – Короче! Меня грабежи не интересуют. И палатка не интересует. Мне интересна пушка с глушаком. Из нее убили двух очень серьезных людей – мэра Придонска и Гошу Тиходонца. Вот про эту пушку и рассказывай! Слова падали как камни, подросток все ниже опускал голову. – Я ничего не знаю про убийства, – с тоской протянул он. – Нашел я эту пушку! – Расскажешь все, как на духу, пойдешь отсюда в спокойную хату. А я постараюсь, чтобы тебя под подписку выпустили. Тогда и срок условный получишь. Будешь петли рисовать да лапшу на уши вешать – вернешься обратно к своему другу Сифону! Сделают тебя петухом, пойдешь на зону. Никто о тебе и не вспомнит. Кому оно надо – подставляться за пидора, мазу за него держать, весточки с воли засылать, самому пачкаться? Так не бывает! Шкет побледнел – это чистая правда. – Ну как, будет у нас откровенный разговор? – Будет. Только закурить дай! – Я тебе сейчас в рог дам! У Прохора попросишь! – Извините… – Ладно, проехали. Давай все по порядку… Где, как, с кем… – Шел к пацанам на «стрелку», глядь – лежит за мусорными баками. – Какими? Баков много! – перебил Лис. – На набережной, под Лысой горой, не доходя «Рака». – Знаю. Дальше. – Ну, я и поднял сдуру. А потом потерял. – Не потерял, а Земе отдал! – слегка повысил голос Лис. Шкет втянул голову в плечи. Все знают мусора! Все, про всех! На лице подростка отразилась целая гамма переживаний. Он свято чтил «закон», а его по этому же «закону» загнали под шконку и хотят опустить. И опустят, если не поможет этот мент, «тереть» с которым по «закону» как раз западло… Все встало с ног на голову. По блатным правилам из него сделают «петуха», а против правил – он может выскочить на волю, и даже отделаться условным сроком! – Ну, Земе, какая разница… Зема и Батон про него забыли. Почему он должен о них помнить? Из-под шелухи «понятий» и изобретенных урками «законов» острым углом вылезла истина. Оказывается, в блатном мире нет никакого братства и дружбы, каждый сам за себя! И просто так никто не подпишется за правильного пацана. Никому твои проблемы не нужны. Можешь выжить – выживай, нет – подыхай! Вот они какие на самом деле, эти «законы»! Уловив тень растерянности и горького разочарования на лице допрашиваемого, Лис усилил нажим: – Только как ты увидел пушку, за баками? Какого хрена ты там рылся? Бутылки собирал? Значит, правда, что ты помоечник?! – Да нет, какие бутылки… – Помоечник, и за слова не отвечаешь! Ты их видел, этих козлов, и видел, как они скинули ствол! – напористо импровизировал Лис. И понял, что попал в точку. Шкет вздрогнул и смотрел взглядом затравленного волчонка. Этот жесткий мент с мертвой хваткой был его последней надеждой. Лис перегнулся через стол. Чуткий хрящеватый нос почти уперся Шкету в переносицу. Шепотом, чтобы не услышал даже приникший к замочной скважине человек, опер произнес: – Выбирай – быть моим другом на воле или петухом на зоне! Наступила напряженная тишина. Для Шкета эта минута определяла всю дальнейшую жизнь, хотя это понимал только Лис, но не он. Стать предателем очень непросто, даже если обстоятельства вынуждают тебя к этому. Требуются толчок в спину, какие-то дополнительные условия, какие-то нужные слова… И Лис умел находить такие слова. – Да чего ты сопли жуешь? Братва тебе еще и спасибо скажет! Эти залетные Гошу грохнули! А он в ба-альшом авторитете ходил… Они уже, считай, приговорены! Шкет облегченно вздохнул. – Двое, с горы спустились, бегом, аж на жопе ехали… В спецовках, один в маске зеленой на морде, да с волыной… Я в кустах ссал, вижу такое дело – присел сразу… Смотрю – раздеваются. Стащили шмотье, свернули, пушку внутрь засунули и бросили за баки. А сами на набережную вышли и пошли в сторону «Рака». – А что дальше? – Дальше? Да ничего. Я подождал немного, пушку забрал и свалил. – А они куда делись? – Не знаю, – пожал плечами Шкет. – Как раз «Газель» проехала, наверное, за ними. – Какая «Газель»? Почему за ними? – цеплялся за каждую деталь Лис. – Обычная «Газель». Белая. Может, и не за ними. Просто сразу проехала в том же направлении… – А как выглядели? Во что одеты? Шкет задумался. – Короче, один – с меня ростом, не очень здоровый. Второй – ему по ухо, качок, конкретный… Бицухи – шарами, спина широченная, волосатый, как хачик. Он когда спецовку снял, в майке и трусах остался… Челюсть квадратная, волосы ежиком, вылитый этот… Терминатор из кино! А у второго глаза круглые и нос картошкой. Больше ничего не рассмотрел. – Узнать сможешь, если встретишь? – Ясное дело. – Та-ак… А переоделись во что? – У одного под спецовкой все было: штаны, куртка, рубашка. А Терминатор костюм натянул спортивный, клевый! Я как-то видал, к нам «спартачи» приезжали. У него тоже такой, фирменный… – Ладно, – одобрительно сказал Лис. – Напиши-ка ты мне все подробно, приметы перечисли, одежду, ничего не забудь… И заявление накатай на мое имя, чтобы перевели тебя от Прохора и прочей борзоты. А я пока пойду, переговорю, чтобы подобрали путевую хату… Коренев зашел к подполковнику Старикову. Низкорослый крепыш в зеленой форме добродушно улыбнулся. – Ну, как, пришли к соглашению? На самом деле, начальник оперчасти не был ни улыбчивым, ни добродушным. Именно он варил оперативное варево в СИЗО № 1, который не знающие тонкостей обыватели называли Тиходонской тюрьмой. Именно от него зависело: какой будет здесь жизнь конкретного зэка, и вообще – будет ли у него эта жизнь. – Конечно! – кивнул Лис. – Подбери ему небольшую нормальную хату. – Да чего ее подбирать, – ковыряясь скрепкой в поросшем жесткими волосами ухе, прокряхтел подполковник. – Восемьдесят шестая – четырехместная, светлая, сухая. Там три парнишки, все тихие: один хакер и два вора. – И когда за вещами пойдет, чтобы ему эти твои сифоны не настукали, – сказал Лис. Он всегда предусматривал каждую мелочь. Тем более что в его работе мелочей не бывало. Стариков обиделся. – Да ты что, Филипп? Да если я сказал, а кто-то ослушается, так его звать будут по-другому… Уже не Прохор, а Полина! – Как ты не боишься так в ухе-то? – сменил тему Лис и достал телефон. Но передумал и спрятал обратно. – А вообще, возьми его под крыло, парень перспективный… Через полчаса Коренев выскочил через калитку в огромных железных воротах на тихую улицу, по которой сто лет назад пустили первый в Тиходонске трамвай. Он ходил здесь до сих пор, может быть, по тем же рельсам, только вагоны менялись. По дороге к машине он отзвонился в отдел, майору Волошину: – Алексей, я тут на одной интересной помойке хочу покопаться. Подошли Сигаева в помощь. – Что, Михалыч, одному бичевать не в жилу? – хохотнул тот. – Офигенно смешно! – сказал Лис. – Набережная, двести метров от «Рака». Давай в темпе. Как он и предполагал, мусор отсюда не вывозили уже давно. Поиски с привлечением местного дворника увенчались успехом. Шкет не соврал. За баками, под прогнившими оконными рамами, в груде мусора удалось обнаружить два свертка из черных спецовок. В присутствии понятых их тщательно осмотрели. Внутри оказались респираторы и перчатки. Все изъятое поместили в полиэтиленовые пакеты, опечатали и отправили на экспертизу… – Молодец, Шкет, хорошо сработал! Выйдет из него толк, обязательно выйдет! – сказал сам себе довольный Лис. В восемьдесят шестую камеру Шкет зашел уверенно и спокойно. Здесь было светло и просторно. Три пацана играли в домино и настороженно повернули головы в сторону новичка. Шкет подошел вплотную, сбросил кости, сильным ударом в лицо сбил того, кто сидел ближе. Двое других шарахнулись в стороны. – Вы что, чуханы, офуели! – заорал Шкет. – Не видите, что блатной вошел?! Кто старший? – Да у нас нет старшего, – испуганно сказал мелкий светлоголовый подросток. Шкет дал ему «леща». – Теперь есть! Я Шкет, я буду паханом! Я живу по «законам» и вас заставлю! А ну, встать, построиться! Сокамерники поспешно выполнили приказ. Один зажимал платком разбитую губу, подбородок был перепачкан кровью. – Как зовут? – жестко спросил Шкет, прохаживаясь перед неровным строем. – Иван. – Сергей. – Коля. – А кликух нет? – презрительно скривился новый пахан. Ответом было молчание. – Я вам дам кликухи, – угрожающе пообещал он. – Такие дам кликухи, что не обрадуетесь! Почему в хате грязно, как в свинарнике?! Убраться немедленно, чтоб все блестело! Проверю – шкуру спущу! Подойдя к ближней от окна шконке, он сбросил постель на пол. – Ты, рыжий козел, застелить место пахану! А ты быстро чифир завари, да стол накрывай! Все из загашников доставайте, блатному лучший кусок положен! Прописку проходили? Как нет?! Значит, будете прописываться! Совсем обнаглели, чухонцы! Видно, придется кое-кого опустить! С этого момента жизнь в восемьдесят шестой камере превратилась в ад. На следующий день Шкета привезли в Центральный райотдел, к художнику. Через три часа напряженной работы получились два вполне качественных фоторобота. Все это время вызванные Лисом родители обвиняемого сидели в коридоре. Вера Ивановна, накрепко сцепив перед собой руки, раскачивалась взад-вперед и остановившимся взглядом смотрела в стену с портретами разыскиваемых преступников. Василий Иванович с перевязанной головой и распухшим лицом все вертелся на жестком стуле, выбирая удобную позу, – болели сломанные ребра. Когда композитные портреты были готовы, удовлетворенный Лис вышел к родителям. – Ну что, товарищи Рыбаковы, как дальше жить думаете? Претензии к Виталию предъявлять будете? А, Василий Иванович? Тот только махнул рукой. – Какие претензии… Сын ведь он мне… Хоть и говенный, но все же сын… – Зачем такие слова, Вася! – встрепенулась Вера Ивановна. – Его вовлекли эти дружки поганые… Сам бы Витал ечка до такого не додумался… Да и не узнал он тебя! На отца разве руку бы поднял! Лис кивнул. – Ясно. Напишите, что претензий не имеете, что дело семейное и сами разберетесь… А как с милиционером быть? Руку он ему проколол шилом-то! – Каким шилом?! – возмутилась Вера Ивановна. – Да у него и шила никогда не было! И разве б он стал… – Замолчи, надоело! – рявкнул Василий Иванович и поморщился. Потом повернулся к Лису – Что от нас требуется? – Я с ним уже говорил. За тысячу долларов он скажет, что не может опознать… – Тысячу долларов! Да откуда у нас такие деньги?! – запричитала Вера Ивановна, но муж опять ее одернул. – Найду. Сейчас займу, а с годовой премии отдам… – Ну и отлично! – широко улыбнулся Лис. – Тогда, думаю, через несколько дней вы сможете его забрать. Родители переглянулись. – А вам сколько мы должны? – спросил Василий Иванович. Но Лис покачал головой. – Мне ничего не надо, – и туманно добавил: – У меня другой навар! И действительно, безнадежное, казалось бы, дело получило перспективу. На респираторах нашлось несколько пригодных для идентификации отпечатков пальцев. Они совпали с «пальцами», обнаруженными на внутренних частях и магазине пистолета, изъятого у Земы. Правда, в картотеке судимых их обладатели не значились и по оперативным учетам не проходили, но Лис все равно решил разослать дактилокарты по стране, вместе с фотороботами: авось да найдется зацепка. Чем мельче сеть, тем больше шансов. И еще одно обстоятельство вошло в навар хитроумного опера… Через три дня Лис заехал в СИЗО. В допросном кабинете он присел на край стола, дожидаясь, пока введут Шкета. На этот раз обвиняемый выглядел совсем по-другому: в фирменном спортивном костюме, новых кроссовках, держался он самоуверенно и нагло. Вошел, не поздоровавшись, сел на табурет без разрешения, закинул ногу за ногу, закурил… Будто это он вызвал Лиса на допрос. – Ну, как жизнь? – сдержанно поинтересовался опер. – Кайфово! – А зачем ты Сыроежкина опустил? – Да они и так по жизни помойные, – Шкет ухмыльнулся. – Домой хочешь? Или будешь дальше кайфовать? – сухо спросил Лис. – Да мне по барабану! – Подросток даже головы не повернул. – Блатные везде в авторитете, хоть на воле, хоть на зоне! – Трах! – Удар открытой ладонью сшиб его с табуретки на грязный щелястый пол. На миг он потерял сознание, потом ошеломленно потряс головой и попытался подняться, но Лис наступил ему на грудь. Шкет дергался, как полураздавленный таракан. Он засунул в ухо мизинец и вытащил его испачканным кровью. – Что это?! Ты мне ухо разбил! Лис наступил сильнее, и он замолчал. – Ты не блатной, ты – камерная падаль! – наклонившись, Лис впился страшным взглядом ему в глаза. – Это я не дал сделать из тебя петуха! Я позволил тебе стать паханом! И сейчас я отведу тебя в семьдесят вторую, где Прохор и Сифон ждут тебя с нетерпением! Ты понял, кусок говна?! Он ударил его ногой в бок. – Не надо, я все понял! – закричал Шкет и заплакал навзрыд. – Я оглох! Совсем оглох! Левым ухом ничего не слышу! – Значит, слушай меня правым! – сказал Лис. – Иначе совсем глухим станешь! Вставай! Размазывая слезы, Шкет под диктовку написал заявление с просьбой освободить из-под стражи, обещая за это оказывать помощь органам милиции. – Ну, вот и хорошо, – как ни в чем не бывало улыбнулся Лис. – Я тебе напоследок хотел совет дать. Про наши с тобой дела не болтай. Ни про Зему, ни про этих двух киллеров. По блатным понятиям, это чистое стукачество. Не успеешь заикнуться – кончат тебя. Тот же Зема сунет пику под ребро или подошлет кого-то из «шестерок». Ясно? Шкет кивнул. Но распиравшие его чувства прорвались наружу. – Это вы к тому, чтобы я «завязывал»? Ну, типа, со старыми корешами не водиться, учиться и работать… Так, что ли? Лис покачал головой. – Да делай что хочешь, мне одночленственно! Я тебе только вот что скажу… Заткнув ухо платком, Шкет напряженно слушал. – По вашим сраным «законам» ментам веры нет, а пацаны всегда выручат. Так, да? А что на деле выходит? Стоило залететь, и где твои пацаны? Те, что на воле, – кинули, забыли. А те, которые здесь, чуть не «отпетушили». И кто тебя вытянул? Я, мент! Правильно? – Ну, вроде так… – Поэтому живи как хочешь, но помни, что менты в твоей жизни важней всех! Ухо скоро заживет, но, если я захочу, у тебя кровь изо всех дырок течь будет! Понял?! – Понял… – Вот так и дыши! Иди, собирай вещи, на улице папа с мамой ждут! Лис посмотрел в сутулую спину Шкета, раскрыл картонную папку, где уже имелось заявление Виталия Рыбакова с просьбой перевести из беспредельной камеры, и аккуратно добавил просьбу освободить под подписку. По «закону» обращаться за помощью к ментам западло. А тут сразу две просьбы, да еще с обещанием сотрудничества… Ни один взрослый урка ни за что бы не написал такого! И теперь грязная душонка Шкета лежит в кармане у начальника оперативного отдела. Пройдет год, или два, или десять, Шкет станет настоящим паханом, или даже вором в законе, но эти бумаги сохранятся в стальных сейфах и, когда понадобится, заставят его служить милиции верой и правдой… Когда Коренев садился в машину, то увидел трогательную сцену встречи Виталия Рыбакова с родителями. Она была довольно сдержанной. Потом семейство двинулось к трамвайной остановке. Лис смотрел им вслед. «Теперь всю жизнь под топором ходить будешь!» – мелькнула злая, непрофессиональная мысль. Он включил двигатель и мягко тронулся с места. |
||
|