"Марьинская Аномалия" - читать интересную книгу автора (Бахрошин Николай)
Глава1
Сутра пораньше баба Гаша наладилась по грибы. Во вторник, а может быть, и в четверг, кто его разберет, этот календарь, по горячему-то летнему времени.
Грибков ей давно хотелось. Жаренных на постном масле грибочков с луком и со сметаной. Чтоб шкварчали и плевались на сковородке, распространяя вокруг влажное лесное благоухание. Объедение, одним словом. Умереть – не встать, как любит говорить в таких случаях сосед Пал Палыч. Да и на зиму давно пора сушить белые, зимою грибной супчик идет куда как в охотку. Но дела все. Хозяйство.
Накануне баба Гаша плохо спала. Сначала хорошо, а потом – плохо. Завалилась поздно, в десятом часу, без задних ног завалилась, но к полуночи проснулась и заворочалась. Раздумалась, как она это про себя называла.
Подумать ей было о чем. Хозяйство, конечно. Корова Машка, два поросенка – Васька и Борька, Васька побойчее, зато Борька толстеет лучше. Спокойнее потому что. Спокойные – они всегда хорошо толстеют. Кроме того, восемь клеток с кролями, куры, утки, вредный индюк Гаврила. В общем, есть тут о чем подумать.
Потом мысли плавно перетекли на сынов. Как всегда. Двое их у нее. Старший – в Норильске. Работает там на шахте. Раньше жил кум королю, в отпуск приезжал, деньги как песок сыпал. Говорила она ему. Теперь больше не приезжает. Накладно стало. Зато письма пишет. Мол, жди, мать, надейся, скоро перееду к тебе со всем семейством на постоянное жительство. Мол, надоел Север. Скорей бы уже. Баба Гаша представила, как приставит толстую невестку Таньку к корове или, например, к поросям, и даже похихикала в темноте.
Младший сын у нее в Нижнем Новгороде. Раньше инженером был на автозаводе. Теперь работает в какой-то фирме «купи-продай». Из новых. На побывку приезжает на иностранной машине, весь из себя. Не женится только никак, бобылем живет, как сухое дерево. «Мне так лучше, мать», – говорит. А как может быть лучше одному-то? Непонятно. Не может одному быть лучше, в этом баба Гаша была твердо уверена. Сама полжизни без мужика, одна тянула.
Этот в родительский дом не вернется, конечно. Этому, видишь ты, хорошо.
Обычное дело. Выросли сыновья, разлетелись. Куда их тянет, зачем? Жили бы в Марьинске. На мебельной фабрике, говорят, неплохо теперь мужики зарабатывают. Устраиваются люди. Сосед вот, Пал Палыч, бывший учитель физики; вообще не работает. Имеет два киоска на центральной площади и живет себе как сыр в масле. Умаялся от безделья. А недавно пустила к себе постояльца со странным именем Паисий Егорович, хороший мужик, лишнего врать не надо, – приятный, обходительный и в хозяйстве толк понимает. Так тот, сколько живет, и пальцем о палец не постучал. Колдун, говорят. А кто его знает, чего он там колдует. Но вежливый.
Избаловался народ с этими демократиями. Нет, пока человек жив, он должен ломить работу, в этом баба Гаша была твердо уверена. А уж мужик – тем более, мужик – что скотина безрогая, ему без работы – голимый алкоголизьм.
Когда мутный рассвет забрезжил за окнами, баба Гаша окончательно проснулась. Встала, умылась, на скорую руку хлебнула чайку с баранками и начала собираться.
Первым делом достала с чердака любимую трехведерную корзину. В корзину положила брезентовое ведро, несколько лет назад оставленное знакомым шофером в залог за поллитровку самопляса. Удобная штука оказалась. Сложишь его – как кулек, а разложишь – целое ведро получается. На всякий случай положила в корзину три целлофановых пакета. Подумала и добавила еще парочку. Не идти же из леса порожняком.
Собрала в дорогу поесть. Пару крутых яичек взяла, черного четвертинку, три штучки соленых огурчиков, подсолить жизнь, пяток огурчиков свежих, если пить захочется. Все это она тоже сложила в целлофановый пакет. Вот и еще пакет на всякий случай. Пригодится.
Солнце только собиралось вставать, потягивалось за горизонтом, играя чистыми утренними лучами, а баба Гаша уже вышла за окраину родного города Марьинска и бодро затопала резиновыми ботами по обочине загородного шоссе.
Ее любимые грибные места вдоль Оладушкиных болот были недалеко. Километров десять, а дальше через лес напрямик. Есть, конечно, места и поближе к городу, но там разве грибы? Мелочь пузатая, а не грибы, все уже вытоптали и выходили.
День пока что не разогрелся, и шагать было прохладно. Хорошо было шагать. Сначала баба Гаша думала о своем хозяйстве, благо с соседкой договорилась, за живностью та присмотрит. Потом ни о чем не думала. Просто шагала.
Через пару километров ее подвез шофер на машине с цистерной.
Полдороги баба Гаша ехала на мягких кожаных подушках как барыня. Дальше цистерна поворачивала. На сиденье она положила шоферу пятирублевую монетку. Пусть мужик побалуется.
Лес встретил бабу Гашу прохладными запахами прели, размеренным шумом деревьев и птичьим гомоном. Хорошо в лесу. Она любила бывать в лесу. Но некогда все.
Грибы начались сразу, вот что значит заветное место. Первый гриб, крепенький подосиновик, она нашла прямо у обочины дороги. Так и пошло. Первый грибок берем, второй видим, третий примечаем, четвертый на ум идет. Баба Гаша двинулась по лесу, как комбайн-универсал, оставляя после себя широкую грибную просеку.
Когда она наконец опомнилась от своего добычливого азарта, день уже приближался к полудню. Трехведерная корзина была полна, брезентовое ведро – с горкой, к ручке ведра она привязала три целлофановых пакета, тоже набитые под завязку.
Хорошо грибков поломала. От души. Почаще бы так-то.
Идти было тяжело, но можно. Ничего-ничего, своя ноша не тянет, успокаивала она себя, сгибаясь под тяжестью. Не в одной же руке несет, в двух, значит – уравновешивает. Значит – в два раза легче.
Пора было выходить на шоссейку. И уж совсем собралась, но в последний момент передумала, решила заскочить еще через известную ей просеку в молодой еловый лесок. Там она в прошлом году брала молоденьких боровичков. Целыми гнездами брала, все как на подбор налитые.
Баба Гаша форсированным маршем пересекла залитую горячим солнцем просеку, перебираясь через поваленные стволы деревьев и продираясь сквозь цепкий малинник. Только тут почувствовала, что устала. Годы, не девочка уже, девятый десяток пошел.
* * *
Добравшись до спасительной тенистой опушки, она присела отдохнуть и перекусить. Пожевала яичек с хлебушком, подсолила их огурчиками, на заедку схрумкала пару свеженьких. Потом прилегла на мягкую хвою.
Хорошо ей стало. Спокойно. Лежишь себе, как кума на крестинах, полеживаешь, в небо поплевываешь. А небо над головой синее, бездонное, облачка по нему плывут такие веселенькие, кучерявенькие…
Она задремала. И снилась ей всякая всячина по хозяйству, никак она не успевала во сне всех дел переделать, очень хлопотливый был сон, а потом флегматичный хряк Борька вдруг заговорил с ней человеческим голосом. Мол, дай, бабка, воды напиться, воды хочу, мол, свеженькой, холодненькой, из колодца.
– Старая, вода есть?
Баба Гаша открыла глаза и со страху мало что не опозорилась детским грехом. Прямо на нее, наставив в лицо вороненые стволы, смотрели небритые партизаны.
– Так есть вода или нет? – повторил один, тощий, угловатый, болезненный, но, по всему видать, лютый.
– Засохни ты, Гоша, – сказал другой партизан.
Этот был постарше, с морщинами, залысинами и водянистыми, словно выцветшими, глазами. Командир, наверное.
– Да я и так засох, Федорыч. В натуре как сухой лист, – немедленно отозвался лютый, непрерывно гримасничая лицом.
– Засох – опадай. Ты кто такая? – строго спросил командир бабу Гашу.
– Тутошняя я, марьинская… – взялась было объяснять она, но осеклась.
Потому что в командире увешанных оружием и одетых в плохое, как на прежний субботник, партизан узнала первейшего мафиози города Марьинска, нынешнего директора мебельной фабрики Сидора Сыроегина. Которого часто видела на городских праздниках ручкавшимся с мэром-жуликом Кораблиным. Про директора говорили в городе, что сам он из древнего душегубского рода бывших марьинских купцов Сыроегиных, и уж весь в дедов-прадедов удался, такому кровушки не испить – не улыбнуться.
– Иди отсюда, – сказали ей.
И она пошла, конечно. Ходко пошла, несмотря на тяжелую корзину и все пакеты. И всего-то остановилась грибок подобрать, крепенький подосиновичек, грех оставлять такой-то, как ее опять окружили.
На этот раз отрядом командовал начальник РУВД, брюхастый полковник Дробышев. Баба Гаша его сразу узнала. Гонял он ее как-то из кабинета в кабинет за малой справкой, полоскал что тряпку. А с ним тьма народу, все в касках, в мышиных комбинезонах и с автоматами. Высокие, один страшнее другого, и каждый поперек себя шире. Услышав про Сыроегина, Дробышев тут же озаботился, всхрапнул как конь и погнал своих дальше. А ей опять было велено чесать отсюда и не останавливаться.
Останавливаться, как же. Теперь баба Гаша перешла на мелкую, семенящую рысь. Пакеты с грибами цеплялись за ветки, да уж пес с ними, думала она, тяжело отдуваясь. Свою бы голову унести на своих ногах. Война, что ли, началась? А дома, как на грех, соли всего две пачки и спичек коту на слезы не хватит…
– Бабка, а бабка?!
– Не слышишь, что ли, старая клюшка?!
– Ваше высочество, точно, не слышит.
– Может, пнуть ее?
Баба Гаша осеклась на ходу, как подстреленная охотником птица. Только грибы из рук посыпались. Но она этого уже не замечала.
Она увидела перед собой троих. Первым ей бросился в глаза низенький мужичок в телогрейке. Кепочка, кирзачи, штаны солдатские, опилками весь присыпан, будто с лесопилки идет. Только рожа больно противная. Вся в щербатинах, прыщах и язвах, точно рашпилем тертая. Сплюнуть и растереть, вот какая рожа.
Второй был высокий. Очень высокий. Когда баба Гаша на молокозаводе работала, у них бригадир был, Федор, два метра три сантиметра роста, все удивлялись, какой здоровый. Так этот вот еще выше. Только худой, как смерть неправедная. Одни скулы, нос и глазищи страшные. И весь в черном. А третий… Третьего баба Гаша сначала не разглядела, но когда тот показался из-за спины высокого, так и обмерла вся. Любой бы обмер. Человек – не человек, лицо – не лицо, цвет зеленый, тухлый, как у утопленника. А глаза желтые, круглые, вроде как светятся. Чисто Кикимора болотная. Одежду баба Ганса с перепугу даже не разглядела.
– Ты кто, бабка? – спросил низенький.
– До города далеко? – проквакал зеленый.
– Гоните ее в шею! – сказал высокий.
Его густой бас громыхнул, как громовые раскаты в мае. Аж в ушах зазвенело. Сроду она такого голоса не слышала, даже по телевизору.
Нет, ее гнать не надо было. Баба Гаша сама побежала, пошла тяжелым, коровьим, как говорили в деревне у бабки-покойницы, галопом, так что ветер в ушах засвистел. Испугалась очень.
А потом уши окончательно заложило. Прямо над ее головой, прижимая к земле закладывающим уши грохотом, проплыли над верхушками деревьев два пятнисто раскрашенных вертолета.
Баба Гаша знала, что такое страх. Всю жизнь она чего-то боялась. Когда жила в оккупации – боялась немцев, когда муж вернулся с фронта пьяный и покалеченный – его боялась, буйный был выпивши, за топор хватался, все мерещилось ему, что враги наступают. Когда сыновья росли – боялась за их непутевость. И сейчас боится, жить вообще страшно, пожар вдруг, или воры залезут, или письмо нехорошее придет про сыновей или внуков.
Но тут был не просто страх. Ужас кромешный, ночной кошмар среди бела дня. Когда сердце сжимают ледяные пальцы и в голове стучит только одна мысль – бежать, спасаться и прятаться.
Точно, война началась.
Она побежала. Через лес, напролом, не разбирая кустов, рванулась к дороге.
Только отмахав километра три по шоссе, баба Гаша спохватилась, что забыла там складное ведро и пакеты с грибами. Одна корзина в руке, и ту непонятно как ухватила. Чудом ухватила, совсем бежала без памяти. Мелькнула мысль вернуться и подобрать, но тут же исчезла.
Ох, какие дела страшные… Ох, люди-нелюди…
Выбравшись на шоссе, баба Гаша окончательно обессилела и села прямо на обочину отдышаться. Вокруг было пусто и буднично. Ощутимо припекало солнце. По обе стороны пустынного шоссе зеленела рожь. Высоко в небе проплыл самолет, оставляя после себя реактивный след. Все как обычно.
Холодная льдинка под сердцем понемногу таяла. И чего она вдруг так испугалась, недоумевала про себя баба Гаша.
Потом ее подвез знакомый шофер. В машине, на мягких сиденьях, под радио, под мерную песню мотора, баба Гаша окончательно отошла и успокоилась. Чего испугалась, действительно? Ну, бегают по лесу разные. Страшные люди. А люди всегда страшные, кого еще бояться, как не людей? Как будто мало страшных людей видела она за свою долгую жизнь? А по телевизору видела и того больше, много всякой всячины развелось, бандиты, террористы, боевики какие-то, телевизор включишь и только глазами хлопаешь. Совестно в ее-то годы штаны мочить. Вот дура старая, думала она про себя.
Знакомый шофер довез ее до калитки и отказался от денег. Это ее обрадовало. Подъезжая к дому, баба Гаша привычно перетекла мыслями на хозяйство. Как там без нее зверюшки, поди, соскучились. И в огород неделю как не хожено, заросло все…
Про встречи в лесу вспоминала мельком. Чудны дела твои, Господи, заключала она для себя.
* * *
– Убежала бабка, – сказал зеленый.
– Хорошо пошла, ходко, – сказал низенький. – К вечеру будет в городе. Если в болоте не забуксует.
– Съесть ее надо было.
– Костлявая больно.
– Кость не помеха. Кость мясо держит, – сказал зеленый, плотоядно облизываясь широким, как лопата, коричневым языком.
– Ладно, закончили балаган, – прервал их высокий в черном. – Упырь В, докладывай ты.
– Что тут докладывать, демон Асмагил, – немедленно забубнил низенький. – Все сделал. Как ты сказал, все я и сделал. Обустроился, значит, на лесопилке при мебельной фабрике. Оформился, все честь по чести, на работу хожу.
– Ну и как?
– Да не буду жаловаться. Жить можно. Зарплата приличная и премия сорок процентов. Это когда срочный заказ. Когда в вечернюю останешься, по двойным расценкам наряды закрывают. На круг за месяц очень даже прилично выходит. Нет, жаловаться не буду, можно жить, Асмагил. То есть, виноват, Ваше Величество…
Он осекся. Тот, кого он назвал демоном и Асмагилом, шумно выдыхал воздух сквозь сжатые зубы. Его бледно-серое лицо становилось иссиня-черным. Упырь В испуганно втянул голову в плечи.
– Тебя зачем послали?! – громыхнул демон.
– Да я…
– Молчи, дурак! Я тебя на разведку посылал, а ты тут чем занимаешься?! Доски пилишь, сверхурочные зарабатываешь?!
Эхо его могучего голоса загуляло по верхушкам деревьев. Разбуженная ворона соскочила с макушки и долго кружилась в воздухе, недовольно каркая. Зеленый посмотрел на нее и опять облизнулся.
– Да я что? Я же ничего, – оправдывался Упырь В.
– Молчи, дурак, нос откушу!
– Молчу, Ваше Величество.
Несколько минут все напряженно молчали. Лицо демона постепенно возвращалась к обычному серому цвету.
– Я не Величество, я – Высочество, – сказал он почти спокойно. – Предки мои были королевской крови, но королями никогда не были. Значит – Высочество. Соображать надо.
Упырь В, уткнувшись глазами в землю, забормотал вроде бы про себя, что черти их разберут, всех этих высочеств-величеств, а его дело простецкое, ему вообще думать не положено, у него от этого голова пухнет. Демон покосился в его сторону, тот умолк.
– Ладно, докладывай ты, Ящерт, – сказал Асмагил.
– А я что, я ничего, я всей душой очень даже, – залопотал зеленый Ящерт. – Уж бегал я тут, бегал, рук-ног ни разу не приложил, все леса излазил, все поля исползал, весь город по камешку перещупал…
– Короче!
– Короче – редуктора причинно-следственных связей я не нашел.
Упырь В подобрал оставленные бабой Гашей пакеты, пошуровал там. Выудил огурец, надкусил, пожевал и выплюнул.
– Соленый, – сказал он.
– И это все? – спросил демон.
– Нет, тут еще свежие есть. И яички.
– Засунь его себе… Знаешь, куда! – Демон опять начинал злиться, чернея лицом. – Я спрашиваю, что по делу? Ты, сволочь зеленая, установил контакт с биороботами? Где Соловей-разбойник? Где Леший? Где Баба-Яга со своей культяпкой? Что они делают?
– Это какой Соловей-разбойник? Который у нас в тот раз инфразвуковой генератор спер? – спросил Упырь В, аппетитно хрустя трофейным огурчиком. Ему никто не ответил.
– Леший по лесам бродит, днем с огнем его не найти, один раз видел, и то издали, – доложил Ящерт. – Запуганный какой-то стал, от собственной тени шарахается. Соловей-разбойник уже лет двести на дереве дрыхнет. Как залез, так и спит, совсем старый уже. Похоже, отразбойничался. А Бабу-Ягу я не нашел, избушка куда-то ушла, только зола осталась на той поляне.
– Кто ушел – Баба-Яга? – не понял демон.
– Насчет Бабы-Яги не знаю, говорю же, не нашел, – пояснил Ящерт. – А избушка точно ушла. Подзарядить бы их всех надо, энергии совсем мало.
– Подзарядим, – задумчиво пообещал демон. – Ну все равно, должны же быть какие-то следы. Всякие странные происшествия, нелепости, несуразицы должны происходить.
– Ваше Высочество, тут несуразицы на каждом шагу. Тут жизнь такая, – отозвался Упырь В. – Вот у нас на лесопилке наряды закрывают…
– Молчи, дурак!
– Молчу.
Все опять замолчали.
– Ладно, все с вами ясно. Придется мне самому браться за дело, – значительно сказал демон.
Как браться за дело, он не знал. Но в любом случае последнее решающее слово должно оставаться за руководителем.
Упырь В, стукнув бабкиным яичком о собственный лоб, аккуратно очищал его от скорлупы и сопел от старательности. Изо рта с треугольными зубами уже свешивалась длинная вожжа слюны. Ящерт брезгливо наблюдал за ним, искренне не понимая, как можно есть что-нибудь, кроме живого мяса.
– Да не найдем мы никакого редуктора, – вдруг сказал Упырь В.
– Почему? – нахмурился демон.
– Потому, что его уже нашли, – объяснил он. – Ящерт боится сказать, а я скажу, мое дело маленькое, чего мне бояться. Двое тут были, из службы безопасности «К». Паисий – известный гад, проныра хитрая, и с ним этот, как его, Алеша. Тот, который вас в прошлый раз арестовывал. Со службой «К», сами знаете, плохие шутки. Валить надо отсюда, Ваше Высочество, куда-нибудь на окраину Галактики, вот что я думаю.
От неожиданных новостей Асмагил настолько растерялся, что даже забыл разгневаться.
– Так… – сказал он после продолжительной паузы. – Так-так-так… Кто-нибудь может мне внятно объяснить, что происходит на этой убогой планете?
– Этого никто не может объяснить, Ваше Высочество, – немедленно откликнулся Упырь В. – Вот у нас на лесопилке: я мастеру Михалычу говорю…
– Рассказывай ты, Ящерт, – перебил его демон.
– Значит, так, – бодро доложил тот, обрадовавшись, что гроза миновала. – Редуктор в старые времена нашел местный разбойник Трофим и спрятал его в своем кладе, решил, что это золотой браслет.
А сейчас прилетели эти, из службы «К», настропалили всех местных на поиск сокровищ, а сами под шумок редуктор изъяли и отправили куда следует. Вот и все.
– Все, – проворчал Асмагил. – Легко сказать – все. Зачем же я сюда несся? Я уже и с покупателями договорился…
Упырь В с аппетитом чавкал яичками и хрустел огурцами.
Демон строго посмотрел на него и обреченно вздохнул. Ему, представителю древней воинственной расы демонов, теперь приходится иметь дело с таким отребьем, как его нынешние помощники.
А все они…
* * *
Бывший учитель физики марьинской средней школы №2 Пал Палыч в инопланетян верил с детства. Как многие верят в Бога, без сомнения и рассуждений.
Еще в те розовые времена, когда семилетнего Пашу научили читать под одновременным нажимом родителей и школы, одной из его первых книг стала «Незнайка на Луне». Сложные экономические отношения в стране лунных коротышек он не очень понял, но сама мысль о космических путешествиях его потрясла. После этой книжки он начал подолгу смотреть в ночное небо, пытаясь разглядеть среди неподвижных звезд пробегающие огоньки космических кораблей. Иногда это удавалось. Звездное небо было полно иной, яркой и интересной жизни.
Потом он прочитал много фантастики. И самой научной, и не очень. Его сверстники играли в войну, в пиратов, в казаки-разбойники. Паша всегда играл в космические корабли.
В юности он начал стесняться своего увлечения. Хотя фантастику читал по-прежнему. Родителей это даже тревожило. Они полагали, что сын теперь будет традиционно поступать в летное училище, рваться в отряд космонавтов, как многие подростки в то время. А сколько их, космонавтов? И сколько желающих? Испортит себе жизнь парень. В самом начале. Отец с матерью были учителями. Они гордились тем, что смотрят на вещи реально и знают, что сын звезд с неба не хватает.
К облегчению родителей, Паша поступил в педагогический институт. На факультет физики и астрономии.
Нет, официальные достижения страны в области исследования космоса его не интересовали. Глупо болтаться на орбите Земли запаянными в консервной банке, как шпроты, когда другие цивилизации уже вовсю осваивают Вселенную. Глотая парсеки, как километры на «Жигулях».
Инопланетяне прилетят сами. В этом Пал Палыч был уверен. Вернее, прилететь-то они давно прилетели, сколько тому свидетельств – не сосчитать. Он интересовался всеми случаями, и все они подтверждали его догадки. По каким-то своим причинам инопланетяне пока не объявляются. Но объявятся обязательно. Мудрые, как боги, и снисходительные, как учителя младших классов. Их внешний облик Пал Палыч представлял себе смутно, слишком много тут было разночтений, но в их снисходительности не сомневался. Человечество пока еще как ребенок – глупое, жадное и жестокое, считал Пал Палыч. Пока растет. Может, и вырастет из него что-нибудь путное, может – нет, время покажет. Но, как любому ребенку, ему обязательно нужен наставник. Он появится, вопрос только – когда?
Фантастикой он продолжал зачитываться. Благо, теперь ею были завалены все книжные магазины. Мировой опыт (просто так ведь никто не будет писать!) только подтверждал его интуитивную веру.
И все-таки он растерялся.
* * *
– Значит, вы оттуда? – спросил Пал Палыч, значительно показывая глазами вверх.
– Оттуда, – согласился я. А что мне скрывать?
Пал Палыч напряженно задумался.
– И как там все-таки? В космосе? – спросил он.
– По-разному, – рассказал я. – В космосе всегда все по-разному. Как везде, впрочем.
– Ага… – сказал Пал Палыч и задумался еще больше.
Волосатый лесник Трофим наблюдал за ним с интересом, шумно прихлебывая чай из блюдца. Мы опять пили душистый чай из самовара на еловых шишках. А еще было роскошное летнее утро, светило солнце, чирикали птахи, и редуктор причинно-следственных связей, уцелевшую запчасть от взорвавшегося суперзвездолета, мой коллега Алеша уже транспортировал в нужное место. Так что торопиться теперь было некуда.
– Наверно, вам нельзя ничего рассказывать? – осторожно спросил Пал Палыч.
– Почему? – удивился я.
– Так ведь узнает кто-нибудь, – не очень логично объяснил он.
– И что из того? Пусть знают. Все равно никто не поверит. Ты меня, Пал Палыч, извини за критику, но здесь у вас люди самим себе не верят, а уж друг другу – тем более.
Он опять надолго задумался.
– А звездолеты как летают? – спросил Пал Палыч.
– На фотонно-позитивной тяге, – не стал скрывать я. – С использованием субъективного фактора искривлений реальности, согласно третьей поправке к четвертому закону Геца. Впрочем, сейчас разрабатываются и новые принципы двигателей.
Нет, он не понял меня. И не смог бы понять. Впрочем, я и сам толком не понимал, как они, эти звездолеты, летают. В конце концов, я человек не технического склада ума.
– А как там, в космосе… Нет, не то… У меня к вам столько вопросов, – наконец резюмировал он.
– Спрашивай, – разрешил я, с удовольствием прихлебывая душистый чай. – Вот Трофим уже спрашивал.
– И что?
– А я ответил. Спрашивай, Пал Палыч, не стесняйся, чего там.
Трофим с хрустом раскусил сахар, запил его чаем и усмехнулся, встряхнув своей гривой. Но ничего не сказал.
Пал Палыч загорелся было глазами и открыл рот. Потом закрыл. Улыбнулся виновато.
– Так сразу и не сообразишь, – смущенно сказал он. – Не каждый же день…
– Не каждый, – сказал я. – Да ты не волнуйся, время у нас еще есть.
Но я ошибся.
Дверь скрипнула, и в комнате появился Алеша Попов, он же профессор Шварценберг из Южной Норвегии. Глазами он показал мне, что все в порядке, редуктор отправлен и опасности больше не представляет. Знакомить его с присутствующими было не надо.