Рихтер
Хроники Торинода: вор, принц и воин

ЧАСТЬ 1

Над миром начиналась ночь. Догорал на западе багровый закат, и в последних лучах уходившего солнца стены замка Нарит казались сделанными сплошь из дорогого красного камня, привозимого для королевских покоев из далекой южной страны. На доли мгновений мир словно переселялся в сказку…но лишь на очень короткий, почти неуловимый миг.

Элиа любил закаты. Он долго стоял на холме у реки и провожал уходящее светило. Потом он развернулся и направился к конюшне. Теперь, когда день закончился, можно было пробраться на конюшню, не опасаясь ни отца, ни танских слуг. Отец Элиа, старший конюший замка тана Ольга, почему-то никогда не допускал сына к лошадям, хотя Элиа не больно-то его и слушался. Но если уж он поймал Элиа в конюшне, тот знал – беды не миновать.

На конюшне было тепло и сыровато. Вкусно пахло скошенной травой и соломой. Холеные хозяйские кони тихо пофыркивали в своих стойлах. Элиа шел к Дону. Дон был его любимцем: крупный конь, но не грубый, густогривый, гордый и горячий. В скупом лунном свете, проникающем через пробелы в соломенной крыше, Дон казался серебристым, но на самом деле он отливал глубоким черным цветом. Причем не тем синеватым оттенком, как у многих лошадей, а с потаенными золотистыми искорками, присущими лишь его породе. Вообще-то, Дона побаивались: он не подпускал к себе людей, но Элиа он как-то сразу признал и полюбил. Наверное, полагал Элиа, за то, что он ничего не ждал взамен – ни покорности, ни любви. Наоборот, конь нравился ему именно своим свободолюбивым характером.

Дон деликатно, не торопясь, взял с его ладони краюху хлеба и благодарно потерся мордой о плечо. Элиа приходил почти каждый вечер и всегда приносил любимцу какое-нибудь лакомство, тайком взятое на кухне у матери: или мягкого хлеба, или кусочек сахара.

– Элиа!- позвал густой мужской голос,- Элиа, ты здесь?

Отец, грустно вздохнул Элиа и затаился за деревянной подпоркой. Рослый широкоплечий мужчина зашел в конюшню, осмотрелся, но ничего не нашел.

– Ох, и попадет ему от меня,- сказал он в пустоту и вышел.

– Ох, и попадет ему от меня, – поддразнил Элиа, возвращаясь к Дону,- И чего он всегда за мной следит! Ненавижу!

Дон понимающе смотрел умными карими глазами. Тут бы Элиа уйти, но он задержался, прощаясь с Доном, и поплатился за свою медлительность. Кто-то сильный схватил его за ухо и потянул от стойла с Доном.

– Элиа!- возмущенно сказал отец,- Я же запретил тебе сюда ходить!

Было больно, но Элиа ничего не сказал. Если он и считал себя виноватым, то только в том, что не успел вовремя смыться. Отец вывел его из конюшни. Уже стемнело, и на небе появились крупные августовские звезды и полная красноватая луна.

– Ты уже взрослый, ты должен понимать,- сказал он,- Я запрещаю тебе появляться здесь, чтобы у тебя не было неприятностей.

Взгляд у Элиа был тоскливый. Это он-то взрослый, в свои только что исполнившиеся двенадцать? И плевать ему на неприятности, ведь Дон – единственный, которому он по-настоящему, взаправду нужен. Но он молчал. А зачем что-то говорить, когда и так все ясно, как божий день? Элиа наполовину ждал, что сейчас они придут домой и отец все-таки хорошенько его проучит за нарушение запрета, хотя он никогда не поднимал руки ни на одного из четырех детей. Просто переставал замечать провинившегося. Но отец начал разговор, не доходя до дома.

– Мама беспокоилась,- сказал он,- Где ты был целый день?

– В лесу, вместе с Рином,- хмуро ответил Элиа,- А что, тоже нельзя?

– Можно,- неожиданно легко согласился отец. И вдруг непривычно мягко спросил,- Думаешь, я ничего не понимаю, да?

Элиа промолчал. Он не умел так объяснять свои мысли, чтобы его поняли другие. А может, и умел, но побаивался, что его засмеют, и поэтому чаще молчал. А насчет того, что отец все понимает – это вряд ли. Понимал его только один человек в замке – его друг Рин, но и тот всегда подсмеивался над ним.

Набравшись смелости, он все-таки задал отцу давно мучающий его вопрос:

– Ну почему, а? Почему мне нельзя в конюшню, даже если Дон больше никого не признает? И вообще, почему одни бедные, а другие богатые?

Отец удивленно на него посмотрел, немного подумал и ответил:

– Так уж устроено, Элиа. Сам поймешь, когда вырастешь.

– Я хочу сейчас,- сказал Элиа и резко прибавил шагу, почти побежал. Несмотря на это, домой они с отцом зашли одновременно.

Маленький домик, принадлежащий старшему конюшему, стоял на небольшом возвышении, и всем было видно, что сделан он был умело, с любовью. Причудливые деревянные наличники и ставни смастерили старшие братья Элиа – близнецы Дэни и Ник. Им этой зимой должно было исполнится по шестнадцать, и они были учениками плотника. В доме было три комнаты и большая кухня, в которой по вечерам собиралась вся семья. Так было и сегодня.

Мама, засучив рукава, домывала посуду в большой деревянной лохани, и свирепо поглядывала на близнецов, затеявших очередную проделку и шумно спорящих. Маленькая Лин, на четыре года младше Элиа, шила очередной наряд куколке, которую отец купил ей год назад на ярмарке. До Элиа сразу донесся веселый шум их разговоров.

Разговоры смолкли, как только они с отцом вошли. Мама переключила внимание на младшего сына.

– Где ты опять бегал целый день, а? Кто должен был воды принести с родника? Да что же это такое…- сказала она, постепенно накаляясь,- Видно так и не будет от тебя толку! Знает только как на улице бегать, да ворон считать!

Элиа стоял, внимательно изучая дощатый пол. Мама ругалась будь здоров. Она и близнецов гоняла, хоть они и были выше ее ростом чуть ли не на голову, с ним уж точно не будет церемониться. Сейчас главное было дать ей выговориться, и ничего не говорить. От возражений толка не было: это Элиа знал наверняка.

– Да на лошадей он бегал любоваться,- почти добродушно сказал отец,- на Дона своего ненаглядного.

Ник выразительно покрутил пальцем у виска: вот, чокнутый. Дали же боги братца! Дэни хмыкнул; ему было приятно, что и любимчику родителей Элиа тоже иногда попадает. Сами близнецы примерным поведением никогда не отличались, но тщательно продумывали все свои проделки и почти никогда не попадались. А Элиа хоть и старался со всеми ладить, с ним постоянно происходили истории вроде сегодняшней. Он уже давно отчаялся понять почему.

– На конюшне?- ахнула мать,- Ну сколько можно? Мы же запретили! Ну что, пороть тебя, что ли?

Тут Элиа не выдержал. Он резко развернулся и опрометью бросился в свою комнату. Плакать на глазах у всех – еще чего не хватало. У него тоже есть гордость.

Когда в комнату зашли родители, он лежал лицом к стене. Мать держала в руке свечку.

– Элиа, ты спишь?- спросил отец.

– Может быть, поужинаешь?- поинтересовалась мама. Элиа не ел ничего с самого утра, но твердо решил не отзываться. Мама усмехнулась,- Точно спит, иначе бы побежал на кухню. Хоть бы переоделся…

– Ничего,- произнес отец,- перебьется без ужина, я думаю. И потом, пора бы ему малость повзрослеть. А то, чуть что, так в слезы.

Эти слова Элиа конечно возмутили. Но он и тут промолчал. Вскоре раздались удаляющиеся шаги, и перестал прыгать отблеск свечи на потолке и стенах. Элиа вздохнул и перевернулся на другой бок. И напоролся на внимательный, изучающий отцовский взгляд. Отец сидел на кровати Лин, скрестив руки на груди, и ждал.

– Ну?- спросил он,- Что дальше?

Элиа развернулся обратно. Отец не уходил.

– Ты должен слушаться старших, – наставительно сказал он. Вот везет Рину, подумал Элиа мимоходом, у него нет родителей и никто ему не указ. Никто не читает наставлений по поводу того, как себя вести.

Где-то далеко за стенами замка завыли волки. Элиа, только что мечтавший очутиться подальше от дома, боязливо поежился. Все-таки страшно быть одному. Совсем-совсем одному, в огромном и вовсе не гостеприимном мире. Без дома, где тебя всегда ждут, даже если иногда и ругают; без друзей, и родных. Он уже не завидовал Рину, родители которого умерли во время эпидемии много лет назад. Что бы он сам делал, если б у него такое… Если бы его мама и папа…

Отец тяжело вздохнул и вышел. Элиа показалось, что он хотел что-то сказать, что-то, очень важное, но так и не решился, думая, что непутевый младший сын так ничего и не поймет. Это обидело его еще больше. Он с головой накрылся одеялом и стал придумывать что когда-нибудь станет воином, вроде тана Ольга, или ученым и путешественником, а может и богатым вельможей (но это уж вряд ли). И потихоньку заснул, свернувшись калачиком, даже не услышав, как мать укладывает спать Лин, с которой он делил маленькую комнатушку. Ему снились дальние страны, которых он никогда не видел, огромные города с белокаменными стенами, вечнозеленые южные леса и бескрайнее, блестящее на солнце, море. Там, выделяясь на фоне воды, мчался по ветру белопарусный красавец-корабль, а над ним кружила одинокая птица.

Следующим утром Элиа попытался исчезнуть из дома незамеченным, но не удалось. Мать поймала его за рукав куртки.

– Опять на окаянную конюшню?

– В лес,- сказал он, выдергивая рукав,- А что?

– Пойдешь к лошадям, я тебя так выдеру, что сидеть не сможешь,- предупредила мать. Он выскочил из дома и сразу же наткнулся на Рина. Тот откровенно ухмылялся, глядя на друга.

– Попало вчера?- язвительно поинтересовался Рин. Элиа вздохнул: сейчас будет фраза о том, что Рин его предупреждал. И точно,- Я же тебе говорил, не лезь ты туда.

Рин был замечательным другом: искренним, веселым, верным, в общем, лучшим из всех друзей, которые когда-либо были у Элиа за все время странствий, когда отец искал работу, скитаясь по миру. В замке его недолюбливали за ядовитый язык. Рин не боялся говорить о том, о чем все старались молчать. А еще, он над всеми смеялся и не боялся ничего на свете. Элиа же был его почти полной противоположностью. Всем, кто знал Рина, казалось странной его дружба с сыном старшего конюха, но оба мальчика знали, что их сближает – одиночество.

Они пошли в лес. Стоял конец августа, но листья на деревьях уже пожелтели и начали облетать после холодного и короткого лета. То и дело им попадались поваленные деревья – недавно в этих местах прошел страшной силы ураган. На обрыве, у реки, Рин вдруг сказал:

– Я наверно уйду, Элиа.

– Куда?- не понял Элиа,- Прямо сейчас?

– Не сейчас, но скоро. Уйду из замка, понимаешь?- он повернулся лицом к Элиа. Он сегодня был совсем другой, не такой как всегда: серьезный, собранный, полный какой-то новой решимости. Голубые глаза на загорелом лице смотрели спокойно и уверенно. Он выглядел теперь не шкодливым мальчишкой, поступки которого любили обсуждать кумушки в свободное время, а совсем взрослым.- Я хочу повидать мир, хочу чего-то добиться в жизни. Не желаю прозябать в этой глуши…не хочу и все!

– А как же я?- вырвалось у Элиа. Он вдруг страшно испугался, что вновь останется один.

Рин снисходительно улыбнулся одними глазами:

– Пойдешь со мной? Ты вроде тоже непоседа.

Элиа вспомнил свои вчерашние страхи и чуть не рассмеялся. Какими нелепыми они казались ясным днем, когда рядом был бесстрашный друг. И он радостно согласился:

– Конечно. А куда?

Рин рассмеялся и задорно пропел припев старой солдатской песни:

– На запад или на восток,

На север или на юг,

Лишь бы глаза глядели вперед,

Лишь бы рядом был друг.

Пел он хорошо, и хранил в своей памяти множество баллад, заносимых в замок бродячими музыкантами: от героических (про войны и сражения) до откровенно неприличных, и сам сочинял музыку и слова. Элиа, у которого ни слуха, ни голоса отродясь не было, тем не менее, ему не завидовал. Ему просто нравилось слушать, как поет друг. В такие моменты он сидел, забыв обо всем на свете, и представлял себе то, о чем повествует Рин.

Домой они шли тихо, стараясь не вспугнуть пронзительную тишину осеннего леса. Вдруг совсем недалеко закуковала кукушка.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить?- полюбопытствовал Рин. Птица прокричала раз, два, и замолчала.

– А мне?- спросил Элиа. Она вновь закуковала, и долго не смолкала.

Рин не сдержал смеха:

– Ты ей понравился – вон сколько наобещала.

– Ага, конечно,- улыбнулся Элиа,- Больше всех.

В тот день, уже когда Рин пошел домой к тетке, у которой жил, Элиа задумался о том, что он сказал насчет того, чтобы повидать мир и все такое…Он сидел в своей комнате, читая одну из отцовских книг, которую тайком взял из большого сундука в родительской комнате. Книга была не очень интересной, про какую-то принцессу, влюбившуюся в тана вражеского рода, и он положил ее обратно. Потом сел у окна и начал вспоминать.

До того как год назад осесть в замке Нарит, принадлежащем знатному тану Ольгу, семья Элиа часто переезжала с места на место. Отец нигде не мог найти постоянную работу, так что в иных замках или городах они проводили самое большое ночь. Дети воспринимали это по разному: близнецам нравилось путешествовать, Лин была слишком мала, а Элиа жил в каком-то своем выдуманном мире, в которой больше никого не допускал. Он, в отличие от братьев, плохо сходился со своими сверстниками. Лишь здесь, в Нарите он каким-то образом сразу и напрочь подружился с Рином. Но это было скорее исключение, а не правило.

Элиа мучался сомнениями. Выходить в дорогу осенью, да еще и пешком, без денег – это казалось ему глупым. А уж как родители разозлятся…об этом даже и думать страшно. Он уже жалел, что согласился и даже не попытался отговорить сумасбродного друга от его безумной идеи.

– Да я боюсь,- прошептал он, вдруг поняв, в чем дело,- просто-напросто боюсь. Спрашивается, чего? Вот идиот! Ну как есть чокнутый, правильно мама говорит.

От осознания этого на душе стало легче. Теперь уже можно было пробовать осилить свои страхи и потихоньку собираться в путь.

Элиа снова зашел в комнату родителей и взял ту книгу. Интересно, смогут ли те двое – принцесса и воин – встретиться опять, несмотря на все запреты? И он снова углубился в чтение.

Но уйти им не удалось. В начале той осени почему-то особенно свирепствовали лесные разбойники, грабя и сжигая дотла то одну крепость, то другую, убивая и угоняя в рабство и мужчин, и женщин, и детей. До крепости тана Ольга бедствие пока не добралось, но он приказал строить укрепления заранее. Старый воин, он понимал, что разбойники вряд ли минуют его земли и замок. Вокруг крепостных стен углубляли ров с водой, в лесу, за рекой были расставлены вооруженные отряды, мастеровые спешно делали оружие.

Элиа и Рина все эти напасти миновали стороной: они мечтали о том, чтобы поскорее сбежать, и строили планы на будущее. Они лишь выжидали удобный момент для того, чтобы покинуть замок. Окружающие заметили их странную задумчивость, но отнесли это к обычной мальчишеской блажи. Оба, незаметно от родных, запасали еду, которую можно хранить, и брались за любую работу, сулящую хоть немного денег.

В тот день они шли с реки, где помогали стирать белье. Внезапно со стороны конюшни раздались громкие крики, свист кнута и серебристое ржание, которое Элиа узнал бы даже во сне.

– Это же Дон!- потрясенно сказал он, лихорадочно соображая, что делать.

– Элиа, не надо,- сказал Рин, увидев как он ставит на землю корзину с бельем, и, угадав, что последует дальше,- Туда же запрещают ходить! Отец тебя убьет!

– Пусти!- крикнул Элиа и, резко выдернув руку, бросился на крики.

– Элиа! Стой, тебе говорят! С ума сошел? Элиа!

Рин отдал корзины тетке и побежал за другом. Опоздал.

Громадный вороной конь встал на дыбы, пытаясь скинуть ненавистного седока, но тот крепко держался в седле. Рин немедленно узнал наездника: это был единственный сын тана Ольга, тоже Ольг по имени. Про него в замке мало знали – лишь то, что он великолепный и жестокий, несмотря на молодость, воин. Может, он и с лошадьми ладил, этого Рин не знал, но Дона еще никто не смог приручить. Могучий конь сделал еще одно усилие, и тан кувырком полетел на землю. Рин оценил его мастерство: парень упал очень умело, не только не переломав себе кости, но и сразу мягко откатился в сторону, чтобы не попасть под копыта. Разъяренное животное же стало крушить все, что попадалось на пути.

Конюхи разбежались во все сторону, спасаясь от неминуемой гибели, а Дон, легко перемахнув через деревянную ограду, помчался к реке. А там…

– Там же дети!- крикнул Элиа, стоящий рядом с забором и побежал за ним.

Обезумевший конь скакал прямо на играющих детей, среди которых была и Лин. Элиа рассчитал момент и помчался наперерез. И без того маленький ростом, рядом с конем он казался совсем игрушечным. Рин поймал себя на нелепой мысли, что видит все в замедленном темпе. Вот Элиа вцепился в густую черную гриву, подтянулся и изловчился сесть на спину. Вот он шепчет на ухо Дону какие-то успокаивающие слова и конь медленно успокаивается. Вот Дон переходит на с галопа на шаг, и Элиа отводит его подальше от испуганных детей, и правит на конюшню.

Элиа слез с высоченной спины Дона и встал, чуть пошатываясь от перенапряжения. Но улыбка у него была счастливая.

– Я в первый раз ездил на коне,- сказал он и глаза у него сияли от восторга.

– Нет, ну ты впрямь сумасшедший,- сказал Рин. Вдруг Элиа начал падать. Но прежде чем он мешком осел на землю, даже прежде чем Рин успел что-то понять, Элиа подхватил на руки подоспевший вовремя отец.

Элиа пролежал без сознания три дня. Но даже и в горячечном бреду он все время вспоминал Дона. Впрочем, не только его – благодаря его странной болезни родители узнали о плане их с Рином побега. Юному певцу здорово попало от мамы Элиа, но по-настоящему никто не ругался. Хватало в те дни и других проблем.

Косые лучи полуденного солнца падали на стену. Мать принесла Элиа супа. Он неловко, почему-то левой рукой, держал деревянную ложку и без особой охоты вылавливал из бульона овощи. Лин, сидевшая на своей кровати за очередным платьем для куклы, невежливо фыркала каждый раз, когда Элиа с кислым видом глотал суп.

– Элиа, не кривляйся,- сказала мама, – Доедай скорее, и я принесу тебе чай.

– А с чем чай?- спросил Элиа, оживляясь. Хоть бы с пирогами. Пироги он любил безмерно.

– С вареньем,- отрезала мать. Но смягчилась,- Может, выделю пирожок с капустой, но вообще, они на ужин.

– Я тоже хочу пирожок,- заныла Лин,- Почему Элиа есть, а мне нет?

– Потому что он болеет,- невозмутимо сказала мама, забирая пустую тарелку, и ушла на кухню.

– Потому что он болеет,- передразнила Лин. Элиа показал ей гримасу. Тогда Лин закинула в него подушкой, но не попала. Элиа, в свою очередь, уже прицелился в сестренку, но ему помешал стук в окно. Через стекло высвечивалась лукавая физиономия Рина. Он кивнул головой: мол, выходи; но Элиа только развел руками. Рин пожал плечами и вошел в дом сам. Слышно было как он здоровается, задает какие-то вопросы, идет к комнате своей обычной танцующей походкой.

– Привет,- сказал он громко. Заметил летающие по воздуху перья и ухмыльнулся, – Все живы?

Элиа убрал белое перышко, севшее ему на нос, пожал плечами:

– Пока – да. Но это ненадолго, – свирепо предупредил он сестру.

– Ой боюсь,- сказала Лин,- Та-а-ак страшно…

– Я тебя предупредил… – начал Элиа. Лин убежала на кухню. Оттуда донеслась жалоба:

– Мам, а Элиа дерется!

Но мама на подначку не пошла. Не прошло и недели как сын спас детей на реке, совершил смелый поступок, а теперь пусть чудит себе на здоровье.

Рин уселся на кровать рядом с Элиа. Послушал, улыбнувшись, как ябедничает Лин, спросил:

– Ну, как дела, Аника-воин?

– Жить буду. Тебе от моей мамы не сильно попало?

– Тоже переживу. Ты же не виноват, что в бреду все рассказал. И как только тебя угораздило…

– Сам не знаю,- Элиа пожал плечами. Причина странной болезни так и осталась ненайденной. Мама полагала, что у него поднялся жар от перенапряжения, а отец, если что и подозревал, то держал свои размышления при себе. Для самого Элиа это тоже осталось загадкой. Он вообще помнил события того дня как-то расплывчато. Он пытался вспомнить как смог сходу запрыгнуть на высоченного Дона, а потом еще и удержаться на нем без седла и сбруи, и слезть, не сломав себе шею, но в памяти осталось лишь ощущение полета, необыкновенной легкости, и свист ветра в ушах,- А знаешь почему родители всегда запрещали и мне, и близнецам подходить к лошадям?

– Не знаю,- честно признался Рин,- и почему?

Элиа мгновенно представил себе вчерашний разговор с родителями, когда те наконец рассказали ему об этом. И снова, как и вчера, принялся мысленно возражать им.

– У меня был старший брат…- сказал он негромко,- Он умер еще до моего рождения. Упал с лошади.

– А-аа,- протянул Рин,- Понятно.

– Мама сказала, что я очень похож на него внешне. И еще, его звали Элиа, как и меня. Он здорово обращался с лошадьми, мог поладить с любым конем. Никто не ожидал, что все так случится. А потом родился я, и меня назвали в его честь.

– Ну и что тебе не нравится? – спросил Рин, больше наблюдавший за лицом Элиа, чем следивший за его рассказом. Карие глаза Элиа стали какими-то непривычно злыми. У Элиа была бесившая всех привычка все делать наперекор, но сейчас она была не при чем. Злился он по другой, более важной причине.

– Мне не нравится?- переспросил Элиа,- Мне не просто не нравится… Я даже как и сказать-то не знаю! Они меня воспринимают как его, понимаешь. Я для них лишь его тень. А я – тоже человек! У меня свои привычки, увлечения, свой характер, наконец. Но меня нет.

– Не говори так,- сказал Рин,- Ты есть! Есть чокнутый сумасбродный парень – мой друг. Ты сумасшедший отчаянный идиот, но ты есть. И кому какая разница, на кого ты похож, и чье имя ты носишь. Мне все равно. Нику и Дэни, по-моему, тоже. А с Лин вы будете ссориться, даже если ее назвать принцессой Элман, а тебя Таниэлем Храбрым.

Элиа рассмеялся:

– Если уж я чокнутый, то кто тогда ты?

А спустя день произошло то, чего так опасались все жители Нарита. Дозорные, выставленные таном Ольгом, заметили большой отряд хорошо вооруженных разбойников. За первым отрядом с востока, последовал второй – с запада и третий – с севера. Они окружили замок и начали выжидать удобный момент для нападения. Не было никого лишь с юга: южнее замка Нарит раскинулась непроходимая топь. Разбойники решили, что через болото никто уйти не сможет. Вообще-то, никто и не мог. Болота не любили, но и не боялись: в старые времена, когда трясина окружала крепость со всех сторон, здесь удобно было скрываться от врагов, не знающих тайных троп.

День выдался дождливый, промозглый. Все куда-то разошлись, а Элиа, которому пока запрещали выходить из дома, сидел на кухне читал очередную отцовскую книгу. Он поставил на стол перед собой кружку молока и маминого печенья и наслаждался долгожданной тишиной. Вдруг невдалеке громыхнуло. Элиа оторвался от книжки, прислушался:

– Что за черт?- но больше необычных звуков не было. Громом это быть не могло – при таком-то сереньком дождичке. А других объяснений на ум не приходило. Он посмотрел в окно…и понял. Это пытались разрушить стены замка из больших механизмов: камень клали в ковш, тянули его веревками на себя, потом резко отпускали. И стены рушились под увеличенной силой этих машин!

Элиа торопливо накинул на себя теплую куртку и уже собрался выходить из дома, когда дверь с треском распахнулась. На пороге стоял Дэни: взъерошенный, грязный и бледный как смерть.

– Где мама и Лин?- прохрипел он так, будто долго и быстро бежал. Глаза у него были страшные. Элиа растерялся:

– Я не знаю,- пробормотал он,- Я и вправду не знаю… Может быть на реке.

– На реке,- Дэни обхватил голову руками,- Только не это…

Он, казалось, совсем забыл про брата.

– Что случилось?- спросил Элиа. Дэни посмотрел на него как на незнакомца. Потом переборол себя, схватил его за плечи и, насколько мог мягко, сказал:

– Ничего. Все нормально. Сиди дома, слышишь. Никуда не выходи, хорошо?

– Ладно,- испуганно согласился Элиа. Он бы наверно согласился сейчас со всем, что ему говорили.

– Если придут папа и Ник, скажи, что я ушел к реке. И не выходи из дома!

Элиа посмотрел на бледное, красивое лицо брата и вдруг понял, что они могут уже больше и не увидеться. Он понял это не рассудком, а чем-то, что гораздо древней разума. Понял это и Дэни.

– Береги себя,- сказал он и ушел не оглядываясь. А Элиа вдруг почувствовал себя маленькой песчинкой на берегу океана, не способной ничего сделать, никого уберечь. А еще, он подумал о том, что еще никогда брат не говорил с ним так. Близнецам вообще было не до младшего братишки: у них было много друзей, у них были они сами и они не нуждались в защите. А теперь Дэни сказал, чтобы он, Элиа, берег себя. И ушел навсегда – это Элиа знал неведомо откуда почти наверняка.

Элиа до смерти захотелось распахнуть двери и выскочить вслед за братом, но он не посмел. Так и остался стоять посреди просторной кухни, бессмысленно глядя на плачущий за окном дождь.

За окном вечерело, когда Элиа наконец вышел из странного оцепенения, овладевшего им после разговора с Дэни. Небо все так же было покрыто свинцово-серыми тучами, которые давили своей непроглядностью. В такой день хорошо сидеть дома около камина, думая лишь о чем-нибудь хорошем(например, о целой кружке парного теплого молока).

Элиа решительно вышел из дома и направился к реке. Холодные струи назойливо лезли в лицо, мешая видеть что-либо впереди себя. Очень близко слышались крики и звуки боя: лязг металла, отрывистые приказы воинов. Элиа сжался от холода и нарастающего страха, но упрямо шагал вперед.

У реки орудия врагов ломали древнюю крепостную стену, построенную далекими предками нынешнего тана. Стрелы разбойников, заряженные горящей смолой, попали на соломенную крышу конюшни, раздавалось испуганное лошадиное ржание. Но Элиа не обращал на него внимания.

Кто-то схватил его за плечо. Элиа поднял глаза: это был Рин.

– Ты куда?- спросил он. Рин, грязный и мокрый, тем не менее был при оружии. Он сжимал в руках небольшой, по возрасту, арбалет и колчан со стрелами.

– На реку!- отрезал Элиа,- Пусти!

На лице Рина появилось странное, отсутствующее выражение. Он глухо, отрывисто сказал:

– Элиа, тебе туда нельзя…Ты иди домой.

– Что? Рин, ты с ума сошел? Какого черта?

– Элиа, я серьезно…

– Рин, там моя мама!- прокричал Элиа. Струи воды били его прямо по лицу, и он замучался убирать мокрые волосы со лба,- Там мой брат и моя сестра!

Рин судорожно сглотнул:

– Элиа, послушай меня, их там нет… Слышишь!? Их больше нет, Элиа!

Лицо Элиа, только что яростное, вдруг погасло, посерело. Он бессильно уронил руки.

– Их нет,- повторил Рин,- Они погибли, Элиа. Мне очень жаль.

– Кто?- спросил Элиа, почти не разжимая губ. По щекам, смешиваясь с дождем, текли крупные соленые слезы. Рин покачал головой.

– Сначала Лин и твоя мама, потом Дэни. Он сражался как воин. Я не знал.

Я тоже, мог сказать Элиа, но не сказал. Из горла рвался на волю душераздирающий вой, но Элиа сдерживал себя изо всех сил. Он до крови прокусил губу, только чтобы не закричать и слепо метнулся в сторону. Рин отшатнулся в сторону, увидев какое у него лицо – лицо человека, идущего убивать. Не наказывать, не сражаться, а убивать. Тем, кто знал Элиа, трудно было представить его даже просто злившимся, а уж таким и подавно.

Он побежал к реке, не разбирая дороги. Он бежал, падал, вставал и снова падал и так без конца. У реки он снова упал, поскользнувшись на мокрой глине, и покатился вниз по обрыву. Падение было бесконечное, и в какой-то момент Элиа безразлично подумал, что теперь его уже ничего не спасет.

Его подхватили чьи-то сильные руки.

– Элиа, сынок, ты жив?- раздался до боли знакомый голос. Элиа усилием воли раскрыл слипшиеся ресницы и увидел над собой отцовское лицо, измазанное в саже и глине.

– Мама… она…и Лин…- силился сказать он. Отец остановил его жестом.

– Мы знаем,- сказал он. Рядом мелькнул непривычно серьезный, печальный Ник с оружием в руках.

Элиа нехорошо колотило мелкой, холодной дрожью. Он неловко встал на ноги и сразу же чуть не упал. Отец отвел его в сторону, усадил на камень.

– Элиа, ты должен уйти,- сказал он, доставая из-под рубахи золотую цепь с каким-то гербом на подвеске, и надевая его на Элиа,- Спрячь это. Это символы королевской власти Торинода. Ты ведь знаешь, где находится Торинод?

Элиа согласно кивнул: Торинод был далекой южной страной на берегу океана.

– Слушай, Элиа и запоминай. Ты принадлежишь к древнему царственному роду, и ты должен дойти до столицы Торинода – Неара. Там ты встретишь человека по имени Колин, он когда-то был лучшим оружейником страны. Покажи ему цепь и скажи, что ты – мой сын. Он скажет тебе, что делать дальше. Запомнил?

Элиа отчаянно замотал головой.

– Я не уеду… Я никуда не хочу! Я не оставлю тебя и Ника…- бессвязно бормотал он.

Отец взял его за плечи и хорошенько встряхнул:

– Ты пойдешь через болото, слышишь меня! Есть потайной выход из замка. Он ведет на болото, поэтому им и не воспользовались! Это в южной стене. Там есть красный камень – рычаг. Нажми на него и дверь должна открыться.

– Без вас я не уйду! Я не уйду! Я буду сражаться… Я не могу уйти.

Лицо отца, освещаемое пламенем факелов, как-то неожиданно постарело. На высоком лбу вырисовались резкие морщины, а на висках появилась невиданная раньше седина. Он обнял Элиа за плечи и негромко сказал:

– Мы хотим, чтобы ты жил. Мы будем сражаться за то, чтобы ты жил. Твоя мама этого хотела. Не делай так, чтобы ее жертва была напрасной, Элиа.

Элиа обреченно кивнул и ушел. Но не так, как Дэни, а постоянно оглядываясь на отца и Ника, уже занятых боем. На душе было пусто и холодно, как никогда.

Осенний дождь лил, не переставая, будто оплакивая всех, погибших в этот день, и мир превратился в сплошную стену из тяжелых черных туч.

Ольг проснулся от лязга металла. Он открыл глаза и сразу сел. В отличие от многих людей, у него не было переходного периода между сном и явью, он просыпался и сразу вспоминал все, что было накануне.

В комнате было темно и свежо. Из открытого окна доносились людские крики и запах гари. Ольг пошевелился и обнаружил, что спал в воинских доспехах. До этого он бодрствовал без перерыва три дня, пытаясь со своим отрядом не подпустить разбойников к замку, а когда вернулся, свалился как убитый, даже не сняв с тела кольчугу. Дорогой, на заказ сделанный меч, лежал рядом с кроватью в богатых ножнах.

В бесконечных каменных коридорах замка послышались гулкие шаги. Ольг заставил себя встать, приладил ножны за спину и бесшумно вышел из комнаты. Ольг крался по коридору как большая и ловкая кошка крадется за добычей.

За поворотом кто-то торопливо бежал. Ольг притаился, но тотчас показался бегущему. То был его отец, тан Ольг.

– Отец, что происходит?- спросил Ольг настороженно. Ему совершенно не нравился шум, исходящий от стен замка.

Ольг был воином, и поэтому старый тан не стал скрывать от него правду.

– Нас теснят. Мы проигрываем. Я шел к тебе, сын. Ты должен собрать самые необходимые вещи и уйти из замка, пока не поздно.

Ольг внимательно посмотрел на отца, пытаясь понять – не шутит ли он. Старый тан, весь в копоти и грязи, с царапинами на лице, был серьезен – как всегда. Ольг без колебаний сказал:

– Я – воин. Я не побегу от опасности. Ты это знаешь.

Они стояли лицом друг к другу, похожие как две капли воды: одинаково сероглазые, загорелые, оба – красивые особой, мужской красотой. Ольг в свои пятнадцать был ненамного ниже очень высокого отца. Только сын был поизящнее и потоньше в кости – наследство матери, которую Ольг никогда в своей жизни не видел.

Тан сказал тихо:

– Я знаю. Но я хочу, чтобы ты выжил, вернулся и отомстил за нас. Я приказываю тебе уйти немедленно, Ольг.

Ольг склонил голову. Ослушаться приказ отца он не посмел. Были вещи, которые невозможно совершить даже ему. Он молча поклонился и развернулся.

– Постой,- сказал отец, когда он уже достиг дверей своей опочивальни. Подошел к сыну и молча отстегнул великолепный танский меч работы древнего мастера, и протянул сыну. Меч этот переходил из поколения в поколение уже много веков.- Не хочу, чтобы он достался кому-то другому. Его достоин лишь ты. Прощай.

– Ты все-таки неправ,- сказал Ольг еле слышно. Отец услышал его и добавил:

– Я не хочу, чтобы ты умер.

Но Ольг, как и отец, знал: не важно где и когда умирать, важно КАК это произойдет. Смерть в бою, при защите своего дома была достойной для потомка древних королей и воителей.

– Я не хочу этого,- повторил тан и ушел быстрыми размашистыми шагами, оставив Ольга одного. Он не желал, чтобы сын видел его слезы.

Ольг не умел плакать, и даже, бывало, бравировал своим безразличием к боли и жестоким обидам. Сейчас ему хотелось броситься в свою комнату и уткнуться лицом в подушку. Но он не смог.

Теплая одежда, сменная пара обуви, увесистый кошель с золотом и серебром – все поместилось в заплечном мешке. Отцовский меч удобно устроился за спиной рядом с собственным. Колчан, полный стрел, тугой лук, несколько метательных ножей – все оружие не раз испытанное, надежное. Больше и брать-то нечего. Ольгу не было обидно, что остаются любимые мамины картины и драгоценности, книги и карты. Он знал, что это вряд ли поможет ему вернуться для мести.

Он вышел во двор, закрывшись капюшоном от дождя, и направился к южной стене. Там, и он это знал наверняка, был тайный выход из крепости, выводящий на болота. Поэтому-то ходом и не воспользовались – невозможно было вывести испуганных детей и женщин без риска пропасть в страшной трясине. Да и никто не хотел бросать мужей, братьев, отцов.

Ход давно уже никем не открывался. Последний раз на болотах, растянувшихся на несколько дней пешего пути, побывал маленький мальчик девяти лет, сын тана. Он – Ольг. С тех пор все изменилось. Могли измениться и сами топи. Кто знает… В душе Ольг надеялся, что не найдет в темноте тот камень-рычаг и сможет с легкой душой вернуться к отцу.

Всю дорогу до южной стены Ольгу никто не попадался, но возле самой стены он увидел две фигуры при зажженном факеле: силуэт огромного горбоносого коня, и тоненькую мальчишескую тень.

– Ну где же он?- безуспешно спрашивал мальчик. Голос у него был хрипловатый, надтреснутый, как будто он совсем недавно долго и отчаянно плакал. Мальчик вышел в пространство, освещенное огнем, и Ольг увидел худое лицо, бледное даже сквозь потеки грязи, блестящие карие глаза, в которых плясали язычки пламени, и узнал в нем младшего сына конюха Эвана, совсем недавно спасшего детей от обозленного коня. Странно, но теперь мальчик казался старше, чем в тот день,- Где же этот чертов камень?- выкрикнул он с ненавистью в темноту и закрыл лицо ладонями.

Ольг понятия не имел откуда мальчишка знает о потайном выходе, но раз уж он пришел сюда, причина на то должна быть веская. Трусом, спасающимся в одиночку от разбойников, Ольг бы его не назвал. Он помнил, как тот бесстрашно вскочил на взбесившегося коня, несшегося не разбирая дороги.

Ольг вышел на свет.

– Камень правее. Пойдем, я покажу.

Мальчишка изумленно посмотрел на него, но ничего не сказал. Ольг был ему за это благодарен: ему вовсе не хотелось ничего объяснять. Мальчик просто пошел вслед за Ольгом, ведя на поводу коня и освещая путь факелом. Ольг обернулся и заметил, что на боку Дона висел дорожный мешок. Значит, у него появляется неожиданный спутник.

Ольг сам удивился, как быстро он вспомнил местонахождение рычага. Как будто и не прошло долгих шесть лет с такого же осеннего дня. Только тогда ярко светило солнце, а сейчас стояла непроглядная ночь, и шел черный дождь. Ольг уверенно нажал на небольшой выпуклый камень и увидел, как с шумом треском подался в сторону большой замшелый участок в стене. Из-за стены пахнуло водорослями.

– Иди за мной шаг в шаг,- приказал Ольг мальчишке,- Не отставай. Сначала будет сухая земля, а потом резко начнется болото.

Мальчик кивнул. Ольг заметил, что он не выпускает из рук поводьев упирающегося коня.

– Ты что обалдел?- резко спросил он,- Отпусти его! На болоте он не пройдет!

– Я его здесь не брошу!

– Веселенькая будет картинка: мы погибнем не в бою за собственный дом, а утонем в болоте по твоей вине!- Ольг начал накаляться,- Если ты потащишь его туда, я прямо сейчас разворачиваюсь обратно.

– Я не брошу его одного,- уже тише сказал мальчик. Ольг прикинул время и сдался.

– Ладно,- сказал он,- Ценные вещи, золото неси сам. Если он утонет, то ты не останешься ни с чем. Не наматывай поводья на руку, не то он и сам погибнет, и тебя утащит, а у меня сил на вас обоих не хватит. Все понятно?

– Да.

– Тогда пошли.

Каменная стена за их спинами встала на место. Обратной дороги нет. У Ольга не было желания смотреть назад, чтобы выяснять, выполнил ли его невольный спутник его приказ. Он больше думал о том, как бы не исчезнуть в трясине навсегда самому, тем самым, лишив себя возможности отомстить. А парнишка, если уж ему так хочется наверняка погибнуть, пусть делает что хочет.

Под сапогами хлюпала грязь, но это пока не было болотом. Просто дождь размочил землю. Ольг знал, что в настоящей трясине будет хуже, гораздо хуже, но предупреждать об этом не стал. Не было смысла.

Мальчик шел, шепча на ухо коню что-то ласковое. Должно быть, Дон крепко доверял ему, если уж позволил вести себя в такое гиблое место. Ольг невольно вспомнил, как Дон скинул его самого – опытного наездника, умевшего заставить подчиниться любое животное. Что ж, может и впрямь, мальчишка успокоит коня и все обойдется.

– А что там, за болотами?- неожиданно спросил мальчик. Ольг, не отрываясь от тропы, ответил:

– Старая дорога на море. Если доберемся, пойдем к ближайшему порту.

– А зачем?

Ольг пожал плечами:

– Разве у тебя есть куда идти? Мне нужно набрать воинов и вернуться. А тебе?

Мальчик промолчал. Но потом все же сказал негромко:

– Сначала надо выбраться живыми, ведь так?

Ольг откликнулся:

– Попробуем. До конца трясин три дня пути. Ночевать можно на островах, здесь есть островки суши.

– Откуда ты знаешь?

Ольг не стал отвечать. Начиналась область болота, и он полностью переключил свое внимание на тропу. Здесь каждый неверный шаг грозил обернуться неминуемой и страшной гибелью. Ольг смерти не боялся, но и приближать ее не желал. В его планах на ближайшее будущее было выбраться на Старый тракт живым и невредимым, да еще и мальчишку этого вытащить с его конем.

– Будь осторожнее,- сказал он,- Проверяй почву перед тем, как наступить.

– Хорошо,- сказал мальчик.

В руках у обоих были подобранные еще у стен замка крепкие палки. Ольг шел уверенно, почти не проверяя устойчивость почвы. Он надеялся на память и на звериное чутье на опасность, которое не раз его выручало в трудные минуты. К тому же, он был воином, а значит умел распознавать природные метки. Но и ему было не по себе в этих местах.

– И какой идиот построил замок возле болота?- произнес мальчик. Он старался говорить громко, но в конце фразы его голос дрогнул. Ольг понял, что ему жутковато, и он тщательно пытается это скрыть, то и дело задавая разные вопросы.

– Мой очень далекий предок,- усмехнулся Ольг,- Между прочим, раньше болота окружали Нарит со всех сторон на много миль вокруг. Его специально воздвигли в глуши, чтобы защитить от нападений. Пятьсот лет назад была Великая засуха, и топь отступила на юг. А что, тебе тут не нравиться?

– Да нет, тут очень мило,- ядовито отозвался мальчик. Ольг понял по его тону, что тему лучше не развивать. Вместо этого он спросил:

– Как тебя зовут, парень?

– Элиа.

Что ж, неплохое имя. И ведешь ты себя достойно, решил Ольг. Еще бы знать, какая нелегкая заставила тебя идти через места, которых ты боишься до дрожи в коленях.

– А я Ольг.

– Я знаю.

Они снова надолго замолкли. Ольг замерз. Дождь, хоть и перестал лить как из ведра, все равно продолжал накрапывать, проникая под одежду и холодя тело. Кольчуга, казавшаяся такой нужной в замке, стала тяжелой и совершенно лишней. Но надо было терпеть. По подсчетам Ольга, через пару часов должен был появиться маленький остров. Там можно будет переночевать и разжечь костер. Но сначала до него нужно добраться.

Дон, ведомый Элиа, пофыркивал и испуганно переступал с ноги на ногу, но не пытался вырваться. И на том спасибо. Ольг уже готов был изменить свое первоначальное мнение о том, что огромный конь будет только обузой. Возможно, и дальше все будет хорошо. Хотя иллюзий насчет собственной везучести сын тана не питал никогда.

Элиа, шагавший сзади, по прежнему ничего не говорил. В наступившей тишине были слышны лишь звуки дождя и шагов, да еще их тяжелое дыхание. Наступала середина ночи: самое время, чтобы спать в уютной теплой кровати и видеть приятные сны. Тем, кто бодрствует в это время, приходят на ум странные, полные беспокойства мысли. Ольг подумал о том, что в темноте он вполне мог ошибиться, и пойти другой, ошибочной тропой, и, вполне возможно, что они сейчас идут вглубь страшной трясины. Тем более, что когда-то поставленные вешки были малозаметны и ясным днем, не то что сейчас. Ольга от этой мысли прошиб холодный пот.

Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он обратился к Элиа.

– Здесь страшновато ночью. Ты не боишься?

Элиа ответил – быстрее, чем полагалось бы:

– Нет. А ты?

Ольг нервно рассмеялся:

– Я боюсь? Я боюсь, что я мало боюсь! Ничего, скоро должна быть твердая земля. Уже скоро.

Небольшой островок суши возник внезапно. Под ногами, только что по щиколотки уходившими в воду, возникло что-то твердое. Ольг осветил пространство перед собой: перед ними была больная земля, поросшая чахлыми деревцами. Но все же, это был ночлег.

Ольг первым выбрался на берег и с наслаждением растянулся у подножья дерева. Элиа вывел Дона и прилег рядышком.

– Устал? – спросил Ольг, вставая, чтобы развести костер.

– Ничего, переживу, – ответил Элиа и тут же заснул.

Ольг проснулся от сдерживаемого всхлипывания. Плащ, которым он накрыл было задремавшего Элиа почему-то оказался на нем самом. Было тепло и уютно, но спать пока не хотелось, и он присмотрелся к Элиа.

Мальчишка сидел у костра, обняв колени руками. Волосы, показавшиеся Ольгу темными, на самом деле отдавали медно-рыжим оттенком. По грязным щекам пролегли две светлые полоски – от слез.

Ольг не любил слез; его раздражало, когда люди открыто проявляют свои чувства. Он встал, подошел к костру и сел рядом.

– Мама умерла,- сказал Элиа, ни кому не обращаясь,- И Дэни, и Лин. И папа с Ником тоже, наверное. Почему?- горько прозвучало в ночной мгле.

– Это твоя семья, да?- робко спросил Ольг. Его семьей был отец, который вечно был занят делами и почти не обращал внимания на сына.

Элиа кивнул.

– А я отца оставил,- сказал тан,- Я бы не ушел, да он приказал. Сказал, что я должен выжить.

– Мне тоже отец приказал. Не понимаю, ради чего. Какая разница… Королевский род… Кому он нужен, королевский род.

Ольгу показалось, что мальчик бредит. Он рассказывал о поручении своего отца, о королевском роде, и Ольг окончательно понял: Элиа сошел с ума в эту страшную ночь, потеряв всех своих близких. Он слыхал про такие случаи, когда люди сходили с ума, после гибели тех, кого любили, думали, что они еще живы или еще что-нибудь похожее. Его смущало только одно: во всем остальном Элиа рассуждал вполне здраво, даже для двенадцатилетнего мальчишки. Но вероятно так и должно быть, он ведь никогда раньше не видел сумасшедших.

Одно Ольг понял наверняка: теперь ему придется взять на себя ответственность за этого малого. Потому что он – тан, и его обязанность защищать слабых. Потому что он старше и должен оберегать младших. Во всем есть тайный смысл, как был тайный смысл в том, что произошло нападение на Нарит, и тан заставил своего сына покинуть замок. И он, этот смысл, заключался в том, чтобы встретить и помочь Элиа.

Ольг тронул Элиа за плечо.

– Ложись спать. С рассветом тронемся в путь.

Солнце, которое, казалось, больше никогда не взойдет над горизонтом после страшной ночи захвата замка, поднималось на востоке огромным золотым шаром. Оно быстро встало высоко в небе и осветило болота.

Элиа и Ольг шли уже давно. Дон покорно плелся за Элиа, утратив весь свой знаменитый норов, и даже не пытаясь сопротивляться. Должно быть, здешние края его угнетали. Элиа шел безразлично. Он больше не плакал – в какой-то момент заканчиваются любые слезы и сменяются равнодушием – и, по большей мере, помалкивал, только изредка подбадривал Дона. На Ольга же внезапно навалилась страшная, чисто физическая, усталость, и он знал почему. Так бывает, когда долго держишь себя в узде, а потом на мгновенье позволяешь себе забыться. Но Ольг не мог позволить себе расклеиться. Причин на то было несколько: и места, которыми они продвигались к дороге, и его несчастный спутник, и ощущение собственной вины перед теми, кто остался Там. И он шагал и шагал вперед, заставляя передвигаться ноги, вязнущие в земле.

Ольг поневоле все время вспоминал, как шел этими тропами ребенком. Почему-то тогда, много лет назад, ему совсем не было страшно. Он помнил свое восхищение непугаными птичьими стаями, огромными, ничего не боящимися кабанами, трещавшими ветками на островах, тайнами, которые хранили непроглядные дали. Теперь ему казалось, что тем мальчишкой был не он, а кто-то другой.

– Ты бывал здесь раньше,- хрипло сказал Элиа,- Когда?

Ольг, не сбавляя шага, двигался по нетвердой земле. Он даже не обернулся, чтобы ответить на вопрос, заданный Элиа. Это и так мучило его много лет, и он не собирался выкладывать все полузнакомому странноватому парню, что бы там их теперь и не связывало.

Солнце быстро спряталось обратно за облака, и очарование местности тут же пропало, сменившись прежним унынием. Начался хмурый осенний дождь, к которому, казалось, все уже привыкли: и юноша, и мальчик, и огромный вороной конь.

Они устроили привал на островке твердой земли, и развели костер. Ольг, сам на пределе своих возможностей, с тревогой заметил, что Элиа совсем выбился из сил, но упрямо старается этого не показать. Даже Дон, которому дальние переходы должны быть привычными, тяжело дышал и все время недовольно пофыркивал.

– Сколько еще идти?- спросил Элиа, чуть отдышавшись. Он задумчиво смотрел на огонь и пил воду из походной фляги. Фляжка была красивая, искусной работы, и, скорей всего, кого-нибудь из старших.

Ольг устало пожал плечами:

– День или два. Ты как, выдержишь?- внезапно спросил он. Элиа не ответил, но Ольг заметил, что он прикусил губу до крови и согласно кивнул.

Ольг и сам все время боролся с горестным диким воем, рвущимся наружу откуда-то из самых потаенных уголков его сердца. Он не мог позволить себе расклеиться сейчас, когда его знаменитое хладнокровие и безразличие к любой боли нужны больше всего. А еще, он сдерживал эмоции, видя, как мальчик, идущий рядом и потерявший всю семью, молчит и не плачет. Впрочем, Ольг выдержал бы все равно – сказывалась многолетняя привычка.

Ночью небо прояснилось, и на темно-синем фоне появились крупные яркие звезды. Они были похожи на масляные светильники, которые Ольг видел, когда ездил с отцом в столицу. Те светильники зажигали вечером, и они горели до утра, освещая широкие улицы города. Так и звезды светили для всех тех, кто однажды вышел в ночь.

Элиа лежал, заложив руки за голову, и смотрел на небо. Странное душевное оцепенение, полное равнодушие ко всему, начали потихоньку его отпускать, и он с болью вспоминал тех, кого покинул: маму, близнецов, Лин, отца. Веселого песенника Рина. Броситься опрометью назад, в замок? Но что он там увидит – потемневшие от пожара стены; убитых, над которыми кружат падальщики. Смерть. Опустошение. И пирующие на останках замка бандиты, не погнушавшиеся убивать женщин и детей. От этих мыслей Элиа было еще хуже. Он отвернулся от внимательно наблюдающего за ним тана и долго не мог заснуть, уставившись невидящими глазами в одному ему известную точку на небе.

Ольг нашел на небе Коня – созвездие всех путешественников. Там, где должно было находиться копыто небесного скакуна, ярко светила крупная белая звездочка – Эльконтар. Когда Ольг был помладше, он верил в старую легенду о том, что там, на Эльконтаре, обитают души умерших. Наверное, Элиа тоже верил в эту легенду. Если бы тан не считал себя таким равнодушным человеком, он бы, наверное, подошел сейчас к мальчику и утешающее показал на небо: мол, видишь звездочку у копыта Коня? Оттуда сейчас глядят на нас с тобой те, кто нас любил, и кого любили мы.

– Ты спишь, Элиа?

– Нет.

– Лучше постарайся уснуть. Завтра снова идти целый день.

Элиа промолчал. Ольг уж было подумал, что он и в самом деле последовал его совету и заснул, но тишину внезапно нарушил шепот Элиа.

– Я вернусь.

– С ума сошел? Тебя убьют так же, как и всех в замке. Я не позволю!

– Я вернусь,- повторил Элиа, – но не сейчас. Я вырасту и стану великим воином. Ты ведь будешь меня учить, тан Ольг?- спросил он и сказал, не дожидаясь ответа,- А потом я отомщу.

– Месть – не всегда выход, – осторожно сказал Ольг, – К тому же, такие планы уже есть у меня.

Элиа тихо усмехнулся.

– Ты сильнее, старше и ты умеешь сражаться, но один даже ты не справишься. А я вот никогда не любил сражаться… И ненавидеть не умел.

– Твое счастье,- заметил Ольг. Сам он ничем таким похвастаться не мог.

Элиа резко сел, обхватил колени руками и уставился на костер круглыми карими глазами.

– Куда ты после болот?- спросил он. Ольг пожал плечами:

– К столице, наверное. Если выберемся, конечно. То есть, выберемся, обязательно выберемся.

– А мы с Доном в Торинод.

Ольг устало сморгнул:

– Да, я помню. Королевский род, отец завещал… Спи, Элиа.

Ольг повернулся на другой бок и закрыл глаза. У него не было сейчас сил общаться с сумасшедшим. У него вообще не оставалось никаких сил, но он благополучно скрывал это даже от себя. Только бы дойти… Вскоре Элиа услышал мерное глубокое дыхание спящего.

Снова зачастил дождь. Ольг бешено выругался, когда поскользнулся по размытой тропе и угодил всем телом в серую липкую грязь.

– Да что же это такое, черт возьми! Сколько может литься этот проклятый дождь? Сколько, а?!- крикнул он в небо так громко, что с насиженных мест сорвались болотные птицы. Где-то вдали откликнулось запоздалое и от того жутковатое эхо: "о-о-о, а-а…". Встревожено фыркнул Дон, а Элиа испуганно вздрогнул и уставился на тана.

– Не надо,- тихо попросил он. Ему стало страшно от того что тан, всегда такой спокойный и сдержанный вдруг сорвался. Но Ольга уже было не остановить: жестокое напряжение последних дней, гибель крепости, отца и всего мира, такого надежного и незыблемого, требовало разрядки. Так перед грозой воздух проникнут невидимыми, но ощутимыми токами, и кажется – лишь выпусти на свободу искорку огня и все в округе вспыхнет неуправляемым буйным пламенем.

Элиа бросился помогать Ольгу выбираться из трясины, но тан отшвырнул его в сторону и поднялся сам. Он не нуждался в помощи мальчишки много младше себя, да и чокнутого, в придачу. Элиа отлетел на пару шагов и едва удержался на ногах. На глазах у него появились непрошеные слезы: с ним снова обращались как с ненужной вещью, и он сразу почувствовал себя слабей и беспомощней чем обычно.

– Если бы не ты и эта проклятая лошадь, я давно уже добрался бы до городов и спас бы отца!- заорал Ольг, – Все из-за тебя!

– Только не надо винить меня в том, что не посмел ослушаться тана и ушел из замка!- постепенно закипая, сказал Элиа,- Ты сильный, и мог остаться.

Ольг с хрустом сжал кулаки. Никто не смел обвинять его в трусости! Никогда!

Гибкое и сильное тело прирожденного воина слепо метнулось вперед, на тонкую фигурку Элиа, и смело его с ног. Мальчик вскрикнул, неумело падая мимо тропы на торчащий из болота сук давно высохшего дерева. Ветка пропорола Элиа рукав куртки и до крови разодрала левую руку. Элиа закусил нижнюю губу, но не произнес ни слова. Жаль было куртку – материнская работа, мать сшила ее на день рождения из добротной теплой ткани и украсила разноцветными вышивками. Близнецы тогда неделю дулись и на мать и на брата – им самим подобные вещи не светили, а Элиа всегда ходил у родителей в любимчиках. А теперь…

Элиа встал, взял Дона за уздечку и решительно пошел дальше по тропе, ни слова не сказав Ольгу, сжимающему кулаки, и с ненавистью смотрящему на них. Раньше, какую-нибудь неделю назад, ему было бы очень страшно – одному, в лесу, посреди пользующихся дурной славой болот. А сейчас Элиа было все равно. Только обидно было от того, что человек, которого считаешь старше и мудрее, которому доверяешь, и который сейчас, после смерти всех, кого знал, остался единственной связующей нитью с жизнью, считает тебя виновником всех своих несчастий.

Начались ранние осенние сумерки, а Элиа все никак не мог дойти до острова, о котором говорил тан. То ли они с Доном медленно шли, то ли, что вероятнее, Элиа потерял тропу и теперь шел в самую гущу трясины. Он старался не думать об этом, но недовольное пофыркивание Дона за спиной заставляло жалеть об отсутствии проводника. Лошади ведь все чувствуют гораздо лучше людей, вспомнились ему слова отца, сказанные давным-давно, целую жизнь назад.

Багрово-красное солнце то выглядывало, то снова пряталось за тучи. Закат показался Элиа зловещим. Впрочем, зловещим он и был – где-то совсем недалеко завыли волки. У Элиа не было желания думать, откуда волки на болоте – он вздрогнул, покрепче схватил узду Дона, совсем позабыв, что ему сказал на этот счет тан. А может, и не позабыл, а делал назло – с Элиа так иногда случалось. Стояла жуткая, замогильная тишина, изредка нарушаемая всхрапыванием Дона и треском ломающихся под ногами давно высохших веток.

– Страшно?- спросил себя Элиа,- А так ли страшно?

Голос прозвучал в тишине гулко и отозвался громким эхом: " А-АА-И-И-А-А-О-О-О…". Совсем рядом раздался треск и неожиданная человеческая ругань. Дон вдруг дернулся и, громко заржав, вскинулся на дыбы, таща за собой Элиа, вопреки всем разумным доводам намотавшего на руку повод. Своевольный и напуганный конь ринулся мимо тропы, влево, в самую трясину и увлекал за собой мальчика.

– ДОН! Дон, нет!- закричал Элиа, чувствуя, что под ногами уже даже и не зыбкая тропинка, а самая настоящая пропасть, из которой, как известно, не выберешься, – НЕТ! ПОМОГИТЕ!

Должен же кто-нибудь помочь ему, ведь Элиа слышал голос! Там, совсем недалеко, за поворотом.

– На помощь!- отчаянно завопил Элиа, пытаясь распутать веревку у себя на руке. Дон ушел в болото по колени, и Элиа тянуло туда же с неодолимой силой. Что же делать, мучительно соображал он, слыша, как жадно чавкает под ногами трясина, предвкушая новую жертву. Сколько же людей погибло уже на знаменитых болотах Нарита?

Дон перестал вырываться из тины и теперь медленно уходил вниз…Единственное близкое существо во всем мире.

Нет, не единственное. Откуда-то сзади, с криком "ЭЛИА!", появился Ольг. В руках у него была толстая палка, которую он протянул мальчику.

– Держись за нее, – прохрипел он.- Ну же!

Элиа схватился за дерево и почувствовал, как его вытягивают из болота сильные руки. Он выполз на тропинку, тяжело дыша, и с тоской посмотрел на Дона, наполовину скрывшегося под обманчиво мирной зеленью трясины. На него наползало тяжелое, словно свинец, чувство вины. Это он виноват, в том, что Дон сейчас погибнет, только он.

На мгновение взгляд Элиа перекрестился со взглядом тана, но он не смог попросить Ольга помочь ему спасти коня. В серых глазах Ольга мелькнуло какое-то странное выражение, и он кинулся к утопающему Дону.

– Ищи палки покрупнее,- скомандовал он ошарашенному Элиа,- подсовывай их под тело коня. БЫСТРЕЕ!

– Почему ты вернулся?- робко спросил Элиа у тана, когда они вышли на большак, ведущий к морю. Ольг устало опустился на придорожную траву:

– Я – тан,- сказал он, как будто это что-то объясняло. У Ольга болело все тело, мышцы словно были порваны на куски – он надорвался, вытаскивая из трясины огромного коня, да и его хозяина, в том числе. Он не был сейчас расположен к длинным беседам на нравственные темы.

Элиа посмотрел на него снизу вверх, и Ольг заметил в круглых карих глазах испуг. Пришлось объяснять:

– Что бы я ни делал, я несу за это ответственность. Я помог тебе выбраться из замка, значит, на моей совести все, что произойдет с тобой дальше.

– Я не понимаю.

– Тебе и не нужно. Это мое дело – не твое.

– А…- протянул Элиа, но не удержался и спросил,- А почему ты полез спасать Дона?

Ольг потер виски, в которых молотками стучался пульс, но ничего не ответил. Тогда Элиа принялся смотреть на дорогу, которой, казалось, совсем не было конца, и думать об Ольге. Когда Дон выкарабкался из болота, он получил от Ольга такой нагоняй, что ничего не спрашивал и вообще старался вести себя потише. А сейчас, спустя ночь, Элиа решил-таки дознаться о причинах возвращения тана. Но беда была в том, что Ольг совсем не хотел ничего рассказывать.

Все дело было в том, что Ольг и сам не знал, почему он это сделал. Наверное, просто потому, что и у него больше никого не было, кроме Элиа и Дона.