4

Через дорожку от дружинной линейки - круглая бетонная площадка со скамейками по краю. Здесь проводятся массовки.

Массовка - от слова массовый. Следовательно, игры-танцы для масс - для всех. Все отряды обязаны являться сюда в полном составе. Никто не должен оставаться сам по себе. Этого требует начальник лагеря.

Отряды и являлись сюда в полном составе, но в том, что затевала культурница-массовичка Лионела Карповна, участвовали в основном девочки. Они неутомимо играли и танцевали. Иногда танцевали и ребята постарше. Большинство же мальчиков занимало скамейки и бегало вокруг площадки. Малыши боролись и катались на мягкой траве, как жеребята.

Музыки было вдоволь: то играл толстый аккордеонист Толик, то гремел репродуктор - колокол на столбе. Когда играл Толик, слышны были ребячьи голоса и даже мерный шум моря. Когда гремел репродуктор, все заглушалось, и в горах зарождалось эхо.

В этот вечер Орионовна попыталась весь пятый отряд приохотить к танцам - ведь ничто так не сплачивает коллектив, как общее дело! Она вывела мальчишек и девчонок на площадку, построила парами.

Лионела Карповна, туго затянутая в светлый брючный костюм, показала движения польки и попросила повторить их за нею. Толик наигрывал. Мальчишки дурачились, скрывая неловкость и неумение. Девчонки, задаваясь, ныли:

- Ирина Родионовна, а чего Багров на ноги наступает!

- Ирина Родионовна, а чего Забрускин говорит, что я неуклюжая, как корова!

Орионовна старалась не обращать внимания, веселилась, как никогда, упорно проводя свою линию: танцевать всем! Она взяла в партнеры Пантелея. Ему не до этих танцев - век бы их не видать - но не удерешь. И он танцевал, глядя себе под ноги, оступаясь и сбиваясь с шага. Орионовна не сердилась, терпеливо подсказывала:

- Музыку слушай, музыку, а ноги - они сами пойдут, как только ты услышишь музыку…

Она и других ребят подбадривала, а некоторых даже прихваливала. Оставив ненадолго Пантелея, она подошла к Лионеле Карповне и вместе с нею дирижировала танцами, напевала. Пантелей уже высматривал местечко на скамье, когда Орионовна подозвала Капу и подтолкнула к Пантелею:

- Займись моим партнером. Он уже почти умеет!

Сделали несколько шагов, и ноги Пантелея одеревенели от напряжения. Он остановился. Капа стояла рядом, давая ему отдохнуть. В ее черных мохнатых глазах было спокойное внимание, и Пантелей решил: постараюсь, станцую, как следует! Но скоро Капа остановилась и придержала Пантелея за руку:

- Танцуй свободно, как ходишь… Посмотри, вон…

Валерий Васильевич танцевал с Валерией Васильевной. Они танцевали, и музыка равнялась по ним. Она вроде бы даже замедлялась, когда Валерий Васильевич медленно переставлял ногу, которая болела. Музыка как будто даже затихала, когда Валерий Васильевич что-то говорил Валерии Васильевне. Они шли - глаза в глаза. Он заговаривал, а она слушала и кивала едва заметно: понимаю, продолжайте, продолжайте…

- Говорить надо? - спросил Пантелей. - О чем?

В глазах Капы блеснул смех, но сказала она сердито:

- Ни о чем!

Аккордеонист Толик устал. В колоколе репродуктора что-то хрипело и стучало.

Валерий Васильевич пошел к скамейке - передохнуть. Бастик Дзяк уступил ему место, а сам стал рядышком, помялся:

- Валедий Васильевич, а кто вам Валедия Васильевна?

- Коллега… Товарищ по работе…

- А Идина Додионовна?

- Тоже товарищ по работе…

- А почему вы все вдемя только с Валедией Васильевной даз-говадиваете?

- Разве?

- Ага!

Заиграла музыка, Валерий Васильевич поднялся и развел руками: мол, видишь, некогда отвечать на твои вопросы.

Усилия Орионовны не пропали даром - ребята кое-чему научились, а научившись, стали охотнее выходить на площадку, покорно выполняли требования своих партнерш. И тут случилось непредвиденное.

Увлеченно танцевавший Санька Багров вдруг качнулся, вываливаясь из ряда. Пары сбились. А Санька попытался вернуться на место, но его повело - он едва не рухнул на бетон. Орионовна подхватила его, и он на ослабевших ногах побрел к скамейке. Санька согнулся, вдавил кулаки в живот, икал и постанывал.

Малышей сдуло с ближайшей скамейки. Санька лег на нее, лицом к спинке. Резко вытянулся, дернулся, свернулся калачиком, заохал через силу:

- Ой-и… Мамочка!… Ой-и…

Растерянная Орионовна гладила его голову, просила:

- Что с тобой, Александр! Ну, скажи же, что с тобой?…

Санька корчился, невнятно жаловался:

- Уммми-раю…

Перекрывая все звуки, взлетел пронзительный голос Бастика:

- Багдов умидает! Сам он сказал, сам!… Доктода!

Валерий Васильевич подсунул под Саньку руки, сказал Орионовне:

- Я его в медпункт отнесу…

- Что вы! - всполошилась Орионовна. - А вдруг хуже станет.

- Доктода! - вопил Бастик.

- Замолчи! Я уже иду за ним! - воскликнула Валерия Васильевна и побежала в сторону медпункта.

Плаврук Эммануил Османович, который никогда прежде на этой площадке не появлялся, теперь примчался, склонился над Санькой, допытываясь:

- Ты узнаешь меня, Багров? Багров, это я. Скажи, что с тобой, скажи, Багров, и я окажу тебе первую помощь! Первую помощь!

Орионовна оттеснила плаврука, загородила Саньку собой:

- Ни в коем случае! Никакой самодеятельности! Поскорее доктора!

Лионела Карповна разгоняла ребятишек, отстраняла взрослых:

- Не надо толпиться возле больного: ему необходим воздух! Санька терял силы и нечленораздельно мычал:

- Ыииии… Умммм…

Доктор взлетел на площадку, как большая белая птица, - крыльями развевались полы халата. Он поднял руку, потребовал:

- Музыку!… Убрать!…

И музыка оборвалась, точно радист услыхал доктора.

- Минуточку! Сейчас разберемся!

Только доктор подскочил к Саньке, только взял руку, чтобы пульс нащупать, как случилось еще более непредвиденное: «умирающий» легко встал, потянулся, хихикнул:

- Чего вы? Я - ничего…

Все застыли, а Санька вразвалочку пошел по площадке, будто круг почета делал. Все провожали его глазами и не могли рта раскрыть.

- Продолжайте, танцуйте, - помахав рукой, разрешил Санька.

И тут плаврук пришел в себя:

- Утопить тебя мало!

Орионовна заплакала:

- Ну, Багров!… Ну!

- Во дает! - восхитился Олег Забрускин. - Ложный вызов! «Скорая» приехала, а больной - здоров.

А доктор, удивив окружающих, рассмеялся:

- И хорошо, что здоров, хуже было бы, если бы он по-настоящему захворал!

Саньке не удалось закончить круг почета. Репродуктор на столбе кашлянул и металлическим тенорком сообщил:

- Пионер пятого отряда Александр Багров, вас вызывает начальник лагеря!

Санька струхнул. Спрыгнул с площадки, но дать стрекоча не успел - угодил в объятия Полторасыча:

- Что теперь ты учудил? - тихо поинтересовался завхоз.

- А ну их! - огорченно отмахнулся Санька. - С ними шутишь, а они… не понимают шуток, а я - отвечай…

- Сам пойдешь или сопровождать?

Санька уронил голову набок, долгим взглядом посмотрел на Полторасыча и сказал:

- Сам…

И поплелся. Глядя на него, невольно подумаешь: человек и вправду заболел и, не желая утруждать других, сам добирается до пункта первой помощи…

Что там у начальника было, как разговор сложился, никто не узнал. Мальчишки и девчонки наседали на Саньку, а он отделывался одной фразой:

- Побеседовали по душам…

Мальчишек злило, что Санька туману напускает, вместо того чтобы рассказать об увиденном и услышанном. Девчонок злило, что Санька так легкомысленно держится, умнее всех себя считает! В пятом отряде назревала буря, но не разразилась - началось построение на вечернюю линейку.

Отряды заняли свои места, и председатели советов отрядов ждали команды председателя совета дружины подготовиться к рапортам. И тут хвост пятого отряда, где стояли самые маленькие, изогнулся в сторону кустов и сыпанул с дорожки.

- Что вы делаете? Назад! Ну! - Орионовна пыталась поймать ребят, кинувшихся в кусты.

Ни один не послушался.

Валерий Васильевич тоже сунулся в кусты, но не выгонял мальчишек, а смотрел: за чем они охотятся?

- Пятый отряд, что там у вас случилось? - допытывалась дежурная вожатая.

Орионовна беспомощно вскинула плечи: сама понять не могу!

И тут из кустов выбрался Бастик Дзяк.

- Одионовна! Одионовна! - возбужденно кричал Бастик. - Посмотдите - это же светлячки!

Он схватил воспитательницу за руку, толкался, голос его звенел все сильнее и сильнее.

- Что ж ты наделал? - трагически спросила Орионовна, она не заметила, что Бастик обратился к ней по непозволительно искаженному имени-отчеству. - Мы - на линейке! На линейке!

- Это же светлячки! - доказывал Бастик и, подняв кулачок к лицу воспитательницы, разжал пальцы - на ладони тлели живые угольки. Они то разгорались, то угасали, словно их ненадолго затягивало пеплом.

Орионовна загляделась на угольки, потом подхватила вздрагивающую руку Бастика, опустила ее пониже:

- Вижу, хорошо вижу… Что ж теперь делать?

- Пятый отряд, что там у вас? - грозно повторила свой вопрос дежурная вожатая.

- Светлячки! Светлячки появились! - неожиданно ответила Орионовна и заторопила малышей, вылетавших из кустов со сжатыми кулачками. - Быстрее стройтесь, быстрее!

Когда строем возвращались с линейки, Ленка Яковлева сказала так, чтоб все слышали:

- Надо срочно собрать совет отряда и обсудить поведение мальчишек. Строго спросить с Багрова и с Кондрашина. И с Дзяка тоже!

- Тебе надо больше всех! - распалился Бастик. - Тебя надо обсудить, чтобы скандалы не заводила: «Обсудить! Сдочно!» Жаль пистолета нет, а то бы я тебе показал!

Ленка ударилась в слезы. Отряд без команды остановился. Строй, смешался.

- Я мечтаю, чтоб наш отряд был первым в лагере, и я - виновата! - хлюпая носом, наседала на Бастика Ленка.

- Но-но-но! - Санька Багров стал между ними.

Девчонки были на стороне Ленки и потребовали: всех мальчишек за то, что они не умеют себя вести, передать в малышовский отряд - к «чебурашкам». Самые ретивые даже руки подняли - голосовали за то, чтобы так позорно наказать мальчишек.

- Стыыы-доба! - бросила Капа Довгаль.

Девчонки уставились на нее: а-а, ты против подруг, ты за этих негодных мальчишек!?

- А мальчики потребуют передать нас в отряд «ромашек!» И будем перебрасываться, да? - насмешливо спросила Капа. - А переведут ли?… Зачем же попусту спорить?

И мальчишки и девчонки озадаченно замолкли.

Валерий Васильевич все это время держался нейтрально: пусть, мол, померяются силами и - победит умнейший! Орионовна вконец расстроилась: отряд от рук отбился и не сладить с ним! Она покачивала головой и с завистью смотрела на отряды, которые организованно проходили мимо, направляясь к жилым домикам.

Воспользовавшись паузой, Валерий Васильевич распорядился:

- Подравнялись и пошли!

Вожатый - впереди, отряд - за ним. Орионовна замыкала. Скоро она успокоилась и на подходе к домику сказала:

- Яковлева, конечно, перехватила, но то, что она мечтает об успехах своего отряда, заслуживает уважения.

- Я бы ее уважил, - непривычно тихо отозвался Бастик.

Орионовна не услыхала…

Мальчишки были в постелях, когда Орионовна заглянула к ним, щелкнула выключателем, пожелала спокойной ночи и бодро провозгласила:

- Все дружно уснули!

Попробовала бы сама дружно уснуть! Целый день, как заведенные были, и вдруг - сразу утихомирятся, точно не свет, а их выключили?

Ребята ворочались в кроватях, с опаской переговаривались: все знали, что воспитательница и вожатый не ушли отдыхать и не скоро еще уйдут. Они ходят по коридору и прислушиваются к тому, что в комнатах делается. И в любую минуту могут войти.

Пантелей натянул простыню до горла, потом откинул ее. Лег на левый бок, потом перекинулся на правый.

Олег тихо свистнул и позвал Багрова:

- Санька, ты спишь?

- Сплю… А что?

- А все же, что тебе начальник оказал?

- Сам бы мог догадаться - что: благодарность объявил.

- За дураков нас принимаешь? - оскорбился Олег, встал на колени и запустил в Саньку подушку.

Тот кинул подушку обратно, нырнул под простыню с головой, сдавленно, будто его душат, выкрикнул:

- Мамочки!

Дверь тотчас же отворилась, и в светлом прямоугольнике четко обозначилась высокая фигура вожатого:

- Кто звал меня?

Санька взбрыкнулся и загыгыкал. И как эхо прокатилось: одобрительно загыгыкали другие мальчишки, только потише.

- Я пришла, - невозмутимо сказал Валерий Васильевич. - Я ваша мама!

Санька прыснул смехом. И другие прыснули.

Валерий Васильевич подошел к Санькиной кровати:

- Так чего тебе, сынок?

Санька высунул голову:

- Ась?

Он рассчитывал, что ребята отзовутся. Но всем уже расхотелось шалить - дуростью все это попахивало.

- А вы и верно, как мать нам, - продолжал балагурить Санька, но по голосу чувствовалось - уже чует, что маху дал, и старается вывернуться. - Вы же ж заботитесь о нас…

Олег привстал, будто только что проснулся, потер глаза:

- Устраиваешь тут цирк. Спать не даешь, клоун!

- Обижают меня, - притворно пожаловался Санька вожатому. - Рады, что родная маменька далеко…

Валерий Васильевич движением руки попросил Саньку подвинуться и сел на краешек кровати.

- Охота тебе, Багров, на посмешище себя выставлять? - задумчиво спросил вожатый. - А вы, ребята, потакаете ему, и жалобы ваши, что он мешает вам спать, ничего не стоят.

- Он выкомаривает, а вы - на всех, - загундосил Олег Забрускин. - Виноваты мы, что он такой, да?… Виноваты, чтоб нас наравне с ним ставили?…

- Злой же ты, Забрускин. Себялюбец несчастный! - взорвался Валерий Васильевич.

- А кто себя ненавидит, кто? - Олег сел на кровати. - Все ведь себя любят. Даже Санька, хоть одна дорога ему - в клоуны!

Санька схватился за спинку кровати, вскочил:

- А чем я плох? Придумал - клоун!… Я военным буду!… Ну-ка выходи, покажу, какой я тебе клоун!

- Будешь, будешь военным, - как маленькому, сказал Валерий Васильевич.

Санька растрогался, всхлипнул и лег, накрывшись простыней.

- Испугал! - запоздало отозвался Забрускин, но никто не обратил внимания.

- Зддавия желаем, товадищ полковник Багдов! - провозгласил Бастик Дзяк, да так, что стекла в окнах зазвякали.

- А что? - спросил Валерий Васильевич и весело сказал: - Пройдут годы, встретится вам на улице полковник. Вглядитесь, а это Александр Багров. Тот самый, что в одном с вами лагере был. И станете вы гордиться, что с детства знаете такого славного человека…

Митя поперхнулся. Олег недоверчиво буркнул:

- Скажете!

Бастик вытянулся на кровати по стойке «смирно», порывался рапортовать «полковнику» Багрову.

Валерий Васильевич махнул ему: скройся! Бастик рухнул на кровать, зарылся под подушку, промычал оттуда:

- Погибаю, но не сдаюсь!

- Ничего хитрого, - продолжал Валерий Васильевич. - Откуда берутся министры, художники, ученые, чемпионы? Из обыкновенных ребят. Так что готовьтесь, товарищи генералы и чемпионы!

- Неужели такое возможно? - как бы про себя просил Митя Янцевич.

- Да, возможно. Даже естественно, - заверил Валерий Васильевич, поднимаясь. - Верно же, Багров!

- Полковник Багров! - поправил Санька.

- Полковник Багров, - охотно повторил вожатый. - Поговорили, пора и на боковую. И мне тоже…

- Валерий Васильевич, - умоляюще позвал Митя. - Расскажите что-нибудь такое - мы быстрее заснем.

- Отбой когда уж был! - Валерий Васильевич пошел к двери. - Всюду спят.

- Дасскажите что-нибудь етдашное! - присоединился к Мите Бастик. - Пдо дазведчиков и шпионов.

- В другой раз, ребята, поздно уж…

- Ну, мне разрешите! Все равно мы всегда перед сном рассказываем, - настаивал Митя. - Я расскажу, а вы послушайте со всеми…

Валерий Васильевич заколебался.

- Пусть расскажет, пусть! Пусть! - доносилось изо всех углов.

- Ладно, только постарайся не растягивать, - согласился Валерий Васильевич.

- Вы садитесь ко мне, - Митя поправил край постели, готовя место для вожатого.

Каждому хотелось, чтобы Валерий Васильевич сел на его кровать, но всем ясно было - у Мити больше прав: он нынче рассказчик.

- Стдашно будет? - спросил Бастик.

- Будет, - пообещал Митя и заторопился: - Давным-давно, очень давно, когда на этих берегах…

Валерий Васильевич остановил его:

- Ты коротко рассказывай, но не тараторь…

- Я сначала начну, - Митя сделал паузу. - Давно-давно, очень давно, когда на этих берегах не было ни одного пионерского лагеря… и даже погранзастав не было… Давным-давно, в незапамятные времена, еще при царе, жил здесь старый рыбак Митрий. А с ним два сына и дочь. Дочь Кристина совсем молодая была - шестнадцать лет, а парни уже взрослые были. Их по отцу все называли: старшего Митричем Большим. Он здоровенный был, бородатый.

- Как наш плаврук? - снова перебил Забрускин.

- Ты помалкивай, это тебе не вечед вопдосов-ответов! - взвился Бастик.

- Еще бородатей, чем плаврук, - рассказывал Митя. - А младший был, значит, Митрич Малый. Он тоже был сильный, но чуть послабее старшего. И без бороды. Оба они были добрые и справедливые. Как отец. Все они - и отец, и братья - любили Кристину. Она варила еду и шила мужчинам рубахи и штаны. А сапоги они сами шили. И сети сами вязали, и лодку смолили своими руками.

- Что-то не слыхал такое, - Олег явно завидовал, что все слушают Митин рассказ. - Третий раз я в этом лагере, а не слыхал. Выдумываешь ты все…

- Не хочешь слушать - не слушай! Но молчи, - потребовал Пантелей. - Спасибо сказал бы…

Митя увлекся рассказом и не стал спорить с Забрускиным.

- Жили и поживали они тут, пока царь не подарил здешние берега, горы и леса своему другу - барону Лупану. Тот был жадный и злой, пьяница и обжора. Пришел он сюда с солдатами, сжег он хижину Митрия. Отец с сыновьями - за колья. Большая битва была. Старый Митрий погиб. Кристину солдаты схватили. Митрич Большой и Митрич Малый едва спаслись - на лодке ушли в море, когда не стало возможности сражаться… А богатый Лупан выше по ручью построил дворец из горного камня. В самой дальней комнате он запер Кристину. Он опоил Кристину особыми травами, и когда братья вернулись, она отказалась уйти с братьями, сказала, что любит Лупана и вечно с ним будет…

- Вот непутевая! - охнул Санька. - Из-за нее рискуют, а она…

- Братья утопили Лупана в море, а Кристина выпрыгнула из окна и разбилась о камни. Было это в самом узком и глубоком месте ущелья. С той поры это место называют Кристининой погибелью. Братья ушли в море. Здесь они оставаться не могли: царь послал против них целую армию…

Ни звука в комнате - лишь ровный и усталый голос Мити. Когда Митя закончил рассказ, Валерий Васильевич встал, на цыпочках вышел из комнаты, притворил дверь.

Пантелей дослушивал историю с закрытыми глазами. Он видел здешние берега, как наяву. Видел оба мыса и нагромождение оранжевых камней. Чернели бока каменных животных, столб света рвался в небо и ложился на море, и синий дым клубился над ровной водой, и нарушитель границы выплывал к камням. А потом нарушитель неслышно двигался по траве, как в замедленном кино. И, как в замедленном кино, преследовали его пограничники. Они осветили лазутчика фонариками и наставили на него автоматы. Он слепо озирался и покорно тянул вверх руки, трясся от страха и всхлипывал. Совсем рядом всхлипывал…

Пантелей открыл глаза, прислушался:

- Ты чего, Мить?

Митя длинно вздохнул:

- Ничего… Маму жалко!

- Ты ж недавно видел ее. Рано бы соскучиться.

- Не соскучился я. У меня папа недавно умер, и она одна. Жалко ее…

- Раз она отпустила тебя, значит, так надо. Ты не расстраивайся. Она тебя отдыхать послала - отдыхай… Спи…

- Понимаю. А все равно не отдыхается. И не спится. Вдруг что с нею случится? Я хочу быть сильным и смелым, чтоб выручать ее. Но я - здесь и не знаю, как она там… И мысли всякие плохие наседают, наседают…

- Спи. Ночью всегда плохие мысли наседают. Спи. Все будет в порядке.

Пантелею вдруг самому захотелось всхлипнуть: так жалко стало себя и так потянуло к маме. А она далеко и. скучает по нему и считает дни до конца лагерной смены…