"Флорентийка и султан" - читать интересную книгу автора (Беньи Жаннетта)ГЛАВА 14У жирного фламандца оказалась настоящая деловая хватка, и старый, потрепанный временем и штормами рыбацкий бриг он продал капитану Рэду обратно, но уже с прибылью. Доставшуюся ему за пятьсот дукатов посудину фламандец сбыл – притом, после долгих жалоб и причитаний на собственную бедность – за те самые шестьсот тридцать два дуката, которые ему пришлось вернуть одноногому пирату. Бриг, который приобрел обратно капитан Рэд, сохранился, на удивление, хорошо. Конечно, паруса его были немного потрепаны, борта кое-где прохудились, но для того, чтобы пуститься в плавание, особенного ремонта не потребовалось. За день все дыры на бортах брига были законопачены и просмолены, а прохудившиеся паруса подлатали так, что корабль был вполне готов к плаванию. С командой проблем тоже не было. На острове осталось десятка полтора матросов с фрегата «Эксепсьон», которые без особых раздумий согласились плыть вдогонку под начальством капитана Рэда. К ним присоединились и еще несколько человек из числа пиратов, потерявших свои корабли. Им не доставляло особого удовольствия находиться на острове без дела и выслушивать бесконечные жалобы и стенания жирного фламандца на то, что они даром едят его хлеб. Оставшихся на острове заложников старый морской волк Рэд приказал захватить с собой. В общем, они не были большой обузой в плавании. К тому же, фламандец наотрез отказался содержать их на острове. В общем, другого выхода не было, и бриг отправился в плавание, имея на борту, кроме команды под предводительством капитана Рэда, несчастных пленников. Фьоре с Леонардой пришлось ютиться в маленьком кубрике, который нельзя было даже сравнить с каютой на фрегате «Эксепсьон». Здесь были обыкновенные деревянные кровати с грубыми матрацами, такие же грубые столы и табуреты, прибитые к полу гвоздями. Бриг двинулся в путь на рассвете и, к счастью для капитана Рэда, продолжавшийся день до этого штиль сменился попутным западным ветром. Несмотря на свою ветхую внешность, бриг обладал хорошими мореходными качествами. Паруса на двух его мачтах с такой скоростью несли судно по волнам, что надежда капитана Рэда догнать фрегат «Эксепсьон» за пару дней выглядела не такой уж и призрачной. К тому же, вышколенная на фрегате команда хорошо знала свое дело, и каждое приказание капитана выполнялось незамедлительно и точно. Сам капитан Рэд и вправду был настоящим морским волком. Он подолгу стоял у штурвала, вглядываясь в морскую даль, но, судя по всему, до фрегата было еще далеко. Фьора с Леонардой сидели в кубрике, с тревогой прислушиваясь к каждому звуку. После того, что случилось с ней во время матросского бунта на фрегате, Фьора вполне допускала, что это может повториться. Правда, некоторую надежду вселяло в нее присутствие юноши, которого капитан Рэд называл Лягушонком. Он несколько раз заглядывал в кубрик, оставляя для Фьоры подарки: гроздь свежего винограда, неизвестно откуда взявшегося на корабле, или бутылку испанского вина. Но тревога не проходила, а лишь усиливалась – кто знает, что у этих пиратов на уме. – Что они с нами сделают? – спрашивала Фьора у Леонарды, когда они, обнявшись, сидели на узкой матросской кровати, прислушиваясь к шуму ветра и скрипу такелажа. Леонарда, как могла, успокаивала девушку: – Не волнуйся, моя голубка. Хоть я и не присутствовала при твоем рождении, но позабочусь о том, чтобы не видеть твоей смерти. Клянусь, что я пожертвую своей жизнью ради того, чтобы защитить тебя от этих головорезов. Леонарда с нежностью поглаживала Фьору по голове. – Как только таких негодяев господь терпит на земле? Фьора мгновение помолчала. – Но они не все такие злые и жестокие. – Все. Особенно мне не нравится этот капитан Рэд. У него такая отвратительная борода, что мне иногда хочется выщипать ее собственными руками. И тут же до Фьоры донесся с палубы глухой рокот голоса одноногого пирата: – Куда ты лезешь, дьявол тебе в задницу? А ну-ка разберись с топ-такселем. Фьора тяжело вздохнула. – Да, наверное, насчет капитана Рэда вы правы. Он, действительно, выглядит очень жестоким. Теперь я не удивляюсь тому, что нам рассказывал о нем мессир Дюрасье. – Да, он пустил на дно немало судов, а уж сколько на его совести жизней, об этом только один всевышний знает. Но ничего, господь бог покарает его на том свете. А, может быть, еще и на этом. Фьора снова помолчала. – Но его друг,– наконец, сказала она,– этот молодой англичанин... Он выглядит благородным. По-моему, он совсем другой. Леонарда перекрестилась. – Что ты говоришь? Да что ты такое говоришь, душа моя? Как пират может быть благородным и благонравным? У них у всех на уме только деньги да кровь. Уж ты мне поверь, я побольше твоего пожила на свете и знаю, что говорю. Но Фьора, казалось, совсем не слышала этих слов служанки. – Он кажется совсем другим...– тихо промолвила она. Неожиданно на лестнице, ведущей к кубрику, в котором располагались Фьора и Леонарда, раздался давно знакомый стук. Сомнений быть не могло – к ним шел капитан Рэд. И хотя Фьора уже по звукам шагов знала о приближении одноногого пирата, его появление все равно заставило двух женщин вздрогнуть. Ударом деревяшки капитан Рэд распахнул дверь и долго стоял у порога. Фьора чувствовала на себе его тяжелый взгляд, но не осмеливалась поднять глаза. Наконец, старый флибустьер громко засмеялся. – Что, курочки, испугались? Не бойтесь, я не собираюсь бросаться на вас, как акула на добычу. Я иду другим курсом. У Фьоры чуть-чуть отлегло от сердца, и она, наконец, подняла взгляд. За спиной капитана Рэда стоял Лягушонок и пристальным немигающим взглядом смотрел на нее. Фьора почувствовала, как на щеках у нее проступает краска. – Может быть, вы все-таки позволите нам войти? – проговорил одноногий пират. Слышать такое из его уст было тем более удивительно, что его поведение сопровождалось ударом ноги в дверь. Фьора едва слышно ответила: – Но ведь вы уже пришли. – И это верно,– рассмеялся капитан Рэд.– И все-таки, с вашего соизволения, мы пройдем в кубрик. Гремя деревяшкой, он прошел внутрь и, вытянув ногу в сторону, уселся на табурет. – Итак, госпожа... или как вас там нужно называть? Сеньорина Бельтрами,– сказал он,– не могли бы вы более подробно рассказать мне о своем родственнике? Я имею в виду того, который назначен послом-губернатором Крита. Фьоре стал понятен этот интерес: капитана Рэда волновала платежеспособность сеньора Гвиччардини. У нее не было никаких сомнений в том, что она должна в самых радужных красках описать пирату финансовое положение сеньора Гвиччардини. Она вполне допускала, что ее могут выбросить за борт вместе с Леонардой, если у пиратов не будет шансов получить за нее хороший выкуп. Придется даже немного приврать. – Сеньор Паоло Гвиччардини – дальний родственник моего отца, Франческо-Марии Бельтрами. Кроме того, он управляющий нашим семейным банком. Капитан Рэд осклабился. – Ага, значит, у вас есть семейный банк. Фьора решила не вдаваться в подробности и продолжила: – Если все сложилось благополучно, то сеньор Гвиччардини сейчас находится на острове Крит в своей резиденции. Капитан Рэд обернулся и посмотрел на Лягушонка, стоявшего у него за спиной. – Кажется, Крит принадлежит венецианцам? – Точно,– ответил тот. – Значит, вы, сеньора Бельтрами, родом из Венеции? – Нет, я флорентийка,– гордо ответила Фьора.– Даже имя свое я получила в честь Флоренции. – А что случилось с вашим незабвенным батюшкой, если это, конечно, не секрет? – полюбопытствовал одноногий пират. – Он погиб,– серьезно ответила Фьора,– его убили. Капитан Рэд сокрушенно покачал головой. – Ай-яй-яй, какая жалость, примите мои соболезнования, госпожа Бельтрами. К счастью, у вас нашелся другой богатый родственник, и я полагаю, что он не откажется выдать нам небольшую сумму, которая покрыла бы наши расходы и хотя бы немного оправдала потраченные на вас усилия. – Сеньор Гвиччардини очень богатый человек,– с достоинством ответила Фьора.– К тому же, он многим обязан моему отцу и по-отечески относится ко мне. Капитан Рэд рассмеялся. – Как приятно слышать, что есть на земле еще люди, полные христианской добродетели и сострадания. Если бы не они, Лягушонок, нам пришлось бы очень туго. Кто еще поделился бы с нами своими богатствами. О, простите, сеньора, я немного отвлекся. После того, что вы мне сообщили, я хотел бы перейти к делу. Как мы можем найти вашего сеньора?.. – Гвиччардини,– ответила Фьора. – Да, сеньора Гвиччардини. К сожалению, я прежде никогда не бывал на Крите и теперь очень сожалею об этом. Фьоре тоже пришлось сказать правду: – И мне не доводилось там бывать. Капитан Рэд скривился от неудовольствия. – Какая жалость. Придется, как видно, действовать наугад. Сколько раз я говорил самому себе – не полагайся на случай, будь внимателен к мелочам. Нет, мне определенно нужно менять образ жизни. Я становлюсь старым и рассеянным. Лягушонок, принеси-ка карту. Может быть, мы совместными усилиями сможем как-нибудь разобраться в том, где необходимо искать уважаемого сеньора Гвиччардини. Лягушонок вышел из кубрика и через минуту вернулся, держа в руке свернутую трубкой карту. Затем он положил ее на стол перед капитаном Рэдом и развернул. – Что ж, посмотрим, посмотрим,– проговорил тот, обводя пальцем то место на карте, где был изображен остров Крит. – Да здесь всего лишь один город – Кандия. А рядом какая-то бухта. Бухта Святого Креста. Так, понятно. Вот еще одна – бухта Провидения. Скорее всего, корабли, прибывающие в Кандию, останавливаются именно здесь. Как бы то ни было, в этом мы сможем убедиться только, прибыв на место. Он свернул карту и отдал ее Лягушонку. – Что ж, сеньора Бельтрами,– сказал капитан Рэд, поднимаясь с табурета.– Благодарю вас за помощь. Вы оказали нам неоценимую услугу. Надеюсь, что скоро вы увидитесь с вашим любимым родственничком. А мы познакомимся с лучшими качествами его души. Он добрый христианин? – Да,– ответила Фьора.– Вы не будете разочарованы. – Надеюсь, надеюсь,– рассеянно пробормотал капитан Рэд, направляясь к выходу. Пока он выбирался за порог, Лягушонок неподвижно стоял у стола, все также пожирая взглядом Фьору. Наверное, он мог бы делать это часами, а, может быть, даже целыми днями. Но сейчас ему пришлось уйти, потому что, не обнаружив поблизости своего юного друга, капитан Рэд заорал: – Лягушонок, ты что там делаешь? Мы идем на бак! Пора менять курс! Плавание до Крита при попутном ветре заняло лишь трое суток. Все это время Фьора и Леонарда почти не выходили из каюты, лишь иногда выглядывая наверх, чтобы подышать свежим морским воздухом. Здесь, в отличие от фрегата «Эксепсьон», увы, не было ни большой столовой, ни широкой палубы, ни места на корме, где можно было бы посидеть, глядя на волны. Это было обыкновенное рыбацкое суденышко, приспособленное лишь для забрасывания сетей и перевозки улова. Как ни странно, на палубе больше пахло рыбой, чем в кубрике. Хотя прошло уже несколько лет с тех пор, как этот корабль перестал принадлежать рыбакам, запах рыбы, слизи и чешуи так плотно пропитал палубу, что даже время неподвластно над ним. Иногда Фьора не обращала на это внимания, иногда ее тошнило от заполнявшего палубу смрада, а иной раз запаха не чувствовалось вовсе, и Фьора даже не могла понять почему. Впрочем, сейчас ее занимали совершенно другие мысли. Прибыл ли сеньор Гвиччардини на остров? Не случилось ли с ним чего-нибудь в пути? Капитан Манорини, конечно, хороший моряк, но море способно на всякое. Об этом Фьора уже знала. Временами она исступленно молилась, умоляя господа только о том, чтобы тот сохранил жизнь сеньору Гвиччардини и целым и невредимым доставил его к месту назначения. Именно от этого сейчас зависело – будет она жить или нет. Ведь если сеньора Паоло не окажется на острове, пираты, обозленные тем, что их обманули, могут просто-напросто вышвырнуть ее за борт. О том, что они на такое способны, рассказывала ей Леонарда. Да и мессир Дюрасье говорил, что капитан Рэд отличается особой жестокостью и хладнокровием. Ему ничего не стоит скормить человека акулам и тут же выразить сожаление по этому поводу. О фрегате «Эксепсьон» она уже не вспоминала, будучи совершенно уверенной в том, что сейчас это судно швартуется где-нибудь на Мальте. Вряд ли капитану Дюрасье придет в голову направить свой корабль на Крит, тем более, что для этого у него нет никаких причин. Однако она ошибалась. День приближался к концу, когда на горизонте показались желтые изъеденные ветром скалы. Такой странный цвет бывает лишь у песчанника. Но стоило судну приблизиться к скалам, как за ними стали видны поросшие густым кустарником кусты и тонкие, устремившие ввысь свои верхушки кипарисы. Это был остров Крит. Рыбацкий бриг под командованием капитана Рэда истратил еще целые сутки на то, чтобы добраться до порта Кандии, располагавшегося на северо-западной оконечности острова в бухте Провидения. Когда вечером бриг бросил якорь на рейде Кандии, Фьора вышла на палубу. Здесь же стоял капитан Рэд с картой в руках и несколько матросов, среди которых был и Лягушонок. Над рейдом возвышались мачты какого-то громадного корабля. Неподалеку от него стояло судно размерами поменьше. В первом Фьора сразу же узнала фрегат «Эксепсьон», а во втором свою родную «Санта-Маддалену». Сердце ее заколотилось от радости. Значит, у сеньора Гвиччардини все в порядке и он прибыл на Крит. Но что здесь делает французский фрегат? Может быть, капитан Дюрасье решил сделать крюк для того, чтобы известить посла-губернатора Венеции сеньора Гвиччардини о том, что она, Фьора Бельтрами, попала в руки пиратов? Как бы то ни было, капитан Рэд от удовольствия потирал руки. – Вот они голубчики,– сказал он, вглядываясь в очертания кораблей.– Нам, конечно, нельзя входить в эту бухту. Сейчас посмотрим на карте, куда можно пристроиться. Ах да, здесь же есть бухта Святого Креста. Значит, туда и направимся. Подняв якорь, рыбацкий бриг покинул рейд Кандии и направился к лежавшей неподалеку бухте Святого Креста. Под прикрытием темноты с брига была спущена шлюпка, в которую сели сам капитан Рэд, Лягушонок и Фьора с Леонардой. Девушка даже была рада этому: ей не терпелось покинуть качающуюся палубу и ступить на твердую землю. Для маскировки капитан Рэд и Лягушонок переоделись в отобранную у отца Бонифация сутану и длинную черную мантию корабельного лекаря мессира де Шарве. Шлюпка на веслах пересекла отрезок берега, разделявших бухту Святого Креста и бухту Провидения, чтобы добраться до порта Кандии. Вход в бухту Провидения преграждала огромная стальная цепь, которая должна была защитить город от нападения с моря. Эта мера предосторожности была отнюдь не излишней, потому что уже несколько раз за последние годы это владение венецианской республики подвергалось нападению морских бандитов. Преобладали среди них турки. Но однажды Кандией пытались овладеть и европейские корсары. Шлюпка свернула к порту, и ее пассажирам пришлось нагнуться, чтобы миновать цепь. Даже сидя на веслах, Лягушонок не сводил взгляда с Фьоры. Она порой даже готова была рассмеяться – столь нелепо выглядел строгий черный наряд врача, мешковато сидевший на молодом англичанине. Еще забавнее выглядел капитан Рэд: над сутаной доминиканского монаха красовалась бородатая физиономия одноногого пирата. Принять его за священника мог только слепой. «Эксепсьон» и «Санта-Маддалена» стояли у самого входа в порт, сразу за цепью. Когда шлюпка проходила мимо фрегата, на палубе раздался громкий голос капитана Дюрасье: – Боцман, что с приливом? В ответ послышалось: – Корабль к выходу готов, господин капитан. Прилив начнется к восьми склянкам. Фьора еще не знала, что собираются делать пираты, но в одном она была уверена твердо: ей следует рассчитывать только на себя. Это подкреплялось еще и тем обстоятельством, что вместо Леонарды в одеянии старой служанки рядом с Фьорой сидел ни кто иной, как бывший повар с фрегата «Эксепсьон» Бамако. По-видимому, он должен был изображать чернокожую гувернантку. Но его присутствие в шлюпке лишь добавляло происходящему театральности. Вокруг возвышались высокие каменные стены фортов, возведенных здесь еще четыреста лет назад во времена первых крестовых походов, когда остров Крит был захвачен рыцарями, направлявшимися в Палестину. Наконец, шлюпка причалила у пустынной набережной, освещенной двумя тусклыми фонарями. Только по ним удалось определить, где начинается пристань. Первым из шлюпки выбрался Бамако, затем капитан Рэд, после него – Фьора и последним – Лягушонок. Он наспех привязал шлюпку к столбику на пристани и двинулся следом за остальными. Чтобы скрыть свою отнюдь не монашескую внешность, капитан Рэд накинул на голову клобук. Под сутаной он держал заряженный пистолет, которым грубо ткнул Фьору в спину. – Иди. Ты знаешь, где дворец посла-губернатора? – Я же говорила, что никогда не была здесь раньше,– обиженно ответила девушка.– И перестаньте тыкать в меня пистолетом. – Ну ладно, ладно,– пробурчал одноногий пират.– Придется полагаться на собственное чутье. Долго искать не пришлось. Первый же случайно встреченный прохожий на вопрос о том, где находится резиденция венецианского посла-губернатора в Кандии, обернулся и показал пальцем на великолепный дворец из белого мрамора, возвышавшийся у самой набережной. – Вот он. Это было великолепное строение в романском стиле с мраморной колоннадой, высокой белой лестницей, широкими ступеньками. По бокам лестницы поднимались к дворцу два ряда вечно зеленых окаций, которые с обеих сторон огибали дворец, словно окружая его зеленым поясом. Внизу, на перилах лестницы, горело два фонаря, и даже с набережной было видно, что в самом дворце ярко освещены окна. Перед входом на лестницу, состоявшую из двух пролетов, никого не было видно. Капитан Рэд подтолкнул остановившуюся в нерешительности Фьору скрытым под сутаной пистолетом. – Иди. Девушка стала медленно подниматься по ступенькам, приподняв платье. Она едва не вскрикнула от неожиданности, когда на площадке между двумя пролетами лестницы, из полумрака, возникла фигура солдата, одетого в форму венецианского гвардейца. Направив в грудь девушки мушкет, он громко сказал: – Пароль. Фьора в растерянности оглянулась. – Я не знаю никакого пароля,– прошептала она. Капитан Рэд просипел: – Говори что-нибудь. – Я – Фьора-Мария Бельтрами. Я.... родственница сеньора Гвиччардини. Солдат в нерешительности отступил назад, не зная, что предпринять. Однако, когда девушка сделала попытку подняться на еще одну ступеньку вверх, он опять направил на нее мушкет. – Стой! На шум из дворца вышел начальник стражи – офицер венецианской гвардии в круглом шлеме и доспехах, прикрывавших верхнюю часть тела. На плечах его висел длинный плащ, а в руке он держал горящий фонарь. – В чем дело? – грозно спросил офицер. Солдат кивнул в сторону Фьоры. – Эта девушка утверждает, что она родственница господина посла-губернатора. Офицер спустился вниз и осветил фонарем лицо Фьоры. Ее спутники старались держаться подальше от света. Только капитан Рэд стоял за спиной Фьоры, не позволяя девушке забыть о том, что в спину ей направлен заряженный пистолет. Оказалось, что девушка раньше встречала этого офицера. Он плыл на головном фрегате флотилии, выходившей из Генуи в направлении Крита, но затем угодивший в бурю и разметанный ветром. Внимательно рассмотрев Фьору, он недоверчиво спросил: – Сеньора, это вы? А кто это с вами? Разумеется, находясь под дулом пистолета, Фьора не могла сказать правды. – Этот падре,– кивнув головой в сторону скрывавшегося под клобуком и сутаной капитана Рэда, сказала она,– и его храбрый товарищ спасли меня и мою новую гувернантку из лап жестоких пиратов. Пожалуйста, проводите меня во дворец к сеньору Гвиччардини. Офицер-венецианец в нерешительности переминался с ноги на ногу. – Сию минуту, сеньора,– наконец, сказал он.– Однако прежде я должен поставить в известность командира дворцовой стражи. Я всего лишь начальник караула. Вы не соблаговолите подождать здесь? Он уже собирался направиться наверх, во дворец, когда капитан Рэд неожиданно сказал: – Сын мой,– он приподнял голову и таинственным голосом продолжил,– в моих руках находятся сведения, составляющие важнейшую государственную тайну. Они касаются самого существования венецианской республики. Ты не должен задерживать нас здесь. Так что, будь добр, проводи нас к послу-губернатору со всей поспешностью, на которую только способен. Когда начальник стражи попытался что-то возразить, капитан Рэд принялся подмигивать ему. – Никто не должен знать о моем присутствии здесь, так что давай, ноги в руки! Начальник караула в изумлении разинул рот и воззрился на Фьору. Но на лице девушки не дрогнул ни один мускул. – Разве вы не слышали, что сказал святой отец? Немедленно проводите нас к сеньору Гвиччардини. Начальнику караула не оставалось ничего другого, как сказать: – Я слышал все слово в слово, сеньора. Сию минуту. Следуйте за мной. Держа фонарь в вытянутой руке, он стал подниматься по ступенькам лестницы, а процессия во главе с Фьорой двинулась за ним. Вскоре они оказались в громадном вестибюле, увешанном венецианскими зеркалами работы самых искусных ювелирных мастеров, картинами и гобеленами, уставленном скульптурами и огромными вазами с цветами. Под пустыми сводами вестибюля слышались лишь звуки шагов и стук деревяшки капитана Рэда. Пройдя через вестибюль, поздние гости направились к лестнице, ведущей на второй этаж дворца. Никакой стражи поблизости не было видно, что заставило капитана Рэда достать из-под сутаны пистолет и замахнуться. В тот самый момент, когда он уже готов был нанести удар по голове начальника караула, тот неожиданно обернулся и с радостной улыбкой произнес: – Его превосходительство сеньор Гвиччардини будет несказанно рад видеть вас. После того, как он потерял вас в море, все были уверены, что вас не удастся отыскать. Но я вижу, что с вами все хорошо. Капитан Рэд едва не выдал себя, и только невероятное проворство позволило ему вовремя спрятать за спиной пистолет. Он сделал вид, будто у него неожиданно зачесалась спина. Начальник караула, к счастью, ничего не заметил и зашагал вверх по лестнице. То же самое повторилось через несколько шагов. Капитан Рэд снова вознамерился оглушить начальника караула, но тот, повернувшись к Фьоре в полоборота, произнес: – Мы все молились за вас, сеньора. И, как видно, пресвятая дева Мария услышала наши молитвы. Да святится имя ее. Так, без происшествий, они поднялись на второй этаж, где возле огромных дверей, которые вели в опочивальню посла-губернатора сидел на стуле гофмейстер, преклонных лет мужчина в вышитом камзоле и туфлях с серебряными пряжками. Его высокий жезл был прислонен к стене, а сам гофмейстер потрясал тишину громким храпом. Начальник караула хотел было разбудить старика, но не успел он положить руку ему на плечо, как капитан Рэд отвел офицера в сторону. – Тс-с,– прошептал он, приложив палец к губам.– Не нужно будить. Не прибегая к особым объяснениям, капитан Рэд открыл дверь и пропустил туда Фьору, Бамако в костюме служанки и Лягушонка. За ними последовали немало удивленный начальник караула и капитан Рэд. Однако, это была еще не опочивальня, а промежуточная комната, где обычно дожидаются гости, которым обычно назначена аудиенция. Капитан Рэд осторожно закрыл за собой дверь и, стоя спиной к начальнику караула, достал из-под сутаны пистолет. И снова одноногому пирату не повезло. На сей раз его подвел деревянный протез, который скользнул по начищенному до блеска мрамору. Старый пират поскользнулся, потерял равновесие и, нелепо взмахнув руками, грохнулся на мраморный пол. Пистолет, который он держал в левой руке, вылетел и с грохотом покатился по полу. – Чертовы именины! – грубо выругался капитан Рэд. Начальник караула, безмятежно шествовавший к дверям в опочивальню посла-губернатора, услышав шум и ругань за спиной, в изумлении обернулся. – Что такое? – произнес он, наклоняясь с фонарем в руке над святым отцом, который изрекал такие богохульные слова. Увидев деревянный протез на ноге и пистолет, офицер-венецианец уже собирался поднять тревогу, но Лягушонок вовремя толкнул его сзади, и начальник караула упал прямо на грудь одноногого пирата. Капитан Рэд схватил офицера за горло, свалил на пол и принялся душить. Начальник караула безуспешно пытался освободиться из стальных пальцев старого морского волка. Он захрипел, глаза его выкатились из орбит, ноги задергались. Фьора едва не закричала от ужаса, но Лягушонок успел вовремя закрыть ей рот. – Тише, так надо,– прошептал он. Венецианец дергал руками и ногами, пытаясь вырваться, но пальцы капитана Рэда все сильнее сжимались на его горле. Старик-гофмейстер, мирно дремавший за дверью, не слышал ничего, кроме собственного храпа. Когда человек находится на пороге смерти, силы его утраиваются, и он способен совершить даже невозможное. Начальник караула в предсмертной агонии смог оттолкнуть от себя капитана Рэда, но на помощь старому пирату тут же пришел Бамако, обряженный в костюм служанки. Он кинулся на хрипевшего и кашлявшего венецианца, не давая ему подняться. А тем временем капитан Рэд снова сдавил его горло руками. На сей раз все закончилось гладко: через минуту обмякшее тело неподвижно лежало на полу. Бамако помог подняться с мраморного пола капитану Рэду и подхватил упавший фонарь. Старый пират с пистолетом в руке подошел к двери опочивальни и, приложив к ней ухо, прислушался. За дверью было тихо. Очевидно, посол-губернатор уже спал. – Иди первой,– негромко сказал капитан Рэд, обращаясь к Фьоре. Она осторожно толкнула вперед дверь и шагнула в опочивальню. Это была огромная комната, богато украшенная зеленью, картинами и скульптурами. На полу лежал огромный толстый ковер с вытканным на нем гербом города Венеции. Посреди комнаты стояла огромная постель, в которой мирно спал сеньор Гвиччардини. Его голова в ночном колпаке покоилась на пышных подушках, руки лежали поверх одеяла. Он спал так крепко, что не слышал, как в опочивальню вошли четверо. Первым к изголовью направился капитан Рэд, а за ним – Фьора. – Подождите,– сказала она одноногому пирату.– Позвольте мне разбудить сеньора Гвиччардини. У него очень слабое здоровье, и я боюсь, как бы он не умер от апоплексического удара, когда увидит меня. Ведь он, наверняка, думал, что я погибла в море. Этот довод показался капитану Рэду убедительным, и он пропустил девушку к изголовью. Пока Фьора стояла рядом с кроватью в нерешительности, капитан Рэд подозвал к себе Лягушонка. – Уберите оттуда покойника. Бамако и Лягушонок перетащили труп начальника караула в опочивальню посла-губернатора и усадили его в кресло рядом с дверью, выходившей на широкий балкон. Здесь же стоял широкий стол. – Сеньор Паоло,– негромко позвала Фьора. Однако старик лишь мирно посапывал. Тогда девушка наклонилась и поцеловала его руку. – Сеньор Паоло,– снова сказала Фьора,– проснитесь. В ответ старик лишь громко всхрапнул. – Проснитесь же,– повторила Фьора,– заклинаю вас. Но все ее усилия были напрасны. Сеньор Паоло лишь перевернулся набок и что-то пробормотал во сне. – О, бог мой,– прошептала Фьора, отшатываясь.– Да он меня не слышит. Капитан Рэд шагнул вперед, отодвинул в сторону девушку. – Ну ладно, хватит,– грубо зарычал он,– Дай-ка я. Эй, Гримальди, или как там тебя! А ну просыпайся! Он схватил старика за плечо и принялся трясти его, как куклу. Сеньор Гвиччардини, наконец, открыл глаза и сумасшедшим взглядом посмотрел на людей, склонившихся над его кроватью: монах-доминиканец в белом плаще и черном клобуке, из-под которого торчала черная густая борода с проседью, какой-то юный врач в длинном черном одеянии и круглой шляпе, чернокожая служанка в черном платье и девушка с длинными пышными волосами цвета вороньего крыла. Спросонья хлопая глазами, старик пробормотал: – Спаси и сохрани меня, господи. Святой Антоний, я ведь просил тебя – избавь меня от этих демонов. Он снова закрыл глаза и улегся на подушки. – Сеньор Паоло, это же я,– жалобно пролепетала Фьора.– Неужели вы меня не видите? Она повернулась к капитану Рэду. – Боже мой, я не знаю, что делать. Кажется, он не узнает меня. Ума не приложу, что с ним могло произойти. Может быть, он так переживал из-за того, что я исчезла, и помутился рассудком? Капитан Рэд хмыкнул: – Да. Выглядит он, как идиот. Наверное, старик просто выжил из ума. Эй, ты, просыпайся,– рявкнул он. Сеньор Гвиччардини, с которым, действительно, произошла разительная перемена, резко открыл глаза и внятно спросил: – Почему вы все в черном? Или я уже умер? Где я, святой отец? Капитан Рэд сорвал с головы клобук и взбешенно прорычал: – Никакой я тебе не святой отец! Я – капитан Рэд! При упоминании этого имени сеньор Гвиччардини вздрогнул. Лишь накануне ему сообщили о том, что в Средиземном море вновь промышляет разбоем известный своей жестокостью пират по имени Томас Бартоломео Рэд. Так, во всяком случае, утверждал капитан французского фрегата «Эксепсьон» мессир Жан-Батист Дюрасье. Этот корабль накануне прибыл на остров Крит именно для того, чтобы сообщить о столь прискорбном известии послу-губернатору Венецианской республики. Тогда же капитан Дюрасье рассказал сеньору Гвиччардини о том, что девушка, которая была на его попечении, сеньора Фьора Бельтрами, и ее служанка Леонарда Мерсе попали в руки этого кровожадного зверя. – Томас Бартоломео Рэд,– потрясенно прошептал сеньор Гвиччардини. Рука его сама собой потянулась к шнурку звонка, однако ему успел помешать Лягушонок. Молодой человек в мешковатом костюме доктора с невероятным мастерством метнул кинжал, пригвоздив шнурок к изголовью кровати. Сеньор Гвиччардини облизнул пересохшие от страха губы и опустил руку. – Да, Томас Бартоломео Рэд – это я, собственной персоной,– представился одноногий пират.– Не тяните время. Капитан Рэд схватил за руку Фьору и подтащил ее к себе. – Как видите, она в моих руках. Но я готов пойти вам навстречу и совершить небольшую сделку. – Что вам нужно? – прошептал сеньор Гвиччардини. – Ничего особенного,– ответил пират.– Я хочу обменять ее, вот и все. Сеньор Гвиччардини кивнул. – Сколько? Капитан Рэд медленно покачал головой. – Нет, меня не интересуют деньги. – А что же вам нужно? – В трюме корабля, который сейчас стоит на вашем рейде, находится трон какого-то там африканского царя. Глаза у сеньора Гвиччардини полезли на лоб. – Что? Вы имеете в виду трон Югурты? – Вот именно,– невозмутимо сказал капитан Рэд.– Вам – девушка, мне – трон. Сеньор Гвиччардини ошеломленно хлопал глазами. – Но это невозможно. Трон Югурты принадлежит французскому королю. Ни вы, ни я не имеем на него права. Капитан Рэд поморщился. – Замолчи, мешок прелых костей. Отныне я заявляю права на этот трон. И меня не интересует, кому он принадлежал раньше. Ты понял? Сеньор Гвиччардини едва не задохнулся от такой наглости. – Нет, но это невозможно. Я не могу распоряжаться троном, принадлежащим французской короне. Лицо капитана Рэда побагровело от ярости. – Ты думаешь, я шучу, итальянская судовая крыса? Смотри,– с этими словами он левой рукой выхватил пистолет и, щелкнув курком, навел его на сеньора Гвиччардини, который испуганно отшатнулся. Другой рукой одноногий пират схватил девушку и повалил ее на кровать. – Лягушонок, давай. Юноша непонимающе посмотрел на старого пирата. – Что? – Насилуй,– рявкнул Рэд. Лягушонок вытаращился на капитана. – Что, прямо сейчас? – Прямо сейчас. Лягушонок медленно снял шляпу, но так и не смог сдвинуться с места. Рэд возмущенно завопил: – Ты чего ждешь? – Я не могу,– дрожащим голосом ответил юноша. – Можешь! – закричал капитан Рэд.– Это приказ! Лягушонок развел руками. – Я знаю, что это приказ, но я не могу. Но... нет. Он шагнул в сторону и отвернулся. Капитан Рэд, не сводя пистолета с посла-губернатора, обернулся к чернокожему повару. – Это бунт. Бамако, дружок, давай-ка ты вместо этого предателя. Негр пожал плечами и кивнул. – Ладно, только мне надо освободиться от всех этих юбок. – Давай быстрей! – крикнул Рэд. Из глаз Фьоры хлынули слезы. – Прошу вас, сеньор Гвиччардини, пощадите меня. Не позволяйте им это делать,– взмолилась она.– Проявите христианское милосердие. Да, я не ваша дочь, но разве это имеет сейчас значение? Я не переживу насилия. Я умру. Прошу вас, прислушайтесь к голосу своего сердца. Право же, моя честь стоит какого-то трона. Сеньор Гвиччардини молчал. – Соглашайтесь же! – крикнул Рэд. – Я не могу. Вы требуете от меня невозможного. Фрегат «Эксепсьон» – это французский военный корабль. Он не подчиняется законам Венецианской республики. – Фрегат «Эксепсьон» находится на территории острова, принадлежащего Венецианской республике, и должен выполнять его законы, а также указания посла-губернатора! – выкрикнул капитан Рэд.– Не мне учить тебя юриспруденции. Ты, старый пеньковый канат! Если ты прикажешь, то капитан Дюрасье должен будет подчиниться тебе. Ну, я не слышу твоего согласия. Посол-губернатор отвернулся, гордо сложив руки на груди. – Нет, ни за что. Это превышение полномочий, и оно грозит войной между Францией и Венецией. Рэд засмеялся. – Это грозит только государственной казне Франции. Король никогда не признается в том, что его военные корабли – это точно такие же грабители, как я. Так что, все будет шито-крыто. Гони трон, а не то я сейчас сам изнасилую эту девчонку. Юноша, который знал, что капитан Рэд вполне способен сделать то, что обещает, принялся лихорадочно искать пути спасения девушки. Взгляд его упал на большой медный поднос, стоявший на столике у изголовья кровати с чашкой для полоскания и огромной серебряной ложкой. В голову ему пришла счастливая мысль. Он отшвырнул в сторону Бамако, безуспешно пытавшегося справиться с дюжиной юбок и решительно подошел к постели посла-губернатора. – Сир,– сказал он капитану Рэду,– у меня есть способ заставить его сделать то, что нам нужно. Отпустите девушку. Но старый бродяга навалился на Фьору так, что она едва не задохнулась. – Отпустите меня! Одноногий пират, похоже, только сейчас вспомнил, что на нем одет костюм монаха-доминиканца, а потому совершить насилие будет затруднительно даже при большом желании. Он принялся нащупывать рукой край сутаны, намереваясь стащить ее с себя. Но все было тщетно. Пока капитан Рэд был занят своей одеждой, Фьоре удалось оттолкнуть его в сторону. Она сделала попытку вырваться и убежать, но, к ее удивлению, одноногий морской бродяга преклонных лет оказался проворнее, чем она могла предположить. Он тут же схватил ее за горло и прошипел: – Не дергайся, а то сейчас продырявлю тебя насквозь. Почувствовав себя совершенно беспомощной, девушка снова разрыдалась. – Чудовище!.. Пират плотоядно рассмеялся. – Да, раньше меня все так называли. – Отпустите девушку...– взмолился сеньор Гвиччардини. – Ни за что! – рявкнул капитан Рэд.– До тех пор, пока вы не пообещаете мне трон с французского фрегата, вам не на что надеяться. Бамако, ну где ты там возишься? Лягушонок, еще некоторое время стоявший у изголовья кровати в нерешительности, понял, наконец, что время терять нельзя. К этому его подвигло еще и то обстоятельство, что капитан Рэд, хищно облизываясь, впился губами в полуобнаженное плечо Фьоры. Правда, выглядело это как-то несерьезно, по-театральному. – Красотка, тебе еще никогда не приходилось иметь моряка? – захохотал он после этого. Фьора сквозь слезы бросила: – Если вы хотите изнасиловать меня, то сделайте мне честь – убейте, прежде чем я успею умереть от стыда. Капитан Рэд неожиданно подскочил и принялся трясти за грудь бедного старика Гвиччардини. – Ты бесчувственный чурбан или кто? Прямо на твоих глазах насилуют такое прелестное создание... Наверное, если бы она была твоей дочерью, ты бы уже давно согласился! Сеньор Гвиччардини неожиданно всхлипнул. – Я не могу! Это вызовет войну между Францией и моей страной! Прошу вас, сжальтесь над бедной девушкой... Ей уже многое пришлось повидать в этой жизни. Вы должны понять меня... Одноногий пират бессильно зарычал: – Я тебя сейчас пристрелю. И тогда тебе уже не придется заботиться о своей стране. А ее мы прогоним через все береговое братство. И твой святой Антоний будет жарить тебя на том свете и переворачивать вилами с боку на бок. Не тяни время! Но сеньор Гвиччардини только трясся от страха и ничего не мог ответить. Тогда капитан Рэд приставил дуло пистолета к виску Фьоры. – А если я вышибу ей мозги прямо на твоей кровати? Это как-нибудь взволнует тебя? – в ярости скрипя зубами, произнес он. Рука одноногого пирата скользнула в вырез платья Фьоры, которая завизжала: – Не тронь меня! Она плюнула в лицо капитану Рэду, который не ожидая такой смелости, ошеломленно отдернул руку. – Капитан,– вмешался Лягушонок,– по-моему, все это бесполезно. Эта девушка ничего не значит для господина губернатора. Таким образом Лягушонок пытался отвлечь старого пирата от Фьоры, чтобы спасти ей жизнь. Во всяком случае, она сама поняла эти слова именно так. Капитан Рэд повернулся к Лягушонку. – Что ты предлагаешь? Тот многозначительно повертел перед собой длинную серебряную ложку. – Я думаю, нам надо заняться самим господином послом. Капитан Рэд удивленно пожал плечами. – Ты имеешь в виду – проверить, что у него внутри? – Нет,– сказал Лягушонок.– Мы проверим, что у него снаружи. Он так беспокоится о сокровищах французской казны и государственных интересах, что, наверняка, согласится ради них расстаться с собственными. Но только в том случае, если мы будем угрожать не этой девушке, а ему самому. Капитан Рэд хмыкнул. – Да, а это – интересная идея. Давай-ка попробуем. Он грубо схватил Фьору за плечо и отшвырнул в сторону. – А ну, отойди. Эй, ты, губернатор, покажи свои плавники. Сеньор Гвиччардини безуспешно пытался спрятать руки под одеялом. – Не трогайте меня, молю вам – жалобно простонал он. Одноногий пират зарычал от ярости и всем телом навалился на старика итальянца. Фьора бросилась ему на выручку. Она накинулась на пирата, пытаясь ударить его кулаками, но Лягушонок обхватил Фьору за талию и стал оттаскивать в сторону. – Не трогайте его, прошу вас! – возбужденно прошептал он ей на ухо.– Если ваш родственник лишится пары золотых колец, то для него это будет наименьшим злом. Капитан Рэд опасен только в том случае, если его сильно разозлить. Но Фьора не унималась. – Пустите же меня! Он убьет бедного сеньора Паоло. Капитан Рэд, бормоча себе под нос ругательства, схватил сеньора Гвиччардини за руки и принялся разглядывать кольца на пальцах старика. – Ого! Да тут есть чем поживиться! А ну-ка, отдавай! У меня еще есть несколько свободных пальцев. Он принялся стаскивать самые большие перстни с рук сеньора Гвиччардини, приговаривая: – Идите к папочке, разрази вас гром... Фьоре, наконец, удалось вырваться из объятий Лягушонка, и она показала капитану Рэду кольца, которыми были украшены ее руки. – Прошу вас, не трогайте сеньора Паоло! Возьмите все мои драгоценности, возьмите все... Если вы будете издеваться над сеньором Гвиччардини, сердце его не выдержит. Пощадите его, заклинаю вас! Во имя матери, которая выносила вас в своем чреве... Пират отмахнулся. – Отойди... Фьора упала на кровать рядом с ним. – Пощадите же его!.. Сеньор Гвиччардини не выдержал такой тяжести. Закашлявшись, он простонал: – Сойдите же с меня... Оба... Я сейчас умру... О, Господи... Господи... И не давите так... Когда уже все пальцы на руках капитана Рэда были унизаны драгоценными перстнями и кольцами, он вспомнил и о троне. – Сын кривой мачты и рваного паруса! Я вырежу твою печенку и брошу ее на съедение крабам! Пошарив у себя под сутаной, он не обнаружил больше никакого оружия и, еще раз грубо выругавшись, откинул одеяло, прикрывавшее сухонькое тело сеньора Гвиччардини. – Черт возьми! Твое счастье, что у меня нет с собой ножа, но я загрызу тебя зубами! Вновь отбросив в сторону пытавшуюся помешать ему Фьору, капитан Рэд схватил старика-итальянца за ногу и укусил его за палец. – А-а-а-а...– закричал Гвиччардини.– На помощь! На помощь! Лягушонок мгновенно заткнул ему рот подушкой. – Он же задохнется! – взвизгнула Фьора.– Отпустите его! – Правильно-правильно, Лягушонок... Души его, а я буду откусывать от него по кусочку. Но Фьоре все-таки удалось помешать Лягушонку и, хватая ртом воздух, Сеньор Гвиччардини прохрипел: – Я сделаю все, что вы хотите. Только не трогайте меня. – Трон! – рычал капитан Рэд. Старик принялся трясти головой. – Хорошо-хорошо, я постараюсь сделать все, что в моих силах. – Прикажите капитану Дюрасье, чтобы он вытащил трон из трюма и отдал его мне. – А если он не согласится? – спросил Лягушонок. – Согласится. Рэд снова ухватил старика Гвиччардини за ногу. – О, Господи! – взмолился тот.– Во имя Вечности... Не трогайте меня! Я сумею договориться с капитаном Дюрасье. Только не трогайте меня... Кряхтя, одноногий пират стал подниматься с постели. – Ладно, черт с тобой. Поверю тебе на слово, делать нечего. Старика-итальянца буквально колотило от ужаса. Он принялся ощупывать себя за ногу, словно пытаясь убедиться, что от него ничего не убыло. Капитан Рэд поправил свою сутану и махнул пистолетом. – Ты, старая сморщенная крыса, вылезай из своей колыбели! Старик Гвиччардини едва не разрыдался. – Я не могу ходить. У меня вечером был приступ подагры. Пират в ярости блеснул глазами. – Что? Какая еще подагра? Я вот сейчас заставлю тебя плясать, клянусь акульими плавниками! Он угрожающе направил пистолет на ногу сеньора Гвиччардини, и Фьора поняла, что, еще мгновение – и капитан Рэд выстрелит. – Прошу вас, сеньор Паоло,– бросилась она к старику.– Поднимайтесь. Мы поможем вам. – Подайте мои костыли. Когда меня мучает подагра, я не могу передвигаться самостоятельно. Лягушонок подал Гвиччардини костыли, стоявшие у стены рядом с изголовьем и вместе с Фьорой помог ему встать. – Что вы собираетесь делать? – слабым голосом спросил сеньор Гвиччардини. Капитан Рэд указал пистолетом на столик, стоявший у противоположной стены. – Иди туда. Едва передвигая ноги, старик Гвиччардини направился к столу. – Я не понимаю, что вы задумали. Капитан Рэд, стуча деревяшкой подошел к столу. Здесь же рядом стояло кресло, в котором, нелепо вывернув руку, лежал труп задушенного начальника караула. – Это еще что такое? – недовольно пробурчал одноногий пират, словно впервые увидел покойника. – Прошу вас, придвиньте к столу мое кресло. Я не могу стоять,– попросил Гвиччардини. Капитан Рэд, сунув пистолет под сутану, тряхнул кресло, и труп начальника караула, гремя доспехами, покатился по полу прямо под ноги старику Гвиччардини. – Боже мой...– прошептал он, едва не роняя костыли.– Значит... – Да-да,– подтвердил капитан Рэд.– Я ни перед чем не собираюсь останавливаться. Мне нужен этот трон. Бери перо и бумагу. – Что вы хотите от меня? – еле слышно прошептал Гвиччардини. Капитан Рэд пришел в ярость. – Заткнись! Делай то, что я говорю! Лягушонок, помоги ему сесть. Бамако бросил безуспешные попытки справиться с бесчисленными юбками, и, поспешно приглаживая платье, направился к столу. – Капитан, у нас не так уж много времени. Надо торопиться. Скоро пробьет восемь склянок, и начнется прилив. Пират отмахнулся. – Да знаю, знаю. Я же не могу заставить его быстрее шевелить ногами. Садись ты, чертов калека! Он толкнул старика в кресло. Тем временем Лягушонок поставил на стол перед сеньором Гвиччардини большую мраморную чернильницу с отточенным гусиным пером и положил лист бумаги, обнаруженный здесь же. Одноногий пират обмакнул перо в чернильницу и сунул охавшему и стонавшему итальянцу. – Пиши. Старик взял перо дрожащей рукой и со страхом посмотрел на пирата. – Что писать? Тот почесал бороду. – Пиши. Указ посла-губернатора... Как называется твоя страна? – Венецианская республика,– дрожащим голосом ответил Гвиччардини. – ... посла-губернатора Венецианской республики на острове Крит сеньора... Как тебя зовут? – Паоло Гвиччардини,– последовал ответ. – ...Паоло Гвиччардини. Я, такой-то... – Я, Паоло Гвиччардини...– повторял старик за одноногим пиратом, а потом неожиданно обернулся.– Нужно указывать, что я кавалер ордена Святого Гроба Господня? Капитан Рэд равнодушно махнул. – Можешь написать все свои титулы и добавить к ним награды. – У меня больше нет наград. – Значит, и этого хватит. Пиши дальше. Я, такой-то и все прочее, настоящим указом освобождаю капитана...– он обернулся к Лягушонку.– Как зовут этого напыщенного урода? – Дюрасье. Жан-Батист Дюрасье. – ... освобождаю капитана флота его королевского величества Карла VIII Жана-Батиста Дюрасье от всякой ответственности за трон...– он запнулся.– Нет! Не– так!– Освобождаю от– всякой ответственности за транспортировку трона,– он повернулся к негру.– Как звали этого царька? – Югурта. – ... от транспортировки трона царя Югурты во Францию. Старик перестал писать и кисло посмотрел на капитана Рэда. – Но этот указ не будет иметь законной силы. Капитан Дюрасье мне не подчиняется. – Значит, подчинится. Ты поменьше болтай и побольше пиши! Чтобы подтвердить убедительность своих доказательств, одноногий пират снова вытащил из-за пояса спрятанный под сутаной пистолет и направил его на сеньора Гвиччардини. – Шевели пером, старая каракатица! И пусть вся Франция вместе с Венецией провалятся в тар-тарары! Мне нужен этот трон, и я получу его, чего бы мне это ни стоило! Фьора попробовала возразить: – Но капитан Дюрасье может разорвать этот приказ и выбросить его в море. – Цыц, красотка! А не то я сделаю так, что тебе никакой Лягушонок не поможет! Думаешь, я не вижу, как он на тебя смотрит? Фьора умолкла и отступила назад. Пробило семь склянок, когда капитан Дюрасье, сидевший в своей каюте на фрегате «Эксепсьон», услышал стук в дверь. – Войдите. На пороге показался солдат в форме венецианского гвардейца. Он держал в руке свернутую в трубку бумагу, с которой свисала печать посла-губернатора острова Крит. – Ваше превосходительство,– сказал венецианец,– сеньор Гвиччардини, посол-губернатор острова Крит, просит вас немедленно прибыть в его дворец для личной аудиенции. Посланник протянул бумагу капитану Дюрасье, который, внимательно прочитав ее, отложил в сторону. – Странно... Почему такая спешка? Сеньор Гвиччардини не объяснил? Солдат вытянулся в струнку. – Не могу знать, ваше превосходительство. Дюрасье махнул рукой. – Хорошо. Вы можете идти. Однако солдат по-прежнему стоял в дверях. – Что-то еще? Посланец венецианского губернатора кивнул. – Сеньор Гвиччардини просил меня лично проводить вас к нему. На острове неспокойно, сир. Капитан Дюрасье неохотно поднялся из-за стола. – В таком случае подождите. Я должен отдать некоторые распоряжения. Спустя четверть часа шлюпка, на которой прибыл капитан Дюрасье в сопровождении солдата венецианской гвардии, причалила к берегу неподалеку от резиденции посла-губернатора. Поднявшись на набережную, Дюрасье оглянулся. Фрегат со спущенными парусами медленно покачивался на волнах, едва слышно поскрипывая мачтами. Все вокруг выглядело спокойно. Легкий вечерний бриз приятно холодил кожу. Дюрасье в сопровождении венецианского гвардейца поднялся по высокой мраморной лестнице, прошел по пустому вестибюлю и медленно зашагал по ступенькам на второй этаж. Здесь его уже ждали. Лишенный вечернего сна гофмейстер, с высоким жезлом в одной руке и подсвечником с пятью зажженными свечами в другой, почтительно склонил голову перед французским офицером. – Я – капитан Дюрасье,– представился тот.– Посол-губернатор назначил мне личную аудиенцию. – Его превосходительство ожидает вас. Гофмейстер открыл дверь и провел капитана Дюрасье в апартаменты посла-губернатора. Сеньор Гвиччардини лежал в постели все в том же ночном колпаке и халате. В его апартаментах было тихо и спокойно. Горели свечи в углах. Через открытую балконную дверь в комнату проникал свежий ветер с моря, и ничто не говорило о возможной опасности. Капитан Дюрасье вошел в апартаменты и, подождав, пока гофмейстер закроет за ним дверь, снял шляпу и поклонился. – Ваше превосходительство... – А, это вы, мессир Дюрасье? – неестественно радостной улыбкой встретил его сеньор Гвиччардини.– Я благодарю вас за то, что вы откликнулись на мою просьбу и сочли возможным нанести визит в мою резиденцию в столь поздний час. Капитан Дюрасье учтиво наклонил голову. – В вашем послании, мессир, говорились о том, что у вас есть для меня какое-то срочное сообщение. Посол-губернатор выглядел взволнованным. Щеки его горели каким-то болезненным огнем, а пальцы нервно теребили краешек одеяла. – Э...– протянул он.– К сожалению, я не мог ждать до утра. Он умолк, кусая губы. – Да, мессир Дюрасье, я хочу, чтобы вы знали все. Столица нашего владения находится в крайне затруднительном положении. На рассвете порт подвергнется нападению пиратов. Капитан Дюрасье нахмурился. – Пиратов? А откуда у вас такие сведения, мессир? Услышав легкое покашливание в углу, капитан Дюрасье обернулся. Только сейчас он увидел, что за пологом, прикрывавшим кровать сеньора Гвиччардини от балконной двери, стоит темнокожая женщина в облачении служанки. – О, простите, сеньора,– произнес Дюрасье.– Доброй ночи. Тут же позабыв о присутствии служанки, капитан фрегата повернулся к послу-губернатору. – Итак, ваше превосходительство, вы хотите попросить моей помощи? Бамако, который стоял у изголовья кровати наряженным в костюм Леонарды, вдруг с ужасом заметил, что из-под ложа торчит рука задушенного начальника караула. Пока Дюрасье был занят разговором с послом-губернатором, негр принялся ногой заталкивать руку обратно, из-за чего сложилось впечатление, будто он приседает в приветствии. – Да, мне нужна ваша помощь, мессир Дюрасье,– продолжил Гвиччардини.– Но это не совсем то, о чем вы думаете. Дюрасье недоуменно пожал плечами. – Что ж, если на порт собираются напасть пираты, я могу предложить вам орудия своего фрегата и полуроту морских гвардейцев. Но, может быть, все не так опасно, как вы думаете? – Нет-нет! – торопливо воскликнул посол-губернатор.– Наше положение очень серьезно... Дюрасье пожал плечами. – Это не имеет значения. У меня достаточно сил. Мы будем готовы к их нападению. Гвиччардини стал ерзать в постели. – Подождите, мессир Дюрасье. Не горячитесь. О предстоящем нападении мне стало известно от этого, мавра, которому удалось бежать из их логова. Дюрасье посмотрел на Бамако, и тот принялся тыкать себя пальцем в грудь. – Да-да, я все знаю... Дюрасье, от которого лицо Бамако наполовину скрыто пологом, снова бегло взглянул на него и отвернулся. – Он знает их планы,– сказал Гвиччардини.– Ну, говори же, дружок. Мавр ступил из-за полога на свет, и только сейчас Дюрасье понял, кто стоит перед ним. – Это я, Бамако. У француза глаза полезли на лоб. – Что? Капитан Рэд, Лягушонок и Фьора лежали в это время под кроватью посла-губернатора, слушая разговор. Одноногий пират заткнул девушке рот своей громадной потной ладонью, да еще навалился на нее так, что она не могла даже шевельнуться. Услышав удивленный вопль капитана Дюрасье, она попыталась вырваться, но все оказалось напрасно. Пират так сдавил ее, что она едва не задохнулась. Капитан Дюрасье, увидев перед собой Бамако, тут же схватился на шпагу. – Как сюда попала эта чернокожая собака? Вы что, следили за нами? Говори, мерзавец! Он выхватил шпагу из ножен и направил ее на мавра. – Негодяй, я расправлюсь с тобой немедленно, здесь же! С клинком наперевес он бросился на Бамако, который, подхватив обеими руками юбки, укрылся за изголовьем. – Прошу вас, ваше превосходительство, защитите меня,– жалобно запищал он.– Он хочет меня убить! Гвиччардини предостерегающе поднял руку. – Успокойтесь, капитан. – Нет! – разгоряченно воскликнул Дюрасье.– Этот предатель умрет сейчас же! Вы знаете, что он принимал участие в бунте на фрегате, а до этого был закован в кандалы за отравление досточтимого командора де Лепельера? Он снова взмахнул шпагой, и Бамако испуганно присел. – Ты умрешь! – Защитите меня! – взмолился мавр.– Умоляю вас именем христианского Бога!.. – Грязный дикарь! – завопил Дюрасье.– Не поминай имя господне всуе! Губернатору пришлось даже повысить голос, чтобы защитить Бамако: – Простите меня, мессир Дюрасье, но я гарантировал ему прощение! Глаза француза сверкали яростью. – Этот негодяй заслуживает быть повешенным на рее! Ему, как и другим бунтовщикам с «Эксепсьона», может быть гарантирована только петля или гаррота! Губернатор взмолился: – Прошу вас, мессир Дюрасье, не горячитесь... Наконец, капитан успокоился. Тяжело дыша, он опустил шпагу и отступил на шаг назад. Сеньор Гвиччардини тяжело вздохнул. – Мессир Дюрасье, не забывайте о том, что вы на острове Крит, находящемся под юрисдикцией Венецианской республики. Здесь только я обладаю полномочиями творить правосудие. Если вы хотите повесить этого несчастного, то вам придется выйти в море и там свершить то, что вы считаете законным. Пока он находится здесь, его защищают законы Венецианской республики. А то, что было сделано вчера без моего позволения, вызывает у меня лишь сожаление. Дюрасье торопливо произнес: – Не стоит распространяться об этом, ваше превосходительство. – Как бы то ни было, мессир,– повторил Гвиччардини, я не разрешаю вам мстить этому несчастному мавру. Он искупил свою вину чистосердечным раскаянием и совершенно не опасен. Бамако тут же принялся оживленно трясти головой. – Да-да, послушайте господина губернатора, капитан. Он говорит чистую правду. – А ты заткнись! Бамако тут же умолк. Чтобы лучше слышать разговор посла-губернатора и капитана «Эксепсьона», одноногий пират отпустил Фьору и высунулся из-под кровати. Увидев его, Бамако принялся делать страшные глаза и нервно дергать головой. Наконец-то Фьора полной грудью вдохнула. И тут она неожиданно почувствовала, как рука лежавшего рядом с ней юноши осторожно ложится ей на ладонь. – Ваше превосходительство,– возмущенно продолжал капитан Дюрасье,– во-первых, этот негодяй виновен в том, что пытался отравить досточтимого командора де Лепельера!.. Бамако замахал руками. – Это неправда! Я любил его как собственную мать. – Заткнись, я тебе сказал! – рявкнул Дюрасье.– Кроме того, он принимал участие в бунте на корабле... Гвиччардини поморщился. – Прошу вас, мессир Дюрасье, ведите себя спокойнее. Ведь вы находитесь в моих апартаментах. К тому же вы разговариваете с человеком, который уже получил мое прощение. – Для него не может быть прощения! – вспыльчиво воскликнул Дюрасье.– По таким, как он, плачет виселица! Бамако высунулся из-за кровати и ткнул пальцем в капитана Дюрасье. – Ваше превосходительство, это он виноват в том, что командор де Лепельер умер. Это он отравил его. Точно, я теперь понял... Он хочет все свалить на меня, пользуясь тем, что я обыкновенный матрос. Гвиччардини оглянулся и кисло посмотрел на мавра, для пущей убедительности кивавшего головой. – Это просто невероятно...– пробормотал он. Возмущению капитана Дюрасье не было предела. Глаза его выкатились из орбит, и он потрясенно прошептал: – Что?.. Он снова схватился за эфес шпаги, однако, мавр гордо выпятил грудь вперед. – Да-да, это он виноват! В это время посол-губернатор, прикрывая рот ладонью, принялся беззвучно шевелить губами, пытаясь что-то сказать. – Что-что, сеньор? – непонимающе переспросил Дюрасье. Старик-губернатор по-прежнему шевелил губами, не издавая ни единого звука. – Я не понимаю, ваше превосходительство... Дюрасье наклонился поближе к Гвиччардини. Капитан Рэд, который мгновенно понял, что что-то не так, ткнул стволом пистолета в матрац. – Сеньор Гвиччардини неожиданно дернулся и извиняющимся тоном пробормотал: – Я хотел сказать, мессир Дюрасье, что эта проклятая подагра заставляет меня испытывать невыносимые мучения. Чума на нее... Он неожиданно закашлялся и, немного придя в себя, сказал: – Хватит о моих болезнях. Время работает против нас, мессир Дюрасье. Капитан Рэд, этот грязный... Ой!.. Это одноногий пират снова ткнул пистолетным стволом в то место матраца, где возлежала задница больного старика. Гвиччардини сделал страдальческое лицо и продолжил: – Я хотел сказать, что этот старый морской волк намеревается напасть на Кандию на рассвете. И обменять... ой... То есть... я хотел сказать, похитить трон Югурты, который находится в трюме вашего фрегата. Француз растерянно хлопал глазами. – Что? Какой трон Югурты? Гвиччардини махнул рукой. – Да полно вам, капитан... Этот мавр рассказал мне обо всем. Даже самый последний матрос на вашем корабле знает о том, что вы везете предназначенный для французской казны трон нубийского царя Югурты. Кстати, а как вам удалось его раздобыть? Дюрасье судорожно сглотнул. – Это – секретная миссия, мессир. О ней никто не должен был знать. Гвиччардини развел руками. – Как видите – знают. Кстати, хочу вам сообщить, что нам известно о многом таком, о чем вы даже не догадываетесь. Дюрасье пожал плечами. – Я нахожусь в полной растерянности, мессир. Если даже капитану Рэду известно о нашей секретной миссии, то она ничего не стоит. – Вот-вот,– подхватил Гвиччардини.– Но я, как добрый друг французского короля, предлагаю вам единственно правильный выход из сложившегося положения. Подумайте сами, что будет, если золотой трон попадет в руки этого грязного... Ой!.. Этого искателя удачи... А какие дипломатические осложнения могут возникнуть в связи с тем, что это произойдет во владениях Венецианской республики? Нет, я не могу оставить это без внимания. Вы должны понять меня, мессир. Я обладаю всей полнотой власти на этом острове и смогу обеспечить сохранность вашего секретного груза при условии, однако, сохранения в полной тайне содержания нашего разговора. Дюрасье ошеломленно отступил назад. – Но... Но... – Поверьте мне, капитан. Это – единственно правильное решение. Если вам дорога собственная голова и французская казна, вам следует согласиться. Дюрасье, испытывая мучительные колебания, принялся тереть лоб. Пытаясь развеять его сомнения, Гвиччардини продолжил: – К сожалению, здесь нет французского консула, и мы с вами единственные, кто может решить судьбу трона. Наконец, Дюрасье задумчиво кивнул. – Пожалуй, вы правы, господин губернатор. У вас уже есть какой-то план? – Трон должен быть доставлен в безопасное место на острове двумя моими доверенными посланниками. Они прибудут к вам, имея на руках письмо, которое в глазах короля освободит вас от всякой ответственности. Пока проходил этот разговор, к которому напряженно прислушивались Бамако и капитан Рэд, Фьора позволила юноше поцеловать себя. На мгновение они позабыли обо все, что происходило вокруг, чувствуя только прикосновения друг друга. Фьора вдруг ощутила, как ее охватывает необъяснимый жар, которого она уже давно не испытывала. Это было так прекрасно – после всего, что довелось пережить... – Ну что ж, мессир Дюрасье, отправляйтесь на корабль и ждите моих посланников. И еще одна просьба, постарайтесь получше замаскировать трон, чтобы не привлекать к нему излишнего внимания. Дюрасье поклонился. – Разумеется, ваше превосходительство. Благодарю вас за предложенную помощь и надеюсь, что мы сможем отразить бандитское нападение. Гвиччардини принялся кивать. – Да-да, конечно. Не может быть и сомнения в том, что трон будет немедленно возвращен вам, если мы расправимся с пиратами. Наверное, вам придется объявить тревогу на корабле? Дюрасье усмехнулся. – Я хорошо знаю свои обязанности, ваше превосходительство. Прежде, чем я не ушел, мы должны договориться о пароле. Гвиччардини наморщил лоб. – Пароль? Дайте-ка, я подумаю... Ну, например, такой... «Подагра и золото». Дюрасье поднял брови, выказывая крайнее изумление. – «Подагра и золото»? – переспросил он.– Хм... Ну что ж, пусть будет так. Он откланялся и вышел из опочивальни посла-губернатора, бросив испепеляющий взгляд на осмелевшего Бамако. Капитан Рэд оказался великодушным человеком: чтобы посол-губернатор и Фьора не могли поднять тревогу, их усадили в кресла, обвязали снятыми с окон занавесями и платками. Лягушонок осторожно завязал рот Фьоре шелковым платком. – Так не слишком туго? – тихо спросил он. Фьора в ответ промычала что-то нечленораздельное и отрицательно повертела головой. Лягушонок выглядел смущенным. Краска стыда заливала его лицо, и он даже не осмеливался поднять глаза на девушку. – Простите меня, сеньора,– сказал он.– Но так будет лучше. Я только выполняю приказ капитана. Тем временем, сам одноногий пират отвел в сторону наряженного в костюм служанки Бамако и шепотом спросил у него: – Повар, а ты умеешь считать? Бамако изумленно поднял брови. – Считать? – Ну да. Раз, два, три... Что там дальше?.. Негр потер лоб. – Четыре, пять, шесть, семь... Капитан Рэд радостно кивнул. – Правильно. Вот и хорошо. Одноногий пират сделал заговорщицкое лицо, оглянулся по сторонам и прошептал: – Тебе нужно будет сосчитать до десяти тысяч. Негр тут же закрыл– глаза и принялся бормотать: – Один, два, три, четыре, пять... Пират поморщился. – Не сейчас, не сейчас... Бамако открыл глаза. – А когда? – Тебе нужно будет досчитать до десяти тысяч, когда мы уйдем. Хорошенько следи за ними. Негр кивнул. – Понял. А что будет потом? – После того, как досчитаешь до десяти тысяч, возвращайся в залив Святого Креста. Мы будем ждать тебя там на борту брига. Все понятно? Негр тяжело вздохнул. – Все. Капитан Рэд ободряюще похлопал его по плечу. – Вот пистолет. Держи. И смотри, Бамако, никто не должен выйти из этой комнаты живым до десяти часов вечера. – Никто? – Никто. Даже ты. – Даже я, капитан. Бамако понял. Пират обнял мавра. – Хотел бы я иметь под своей командой побольше таких, как ты. Мы бы тут все вокруг на уши поставили. Ладно, мне пора. Он накинул на голову клобук и, грохоча деревяшкой, направился к выходу. – Лягушонок, что ты там возишься? Не бойся, она не задохнется. Юноша уже было зашагал следом за капитаном Рэдом, но на полпути остановился и, быстро вернувшись назад, поцеловал Фьору в щеку. Пираты стали спускаться по лестнице, но неожиданно капитан Рэд остановился. – Нет, возвращаемся назад. – Что случилось? – Там внизу – стража. Лучше выберемся через балкон... – Но ведь вам будет тяжело. – Ничего, там Бамако. Они кое-как выбрались через балкон, и в этом им помог мавр. – Удачи вам, капитан,– на прощание произнес он. – Тебе тоже удачи... Капитан Рэд и Лягушонок сели в шлюпку и, стараясь не поднимать шум, направились к фрегату «Эксепсьон». Бог мой! Какая это была ночь! Ослепительный торжественный мрак скрывал землю. Бессонные глаза ночи дышали безмолвием. Полное, совершенное, чистое молчание стерегло водный простор. Это безмолвие царствовало в небесах. Легкий шелест волн лишь дополнял картину. Лягушонок уже начисто позабыл о том, что вело их на корабль. Перед его глазами стояла Фьора, а ночь лишь усиливала невыносимую тяжесть желания... Наконец, они приблизились к фрегату на расстояние двух взмахов весел. И тут же с борта донесся громкий голос: – Пароль? Изменив голос до неузнаваемости, капитан Рэд выдавил из себя: – Подагра и золото. Больше с фрегата не доносилось ни единого звука, и шлюпка приблизилась к самому борту, с которого свисала веревочная лестница. После нескольких мгновений томительного ожидания на борту послышался какой-то шум и по лестнице стал спускаться офицер, придерживая шпагу. Остановившись на лестнице возле самой шлюпки, он спросил: – Письмо с вами? Лягушонок и капитан Рэд сидели спиной, не оборачиваясь. Пират вынул свернутую в трубку бумагу с печатью посла-губернатора и через спину протянул ее офицеру. Тот, не читая, забрал бумагу и снова поднялся наверх. На капитанском мостике фрегата собрались несколько офицеров во главе с капитаном Дюрасье. На нижней палубе возле люка, закрывавшего вход в трюм, суетились боцман и несколько солдат. Когда посыльный офицер принес на капитанский мостик письмо от посла-губернатора, капитан Дюрасье развернул бумагу и стал вглядываться в неровные строчки письма. – Господин де Флобаль, будьте добры, посветите мне. Эта чертова тьма... При свете фонаря он бегло прочитал указ и свернул бумагу. – Ну что ж, все в порядке. Он развернулся и крикнул собравшимся на нижней палубе: – Грузите! Распахнулся люк трюма, и один из солдат прицепил обмотанный парусиной и веревками трон к толстому канату с крюком на конце. – Поднимай! Блок стал со скрипом проворачиваться, и солдаты принялись крутить брашпиль, опуская в шлюпку вожделенный трон. Капитан Дюрасье проследил взглядом за опасным грузом, который приближался к шлюпке, исчезая во мраке ночи. Не дожидаясь, пока погрузка будет закончена, он направился в каюту, отдав на ходу последнее приказание: – Утройте стражу. Я буду у себя. Тем временем капитан Рэд и Лягушонок, кое-как установив трон на дне шлюпки, приготовились к отплытию. – Перерезай канат,– сказал одноногий.– Только осторожно. Когда все было закончено, Лягушонок передал кинжал капитану Рэду. Тот вспорол парусину, которой был обмотан трон и, увидев золотой блеск, тихо засмеялся. – Ну, вот и все. А теперь быстро на бриг. Для того, чтобы попасть на свое судно, Лягушонку и капитану Рэду необходимо было выйти из бухты Провидения, пройти на веслах вдоль береговой линии и свернуть в бухту Святого Креста. Они забыли лишь об одном – выход из бухты Провидения, где стояли фрегат «Эксепсьон» и «Санта Маддалена», преграждала огромная цепь. Пока одноногий пират и его молодой друг добирались до выхода из бухты Провидения, на фрегате «Эксепсьон» пробило восемь склянок. – Черт! – выругался капитан Рэд.– Прилив начался. Греби сильнее, а то нас опять снесет к этим проклятым французам. Пришлось налечь на весла. И тут случилось то, чего ни капитан Рэд, ни Лягушонок никак не предполагали. Высокая спинка трона уперлась в натянутую почти над самым срезом воды цепь. – Что будем делать? – спросил Лягушонок. – Давай попробуем поднять ее. Не было смысла даже пробовать поднять многопудовую цепь, и все-таки пираты рискнули. Наконец, вытирая пот, они оставили свои безуспешные попытки. – Нет, бесполезно. Давай по-другому,– сказал капитан Рэд.– Мы перекинем трон через цепь. Только шлюпку держи. Этот план выглядел более убедительным. Одноногому пирату и его молодому другу удалось поднять трон снизу и взгромоздить его на цепь. Трон повис на цепи, через которую принялись перебираться пираты. Но стоило им на мгновение покинуть шлюпку, как ее тут же стало сносить назад в бухту Провидения ночным приливом. – Святая кочерга!..– прошипел капитан Рэд, моля Бога только о том, чтобы трон не перевернулся на покачивающейся цепи и не упал в воду. Тогда с ним можно было распрощаться навсегда. Шлюпка тем временем уплывала все дальше и дальше, но ее еще можно было вернуть, если бы кто-нибудь прыгнул в воду и добрался до нее вплавь. Однако, Лягушонок, которому это не составило бы большого труда, не мог спрыгнуть с цепи, не нарушив равновесия. Он еще попытался дернуться, но капитан Рэд остановил его. – Сиди. Если этот трон утонет, то я отправлю тебя на дно следом за ним... – И что же мы будем делать? Капитан Рэд долго молчал. – Не знаю. Ждать. Может быть, Бамако нам поможет. Несмотря на то, что руки ее были стянуты за спиной, рот завязан платком, а сама она прикручена к креслу, Фьора к утру заснула. Посол-губернатор сеньор Гвиччардини, терзаемый приступами подагры, постанывал даже во сне. Мирно сопел лишь старик гофмейстер, который, похоже, мог спать в любое время дня и ночи, в любых условиях. Чтобы не уснуть, Бамако с пистолетом в руке бродил по комнате, бормоча себе под нос: – Три тысячи восемьсот девяносто пять, три тысячи восемьсот девяносто шесть, три тысячи восемьсот девяносто семь... Так прошла почти вся ночь. Когда рассвело, Бамако, проклиная все на свете, продолжал считать. Проходя мимо открытой балконной двери, он остановился, как вкопанный, и обмер. На цепи, закрывавшей вход в бухту Провидения, болтался завернутый в парусину трон, рядом с которым, словно куры на насесте, сидели капитан Рэд и Лягушонок. Не веря своим глазам, Бамако вышел на балкон и присмотрелся. Да, так оно и есть. Капитан Рэд, Лягушонок и добыча торчали у всех на виду, словно бельмо на глазу. Нужно было срочно что-то делать. Бамако сунул пистолет под мышку, накинул на плечи плащ и, стараясь не разбудить спящих, на цыпочках вышел из комнаты. Он осторожно спустился по широкой мраморной лестнице и уже собирался выбежать на набережную, но неожиданно увидел перед собой спину стоящего с мушкетом на плече часового. Беззвучно выругавшись, Бамако вернулся назад, во дворец, и через вестибюль вышел на задний двор. Кажется, здесь никого нет. Бамако осторожно прошел по посыпанному белым песком двору к распахнутым воротам и снова застыл на месте. Здесь тоже был часовой. Развернувшись, мавр направился в другую сторону в поисках свободного выхода, но в этот момент, на его беду, часовой обернулся. – Эй! – крикнул он. Бамако прикрыл голову плащом и повернулся. Виляя задом, как это, по его мнению, должны делать женщины, мавр направился к часовому. – Эй, милашка! – улыбнулся тот.– Ты куда направляешься в такой ранний час? Стараясь не поднимать глаз, Бамако ответил: – Моя хозяйка хочет свежей рыбы на завтрак... Чтобы усыпить бдительность часового, мавр позволил ущипнуть себя за задницу и, только благодаря этому, выскочил за ворота. Отсюда прямого выхода на набережную не было. Бамако, чтобы успеть вовремя, пришлось мчаться по пустынным улочкам, мощеным белым ракушечником. – Только бы не было городской стражи... Путаясь в юбках, мавр выскочил на широкую площадь и, остановившись, оцепенело посмотрел на стоявший здесь широкий помост. Здесь, на помосте стояло полтора десятка деревянных стульев, к которым были прикручены веревками трупы задушенных людей. Это и была казнь гарротой. Бамако подошел поближе и перекрестился. На широкой боковой доске помоста углем было написано: «Бунтовщики с фрегата «Эксепсьон». Среди тех несчастных, кого постигла эта участь, Бамако увидел старика Вилардо, бывшего старшего корабельного плотника и еще несколько матросов с фрегата «Эксепсьон». Очевидно, казнь совершилась накануне, сразу после прибытия фрегата на Крит. Но трупы уже успели посинеть и вспухнуть от жары. Несмотря на то, что стоял ранний утренний час, над местом казни вились мухи и кружилось воронье. В воздухе ощущался слегка сладковатый, тошнотворный запах разлагающейся плоти. Бамако ошарашенно оглядел лица задушенных матросов и, на мгновение представив, что такое могло бы случиться с ним, судорожно сглотнул и потер горло. Неужели это распорядился сделать этот сухонький старикашка, которого он оставил во дворце? А с виду выглядел таким безобидным... Неизвестно, сколько бы еще Бамако рассуждал о превратностях судьбы, счастливо избавившей его от веревки, но в этот момент в одном из проулков послышались шаги, чьи-то голоса и звон доспехов. К площади приближалась городская стража – несколько солдат в ярко-красных венецианских камзолах, поверх которых были одеты начищенные до блеска стальные латы. Хвала Всевышнему, стражи не успели заметить мавра в одеянии служанки, который, разинув рот, стоял на краю площади. Услышав шум, он вытянул шею, пробормотал какое-то ругательство и, подхватив юбки, бросился бежать. Бамако кинулся наугад туда, где должно было быть море. Он бежал так стремительно, что даже услышавший легкий шум стражник успел заметить только мелькнувшую где-то среди домов черную тень. Стражник на всякий случай перекрестился и зашагал следом за своими товарищами. В тот момент, когда Бамако плутал где-то по закоулкам Кандии, капитан Рэд и Лягушонок в полном молчании ждали восхода солнца. Наконец, когда первые лучи пробились из-за горизонта, капитан Рэд сказал: – Как ты думаешь, Лягушонок, долго еще осталось ждать первых склянок? Юноша тяжело вздохнул. – Думаю, что сейчас пробьют. Словно в подтверждение его слов, с корабля донеслись звуки колокола. – Да...– протянул одноногий пират.– Сейчас вахтенный на фрегате поднимет тревогу. – Поднимет,– меланхолично согласился Лягушонок. – Нас повесят. – Повесят. Одноногий пират неожиданно посмотрел на своего юного друга, как будто только сейчас впервые увидел его. – А ты зачем здесь сидишь? Равнодушно глядя на воду, Лягушонок ответил: – Держу трон. – А зачем его держать, если нас повесят? Лягушонок пожал плечами. – Не знаю. Капитан Рэд пожевал губами. – Плыви-ка ты отсюда. Не хочу я, чтобы ты болтался вместе со мной на рее. Лягушонок покачал головой. – Не могу. – Почему? – Вы – мой капитан. Я не могу вас бросить здесь одного. Если уж нам суждено умереть, то лучше делать это вместе. С фрегата донесся крик вахтенного: – Тревога! Свистать всех наверх! Капитан Рэд как бы между прочим заметил: – Ну вот, сейчас за нами пришлют шлюпку. Со стороны фрегата донесся какой-то шум, крики и, спустя некоторое время, у борта показались головы матросов. Они что-то кричали, показывая пальцами на двух неудачливых пиратов. Потом заскрипели шкоты, и с фрегата на воду стали спускать шлюпку. – Лягушонок,– сказал капитан Рэд,– посмотри повнимательнее... ты видишь лучше меня... Офицер с ними есть? Лягушонок вытянул шею. – Есть. На корме стоит. – Ясно,– спокойно сказал одноногий пират.– Значит, повесят еще до утренней полувахты. – Нет,– возразил Лягушонок.– До полудня. – Значит, у нас еще есть время подышать соленым воздухом. Скажи мне, Лягушонок, чем вы там занимались под кроватью? – Целовались,– простодушно ответил юноша. – Ну и как? – спросил капитан Рэд. Лягушонок улыбнулся. – Хорошо...– мечтательно произнес он.– Я бы даже согласился быть повешенным еще до утренней полувахты в обмен на поцелуй... Капитан Рэд недоуменно посмотрел на юношу. – В обмен всего лишь на один поцелуй?.. – Ага,– кивнул тот.– У нее такие губы... Прежде мне никогда не доводилось даже дотрагиваться до такой женщины. Капитан Рэд засопел. – Да, дорогая штучка... Всех моих дукатов не хватило бы, чтобы купить такую. Наших и вовсе задаром можно было взять, якорь их раздери! А все-таки Луиза была хороша!.. Мерно скрипя уключинами, шлюпка под командованием офицера с фрегата «Эксепсьон» медленно приближалась к цепи, перегораживающей выход из бухты Провидения. – Хоп! Хоп! Хоп! – мерно задавал ритм боцман. Когда шлюпка была уже совсем близко, капитан Рэд с сожалением сказал: – Знаешь, мой юный друг, одна мысль о том, что на этом троне будет сидеть какой-нибудь ублюдочный король, заставляет меня внутренне негодовать. Услышав эти слова, Лягушонок словно очнулся ото сна. Он резко обернулся и пристально посмотрел в глаза своего капитана. Лягушонок знал, что означает такой выспренный, высокопарный стиль. – Вы думаете, нам удастся спастись? – с надеждой спросил он. – А что, тебе хотелось бы быть повешенным на рее? Прежде времени не стоит себя хоронить, Лягушонок. Я и не в таких передрягах бывал... – Но что мы сможем сделать, если нас закуют в кандалы? – Бамако тоже был закован в кандалы. И ничего. Сидит где-то там во дворце и считает до десяти тысяч. – Бамако...– задумчиво повторил Лягушонок.– Надо было его с собой взять. – Чтобы этот старик с подагрой тут же поднял тревогу? Нет, я верю в Бамако. Он еще должен помочь нам. Из этого мавра получился бы настоящий пират. – Чертов прилив! – неожиданно произнес Лягушонок.– Если бы вода была ниже, мы успели бы пройти под этой проклятой цепью. Наконец, шлюпка с «Эксепсьона» приблизилась к выходу из бухты. Только сейчас пиратам удалось разглядеть, что на корме стоял никто иной, как капитан Дюрасье собственной персоной. На лице его была такая иронично-издевательская улыбка, что капитан Рэд демонстративно сплюнул, а Лягушонок мрачно отвернулся. Капитан Дюрасье стоял на корме, небрежно обмахиваясь платком. День обещал быть жарким. Хотя солнце едва-едва показалось из-за горизонта, морские испарения тяжелой пеленой застилали воздух. – Доброе утро! – приветствовал пиратов капитан Дюрасье.– Кажется, мы уже где-то встречались?.. И капитан Рэд и Лягушонок не проронили в ответ ни слова. – Мне кажется, друзья мои,– с улыбкой продолжил капитан Дюрасье,– что у вас плохое настроение. Не хотите ли вы поделиться со мной причиной своего уныния? Капитан Рэд, держась одной рукой за трон, другой накинул на голову клобук. – Видеть его не желаю! – сказал он, обращаясь к Лягушонку.– Есть же на свете люди, которые вызывают такое глубокое отвращение. Даже не знаю, почему они так часто попадаются на моем пути. Капитан Дюрасье, услышав эти слова, самодовольно засмеялся. – Бог и Закон всегда будут вставать на твоем пути, капитан Томас Бартоломео Рэд! Одноногий скривился. – Это ты, что ли, у нас второй человек после Бога на земле? Лягушонок, познакомься. Перед нами римский папа. – Здравствуйте, ваше святейшество,– буркнул юный англичанин. Капитан Дюрасье, ожидавший услышать в свой адрес все что угодно, кроме издевательств, побледнел, а один ус у него начал заметно дергаться. – Наверное, вы думаете, что сейчас я прикажу отвести вас на фрегат и посажу в трюм? Ничего подобного! Вы не будете удостоены такой чести! Бунт на «Эксепсьоне» подавлен, и я не позволю, чтобы ваша нога коснулась палубы судна его королевского величества. За попытку ограбления королевской казны, а также за разбойное нападение на остров вас повесят на главной городской площади при очень большом стечении народа. Впрочем, метод казни будет выбирать господин посол-губернатор. Я думаю, что это доставит ему особенное удовольствие... Так и не дождавшись ответа от своих противников, капитан Дюрасье скомандовал: – Снимайте их отсюда. Утром дворцовая стража, обходившая покои посла-губернатора сеньора Гвиччардини, обнаружила, что опочивальня его превосходительства открыта, а сам посол, пожилой дворцовый гофмейстер и Фьора были привязаны к креслам. Пленники были немедленно освобождены и переданы в руки местного лекаря. Но Фьора отказалась от услуг врача, сославшись на усталость. Она и вправду ужасно устала, несмотря на то, что уснула и даже не слыхала, как покинул опочивальню их чернокожий соглядатай. Спину от долгого нахождения в кресле ломило, ноги онемели, кровь стучала в висках. Стараясь не думать о том, что произошло, она прошла в отведенную ей опочивальню и, растянувшись на кровати, снова мгновенно уснула. Спустя несколько часов, по дворцу посла-губернатора разнеслось радостное известие о том, что негодяи, пробравшиеся ночью во дворец схвачены и посажены в городской каземат. Служанку, которая пришла в опочивальню, Фьора принялась расспрашивать о задержанных. – Их двое? – Да, сеньора. – Один – постарше, на деревянной ноге, а другой – молодой? – Да, сеньора. Они были одеты как монах-доминиканец и лекарь. Этих бандитов скоро повесят. Недолго раздумывая, Фьора сказала: – Принесите мне длинный плащ с капюшоном. Бамако, заплутавший в городских проулках, выбежал на пристань тогда, когда матросы с шлюпки, посланной фрегатом «Эксепсьон», уже возвращались в бухту Провидения. Лягушонок и капитан Рэд с унылым видом сидели на носу посудины, а в спину им были направлены пистолетные дула. Не осталось на цепи и трона. А вот куда он исчез, оставалось загадкой. Но сейчас не это было главным. Убедившись в том, что пленников везут не на корабль, а в город, Бамако сбросил с себя опостылевший черный наряд и налегке помчался вдоль берега в сторону бухты Святого Креста – туда, где стоял на якоре рыбацкий бриг, на котором капитан Рэд и его команда прибыли на остров Крит. Чернокожий мавр бежал по берегу, увязая в песке. Солнце тем временем поднялось уже так высоко, что черная кожа Бамако начала дымиться. – Давай быстрее! – подгонял он сам себя.– Капитан Рэд спас Бамако. Бамако должен спасти капитана Рэда. Наконец, показался мыс, за которым начиналась бухта Святого Креста. Была видна даже корма пиратского брига. Но дорогу спешившему мавру преградила неизвестно откуда взявшаяся песчаная зыбь. Не обратив внимание на то, что песчаный пляж сменился какой-то грязной хлябью, Бамако мчался вперед. Он был почти у самого мыса, когда ноги его стали погружаться все глубже и глубже. И, наконец, он увяз по колено в песке. Попытавшись выбраться, Бамако лишь навредил самому себе. Он стал проваливаться в песок еще стремительнее, за несколько мгновений погрузившись по пояс. Зыбь стала поглощать торчавший из-за пояса мавра пистолет, который вручил ему капитан Рэд. Бамако уже готовился распрощаться с жизнью, но неожиданно ноги его уперлись во что-то твердое. Он перестал проваливаться, но и выбраться наружу не мог. Руки вязли в песке, а больше ухватиться было не за что. Корма пиратского брига маняще покачивалась на волнах в полумиле от берега. Бамако закричал и стал размахивать руками, пытаясь привлечь к себе внимание. Но никто не услышал его криков: слишком велико еще было расстояние до брига. И тут он вспомнил о заряженном пистолете. Осторожно вытащив его из песка, негр отряхнул оружие и, оттянув курок, выстрелил в воздух. На бриге услышали выстрел, донесшийся с берега, и корабль, подняв якорь, стал медленно разворачиваться. – Господи...– прошептал Бамако.– Как я был прав, став христианином! Ты не дашь мне утонуть... С брига донесся крик: – Человек на берегу! Прикрывая лицо капюшоном длинного белого плаща, Фьора быстро шагала по залитым солнцем улочкам Кандии мимо изнывавших от жары уличных торговцев и вывесок, напоминавших о том, что остров принадлежит выходцам из Италии. Некоторые улочки и вовсе напоминали маленькую Венецию. Фьора шагала по направлению к городскому каземату, куда заточили бандитов, пытавшихся похитить ценный груз с фрегата «Эксепсьон». Вход в каземат охраняли венецианские гвардейцы, которые ни за что не соглашались пропустить благородную даму в столь сомнительное заведение. Лишь после того, как два кольца с бриллиантами, украшавшие пальцы Фьоры, перекочевали в карманы их широких шаровар, гвардейцы расступились и пропустили девушку внутрь. Но, кроме наружной стражи, Фьоре пришлось преодолеть еще одно препятствие, отделявшее ее от цели. Маленький кривоногий тюремщик подозрительно смотрел на стоявшую перед ним особу в белом плаще с корзинкой в руках. Он несколько раз обвел взглядом своего единственного слезящегося глаза высокую стройную фигуру, зачем-то прикрывая другой глаз, на котором красовалось огромное бельмо, рукой. – Прежде у нас никогда не бывало таких посетителей,– дрожащим от вожделения голосом произнес он.– Что угодно вашей милости? – Я хочу кое-что передать пленникам, которых содержат в вашей тюрьме. – Кого именно имеет в виду ваша милость? Фьора выглядела очень возбужденной, но старалась держать себя в руках. – Их привезли сегодня утром,– тяжело дыша, сказала она.– Это одноногий старик и юноша. Тюремщик понимающе кивнул. – А, пираты?.. Любопытно, почему они интересуют такую благородную даму? Фьора не поднимала глаз. – Я могу увидеть их? Тюремщик почувствовал, что пахнет наживой, и облизнул потрескавшиеся губы. – Но это опасные преступники, ваша милость...– тихо сказал он.– К приговоренным на смерть допускают только священников. На вас хоть и одет белый плащ, но на священника вы не похожи. Вы уж не взыщите, ваша милость, но я не могу вас пропустить. Я – бедный маленький человек... Вы должны понять меня, госпожа... Он выразительно перевел взгляд на кольца, украшавшие пальцы Фьоры, и добавил: – Ну, из христианского сострадания, ради Святой девы Марии... я мог бы пойти навстречу вам... Придерживая одной рукой корзинку, Фьора принялась снимать с мизинца кольцо с изумрудом. – Ради христианского сострадания...– проговорила она, протягивая колечко тюремщику. Тот затрясся всем телом и зажал кольцо в дрожащей ладони. – Только ради христианского сострадания... Тюремщик снял висевшую на стене связку ключей и, подозрительно оглядываясь по сторонам, повел Фьору по каким-то темным, сырым закоулкам. Наконец, они спустились в подвал, насквозь пропахший сыростью и плесенью. Откуда-то из глубин каземата доносились громкие стоны, то затихавшие, то усиливавшиеся. Фьора попыталась не обращать внимания на то, что происходило вокруг, и шла следом за тюремщиком, не поднимая головы. Они остановились перед огромной деревянной дверью, позеленевшей от плесени. Тюремщик привстал на цыпочки и заглянул в располагавшееся чуть повыше середины двери маленькое окошечко. Удовлетворенно кивнув, он сказал: – Они здесь. Фьора откинула капюшон плаща и подошла к двери. – Я могу войти? Тюремщик, потряхивая связкой ключей, еще раз оглянулся и кашлянул. – Э-э-э... Вы же понимаете, ваша милость, как я рискую? Если кто-нибудь узнает о том, что я пропустил вас к преступникам, осужденным на смерть, мне не поздоровится... Нетрудно было понять, чего он добивается. Фьора сняла с руки золотой браслет и протянула его тюремщику. Казалось, алчный блеск зажегся даже в его закрытом бельмом глазу. Браслет мгновенно исчез где-то в глубине лохмотьев, заменявших тюремщику одежду, но он по-прежнему неподвижно стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу. – Э-э-э... ваша милость... Конечно, вы очень добры... Но мой долг не позволяет мне пропустить вас в камеру, не проверив, что у вас в корзинке. Фьора сняла платок, прикрывавший содержимое корзины, и показала ее тюремщику. Тот принялся ощупывать и обнюхивать все, что там лежало. – Так. Кусок окорока... Фрукты... А это что? Он вытащил круглую краюху хлеба и принялся разглядывать ее с таким интересом, как будто никогда прежде не видел. Убедившись в том, что это действительно хлеб, тюремщик разломал его попалам и пробормотал: – Простите, ваша милость, но таков мой долг. Положив хлеб на место, он достал из корзинки бутылку, открыл пробку и понюхал. Глаза его округлились. – Это что? Ром? – Да,– еле слышно ответила Фьора. Тюремщик прижал бутылку к груди, как родное дитя, и решительно заявил: – Нет, на это я не могу посмотреть своим бельмом. Без лишних слов Фьора сняла одно из своих последних колец и протянула тюремщику. Совершив обмен – бутылку рома на золотое кольцо с бриллиантами – она, наконец, получила возможность пройти в камеру. Тюремщик с сожалением проводил взглядом исчезнувшую в корзине бутылку и, немного поколебавшись, сунул ключ в замочную скважину. Когда он распахнул дверь, Фьора, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низко нависшую балку, прошла в каземат. Это помещение без всякой натяжки можно было назвать каменным мешком. Лишь несколько солнечных лучей, падавших через крошечное окошко под самым потолком напротив двери, освещали покрытый пятнами плесени и какой-то бурой слизи каменный пол. – Осторожней, не поскользнитесь, ваша милость,– произнес тюремщик, услужливо поддерживая Фьору под локоть. Но девушка бросила на него такой взгляд, что он мгновенно отступил назад. – Э... Ваша милость, у вас совсем немного времени... Прошу вас не задерживаться, ведь я рискую головой. Услышав под ногами крысиный писк и возню, Фьора почувствовала, как к ее горлу подкатила тошнота. Но вспомнив, зачем она сюда пришла, девушка осторожно шагнула вперед. Несколько крыс, не обращая на нее внимания, копошились в углу, откуда несло едким запахом мочи. Сделав следующий шаг, Фьора едва не поскользнулась и лишь невероятным напряжением ей удалось устоять на ногах. Дверь за спиной Фьоры захлопнулась. Тюремщик оставил ее наедине с Лягушонком и капитаном Рэдом, которые сидели на грязном и холодном каменном полу. Ноги их были закованы в кандалы. Даже деревянный протез капитана Рэда на всякий случай был обмотан цепью. На них уже не было ни одеяний доминиканского монаха, ни черного костюма лекаря. Они выглядели как преступники, осужденные на смертную казнь – только рубахи и короткие холщовые штаны. На лбу капитана Рэда красовался свежий шрам, а лицо Лягушонка украшал синяк и кровоподтек. Когда юноша увидел стоявшую перед ним Фьору, глаза его загорелись таким бешеным огнем, что казалось, будто в камеру ворвалось солнце. Он попытался встать, но капитан Рэд положил руку ему на плечо. – Сиди. Ты что, забыл, что мы скованы одной цепью? Фьора посмотрела на юношу и, заметив ответный взгляд, смущенно проговорила: – Я пришла, чтобы попрощаться с вами. И поблагодарить. Позабыв о том, что он прикован к капитану Рэду, Лягушонок вскочил. – Осторожнее...– простонал одноногий пират.– Ты мне ногу оторвешь. Но Лягушонок уже ничего не слышал и не видел. Перед ним были только полные сожаления глаза Фьоры. – Уезжаете? Куда? – спросил Лягушонок. – Во Францию. Я отплываю сегодня же вечером, на фрегате «Эксепсьон». Я не могу здесь оставаться. Сеньор Гвиччардини говорит, что это опасно. Одноногому пирату пришлось, кряхтя и ругаясь, подняться. – Я же просил тебя сидеть,– проворчал он. Фьора некоторое время молчала. – Судьба хотела сделать нас врагами. Но вы дважды спасли меня. Я никогда этого не забуду, мой Лягушонок. – Называйте меня лучше Фрэнсисом. – Я не знала, что вас зовут Фрэнсис. – Фрэнсис Дрейк. Капитан Рэд, который со скучающим видом стоял рядом с Лягушонком, пытаясь развлечься тем, что следил за пробегающими у ног крысами, только сейчас заметил корзинку, которую Фьора держала в руках. Резонно посчитав, что все эти сентиментальные глупости не для него, одноногий пират деловито осведомился: – А что это у вас там в корзиночке? Фьора тоже забыла о маленьком подарке, который она хотела сделать пленникам. Смущенно повертев в руках корзинку, она направилась к Лягушонку. – Осторожнее,– сказал юноша,– не наступите на крысу. Получив вожделенную корзину, капитан Рэд тут же ухватился за бутылку рома и, открыв пробку, стал выливать все ее содержимое в свой необъятный желудок. По мере того, как все меньше рома оставалось в бутылке, перемещаясь во внутренности капитана Рэда, лицо его постепенно прояснялось, и вскоре блаженная улыбка озарила физиономию одноногого пирата. Удовлетворенно икнув, он погладил себя по животу. – Лягушонок, а ты что стоишь? Поешь чего-нибудь. Юноша принялся жевать хлеб, не отрывая взгляда от Фьоры. Капитан Рэд сделал еще несколько глотков из бутылки и умиленно посмотрел на девушку. – Мой ангелочек,– мурлыкающим голосом сказал он.– Благослови тебя Господь, твое доброе сердце... Он отломил кусок хлеба и принялся жевать, попутно заметив: – Господь послал нам сегодня прекрасный обед. Как ты считаешь, Лягушонок, нам этого до завтра хватит? Фьора долго колебалась, не будучи уверенной в том, что ей стоит это говорить, но, наконец, решилась. – Я только что узнала одну неприятную новость,– сказала она тихим голосом. – Что может быть неприятнее отсутствия рома? – захохотал капитан Рэд.– На сегодня наши несчастья закончены. – Но завтрашнего дня для вас не будет. Вас казнят на рассвете. – Вот видишь,– как ни в чем не бывало, сказал одноногий пират.– А мы-то думали, что нас повесят уже сегодня. Фьора покачала головой. – Нет, вас не повесят. Вы будете задушены. Вас ждет гаррота. Капитан Рэд скривился как от зубной боли и возмущенно произнес: – Люди вроде меня не заслуживают такой низкой участи. Гаррота – это для обыкновенных бродяг, а я – капитан Рэд. Я признаю для себя только повешение на рее. Лягушонок хмуро возразил: – Не все ли равно? Капитан Рэд еще раз приложился к бутылке. Сделав добрый глоток рома, он вытер грязным рукавом рубашки мокрые усы и бороду и снова икнул. – А что насчет трона? – спросил он. Фьора ошеломленно отступила назад. – Но, капитан... Ведь завтра... На рассвете... Одноногий пират равнодушно махнул рукой. – Это я уже слышал. Где трон? Фьора не знала, что ответить. Но за нее вступился Лягушонок. – Да нам наплевать на твой проклятый трон! – зло огрызнулся он. Одноногий капитан Рэд благодушно махнул рукой. – Сеньора, не обращайте на него внимания. Это он... так, расстроился. Фьора тяжело вздохнула. – Боюсь, что и эта новость вам не доставит удовольствия. Трон снова находится на фрегате «Эксепсьон». Капитан Рэд радостно улыбнулся. – Ага... Он еще не успел ничего сказать, когда дверь камеры заскрипела, и в проеме показалась уродливая фигура тюремщика. – Ваша милость...– жалобно простонал он.– Вам уже пора. Фьора в последний раз взглянула на Фрэнсиса и низко опустив глаза, направилась к двери. У заплесневелой двери девушка обернулась. – Капитан... Всевышний учит нас прощать. Я буду молиться за спасение вашей души. Она немного помолчала и шепотом добавила: – Прощай, Фрэнсис... Этого ей показалось мало и, забыв обо всем на свете, Фьора бросилась к Лягушонку. Фрэнсис тоже не выдержал и бросился навстречу Фьоре, позабыв о том, что его нога скована одной цепью с ногой капитана Рэда. Старый пират грохнулся на пол вместе с корзинкой и бутылкой недопитого рома. Заботясь прежде всего о выпивке, он держал бутылку бережнее, чем женщину. – Чертовы именины! – выругался пират. Фьора вложила в этот поцелуй все свои нерастраченные чувства. Это было так сладостно, так нежно... И так безнадежно... Когда Фьора вышла из камеры, юный англичанин долго стоял перед захлопнувшейся дверью и очнулся только от негромкого голоса капитана Рэда. – Лягушонок, садись. Нам надо допить ром. |
||
|