"Любящие сестры" - читать интересную книгу автора (Гудж Элейн)

11

– Мне кажется, я непременно упаду лицом в грязь.

Энни поглядела на девушку, сидящую рядом с ней на заднем сиденье лимузина. В мелькающем свете проносящихся мимо фонарей она выглядела даже моложе своих девятнадцати лет и казалась очень испуганной.

– Нет, в грязь лицом ты не ударишь, – заверила Энни. – Сама же говоришь, что пела эту арию сотни раз. Притом тебе совсем не надо петь ее всю, только чтобы Донато понял идею.

– Я имею в виду не это. – Девушка (кажется, ее зовут Сюзанна) округлила глаза. – Я говорю про платье. Оно же длиной в целую милю! Я почти уверена, что запутаюсь в нем и грохнусь. Подумать только, ведь женщины в прежние века постоянно носили такие юбки! – Она приподняла с пола тяжелые складки пурпурного бархата.

Споткнешься? Как бы не вышло чего похуже! Энни оглядела лиф платья – вышивка шириной в ладонь украшала грудь студентки консерватории Джульярда. Над вышивкой угрожающе округло возвышались два пухлых бугорка. А что, если в тот миг, как Сюзанна вздохнет поглубже, чтобы начать свою арию, эти упругие шарики выскочат над вырезом лифа? Господи, вот это будет сюрприз! Донато и другие мужчины на банкете разинут рты, а женщины покраснеют от оскорбления. А ведь там соберутся самые крупные воротилы пищевой индустрии.

Если это случится и Донато выяснит, кто привел эту непристойную певицу, на магазине «От Жирода» можно будет ставить крест.

Нет, этого пи в коем случае нельзя допустить. Магазин «Донато», филиал знаменитой фирмы «Донато» в Милане, будет самым элитным в Ист-Сайде и даже во всем городе. Он откроется на Медисон-авеню в шикарном здании с мраморными полами и фресками на потолках. И надо во что бы то ни стало добиться того, чтобы среди избранных поставщиков шоколада оказался и магазин «От Жирода». Энни решила, что непременно добьется этого.

Конечно, можно было действовать обычным способом: послать Донато образцы товара и один или два раза заявить о себе по телефону. Но ведь каждый поставщик в городе будет действовать точно так же. Какой смысл ждать у моря погоды среди толпы конкурентов?

Гораздо лучше сделать ход самой. Придумать что-нибудь необыкновенное, способное привлечь внимание Донато. Такое, чтобы этот магнат пищевой индустрии вспомнил магазин Жирода на смертном одре.

Как любит говорить Долли: только скрипучее колесо получает масло. И за шесть лет своей работы в ее магазине Энни тысячи раз убеждалась в этом. Взять хотя бы случай с огромным бородатым Натом Кристиансеном, который обеспечивает продовольствие для Карлейля. Энни несколько месяцев охотилась за ним, звонила, посылала записки, даже приглашала в ресторан. Но Нат, всегда веселый, дружелюбный, даже немного влюбленный, добродушно хохочущий над ее шутками и уже совсем готовый к заключению контрактов… всегда, черт его побери, в последнюю минуту от них увиливал. И разве не чудо, что после тщательного прочесывания самых захудалых книжных лавчонок Энни удалось выкопать первое издание детектива про отца Брауна с автографом Честертона, ярым поклонником которого был Нат? Это-то и раскололо поставщика. Завернув книгу в цветную бумагу, Энни отправила ее Кристиансену с фунтом шоколадных трюфелей ассорти от Жирода. Через неделю она была его гостьей в ресторане, после чего был заключен контракт на поставку шоколада для отеля.

Почему бы не приподнести сюрприз и Донато? Эта девушка, Сюзанна Макбрайд, студентка консерватории, обладает поистине ангельским голосом. У нее и внешность соответствующая – кожа цвета персика в шампанском и рыжеватые волосы как на картинах прерафаэлитов. А Донато, как она узнала, пока обустраивал свой филиал в Нью-Йорке, использовал не один, а целых два сезонных абонемента в «Метрополитэн-Опера». В таком случае, что может быть лучше для сюрприза, чем внезапное появление прекрасной девушки с арией Джульетты на балконе?

– Не беспокойся. – Энни взяла Сюзанну за руку. Рука была влажной и холодной. – Ты там всех поразишь. Только не забывай придерживать шлейф.

К сожалению, платье оказалось ей слишком длинно, но времени для подгонки не оставалось. К тому же платье взято напрокат – подруга Глории, продавщица костюмерной лавки на Бродвее, подыскала его для них, и Энни клятвенно обещала вернуть платье к завтрашнему дню.

Наконец «линкольн» Долли завернул на Пятьдесят седьмую улицу, на Саттон-плейс и затормозил перед крыльцом великолепной кирпичной городской усадьбы с фестонами в английском стиле. Энни выбралась из машины вместе с серебристой сумкой от Жирода и подала другую руку Сюзанне, которая старательно придерживала подол платья, чтобы не испачкать. Они поднялись по ступенькам крыльца.

Не обращая внимания на узорчатый медный молоточек в центре массивной двери, Энни нажала кнопку звонка.

Вздрагивая от сырого вечернего воздуха в ожидании, когда откроется дверь, чувствуя, как сильно бьется в виске кровь, Энни покусала ноготь. А что, если после всех ухищрений ее все-таки отправят восвояси? Или Сюзанна допустит какую-нибудь оплошность на глазах у магнатов? Энни глубоко вздохнула и расправила платье спереди. Это было простое черное трикотажное платье, вполне элегантное само по себе, но совершенно неуместное рядом с костюмом ее наемной помощницы в стиле ретро.

«Уж если кто ударит лицом в грязь, так это я. И потом мне придется помахать ручкой вслед моим шансам съездить в Париж».

Даже в этот мучительный момент сомнений Энни не удержалась, чтобы не вспомнить об обещании Долли устроить ей через Анри стажировку у Жирода. То есть целых три месяца она будет учиться делать шоколад. Господи, как это было бы отлично! Ей по-прежнему нравилось работать у Долли, но все тонкости профессии менеджера небольшого магазина она уже изучила, включая оформление витрин, упаковку и обслуживание покупателей. Она мечтала открыть собственный магазин, но непременно изготовлять шоколад сама. А кто может быть лучше в таком деле, чем месье Помпо, работающий с Анри, который в свое время прошел стажировку в Швейцарии и уже в течение пятидесяти лет изготавливал для Жирода восхитительные конфеты!

Итак, все должно пройти гладко. Если Донато понравится их маленький сюрприз и он согласится на контракт с Жиродом, это не сможет не впечатлить Анри. Товарооборот Донато покроет двойной объем всех торговых операций Жирода в Штатах. Быть племянницей Долли – не достоинство, как выразился однажды Анри. Те, кого он берет па обучение, должны иметь собственные заслуги перед фирмой.

Мысли Энни прервались, потому что дверь перед ней распахнулась и на пороге показался молодой человек в темном костюме и полосатом шелковом галстуке. Слишком элегантный для дворецкого, но с такими черными глазами, какие могли быть только у…

– Добрый вечер, – приветствовал он ее. – Я Роберто… Роберто Донато.

Его взгляд скользнул по платью Сюзанны, и одна из густых черных бровей поползла вверх от изумления.

Энни назвала себя.

Прежде чем ступить через порог, помедлила, опасаясь, что он потребует их приглашения или, еще хуже, начнет расспрашивать, почему Сюзанна нарядилась в это невероятное платье. И, не дав ему раскрыть рта, добавила: «Мы несколько опоздали».

Но молодой человек, вынужденный, видимо, против желания помогать отцу в делах фирмы, казался утомленным от скуки и с полным равнодушием дал им пройти.

– Они наверху, – объяснил он. – Вы пропустили большую речь моего отца.

– Это не страшно, – усмехнулась ему Энни через плечо. – Мы вызовем его на «бис».

Затем крепко сжала влажную руку Сюзанны и повела ее через мраморный вестибюль в круглый зал, в центре которого у подножия спиральной лестницы стояла бронзовая скульптура ню в натуральную величину.

Сверху доносились голоса, смех и музыка. Энни взглянула на Сюзанну. Девушка была бледнее, чем прежде, тонкое лицо приобрело оттенок слоновой кости. Энни сильнее сжала ей руку.

Не вздумай только подвести меня… не вздумай…

Лестница привела их к высоким дверям, распахнутым по обе стороны от входа в огромный зал, заполненный элегантно одетыми мужчинами и дамами, их мелодичные голоса перемежались со звуками фортепиано. Энни почувствовала, как Сюзанна рванулась назад.

– Ой, зачем я пришла сюда! Господи, ты только погляди на всех этих людей! – Ее голос, полный ужаса, упал до шепота. – Я, конечно, в консерватории пою перед зрителями, но это совсем-совсем по-другому. Я даже не представляла…

Энни сжала пальцами локоть девушки.

– У тебя все классно получится, – зашептала она в ответ. – Не забывай только, что я тебе говорила… Донато – это вон тот седовласый мужчина с пышными усами, – указала Энни, сразу узнав его по фотографии, которую видела в «Таймс».

Он стоял возле выложенного черным мрамором камина с группой мужчин. В одном из них Энни узнала Стэнли Забара, чей всемирно известный магазин на Бродвее она регулярно снабжала трюфелями и фруктами с марципаном.

Ей показалось странным, что в ее голосе столько твердости… намного больше, чем в душе. Хотя она сегодня не обедала, ее слегка подташнивало, как бывает, когда съешь слишком много макарон с сыром. Но зато насколько будут рады Долли и Анри, если удастся заключить контракт.

Энни слегка подтолкнула Сюзанну вперед. В этот миг ей почему-то вспомнилась Лорел, которой через три дня исполнится восемнадцать лет, – почти ровесница этой девушке. Лорел тоже стеснительная, но, если надо, она может проявлять поразительную стойкость. Когда ей было семь лет, она училась кататься на роликах и беспрестанно падала, так что коленки ее превратились в сплошные синяки и ссадины. Но она упорно поднималась и продолжала свое дело. Если бы вместо Сюзанны сейчас была Лорел, она бы не подвела.

Но в это мгновение, слегка покачиваясь под тяжестью своего массивного бархатного наряда, Сюзанна двинулась вперед. Заметив ее появление в зале, присутствующие замолкли и расступились в разные стороны, давая ей дорогу к Донато. Легкий шепоток висел в воздухе. Люди спрашивали друг друга, откуда взялась эта принцесса эпохи Возрождения.

Остановившись в нескольких шагах от Донато, принцесса открыла ротик. Но никакого звука не последовало. Сердце Энни замерло. Но в следующий момент воздух наполнило невероятно чистое, нежное, чарующее сопрано: «Ah, tu sais que la nuit te cache mon visage…» Донато смотрел на нее не отрываясь. Его яркий рот, казавшийся совсем маленьким под кустистыми усами, полуоткрылся от изумления.

Энни почувствовала, что сердце снова начало биться. Все идет как по нотам. Сюзанна великолепна. Но пройдет первое потрясение, и что тогда? Не будет ли Донато раздражен сталь внезапным вторжением?

Когда Сюзанна пропела последние жалобные ноты, в зале повисла всеобъемлющая тишина. Энни показалось, что она плавает в невесомости. Пол начал крениться под ногами, прекрасный зал с лепным потолком, обтянутыми бледным шелком стенами, античными столиками и стульями с обивкой густо-вишневого цвета стал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Она видела, что Донато все еще ни разу не улыбнулся. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Затем раздались аплодисменты, сдержанные возгласы восхищения. Наконец Донато тоже захлопал, и концы его усов поднялись вверх, открыв широкую улыбку. Зал снова приобрел реальные очертания, и Энни снова ощутила твердость своих ног, стоящих на полу. Глубоко вздохнув, она решительным шагом двинулась по направлению к Донато. «Кажется, все нормально… Все отлично!»

Остановившись, достала из фирменной сумки Жирода прелестную старинную супницу Уэджвудского фарфора – один из трофеев Долли с барахолки, – которую она наполнила трюфелями и бон-боном. С улыбкой протягивая свой подарок вместе с визитной карточкой, произнесла:

– Поздравления от фирмы Жирода.

И после этого с величественной осанкой королевы, какую только удалось изобразить, быстро развернулась и удалилась, ведя за руку Сюзанну.

Удобно устроившись в глубоком кресле-качалке в гостиной Джо, Энни смотрела, как сестра распаковывает подарок ко дню рождения. Сегодня она подарила Лорел изящную лаковую шкатулку, наполненную акварельными красками, и набор тонких кисточек.

– Это японские, – объяснила Энни.

Она отыскала эти сокровища в восточной художественной лавчонке, похожей на нору в стене, когда шла по Бэрроу-стрит. Там ее поджидал старик китаец и, узнав, что это будет подарок для ее сестры к восемнадцатилетию, добавил от себя стопку листков рисовой бумаги ручного изготовления.

– Ой! – только и смогла произнести Лорел, глядя на шкатулку и поглаживая пальцем перламутровую розу на крышке. – Это просто… Энни, я так рада!

Она сидела, скрестив ноги на ковре возле кушетки, где расположился Джо, так что ее плечо почти касалось его колена. Мгновенно повернувшись к нему, подняла обеими руками подарок сестры так, словно передавала свое самое дорогое – ему:

– Джо, посмотри, какое чудо!

– Действительно чудо, – согласился Джо.

И тогда Энни заметила, что он смотрит вовсе не на шкатулку, а на Лорел.

Босая, в выцветших джинсах и вышитой мексиканской крестьянской кофте, с рассыпавшимися по плечам лучистыми волосами Лорел так сияла, была так прекрасна, что Энни ощутила странный укол зависти.

Внезапно ее осенило: она любит его.

От этой мысли все в комнате вдруг вспыхнуло. Дубовый диван и стулья в миссионерском стиле, навахский ковер, ажурные чугунные подсвечники на низком массивном столике красного дерева – все это стало каким-то огромным, словно она смотрела в телескоп. Долли в затейливо расшитом изумрудно-зеленом платье, в туфлях на высоких серебряных каблуках, похожая на яркого попугая, пристроившегося на краешке стула, как на жердочке, возле окна. Ривка, сидящая возле Джо на диване, с сердечной улыбкой, в новом пепельного цвета шайтеле, кажущаяся неправдоподобно молодой для матери девятерых детей. Джо в морском пуловере и светло-голубых, застиранных почти добела джинсах. Он поставил локти на колени и с улыбкой глядел на Лорел.

– Мне казалось, тебе это должно понравиться, – сказала Энни и, кашлянув, чтобы прочистить горло, добавила: – Я рада, что угадала.

И быстро опустила голову, с большим вниманием разглядывая черный зигзаг на ковре, похожий на молнию, бьющую из-под ножки ее стула. Если она посмотрит сейчас на сестру, то вся душа ее подернется мраком.

– Понравится?! – воскликнула Лорел. – Ты всегда находишь для меня что-нибудь изумительное… что мне по-настоящему нужно.

– На то и существуют сестры, – пропела Долли. – А подарить по-настоящему ненужную вещь могут себе позволить только родные тети, потому что сами вы этого и за сто лет не купите. Вот, посмотрите. – И она протянула Лорел крошечную круглую, как голубое яичко малиновки, шкатулку, перевязанную голубой атласной ленточкой: – С днем рождения!

От Тиффани, как с одного взгляда определила Энни и усмехнулась. Ей не трудно было догадаться, что это за подарок. Точно такие же голубые яички стояли в ящике ее туалетного столика – шесть штук, и в каждой находилась маленькая серебряная заколка, или браслет, или цепочка, или пара серег – по одной на каждый день рождения с тех пор, как она приехала в Нью-Йорк.

Она наблюдала, как Лорел развязывает ленточку и открывает шкатулку. Там, в голубом фланелевом мешочке, находился золотой медальон в виде сердечка с крошечным бриллиантом в середине. «Хорошенький, – подумала Энни, – но какой-то чересчур детский, наивный».

Лорел, наверно, думает так же, потому что, несмотря на свою неувядающую улыбку, она как будто немного погрустнела.

– Да, это истинная правда – засмеялась Лорел. – Я никогда в жизни этого не куплю, потому что вполне могу обойтись и так. Но я очень-очень рада. И очень люблю тебя, тетя Долли!

Энни смотрела, как сестра вскочила и обняла Долли. Сразу мелькнула мысль, что Лорел очень искусно умеет притворяться, – Долли ни за что на свете не догадается, что племянница не в восторге от ее подарка.

Если бы я была хоть немного похожа на Лорел. Не такая резкая, более грациозная… более откровенная в проявлении эмоций. Увы, Энни до сих пор не смогла сблизиться с Долли. Где-то в глубине души навсегда осталось подозрение, что тетка скрыла самое важное относительно своей ссоры с Мусей. И от этого вся ее любовь к ним с Лорел казалась какой-то не совсем чистой.

– У моей Сары точно такой же медальон, – сказала Ривка. – С фотографией ее мужа Ицека.

Она многозначительно взглянула на Лорел. И Энни поняла этот взгляд. Будь Лорел дочерью Ривки, ей нечего было бы и думать о втором семестре в Сайракьюз-колледже, что на севере штата. Она бы вышла замуж, стала вести хозяйство. Энни же в свои двадцать четыре считалась бы у них старой девой.

Словно продолжая эти мысли Ривка вздохнула и сказала:

– Никак не могу привыкнуть, что вы, мои девочки, живете теперь так далеко!

Энни засмеялась:

– Вы так говорите, словно мы уехали не на Манхэттен, а на другой континент.

– Почти что так. Я должна целый час слушать грохот метро, если захочу навестить моих калифорнийских шейнинке.

Энни тоже очень не хватало Ривки, хотя прошло уже пять лет с тех пор, как они с Лорел переселились в эту квартиру с одной спальней, на два этажа выше Джо. Они продолжали часто видеться, но это совсем не то, что в прежние времена, когда все вместе жили в Бруклине.

– Я к вам скоро приеду, – пообещала она.

– А я в следующий раз приеду сюда только по приглашению на твою свадьбу, – шутливо сказала Ривка, грозя Энни пальцем.

Энни вспыхнула, стараясь как-нибудь случайно не взглянуть на Джо.

Она смотрела на Ривку. Та встала с дивана, смахнула невидимые пылинки с белой блузки с глухим воротом, разгладила элегантную юбку ниже колен.

– А сейчас, может быть, попьем чаю с пирогом? Она испекла его к празднику, кошерный, конечно, и привезла его в шляпной картонке.

– Может, зажечь свечи? – спросила Лорел.

– Нет, сначала ты посмотришь мой подарок, – сказал Джо.

Он встал и вышел в спальню, но через мгновение появился с маленьким плоским пакетиком, неровно завернутым в папиросную бумагу, перевязанную толстым красным шнурком.

Лорел медленно развернула обертку и достала маленькую ручной работы деревянную коробочку. В ней был плетеный серебряный обруч.

– Это работа мексиканских индейцев, – объяснил Джо. – Кольцо дружбы.

Лорел молча разглядывала подарок, передвигая его между большим и указательным пальцами, завороженная мерцанием огней на затейливом узоре. Голова ее была опущена и волосы упали вперед, поэтому Энни не видела выражения ее лица.

На мгновение Лорел подняла глаза, а затем снова опустила. Но Энни сразу поняла, почему сестра не бросается на шею Джо и даже не говорит ни слова о том, как она рада. Ее глаза были полны слез, на щеках зажглись алые пятна. Казалось, она сейчас заплачет.

Прошла целая вечность, прежде чем Лорел неловко встала и, двигаясь как-то угловато и порывисто, приблизилась к Джо. Нагнувшись, поцеловала его, но не в щеку, а в губы, осторожно, не прячась, задержавшись на мгновение дольше, чем требовала простая вежливость. – Спасибо тебе, Джо, – пробормотала она. Джо был счастлив, Энни видела это, и чуточку смущен. Как если бы он ответил – или это только ее воображение? – на поцелуй Лорел.

В этот миг самые мучительные мысли, которые возникли не сегодня, а задолго до отъезда Лорел и потом месяцами точили ее, хотя она изо всех сил старалась их подавить, весь этот мрак охватил ее душу.

Сразу вспомнилось очень многое. Худенькая двенадцатилетняя девочка, бегущая ему навстречу. Лорел в ресторане у Джо, замешивающая тесто бок о бок с ним. Лорел, примостившаяся рядом с ним на кушетке перед телевизором, прижимающаяся лицом к его плечу в страшных местах «Нападения зубастиков».

А однажды, ей было тринадцать – и надо же быть такой неловкой, – поскользнулась на грязном месте в Проспект-парке и страшно разбила коленку. Джо схватил ее на руки, и они кинулись на шоссе. Ему пришлось долго стоять и ждать, пока Энни, яростно махая, не поймала такси. Но, увидев столько крови, водитель стал заводить мотор, пытаясь уехать. И тогда Джо, уже не соображая, что делает, схватил его за рубашку и чуть не выволок через окно из машины.

– Ей всего тринадцать лет. Она ранена, – говорил он тихим, ровным голосом. – Довезите нас до больницы. Сейчас. За чистку машины я заплачу. Что-нибудь не ясно, сэр?

Седовласый таксист с побелевшим лицом все время отрицательно тряс головой. Затем, не говоря ни слова, довез их до приемного покоя «Кингс Каунти», где Лорел, которая отчаянно моргала, чтобы отогнать слезы, наложили восемь швов на коленку.

Но самым ярким воспоминанием того ужасного дня оказались не кровь и не швы. А то, как потом Лорел смотрела на него.

Она любит его. Эта мысль вращалась в мозгу, возникая снова и снова, как навязчивая рекламная фраза, которую невозможно выкинуть из головы. Она всегда это знала, разве нет? Разница только в том, что Лорел больше не дитя. И больше нет смысла убеждать себя, что это просто переходный возраст.

Но самое мучительное даже не в этом. Энни поняла это только сейчас. Мысль, от которой сердце вдруг стало разрываться от боли, пришла неведомо откуда, убивающая, невозможная, мысль о том, что он, наверно, тоже любит ее.

Почему бы и нет?

В свои восемнадцать Лорел казалась гораздо старше ровесниц. Все еще немного мечтательная, но по-взрослому спокойная, грациозная и сведущая не только в рисовании и шитье, но и во всех жизненно важных делах.

Она могла бы прекрасно обойтись и без меня, ведь она все умеет.

«Наша маленькая хозяйка», – называет ее Ривка. Конечно, Джо уже тридцать один, но мужчины часто женятся на молоденьких девушках. Притом, в последнее время Джо стал поговаривать о том, что пора бы ему осесть и завести семью. И шутит, что ему нужно не меньше полдюжины ребятишек. А что, если…

Хватит! Ты становишься смешной. Конечно, Джо любит ее, но не так, как ты думаешь. Он видит в ней просто младшую сестренку.

Нет, как раз так он любит тебя.

Эта мысль вызвала острую боль в груди, словно судорожная спазма. Неужели Джо смотрит на нее только как на сестру, друга?

– С днем рождения, с днем рождения, – ворвался в ее мысли сочный контральто Долли. К ней присоединился Джо и затем вибрирующее сопрано Ривки. Ее круглое лицо сияло в отсветах неровного пламени свеч, лесом стоящих на пироге, который она несла из кухни. – С днем рождения, дорогая Лори.

Энни смотрела, как Лорел, набрав побольше воздуху и не сводя глаз с Джо, потушила свечи на пироге.

«Не надо быть ясновидящей, чтобы узнать, чего она желает». Энни почувствовала себя виноватой в том, что и сама желает того же. Но, черт возьми, кто сказал, что у Лорел больше прав на него, чем у нее? В своем колледже Лорел живо отвыкнет от него. Там за ней будут таскаться целые толпы молодых парней. Не понадобится особо много времени, чтобы нашелся такой, который увлечет ее, и Джо вернется к своей роли старшего брата.

Пока Ривка резала душистый кокосовый пирог, а Лорел раскладывала порции по тарелочкам, Энни встала и села рядом с Джо.

– Как прошел вчера твой вечер? – спросила она.

«Домик Джо» недавно стал обслуживать банкеты и торжества, поэтому появилось множество проблем с поставкой продуктов. Ресторан справлялся теперь сам, почти без помощи Джо, и почти каждый вечер бывал полон до отказа. За прошедшие шесть лет он приобрел в Вилледже хорошую репутацию.

– Неплохо, – ответил Джо. – Правда, у нашей хозяйки перегорела плита и Рафи пришлось попросить печку у соседки. И если не считать того, что эта самая соседка явилась со своей печкой в засиженных домашних штанах и шлепанцах, сразив мою клиентку вместе с ее благородным собранием в черных галстуках, все было прекрасно.

Энни засмеялась и округлила глаза:

– Так всегда и бывает, если хочешь сделать как лучше.

– У тебя тоже такое случалось?

– Не далее как вчера. Один покупатель попросил у меня каких-нибудь конфет без орехов, потому что у него аллергия. Я дала ему попробовать малиновый трюфель и сказала что знаю абсолютно точно, что он без орехов. Он откусил кусочек и вдруг побледнел как бумага.

– Ого! – поморщился Джо. – Ты до сих пор не запомнила, какие у тебя конфеты?

– Да нет, я правильно сказала про малиновый трюфель, но по ошибке дала ему другую. Это оказалась пралине с ромом.

Энни вспомнила свое крайнее смущение и бесчисленные извинения, но сейчас, рассказывая об этом Джо, не могла удержаться от смеха. Так бывало всегда – стоило рассказать ему о своих неприятностях, и она начинали казаться совсем не такими страшными.

– Ты все еще не оставляешь идеи открыть собственный магазин? – Его глаза за круглыми очками в стальной оправе, которые заменили прежние квадратные очки, смотрели на нее с легким вызовом.

– Если бы мне это когда-нибудь удалось! Мне не хватает сущих мелочей – не умею делать шоколад и нет денег. – Она пожала плечами, стараясь говорить шутливым голосом, чтобы ни он, ни кто-либо другой не догадался, как отчаянно увлечена она этой идеей. А вдруг Анри – даже после ее победы над Донато (который, кстати, звонил ей сегодня и пригласил на встречу) – не согласится взять ее в ученицы? А если согласится, то вдруг деньги, которые она рассчитывает взять из Мусиного наследства, чтобы начать дело, каким-нибудь образом ей не достанутся? Вдруг Вэл все-таки ухитрился украсть их? Его молчание все эти годы беспокоило ее не меньше, чем его былые притязания.

– Я не сомневаюсь, что все у тебя будет хорошо, – сказал Джо. – Если ты что-нибудь по-настоящему захочешь, ты найдешь возможность добиться своего.

Она заглянула в его глаза, зеленовато-коричневые, наполненные тихой улыбкой, и почувствовала, как уверенное и щедрое тепло распространяется по всему телу. Неудержимо захотелось обнять его, припасть лицом к его свитеру, услышать биение сердца.

Ах, Джо, если бы ты знал, чего я хочу теперь, был бы ты так же уверен, что я добьюсь этого?

Она должна сказать ему. Хватит играть в прятки, как дитя. Даже если он не любит ее, по крайней мере, она будет это знать. И сможет как-то с этим бороться.

Я скажу ему послезавтра, когда Лорел уедет и он будет принадлежать мне целиком. И если он согласен… Лорел простит нас. Она большая девочка. Она сумеет пройти через это. Разве я не делала для нее все на свете? Могу я хоть один-единственный раз взять что-то себе?

– О чем это вы здесь шепчетесь?

Энни подняла голову и увидела, что перед ними стоит Лорел, держа по блюдечку с пирогом в каждой руке. Она улыбалась, но в ее глазах Энни заметила какую-то напряженность.

– О тебе, конечно, – поддразнил Джо. – Мне интересно, может быть, теперь, когда тебе исполнилось восемнадцать лет и ты стала взрослая, ты познакомишь нас со своим таинственным другом?

– Другом? – глядя ему в глаза, переспросила она и поставила перед ними блюдца.

– С тем, к которому ты бегаешь украдкой.

– Не понимаю, о чем ты, – смеясь сказала Лорел, но покрасневшие щеки выдали ее.

Энни знала об этих секретных исчезновениях. Каждый раз, возвращаясь с работы и не заставая Лорел ни дома, ни у Ривки, Энни задавалась вопросом: где она может быть? Лорел неизменно объясняла, что делала домашнее задание у подруги или задержалась в библиотеке, но при этом прятала глаза и краснела.

Энни посоветовалась с Долли, и та ответила, что скорее всего Лорел таким образом выражает свою независимость. Может быть, она действительно была у подруги, но не хочет, чтобы Энни контролировала ее, как ребенка.

Несколько лет назад Джо начал поддразнивать Лорел на тему ее «таинственного друга», но Лорел всегда делала вид, что не понимает его. Энни казалось, что ей даже приятно беспокойство Джо по этому поводу.

– Почему же ты покраснела? – не отставал Джо, и глаза его весело поблескивали.

– С чего ты взял? – воскликнула Лорел, закрывая щеки ладонями. Улыбка ее стала какой-то напряженной, и она бросила на Энни растерянный взгляд.

Что она скрывает?

Решив, что зашел чересчур далеко, Джо попытался загладить свою оплошность:

– Хорошо-хорошо, молчу. – И, приподняв брови, добавил тихим, дразнящим и в то же время нежным голосом: – Может, я ревную. Может, я хочу, чтобы ты всегда была со мной?

Энни ощутила, как ее обдало жаром с ног до головы и вслед за тем – ледяным холодом. Что с ней происходит? Ведь Джо просто разыгрывает, он всегда такой с Лорел… Разве он сказал что-нибудь необычное?

А разве нет? Хотя он, может быть, сам этого не понимает.

Хватит. Надо сказать ему о своих чувствах, пока он не задел Лорел слишком больно.

Сегодня вечером. Когда Лорел уйдет спать. Какой смысл ждать ее отъезда в колледж?

В это время Долли поднялась и взяла сумку.

– У меня есть небольшое сообщение, – сказала она, глядя на Энни, улыбаясь и вся порозовев от предвкушения, как ребенок, готовый выпалить самый удивительный секрет. – Я знаю, что сегодня день Лорел, но у меня, дорогая, сюрприз для тебя. – Сунув руку в свою сумочку из крокодиловой кожи, она достала конверт и протянула Энни. – Возьми, это тебе.

В конверте лежал билет на самолет в Париж. Энни уставилась на него словно в каком-то столбняке.

– Я разговаривала с Анри, – объяснила Долли. – Все улажено. Ты будешь работать с месье Помпо. Хочу тебя предупредить, что это старый зануда, но о шоколаде он мог бы написать роман в дюжину томов.

Энни наконец-то разглядела дату отъезда – через неделю!

– Так… так скоро, – произнесла она онемевшими губами.

– Дело в том, что ты у него не одна. Будет еще ученик, который начинает со следующей недели, и Помпу хочет, чтобы вы приступили к работе вместе.

Наконец ее скованность прошла, и все чувства отступили. Все, кроме одного – неудержимой радости. Она едет в Париж! Она наконец-то станет настоящей шоколадницей, а не помощницей менеджера в магазине.

Внезапно ее радость померкла. Три с половиной месяца без Джо. Это же целая вечность!

Значит, пока не стоит говорить ему. Все равно их ждет разлука. А Лорел? Ведь Сиракузы несравненно ближе, чем Париж. Они будут видеться на уик-энды и в каникулы. И может быть, воспользовавшись ее отсутствием, он и Лорел…

– Ну вымолви же хоть слово, ради Бога! – взмолилась Долли, беря ее за руки. – Если уж мне суждено потерять своего лучшего менеджера, то только ради его счастья!

– Я… я не знаю, что говорить… Все это так… – Энни встала и обняла тетку: – Я не знаю, как мне благодарить вас.

Энни понимала что это большая удача но не могла отделаться от подспудного раздражения, что тетка выбрала столь неудачный момент для своих благодеяний.

Зарегистрировав свой билет у стойки «Эр Франс», Энни услышала как объявили ее рейс, и повернулась к Джо:

– Мне пора.

Она нагнулась, чтобы взять чемодан, но Джо, опередив ее, с легкостью поднял его сам.

– Я провожу тебя к выходу, – сказал он.

– Зачем?

Она чувствовала себя очень не ловко, стоя рядом с ним в этом запруженном иностранцами коридоре. Люди неслись в обоих направлениях, и Джо казался чужим человеком, по воле случая оказавшимся ее спутником. Ей захотелось схватить его в охапку, прямо здесь, на виду у всех, и заорать: «Я же люблю тебя, черт побери! Неужели ты не видишь?»

Но, конечно, не сделала этого. Она просто тяжело шла рядом, непрестанно бросая на него косые взгляды. Он немного принарядился по сравнению с обычным: отглаженные фланелевые брюки, рубашка с кнопками под кожаной курткой, шарф. Волосы лежали так аккуратно, точно он их только что расчесал. Лишь очки сидели косо, и одна дужка не доставала уха.

В груди была пустота губы пересохли от снедающего ее волнения. Ну почему он молчит? Скажи хоть что-нибудь, дай мне знать, будешь ли ты скучать обо мне.

Он так и не произнес ни слова до самого выхода на посадку. Поставив чемодан на один из пластиковых стульев, привинченных к полу длинными рядами, он слегка дотронулся до ее щеки прохладными пальцами:

– Извини, писать не обещаю. Это кончится только разочарованием для тебя: не умею писать письма.

– И не надо. Я, наверно, тоже не смогу, буду слишком занята. – Она опустила голову, чтобы он не видел ее огорчения.

– Энни… – Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. Теплая волна мгновенно разлилась по ее телу, кожа покрылась мурашками под свитером с капюшоном и новой твидовой юбкой, которую ей сшила Лорел. – Но это не значит, что я не буду скучать по тебе.

– Разве?

«Боже мой, какое глупое слово!»

– Кто станет теперь будить меня по воскресеньям, звонить в дверь и кричать: «Экстренное сообщение! Читайте на страницах газет!»

– Мистер Абдулла и без меня прекрасно доставит «Таймс» к твоему пробуждению.

– Правда? Тебе ведь так нравилось, что я выбегаю открывать дверь, не успев прикрыть свою мускулистую грудь?

Она засмеялась, чувствуя облегчение от того, что они перешли на свое обычное подшучивание.

– Можешь не обольщаться. На коробках с геркулесом я видела куда более мускулистую грудь.

– Энни, я правда буду очень скучать. – Его озорные глаза посерьезнели.

– Джо, я… – Внезапно горло ее сжало тупой болью, словно кто-то придавил пальцем адамово яблоко.

По радио объявили, что посадка заканчивается. Зал ожидания опустел.

– …я должна идти, – упавшим голосом закончила она и повернулась к выходу.

Внезапно он поймал ее за руку и прижал к себе – так крепко, что она почти почувствовала его тело. Остро заломило где-то в горле, как бывает, если откусишь зеленое яблоко, – больно и вкусно одновременно, рот наполнился влагой, а глаза слезами.

Он поцеловал ее. Сильно, в самые губы, глубоким поцелуем, пронзившим ей сердце. Она ощутила нежность его губ, кончик языка и край зубов и глубоко вдохнула чудесный, волнующий запах, которым всегда пахли его свитеры, когда он давал ей их поносить. Его руки напряглись еще сильнее, прижимая ее еще крепче, так что она ощутила все его тонкое мускулистое тело. Господи Боже, что же это происходит? Невыразимое счастье нахлынуло на нее, наполнило до краев, так что кончики пальцев едва выдерживали давление изнутри. Голова кружилась, и одно слово мелькало в мозгу – обморок. Она была почти в обмороке, словно героиня старинного романа.

Запрокинув голову и глядя в его неподвижные зеленовато-карие глаза за стеклами очков в стальной оправе, она увидела, что, несмотря на его кажущееся спокойствие, его трясет не меньше, чем ее.

«Скажи, – беззвучно молила она, – скажи, что ты любишь, что ты хочешь меня!» Но он сказал только: – Ну пока, детка.

Уходя по направлению к трапу, она чувствовала почти ненависть к нему. За то, что поцеловал и позволил уехать, ничего не объяснив, и ей придется теперь, дни и ночи вспоминая об этом, гадать, что же все-таки это значит.