"Королева в ожидании" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

ТЕНЬ УБИЙСТВА

Каролина приехала к матери в Дрезден, и город показался ей очень богатым. Говорили, что там при дворе самые распущенные нравы во всей Германии, а после женитьбы курфюрста они стали еще развратнее. Иоганн Георг, подчинившись желанию своих министров, женился на женщине, которую едва терпел. Но после свадьбы он дал понять, что на этом дело кончено. И пусть министры не заблуждаются. Женщина, которую ему навязали, может жить в его дворце, но ничего общего у него с ней не будет. Он встречался с женой только во время государственных приемов, а в остальные дни вел себя так, будто ее не существовало. И конечно, он не делал секрета из своей неослабевающей страсти к Магдалине фон Рёхлиц. А ее мать не давала дочери покоя, вбивая ей в голову, что любовник ее обманул. Дескать, хорошо, что она получила от него подарки, но он должен наградить ее и высшим даром – титулом курфюрстины. В Магдалине вдруг тоже проснулось честолюбие, и она требовала от любовника именно того, чего он не мог ей дать. И в душе Иоганна Георга все больше росла ненависть к жене.

Каролина очень быстро обнаружила, что эта ненависть рикошетом задевает и ее. В результате восьмилетняя девочка почувствовала себя в Дрездене очень неуютно. Дворец саксонского курфюрста был очень красивым. Сады, устроенные на французский манер с фонтанами, статуями и колоннадами, походили на Версаль. И все придворные подражали французскому двору. А сам курфюрст вел себя так, будто он и есть Король-Солнце. При дворе устраивались расточительные банкеты, фестивали в садах и развлечения во дворце. Если доходил слух, что то или это сделано при французском дворце, такое же развлечение немедленно устраивалось и в Дрездене. И все праздники возглавляла темноволосая женщина, без которой отчим Каролины не мог прожить ни минуты и которую все называли курфюрстиной, хотя она и не носила этого титула.

Первое время девочка недоумевала: в чем дело? Ведь этот титул принадлежит ее матери. Конечно, курфюрстиной была мать, и на государственных приемах в роскошном платье и она стояла рядом с курфюрстом. Но потом тут же уходила в свои апартаменты, снимала платье, отпускала слуг, ложилась в постель и плакала. Каролина это знала, потому что видела своими глазами. Никто не обращал особого внимания на ребенка. Считалось, что она пребывает в маленьких апартаментах, отведенных ей, с няней, гувернанткой и несколькими слугами. Никто не интересовался ею. Она была просто довеском к никому не нужной женщине. На Каролину обращали еще меньше внимания, чем на ее мать. Ту, по крайней мере, хотя бы активно презирали. А девочка была чем-то вроде скамейки в вестибюле дворца или цветка на клумбе, обрамлявшей фонтан. От скамейки, правда, проку было больше, а цветок больше радовал своей красотой, но если бы они – как и Каролина – исчезли, это прошло бы незамеченным.

Курфюрстина София Шарлотта рассказывала Каролине о Дрездене с таким упоением, словно считала, что девочка там будет очень счастлива. Конечно, курфюрстина никогда не жила в Дрездене. А жизнь здесь оказалась совсем не такой, какая рисовалась Софии Шарлотте. Наверно, с самого начала все пошло наперекосяк. У Каролины был пытливый характер. И она страстно хотела понять, что же происходит вокруг, в особенности если дело касалось и ее. Девочку очень тревожил несчастный вид матери. Правда, Элеонора никогда не отличалась веселым нравом и не была такой блестящей дамой, как София Шарлотта, но раньше она так не печалилась. После приезда в Дрезден мать внешне постарела, под глазами появились темные круги, день ото дня она худела и бледнела.

Так огорчительно быть маленькой и беззащитной! Но Каролина понимала, что, прежде чем пытаться укрепиться при дворе, следует разобраться в происходящем вокруг.

Природа наградила девочку наблюдательностью и острым слухом, и она решила воспользоваться этим даром. Когда слуги и придворные шептались недалеко от нее, ей частенько удавалось уловить обрывки разговоров, не предназначенных для детских ушей. Втайне ее смешило: и как это взрослые могут так обманываться, думая, что она, во-первых, глухая и, во-вторых, глупая? Порой, заметив ее, они взглядами предупреждали друг друга: мол, надо держать язык за зубами. Но желание посплетничать – к счастью для Каролины – всегда брало верх над осторожностью.

– Говорят, он еще ни разу не разделил с ней постели.

– Конечно! Он ни на мгновение не желает оторваться от своей Магдалины!

– Нельзя сказать, что она не знала об этом заранее. Он дал ей ясно понять.

– О да, она знала, что он не хочет жениться на вдове с двумя выродками.

Двумя выродками! Естественно, достоинство Каролины было оскорблено. Ей ужасно хотелось посмотреть в глаза сплетницам и призвать их к ответу. Как они смеют называть принцессу Ансбахскую выродком? Что же касается ее брата, Вильгельма Фридриха, так он предполагаемый наследник трона. И если у сводного брата не будет сыновей, то Вильгельм Фридрих станет маркграфом. Именно по этой причине он и остался в Ансбахе, иначе бы приехал сюда и помог сестре бороться в битвах, проигранных матерью. И слуги смеют называть его выродком!

Она уже было собралась окликнуть сплетниц, как вдруг засомневалась. Какой смысл затевать этот разговор? Она точно знала, как они себя поведут. Сначала будут клясться, что она ошиблась. Потом станут очень осторожными, стараясь больше не проговориться в ее присутствии. А значит, она окажется в полном неведении. Да, пожалуй, глупо в угоду самолюбию потерять возможность разобраться в этой странной ситуации.

Тем временем разговор продолжался.

– За все богатства Германии я бы не хотела быть в положении мадам.

– Я тоже. Бедняжка! Я бы совсем не удивилась, если бы эти двое пошли на… с помощью мамаши.

– Именно за этой особой я и хотела бы проследить. Да меня это тоже ни капельки не удивило. Она способна на все, лишь бы избавиться от мадам Элеоноры и получить титул для крошки Магдалины. На месте мадам Элеоноры я была бы очень осторожной, предельно осторожной.

Каролина невольно положила руку на сердце, которое начало как-то странно прыгать. Что она имела в виду? Мать должна быть осторожной. Может, они хотели сказать, что она в опасности? Но если так, то… знает ли об этом мама?

Девочка уже начала понимать, что мама – беспомощная женщина, неспособная постоять за себя. Кто-то должен это сделать за нее. Но кто? Ее восьмилетняя дочь?

Что же она могла сделать? Ведь она всего лишь ребенок, смутно осознающий цель интриги, которую трое взрослых плели против ее матери.

Ей и самой надо быть очень осторожной! Она не должна больше думать о себе, как о ребенке, потому что дети делают так много ошибок. Предположим, она бы возмущенно прервала разговор двух сплетниц, как ей хотелось в первое мгновенье. Но сколько важных сведений она бы тогда упустила! Надо запомнить это на будущее. Прежде чем совершить опрометчивый поступок, следует остановиться и подумать.

* * *

Проходили месяцы один за другим, и Каролина все больше узнавала об отношениях между матерью и отчимом. Теперь она понимала, что это несчастный брак, вынужденный для обеих сторон. Он вступил в него по государственным соображениям. Ей же пришлось согласиться, дабы обеспечить себе и дочери прочное положение и безопасность.

«Стало быть, – рассуждала Каролина, – я причина ее несчастья. Вероятно, мать никогда бы не согласилась переехать в Дрезден, если бы не забота о моем будущем».

Каролине полагалось каждое утро делать уроки, но никто особенно не заботился о том, сделала она их или нет. Мать была полностью погружена в свое несчастье. А слуг, безусловно, не волновало, какое образование получит маленькая девочка из Ансбаха. Каролина каталась верхом в сопровождении двух-трех слуг, выбирая дорожки подальше от глаз придворных. Гуляла или сидела в великолепных садах, а услышав приближение гостей курфюрста, быстро пряталась. Из окна своей спальни она любовалась праздниками под открытым небом. Иногда слушала музыку, доносившуюся из бальных залов, стараясь подойти к ним как можно ближе. Но Каролина всегда выбирала такое место, откуда, если понадобится, легко убежать.

Ей удавалось не попадаться на глаза отчиму, которого она считала чудовищем. А он, естественно, не замечал ее отсутствия. Фактически он забывал о ее существовании и вспоминал только в тех редких случаях, когда на государственных приемах видел свою жену. Иоганну Георгу хотелось уязвить жену ее бесполезностью. Но случаев, когда бывало необходимо ее присутствие, становилось все меньше и меньше, а Элеонора нагоняла на него такую скуку, что он не получал удовольствия даже от ссор с нею.

Каролина тоже находила мало удовольствия в обществе матери. Нервы Элеоноры были в таком страшном напряжении, что она не могла заниматься дочерью. Ее разум был поглощен одной-единственной мыслью – собственным угнетенным положением. И конечно, она не считала возможным обсуждать его с девочкой. А помимо этого, ей нечего было сказать Каролине.

С того дня, как она приехала в Дрезден, прошел год, но Каролина чувствовала, что стала старше на целое десятилетие. Ей было всего девять, но она уже очень много знала об отношениях между мужчинами и женщинами. Она видела, как во время праздников пируют в садах отчим и его любовница. И наблюдая за их грубыми ласками, Каролина мечтала побыстрее вырасти. Ведь больше некому защитить мать от судьбы, грозившей ей. И все же дочь не вполне понимала, какая ужасная опасность нависла над Элеонорой.

* * *

При дрезденском дворце был только один человек, перед которым благоговела Магдалина фон Рёхлиц. Этим человеком была ее мать. Магдалина никогда не забывала, что именно благодаря матери она попалась на глаза курфюрсту. Когда же роман начался, мать потихоньку давала дочери такие умные советы, что получилась не мимолетная любовная интрижка, а прочная связь.

Чрезвычайно амбициозная мадам фон Рёхлиц, вдова гвардейского полковника, не занимала такого положения, которое позволило бы ей удовлетворить беспредельное честолюбие. Но у нее была замечательно красивая дочь. Мамаша первой заметила чары Магдалины и точно определила их цену. Мадам фон Рёхлиц всегда понимала, что ум Магдалины не сравнится с красотой. Но это не беда, раз у нее есть умная мать! Глупость фактически только повышала цену красоты. Магдалина беззаботно кокетничает – это у нее получается гениально, – а тем временем мать за кулисами спокойно устраивает все наилучшим образом.

Магдалине почти не на что было жаловаться. К своему величайшему удивлению, она легко понравилась любовнику. Ей приходилось лишь удовлетворять его любовные прихоти – вот и все. А поскольку ее желания требовали такого же страстного удовлетворения, как и его, то роль любовницы оказалась совсем нетрудной. Мать устраняла все скучные заботы и вроде бы наслаждалась своей ролью. Магдалине казалось, что все прекрасно устроено, и она изумилась, узнав, что мать недовольна.

Мадам фон Рёхлиц пришла в апартаменты дочери в такое время, когда они обычно секретничали.

– Не волнуйся, доченька. Если ты сделаешь все так, как я скажу, осложнений не будет.

Магдалина кивнула и блаженно потянулась.

«Какое сказочное создание! Разве можно упрекать ее за то, что она не способна думать? Ведь она так прекрасно разбирается в делах иного свойства», – думала мать.

– Этот мужчина ради тебя должен пойти на все.

– Он всегда так говорит.

– Пусть докажет на деле.

Магдалина зевнула.

– Ты должна выслушать меня, потому что это важно. Теперь ты, моя дорогая, графиня и очень богата. Так и должно быть. Но могло бы быть и лучше.

– Могло бы? – спросила Магдалина.

– Конечно. Что происходит, когда приезжают важные государственные особы? Кто их принимает? И тогда она выходит на первый план. Разве не так? В конце концов она курфюрстина Саксонии и его законная жена.

– Он никогда не бывает с ней.

– Я не об этом, Магдалина. Она всюду принята. Она всеми признана. Я желаю этого тебе.

– Но она его жена.

– Ты должна сказать ему., что чувствуешь себя униженной.

– Я чувствую себя униженной? – Магдалина вскинула брови.

– Он клянется, что любит тебя так, как не любил ни одну женщину, а посланцы других государств пренебрегают тобой и за спиной оскорбляют тебя.

– Ничего подобного, мама!

– Они говорят: «О, она всего лишь его любовница». И наносят визит мадам.

– Ой, мама, совсем нет…

– Слушайся меня. Ты можешь стать курфюрстиной.

– Сейчас?

– Конечно! Если будешь настаивать, чтобы он женился на тебе.

– Но он уже женат.

– Вечно ты видишь одни препятствия.

– Но ведь она его жена, разве нет? – Магдалина озадаченно взглянула на мать. – Они поженились в Лейпциге.

– О да, так захотели их дорогие друзья Бранденбурги, – пояснила мать.

– Потому что ты слишком увлеклась своими дорогими друзьями в Австрии, – укорила Магдалина свою мать.

– Потому что ты, моя дорогая, не слишком умеешь ловчить. Мне же надо где-то находить деньги, а ты выболтала, что у нас есть в Австрии друзья и что они добры к нам. Но это не имеет значения. Это в прошлом. А надо думать о будущем. Ты бы хотела быть курфюрстиной Саксонии?

– Я бы не возражала. Я совсем не против. Мадам фон Рёхлиц игриво шлепнула дочь.

– Тогда слушай, что я скажу. У меня есть идея. Постарайся быть внимательной.

– Да, мама.

* * *

Каролина сидела в спальне матери и читала вслух. А Элеонора лежала на кровати и нервно теребила пальцами покрывало.

Каролина знала, что мать не слушает, но если бы девочка замолчала, та бы встрепенулась и ласково попросила ее продолжать.

Чтение было бесполезным и бессмысленным, потому что Каролина думала совсем о другом.

– В Ансбахе мы были счастливее, – произнесла она, перестав читать.

– Что ты сказала? – спросила Элеонора.

– Мама, мы не могли бы куда-нибудь уехать? Хоть ненадолго?

– Куда? – Элеонора удивленно посмотрела на дочь.

– Ну, например, в Ансбах.

– Мы бы там были нежеланными гостями.

– Здесь мы тоже нежеланные.

– Каролина, о чем ты говоришь? Разве это не наш дом? «Дом! – мысленно воскликнула Каролина. – Где ты так несчастна? Где ты никому не нужна! Где люди шепчутся о тебе по углам».

– А не могли бы мы поехать в Берлин? – продолжала девочка.

– В Берлин? Сомневаюсь, что там нам будут рады.

– Но откуда вы знаете, мама? Курфюрстина София Шарлотта такая добрая. Она разговаривала со мной об уроках и о разных интересных вещах.

– Надеюсь, Каролина, ты успешно справляешься со своими занятиями? – в глазах Элеоноры проскользнула тревога. Она подумала, что совсем забросила дочь. За девочкой никто не смотрит, и она бегает, где хочет. Ох, что же с ними будет?

– Я стараюсь хорошо заниматься, – мрачно пробормотала Каролина. – София Шарлотта сказала, что я должна хорошо учиться. Мама, как вы думаете, она когда-нибудь навестит нас здесь?

– Никто к нам сюда не приедет.

В голосе матери не было горечи, только печальное смирение.

«Никогда ничего не изменится», – подумала Каролина.

И в тот момент, когда эта мысль промелькнула в голове Каролины, в комнату вошла одна из придворных дам. Бе взволнованный вид ясно показывал, что произошло что-то чрезвычайно неприятное. Она вроде бы не заметила Каролину, сидевшую на стуле возле кровати, а прямо подошла к Элеоноре и вручила ей бумагу.

– Ваше Высочество, я не могу поверить тому, что здесь написано. Это… ужасно.

Элеонора дрожащей рукой взяла бумагу.

– Что… Ох, я слышала… Ох, нет.

– Ваше Высочество, говорят, памфлет не мог бы распространиться без согласия курфюрста.

– Я в этом уверена.

Каролина откинулась на спинку стула и напряженно наблюдала за матерью.

Элеонора бросила бумагу на покрывало.

– Это конец, – слабым голосом проговорила она. – Он твердо решил избавиться от меня.

– Ваше Высочество, такой закон никогда не разрешат.

– Если он будет настаивать…

– Нет. Такого не может быть. Это очередной заговор матери и дочери фон Рёхлиц. Ничего у них не выйдет.

– У них уже очень многое вышло. Мне дурно.

– Это шок, Ваше Высочество. Лежите спокойно.

– Лежите спокойно, – пробормотала Элеонора. – Да, что еще я могу сделать. Только лежать и ждать… что бы они ни задумали против меня.

Каролине хотелось подбежать к матери, встряхнуть ее и крикнуть:

– Так нельзя! Ты не должна позволять им вредить себе. С ними надо бороться, как они борются против тебя.

Но пока женщина доставала из шкафа мазь и натирала лоб матери, девочка сидела не шелохнувшись на стуле.

– Мазь успокаивает, – вздохнула Элеонора.

Памфлет соскользнул на пол и упал недалеко от ног Каролины. Она подняла его и прочла. Девочка не разобралась в завуалированных фразах, но смысл поняла хорошо: мужчинам, которые могут позволить себе содержать больше одной жены, надо дать привилегию иметь вторую.

Курфюрст считал это хорошей идеей! Что ж, ясно почему! Он способен содержать вторую жену, а первой не удовлетворен! И в то же время у него есть женщина, которую он хотел бы поставить на место первой.

Да, Каролина могла понять, почему так встревожилась мать.

– Я чувствую себя такой… одинокой, – печальным, усталым голосом сказала Элеонора. – Да, они твердо решили тем или иным способом избавиться от меня.

– Ваше Высочество, не расстраивайтесь!

– Но как же мне не расстраиваться. Они рвутся в бой. Они ведь долго терпели меня.

– Ваше Высочество, этого не может быть. Поднимется страшный шум. Ведь это противоречит и религии, и законам государства.

– Они в безвыходном положении, – вздохнула Элеонора. – А такой способ надежнее, чем… другой.

Она вдруг осознала, что рядом стоит Каролина с памфлетом в руках.

– Ох… Каролина, положи бумагу на стол. Я хочу отдохнуть. Иди погуляй.

Каролина положила памфлет на стол и вышла. Они думают, что она ничего не поняла. Они думают, что она еще ребенок.

* * *

Магдалина сообщила всем своим друзьям, что она скоро будет курфюрстиной. Курфюрст собирается жениться на ней. Что? У него уже есть жена? Да, но курфюрст считает, что в определенных обстоятельствах мужчина может иметь двух жен.

Мадам Рёхлиц тоже прямо дала понять всем, что люди, ищущие расположение курфюрста, должны приезжать к ней. Магдалина может устроить через курфюрста все, что пожелает, а так как она будет очень занята, то мать поможет ей в исполнении некоторых обязанностей.

Мадам Рёхлиц почти опьянела от нового для нее чувства могущества и всесилия.

Ее предложения о втором браке оказались весьма удачными. Магдалина прилично выучила роль и сообщила своему любовнику, что она страстно мечтает быть его женой. Он так же страстно решил выполнить ее желание.

Мадам Рёхлиц убедила себя, что дела идут куда лучше, чем она предполагала. А все потому, что курфюрстина Элеонора – совершенно бесхребетное создание, и никто не собирается ее защищать! Единственные ее друзья, Бранденбурги, далеко. Но все равно надо нажать на Магдалину, чтобы та поняла: дело необходимо провернуть как можно быстрее.

Тем не менее вскоре мадам Рёхлиц постигло разочарование. Хотя курфюрст готов был в любую минуту жениться на Магдалине, его министры отказались даже обсуждать этот вопрос.

– Проект подрывает основы нашей веры, – заявили они. – Это абсолютно невозможно.

– Нет ничего невозможного! – кричал Иоганн Георг. – Как я решил – так и должно быть!

– Ваше Высочество, – ответили ему, – мужчина, у которого есть в глазах Бога одна жена, до ее смерти не может иметь другую. Это закон церкви и государства.

– Я установлю свой собственный закон! – кричал он. Но в глубине души знал: министры не разрешат Магдалине стать его женой, и он останется с ненавистной супругой… пока смерть не разлучит их.

Он сердился, но не так сильно, как мадам Рёхлиц. Его любовница была рядом с ним, хотя он и не мог сделать ее женой. Что же касается мадам Рёхлиц… Под угрозой оказался ее прибыльный бизнес, который она создала, продавая почести тем, кто мог хорошо за них заплатить.

Она закрылась в апартаментах и никого не хотела видеть… даже Магдалину.

«Пока смерть не разлучит их», – без конца повторяла она и, казалось, находила в этой фразе небольшое успокоение.

* * *

Каролина почувствовала, что кто-то стоит возле ее кровати.

– Просыпайтесь, мать послала за вами.

Каролина быстро вскочила. В спальне было темно, при свете свечи на стене покачивалась длинная тень няни.

– Что случилось? – спросила девочка, у нее зуб на зуб не попадал – она вдруг осознала, что стряслась беда.

– Ваша мать заболела и послала за вами.

– Как… заболела?

– Не надо задавать вопросов, она ждет.

В спешке натягивая платье, Каролина подумала: «Мама умирает. Она хочет сказать мне, что я должна делать, когда останусь одна».

Девочку охватило отчаяние; она редко бывала так напугана, как сейчас. Каролина чувствовала себя такой одинокой при этом чужом дворе, у нее здесь не было ни одного друга. Из-за того, что она дочь женщины, которую ненавидит курфюрст, она здесь никому не нужна.

– Поторопитесь.

– Я готова, – сказала Каролина.

Ее привели в спальню матери. Элеонора лежала в постели, пожелтевшая, с остекленевшими глазами, и выглядела совершенно измученной.

– Дитя мое… – начала она, когда Каролина подбежала к кровати, упала на колени и взяла руку матери.

– Мама, что случилось, вы больны?

– Дочь моя, я очень больна. По-моему, я умираю.

– Нет… Нет… Вы не должны умереть…

– Мне нет места в этом мире, дитя мое. Жизнь была не очень добра ко мне. Надеюсь, к тебе она будет добрее.

Каролина судорожно вцепилась в простыню, подумала: «Я не позволю людям так обращаться со мной, как они обращались с вами! Но как предотвратить такое отношение к себе? Должен же быть способ». В этом девочка не сомневалась и собиралась найти его.

– Мама, вы не должны умирать.

– Если эта попытка не удастся, будет другая.

– Попытка… Не удастся…

– У меня бред, дитя мое.

Конечно, мама сказала неправду. Она не бредит. Почему они относятся к ней, как к ребенку? Правда, ей только девять, но год жизни при саксонском дворе научил ее тому, что многие дети не знают в десять лет. Теперь она представляла, каким страшным может быть брак. И Каролина надеялась, что на месте матери она бы никогда не позволила такому случиться. Но что бы она сделала? Девочка не знала. Однако верила, что нашла бы какой-нибудь способ избежать унизительного и жалкого положения, которое теперь стало поистине зловещим.

– Каролина, если со мной что-нибудь случится… Ты слушаешь меня?

– Да, мама.

– Тебе надо вернуться в Ансбах.

– Да, мама.

– Ты можешь написать курфюрстине Бранденбургской. Она была моей хорошей подругой до тех пор, пока не уговорила меня согласиться на этот брак.

– Но, мама, вам же не обязательно было соглашаться, если вы не хотели этого брака, – горячо вступилась за свою обожаемую Софию Шарлотту Каролина.

– Ты еще ребенок. Что ты понимаешь? Господи, мне надо было оставаться вдовой… Потому что он ничего для тебя не сделает… Он ничего не сделал для меня… И ничего для тебя не сделает. Нет, лучше возвращайся в Ансбах. Брат тебе поможет.

– Мама, я на два года старше его. Может быть, я смогу помочь ему.

Элеонора слабо улыбнулась.

– Иди и позови кого-нибудь. Мне опять становится плохо. И не приходи, пока я не пошлю за тобой.

– Да, мама.

Каролина позвала служанок, а сама села перед дверью спальни.

Она слышала, как мать стонала, когда ее рвало. Девочка думала: «Что будет со мной, когда она умрет?»

* * *

Теперь Каролине уже не надо было собирать сведения по крупицам: слухи ползли отовсюду.

– Сделали попытку отравить курфюрстину Элеонору.

– Кто?

– Полноте, вы серьезно? Конечно, вы сами догадываетесь.

– Естественно, если нельзя принять закон, разрешающий мужчинам иметь двух жен, то почему бы не избавиться от первой?

– Такого закона никогда не будет. В этом-то все и дело. Они знают, что такой закон невозможен, и будут придерживаться старых способов. Люди пользовались ими довольно часто, и они обычно приносили успех.

– Бедная женщина, не хотела бы я оказаться на ее месте.

– И я тоже. Он хочет жениться на Рёхлиц… и ничего не боится. Вместе с ее матерью он все и устроил.

– Бедная курфюрстина Элеонора, ей надо следить, через чьи руки проходит ее тарелка.

Они хотели отравить ее мать. Попытались – не удалось. Но конечно, их это не остановит.

Каролина обезумела от страха, но к кому она могла обратиться? Она, девятилетняя девочка, без единого друга во дворце. Что она могла сделать?

Если бы только курфюрстина София Шарлотта была здесь, она могла бы пойти к ней, рассказать о своем страхе, и та бы внимательно выслушала ее. Конечно, София Шарлотта объяснила бы ей, что надо сделать. Каролина была уверена: все, что бы ни сказала обожаемая курфюрстина, абсолютно правильно. Но София Шарлотта находилась далеко, а здесь никто не захочет помочь ей.

Каролина пошла в спальню матери. Элеонора лежала в постели, чуть придя в себя после приступа, и выглядела очень изнуренной.

Девочка бросилась к кровати и прижалась к матери. Элеонора обняла ее.

– Ой, мама, мама, что же нам делать?

Элеонора погладила ее по голове и сделала знак служанкам, чтобы те оставили их вдвоем. Когда служанки вышли, она спросила:

– О чем ты говоришь, дитя мое?

– Мама, они пытались убить вас.

– Тсс, девочка, ты не должна говорить такие вещи.

– Но это правда. И что нам теперь делать?

– Все в Божьих руках, – вздохнула Элеонора.

– Но пока мы сами что-то не сделаем, Бог не будет помогать нам.

– Дитя мое, о чем ты говоришь?

– Знаю, мне не следует в этом признаваться, но я боюсь.

– Где ты это услышала?

– Об этом говорят все. Я подслушала.

– Так… Значит, все говорят!

Элеонора откинулась на подушки и закрыла глаза.

– Что я могу сделать? Тут мой дом… и твой тоже. Каролина сжала кулаки, возмущение пересилило страх.

– Почему бы нам не убежать?

– Убежать? Куда?

– Давайте подумаем. Неужели ничего нельзя поделать? Это же ненавистный дом! Я бы с радостью оставила его… и вы тоже.

– Мое место рядом с мужем.

– «С убийцей!» – подумала Каролина, но вовремя спохватилась, не произнеся вслух страшного слова.

– Мы могли бы поехать в Берлин. Вероятно, нам позволили бы там пожить, пока мы не придумаем, что делать дальше.

– Нет, надо подождать, пока нас пригласят. Дитя мое, тебе не следует прислушиваться к сплетням. Это… неправда.

Каролина глубоко вздохнула. Бесполезно пытаться заставить мать действовать. Она прекрасно осознавала опасность, но, казалось, предпочитала быть убитой, чем попытаться избежать такой судьбы.

– Понимаешь, Каролина, наше место здесь, при дворе.

– Да ведь от нас здесь хотят избавиться!

В этот момент Элеонора испугалась за дочь даже больше, чем за себя. Какой станет Каролина? Ребенок растет в такой обстановке! Беспутный отчим не делал секрета из жизни, которую вел. Он мог сидеть с друзьями за пиршественным столом и обсуждать свои победы – но не в войнах, а у женщин, – обсуждать с непристойными подробностями, стараясь в каждом рассказе превзойти других и вызывая громкий хохот, который был слышен даже в верхних комнатах дворца. Часто бывало, что на глазах у всех он ласкал наглую графиню Рёхлиц, а жену оскорблял, пытаясь заменить ее другой. Теперь он защищает многоженство, потому что хотел бы избавиться от законной жены. Но ведь он с удовольствием избавился бы от нее сразу после свадьбы! Уже тогда он хотел посадить на ее место другую. Ну, а теперь, поняв, что дело продвигается медленно, он решил отравить жену.

И все это обсуждают придворные, а маленькая девочка слышит, что они говорят.

«Мне не следовало привозить ее сюда, – подумала Элеонора. – Лучше бы мы оставались в Ансбахе… Да, мы были бедны, без видов на будущее. Но какие виды у нас сейчас?»

– Несчастное мое дитя, – прошептала Элеонора.

– Но что мы должны предпринять? – не отступала Каролина.

– Мы не в силах ничего изменить.

– Значит, вы останетесь здесь и позволите им убить себя?

– Это всего лишь слухи.

– Мама, вы знаете, что это не слухи. Давайте уедем. Нам нельзя оставаться здесь. Это опасно.

– Дитя мое, ты не должна слушать сплетни слуг. – Элеонора вздохнула и отвернулась от дочери. – Это недостойно особы твоего положения.

«Что же мне делать? – в отчаянии мысленно воскликнула Каролина. – Она не хочет спасти себя!»

– Теперь иди, дорогая, – тихо проговорила Элеонора. – Я хочу спать.

Каролина ушла. Бесполезно предупреждать мать. Бесполезно что-то планировать. Она ничего не станет делать. А может, мать сама виновата в том, что случилось с ней? «Если бы у меня был муж, который бы хотел меня убить, я бы не осталась в его доме и не позволила бы ему этого сделать», – сказала себе девочка.

«Что же с нами будет?» – размышляла Каролина. Она не сомневалась, что мать убьют. И ведь мама знает, что убийцы стоят у нее на пороге, но не делает ни малейшей попытки убежать от них!

* * *

«Если бы я была старше, я бы знала, что делать», – думала Каролина.

И тут ей пришло в голову, что она может написать письмо курфюрстине Софии Шарлотте и объяснить ей, что происходит. Даже если это дерзкий и невоспитанный поступок, курфюрстина простит ее, потому что София Шарлотта очень добрая.

Конечно, она простит девочке нарушение этикета, когда узнает, что убийца готов на очередной шаг.

Во всяком случае, надо что-то предпринять. Если бы только она была чуть постарше и поумнее, тогда бы она знала, как лучше поступить.

И Каролина начала мысленно сочинять письмо. «Мою мать в любую минуту могут убить. Пожалуйста, приезжайте и остановите…»

Совершенно невероятное сообщение. Курфюрстина подумает, что она странный, испорченный ребенок, если может предположить такое страшное дело. Что если ее письмо не дойдет по адресу, а попадет в руки курфюрста или страшной мадам фон Рёхлиц? Тогда и ей грозит верная смерть. Во дворце есть не только убийцы, но и шпионы. Конечно, они не следят за ничтожной Каролиной. Но если она попытается спутать их планы, то ее перестанут считать ничтожеством.

Если бы хоть кто-то был рядом. Если бы рядом был брат, он мог бы помочь. Нет, он еще такой ребенок. Брат на два года моложе ее. И потом, живя в Ансбахе, он не мог так быстро узнать пороки мира, как она здесь.

«Я не хочу спокойно дожидаться смерти», – подумала Каролина.

Надо что-то сделать. Может быть, уже в эту минуту враги подсыпают порошок или капают яд в еду или питье матери.

А мать знает, что смерть подстерегает ее в каждом глотке, и спокойно лежит в постели, терпеливо ждет. Если бы ей предложили чашу с ядом, она покорно выпила бы и сказала, что это Божья воля.

Нет, воля распутного мужа и его любовницы – это совсем не Божья воля.

Но Бог помогает тем, кто помогает себе сам, поэтому надо действовать.

– Но как? – заплакала Каролина. – Боже, подскажи мне, что надо сделать?

Девочка чувствовала себя такой беспомощной, такой юной и неопытной.

Этой ночью была предпринята еще одна попытка отравить Элеонору. Во второй раз она чувствовала себя еще хуже и знала, что определенно бы умерла, если бы съела больше одной ложки той еды, что принесли ей в комнату.

Даже в бреду она думала о дочери. Ей представлялось, что девочка с упреком в глазах стоит у ее постели.

– Что вы сделали, мама? Что вы сделали со мной?

– Это было ради твоего спасения… Ради твоего будущего. И в бреду, который мучил Элеонору, Каролина печально качала головой.

Когда Элеоноре стало лучше, ее мысли прояснились. Каролина была права, когда говорила, что им надо бежать. Наверно, если они оставят дрезденский двор, муж перестанет преследовать ее. Если она поселится где-нибудь в глухом углу и он не будет ее видеть, то забудет о ее существовании. Может быть, ему удастся провести закон, который он отстаивает, и она больше не будет курфюрстиной Саксонии. Это был бы счастливый день. Элеоноре страстно хотелось отбросить титул, который она носила после брака, потому что таким путем она надеялась спасти себе жизнь. У нее есть дети, о которых она должна заботиться. Если она умрет, кому они будут нужны и что с ними станется? Нет, она обязана попытаться начать борьбу за жизнь. Маленькая дочь дала ей урок мужества.

С твердостью, удивившей ее придворных дам, она попросила привести к ней мужа.

Когда посланец передал эту весть Иоганну Георгу, тот сначала удивился, а потом возликовал. Она умирает и хочет увидеть его прежде, чем навсегда уйдет в мир иной. Ну что же, он не возражает в последний раз встретиться с ней. Тем более, что это, наверное, будет и в самом деле последний раз.

В постели лежало бескровное, бледное существо, и надежды курфюрста резко возросли. Она действительно очень больна, эта женщина. Удивительно, как она цепляется за жизнь, но все равно вскоре он станет вдовцом… хотя и не надолго. Магдалина и ее мать позаботятся о том, чтобы его вдовство было недолгим.

– Вы больны, – сказал Иоганн Георг, стоя в ногах постели и с отвращением глядя на жену.

– Я очень ослабела. У меня ночью был сильный приступ. Он наклонил голову, чтобы она не заметила удовлетворения в его глазах.

– Знаю, – решительно продолжала Элеонора, – что лучшая новость, какую вы могли бы услышать обо мне, – это известие о моей смерти. Вполне вероятно, что этого удовольствия вам недолго ждать. Тем не менее, я хотела бы попросить у вас милости.

– Какой? – он недовольно вытаращил на нее глаза.

– Я бы предпочла умереть не в этом дворце, а где-нибудь в другом месте. Поэтому я хотела бы попросить у вас разрешения уехать.

Элеонора увидела, как скривились у него губы, и поняла, о чем он думает. Хочет убежать от меня и моих убийц! Удрать… наверно, в Берлин… к своим дорогим друзьям, которые будут так с ней нянчиться, что она, пожалуй, еще и выздоровеет. Препятствие, хотя и на расстоянии, останется и помешает ему жениться на Магдалине, чего его любовница так страстно желает. Каким же дураком считает его эта женщина, если думает, будто он проглотит ее приманку и согласится! Он уже раскрыл рот, чтобы сказать ей, что она останется здесь, но Элеонора уточнила свою просьбу:

– Я не хотела бы уезжать дальше Довер-хауса в Прече. Я знаю, мне недолго осталось жить… Предчувствие подсказывает мне, что речь идет о нескольких неделях. Там я могла бы спокойно умереть. – Глаза у нее были остекленевшие, безжизненные. – Это, можно сказать, мое предсмертное желание.

Иоганн Георг чуть вздрогнул. Он ждал, что вот-вот она пригрозит: мол, если он не выполнит ее просьбу, она будет и после смерти преследовать его. Курфюрст был не более суеверен, чем большинство людей его эпохи, но все же обвиняющие глаза жертвы, которую он преждевременно отправлял в могилу, вызывали тревогу. «Преч, – размышлял он. – Что ж, можно окружить ее доверенными слугами, которые проследят, чтобы у нее не появилось возможности удрать в Берлин». В Прече его приказы будут выполняться даже более строго, чем здесь. И если там сделают то, что он им скажет, она не сможет уставиться на него этими безумными, безжизненными глазами, заставляя выполнять предсмертное желание.

У этой женщины родилась неплохая идея. Магдалина, конечно, обрадуется, когда его жена уедет из дворца. Она сможет на приемах играть роль курфюрстины, о чем так страстно мечтает, и готовиться к тому чтобы после ухода нынешней курфюрстины в мир иной принять этот титул.

Поехать в Преч умирать… Совсем неплохая идея.

Иоганн Георг дал жене разрешение уехать, и на следующий день, к облегчению Каролины, она вместе с матерью и несколькими придворными переехала в Довер-хаус.

* * *

Смерть, будто злобный обманщик, угрожала там, где ее меньше всего ждали.

Новость о приближающейся кончине Элеоноры не вызвала бы удивления, однако курфюрстина, слабая и больная, еще продолжала цепляться за жизнь в Прече. А трагедия разразилась в дрезденском дворце.

Магдалина фон Рёхлиц не выходила из своих апартаментов, ее давно уже никто не видел. По дворцу и по всему Дрездену поползли слухи, что она заболела оспой.

– Это Божий ответ на ее нечестивость, – перешептывались придворные. – Она собиралась отнять жизнь у другой женщины, а сейчас в опасности ее собственная. Она собиралась надеть туалет курфюрстины, а вместо этого скорее всего ее обрядят в саван.

И даже если она останется в живых, будет ли курфюрст также страстно привязан к ней, когда она появится после болезни испещренная пятнами оспы?

Мадам фон Рёхлиц была в отчаянии. Дочь для нее – средоточие надежд. Мадам строила планы, мечтала, и ее заветные мечты чуть было не осуществились… Мать Магдалины не сомневалась, что даже если Иоганну Георгу не удастся провести закон о многоженстве, то попытки отравить Элеонору рано или поздно увенчаются успехом. И вот теперь все могло рухнуть.

Каролина тоже услышала разговоры о болезни графини фон Рёхлиц, которые дошли и до Довер-хауса в Прече, и задумалась: неужели это ответ на ее мольбы? Она молилась, чтобы произошло чудо, чтобы они спаслись. Может, Господь и вправду услышал ее молитвы?

Жизнь казалась девочке непостижимой. Всего несколько дней назад ее мать буквально стояла на пороге могилы, а Магдалина фон Рёхлиц торжествовала. Но один небольшой удар судьбы – и они поменялись местами.

Каждого будто подхватило и подняло на невыносимую высоту тревожного ожидания.

В Довер-хаусе Элеонора больше не думала о неотвратимой смерти. А в Дрездене мадам фон Рёхлиц боролась в своих апартаментах со злой судьбой. Магдалина металась в бреду у себя в спальне. Слава Богу, она не осознавала своего положения.

Иоганн Георг собрал докторов и потребовал, чтобы они сказали ему, что это не оспа, что его любовницу поразила не самая страшная болезнь. Доктора очень печалились, что не могут подчиниться его требованию. У них не было ни малейших сомнений, что графиня заболела оспой. Сначала он накинулся на них, а потом, дав выход своей ярости, заплакал. Его красавицу Магдалину постигло наказание, которое уносит жизнь. А в тех случаях, когда жертву удается спасти, болезнь навсегда уносит красоту. Ну почему это случилось с ним и с Магдалиной?! Ведь у них были такие прекрасные планы на будущее!

Но это случилось.

– Не дайте ей умереть! Все, что угодно, только не это. Я хочу увидеть ее. Я хочу с ней поговорить.

– Ваше Высочество, – сказали доктора, – вам нельзя входить в ее апартаменты. Это очень опасно. Вы же знаете, какая это ужасная болезнь.

Но Иоганн Георг не стал слушать врачей. Он ворвался к ней в спальню, взял любимую на руки и прижал к груди.

– Послушай меня, Магдалина, – кричал он. – Ты должна поправиться. Не имеет значения, если оспа изуродует тебя. Мне все равно, только бы ты жила. Я хочу, чтобы ты жила, понимаешь?

Но она только смотрела на него помутневшими глазами, и по всему дворцу разносились его горестные крики.

Магдалина фон Рёхлиц умерла.

Когда новость привезли в Довер-хаус, то наступила вроде бы передышка. Слуги, получавшие приказы от курфюрста, теперь не знали, как поступить.

Здоровье Элеоноры начало быстро поправляться. Но опасения не рассеялись. Каролина прекрасно осознавала ненадежность их положения и ждала, что будет дальше.

До нее доходили слухи, что дрезденский двор в трауре, что сраженный горем курфюрст заперся в своих апартаментах и его никто не видит.

Но вскоре пришла еще более потрясающая новость.

Иоганн Георг заразился оспой от своей любовницы и теперь лежал в кризисе.

Через несколько дней он умер.

Тень убийства, витавшая над Довер-хаусом, исчезла. Элеонора снова стала вдовой.

* * *

В Дрездене правил новый курфюрст. Август Фридрих занял место старшего брата с твердым намерением придать двору еще более скандальную известность, чем раньше. У него не было времени думать о вдове брата. И поскольку она не докучала ему, то он не выгонял ее из Довер-хауса. Дворец находился чуть ли не на окраине Дрездена, но все же был достаточно далеко, чтобы не мозолить глаза новому властителю. Поэтому вдовствующая курфюрстина могла оставаться в нем, сколько пожелает.

Элеонора оправилась от болезни, но то, как покойный муж обращался с ней, не прошло бесследно. Здоровье Элеоноры было подорвано.

Но все равно они с Каролиной радовались, что теперь можно не бояться. Проходили дни и недели, и воспоминания о кошмарном существовании, которое они вели в Дрездене, постепенно изглаживались из памяти. Жизнь в Довер-хаусе была монотонной, мирной и спокойной. Такую жизнь по достоинству могут оценить только те, кто долго был лишен ее.

– К нам должен приехать твой брат, – однажды сказала дочери Элеонора. – Нехорошо, когда семья разделена.

Так в Прече появился Вильгельм Фридрих, очаровательный мальчик девяти лет. Он так радовался, что снова может быть вместе с матерью и сестрой.

«Какой он еще маленький», – подумала Каролина, и впечатления от жизни при дворе отчима всплыли в ее памяти.

«Пережив такое, – решила она, – я уже никогда не смогу почувствовать себя юной».

* * *

Каролина усердно занималась. Она никогда не прогуливала уроки, потому что боялась остаться невежественной.

Жизнь круто изменилась, теперь Каролине казались важными такие простые вещи: сумеет ли она правильно решить математические задачи? Хорошо ли у нее получилась вышивка? Знает ли она, когда надо говорить, а когда – молчать? Когда поклониться, а когда сделать реверанс?

Никто особенно не интересовался, сидит ли она в классной комнате или гуляет в саду Довер-хауса. Если бы ей захотелось, она могла бы надолго уходить из дома и бродить одна по полям и рощам. Но Каролина знала: нельзя пренебрегать уроками. Когда-нибудь она снова встретит курфюрстину Софию Шарлотту, и эта дама будет поражена, если обнаружит, что Каролина ничему не научилась.

Ей надо сидеть над книгами. У нее плохой почерк, а грамотность и того хуже.

– Я должна научиться писать красиво и грамотно, – сказала она себе. – Нельзя разочаровывать курфюрстину Софию Шарлотту.

И в один прекрасный день пришло письмо от курфюрстины Софии Шарлотты. Элеонора показала его дочери.

– Какая она добрая! – воскликнула Каролина.

– Ее мучает совесть. Если бы не она и ее муж, я бы не вышла замуж.

– Она думала, что так для вас будет лучше.

– Со стороны все кажется проще.

– Но вас же не могли выдать замуж против вашей воли! Элеонора вздохнула и прекратила спор.

– Теперь она приглашает нас навестить ее в Люценбурге.

– Когда? – Каролина сжала руки.

– Кто знает? Это не конкретное приглашение.

– Тогда вам надо написать и сообщить, что мы будем счастливы приехать. Спросите, когда нам лучше это сделать?

– Дорогая моя девочка, это не принято. Ты многого еще не знаешь! Боюсь, ты растешь дикаркой. Иногда мне становится так тревожно за вас, малышей…

– Не беспокойтесь о нас, мама, – нетерпеливо перебила ее Каролина. – Я сама могу позаботиться и о себе и о Вильгельме Фридрихе. И все-таки, как насчет поездки в Люценбург? Ведь она написала, что мы должны навестить ее.

– Она сделала это просто из вежливости. Приглашение не имеет силы, пока не указана дата. Кроме того, я слишком слаба для такого путешествия.

– Тогда, мама, напишите ей и скажите об этом. Возможно, она сама в таком случае приедет навестить нас.

Элеонора вяло усмехнулась, но Каролина так горячо настаивала, что наконец мать ей уступила. В результате курфюрст и курфюрстина Бранденбурга навестили их в Довер-хаусе.

* * *

Каролина была в восторге. Живя несколько лет в страхе, она постоянно думала о Софии Шарлотте, и мысли о ее существовании придавали девочке сил. Часто, чувствуя себя особенно одинокой и приходя в отчаяние, девочка давала себе обещание написать Софии Шарлотте. А порой у нее возникали совсем уж безумные фантазии: «Я убегу к Софии Шарлотте»…

И когда София Шарлотта приехала, Каролина не разочаровалась. Ее богиня оказалась еще более красивой, величественной, чем запомнилось Каролине. Обожание лучилось в глазах девочки, и курфюрстина радовалась, видя это.

Она казалась особенно красивой еще и потому, что ее муж, курфюрст, был невысокого роста. Его голова, похоже, росла прямо из туловища, шеи не было совсем. Он был бледным и маленьким. Но как же он отличался от ужасного Иоганна Георга и как обожал Софию Шарлотту, которая считала естественным, что весь мир ее любит.

Обнимая Каролину, София Шарлотта сказала, что часто думала о ней в прошедшие годы и надеется, что они всегда будут друзьями.

Всегда будут друзьями! Каролина готова была стать ее рабыней!

– Я желала бы всегда служить вам, мадам, – восторженно воскликнула Каролина.

И эти слова покорили Софию Шарлотту.

Совесть действительно мучила Софию Шарлотту. В своих апартаментах, отведенных им в Довер-хаусе, она обсуждала эту тему с мужем.

– Здоровье Элеоноры подорвано, – вздохнула она.

– Но все-таки она жива, – ответил курфюрст.

– Но ее вполне могли убить, и в некотором смысле мы в этом виноваты.

– Дорогая, вы не должны так думать.

– Почему? Мы же устроили эту свадьбу. Мы убедили ее вступить в брак. А бедная девочка… как она страдала!

– Вам нравится этот ребенок?

– Мне нравятся и она, и ее брат. Но девочка просто очаровательна. Такая маленькая – и уже такая мудрая! Меня бросает в дрожь при мысли о том, что вскоре она останется сиротой. Фридрих, что будет с детьми, если их мать умрет?

– Вероятно, мальчик поедет в Ансбах. Он же возможный наследник.

– А Каролина?

– Несомненно, ее дом тоже будет там.

– А если мальчик не станет маркграфом? Ох, какое нелегкое будущее. И в некотором смысле мы в этом виноваты. Моя совесть никогда не успокоится, пока я не…

Он снисходительно улыбнулся, понимая, что она хотела бы сказать. Она знала, что он угадал ее мысль, и тоже лучезарно улыбнулась ему. Это был один из тех моментов, когда она желала бы нежнее относиться к мужу.

– Продолжайте, дорогая.

– Мы должны что-то сделать для Каролины.

– Я знаю, что у вас на уме.

– И у вас нет возражений?

– Если таково ваше желание, то оно станет и моим.

– Вы так добры ко мне. – На глаза Софии Шарлотты набежали слезы.

Она была растрогана. Он поцеловал ей руку.

– Спасибо, – добавила она.

От нее веяло теплотой благодарности, и он, в свою очередь, был благодарен ей за эту теплоту.

* * *

Никто и никогда так не разговаривал с Каролиной, как София Шарлотта. Они гуляли вдвоем по садам Преча и любовались долиной Эльбы, где высились башни Виттенбурга, города, где когда-то жил Лютер.

София Шарлотта с воодушевлением рассказывала девочке об этом великом человеке, о том, как он бросил вызов Папе и публично сжег папскую буллу. Но в то же время София Шарлотта старалась быть беспристрастной, объясняя Каролине, что нельзя становиться фанатиком, потому что тогда видение мира становится затуманенным, а суждения неверными. Но при этом София Шарлотта не скрывала своего восхищения человеком, осмелившимся нанести удар по тирании. Она горячо отстаивала терпимость, считая, что она непременно должна быть присуща людям, у которых есть чувство собственного достоинства, ибо только терпимость позволяет свободно формировать собственное мнение.

Каролину зачаровывали такие разговоры, и она радовалась, что заставляла себя учиться, ведь таким путем она подготовилась к умным беседам, и наградой ей стало одобрение Софии Шарлотты.

Курфюрстина каждый день встречалась со своей юной собеседницей.

– Мне будет так не хватать наших бесед, когда я уеду из Преча, – говорила она.

А Каролина металась между огорчением от неизбежной разлуки со своей богиней, когда та уедет, и радостью от того, что великой курфюрстине Софии Шарлотте – красивой, блестящей, светской – и вправду нравится общество одиннадцатилетней девочки.

* * *

В Прече все говорили о скандале в Ганновере. Каролина тоже слышала эти разговоры и даже задавала вопросы слугам.

Так она открыла, что скандал касается трех персон: принца Георга Людвига, его жены Софии Доротеи и энергичного искателя приключений графа Кенигсмарка. Каролина видела графа, когда он посещал Дрезден, а она жила во дворце отчима. Очень красивый, приветливый, веселый, безрассудный, он очаровал весь дрезденский двор и даже маленькую девочку, которая старалась не попадаться на глаза взрослым.

Иоганн Георг даже сделал Кенигсмарка на недолгое время своим фаворитом, но тот, уехав, принялся нескромно рассказывать, как шокирующе относится саксонский курфюрст к своей жене. После этого, естественно, Кенигсмарка в Дрезден больше не приглашали. Но когда Иоганн Георг умер, граф неожиданно снова появился в Дрездене, правда, ненадолго. Он весело проводил время со своим старым другом Августом, новым курфюрстом Саксонии, и на этот раз привез еще больше нескромных рассказов о пресловутой графине фон Платен, любовнице курфюрста Ганновера. Он остроумно вышучивал графиню и ее любовника, не забывая и Георга Людвига, принца, и его любовницу. Граф хвастался, хотя и несколько сентиментально, собственным успехом у красавицы Софии Доротеи, жены Георга Людвига, которой тот пренебрегал.

И вот теперь говорили, что граф мертв. Никто не знал, как он умер и где его труп, но почему-то все были уверены, что он мертв. Раскрылось, что он был любовником Софии Доротеи. Что же касается несчастной принцессы, то Георг Людвиг собирался развестись с ней и посадить ее за решетку. Он клялся, что никогда больше на нее даже не посмотрит.

Каролина много размышляла о Софии Доротее и сравнивала ее со своей матерью, потому что им обеим брак принес величайшую трагедию. Это была очень тревожная мысль. Ведь в один прекрасный день – причем не такой уж отдаленный! – она вырастет и достигнет брачного возраста. И тогда ее, несомненно, тоже ждет это рискованное приключение.

* * *

Любопытство так разбирало Каролину, что когда они вдвоем гуляли по парку, она решила поговорить о ганноверской истории с Софией Шарлоттой. Девочка была озадачена, ей хотелось разобраться в происходящем.

– Кто виноват? – спросила она. – Георг Людвиг или София Доротея?

– Так ты тоже слышала об этом скандале?

– Все только о нем и говорят. Конечно, не со мной. Увидев поблизости меня, придворные начинают шептаться. А от этого, естественно, мне еще больше хочется узнать, в чем дело.

– Естественно. Расскажи мне, что ты знаешь.

Когда Каролина закончила свой рассказ, София Шарлотта улыбнулась.

– Я вижу, ты довольно опытна в мирских делах. Судя потому, что я слышала о Георге Людвиге, он жестокий молодой человек. А София Доротея – легкомысленная и глупая женщина. Так кого же обвинять за беду, постигшую их?

– Обоих?

– Ты мудрая, Каролина. Я уверена, что они оба в ответе. Но нам надо помнить, что даже если вину разделяют оба, то наказание падает на одного.

– Она будет страдать больше, чем он.

– Да, бедняжка менее могущественная.

– Могла ли она избежать этого… несчастья?

– Совершив необходимые поступки, мы можем избежать всех наших несчастий.

Каролина задумалась над этими словами. Вот, к примеру, мать. Ей не надо было выходить замуж за курфюрста Саксонии. Вероятно, если бы она меньше плакала и больше боролась за свои права… В любом случае, София Шарлотта думает так – значит это правильно.

– Могу сказать, что ты слышала искаженную историю, – продолжала София Шарлотта. – И для тебя лучше знать правду. Ведь в конце концов, хотя тебе только одиннадцать, но по уму ты гораздо старше. Я вижу это.

Каролина просияла от счастья и, взяв руку курфюрстины, поцеловала ее.

– Мое любимое дитя, – пробормотала глубоко растроганная София Шарлотта. – Георг Людвиг – человек… похожий на твоего покойного отчима. Очень многие мужчины похожи на него. Это как бы примета нашего времени. Он отвернулся от своей жены. У него появилась другая женщина. Жена нашла такое положение нетерпимым и завела себе любовника. В результате – таинственное исчезновение любовника и наказание несчастной принцессы.

– Но это несправедливо, ведь он начал первым, а она только повторила то, что сделал он.

– Жизнь несправедлива, моя дорогая. И женщинам приходится тяжелее, чем мужчинам. Для него завести любовницу – это естественное право. Таков обычай. Но когда она завела любовника, то появилась опасность при наследовании. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? Конечно, понимаешь, я вижу. Вот и ответ на твой вопрос.

– Значит, она больше виновата.

– Не нам винить ее. Она, бедняжка, глупая. А глупые часто платят более высокую цену даже за небольшой грех.

– Но что ей надо было сделать, когда он завел любовницу? Неужели примириться? Моя мать…

– Твоя мать не такая гордая женщина, как принцесса. Твоя мать смирилась со своим положением… И видишь, она осталась жива и спокойно живет здесь, тогда как ее муж и его любовница – оба в могиле.

– Но это же произошло случайно.

– Жизнь состоит из случайностей, а если хочешь, из удач и неудач. Но наши действия часто определяют направление, какое примет жизнь. Если бы София Доротея смирилась с любовницей мужа, если бы она не ссорилась с ним… – София Шарлотта пожала плечами. – Кто знает, чем бы все кончилось.

– Значит, женщине надо принимать положение таким, какое оно есть?

– Женщине надо попытаться понять, какой способ действий самый мудрый и самый для нее полезный.

– Ясно, – протянула Каролина.

– Убеждена, что ты меня понимаешь. – София Шарлотта прикрыла своей ладонью руку девочки.

* * *

Элеонора слегла еще во время визита Бранденбургов. Дрезденский эпизод подорвал ее здоровье, и хотя теперь жизни ничто не угрожало, трудно было ожидать, что она полностью поправится.

София Шарлотта навестила ее в спальне и отослала слуг.

– Я очень глубоко привязалась к Каролине, – сказала она.

– Мне очень приятно это слышать.

– Я знаю, вы озабочены ее будущим. Ваш сын в Ансбахе, несомненно, будет в безопасности. А судьба маленькой Каролины тревожит вас.

Элеонора кивнула.

– Иногда я чувствую себя такой слабой, и знаю, что долго не проживу.

– Глупости. Здесь вы начали поправляться. Но…

– Но? – с жаром подхватила Элеонора.

– Если с вами что-нибудь случится, вы можете не бояться за Каролину. Вы знаете, я люблю ее как собственную дочь. Мой муж и я будем опекунами Каролины, и ее дом будет у нас.

– О!.. Как мне отблагодарить вас?!

– Вы не должны меня благодарить. Я люблю вашу дочь. И для меня огромное удовольствие видеть ее рядом, учить, направлять в жизни. И… Я не забыла, Элеонора, что вы встретили Иоганна Георга в Берлине… и что мы убедили вас согласиться на этот союз.

– Теперь это уже позади…

– Это, вероятно… был сущий кошмар.

Элеонора протянула тонкую руку с голубыми прожилками.

– С прошлым все кончено. Если вы станете опекунами Каролины, я умру спокойно.

– Тогда договорились.

– А курфюрст?

– Он поддерживает меня в этом.

Элеонора откинулась на подушки. «Теперь, – подумала она, – я могу спокойно умереть».

* * *

Элеонора протянула еще два года в тихом, уединенном Прече. После ее смерти одиннадцатилетний сын поехал в Ансбах, к своему сводному брату, маркграфу, а тринадцатилетнюю Каролину, к ее великой радости, отправили я Берлин жить при дворе Софии Шарлотты и ее мужа.