"Роковые поцелуи" - читать интересную книгу автора (Кемден Патриция)

Глава 24

Человек, стоявший на причалах, сложив на груди огромные руки, и всем своим видом демонстрировавший показную смелость, посмотрел на Ахилла и сказал:

– Меня просили не задавать вопросов. Но молчание стоит денег. – Его взгляд уперся в Элеонору. Она перевела сказанное Ахиллу, хотя была уверена, что мужчина для себя уже решил не брать их.

– Мы уже отметили этот замечательный обычай, и он начинает надоедать, – лениво и даже немного скучающе ответил спокойно выглядевший Ахилл.

Как завидовала Элеонора его беззаботности. Она бросила на него укоризненный взгляд и перевела:

– Гульден. – Она старалась заставить себя не улыбаться и не оглядываться, хотя для ее встревоженного разума каждый шаг среди лодок, казалось, принадлежал швейцарским пикейщикам.

Человек присвистнул сквозь зубы:

– За молчание с лихвой. – Он изучал Ахилла сквозь прищуренные глаза: – Вы кого-нибудь убили?

Ахилл поднял одну бровь и спокойно посмотрел на него после того, как Элеонора перевела вопрос.

– Не в прошедшие пару дней.

– Он не хочет брать нас… – начала вполголоса Элеонора.

– Переведи, – оборвал ее Ахилл.

Человек хихикнул, когда Элеонора повторила слова Ахилла. Он ненадолго задумчиво поджал губы, опустил руки и кивнул. Головой владелец лодки показал в направлении широкой, плоскодонной посудины позади себя. Простая постройка, похожая на дом, возвышалась посреди палубы, между стенками постройки и бортами лодки имелось достаточное пространство, чтобы ходить с одного конца лодки на другой. Драный вымпел беспорядочно дергался от утреннего бриза.

Шестеро дюжих гребцов, четверо на носу и двое на корме, с любопытством наблюдали, как Ахилл помогал Элеоноре перебраться в лодку по качающейся доске. Потом Ахилл последовал за ней, неся в руках книги и шпагу.

– Вы можете занять место сзади, – сказал коренастый владелец лодки. – И, может быть, вам стоит остаться там, пока мы не пройдем мимо городских стен. Весной река быстрая. В Вене мы будем завтра.

Элеонора нежно подняла рубашку на спине Ахилла, когда он сел поперек единственной деревянной скамейки в плохо обставленной каюте. Она была рада, что лодка двигалась почти плавно. Ей хотелось подвинуть скамью ближе к окну, закрытому промасленной бумагой, но вся мебель в каюте оказалась закрепленной на полу: скамья, узкая кровать, занимавшая большую часть небольшого пространства, и стол у окна.

Элеонора едва слышала негромкий разговор двух гребцов на корме; они вкратце обсуждали любопытных пассажиров лодки, но из-за недостатка информации тема быстро истощилась, и они перешли на возлюбленных и жен.

– Тебе следовало отдохнуть вчера вечером, – тихо сказала она Ахиллу.

Он через плечо посмотрел на нее и спросил смеющимся голосом:

– Правда?

– Да, – ответила Элеонора, поцеловала его плечо и добавила шепотом: – Но я рада, что ты этого не сделал.

Ахилл послал Элеоноре улыбку, которая заставила ее руки вздрогнуть при втирании лавантского лосьона в его незажившие раны.

Элеонора подошла к узкой кровати и, дрожа, начала заворачивать бутылку в полотняную ткань. Ахилл подошел и взял ее сзади за руки. Элеонора откинулась ему на грудь и закрыла глаза.

– Теперь я чувствую себя намного лучше, – прошептал он ей в волосы. – Спасибо вам, Элеонора София Юлиана, графиня Баттяни, – сказал он вибрирующим голосом. – Моя прекрасная гордая мадьярка.

– Я не чувствую себя очень гордой. – Она всхлипнула. – Моя жизнь до того, как я познакомилась с тобой, кажется, закончилась много лет назад. Что я сделала для тебя?

– И правда, мадам Баттяни, что вы сделали со мной! – Ахилл поцеловал Элеонору сзади в шею, и она ощутила наплыв удовольствия. – Вам жарко, мадам? Сожалею, но у меня нет игристого, чтобы охладить вас.

– Ахилл, – прошептала Элеонора, освобождаясь от его объятий. – Не езди в Вену. Останови лодку в Дуерш-тейне, Грейне…

– Нет, Элеонора. Я поклялся доставить тебя невредимой до Вены и сдержу свое слово. Это… это почти последняя услуга, которую я окажу тебе.

– Почти? – шепотом спросила Элеонора, внутри нее появился отвратительный огонек страха.

Обняв Элеонору руками, Ахилл крепче прижал ее к себе.

– Моя последняя услуга будет труднее, чем любой бой, в котором я когда-либо участвовал, чем любая дуэль на шпагах, в которой я дрался. Но я должен оказать ее, Элеонора. Для тебя.

Ахилл потерся лицом о волосы Элеоноры.

– Как бы я хотел провести остаток дней своих с тобой! Я действительно нашел спасение в женских руках. Твоих руках. Но, обретя тебя, я тебя и потерял. Но, моя Элеонора, всегда помни, что я люблю тебя.

Она погладила руки, которые так крепко держали ее.

– Ахилл… ты не потерял меня! Я здесь. Я всегда хочу быть здесь, в объятиях своего любимого. Страсть – великолепная штука, мой Тристан, но я теперь знаю, что она не такая, как об этом поют твои поэты.

Элеонора повернулась и посмотрела ему в лицо.

– Скажи мне, что ты видишь, – прошептала она ломающимся голосом. – Скажи мне, что ты видишь в моих глазах.

Взгляд любви и безграничной печали отразился на лице Ахилла, и он коснулся пальцем ее мягкой щеки.

– Я не вижу стен. И я вижу то, что всегда хотел видеть, в существование чего не верил. Я вижу любовь.

Он горячо обнял Элеонору. Она почувствовала, как Ахилл головой гладит ее волосы.

– Но это все, что у нас когда-либо будет, – сказал он. – Наша любовь и наши воспоминания. Ты – леди знатного происхождения, я – внебрачный сын дочери второстепенного фламандского рода, вышедшей замуж за старого французского шевалье. И турка – злобного человека без чести и титула, несмотря на то что он одно время был султаном Темешвара. У меня есть лишь мои военные навыки, и лишь их я могу продать. Мне нечего предложить женщине, которую я хотел бы назвать своей дамой. Я не могу даже попросить о подарке на память, поскольку у меня нет ничего взамен. Ты видишь, Элеонора? Именно поэтому моя последняя услуга тебе заключается в том, чтобы покинуть тебя.

– Ахилл… – Элеонора прижалась к нему, хотя по-прежнему находилась в его объятиях. – Меня не волнуют ни твое звание, ни твое богатство. Только ты. Мы можем сойти в Грейне и никогда не увидеть Вены.

– Будет позорно увлекать тебя туда, куда я падаю, отрывать тебя от семьи. Твои родные – все для тебя. Большинство из них захотят уничтожить меня, и я не хотел бы, чтобы это запятнало тебя.

– И нет никакой надежды?..

– Нет, моя Элеонора, только воспоминания. И даже сам Господь не может изменить этого.

В эту ночь они не спали. Снаружи запутанным курсом нес свои воды Дунай, а внутри на кровати Элеонора лежала в объятиях Ахилла. Они не занимались любовью, а лишь обнимались, тихо шепча друг другу слова любви. Вдруг Элеонора мягко высвободилась и села, руками прижав колени к груди.

– Скоро Грейн, – сказала она. – Скажи капитану, чтобы он там остановился. Я… я поеду в Вену позже.

Ахилл погладил Элеонору по спине, словно это прикосновение утоляло его голод.

– Я вижу, ты дрожишь, – отметил он, поднялся и сел сзади, обняв ее. – Так жаль расставаться с тобой, моя любимая Элеонора. Но еще печальнее было бы, если бы я никогда не узнал тебя. Ты бесценный дар судьбы.

Элеонора разрыдалась и уткнулась лицом в колени.

– Я не стою твоей любви. Ты должен сойти в Грейне. Ты должен! Ты не можешь ехать в Вену! Это я, эгоистичная трусиха, не хочу с тобой быстро расстаться.

– Шшш, Эл, – вполголоса сказал Ахилл, гладя Элеонору по плечу. – Иди, я снова обниму тебя. Мы проведем остаток ночи вместе.

Как опьяняли ее его прикосновения! Но ей требовалось решение. Она не могла больше ждать. Времени не было, не было. Элеонора выскользнула из рук Ахилла и встала с кровати.

– Ты не можешь ехать в Вену! Не можешь. Я скрывала кое-что от тебя из-за стыда, из-за вины, из-за бесконечного эгоизма. Из страха, что у тебя по отношению ко мне не останется ничего, кроме презрения.

– Презрения? К моей Изольде?

– Да! К твоей Изольде. Я рассказала тебе не все. Я должна была соблазнить тебя и привезти в Вену. У моих братьев есть шпионы на пристанях, следящие днем и ночью за моим прибытием с сыном дьявола, чтобы…

– Заставить меня ответить за грехи Эль-Мюзира, – закончил за Элеонору Ахилл. – Ты думаешь, твой Тристан настолько слаб, что не сможет ускользнуть от нескольких шпионов?

– Шпионы находятся на пристанях не для того, чтобы нападать на тебя, Ахилл. А для того, чтобы сообщить братьям о нашем приезде. Именно с ними ты встретишься. – Элеонора повернулась к Ахиллу, опираясь руками на кровать. – С моими братьями. С солдатами, Ахилл. Они захватят тебя, закуют в цепи, обвинят, а потом накажут тебя за грехи твоего отца, совершенные против нашей семьи.

Элеонора спрыгнула, с кровати и начала ходить взад-вперед, обняв себя за плечи.

– Сына за сына. Мы, Ахилл, все вместе, в том числе и я, отправим тебя к туркам. Как раба. Прости меня, Святой Стефан, как раба. Не понимаешь? Мы жили ненавистью. Грехи Эль-Мюзира стали нашими собственными. Сойди в Грейне! Не ради меня, Ахилл, не ради подлой трусихи, стоящей здесь, но ради женщины, в которую ты верил. Ради нее, сойди в Грейне.

Некоторое время Ахилл сидел, словно прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу.

– Возможно, это моя судьба, Элеонора, – мягко сказал он, но Элеонора видела, как в его глазах разгорался свет. – Ради женщины, которую люблю, ради такой женщины, как ты, я не сбегу. Может быть, есть одна услуга, которую я смогу сделать для своей дамы.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась Элеонора, в ее глазах отражалась вся боль ее сердца. Но она уже знала, что Ахилл не послушается ее. Уроки Константина – уроки его отца – пустили в нем глубокие корни, как и мадьярская кровь, составлявшая ее суть. Элеонора провела их уходящие совместные часы не в сладостной страсти, а в мольбах, уговорах, требованиях, чтобы ее возлюбленный не шел к своей смерти, которой ему грозила ее семья.

Крик прервал страстную мольбу. Элеонора внимательно прислушивалась, хотя в последние часы она не обращала внимания ни на что и ни на кого, кроме Ахилла. Она услышала, как владелец лодки начал выкрикивать приказания гребцам, и напряглась. Вена.

Элеонора услышала обычные хриплые выкрики приветствия, которыми обменивались лодочники, но это было обычным делом, слишком обычным, затрагивающим и пассажиров. Без сомнения, известие об их прибытии было уже на пути к ее братьям.

Потянулись длинные минуты, они причалили. Не так быстро! У Элеоноры тряслись колени, в животе образовалась пустота, а сердце безудержно колотилось.

Ахилл встал и подвязал шпагу. Он стоял напротив Элеоноры, как он, должно быть, стоял против своих врагов на дуэлях – смелый, энергичный, сильный. Ахилл схватил Элеонору за плечи и поцеловал – крепко и страстно.

– Н-не ходи… – промямлила Элеонора, когда Ахилл закончил свой сводящий с ума поцелуй.

Ахилл взял Элеонору на руки.

– Судьба не ждет, моя Изольда, – сказал он, ногой открыл дверь и вынес ее на палубу.

Назойливый шум с причалов закружился вокруг нее, а в нем был и смех шкипера, когда тот увидел Элеонору в объятиях Ахилла.

– Теперь я вижу, что это. Это не убийство. Это похищение, – бросил он, сияя улыбкой и бросая для них трап.

Ахилл ступил на причал. Впереди раздался выстрел из пушки. Элеонора вскрикнула.

– Пойдем! Господи, пожалуйста, пойдем сейчас же.

Цокот лошадиных копыт приближался. Лодочники со всех сторон начали кричать:

– Отчаливай! Отчаливай!

Ахилл поставил Элеонору на ноги, потом толкнул ее за груду наваленных огромных ящиков.

– Я хочу драться вместе с тобой, – закричала Элеонора.

– Стой там, – скомандовал Ахилл, и она подчинилась.

Три всадника выскочили из узкой аллеи между складами. Ее братья.

– Стойте! – завопила Элеонора, но ее голос утонул в шуме.

Ахилл достал шпагу. Лошади приближались, в последний момент Ахилл отскочил на ящики, словно они были ступеньками гигантской лестницы, и потом прыгнул на ближайшего всадника. Оба упали на землю и покатились.

Через секунду они стояли на ногах друг против друга.

– Ну вот, дьявол, и встретились, – прорычал Габриэль, брат Элеоноры, не отрывая глаз от Ахилла и двигаясь по кругу напротив него.

– Ну вот и встретились, медведь, – ответил Ахилл. И медведь сделал выпад. Они дрались оба умело, но Ахилл был быстрее, оба высокие и мускулистые, но Ахилл был более гибким, чем коренастый брат Элеоноры.

Элеонора наблюдала, прижав ладонь ко рту, чтобы заглушить вырывающиеся крики. Ведь они не соревновались в умении владеть шпагой. Ее взгляд был прикован к Ахиллу, к дуэлянту, который никогда не проигрывал. Холодная расчетливая ярость светилась в его глазах. Ярость, обостряющая его зрение, улучшающая его реакцию и подавляющая милосердие.

Он собирался убить Габриэля.

На причалах воцарилась тишина, нарушавшаяся только звуком встречавшихся клинков. Элеонора слышала хриплое прерывистое дыхание брата. Ахилл оставался спокойным. Ее брат шагнул назад. И каблуком наступил на бухту каната. Он поскользнулся и головой ударился о толстую якорную цепь. Потом Габриэль перевернулся, глаза его закрылись, ошеломленный, он затряс головой. Ахилл приготовился нанести удар.

Проклиная дьявола, младший брат Элеоноры соскочил с лошади и атаковал Ахилла, держа перед собой шпагу. Ахилл уклонился, с силой ударил по клинку и выбил шпагу из руки Кристофа. По инерции тот полетел прямо на Ахилла, чья шпага была наготове.

Зеленые глаза Кристофа удивленно расширились, когда он увидел так неожиданно приближающуюся смерть.

– Нет! – закричала Элеонора.

Ахилл отступил в сторону с пути несущегося на него Кристофа, потом схватил его сзади за куртку возле шеи. Некоторое время Ахилл держал брата Элеоноры, болтавшегося на весу, как котенок, потом наставил лезвие шпаги на приходящего в себя Габриэля. Теперь Ахилл дышал отрывистей, но по-прежнему управлял собой.

Он убрал шпагу от Габриэля и опустил Кристофа.

– Это не прибавит чести Константину, – сказал он и отбросил шпагу. Она ударилась о землю у ног Элеоноры. Их взгляды встретились. – Я охвачен ненавистью.

Эндрес, старший из братьев после смерти Имри, увел Ахилла в цепях прочь.

– Мы не можем продолжать, – настаивала Элеонора, сидя на диване у окна в библиотеке семейного дома, и посмотрела на улицу. Была почти полночь. Она, ее братья и ее старенький дедушка находились здесь с того момента, как они спустились к ужину, к которому никто не притронулся. Никто, за исключением ее матери – она отказалась быть свидетельницей того, как Ахилла в цепях отправили в подвалы, отказалась далее посмотреть на него. У нее вдруг появился зверский аппетит, а потом она отправилась спать.

Горло Элеоноры болело от крика, тело ослабло от дрожи. Она должна остановить это безумие. Она должна убедить братьев. Это был единственный путь спасти Ахилла от турок, которые нетерпеливо ждали внизу, в другой комнате. Мать не захотела слушать.

Никто не ответил Элеоноре. Тишину комнаты нарушали лишь голоса певцов с улицы, развлекающих по последней моде своих возлюбленных серенадами.

– Мы не можем продолжать по нашему первоначальному плану, словно ничего не изменилось, – продолжала Элеонора, переводя взгляд с одного брата на другого. – Мы не можем сделать это с невинным человеком.

Кристоф сидел на краю дивана, упершись локтями в колени и постукивая пятками о ковер. Он покраснел и посмотрел на среднего брата, Габриэля, ходившего взад-вперед у камина.

Габриэль, в свою очередь, отвел глаза от взгляда сестры и прищурился, глядя в окно.

– Проклятые мартовские коты. Каждую ночь, черт бы их побрал. Почему среди влюбленных в Вене нет никого, кто умел бы петь? – Его раны были перевязаны, но его гордость по-прежнему оставалась уязвленной.

Эндрес, который был старше Элеоноры, тихо стоял рядом с креслом их деда. Он не уклонился от ее взгляда.

– Месье Д'Ажене не похож на невинного человека. А то, что случилось на причалах, лишь подтверждает, что он опасен. – Эндрес достал ключ из кармана куртки и протянул его Элеоноре. Это был ключ от колодок Ахилла. – Мы должны это сделать. Ты сама знаешь, что мы должны.

Дед Элеоноры, сидевший у камина и куривший трубку, не произнес ни слова.

– Я не знаю ничего подобного! – закричала Элеонора. – Он мог убить обоих, Габриэля и Кристофа, но не сделал этого. Он не дьявол, который причинил нам зло! Посмотри на нас! Мы пригласили турок – турок! – в свой дом в качестве исполнителей нашего возмездия. Они ждут внизу со своим золотом, вышагивая туда-сюда, волнуясь за своего раба, которого они заберут отсюда. Мы ничем не лучше, чем проклятый Эль-Мюзир, которого нас учили ненавидеть!

– Не так громко, – сказал Кристоф театральным шепотом. – Ты разбудишь маму.

Габриэль фыркнул.

– Нас разделяют два этажа и пол крыла здания. Но не это имеет значение. Она всегда с нами, правда? По крайней мере, в этом.

– В этом, – резко бросила Элеонора. – Мы собираемся убить человека, и вы все можете называть убийство «это»?

Кристоф поддернул рукава своего костюма.

– Ты не должна говорить так, будто мы собираемся убить его.

– Разве?

– Он останется в живых, Эл, – сказал Эндрес, чтобы успокоить ее.

Элеонора закрыла глаза и откинула голову на ставень окна, внутри у нее все похолодело.

– Останется, Эндрес? – спросила она дрожащим голосом. – Если бы ты стал рабом этих усмехающихся зверей внизу, ты остался бы живым?

– Мы должны это сделать, – вновь повторил Эндрес.

– Разве ты не видишь, во что это нас превращает? – Элеонора положила руки на живот. – Это дьявол. Он превращает нас в зверей.

Эндрес с печальным видом тер ключ большим пальцем руки.

– Может быть, Элеонора. Но подумай о своей племяннице, маленькой Софии. И скоро у нас появится еще один малыш. Они, по крайней мере, будут свободны, если мы покончим с этим, и покончим сейчас. В противном случае это никогда не кончится. Габриэль, возможно, никогда не женится, так как женитьба для профессионального солдата почти равносильна ее отсутствию, но Крис, скорее всего, да. Как насчет его детей? И тебя. Ты когда-нибудь снова выйдешь замуж и захочешь иметь семью. Ты хочешь, чтобы твои сыновья и дочери просыпались по ночам, крича от дьяволов?

У Элеоноры перехватило дыхание от неожиданного удара.

– Мои сыновья и дочери! Как ты посмел заговорить об этом, чтобы оправдать тот ужас, который мы планируем! Ты знаешь, что я не смогла родить Миклошу ребенка.

Габриэль перестал ходить и посмотрел на Элеонору.

– Ты не могла родить… А что ты могла с этим поделать? После того язычника у Ниши я был удивлен, что Миклош мог быть мужем, не говоря уж о том, чтобы отцом.

Эндрес нахмурился.

– Тебе не следовало говорить о таком…

– Какой язычник? – требовательно спросила Элеонора, игнорируя слова старшего брата. – О чем это вы?

Габриэль снова начал ходить туда-сюда.

– Не имеет зна…

– О чем это вы?

Средний брат пожал плечами.

– Миклош был ранен язычником в… место, в которое мужчины не слишком любят быть раненными, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я был ошарашен, когда услышал, что он сделал тебе предложение. И был убит наповал, когда ты приняла его.

Мир, который она знала, казалось, перевернулся. Ребенок! Она могла иметь…

– Почему вы мне не говорили? Как вы могли держать подобное в тайне от меня?

Лицо Габриэля стало пунцовым.

– Чего ты так расстроилась? Миклош дал тебе состояние и положение в обществе как жене графа. Чего тебе еще надо? Поэтому в мире несколько меньше уродов. Почему это должно иметь значение? И возможности Миклоша едва заботили нас. У нас в голове были более важные вещи.

– Более важные? Более важные? – Белки глаз Элеоноры яростно блеснули. – Я женщина. И давать жизнь для меня более важно, чем отбирать ее.

Габриэль почувствовал себя неуютно от слов сестры. И, оправдываясь, пожал плечами.

– Ну это не совсем те вещи, о которых мужчина разговаривает со своей сестрой.

Эндрес откашлялся.

– Тогда почему ты говоришь о них сейчас? У нас есть другая… Эл, что с тобой?

Дети… Она могла иметь… Удивление и вихрь восторга захватили Элеонору, рассеивая ее ярость. Из глаз ее закапали слезы. Она могла иметь детей! Она могла от Ахилла иметь… Элеонора плотней сжалась. «Мой дорогой, – подумала она и, приложив ладонь ко рту, хихикнула. – Ох, дорогой».

– Эл! Что с тобой?

– Ах да, Эндрес, – ответила Элеонора, слабо смеясь. – Ах да, ах да.

– Ты плачешь, – произнес Кристоф.

– Ты смеешься, – произнес Габриэль. Эндрес неодобрительно посмотрел на нее.

– Ты плачешь и смеешься. Что это значит?

– Ничего, – ответила Элеонора, улыбаясь и кусая губу. – Ничего. Всего лишь то, что я не была так… осторожна, как, возможно, следовало.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Кристоф. Габриэль подошел к младшему брату и отвесил ему затрещину.

– Ты понимаешь, что она хочет сказать, дубиноголовый.

– Знаю, знаю, – ответил Кристоф, потирая ухо. – Я имею в виду – от кого. Я не думал, что она с кем-то была, но… – Его голос оборвался в потрясенном молчании, и краска медленно сползла с его лица. – Боже Всевышний.

Шпага Габриэля со свистом вылетела из ножен.

– Я убью его. – И он направился к выходу.

– Нет! – закричала Элеонора. Она подбежала к двери и загородила ее спиной. – Нет, я не позволю тебе.

Габриэль остановился в двух шагах от нее.

– Прочь с дороги. Любой, кто изнасилует мою сестру, мертвец.

– Он не насиловал меня.

Глаза Габриэля сузились.

– Что ты говоришь?

Кристоф фыркнул с дивана:

– Ты понимаешь, что она говорит, дубиноголовый.

– Ты носишь его ребенка? – тихо спросил Эндрес. Элеонора постаралась выровнять дыхание и ответила:

– Нет. – Но потом добавила: – Это значит, что не думаю, я не уверена…

– Но может быть, – заключил он тем же тихим голосом.

Взгляд Элеоноры перемещался с одного брата на другого. На Кристофа, Габриэля, Эндреса и затем на старого дедушку, который молча сидел, глядя на своих внуков.

– Но может быть, – снова повторил Эндрес. – Да. – Габриэль опустил шпагу и с отвращением посмотрел на сестру.

– Как ты могла сделать такое?

Элеонора услышала смешок из кресла у камина.

– Он очень красивый парень, Габриэль.

– Он турок.

Элеонора выпрямилась и одернула корсаж.

– Полутурок.

– Четверть.

Все четверо обернулись к дедушке. А он краем рта выпустил облако серого дыма.

– Что ты сказал, дедушка? – спросила Элеонора. Еще одно облако дыма.

– Я сказал «четверть!», моя дорогая. – Он зажал мундштук трубки зубами, потом поерзал в кресле, чтобы устроиться поудобнее. Все, не отрывая глаз, смотрели на деда, и он вздохнул. – Этот красавец, который закован у вас в цепи, на одну четверть турок. Конечно, я не могу судить о семье его матери.

– Она фламандка, хотя живет во Франции, – сообщила Элеонора.

При этих словах Кристоф, сидевший, обхватив голову руками, поднял ее. Он выглядел потрясенным.

– Я… я никогда не думал о том, что у него есть мать. Для меня он всегда был исчадием ада.

Габриэль округлил глаза.

– А как, ты полагаешь, сыновья появляются на свет? – Старик у камина бросил на внуков язвительный взгляд. – Со стороны отца… – начал он, остановился на мгновение, и на лице его проступила печаль прошлых лет, – человек, известный вам под именем Эль-Мюзир, был наполовину турком. Его отец, несомненно, был турком. Но мать – венгеркой. – Он направил взгляд на Элеонору. – А еще точнее – мадьяркой.

– Мадьяркой. – У Элеоноры перехватило дыхание. – Бабка Ахилла была мадьяркой?

Дедушка, задумавшись, сделал глубокую затяжку из трубки, а затем указал ею в направлении коробки, стоявшей на полке.

– Все находится в ней.

Элеонора схватила табурет и устремилась к полке. Дрожащими руками она взяла простую шкатулку из полированного дерева.

– Кем она была? – поинтересовалась Элеонора. – Где жила? Как это?..

Дедушка печально покачал головой, и его слова растаяли в тишине.

– Ее звали Елена, – мягко сказал он, – и она была так же красива, как и та легендарная женщина, в честь которой ее назвали. Она была из рода Вазвар. Паша Мех-мед увидел ее – уж не знаю где, – и она стала его желанной добычей. Паша перебил всю ее семью и насильно увез Елену, когда ей было четырнадцать. В пятнадцать она родила ему сына – того, что звали Эль-Мюзир. Во время осады Вены она бежала. Когда-то мы с ней думали, что могли бы… – Дедушка немного помолчал и, откашлявшись, продолжил: – Когда она вернулась, я уже давно был женат, а она… она вернулась домой, чтобы умереть в одиночестве. Эту шкатулку она подарила мне перед смертью.

Элеонора уселась на пол подле него и открыла гладкую крышку шкатулки. Лежавшие в ней бумаги были аккуратно сложены, как будто их внимательно прочитали и спрятали. Было здесь несколько писем, но встречались и официальные документы с печатями. Эль-Мюзир являлся единственным наследником рода Вазвар. Так гласили документы. Это было подтверждено. У Элеоноры затеплилась надежда. Теперь по закону только Ахиллу принадлежала огромная собственность рода Вазвар. Она встала и отдала шкатулку дедушке.

– Так и есть. В Ахилле течет мадьярская кровь! – Элеонора повернулась и взглянула на братьев. – Отошлите турков! Несомненно, вы не можете…

– И все же он сын Эль-Мюзира, – возразил Эндрес с убийственной логикой, рожденной в нем годами ненависти.

– Нет! Он наследник рода Вазва…

Ее слова были прерваны отдаленными криками. Пронзительно визжали служанки, ругались лакеи… Габриэль бросился к двери и распахнул ее. На пороге стоял задыхающийся лакей с поднятой для стука рукой. В глазах его застыли дикий страх и волнение.

– Турки! – крикнул он, размахивая руками. – Турки, милорд! Они внезапно напали на нас и идут к подвалам!

– Ахилл! – воскликнула Элеонора. В бессознательном порыве она подхватила юбки, выхватила у брата из рук ключ, оттолкнула слугу и бросилась через зал. Она сунула ключ в карман и пустилась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Старый дом, где она жила, был высоким и узким. Его построили в те времена, когда жители Вены искали убежища за городскими стенами, осаждаемыми турками. Навстречу ей вверх по лестнице бежали слуги, отчего длинные ленты на ее платье разлетались в стороны, другие слуги, опередив ее, мчались вниз в подвалы, к неверным, готовым посягнуть на их жизнь.

– Ахилл! – Она перескочила через последние три ступеньки и с разбегу прыгнула на земляной пол. Слуги беспорядочно толпились около подвалов, по большей части это были лакеи. Элеонора протиснулась между ними. Один из слуг сжимал в руках кремниевое ружье.

– Почему вы стоите здесь? – крикнула Элеонора. – Идите вниз… – Она резко остановилась у двери, за которой находилась узкая лестница, ведущая к лабиринту подвалов, прорезавших землю под домом. Там стоял турок, чувствовавший себя хозяином положения, руки его были скрещены, в одной из них он сжимал кривую саблю. Он разглядывал толпу лакеев, стоявших почти вне досягаемости его сабли. Холодный взгляд его черных глаз на миг остановился на ней, а потом скользнул дальше.

Элеонора выругалась, повернулась и пошла назад, расталкивая локтями слуг, пока не добралась до того, у которого было кремниевое ружье. Она вырвала ружье у него из рук, обернулась и обнаружила, что путь – о чудо! – стал свободен.

Прищурившись, Элеонора смотрела на турка. Не давая ему отвести взгляд, она затянула винт, удерживающий кремень, большим пальцем отвела его назад, взвела курок и подняла ружье к плечу. Она прицелилась в голову турка.

– Шевелись, – только и сказала она. Не важно, что он не говорил на ее языке. Он понял, что она сказала. Это было видно по его глазам. Турок сглотнул. И швырнул несущий смерть изогнутый клинок наземь.

На турка набросились лакеи, но для Элеоноры этот человек перестал существовать, как только перестал стоять у нее на пути. Она подобрала брошенную саблю и направилась вниз по лестнице.

– Мадам! – закричал лакей. – Вы не должны туда идти! Там другие. Мадам, они вооружены!

Элеонора не обратила внимания на его слова и стала спускаться.

Она тащила и кривую саблю турка, и ружье, что делало ее неуклюжей. Плечом Элеонора задела кривую каменную стену, отчего у платья чуть не оторвалась одна из лент. Сооруженный шестьдесят лет назад, во время осады города, лабиринт переходов и комнат долгое время не использовался, пока ее мать не решила, что это место лучше всего подходит для того, чтобы посадить дьявола на цепь.

Подступившие слезы затуманили ее взор; Элеонора с трудом различала в дрожащем свете факелов узкие ступеньки и нетерпеливо сморгнула слезинки.

Сверху от двери до нее донеслись удивленные и растерянные возгласы лакеев, а затем яростная ругань дерущихся. Еще турки! Дверь со стуком захлопнулась.

Элеонора подавила свой страх и двинулась дальше. Откуда-то спереди до нее донеслись громкие требовательно звучащие голоса, сопровождающиеся звоном цепей. Элеонора ступила на мягкий пол, заглушивший ее шаги. Справа от нее разыгралась сцена, как бы пришедшая из ее ночных кошмаров.

Два громадных турка теснили Ахилла к шершавой каменной стене; его запястья все еще были в оковах. Третий турок, посмеиваясь, стоял рядом, изучая свою легкую добычу. Его сабля праздно болталась на поясе. Еще двое безучастно стояли позади в ожидании. Наемный стражник бездыханно лежал в нескольких шагах от темницы, в которую был заключен Ахилл.

Туго набитый монетами мешок лежал у ног усмехающегося турка – золото, чтобы заплатить за своего раба. Элеонора отмела туманящее мозг чувство вины: Ахиллу нужна была ее ясная голова. Элеонора отодвинулась в тень рядом с колеблющимся пламенем факела, воткнутого в железный канделябр. Она прислонила к стене принесенную саблю и подняла ружье к плечу.

Ахилл, лицо которого было бледным, заметил ее и стал еще решительнее отбиваться от нападавших.

– Отпустите его! – крикнула Элеонора и направила дуло на ухмыляющегося турка, рассматривающего Ахилла. Турок рассмеялся. Она нажала на курок. Попытавшись в последний момент увернуться, турок метнулся к ней и, взмахнув саблей, ударом клинка выбил ружье из рук Элеоноры, но и сам выронил саблю. Элеонора отскочила в сторону. Турок, споткнувшись, упал, пытаясь схватить поставленную Элеонорой у стены саблю.

– Нет! – крикнул Ахилл. Резко оттолкнувшись ногами от державших его за руки нападавших, он освободился, сцепил закованные руки в замок и нанес удар в лицо турку, стоявшему слева.

Элеонора вытащила из канделябра факел – по стенам заплясали кривые оранжевые языки пламени. Она отмахнулась факелом от турка, который было прыгнул к ней, и тот отпрянул назад. Тогда Элеонора стала размахивать факелом, и гудение пламени эхом отозвалось от каменных стен.

Элеонора посмотрела назад. Ахилл локтем нанес удар в живот второму мучителю, а затем, пользуясь скованными руками как дубинкой, повалил турка на приближавшихся к нему двух нападавших.

Ахилл бросился к Элеоноре, подобрав на бегу саблю, которой турок выбил у нее из рук кремниевое ружье. Безоружный турок отпрянул в сторону.

– Бежим! – закричал Ахилл, схватил Элеонору за руку и потащил за собой в один из проходов. Бок о бок они побежали по земляному полу. Он свернул направо, потом еще раз направо, а затем налево. Еще один поворот налево – и они оказались в тупике.

Элеонора слышала доносившиеся сзади истошные вопли турков, пытавшихся отыскать их. Кружение по бесконечному подземному лабиринту могло обернуться смертельной игрой в кошки-мышки. Элеонора швырнула факел на землю и, согнувшись, чтобы перевести дух, прислонилась спиной к выкрошившейся земляной стенке туннеля.

Ахилл опустил саблю.

– Если так будет продолжаться, графиня, – заметил он, почти не запыхавшись, – мне придется называть вас «сэр Тристан».

Элеонора, еще не отдышавшись, расхохоталась, роясь в кармане и протягивая Ахиллу ключ от цепей.

– Вот, – сказала она, – у сэра Тристана есть чудесный сюрприз в юбках.

Ахилл пронес кольцо скованных рук у нее над головой и склонился к лицу Элеоноры.

– И еще более чудесный сюрприз под юбками, – пробормотал он у самых ее губ и нежно поцеловал.

Элеонора неохотно оторвала свои губы от Ахилла.

– У нас нет времени, – напомнила она и замерла, ожидая, что он поднимет руки. Ахилл усмехнулся, но не сделал этого. Она, смеясь, назвала его негодником и повернулась в его объятиях, чтобы открыть замки железных наручников у него на запястьях.

Ахилл сбросил оковы, и его ладони скользнули вверх по ее рукам.

– Я думал, что уже никогда не прикоснусь к тебе, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе. – Ты – мое спасение, Элеонора. Константин не ошибся. То, во что он верил, оказалось истиной. Сражаться стоит только за любовь. Убивать за что-либо другое – явная жестокость. Мне отпущено не так много времени.

– Не говори так, – прошептала Элеонора, и он коснулся пальцем ее губ.

– Я иду сражаться. Обстоятельства против меня. Но я хочу, чтобы ты знала – моя любовь к тебе вечна. Скажи, что станешь моей женой. Позволь мне услышать эти слова, хотя я знаю, что мне не дожить до райского наслаждения, каким была бы жизнь с тобой. Скажи «да», Элеонора, чтобы я мог идти биться за даму своего сердца.

– Ахилл, – произнесла Элеонора, и в этом слове прозвучали и радость, и печаль. Не в силах говорить, она кивнула и чуть слышно промолвила: – Да. Да, – повторила она окрепшим голосом. – Я люблю тебя.

Ахилл взял в ладони лицо Элеоноры, как будто у него в руках была самая драгоценная в мире вещь.

– Ты преподнесла мне столько даров, моя прекрасная Элеонора. – Он коснулся губами ее губ, словно скрепляя клятву печатью. – Могу я попросить тебя кое о чем? Талисман…

– Ты взял мое сердце, – ответила она и оторвала от платья длинную ленту.

Ахилл взял ленту, поцеловал ее и спрятал за пазуху.

– Сейчас я должен покинуть тебя, любимая. – Он поднял саблю, двинулся к выходу, обернулся, учтиво поклонился Элеоноре и ушел.

– Ты навсегда останешься моим возлюбленным, Ахилл, – сказала Элеонора уже в пустоту.

Прошла долгая минута, а затем другая. Элеонору охватило беспокойство. Ей бы следовало быть с ним, а не ежиться в темноте от страха. Она подобрала факел и отправилась назад тем же путем, каким они пришли сюда.

Элеонора вернулась в конец туннеля, разветвлявшегося недалеко от камеры, в которой держали Ахилла. До нее донеслись звуки борьбы и крики. Она кинулась вперед и заглянула за угол. Ахилл сражался с двумя огромными турками, сражался отчаянно и яростно, но Элеонора заметила, что рана и предыдущая схватка истощили его. Еще двое лежали позади него бездыханными, а один на лестнице вел поединок с ее братом Габриэлем.

«Наконец-то, – подумала она с отвращением. – Долго же мои драгоценные братья собирались прийти сюда».

Ахилл споткнулся. Один из противников, описав саблей дугу, прорезал ему рукав. Другой сделал выпад. Ахилл отступил, едва успев уклониться от смертоносного острия.

Из горла Элеоноры вырвался крик. Она смерила взглядом расстояние до сражавшихся, сделала два прыжка и сунула горящий факел в лицо одного из нападавших на Ахилла турков.

Тот вскрикнул и отскочил. Ахилл мгновенно занял освободившееся пространство и вонзил изогнутую саблю в шею турка. Повернувшись лицом к другому противнику, он избежал разящего удара, который должен был снести ему голову с плеч, и нанес шпагой ответный.

Поняв, что он внезапно оказался один, оставшийся турок отпрянул от шпаги Габриэля, бросил свою саблю на землю, признав свое поражение.

Габриэль подошел к Элеоноре и Ахиллу и встал рядом с ними, а за ним Эндрес и Кристоф. Эндрес пнул мешок с золотом, все еще лежавший там, где его оставил турок.

– Так вот, – презрительно сказал он последнему неверному, – возьми это и убирайся. – Турок метнул взгляд на Ахилла, а Эндрес прорычал: – Сделка не состоялась. Не состоялась, понял? Ее не стоило и затевать. Бери свое грязное золото и проваливай. Сейчас же. – Турок взял мешок с деньгами и направился к лестнице. – Пропустите его, – крикнул Эндрес.

В воцарившейся тишине измученный Кристоф привалился спиной к стене и сполз на землю.

– Черт меня возьми, – пробормотал он.

Эндрес поклонился Ахиллу, смутно видневшемуся в темноте.

– Тысяча глубочайших извинений, – сказал он. – И благодарность за спасение сестры.

Ахилл бросил взгляд на Элеонору и усмехнулся.

– Мы почти сравняли этот счет, – ответил он.

У подножия лестницы послышалось шарканье ног.

– Почему он не связан? – спросил хриплый женский голос. – Свяжите его немедленно!

Трое братьев посмотрели друг на друга, но не двинулись с места.

К ним подошла мать Элеоноры. В ее золотисто-каштановых волосах серебрились седые пряди, а глаза были скорее золотистыми, чем зелеными. Тем не менее, сходство между матерью и дочерью было поразительным. «За исключением сумасшествия, – подумала Элеонора. – Слава Богу, за исключением сумасшествия».

– Почему никто из вас ничего не делает? – требовательно спросила мать. – Вяжите его!

Ахилл поклонился, чтобы подобрать брошенный Элеонорой факел, воткнул его в пустой канделябр, и лицо его внезапно осветилось.

– Я полагаю, что этого делать не стоит, мадам, – сказал он.

У матери перехватило дыхание, и она застыла, словно пораженная молнией. Затем, как сомнамбула, она медленно подошла к Ахиллу, вытянув вперед руки. Ее дрожащие пальцы прикоснулись к его щекам.

– Я не знала. Ты… ты так похож на него.

Ахилл хранил молчание, его темные глаза изучали лицо матери.

– Я уже видел такое выражение лица, мадам, – отозвался он. – На лице своей матери. Когда она смотрела на кого-то, некогда… любимого ею.

– Любовь! – с презрением выкрикнула мать. – Дьявол! Как ты осмеливаешься говорить такое! – Ее рука потянулась, чтобы дать ему пощечину, но Эндрес перехватил ее.

– Отпусти меня! – Женщина боролась, пытаясь освободиться от хватки сына; – Он должен заплатить! Он должен заплатить. Разве вы не понимаете? Он убил Имри. Он должен заплатить за это! Он оставил мальчика умирать. Он покинул меня. – Она всхлипнула. Слезы потекли по ее щекам. Невидящим взглядом мать уставилась на Ахилла. – Как он мог так поступить? Как он мог бросить меня? Разве вы не понимаете этого? Он покинул меня. Он должен заплатить.

Воцарилась долгая тягостная тишина, пока Кристоф тихо не сказал:

– Теперь все стало ясно, правда? – Эндрес нежно вытер слезы с лица матери.

– Дьявол мертв, мама. Все прошло. Больше не будет разговоров о мести, и маленькой Софии перестанут сниться кошмары.

Мать что-то пробормотала, а Элеонора подошла к ней и обняла.

– Мама, – ласково сказала она, – мы покончили с ненавистью. Мы освободились от нее. Любовь исцелит наши раны и почтит Имри. – Старая женщина, успокаиваясь, медленно кивала, пока Эндрес бережно вел ее к ступеням лестницы.

Элеонора проводила уходящую мать печальным взглядом и вместе с тем впервые почувствовала себя свободной от наваждения матери, надеясь, что ее семья и впрямь исцелится.

Ахилл вытащил из-за пазухи ленту Элеоноры и поцеловал ее, а затем протянул девушке. Элеонора не взяла ленты.

– Милорд, – сказала она, приседая в реверансе, – похоже, что охваченные навязчивой мыслью о дьяволе, мы не имели времени рассудить, что когда-то дьявол и сам был сыном. Ахилл, у дедушки есть документы, в которых упоминаются родители Эль-Мюзира. Он был сыном паши и венгерки, вернее, мадьярки, которую тот похитил. В тебе течет мадьярская кровь, Ахилл. И ты единственный наследник великого рода Вазвар. – Элеонора опустила глаза и протянула руку ладонью вверх. – Если ты решишь принять это предложение. Мадьярскому лорду негоже водиться с испорченной, ленивой…

Быстрым движением Ахилл обвязал руку Элеоноры лентой, притянул к себе и поцеловал жилку на ее запястье.

– Я ощущаю губами, как бьется твое сердце, – пробормотал он и припал к ее губам долгим и страстным поцелуем.

Рядом с ними раздалось фырканье Габриэля.

– Мне не очень нравится, как вы целуете мою сестру.

Без предупреждения Ахилл поднял саблю, которую он все еще сжимал в руке, к горлу Габриэля, не переставая целовать Элеонору. Кристоф поднялся и ударил старшего брата по уху.

– Дурень, – проговорил он. – Ей это ужасно нравится. Ему это ужасно нравится. А что нравится тебе – не имеет никакого значения. – Подтолкнув брата, он потянул его к лестнице, оставив Элеонору и Ахилла вдвоем.

Ахилл уронил саблю, обнял Элеонору и наградил ее долгим-долгим поцелуем. Оторвавшись от ее губ, он провел по ее лицу тыльной стороной ладони, а затем протянул ей руку, промолвив:

– Моя супруга.

Элеонора переплела свои пальцы с пальцами Ахилла и ответила:

– Мой мадьярский лорд.

Ахилл поцеловал один за другим все ее пальцы, которые он держал в своей руке, а потом медленно потянулся губами к губам Элеоноры и вновь поцеловал ее.

– Ммм, – промычала Элеонора, слегка отстраняясь. Она провела пальцем по нижней губе. – Есть еще кое-что, месье мадьяр. Существенное кое-что, если нам предстоит возродить род Вазвар. – Она рассмеялась от переполнявшей ее радости. – У меня могут родиться дети, Ахилл, твои дети. Я поняла, что это… не грешно. Похоже, что род Вазвар действительно можно возродить.

Ахилл рассмеялся и крепко прижал ее к себе:

– Ах, мой дорогая, милая Элеонора, Судьба и в самом деле благосклонна.

Ахилл снова поцеловал Элеонору и предложил руку своей госпоже. Элеонора кивнула и положила ладонь на его предплечье. И они стали подниматься по лестнице, вместе покидая темноту.