"Лилея" - читать интересную книгу автора (Чудинова Елена)

ГЛАВА XXXII

— Мокрей мы, сдается, уже не будем, — превесело улыбнулся Анри де Ларошжаклен. — Одною досадой меньше. Обидно было б только утопить теперь добычу, когда мы почти на месте. Вода-то поднялась вершка на два!

— Не сдохнет, — Ан Анку прыгнул вместе с пленником в воду.

— Каковы, между тем, отношения Ваши с водною стихией, Элен? Коли Вы не умеете плавать, я посажу Вас на плечо и пройду по дну.

— А тут довольно мелко? — удивилась Нелли.

— Ну, несколько-то жалких шагов мне не непременно надобно дышать.

— Я плаваю, Анри. — Нелли силилась угадать по шуму и плеску, удается ли Ан Анку переправиться вместе со своим бременем.

— Тогда поспешим.

Застоявшаяся вода, в которую не без содрогания прыгнула Нелли, противно пахла, башмаки сразу потянули ноги книзу. Щастье, что плыть было всего ничего. Вот уж рука ее ухватилась за какой-то маленький колючий куст.

Ощущая себя какой-то неряшливой русалкою, Нелли выбралась к подножию стены. Остальные трое опередили ее, в том числе и тот, кто был здесь противу своей воли.

— Гляньте, Элен, мы поспели в самый раз! — Ларошжаклен указал рукою на восток: край неба наливался пунцовым светом. Рассвет, верно, начался раньше, чем его можно было увидать под тучами.

Ан Анку между тем уже ухватился за веревку, провисевшую здесь, как ни в чем ни бывало, весь миновавший час.

Синий вновь принялся пихаться и мычать, верно сообразил, что уж теперь его не убьют, а может он и не соображал вовсе, просто потерял голову с перепугу. Шуаны не чинясь сбили его с ног и стянули щиколотки петлею, сооруженной из конца все того же вервия. Нелли уж догадалась, что судьба ему валяться тут, покуда все они не влезут, а после ехать кверху мертвым грузом.

Подниматься, опираясь в неровную стену, оказалось не так страшно, как казалось, хотя этого-то как раз ей прежде проделывать не доводилось. Одно худо, Нелли успела десять раз пообещать себе, что в другой раз для подобных прогулок разживется непременно мужским нарядом. Уж пусть кто хочет думает о ней что угодно, а вот ей скучно думать все время о собственных своих ногах: кто и до какого предела их мог увидать.

Главное дело — упираться, упираться все время, чтоб не повиснуть на веревке на одних руках. Шуанам может и пустяк, а у ней руки не довольно сильны.

Казалось, тугая струна скользила в руках ее много дольше, чем когда они спускались вниз. Но вот уж слава Богу виден впереди край скального балкона.

— Кто идет? — сурово окликнул кто-то, склонясь сверху. Виден вопрошавший был только темным силуэтом на фоне светлеющего неба, но голос господина де Роскофа она узнала сразу.

— Свои, Монсеньор, — откликнулся Ан Анку, взбиравшийся впереди Елены. — Тащим языка.

— В добрый час, хоть и не до того теперь. Поторопитесь! У нас неладно.

Нелли чуть не оступилась: сие «неладно» сказано было так, как человек менее сдержанный, нежели ее свекор, сказал бы «беда».

— Уж ясно, коли Вы не спите в эдакой час, — Ан Анку уже перебирался на уступ.

— Никто не спит, — бесстрастно ответил господин де Роскоф. — Все обшаривают замок. Я и подумал было, что веревку оставлял ты, но как знать наверное? Столько вас там?

— Трое с дичью, — Ан Анку подхватил Нелли за плечи, помогая ей влезть.

— Но что случилось, отец? — Нелли с облегчением вздохнула, ощутивши надежную твердь.

— Элен?! — господин де Роскоф даже отшатнулся назад.

— Я попросила господина де Ларошжаклена взять меня за языком, — Нелли понимала, что свекор может быть недоволен ее самовольством, но не в эдакой же мере. — Но что стряслось?

— Решительно ничего, негодница, — отрезал господин де Роскоф с каким-то непередаваемым выраженьем: казалось, он единовременно и радовался и был взбешен.

— Ну вот, теперь и дорогого гостя можно затаскивать, — Ларошжаклен, в свой черед, оказался на балконе. — Я и не признал сперва, что это Вы, Белый Лис. Из чего в замке тревога?

— Из ничего, — необязательно ответствовал Неллин свекор. — От Вас не ждал я такой дурости, Анри.

— Вы правы, меня укоряя, я виноват, — Ларошжаклен потупил голову. — Меня не извиняет ни в коей мере то, что такой прекрасной даме, как Элен де Роскоф, трудно не тщится угодить. Я не вправе был зряшно подвергать ее даже тени опасности.

— Да наплевать на опасность! — положительно, в такой ярости Нелли еще никогда не видала господина де Роскофа. — Взрослая женщина, хочет рисковать — ее дело.

— Чем же Вы рассержены тогда, батюшка? — робко вмешалась Нелли.

— Я? Рассержен? — свирепо переспросил господин де Роскоф. — Право слово, с чего бы мне быть рассержену?

Не пожелавши боле разговаривать, господин де Роскоф полез через менхир. Нелли сочла за лучшее последовать его примеру, впрочем, не устремилась за ним вглубь крепости, но предпочла подождать Ан Анку. Молодой шуан между тем изготовился тянуть веревку через стропило.

Дело шло не так уж легко — и то сказать, не бадью с водою он все же подымал. Складываясь кольцами, вервие собиралось у его ног. Наконец через дыру в камне Нелли услыхала, что Ларошжаклен с чем-то возится снаружи, на балконе.

Она не сдержала смеху: синий-то, оказывается, подымался вниз головою! Ну, так ему и надо, еще мало.

Однако ж самому синему мало явственно не показалось. Когда Ан Анку содрал, наконец, попону с его головы, вид офицера показался ужасен: лицо побагровело как бурак, глаза налилися кровью словно переспелая клюква. Сей оживший натюрморт пытался удержаться на своих ногах, но качался ровно пьяный. Не слишком к тому снисходя, Ларошжаклен с Ан Анку повлекли куда-то пленного.

Нелли осталась одна в обаятельно озаренном рассветными лучами уголке старого замка, примыкавшем одной стороною к службам. Это был вовсе небольшой внутренний садик, с выходящей на него галерейкою. Несколько кустов полуодичавших роз не слишком сочетались с какой-то разновидностью хвойных деревцев, превращенных неумелыми ножницами в два шара и две пирамидки. Верно не слишком-то богато жили владельцы замка Керуэз. Нелли присела на одну из двух расположенных визави каменных скамей, громоздких и неуклюжих свидетелей давних дней, больше похожих на надгробия.

Никто, строго говоря, не держал Нелли в сем уютном садике, да и небрежный наряд, еще допустимый под покровом ночи, средь бела дня имело смысл поскорее привести в порядок. Однако ж как раз дневной свет и удерживал Нелли в укромном уголке, играя с нею странную шутку. То, что мнилось в темноте столь простым и правильным, теперь предстало сущей нелепостью. Или так вышло просто потому, что столь сильно рассердился свекор? Кстати, непонятно, с чего, сам же признал, что она в своем праве. А все ж таки неприятно все сие получилось, неприятно и глупо.

Ну да делать нечего, а уж прятаться в уголке и вовсе недостойно. Ну так и будет с нее!

Первой ей попалась навстречу Параша, еще издали укоризненно всплеснувшая руками.

— Да не спеши ты браниться, — опередила подругу Нелли. — Лучше объясни, из чего вышел переполох? Батюшка со мною даже разговаривать не стал.

— Как это из чего? — возмутилась та. — Я ж всех и подняла зря, а чего прикажешь делать? Хотела к тебе зайти под утро, платье уж давно почистить пора, а тут, благо, и утюг на кухне нашелся. А дверь-то изнутри на задвижке. Что делать, будить тебя жаль, а другого времени нету: раненый-то только уснул. Вспомнила, что окно до земли низко. Через подоконник влезла, гляжу — тебя нету! Ну и куда тебе ночью было через окно из запертой-то горницы отлучаться? Да вещи все раскиданы. Отец-то Модест первым так и порешил, что беспременно тебя санкюлоты окаянные украли.

— И отец Модест про эту ерунду знает? — голос Нелли упал.

— Так все знают, — все еще в сердцах ответила Параша. — Барин Росков всех по тревоге-то поднял, все ни свет ни заря на ногах. Только сейчас отбой дали. Ходи вот теперь в неглаженом, мне уж теперь недосуг.

Выходило вовсе скверно. И весь-то шум из того, что надобно было по уму отодвинуть запор! А еще б лучше хоть кого упредить… Нелли стянула через голову не дождавшееся чистки платье, которое сидело без корсета мешок-мешком. Одно хорошо, для Анри и лучше почаще видеть ее эдакой чумичкою.

— Пленного-то хоть сумели ухватить? — судя по вопросу Параши, господин де Роскоф уже ввел ее в курс событий минувшей ночи.

— А то нет! — не удержалась похвалиться Нелли, хоть и понимала, что разыгрывает в своем лице муху, повествующую в басне, как она пахала вместе с быком.

— И то ладно, — заметила Параша уже миролюбивее. — Волоса-то выпусти, небось воронье гнездо под чепцом.

«Не так-то просто идти рядом со святым».

Руки Нелли замерли, коснувшись лент чепца. Слова монаха Жоффруа из ее сновидения! Уж коли монаху, праведному и немирскому человеку, трудно было исповедовать короля Людовика, что ж дивиться тому, что грезы о нем смутили ее — сумасбродную и грешную Елену Роскову? Нет, не душа ее, словно до сих пор озаренная странным волшебным светом, смущена, но потревожено бренное одеяние этой души — человеческий ее нрав. Отсюда и не нужные вовсе никому приключения минувшей ночи. Не странно и то, что вовсе не торопится она рассказывать о своем сне подругам, от коих сроду не имела тайн. Она расскажет, но после, когда придет в согласие сама с собою.

— Эй, не слышишь, что ль?

— Ты что-то сказала?

— Ничего не сказала, мух ртом стою ловлю! К раненому мне, говорю, надо, разберешься без меня? Тут вон сухари, а вода для питья только холодная, огня-то за суматохой не разводили еще с утра.

— А как он, господин де Лекур-то, Парашка?

— Да слава Богу, скоро здоровей нас будет. Ну все, я бегу.

Но в одиночестве Нелли не суждено было пребывать долго. Едва она, распустив волоса, взялась за деревянный гребень, где-то теперь серебряная удобная щетка, оставшаяся с прочими вещами в Парижской гостинице, как ударила дверь. Стуком себя не обременила само собою, Катя.

— Ну что, давно не видала, как у злодеев душеньку-живу потрошат? — вместе приветствия спросила она. Ланиты молодой цыганки полыхали румянцем.

— Сама знаешь, с Белой Крепости, — отозвалась Нелли. — Что, языка нашего допрашивать собрались?

— Оно самое. Пойдешь?

— А меня там никто из невыспавшихся лупить не вознамерился?

— Не до того, — хмыкнула Катя, поняв, что за шуткою Нелли прячет неловкость. — Сама видишь, застряли мы, как на карте Тарока: нога на суше, нога на воде. Нето осадят нас, нето как.

— Ладно, тогда идем! Причешусь только, — Елена больно рванула волоса гребнем. Она и сама не знала, охота ли ей глядеть на допрос. То, что проделывал с помощью китайских зеркал десять лет назад Нифонт, в одно время и отталкивало и увлекало.

Народу в верхнем зале донжона собралось не так и много: двое шуанов из крестьян, коих Нелли еще не запомнила по именам (оба, словно и не сторожили пленника, преспокойно перебирали свои четки — только у того, что моложе четки были деревянными, а у старшего из белых стекляшек), были Анри де Ларошжаклен, Ан Анку, да юный норманн Жан де Сентвиль. Господина де Роскофа еще не было, а отец Модест вошел следом за Катей и Нелли.

— Доброе утро, отче, — Нелли нарочно столкнулась с екзорсистом глазами, ожидая заслуженного попрека.

— Хотел бы я знать, что с тобой такое творится, маленькая Нелли? — негромко произнес отец Модест.

— Что ж со мною может твориться? — вопросом ответила Нелли.

— Кабы я не знал тебя так, как знаю… — отец Модест испытующе вглядывался в ее лицо.

— Так Вы, поди, знаете, что я уж не дактиломантка? — Странно, но ей только что пришло в голову, что со времен последней встречи в ней проистекла столь основательная перемена.

— Знаю, — отец Модест улыбнулся. — Только уж в том не вини мою проницательность.

— Но Вы ж угадали, и угадали верно.

— Я не гадал вовсе. О том ко мне давно уж писал Филипп.

— Я полагала, что вы сноситесь иногда, только не знала, сколь часто.

— Когда случалось чаще, когда реже, — неопределенно ответил отец Модест. — В добрый час, Нелли, я не пытаю тебя. Думаю, ты скоро сама мне все поведаешь.

— Когда пойму, — Нелли стиснула руки. Стыдно и как-то глупо признаваться в том, что тебя-де, мол, для чего-то выбрал святой король. Получше, что ли, не мог сыскать? Между тем кому, как ни отцу Модесту о том и надобно поведать. Нет, язык не поворачивается.

Пленник беспокойно озирался по сторонам. Лицо его уж перестало быть багрово, но где ж все-таки встречалося оно ей ране?

— На дорогах военных немало перекрестков, — в залу ступил господин де Роскоф. — Вот мы и повстречалися вновь, молодой человек, хоть и дал бы я немало, чтоб сей встречи не случилось. Слишком уж горестно зреть, сколь быстрые перемены успели случиться в столь недолгий срок.

Теперь и Нелли вспомнила: сей санкюлот был парламентером от синих в день, когда она составила знакомство со своим свекром. Вне сомнения, он!

Молодой синий офицер кинул исподлобья взгляд на вошедшего. Видно было, что он-то признал господина де Роскофа тут же.

— Жалею, что в тот раз приманка не сработала, — дерзко проговорил он.

— А ты вить знал, поди, что меня обманывают, — усмехнулся господин де Роскоф.

— Да, знал, что сопляк уж не в наших руках, а незнамо где! — продолжал хорохориться синий.

— Вот, Монсеньор, что снял я с тела его сотоварища, — Ан Анку протянул господину де Роскофу несколько сложенных в осьмушку листов бумаги. — Сие письмо долженствовало быть направлену в Вавилон. Мы с принцем Ларошжакленом порешили, что Вам допрежь всего надобно оное прочесть.

Господин де Роскоф на ходу развернул бумаги и уткнулся в них прежде, чем выбрал себе скамью, чтоб сесть. Анри де Ларошжаклен сделал невольно знак рукою, призывающий всех собравшихся к тишине. Оная установилась не сразу, однако ж постепенно всеобщее вниманье оборотилось на погруженного в чтенье старого дворянина.

Глядел на него и пленник, в чьем взоре странным образом, как приметила Нелли, мешались ярость и стыд. Затем он, единственный, потупил взор, уставясь на собственные сапоги.

Но каково ж господину де Роскофу читать планы злодейств, каковыми похвалялся всего несколько часов тому в палатке под дождем отвратительный санкюлот? Хотя бы он знает наперед, что уж им не сбыться, и то легче.

— Вот, Ваше Преподобие, еще один экспонат в Черную вифлиофику, — де Роскоф протянул бумаги отцу Модесту. — Сдается мне, он претендует занять в оной видное место.

Лицо свекра было бесстрастно.

Теперь в чтение погрузился уже священник, а собравшиеся продолжали странным образом сохранять молчание. Сумрачные тени скользили по лицу отца Модеста, странным образом его старя.

— Может статься… — священник не решился договорить.

— Сие лишь временное облегчение, — продолжил за него господин де Роскоф. — Убитый мерзавец не один таков, все их мозги скроены по одному лекалу. Он лишь опередил других.

— Попытаемся узнать, насколько, — отец Модест обернулся к двери, в коей, словно бы вызванный его взором, возник Иеремия.

К недоумению Нелли, в руках молодого полуайрота не было никаких зеркал, да и вообще руки его были пусты.

— Чем же он станет магнетизировать-то? — не удержавшись, шепнула она Кате.

— А увидишь, — цыганка жестко улыбнулась.

— Надобно прознать ближние планы их военного подразделенья, — по-русски обратился к Иеремии отец Модест. — Ну и все, что около, разберешься сам.

Юноша кратко кивнул, приближаясь к пленному. Тот, в очевидной испуге воззрившись на него, попятился было назад, когда б ни старший из крестьян. Отложивши четки, шуан сильною рукою удержал синего офицера за плечо.

Иеремия, извлекши из кармана простой сыромятный ремешок, зачем-то стянул себе лоб повязкою — как делают обыкновенно кузнецы или пекари, чтоб не мешались волоса. Быть может, чуть туже, чем они. Отчего-то сие простое и безобидное, хоть и не слишком понятное действие, пленника вконец напугало. Теперь уж обоим стражам приходилось препятствовать несомненному его намеренью помчаться без оглядки прочь.

— Эй, уберите его!! Вы не смеете… Не отдавайте меня этому… этому! — В глазах синего плескался теперь панический ужас. Он вырывался и дрожал всем телом.

— Первое, дознайся, чего он боится, — распорядился отец Модест. — Вроде только что был больше храбр.

Иеремия знаком велел шуанам выпустить пленника, но, едва лишь тот изготовился бежать, с силою хлопнул в ладоши. Синий невольно взглянул на юношу… и тут же застыл на месте как вкопанный. Взор его словно разом приклеился к юному магнетизеру как муха к медовой липучке.

Словно завороженная самое, Нелли наблюдала, затаивши дыхание, как тонкий и гибкий будто змея Иеремия поднял обе руки, с силою сжал в ладонях лицо врага и повертел туда-сюда, словно черепная коробка его была полою, а глаза были щелями, позволяющими в оную заглянуть, а он лишь выбирал, как удобней приладиться.

— Я боялся нянькиной сказки… — заплетающимся голосом заговорил вдруг синий. — Нарочно старуха мне ее сказывала, когда я не слушался! Я знаю, что она нарочно, знаю!

Можно подумать, что санкюлот вдруг сделался пьян. Однако ж и господин де Роскоф и отец Модест слушали его бредни весьма внимательно.

— Просвещенный человек не верит ни в какое колдовство, — продолжал трепещущим голосом синий. — Я и не верю… Но дворянам нонче служат колдуны, готов спорить! Я своими руками держал золото, полученное от Белого Лиса. Настоящее золото, высокой пробы! Прямо в глазах наших оно превратилося в гнилушки! Мы сбили все крышки впопыхах, и в каждом бочонке оказывалось золото! А как мы успокоились, что обманным был один только бочонок, оно тож начало таять в черную труху… Все, как нянька сказывала… И попам служат колдуны, не только дворянам! Вон он, колдун, черный, страшный, он, поди, в змею превращается, я как увидал так и понял! Может он и есть черт, я не верю в чертей! Просвещенный человек не верит в чертей, только пусть его от меня уберут!

— Не диво, все безбожники таковы, стоит лишь поскрести, — хмуро промолвил господин де Роскоф. — Пусть скажет, что знает о мальчике.

Нелли отчего-то поняла, что французский язык, хоть и знакомый немного Иеремии, сейчас юноше невнятен.

— Где мальчик, где тот, кого почитают внуком Белого Лиса? — по-русски спросил Иеремию отец Модест.

Странно, как странно, Иеремия ничего вслух по-прежнему не спрашивал! Только вертел голову синего, погружаясь взглядом в его глаза.

— Дорого б мы дали прознать, кто посмел похитить щенка, — синий, казалось, успокоился. — Вить то не были шуаны, нето старик знал бы, что мальчишки у нас нет. Кто ж, кроме шуанов, мог перебить охрану? Уж и не знаю, скольких там положили, меня при том не было. Без толку, все концы в воду. Кто его похитил, да где укрыл? Шуаны б спрятали в лесах, да кто ж, кроме шуанов, знает здешние леса?

Роман, мальчик мой маленькой, да где же ты? Час от часу не легче. Нелли подумалось, что уж скоро она поймет тех неприятных людей, что скрипят зубами и трещат пальцами. Так и разбирает чем-нибудь захрустеть, затрещать, заскрипеть… Ну сколько ж еще будет длиться это ее мученье?!

— Ясней не становится, — господин де Роскоф в досаде махнул рукою. — Куда и зачем они идут?

Отец Модест опять повторил вопрос старого дворянина по-русски.

— Скорым маршем в Карнак, да еще надобно успеть сгрузить пороху на здешние острова.

— Зачем? — единовременно произнесли на различных языках господин де Роскоф и отец Модест.

— На островах… много тайных прибежищ… Не хуже, чем в лесах… — отвечал синий, продолжая пребывать в оцепенении воли. — На всех пороху не достанет, но хоть про некоторые известно наверное. Сыскать ходы нельзя, но вить можно их завалить камнями, коли наделать взрывов.

— Глупости… Порох бессилен перед нашими скалами. — Чело господина де Роскофа, казалось, на глазах бороздили новые морщины. — Ну так изобретут нечто покрепче пороха. Вить и наука может сбиться с пути. Внятно ли нам, что из того следует?

— По-крайности то, Белый Лис, что некогда синим нас осаждать, — не без робости вмешался юный Жан де Сентвиль.

— Да, сия беда отступает, дабы дать дорогу новой, быть может худшей, — угрюмо ответил господин де Роскоф.