"Лунные грезы" - читать интересную книгу автора (Грегг Элизабет)

2

Бен захлопнул за собой дверь и остановился, глядя на угольно-черный купол неба, усыпанный мириадами звезд. Тоненький серп луны скрылся за горизонтом вскоре после наступления сумерек.

Девчонке повезло. Если ее кто-то искал, лунный свет стал бы ее смертельным врагом. Он вдохнул полной грудью ночную прохладу и медленно, словно желая вобрать в себя всю ее животворящую силу, выдохнул. Того, кто решится хоть пальцем тронуть это несчастное, беззащитное создание, нашедшее приют в его доме, ждет крайне незавидное будущее. Ведь достаточно лишь раз взглянуть на нее, чтобы понять: она просто не может быть в чем-либо виноватой…

Он встряхнул головой и горько усмехнулся своей глупости. Как это можно – увидеть женщину и тут же потерять голову? Да, такое с ним было впервые. Ему всегда было мучительно трудно общаться со слабым полом; он смущался, говорил что-то невпопад, если вообще говорил, так как обычно предпочитал молчать, почему, собственно говоря, и предпочитал избегать женского общества. А все потому, что он рос без матери, – считала Мэгги, и добавляла, что мужчина, привыкший убивать с четырнадцати лет, иначе и не может.

Своего первого врага Бен убил в Геттисберге.

Два года спустя, едва достигнув шестнадцати, в Ричмонде он присоединился к генералу Ли, даже не подозревая, сколько душ загубил этот переживавший свои последние дни славы, гордый и непреклонный лидер конфедератов. Впрочем, когда Ли сдался Гранту, Бен горевал недолго – к тому времени он уже слишком измучился и наголодался, чтобы продолжать отстаивать обреченные идеалы Юга. Теперь он старался не вспоминать о войне: во-первых, она давно закончилась, а во-вторых, убийства на поле боя все равно не считаются таковыми, а потому и не должны бередить его совесть. Его душа болела о другом – о том, что совсем недавно он снова был вынужден убить…

Там, в доме, спала самая прекрасная женщина из всех, кого ему когда-либо доводилось встречать. А исполосованные колючками руки, сожженная солнцем кожа и изодранное в клочья платье лишь дополняли картину несчастья, ничуть не вредя облику их хозяйки. Но ее прелесть этим не ограничивалась. Она сказывалась во всем – даже в том, как эта испуганная малышка интуитивно доверилась его рукам на тех последних ста ярдах до жилища, которые девушка уже не могла пройти сама. Одна мысль о том, что ей, должно быть, пришлось пережить, была для него невыносима; представляя же себе, что бы он сделал с виновником ее несчастий, Бен невольно сжимал свои огромные кулаки.

Он поверил ей безоговорочно, едва взглянув в ее глаза, сказавшие ему яснее всяких слов: «Я многое испытала, и поверь, я страшно устала и несчастна. Я – жертва, и я так больше не могу!» Но даже оставаясь жертвой, она была выше всего, что бы с ней ни приключилось. Гордость ее осанки, искренность взгляда, готовность забыть о страхе и, собрав последние силы, снова броситься на защиту своего достоинства – все это Бен увидел сразу. Но в то же мгновение он понял и кое-что другое. Эта девушка не про него. Она родилась и выросла в другом мире, в мире благополучия и достатка, и когда все ее беды останутся позади, она даже не взглянет на него. Да и кто он, собственно, такой, чтобы претендовать на это?

В самом деле, кто он такой? Бродяга без кола без двора, привыкший считать своим домом тот, где живет сейчас. Когда ему нужна была женщина, он шел в салун «Золотое Солнце», брал первую попавшуюся, а через пару часов грубых ласк в ее до тошноты надушенной постели уходил спать в прерию – на свежий воздух, на пусть жесткую, но не продажную землю. Таким он был всегда, таким навсегда и останется. А это значит, что милая хрупкая девушка, спящая сейчас под отеческим присмотром Вили в хижине, никогда не взглянет на него, как на равного. Может, это и к лучшему. Может, там, в незнакомом ему мире, у нее давно уже есть жених. Что же касается его, Бена Пула, то ему остается лишь обожать ее на расстоянии. И чем больше будет это расстояние, тем лучше. Для них обоих.

Едва она взглянула на него, так наивно и доверчиво, он сразу понял, что грязь прошлой жизни никогда не позволит ему приблизиться к ней. Впрочем, девушка, не ведая о том, что тяготит его душу, могла, под влиянием минуты, проникнуться к нему искренней симпатией. Можно было бы, конечно, воспользоваться этим, отнестись ко всему происходящему как к игре, наконец, просто обмануть ее… Но он всю жизнь ненавидел людей, легко творивших подобные обманы, и не собирался им уподобляться.

В ту ночь Бен долго не мог уснуть. Земля казалась жесткой, как никогда, каждый камешек впивался в его плоть, не давая успокоиться, будоража, будя желание, которое, просыпаясь в молодом, полном сил теле, растекалось по нему могучей волной, вздувая жилы, кипя под самой кожей, доставляя мучительно-сладостную боль.

Когда Вили Мосс вышел на рассвете облегчиться за лагерем, Бен неохотно поднялся и, тяжело ступая, направился к нему.

– Как она там? – буркнул он, останавливаясь в нескольких футах от старика.

– Нормально, – отозвался тот. – Бедная малышка! Все ноги в кровь сбила. Ей теперь и дюйма не пройти. Да, кстати, она направляется в Виргиния-Сити, как и мы, вот я и пообещал взять ее с собой. Когда ты приладишь наконец к повозке это чертово колесо, разумеется.

– Зачем ты это сделал? – спросил Бен сквозь зубы, готовый в этот момент придушить своего товарища.

– Я же сказал, она не может идти, – ответил Вили, окидывая его быстрым проницательным взглядом. – Да что это с тобой, парень?

– Не может идти, значит, пусть остается здесь, – с трудом выдавливая слова, произнес Бен, – а мы потом пришлем к ней кого-нибудь… женщину, например, которая… которая сможет ей помочь. Здесь с ней ничего не случится, да и подождать-то придется всего один день.

– Смотрю я на тебя, Бен Пул, и удивляюсь, – покачал головой Вили. – То ли ты еще не проснулся, то ли у тебя за ночь совсем крыша съехала. Бросить эту кроху здесь совсем одну? После всего того, что ей пришлось пережить? А если сюда заявится какой-нибудь мерзавец, скажем, один из тех, от кого она убежала, что тогда? Да как только такое могло прийти тебе в голову?!

– Да ладно тебе, – смущенно пробормотал Бен. – Я вовсе не имел в виду ничего такого, просто… А, черт с тобой, пойду займусь колесом. Нам и вправду пора убираться отсюда, а то Бенноны решат, что зря тратят на нас деньги.

– Вот так-то лучше. А я пока что приготовлю завтрак. Когда будет готов, крикну.

– Побереги глотку, мне придется изрядно повозиться, и я не хочу отвлекаться. Поем, когда доберемся до города. – Бен даже зубами скрипнул, говоря это, так ему хотелось есть, но он не сможет проглотить ни куска, находясь рядом с этой малышкой.

Вили пошел прочь, качая головой и бормоча что-то себе под нос. Бен горько усмехнулся. Он намерен держаться от этой девицы подальше, а старик пусть думает что хочет. Уже одно ее присутствие где-то неподалеку волновало его, заставляло нервничать, мешало сосредоточиться на работе.

Интересно, а что бы она сделала, если бы он не стал бороться с собой, а просто обнял бы ее и крепко прижал к себе? Стала бы кусаться и царапаться? Ну, это еще не самое страшное. Он боялся не этого. Он боялся слов. А если наоборот, начнет мурлыкать, как довольная кошка, что тогда делать ему? Вот ведь задача…

Пытаясь поставить на место упрямое колесо и предаваясь попутно своим невеселым мыслям, Бен не сразу заметил, что девушка вышла из дома. Их взгляды встретились, и он поспешно отвел глаза, делая вид, что всецело поглощен работой, но продолжал исподтишка наблюдать за ней. Она улыбнулась ему и, слегка прихрамывая, направилась к умывальнику. Мягкие лучи утреннего солнца ложились золотистым ореолом на ее волосы, которые, хотя и отчаянно нуждались в расческе, своим матовым блеском напоминали полированное ореховое дерево.

– Занимайся делом, дурак ты этакий, и нечего по сторонам глазеть! – зло буркнул себе Бен и с утроенной силой взялся за колесо. Но когда она, ополоснув лицо, возвращалась назад, он снова поднял глаза от работы. Это было выше него.

Девушка выглядела усталой, но вовсе не казалась сломленной. Высоко поднятая голова и гордо расправленные плечи говорили об этом красноречивее всяких слов, и даже ее хромота вызывала сочувствие, но вовсе не казалась жалкой. Тот, кто довел ее до этого, должен ответить. Гореть ему в аду! Бен от души презирал людей, способных поднять руку на слабых и беззащитных. Мужчина, обидевший женщину или ребенка, переставал быть для него человеком.

Он примерился и ударил молотком по металлическому ободу, снова ударил, но погнувшаяся железка никак не хотела вставать на место.

– Я пришла поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, – раздался голос у него прямо над головой, и от неожиданности он едва не выронил молоток, – и сказать, что завтрак готов. Я жутко голодна! Кажется, съела бы слона, если бы они, конечно, здесь водились, и если бы вы были столь любезны, чтобы убить одного для меня. Да и вы, похоже, не отказались бы от столь же обильной трапезы. Но, поверьте, я просто не могу сесть за стол без вас. По-моему, это верх несправедливости – завтракать, когда вы работаете. Не могли бы вы присоединиться к нам? И, пожалуйста, не медлите, а то мне грозит голодная смерть.

Ну вот, так он и знал. Оправдывались худшие опасения: девчонка говорила легко и свободно, с изрядной толикой уверенности в себе… словом, так, будто единственным его занятием было сидеть и слушать ее изысканную болтовню, которой ее научили явно где-то на Восточном побережье – в одной из этих шикарных закрытых школ, куда берут только детей толстосумов. У него почему-то сразу пересохло в горле, и Бен откашлялся. Просто оставить ее слова без ответа было как-то уж совсем невежливо, тем более, как он подозревал, она могла стоять так перед ним до бесконечности, ожидая хоть какой-то реплики. От непривычного напряжения мысли затылок взмок.

– Мне некогда. Кроме того, я не голоден. А если бы и был, то все равно не стал бы есть стряпню Вили. Она мне не по вкусу.

Десса с удивлением отметила, что его широкие плечи напряглись, словно он ждал удара.

– Пожалуйста, мистер Бен Пул, пойдемте, – повторила она. – Если я сейчас упаду и умру от голода, виноваты в этом будете вы. Вы ведь не хотите этого, правда?

Когда ее мелодичный голосок произнес его имя, когда оно слетело с ее нежных губ, Бен вздрогнул, как от выстрела, а занесенный молоток с силой опустился ему на палец.

Что ж, черт возьми, если она так ставит вопрос, ничего не поделаешь!..

Посасывая ушибленный палец, Бен поднялся с земли и покорно поплелся за ней к дому, стараясь при этом смотреть куда угодно, только не на нее. Его рассеяность не замедлила выйти ему боком: он забыл придержать дверь, пропуская девушку вперед, и мощная дверная пружина буквально втолкнула ее внутрь хижины.

– Мне кажется, вы на меня сердитесь, – негромко сказала она, – вот только никак не могу понять, за что. Но даже если я сделала что-то не так, это еще не повод быть грубым со мной, Бен Пул. Грубость вам совершенно не к лицу, воспитанные люди так себя не ведут.

Бен уже собирался опуститься на один из стульев, но ее слова застали его врасплох, и он впервые взглянул ей прямо в глаза: они сияли матовым светом, подобно тому, как совсем недавно блестели на солнце ее волосы; зрачки отражали его лицо, как бы выставляя защитный барьер, не желая пускать его взгляд дальше, и он, внезапно осознав это, сдержал уже готовый сорваться с языка резкий ответ и продолжал смотреть прямо в них, видя теперь перед собой ее настоящую, подлинную, а не ту, какой она старалась казаться, скрывая боль и усталость.

– Простите меня, – мягко сказал Бен, пододвигая ей стул. – Я действительно вел себя как последний дурак, но обидел вас сам того не желая. Со мной такое бывает. А что до моего воспитания, то вы правы, оно не было идеальным. Вили, например, тоже так считает.

Теперь пришел черед Дессы растеряться: она совершенно не ожидала от него такой уступчивости. Смущенно потупив глаза, девушка осторожно опустилась на предложенный ей стул, чувстуя, как все ее избитое и исцарапанное тело отзывается острой болью на любое движение.

Вили первым нарушил затянувшееся молчание:

– Может, вы расскажете нам, что произошло? Кто так с вами обошелся? – Он показал черенком вилки на покрывающие ее руки синяки.

На нее снова накатила волна пережитого страха, и она задрожала всем телом – от сбитых в кровь ступней до опаленного жарким солнцем затылка. Впрочем, это был уже не тот страх, поскольку теперь, будучи в безопасности, Десса отлично понимала, что все могло обойтись значительно хуже, и, по сути, причин для жалоб у нее не осталось.

Десса уткнулась в тарелку и попыталась пронзить вилкой жесткий, как подметка, бифштекс. Похоже, Бен был прав: кулинарные таланты Вили оставляли желать лучшего.

Однако вопрос был задан и требовал ответа.

– Их было двое, – сказала она, сосредоточенно рисуя вилкой замысловатые узоры вокруг неподатливого куска мяса. – Один – еще совсем мальчик, а другой… – Девушку передернуло, вилка замерла в воздухе. – Другой… он просто чудовище!..

У нее перехватило горло, и она отхлебнула изрядный глоток обжигающе горячей черной бурды, которую Вили гордо именовал «кофе». Затем, снова поставив жестяную кружку на стол, девушка попыталась собраться с мыслями, чтобы продолжить историю своих злоключений.

– Послушайте, мэм, – не выдержал Бен, – если вы не хотите сейчас об этом говорить, не надо. Скоро вы успокоитесь и сможете рассказать обо всем шерифу.

– Нет! – упрямо мотнула головой Десса. – Я хочу, чтобы вы все знали. Там, в прерии, остались два трупа. Эти негодяи убили кучера и его помощника… то есть, охранника… то есть, того, кто ехал вместе с ним на козлах и все время чистил свое ружье…

Старик возмущенно ударил кулаком по столу.

– Черт возьми! Бен, кто мог на них напасть?

– Не знаю. – Белокурый гигант задумчиво покачал головой, и его загорелый лоб прорезали глубокие складки.

– Еще кто-нибудь пострадал, мэм? – спросил Вили.

– Я была единственной пассажиркой этого дилижанса, и они… они забрали меня с собой.

– Негодяи! Подонки! – прорычал Вили.

Бен быстро взглянул на нее и, стараясь говорить спокойно, спросил:

– И как они обращались с вами? Они вас не… хм, как бы это сказать… они вас не обидели?

– Обидели?! О, да, мистер Пул, они меня обидели! Но если вы хотели спросить, не была ли я изнасилована, то нет. Для этого им пришлось бы сначала меня убить! – Она гордо выпрямилась, и ее зеленые глаза метнули в его сторону настоящие молнии, которые, казалось, озарили комнату.

Произошедшая в девушке перемена поразила Бена: ее слова прозвучали резко и враждебно, словно он бросил ей обвинение в чем-то ужасном. Он дорого бы дал, чтобы узнать, каким чудом это хрупкое создание сумело не только справиться с двумя сильными мужчинами, но и оставить их с носом, однако спросить не решился. Не сейчас, когда она так разозлилась, а то еще запустит в него кружкой с кофе…

Какое-то время все трое молча ковыряли вилками то, что когда-то было мясом. Первым снова заговорил Вили:

– А к кому вы направляетесь в Виргиния-Сити, мэм?

– Что? – занятая своими мыслями, девушка не сразу поняла вопрос. – О, мои родители купили там магазин у мистера Юза. Их зовут Тревор и Мэй Фоллон. Не приходилось о них слышать?

Бен поспешно запихнул в рот большой кусок жареной подметки и отчаяно замотал головой, хотя его никто и не спрашивал – вопрос Дессы был адресован исключительно Вили.

Прежде чем ответить, старик задумчиво потыкал вилкой бифштекс:

– Нет, не приходилось. Впрочем, мы давно уже не бывали в этих краях, а поэтому и не в курсе того, что здесь происходит. Кроме того, у нас, мэм, не принято доверять слухам. Магазин Юза… Что ж, правда, я слышал, что он продается, но нас с Беном это не заинтересовало. Раз его купила ваша семья, значит, так тому и быть. Нас это не касается, мэм, ведь мы работаем на Рида и Тресси Беннонов. Не слыхали? Нет? Ну и ладно. Так вот, Бенноны заняты своим бизнесом. Они нанимают людей, в том числе и нас с Беном, чтобы перегонять свои повозки с товарами по всему штату. Верно, Бен?

Бен перестал жевать и тупо уставился на него.

– И что, – невпопад спросил он, явно думая о чем-то другом, – вы собираетесь поселиться в Виргиния-Сити?

– Нет, ни в коем случае… Мы живем в Канзас-Сити. Здесь мы просто хотели наладить работу магазина, нанять управляющего, а затем съездить на пару недель в Денвер. Где-то к зиме мы планировали вернуться домой.

Бен с отчаянием уставился в свою тарелку: Вили снова испортил завтрак. И откуда у него эта идиотская манера заворачивать сырое мясо в кусок кожи? Где он этому научился? Разве что у индейцев. Но кожа ведь тоже разная бывает…

Впрочем, безнадежно пережаренное мясо недолго занимало его мысли. Ему не давала покоя эта странная девушка, совершенно не похожая ни на одну из его прежних знакомых. Впрочем, последних было не так уж и много, но все они были более или менее одинаковы, из чего Бен сделал вывод, что все женщины похожи друг на друга. Не внешне, конечно, а по сути своей: по тому, что они хотят от мужчины, пусть даже случайного, что считают его силой, а что – слабостью, что ненавидят, а что боготворят, что их заставляет смеяться, а что – плакать.

Она богата, а значит, долго в их городке не задержится. Что ж, это даже хорошо. Пока она рядом, ему не знать покоя. Почему? Он и сам не знал. Не смог бы объяснить ни себе, ни Мэгги, ни Роуз – единственным женщинам, которых он действительно любил, которые заменили ему мать и сестру, потерянных давным-давно, в почти забытом уже сейчас детстве… Не смог бы объяснить он это даже своему самому лучшему, самому верному другу Вили Моссу. А если бы и смог, то не захотел бы.

Бен был неглупым человеком и отлично понимал, что со стороны все это чертовски смахивало на влюбленность. Господи, какая ерунда!

Быстро дожевав остатки жесткого бифштекса, он шумно отодвинул тарелку и встал.

– Мне пора вернуться к колесу, иначе мы никогда отсюда не уедем. Рад был увидеть вас отдохнувшей и окрепшей, мэм, и мне искренне жаль, что судьба обошлась с вами так сурово. Думаю, шериф Мун не станет долго рассусоливать и живо набросит на этих бешеных собак пеньковые ошейники. Но прежде ему надо позаботиться о трупах, пока… – Он вовремя прикусил язык: девушке совершенно незачем знать, как обычно поступали с мертвецами степные волки.

– Меня зовут Десса, – сказала она, благодарно улыбнувшись ему в ответ.

Ее сухие губы потрескались, нежная кожа на лбу и щеках была исцарапана и обожжена солнцем, и все же Бену показалось, что ничего более прекрасного он никогда еще не видел. Эта улыбка, эти глаза… И имя, подобное ласковому дуновению ветерка, – Десса…

Он пулей вылетел из хижины, словно за ним гнались те самые голодные волки, о которых он не захотел ей рассказывать.

– Ну вот, пожалуйста! – усмехнулся Вили. – Я же говорил, что с воспитанием у него не все в порядке. Вы уж простите его. Впрочем, все это довольно странно. Я знаю Бена много лет, но впервые вижу его таким… хм… неловким. И что бы это могло означать? – Он снова усмехнулся и, хитро прищурив свои выцветшие от времени глаза, сосредоточился на кружке с кофе.

Десса тщетно пыталась проткнуть вилкой неаппетитный темно-коричневый кусок у себя в тарелке, больше всего напоминавший сухарь и вызывавший в ней любые чувства, кроме од-ного – съесть его. Ей вообще последнее время сильно не везло с пищей. В поезде кормили едва ли лучше, чем во время остановок почтового дилижанса, когда все «угощения» казались пресными и убогими. Ее желудок сводило от голода, но утолить его чем попало удавалось плохо: девушка стосковалась по нормальным, искусно приготовленным блюдам вроде высокого пышного омлета с сыром и кусочками копченой ветчины. Она от души надеялась, что в Виргиния-Сити найдется хоть один приличный ресторан. А еще она страстно мечтала о горячей ванне, чистых простынях и мягкой пуховой перине.

Десса почувствовала, что старик неотрывно смотрит на нее, и подняла глаза. Он тут же снова перевел взгляд на свою тарелку, уже изрядно опустевшую.

– Как вы полагаете, я смогу немного привести себя в порядок перед отъездом? – спросила она. – Мне бы хотелось вымыться, причесаться, почистить платье…

– Ну конечно, мэм. Как я сам не сообразил! Вот здесь в бочке осталось немного воды, а там, на плите, вы найдете котелок. Дрова рядом. И не беспокойтесь, я не стану вам мешать. Пойду помогу Бену, да и дверь не мешает починить. Знаете, раньше здесь жил почтовый агент, а потом, когда дилижансы перестали ездить так часто, пост упразднили, и дом пришел в упадок. Только ребята вроде нас с Беном и подправляют его время от времени.

Проворно, как сверчок, старик скользнул к порогу, снял с гвоздя заскорузлую от пота шляпу и нахлобучил ее на голову.

– Пожалуй, воды-то вам не хватит, – виновато добавил он, – схожу еще принесу. И уж не обессудьте, но с одеждой у нас тоже не густо, особенно хм… с женской.

Десса взглянула на свое пришедшее в полную негодность голубое платье, вздохнула и безнадежно махнула рукой:

– Все мои вещи в городе. Родители послали их вперед, чтобы я могла путешествовать налегке, с одним саквояжем. Когда напали бандиты, они все вытряхнули на землю и… и украли мое кольцо! – Чувствуя, как глаза наполняются предательскими слезами, девушка резко повернулась и отошла к окну. Что теперь плакать? Потерянного все равно не вернуть, и ей совсем не хотелось, чтобы этот добрый человек расстраивался, видя ее минутную слабость.

Митчел всегда говорил, что внутренняя сила человека – это то, чего никому не отнять. Он, разумеется, был прав, но… Но почему же тогда его, такого сильного, волевого и упорного, все-таки убили?

Вили открыл дверь, потоптался немного на пороге, словно не решаясь оставить девушку одну, и наконец сочувственно сказал:

– Не переживайте так, мэм. Они за все поплатятся, вот увидите. Наш шериф шутить не любит.

Он исчез, но не прошло и минуты, как снова вернулся, прижимая к себе доверху полную воды деревянную бадью. Водрузив свою ношу на стол, старик махнул в сторону плиты:

– Там найдете ковшик и тряпицу, чтобы обтереться. Выбирайте почище, не стесняйтесь, возле печки много всякого брахла, но что-то да сгодится, это наверняка.

Она кивнула и, едва за ним затворилась дверь, принялась расстегивать пуговицы платья.

Внезапно память вернула ее к тому дню, когда она надела его впервые. Эндрю пригласил ее прогуляться в парк, и они долго шли по берегу реки. Порыв ветра растрепал ей волосы, и Эндрю, аккуратно поправив их – он всегда все делал аккуратно, – снова поймал ее взгляд. Он любил ее, и она знала это, но так и не смогла ответить ему тем же. Ей порой казалось, что она тщетно пытается найти в этом мужчине нечто такое, чего в нем никогда и не было: искру спонтанного веселья, проблеск импровизации – короче говоря, хоть что-то живое, искреннее, никак не зависящее от мнения «нужных людей» или от того, «как это может отразиться на последующих событиях». Нет, в его просчитанном до мелочей будущем не было места даже простым случайностям, не говоря уж о «безумствах». Впрочем, это лишь сближало Эндрю с ее отцом, на которого он работал. И когда «старик Фоллон» отойдет от дел, Эндрю скорее всего возглавит предприятие. А в свете того, как любил изъясняться один их знакомый адвокат, что единственный прямой наследник мужского пола погиб, было бы неразумно доверять столь ответственный пост не члену семьи…

Итак, родители строили на ее счет совершенно определенные планы, но Десса их не разделяла. В этом году, когда ей исполнилось восемнадцать, она провела все лето в кругу веселых молодых людей, оставив Эндрю, так сказать, в подвешенном состоянии, где он пребывал и поныне. Десса поймала себя на том, что лишь сейчас, впервые после отъезда из Канзас-Сити, вообще вспомнила о нем. Нет, о любви к Эндрю не может быть и речи!

Синяки и царапины все еще напоминали о себе, и Десса, морщась от боли, медленно обнажила сначала одно, а затем и другое плечо. Когда она вернется домой, то непременно скажет Эндрю, что не выйдет за него замуж, что никогда не станет той женщиной в свадебном платье, которую он перенесет через порог своего роскошного дома над рекой. Это будет ударом, причем не только для него, но и для родителей, которые давно уже лелеяли мечту о внуках, резвящихся под сенью старых раскидистых дубов в их поместье. Среди них им наверняка виделся и темноволосый малыш, пришедший в этот мир, чтобы согреть своим смехом холодную пустоту их сердец, заменив им Митчела.

Платье скользнуло вниз, обнажая ее до пояса. Девушка плеснула в таз с холодной водой немного кипятка из заранее снятого с плиты черного от копоти котелка, намочила импровизированную тряпичную мочалку и рьяно принялась за дело. Наконец с верхней частью туловища было покончено; она высоко подняла подол платья, поставила одну ногу на стул и уже приготовилась придать ей надлежащий вид, когда, бросив случайный взгляд в окно, увидела Бена Пула, подъезжавшего на уже отремонтированной повозке к дому.

Он остановился у самого крыльца, ловко закрепил вожжи на тормозном рычаге и спрыгнул с козел на землю. Десса невольно залюбовалась его уверенными, точными движениями, даже и не подумав о том, что он может войти. Когда же дверь распахнулась, и она внезапно оказалась с ним лицом к лицу, думать о чем-либо подобном было уже слишком поздно.

Бен застыл на пороге, ошеломленный открывшейся ему картиной: лужи воды на полу, полупустой таз, дымящийся котелок, а посреди всего этого – практически обнаженная девушка с мокрой тряпкой в руке, опирающаяся на стул ногой, открытой, о Боже! до самых ягодиц.

Десса поспешно прикрыла грудь скрещенными руками, но он все же успел разглядеть розовые соски, окруженные, как ореолом, влажным блеском нежной кожи. Бен ожидал, что она отвернется, но девушка словно окаменела, и он смотрел на нее во все глаза. Казалось, что их обоих заморозил в одно мгновение порыв ледяного ветра, внезапно слетевшего с заснеженных вершин гор Монтаны, и что они просто обречены вот так стоять, не сводя друг с друга глаз, пока жар солнечных лучей не вернет им способность двигаться.

Она облизнула пересохшие губы. Все ее тело напряглось, с ним происходило что-то странное, заставляющее забыть о ноющих ссадинах и ушибах, бросающее то в жар, то в холод, туманящее разум и заставляющее сердце то сладостно замирать, то биться чаще.

Бен лихорадочно подыскивал какую-нибудь уместную фразу, способную разрядить атмосферу, уже изрядно пропитавшуюся электричеством, обратить все в шутку и вывести их обоих из глупого положения. Но в голову, как назло, ничего подходящего не приходило. Впрочем, красноречие никогда не было его сильной стороной. Ему оставалось только стоять и смотреть на ее стройные длинные ноги, красота которых несколько пострадала от царапин и синяков. На внутренней стороне одного бедра красовался багровый кровоподтек величиной с его кулак, и Бен даже зубами скрипнул от желания свернуть шею негодяю, посмевшему так с ней поступить. Теперь он уже жалел, что не может сполна насладится зрелищем ее груди. Вот Мегги, например, и в голову бы не пришло закрываться, а ей пришло…

Десса стояла и смотрела на него, как лесной зверек, решивший, что нашел наконец безопасное убежище, и тут же затигнутый врасплох.

Он внезапно подумал о том, каково было бы полюбить ее. Эта мысль и будоражила, и пугала. Что хорошего может ждать мужчину, влюбленного в такую красавицу? Что он может дать ей? Нет, надо немедленно убираться отсюда! Повернуться, выйти и плотно затворить за собой дверь, что может быть проще? Он попытался сдвинуться с места, но ноги точно приросли к полу. Господи, как же она хороша!

– Бен Пул, да ты совсем спятил! – раздался возмущенный возглас Вили, появившегося на пороге за его спиной. Старик сорвал с головы свою засаленную шляпу и с силой хлестнул ею Бена по заду. – Что ты тут забыл? Немедленно прекрати пялиться на бедную девочку! Это уж ни в какие ворота не лезет! Тебя что, парень, и впрямь в лесу воспитывали? Ну-ка быстро проваливай отсюда, а то я вытолкаю тебя взашей!

Чары рассеялись, странное оцепенение прошло, и Десса не смогла удержаться от смеха, глядя, как низкорослый Вили Мосс наскакивает на покрасневшего до корней волос белокурого гиганта, который, не зная, куда деваться от стыда, лишь слабо отмахивался от хлестких ударов шляпы старика.

Сколько Десса ни ломала голову, она так и не смогла понять, что это на нее нашло, почему она позволила Бену так себя разглядывать, и, что самое главное, почему ей самой это нравилось ничуть не меньше, чем ему? Да, здесь было над чем призадуматься. Впрочем, раз общество Бена ей не неприятно – в чем она уже не сомневалась, – то из этого можно извлечь определенную пользу. Бен вполне может скрасить скуку тех двух-трех недель, что она будет вынуждена провести в этой Богом забытой дыре под названием Виргиния-Сити. И она снова недоуменно покачала головой, в который уже раз задавая себе один и тот же вопрос: почему, во имя всего святого, ее отец решил открыть торговлю в каком-то обреченном на исчезновение, отрезанном от всего внешнего мира городишке?

Вскоре ее мысли переключились на скорую встречу с родителями, и впечатления от недавнего происшествия, главными действующими лицами которого были они с Беном, отошли на второй план. Кроме того, езда на тряской повозке доставляла столько мучений избитому и измученному телу, что требовала от девушки постоянных усилий, чтобы держать себя достойно перед мужчинами и не показывать им своих страданий.

Они приехали в Виргиния-Сити около полудня. Вконец изнуренная болью и голодом, Десса не могла дождаться того момента, когда окажется наконец в квартире своих родителей на втором этаже того же здания, где помещался магазин, сорвет с себя опостылевшую грязную одежду и окунется в горячую ванну. А потом она будет есть. Что бы такое заказать? Пожалуй, огромный сочный бифштекс с жареной картошкой и свежими овощами… если, конечно, в этой глухомани вообще знают, что такое свежие овощи.

Бен за всю дорогу не произнес и двух слов, Вили же, наоборот, не закрывал рта, болтая о чем угодно: то строил догадки, не был ли он знаком с несчастными, погибшими при ограблении дилижанса, и, если да, кто бы это мог быть, то проклинал скрипучую повозку и шумно сожалел, что они и так потеряли уйму времени и не могут позволить себе остановиться на часок-другой и передохнуть.

Он подъехал прямо к товарному складу, где помещалась также контора агента по перевозкам грузов, и остановил лошадей.

– Большой Бен доставит тебя, детка, в целости и сохранности прямехонько к дому родителей, – сказал старик Дессе и, окинув своего приятеля сердитым взглядом, добавил: – А вам, молодой человек, я бы посоветовал не слишком пялиться на то, что не про вас, и не распускать руки. Пора бы уж видеть разницу между юной леди и девчонкой из деревенского салуна.

– Хватит меня воспитывать, – вспыхнул Бен, – сам знаю, не маленький. Проводи ее сам, а я поговорю с Бенноном.

– Да ты в своем уме? Ей же парни прохода не дадут! А если с ней будешь ты, им придется хорошенько подумать, прежде чем начать приставать. Нет уж, делай, как я сказал. Отвези девочку домой, пусть хорошенько отдохнет, а я закончу наши дела и потолкую с шерифом Муном.

С этими словами Вили спрыгнул с повозки и направился к дверям конторы.

– Старый упрямец, – проворчал Бен. – Вечно поворачивает все по-своему.

– Если уж вам так не терпится от меня избавится, – сухо заметила Десса, – я могу добраться и сама, пешком. – Она встала, намереваясь спрыгнуть на землю.

Ее тон задел Бена за живое. Что такого он сделал? Чем заслужил этот упрек?

– Я отвезу вас, – буркнул он и хлестнул вожжами лошадей. Повозка рванулась с места, и Десса опрокинулась назад.

Немного оглушенная падением, она с трудом села, поправила платье и разразилась гневной тирадой:

– Да что это вы себе позволяете?! Знаете, мистер Мосс был совершенно прав, вы просто неотесанный грубиян! И недостаток воспитания вас ни в коей мере не извиняет. Впрочем, я не удивлюсь, если в этой глуши никто и понятия не имеет о хороших манерах.

Бен покраснел.

– С моими манерами все в порядке, маленькая Мисс Стройные Ножки. Вы так важничаете и задаетесь лишь потому, что приехали из большого города, а это глупо. Большой город еще не все.

На лоб девушке упала прядь волос, и она сердито сдула ее.

– Что ж, Канзас-Сити действительно большой город, уж по крайней мере побольше этой… этой крысиной норы, где люди промышляют разбоем и настолько тупы и ленивы, что мирятся с грязью. О, теперь-то я отлично понимаю, почему вы так грубы: живя среди подобного убожества, просто невозможно оставаться человеком!

Еле сдерживая закипающий гнев, Бен сильно хлестнул лошадей.

– Если вы будете продолжать в том же духе, вам здесь придется несладко. Люди начнут вас избегать как чумы, и кончится тем, что вам не с кем будет словом перемолвиться. Так и будете жить одна, без друзей.

Десса с презрением посмотрела по сторонам.

– А кто вам сказал, что я собираюсь здесь заводить себе друзей? Нам с вами, во всяком случае, друзьями точно не…

Она так и не успела закончить фразу: Бен внезапно вскочил с места и резко натянул поводья; его красивое лицо исказилось от ужаса.

– Боже милосердный! – выдохнул он.

На месте магазина Юза высилась бесформенная груда обгоревших бревен, над которыми еще курился дымок.

– Что… Что это? – удивленно спросила Десса.

– Вы сказали, что ваши старики купили магазин Юза? Это точно? Вы не ошиблись? Быть может, какой-нибудь другой?

Не сводя глаз с пожарища, девушка медленно покачала головой.

– Так это… – только и смогла пролепетать она.

Бен уже собирался свернуть в сторону, чтобы увезти ее отсюда, но было уже слишком поздно: лошади вынесли их прямо к обугленным руинам, бывшим когда-то красивым двухэтажным зданием. Девушка сдавленно вскрикнула, и он почувствовал острое желание обнять ее, утешить, закрыть собой от всех бед и напастей… но не воспримет ли она это как новое оскорбление?

Десса спрыгнула с повозки на землю и медленно пошла к тому, что осталось от сгоревшего дома.

– Мама… папа… – всхлипывала она, – где вы? Как это произошло? О Боже! Что же мне делать? Нам… Нам обязательно надо их найти!

В ее голосе звучало такое отчаяние, что сердце Бена болезненно сжалось, и он наконец решился. Соскочив с повозки, он подошел и обнял ее; она дрожала как в лихорадке, и вскоре его рубашка была мокра от слез. Бен коснулся губами ее волос и закрыл глаза.

Бедная девочка. Что ждет ее теперь?