"Убийства единорога" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 8 ГОБЕЛЕН И СМЕРТЬ

Сейчас неподходящее время для здравомыслия, думал я, переодеваясь в отведенной мне комнате. Мои часы показывали двадцать пять минут первого, а события начали раскручиваться с половины девятого, вызвав в моей голове кавардак. Кроме того, я был так голоден, что тут же проглотил покрытый табачной крошкой кусок шоколада, который нашел в одном из карманов. Д'Андрье не торопился с «легкими закусками» – он соблюдал все формальности, как на официальном приеме в английском сельском доме.

К примеру, у каждого из нас была отдельная комната, хотя мы легко могли разместиться по двое. Это выглядело тем более фантастично, так как (по крайней мере, судя по моей комнате) помещения никогда не использовались обычным образом, но были подметены и снабжены свежим бельем в угоду Фламанду.

Интерьер Шато де Л'Иль был достаточно прост, если не считать резных и лепных украшений в верхнем и нижнем коридорах и на лестнице. Обитаемыми были только два из трех его этажей. Третий, ранее предназначавшийся для слуг и имеющий отдельную лестницу, был заперт, как и двери на башне. Широкая галерея на втором этаже, где поместили нас, как и нижний коридор, тянулась во всю длину замка. Посредине находилась поперечная галерея. Как объяснил д'Андрье, здесь не было ни лабиринтов, ни потайных комнат, ни скользящих панелей, столь любимых знаменитыми злодеями, вроде Гизов и Медичи. Генрих IV никогда не держал тут своих любовниц, а Ришелье никого не бросал в подземные камеры. Мне это казалось упущением. Хотя замок построили в середине XVI века, он десятилетиями был заброшен и разрушался, покуда не был спасен и отреставрирован в период империи первым графом д'Андрье, получившим титул от Наполеона I.

От прежних времен сохранились только лепнина в коридорах и резьба на лестнице. Последняя неприятно подействовала на меня. Она находилась в конце коридора, была широкой, массивной и мрачной, чему способствовали резные украшения из темного дуба наподобие горгулий. Десять ступенек вели к промежуточной площадке, где лестница сворачивала налево под прямым углом, и еще десять – на второй этаж. На стене площадки висел огромный гобелен, чьи красный, черный и зеленый тона выцвели, превратившись в бурый, хотя кое-где оставались яркие пятна. Фигуры и лица были с трудом различимы, но я понял, что здесь изображена охота на вепря или что-то в этом роде. Когда я проходил мимо гобелена, мне стало не по себе.

Моя комната помещалась в начале галереи второго этажа, а ее окна были обращены в сторону дамбы. Воздух был спертым из-за плотных зеленоватых портьер, в мраморном камине с бронзовым бюстом Наполеона над ним тлел огонь, а две парафиновые лампы в круглых стеклянных абажурах отбрасывали призрачный свет.

Я решил, что пора спускаться. Должно быть, Гаске уже закрылся внизу с Рэмсденом и Г. М. Приближалась развязка, но она выглядела слишком легкой, и это меня нервировало. Очевидно, Гаске знал свое дело, но мне казалось, ему следует что-то предпринять, прежде чем Фламанд подготовит контрудар. В доме было тихо, если не считать шума дождя и угрюмого плеска реки внизу. Мне казалось, что к этим звукам примешивается какой-то стук, который я не мог объяснить.

Интересно, как поступит Г. М.? Неужели он удалится побежденным, когда Гаске арестует Фламанда? Я не мог представить себе такое, но Г. М., казалось, не делал вообще ничего. Одной предосторожностью явно пренебрегли. Что, если Фламанд решит сразу нанести удар? Тем не менее Гаске с улыбкой позволял ему свободно передвигаться по дому…

Что же это за стук? Я открыл дверь и высунул голову. На хорошо освещенной каменной галерее было пусто и так тихо, что мне показалось, будто я слышу откуда-то звук пишущей машинки. Ряд дверей с обеих сторон тянулся к поперечному коридору и лестнице в дальнем конце. Стук доносился не оттуда.

Я подошел к окну, повернул ручку и распахнул створки. Портьеры заколыхались, а дверь на галерею хлопнула из-за сквозняка, но в нижних окнах было достаточно света, чтобы разглядеть дамбу.

Она была разрушена более чем до середины. Деревянные сваи, вырванные из гнезд, стучали друг о друга, тревожимые течением. Некоторые из них застряли у поросшего ивами берега, а некоторые выбросило на наш остров.

Я закрыл окно, продолжая смотреть наружу. Теперь, когда река перерезала наш единственный путь на Большую землю, мы оказались в одной ловушке с Фламандом. Гаске мог ощущать триумф. Противника отделяли от другого берега всего шестьдесят ярдов воды, но он был надежно заперт. Странным выглядело то, что Гаске, задержавшись, оказался последним человеком, прошедшим по дамбе.

Не был ли он причастен к ее разрушению? Но если Гаске знал Фламанда, зачем ему уничтожать и собственную линию связи?

В дверь постучали, и я резко повернулся. Это была Эвелин в белом гофрированном вечернем платье, которая с серьезным видом присела в реверансе.

– Поферьте мне, mein Herr,[29] – заговорила она, имитируя немецкий акцент, – я бы не штала наряшаться, как плюшевый лешадь, если бы не мой подруга Эльза… Она постаралась, чтобы все мужчины пялили на нее глаза, и мне тоже пришлось принять меры. Должна признать, сложена она прекрасно, если тебе нравятся женские фигуры в стиле надувных подушек.

Вообще-то они мне нравились, но проблема состояла в том, как информировать Эвелин, что она тоже обладает солидной долей этих качеств, одновременно используя термин, более подходящий для vers passione,[30] чем «надувная подушка».

– Эльза рассказала мне историю своей жизни, – продолжала Эвелин. – С английским языком у нее неважно, а с французским еще хуже, но я немного знаю немецкий, поэтому все поняла. Ей нравится идея остаться здесь. Понимаешь, она ужасно боится своего мужа…

– Боится Миддлтона? Почему?

– Нет-нет, не Миддлтона. Они официально еще не поженились. Эльза боится теперешнего официального супруга – третьего по счету, – который, как ей кажется, намерен погнаться за ними с саблей. И поделом ей!

– Давай обойдемся без морализаторства. Ты не одобряешь ее поведение?

– На ее месте я поступила бы так же, – откровенно призналась Эвелин. – Поэтому они направляются в Париж, где она сможет получить развод. Не пойми меня превратно – мне нравится Эльза, и она по-настоящему влюблена в Миддлтона, который выглядит достойным парнем. Но она все время жалуется. Ее третий муж – пьяница, игрок и грубиян…

– Какая трагедия!

– Некоторым женщинам это не по душе. Хотя лично я… Ладно, не буду отвлекаться. Они жили в Монте-Карло, где он тратил семейное состояние. Эльза сбежала от него в Марсель, так как считала этот город последним местом, где мужу придет в голову ее искать. Там она встретила Миддлтона, который возвращался из Индии. Кстати, они знакомы всего неделю, но решили лететь в Париж, чтобы добиться развода…

– Меня не интересуют сплетни, – прервал я. – Что у тебя на уме?

Эвелин изучала носок своей туфли.

– То, что Оуэн Миддлтон появился на сцене всего неделю назад и только что вернулся из Индии.

– При чем тут Индия? Господи, ты ведь не думаешь, что Миддлтон – Фламанд? Или Эльза?

Эвелин нахмурилась:

– К Индии мы скоро перейдем. Что касается Миддлтона – не знаю, хотя мне это кажется маловероятным. А после того как я видела Эльзу обнаженной, я могу поклясться, что она не Фламанд. Но почему Эльза закричала и чуть не упала в обморок при виде «Забавных сказок» Бальзака?

Я подвел Эвелин к камину, усадил ее на стул, зажег для нее сигарету и засыпал вопросами. Она показала мне язык, но выглядела по-настоящему обеспокоенной.

– Нет, я не шучу, – сказала Эвелин, посматривая на Наполеона над камином, – и не валяю дурака. Дело было так. Я сидела в их комнате, разговаривая с Эльзой, когда Миддлтон поднялся на второй этаж вместе с остальными минут пятнадцать назад…

– Он рассказал вам, что произошло внизу?

По лицу Эвелин я понял, что нет. Когда я дал ей краткий отчет, ее глаза расширились и она недоверчиво усмехнулась:

– Драммонд превратился в Гаске? Брр! Жаль, что я это пропустила, но я бы пробила головой крышу, если бы увидела этого парня в дверях… Не могу этого понять. Ты имеешь в виду, что все кончено, за исключением наручников? А что говорит Г. М.?

– Очевидно, он еще ничего не сказал.

– А Миддлтон не сообщил нам об этом ни слова, – задумчиво промолвила Эвелин. – Интересно, почему?

– Вероятно, не хотел вас тревожить заранее.

– Может быть. Но теперь ты согласен, что я была права в одном? Я говорила, что Фламанд убил этого беднягу в Марселе, и доктор Эбер это подтверждает. А по твоим словам, наш любезный хозяин произвел сенсацию, заявив, что знает страну, где судьбой предателя считается быть пронзенным рогом единорога. Мне кажется, я могу предоставить еще одно звено.

– Спокойно. Рассказывай по порядку. Почему Эльза потеряла сознание при виде книги Бальзака?

– Не совсем потеряла сознание. Все происходило так. Миддлтон вошел в комнату, взял мыло и полотенце из багажа Эльзы и отправился на поиски ванной. Я встала, чтобы уйти. Тем временем Эльза бродила по комнате и наткнулась на очередное доказательство гостеприимства и предупредительности нашего друга д'Андрье. На ночном столике у кровати лежали книги.

– Книги?

– Да. Должно быть, они есть в каждой комнате, так как я заглянула к себе и нашла их, хотя не заметила раньше. Разве у тебя их нет?

Я снял с каминной полки одну из парафиновых ламп и отправился на разведку. На мраморной крышке столика у кровати действительно лежали книги. Случайно или в качестве сатирического жеста меня снабдили «Островом пингвинов» Анатоля Франса и «Арсеном Люпеном – джентльменом-грабителем» Мориса Леблана.

– Д'Андрье наверняка получал удовольствие, распределяя эти книги. – Эвелин поежилась. – Он делает все, чтобы помочь Фламанду. Мне это не нравится, Кен. Тут есть нечто жуткое. Эльзе достались «Забавные сказки» Бальзака и французский перевод «Робинзона Крузо». Продолжая говорить, она посмотрела на пару страниц «Робинзона», потом подобрала «Забавные сказки» и стала разглядывать весьма фривольные иллюстрации. Внезапно Эльза издала вопль, напугав меня до полусмерти, уронила книгу на пол и села на кровать, белая как мел. Когда я попыталась выяснить, что не так, она что-то невнятно пробормотала. Я подняла книгу, но с ней было все в порядке – никаких надписей или вкладок. Мне не верилось, что Эльзу могли так напугать иллюстрации. Но она отобрала у меня книгу и сказала, что должна побыть одна. Вот и все. Мне ужасно жаль Эльзу – я раскаиваюсь, что плохо говорила о ней, – но что все это значит?

Мы оба окинули взглядом комнату с зелеными портьерами, как будто ответ скрывался в ней.

– У тебя разыгрались нервы, – сказал я. – Давай пойдем вниз…

– Нет! Пожалуйста, подожди немного! Я думала еще кое о чем, – вероятно, это чепуха, но может послужить для нас ключом. Мне пришла в голову смутная идея насчет единорога. Я не уверена в ней, так как не обладаю энциклопедической эрудицией Г. М. Что ты знаешь о единорогах в легендах, геральдике или еще чем-то в этом роде? Подумай!

Эвелин говорила так серьезно, что я напряг память. Единороги? Можно было днями рыться в заброшенных уголках мозга и найти только обрывки, которые не значили ничего. Конечно, возникали очевидные ассоциации – два Единорога на королевском гербе Шотландии, традиционно соперничавшие с британским Львом и вдохновившие детский стишок.

– Существует шотландское суеверие, – объяснил я, – что рог единорога в чаше для питья служит талисманом, предохраняющим от яда. Но я не вижу, как это может нам помочь. Также есть легенда, что единорог может становиться невидимым, когда хочет. Но…

Снаружи на галерее послышался крик.

Дверь моей комнаты была закрыта неплотно, и мы четко услышали его, а также грохот и стук, напоминавшие звук упавшего и покатившегося тяжелого тела, которые прекратились так же внезапно, как начались.

Я распахнул дверь и помчался в направлении этих звуков – к лестнице в противоположном конце. Галерея имела в длину около семидесяти футов. Двери открывались с обеих сторон, но я не следил за движениями выходящих людей. Если бы кто-нибудь в тот момент был способен ясно мыслить, мы могли бы сразу схватить Фламанда. Но сейчас на галерее было темно. Свет проникал только из двух дверей впереди и из нижнего коридора.

К лестнице вела широкая каменная арка. Широкие ступеньки спускались к площадке, потом сворачивали под прямым углом и вели к нижнему коридору. Освещение было тусклым, так как резные перила едва пропускали свет снизу. Наверху стояла Эльза Миддлтон, опустив голову и вцепившись обеими руками в стойку перил. Фаулер стоял чуть позади, глядя вниз.

У подножия лестницы в нижнем коридоре лежал лицом вниз мужчина в темном костюме, который недавно признал, что он Гаске. Над ним склонились Г. М. и доктор Эбер, а Рэмсден бежал к ним с другого конца коридора. Могучие руки Г. М. повернули голову упавшего человека и отпустили ее снова.

Доктор Эбер посмотрел вверх. В наступившем молчании его пронзительный голос звучал с ужасающей четкостью.

– Еще одна дырка между глазами! – воскликнул он.