"Сидящие у рва" - читать интересную книгу автора (Смирнов Сергей)

НУАННА

Сотник Матмар, приставленный, согласно приказу Аххага, к дверям опочивальни царицы, распахнул двери и впустил старого лекаря Багу.

Домелла велела нянькам увести малыша в спальню и пригласила лекаря сесть. Старик осторожно примостился на край каменной, покрытой ковром, лавки.

— Сегодня ночью, Багу, ко мне снова приходили они, — сказала царица. Она глядела в окно, забранное решеткой. Окно выходило в маленький каменный дворик, лишенный всякой растительности и больше похожий на темный колодец — таких двориков было много в этом странном дворце.

— Ты говоришь об этих, как ты их называешь, вестниках, царица? — уточнил Багу.

— Да. Я снова не успела их сосчитать.

Багу вздохнул.

— Ты принимаешь на ночь отвар целебных трав, который я тебе принес?

— Да. Три глотка, потом еще два. Как ты велел.

— И сон твой улучшился, верно?

— Да, Багу, я стала засыпать быстро, но по ночам мне чудятся странные вещи. Я вижу каких-то незнакомых людей, которые играют с моим малышом, и я не могу их прогнать. А сегодня ночью вместо них пришли вестники. Они быстро вошли в спальню, и так же быстро вышли. Я вскочила с постели и побежала за ними. В детскую, оттуда — через комнату нянек — сюда, и дальше, за дверь. В коридоре не было охраны — и вестники быстро-быстро пошли прочь. Так быстро, что белые и черные одежды их развевались, как будто от ветра. Я побежала за ними.

Я спрашивала — зачем они приходили? Кого мне нужно бояться? С какой стороны ждать беды? Они уходили не оборачиваясь, и я догнала последнего и даже схватила его за плечо. Я сказала: вы приходили за моим мальчиком? Ему грозит опасность? Скажи же хоть слово или подай знак!.. Вестник обернулся, по губам его скользнула улыбка, — и все. Они исчезли.

Багу снова вздохнул и покачал головой.

— Я думаю, царица, это просто сон. Ничего не значащий сон, — сказал он скрипучим голосом.

— Просто сон? — Домелла повысила голос и повернулась к нему. В глазах ее стояли слезы.

— Плохой сон, — добавил Багу. — Этот дворец плохо действует на здоровье, госпожа моя. Я это чувствую и по себе…

Он потер лоб и вздохнул в третий раз.

— Конечно, ребенку нужны ровесники для игр. И свежий воздух, прогулки…

— О чем ты, Багу! Ты ведь знаешь, что по приказу Аххага нас не выпускают за эти каменные стены! А теперь и к дверям поставили истукана, который всегда спрашивает, куда и зачем я иду!..

— Царь… — Багу посмотрел в каменный потолок, почерневший от многолетней копоти, и пожевал губами. — Великий царь… кхе-гм… мне кажется, что если бы он почаще обращался ко мне, а не к…

Он покосился на дверь и замолчал.

— Да, новые друзья окружают царя, — сказала царица. — Грязные нищие нуаннийцы, из тех, что вечно толкутся у храмов, выклянчивая милостыню. Царь сильно изменился, Багу, и… и он действительно болен.

Домелла отвернулась, пряча слезы. Но Багу и так знал, что она плачет. Она слишком часто плакала теперь. Она, великая царица, перед которой трепетали мужчины, и которой завидовали все женщины мира.

Багу кашлянул.

— Я стал плохо видеть и слышать в последнее время, моя госпожа. Прости. И искусство мое уже не то, что было прежде…

Но я еще сохранил рассудок и память. Я вижу, что происходит во дворце. Я знаю, что об этом шепчутся не только слуги, но и бессмертные, стоящие на мостах в карауле. Верь мне, многие из них готовы умереть за тебя.

Он снова прокашлялся, покосился на дверь и продолжал тихо:

— Если Аххаг допустит меня к себе, я скажу ему, что здоровье царицы и наследника в опасности. Что темные силы этого дворца… Силы, которыми управляют чуждые нам, злобные, мрачные божества…

Он запнулся и Домелла нетерпеливо взмахнула рукой:

— Нет, Багу, не трудись. Аххаг и без тебя знает о каждом моем шаге. Соглядатаев здесь хватает… Он сказал, что Крисс уехал.

А теперь исчез и Ашуаг, и Ассима я больше не вижу. Пропал даже тот нуаннийский мудрец, Хируан… Мы остались с тобой одни, Багу. И никто нам уже не поможет, если только не случится чуда, не вернутся Музаггар, Нгар, и другие…

Она говорила, закрыв лицо руками, и внезапно вздрогнула, услышав свистящий шепот Багу возле самого уха:

— Никто не пропал, никто не уехал, царица. И мы с тобой не одни.

Домелла взглянула на склонившегося к ней Багу. Лицо старика было напряженным, но в глазах не было безумия.

Еще больше понизив голос, Багу зашептал:

— Завтра я свалюсь от неизвестной болезни и не смогу подняться с постели. Ты вызовешь местного врачевателя, нуаннийца Аухарна.

Он ученик Хируана, живет в Нижнем городе, у старого базара.

Скажешь, что слышала о нем от Хируана. Скажешь, что у тебя кровотечение и невыносимые головные боли — они поверят и не смогут отказать. С Аухарном говори откровенно. Он знает…

Багу с неожиданной для него ловкостью отскочил к стене и замер в прежней позе, согнувшись на каменной лавке.

В дверь заглянул Матмар.

— Прости, великая царица, — прогудел он после паузы. — Мне показалось… Все в порядке?

— Да, Матмар, все в порядке, — тихо ответила Домелла. — Мы говорим с Багу о здоровье наследника.

— Прости, госпожа! — повторил Матмар и исчез за дверью.

Багу и Домелла переглянулись. Багу поднял брови, Домелла медленно кивнула.

— Что же касается вестников… Их нужно прогнать. Вели на ночь не гасить свет в опочивальне. Вели служанке сидеть рядом с тобой всю ночь. И вестники не вернутся.

Домелла покачала головой.

— Ведь они приходили и раньше. Первый раз — когда умер мой приемный отец царь Каул. Второй раз… Но все это было давно, давно, на берегу моря Эрвет, в Песочном дворце Аммахаго…

Спасибо, Багу. Я сделаю все, что ты скажешь.

Багу поднялся, прошаркал к царице, поставил на стол склянку с темной густой жидкостью.

— Это опий, царица. Если будет совсем уж плохо — выпей несколько капель. Беды не уйдут, но покажутся преодолимыми…

Впрочем, так ведь оно и есть.

Начальник канцелярии Аххага Великого писец высшей фадды Рапах закончил опись даров, доставленных послами далекого города Аланго, положил тростниковое перо, свернул свиток и бросил его на стол, в кучу таких же свитков.

Он лучше всех в этом дворце знал, что империя Аххум агонизирует: никому не нужны были донесения, никто не принимал послов и разведчиков, никто не интересовался делами канцелярии.

Он, да еще начальник дворцовых служб Харру давно уже видели, что великий царь забросил все дела. Подперев щеку ладонью, Рапах размышлял об одном и том же: как долго еще продлится агония, и успеет ли он, Рапах, унести ноги, когда все развалится окончательно? И не следует ли уже сейчас позаботиться об отправке в надежное место рабов и всего имущества, которого было немало, и которое в последние недели быстро и неудержимо росло за счет не вносимых в списки разнообразных даров ближних и дальних данников?

Наверное, следует. По правде говоря, часть своих богатств начальник канцелярии давно уже отправил на север, с надежным сопровождением. Наверное, груз уже доставлен в его дом в Ушагане. Следует позаботиться о новой партии. Только отправлять добро теперь нужно не в Ушаган, а в загородный дом на берегу озера Цао.

Если в ближайшее время не случится ничего непредвиденного (а о делах во дворце Рапах узнавал своевременно, иногда даже быстрее тысячника Маана), Рапах, пожалуй, передаст все дела своему заместителю писцу высшей фадды Махуру и тихо исчезнет.

Может быть, его и хватятся, хотя в этой обстановке вряд ли кому-то придет в голову искать пропавшего начальника канцелярии. Тем более, что за последний месяц во дворце пропало бесследно столько людей, что сосчитать их можно, лишь применяя особую арифметическую систему киаттцев.

Кстати, о киаттцах… Рапах криво усмехнулся. Он всегда недолюбливал этого высокоученого хитреца Крисса, втершегося в доверие к Аххагу. Крисс вечно совал свой длинный киаттский нос в дела Рапаха. Он слишком многое знал — и в прямом, и в переносном смысле. Вместе с Криссом исчез его дружок Ягисс, юный пронырливый киаттец, служивший протоколистом при Криссе, когда Крисс выполнял роль переводчика. А потом исчезли и остальные киаттцы — писцы, служители, врачи.

Впрочем, Крисс не был опасен. Он мало интересовался денежными делами царского двора. А вот Ассим… Тот вечно требовал строжайшего учета доходов и расходов, и сам, бывало, проверял составленные Рапахом ведомости. Однажды он даже наказал Махура плетьми за ошибку в ведомости. Хотя, по правде говоря, это была не ошибка… Просто некоторое время в списках воинов, поставленных на довольствие во дворце, числилась сотня, снятая с охранения Ашуагом.

Вот и Ашуаг отправился вслед за первыми двумя. Ашуаг, занимавшийся тайными делами империи, знавший о том, что происходит на дальних и ближних границах, и о том, что будет сегодня на обед у великой царицы, — где он теперь со своими знаниями?

Рапах обеспокоенно огляделся. Тихо было в длинной каменной комнате, заставленной полками, набитыми свитками. Из-за двери в дальнем конце комнаты тоже не доносилось ни звука: там работали переписчики, изготавливая копии документов.

Рапах снова развернул свиток, увидел, что забыл поставить внизу свою подпись и потянулся к тростниковому перу.

И подскочил в испуге от внезапно раздавшегося сзади голоса:

— Писец! Ты здесь?..

Рапах неосторожно задел свитки и они посыпались со стола желто — коричневым дождем.

Перед Рапахом стоял сумрачный Маан, бывший сотник, ставший полным и единственным хозяином во дворце.

— Я здесь, господин! Слушаю тебя, господин! — с излишней готовностью кинулся к нему Рапах.

Маан недобро оглядел оплывшую фигуру писца, стол, рассыпавшиеся свитки.

— Где последнее донесение с данахской границы?

Рапах удивленно поднял брови и бросился к рассыпавшимся свиткам.

— Вот, господин.

Маан взял протянутый свиток, развернул.

— Это старое донесение пограничной стражи! — повысил голос Маан.

Рапах попятился:

— Других не было! Клянусь!

Маан поднял на него тяжелый взгляд.

— Мне не нужны твои клятвы, старик. Мне нужно донесение от Тмаггара, посланного на границу для того, чтобы арестовать изменников.

Рапах не нашел ничего лучшего, как развести пухлыми руками в недоумении. Маан взмахнул свитком — он оказался довольно увесистым, — и несколько раз хлестнул писца по дряблым щекам.

Рапах от неожиданности рухнул на колени. Щеки его покраснели, из глаз брызнули слезы.

— Старый подлый льстец, пачкающий краской телячьи кожи! — загремел тысячник. — Ты забыл, кому служишь? Ты забыл, в каком порядке должны лежать донесения? Ты забыл, за что получаешь деньги, которые стоят дороже тебя самого?..

— Господин… господин… — залепетал Рапах, ползая по полу у ног Маана и судорожно собирая свитки. — Никто не… Уже давно никто не приходит сюда… Никто не спрашивает… Я не знал, кому подавать донесения… Великий царь прогнал меня… Велел не попадаться на глаза… Я исправно записывал все, что надо… Но не знал, кому передавать… Ведь Крисс…

Напрасно он упомянул это имя. Потому что в следующий момент тяжелый солдатский сапог Маана приподнял его снизу, вонзившись в живот. Рапах потерял дар речи и откатился в угол, за стол.

Рука Маана встряхнула его за шиворот, как щенка.

— Все донесения ты обязан сразу же передавать мне, ты понял?

Не в силах выговорить ни слова, с перекошенным от боли лицом, Рапах торопливо закивал.

— Все донесения ты обязан переписывать сам, помня, что все, что касается великого царя — строжайшая государственная тайна!

Рапах закивал.

— Никто ничего не должен знать, никто — кроме меня!..

Рапах кивал и кивал, ничего не видя сквозь слезы и почти ничего не соображая от боли и страха. Через некоторое время он почувствовал, что железная рука Маана отпустила его.

— Вставай! — приказал тысячник.

Рапах, цепляясь за стол, медленно выпрямился.

— Приведи в порядок свои документы. Через час придешь с докладом. Еще вот что. Чем занимаются твои пачкуны там? — Маан кивнул на дверь канцелярии.

— Пере… Переписывают самые важные документы и книги, переведенные с нуаннийского… Это был приказ Аххага.

— Что за книги?

— Сочинения философов… Исторические хроники… Книги по хозяйству…

— Бред, — кратко определил Маан. — Хорошо, пусть переписывают книги. Документы у них отбери, спрячь. Все спрячь и опечатай.

Эту комнату закрой, ключ отдай мне. Когда потребуется, возьмешь его у меня. А теперь — за дело!

Круто развернувшись, Маан вышел. Из комнаты писцов тут же послышался его рык:

— Работать, пачкуны!

И стало тихо.

Потом в комнату заглянул Махур:

— Я нужен, господин?

Рапах схватился за поврежденную поясницу, выпрямился, насколько мог, набрал в грудь воздуха и завизжал:

— Во-о-он!..