"Созвездие эректуса" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

3. Созвездие эректуса. Не-рыцарские турниры

О девушках легкого поведения и китайских завтраках. Игры с дельфинами от Экватора до Антарктики. Таблетка, как оружие инфо-войны. Авианосец-зомби, или одиссея Кровавого Кролика. Экстремальные технологии доставки строительных конструкций. Бизнесмены, военнопленные и девушки в бикини. Охотничьи рассказы группы ликвидаторов. Игра в мяч, ловля крыс и кодекс самураев. Католический фонд взаимопомощи международного братства моряков. Секс и сельское хозяйство в военном деле.

Приехав в 10 утра, Кортвуд пробыл в своих апартаментах примерно полчаса. За это время он успел принять душ, побриться, переодеться и позвонить жене.

— Привет, родная! Я под защитой Великой Хартии. Шучу. В общем, долетел ОК.

— Шутишь… Лай, ты не меняешься. Такой же бесшабашный.

— Это плохо, Джой?

— Нет, это здорово. Просто я, наверное, трусиха.

— Ты женщина, которую я люблю.

— Пожалуй, еще лет 20 с тобой, и я в это по-настоящему поверю.

— А ты попробуй сделать это к моему возвращению. Как идея?

— Я буду стараться… Лай…

— Да, милая.

— Пообещай, что будешь осторожен.

— Я всегда осторожен.

— Пообещай.

— Обещаю. Клянусь. Честное скаутское слово.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Джой.

Он чмокнул губами рядом с мобильником. Постоял несколько секунд, улыбаясь. Убрал трубку в карман. Вышел и захлопнул за собой дверь. Спустился на этаж ниже и, найдя аппартаменты Ишвара, постучал костяшками пальцев в дверь.

— Come in! — ответили веселый женский голос.

Холл номера был размером с зал небольшого кафе. Ишвар Аванти, президент компании Rinbax (Дели), принципиально выбирал в любом отеле помещения с самым большим холлом. Это было экономично: не приходилось снимать конференц-зал для переговоров. Кроме того, Ишвар не любил без особой необходимости перемещаться туда и обратно. Ему это мешало сосредоточиться. Впрочем, сейчас индийский бизнесмен если и был сосредотчен, то, разве что, на гигиенических процедурах. Из ванной доносился шум льющейся воды и довольное кряхтение.

В огромном кресле, рядом с широкой балконной дверью, сидела темнокожая девушка совершенно студенческого вида: в синих джинсовых шортах и белой майке с зеленой эмблемой в виде водоворота и надписью «Lanton Escuela de Tecnico Mar». Едва гость перешагнул порог, она гибким движением вскочила и стремительно пересекла холл.

— Я вас видела по TV! — объявлила она, протягивая ему руку, — Вы Лайон Кортвуд.

— Верно, — сказал он, пожимая ее ладонь, — А вы…

— Кнай Миаоми, — представилась девушка.

Из ванной послышался бас Ишвара.

— Хелло, Лайон. Тысяча извинений, я чуть-чуть не рассчитал время.

— Нет проблем! — крикнул Кортвуд, — Самолет Цян Фэйшана задержался на полчаса.

— Я знаю, Соарош обещал позвонить, когда его встретит. Но все равно, извините. Вы присаживайтесь, там в баре есть всякие напитки… Кнай, ты пока не поухаживаешь немного за Лайоном?

— Легко! — согласилась она, — Лайон, вам кофе, виски или какую-нибудь болтушку?

— Тоник с капелькой джина, — сказал он, и поинтересовался, — Вы работаете на Ишвара?

— Нет, у нас, по ходу, Y-brano… — ответила Кнай, роясь в недрах бара, — Я вообще-то не собиралась утром задерживаться, но Ишвар просил подежурить, пока он там отмокает.

Кортвуд вспомнил tour info: «В Меганезии полная свобода любительских секс-услуг. Девушка (Y-ata) может предложить вам секс за деньги (Y-brano) на улице, в кафе или в клубе знакомств (Y-club). Организованная проституция запрещена, см. раздел CRIME».

— Вам сколько лить джина? — спросила девушка, — конкретно, не каплю же?

— Граммов 30, на глаз.

— Готово, держите, — она протянула ему высокий стакан, а сама уселась в кресло с банкой апельсинового сока в одной руке и сигаретой в другой.

— Faafe, — поблагодарил он делая пару глотков.

— Faamo, — Кнай улыбнулась, — Вы который раз в Меганезии?

— Второй.

— И как вам тут?

— Черт его знает, — честно признался Кортвуд, — пока не понял.

Из ванной появился Аванти в белом купальном халате, внушительный, как гиппопотам.

— Уф… Еще раз, здравствуйте Лайон… Спасибо, Кнай, ты очень… Очень…

— Ага, — откликнулась она, вставая и потягиваясь, — Очень-Очень. Короче, я побежала.

— Это… — сказал он.

— Я тебе web-purse черкнула, кинь туда, — она привстала на цыпочки, чмокнула его в щеку, потом махнула ладошкой уже в дверях, — Aloha, kane-kane. Good luck.

Дверь захлопнулась. Аванти покачал головой, вышел в соседнюю комнату, вернулся, с мобильником и листком с надписью фломастером (очевидно, тем самым адресом web-purse). Продиктовал адрес, и распорядился перевести 200 долларов. Положил трубку на стол, взял из бара бутылку минеральной воды и сделал несколько глотков. Потом снова покачал головой и произнес:

— У меня такое чувство, что я здесь ничего не понимаю.

— Просто тут другие обычаи. Вы провели хорошую ночь. Не делайте из этого проблему.

— Такая славная девушка, — продолжал тот, — Зачем она этим занимается?

— У нас студенты тоже подрабатывают, — заметил Кортвуд, — Автомойки, маркеты, кафе…

— Мойки и прочее, это понятно, но подрабатывать проституцией?!

Кортвуд пожал плечами:

— Я же говорю, Ишвар: другие обычаи. Тут не видят разницы, вкусно накормить человека в кафе, или заняться с ним любовью. Если, конечно, человек нравится. Вы не замечали на вывесках маленьких кафе буквы «RSE»? Это «Recuzo Sin Explica». Отказ без объяснений любому посетителю, который не нравится. Его не обслужат, а выставят за дверь.

— Значит, — спросил Аванти, — она провела со мной ночь, потому что я ей понравился?

— Ну, не только поэтому, — уточнил Кортвуд, — Согласитесь, Ишвар, даже очень милого и обаятельного человека в кафе не будут кормить бесплатно.

Аванти широко улыбнулся и небрежно махнул рукой

— Это понятно. Деньги нужны. Но главное, я ей понравился, а это совершенно меняет дело. Вы светлая голова, Лайон. Иногда я просто восхищаюсь тем, как быстро вы включаетесь в совершенно новые условия, и тем, как доходчиво вы объясняете.

— Вы мне льстите, Ишвар. Я просто стараюсь сопоставлять несколько breaf-info о стране, и составить наглядные аналогии.

— И у вас это получается! Это важно! «Многие делают, но не многие могут», так, кажется написано у вас в библии?

— Не знаю. Я агностик, с библией имею дело только в суде, когда даю присягу.

— Да, я помню, вы говорили. Хотя, мне кажется, очень сложно жить без какого бы то ни было представления о Высшем Существе.

— Жизнь, все равно, сложная штука, — заметил Кортвуд, — что с представлением, что без…

В этот момент на улице гулко грохнули автоматные очереди.

Аванти и Кортвуд, молча переглянувшись, вышли на балкон, поглядеть, в чем дело.

На парковке, в полусотне метров от отеля, лежало тело одетое в свободный бело-красный спортивный костюм. Руки и ноги у него были неестественно вывернуты. Правая верхняя часть головы отсутствовала. Асфальт вокруг был забрызган чем-то похожим на густое клубничное варенье. Рядом с телом валялся ярко раскрашенный велосипед, к багажнику которого был приделан красный короб с яркими желтыми иероглифами. В нескольких метрах от всего этого, на асфальте, закрыв голову руками, сидела пожилая женщина. Рядом с ней присела на корточки девушка в полицейской форме. Видимо, она пыталась чем-то помочь. Еще семь человек: двое полисменов, один военный и четверо в штатском, вооруженые пистолет-пулеметами, стояли в кружок и бурно что-то обсуждали.

— Бандит напал на разносчицу китайских завтраков, — поставил диагноз Аванти и, почесав в затылке, добавил, — мне говорили, что меганезийская полиция стреляет в налетчиков без предупреждения. Получается, что не соврали.

— Какой смысл грабить разносчицу china-food? — спросил Кортвуд, — Отобрать у нее лапшу с рисом и курицей, морепродукты, соевый соус и три сотни фунтов выручки, максимум?

Ишвар Аванти пожал плечами.

— Вы сами сказали, Лайон: тут другие обычаи. Может, этот парень очень хотел кушать.

— Чисто, — сказал Аурелио Крэмо, кладя трубку, — Но из прохожих есть пострадавший.

— Как серьезно? — спросил полковник Андерс.

— Психический шок. Впечатлительная пожилая дама. Объект был у нее в поле зрения, когда группа-D открыла огонь. Даме оказали медпомощь на месте. Ничего опасного.

— Объект действительно работал разносчиком в «Циндао-Бо»?

— Нет, сен полковник. Около 9:30 он украл один из велосипедов, с коробом и эмблемой ресторана. Бо думал, что велосипед взяли покататься дети кого-то из соседей. Так уже бывало, и, конечно, он не завявил в полицию. Теперь он переживает, что его бизнес попал в такую историю.

— Да, — согласился Андерс, — Не лучшая реклама доставки завтраков. Что было в коробе?

— Одноразовый гранатомет в комплекте с термобарическим зарядом. Помещение для переговоров на 2-м этаже, балкон выходит на улицу. Если бы туда влетела эта граната, всех троих бизнесменов можно было бы хоронить в одной коробке из-под чипсов.

— Ясно. Что с опознанием объекта?

— Оно несколько затруднено тем, что одна из пуль попала в голову и…

— Я же просил отдать это мне, — перебил Журо, — Я бы взял объект в холодную. И у дамы шока бы не было, и бизнес китайского дедушки не пострадал бы, и у объекта сохранилась бы голова. А ваши, Крэмо, вольные стрелки, устроили…

— Никто не сомневается в вашем умении работать ножом, — ответил Крэмо, — но объект был вооружен автоматическим пистолетом, и мог иметь хорошую подготовку…

— Не мог. Одноразовое мясо. Таких никогда толком не готовят.

Райвен Андерс хлопнул ладонью по столу.

— Это беспредметный спор. Подвожу итоги. Крэмо, ваша идея задержать самолет Фэйшана была блестящей. Ожидая прибытия 3-ей мишени, объект демаскировался. Вело-разносчик не будет полчаса торчать на парковке отеля. А нейтрализация объекта блестящей не была. Этот так, Крэмо. Не спорьте. Тем не менее, задача выполнена. Переходим к следующему вопросу: атолл Тероа. Каков будет следующий шаг противника там?

Наступила тишина. Крэмо крутил пуговицу на рубашке. Журо, рассматривал свои ногти.

— Ну, чего молчим? — спросил полковник, — Никак не переключиться? Все, мужчины, про бомбера забыли, включили мозг, играем за черных. Журо, ваш ход.

— Тактика «9/11», — сказал тот, — Использование гражданского самолета в качестве снаряда.

— Берем на контроль, — сказал Райвен, делая отметку в компе, — Я договорюсь с Запато по этому вопросу. Теперь вы, Крэмо.

— Тактика «добрый самаритянин», — предложил Аурелио, — Одиночный актор, вошедший в доверие к кому-то из местных жителей.

— ОК, — сказал полковник, делая еще пометку, — Я поставлю задачу экипажу «Рангитаки», у них есть возможность закрыть этот канал. Вы, Журо?

— «Суперприз». Бомба передается обычной почтой или экспресс доставкой, без разницы.

— Уже перекрыто. Вы, Крэмо?

— «Бумажный тигр». Ложная угроза, которая заставит мишень покинуть укрытие.

— Сомнительно… Но отметим на всякий случай. Журо?.

— «Красный октябрь». Субмарина скрытно подходит на дистанцию менее 500 км и атакует ракетами. У нас всего несколько минут. Мы не успеваем, и она расстреляет Тероа также легко, как жестянку из-под пива в тире.

— Бесшумная неатомная немагнитная субмарина, которая пройдет от Гавайев до Кирибати в подводном положении? — спросил Андерс, — Невидимка на топливных элементах, класса 214 или 215? Не слишком ли дорогая миска для нашего супа?

— Не слишком, — твердо сказал Журо, — вы видели расчеты, сен Андерс.

Полковник задумчиво покатал по столу авторучку.

— Ниже глубины 100 метров наша акватория не прикрыта, — сказал он, — это факт. Об этом говорил Валдес. Но, как вы знаете, народ не поддержал взносы на создание подводного флота необходимой мощности.

— Два месяца назад я обсуждал эту тему с лейтенантом ВМФ Рино Элмером, — сообщил Крэмо, — в пределах этого мизерного бюджета кое-что, все-таки, удалось сделать.

— Чудес не бывает, — заметил Райвен.

— Я не только беседовал, — уточнил майор, — я своими глазами посмотрел на работу его дельфинов. Это впечатляет.

— Ну, о чем вы говорите? — со вздохом, спросил полковник, — Американцы занимались этим полвека, если не больше. Научили десяток дельфинов искать подводные лодки и мины. Они могут контролировать акваторию какого-нибудь порта, а у нас окружность радиусом 500 км. в открытом океане.

— Но у Элмера не десяток дельфинов, а около тридцати тысяч.

— Сколько?!

— Около тридцати тысяч — повторил Крэмо, — на самом деле, такова численность дельфинов в нашей акватории. Элмер не обучал дельфинов, а использовал их естественную систему коммуникаций. Это своего рода сеть, которая охватывает чуть ли не весь океан. Группа дельфинов, с которыми работает Элмер, это подразделение связи. Они опрашивают всю сеть на заданную тему, получают информацию и сообщают нашему штабу.

Райвен постучал авторучкой по столу.

— Крэмо, если вы меня разыгрываете, то лучше признайтесь в этом сейчас. Я соглашусь, что шутка удалась, и мы начнем обсуждать более серьезные варианты действий.

— Сен полковник, это не розыгрыш. Я своими глазами видел, как это делается. На атолле Капингамаранги, Элмер, по дельфиньему телеграфу узнавал координаты и курсы судов в Коралловом море, на расстоянии около тысячи миль.

— Я в это могу поверить, — вмешался Журо, — Во-первых, все знают про дельфиньи сессии. В открытом океане, на пятачке радиусом 5 километров синхронно собираются несколько тысяч дельфинов. Значит, дальняя коммуникация. Во-вторых, любой tahuna вам скажет, что с дельфинами можно договориться, чтобы они загнали косяк рыбы в сети. Потом надо честно поделить добычу. В общем, так же, как если договариваешься с людьми.

— Гм… — буркнул полковник, — А эти дельфины как-то мотивированы к работе с нами?

— Безусловно, — подтвердил Крэмо, — Элмер сообщает им данные с метеорологических спутников и из сети авиаразведки. Он узнал, какая информация ценна для дельфинов, и как им ее передать, с учетом их представлений об океане, о погоде, о движениях масс морских организмов, и т. д. Кроме того, с подачи Элмера, полковник Валдес организовал там же, на Капингамаранги, при школе ВМФ, клинику и детский сад для дельфинов.

— Вот теперь вы точно меня разыгрываете, — заявил Андерс.

Крэмо улыбнулся и покачал головой.

— Вот это, сен полковник, вы можете посмотреть, не выходя из кабинета, на сайте школы ВМФ, в разделе «экологическая программа». У дельфинов бывают болезни и травмы, а дельфиньему потомству нередко требуется защита. Курсанты с удовольствием возятся с дельфинами. Для них это, скорее, развлечение, чем учебные занятия. Игры в море. А для дельфинов это очень серьезный мотив помогать нам.

— Экологическая программа, похожая на игру, — повторил Андерс, — Хорошее прикрытие.

— Да, сен полковник. Валдес кругом легендирует эту тему. Дельфины проходили у него, как «агентура среди рыбаков-любителей». Я узнал о реальных функциях «экологической программы» только потому, что предложил более сильную легенду.

— И что же вы им подбросили, Крэмо?

— Я нашел других существ, которые могли бы быть океанскими разведчиками и бойцами, более эффективными, чем любой морской спецназ. Это буньипы или тупилаки. Хищные тюлени, по форме близкие к человеку, или к человекообразным обезьянам.

— В фольклоре утафоа фигурируют тюлени-оборотни, — заметил Журо.

Райвен Андерс, ударил кулаком по столу.

— Вы что, спятили оба, или хотите чтобы я спятил? Какие, к черту, оборотни? Может, мне еще поверить в русалок? Буньипы есть только в сказках австралийских аборигенов!

— Буньип это сказочный персонаж, — подтвердил Крэмо, — Но его популярность в масс-медиа так высока, что он может стать сильным прикрытием. Летающие тарелки тоже сказочный объект, но в Первую Холодную войну они отвлекали на себя значительный военно-разведовательный потенциал т. н. «великих держав».

— Черт! — буркнул полковник, — Вы меня чуть не купили на эту тюленью лапшу. Еще раз спрашиваю: про дельфинов, это реальность или тоже как с буньипом?

— Про дельфинов — реальность, — твердо сказал Крэмо.

— Ладно. Тогда в этом направлении и будем работать. План мероприятий по контролю акватории Кирибати мне на стол завтра, в это же время.

… 65-летний Цян Фэйшан, глава комитета директоров народного предприятия Yobao (Гуанчжоу), оказался самым старшим из присутствующих. Выглядел он лет на 50, его настоящий возраст выдавали только глаза, да еще манера смотреть на окружающих немного сверху вниз, по-отечески в конфуцианском смысле. Когда Мелло Соарош в порядке вступления, предложил Фэйшану председательствовать «на нашей маленькой дружеской встрече», китаец несколько раз возражал, но затем согласился «только из уважения к общему мнению присутствующих».

Соарош удовлетворенно улыбнулся и, вынув из кармана миниатюрный деревянный молоточек, с легким поклоном вручил его Фэйшану.

— У нас это символ судейской власти, — пояснил он, — и атрибут деловых совещаний. Его используют, чтобы прекращать слишком эмоциональные споры за столом.

— Вы полагаете, министр, что у нас будут эмоциональные споры? — спросил китаец.

— Я надеюсь, что нет. Но, поскольку мы собрались для честного, открытого разговора, то возможны и споры. Почему бы и нет?

Кортвуд открыл блокнот, черкнул там что-то и, как бы невзначай, заметил.

— Мне кажется, надо начать игру от центра поля. Постановление вашего Верховного суда уже определило порядок деятельности нашего меганезийского филиала. Я имею в виду, партнерство «Raza Genesis» на Тероа. Если мы сотрудничаем честно, то я не понимаю, что здесь можно пересматривать.

— Никто и ни при каких условиях не может здесь пересматривать порядок, установленный Верховным судом Меганезии, — ответил Соарош, — На сколько я понимаю, сен Эндорф, прибывший на Тероа после известного инцидента с ракетами, предложил партнерству помощь правительства. Он обязан был это сделать. Но это значит именно помощь, а не попытку воспользоваться ситуацией для передела долей в бизнесе. Если сена Эндорфа неправильно поняли, то это просто недоразумение.

— То есть, — уточнил Аванти, — наш филиал в Меганезии может работать на прежних условиях? Да или нет, мистер Соарош?

— Да, — коротко ответил министр.

Цян Фэйшан поиграл молоточком и заметил:

— Уважаемый министр, ответ был таким коротким, что мне показалось, будто вы немного недоговариваете. Простите меня, если я ошибся.

Мелло Соарош церемонно поклонился.

— Отдаю должное вашей проницательности, уважаемый Цян. Конечно, мое «да» это ответ только на один конкретный вопрос мистера Аванти, без учета ряда особых обстоятельств, которые касаются обсуждаемого дела.

— Это я и имел в виду, — сказал китаец, — Нам хотелось бы узнать об этих обстоятельствах.

— Никаких проблем! — заверил Соарош, жестом фокусника извлекая из кармана коробочку флэш-карты, — если Ишвар позволит воспользоваться настенным экраном…

— Сделайте одолжение, — проворчал индус.

Через минуту на панорамном экране возникла подробная карта восточной части архипелага Феникс: шесть разноразмерных атоллов, от 15-километрового Абариринга, до крошечного 1-километрового Бирни. Рядом с каждым из них были значки в виде человечков, домиков, и еще каких-то штучек. Министр подошел к экрану и, используя авторучку как указку, начал комментировать.

— Как видите, все эти объекты помещаются внутри окружности радиусом немногим более ста километров. Известный вам атолл Тероа здесь не показан, он расположен чуть дальше к северо-западу, примерно вот там (Соарош поднялся на цыпочки и постучал ручкой по стене слева-сверху от экрана).

— К чему вся эта география? — поинтересовался Кортвуд.

— Социальный инвестиционный паевой фонд «Hawaika Energi y Tecnica Nova» представил публике проект развития данных территорий, — пояснил министр, — Минус этого района в том, что здесь нет крупных участков суши и мало населения. Значит, машиностроение и металлургия не подходят, а большой промышленный флот будет некому обслуживать. Выбирать остается из высокотехнологичных производств с низким грузооборотом. Сразу после яркого выступления доктора Винсмарта на Эль Кватро, правление фонда сделало выбор в пользу технологии наноботов биомедицинского назначения. Эта тематика, как оказалось, требует серьезной военной защиты, и тут у данной территории есть большой плюс: наличие военно-морской базы Раваки и форта Бирни. Они полностью накрывают все отмеченные на карте атоллы плотным зонтиком безопасности. Проект предполагает расширение научно-технического центра университета Абариринга, модернизацию атомной электростанции и размещение подготовительных производств на атолле Эндербери, развертывание основного производстав на атолле Манра, и организацию транспортного узла, включающего аэропорт и морской порт на атолле Орона.

Аванти громко хмыкнул и предположил:

— То есть, нас ставят перед фактом, что здесь создается конкурирующий консорциум. Я бы не сказал, что это идеал действий по отношению к партнерам.

— Разве я сказал о конкуренции? — подчеркнуто-удивленно спросил Соарош, — Может быть, имеет смысл дослушать меня, прежде, чем делать выводы?

— Да, действительно, — согласился Фейшан.

— Так вот, — продолжал министр, — Из итогов операции на Эль Кватро следует, что создание в Меганезии своего биомедицинского производства такого типа, совершенно необходимо. Если этого не сделает фонд, это сделает правительство, во исполнение своей обязанности защищать жителей от актуальных угроз любыми средствами без исключения. А если это сделает фонд, то он может пригласить к участию в проекте тех экономических партнеров, каких сочтет нужным. Я имею удовольствие сообщить вам, что именно ваши корпорации являются такими желательными партнерами.

— Если отбросить словесную шелуху, — сказал Кортвуд, — ваш манифест выглядит так: «Мы будем делать это с вами, или без вас».

— Речь с самого начала не шла о монополии, — заметил Соарош, — Еще до нашего договора о партнерстве, консорциум Atlinc продал ряд технологий новозеландским и бразильским компаниям. Я имею в виду технологии производства таких препаратов, как антивирусный Twiz-8 для овец и антибактериальный STEW-4H для кур. В Меганезии пилотные партии препарата Upden (это аналог вашего DR-plus для собак) стали выпускаться на Табуаэране партнерством Fetii-XXII и продаваться на внутреннем рынке еще до нашего знакомства.

С этими словами Мелло Соарош вынул из кармана яркую пластмассовую коробочку, и толкнул ее по столу в сторону Кортвуда. Тот взял ее, покрутил в руке, и пробурчал:

— Полагаю подавать в ваш суд по поводу информационного пиратства бесполезно?

— Почему же? Если вы докажете, что у вас украли техническую документацию…

— Погодите, — перебил Кортвуд, — тут написано «aplicar para humano y predador». Это значит «применимо для человека и хищников», я правильно понимаю?

— Да, именно так.

— Значит, это партнерство уже успело провести клинические испытания?

— Понятия не имею, — ответил министр, — Но если препарат окажется вреден для людей, то за свою ошибку им придется ответить деньгами, а в тяжелом случае, и свободой.

— То есть, это можно писать на любом препарате? — спросил Аванти.

— Да, но под свою ответственность, как я уже сказал.

— О, черт… — сказал Котвуд.

Цян Фэйшан легонько постучал молоточком по столу.

— Мы уже проявили достаточно уважения друг к другу, и теперь можно назвать все своими именами. Нам надо где-то разместить центр производства, рекламы и сбыта препаратов. В Америке этому препятствуют юридические проблемы. В Индии мы сталкиваемся с грубой силовой конкуренцией. Это препятствует эффективному использованию торговой сети. В моей стране есть физическая защита и легальный статус, но нет достаточного количества экспертов. Можно пригласить американских экспертов в Китай, но, к сожалению, многие из них сильно предубеждены против нашей политической системы. В Меганезию легче пригласить экспертов, но здесь не хватает денег для быстрого запуска проекта. Я полагаю, уважаемый министр не будет с этим спорить.

— Не буду, — подтвердил Соарош, — Фонд «Hawaika Energi y Tecnica Nova» может вложить в этот проект около 800 миллионов фунтов, и реализация проекта растянется примерно на пять лет, что нежелательно. Но проект может стартовать с ходу, при инвестициях порядка 4 миллиардов фунтов, если у нас будут апробированные технологические линии, готовый коллектив экспертов, сеть сбыта, и брэнд, популярный у мировых потребителей. Результат мы предлагаем делить пропорционально денежной части вкладов.

— Так, — сказал китаец, — Вы инвестируете 20 процентов денег, предоставляете место, и обеспечиваете физическую безопасность, и получаете 20 процентов коммерческого результата. Я ничего не упустил?

— Еще здесь можно писать что угодно на упаковках и в рекламе, — напомнил Аванти, — это очень важно, Цян. Брэнды и реклама это двигатель евроамериканской торговли.

— Броская, агрессивная реклама в сочетании с ярким и сильным брэндом может ускорить продвижение на рынок в десятки, а то и в сотни раз, — подтвердил Кортвуд.

— Пожалуй, да, — согласился Фэйшан, — я уже имел возможность наблюдать, как вы этим пользуетесь.

— Еще нет, Цян, — сказал Кортвуд, — пока что мы не были достаточно агрессивны на рынке. Но если наше меганезийское предприятие действительно сможет давать любой текст для рекламы препаратов, то мы устроим настоящую агрессию.

Мелло Соарош предостерегающе поднял руку.

— Я не говорил «любой». Нельзя обманывать потребителя в отношении реальных свойств товара. Об ответственности я уже упоминал.

— Это ограничение меня не беспокоит. Других ограничений нет?

— Будет лучше, если вы прямо скажете, что хотите написать, — ответил министр.

Кортвуд побарабанил пальцами по столу, затем взял лист бумаги, написал «C.A.E», и подвинул лист Цян Фэйшану. Тот кивнул, написал рядом «OK», и передал лист Аванти. Индус помедлил пару секунд и тоже написал «OK».

— И что это означает? — поинтересовался Соарош.

— В начале, Мелло, я хочу знать: есть ли у вас ограничения абортов и их рекламы?

— Есть, конечно. Те же, что и для любой другой медицинской процедуры.

— И все? Я имею в виду, что в некоторых странах есть и другие ограничения.

— Ну какие другие, Лайон? Вы же знаете принципы Хартии. Правительство имеет дело с человеком с момента рождения, а до того, это исключительно вопрос воли женщины.

— То есть, — уточнил Кортвуд, — если мы начнем агрессивно рекламировать контрацептив с абортивным эффектом, то не нарушим никаких ваших законов?

— Если он будет достаточно безопасен для женщины, то никаких.

— Это совершенно точно? Вопрос серьезный, Мелло. Будет огромная волна возмущения.

— Зачем спрашивать 4 раза одно и то же, — сказал Соарош, — Если Хартия не нарушена, то возмущение это проблема возмущающихся. Вообще, я считаю, что сперва надо обсудить общие принципы сотрудничества, а уж потом заниматься деталями.

Цян Фэйшан обменялся взглядами с Аванти и Кортвудом, после чего сообщил:

— Мы решили принять предложение правительства Меганезии в той форме, в которой оно было вами высказано. Формальностями пусть займутся юристы, это их работа, а нам надо обсудить именно детали. «Дьявол сидит в деталях», так, кажется, говорят в Америке.

— Да, — подтвердил Кортвуд, — и я сделаю так, что он из них выскочит.

— Когда? — поинтересовался Соарош.

— Через 3 дня.

— Так быстро?

— Более, чем достаточно, чтобы наштамповать этикетки на уже готовый товарный продукт, дать массированную рекламу по TV и распределить продукт по торговой сети. Это будет сделано, если на мой вопрос: можем ли мы уже сегодня начать раскрутку брэнда «Raza Genesis — Atlinc», Феникс, Меганезия, вы однозначно ответите: да.

— Да, — спокойно сказал министр.

— Aloha, Абинэ, ты где сейчас?

— Hi, Келли. У меня, по ходу, маленькая война с муравьями. По ходу, я случайно привезла их из Мексики, а они решили ограбить мой холодильник. Полярники сраные.

— Ага, значит, ты дома. А эту войну можно отложить ненадолго?

— Келли, не фиг ходишь вокруг да около. Если у вас что-то стряслось, так и говори.

— Ага. Тут док Джерри уже час ходит по пирсу взад-вперед, и всех посылает на хер. А док Рау только ржет, как конь, и никому ничего не хочет объяснять. Тут народ беспокоится.

— Что вы, как маленькие, Ну, покурили они tahuna tiare. Тоже мне, проблема.

— Нет, — возразила Келли, — это не от травки. Похоже, док Джерри прочел что-то в прессе.

— А, я так и знала, что в конце концов, его это расстроит. Что теперь про него написали?

— Да много чего. Тут днями, на Абариринга с большим шумом учредилась новая фирма по производству этих медицинских штучек с микророботами. Журналисты припомнили Эль Кватро, и… Ну, понимаешь.

— De puta madre, — выругалась Абинэ и подумав, добавила, — Я буду как только, так сразу.

«Как только, так сразу» оказалось равным примерно получасу. Едва прилетев на Тероа, Абинэ отправилась на пирс, где уныло сидел док Винсмарт и жевал потухшую сигару. Ходить взад-вперед ему, видимо, уже надоело.

— Aloha, Джерри, — сказала она, устраиваясь рядом, — Как дела?

— Привет, Абинэ, — буркнул он, — Представляешь, там все спятили.

— Там это где?

— В вашем правительстве. Знаешь, что сделали со мной эти идиоты?

— По-моему, ничего. Руки-ноги на месте. Осталное пока не проверяла, но…

— Прочти, — перебил он, протягивая ей небрежно вскрытый конверт экспресс-почты.

Абинэ негромко фыркнула и вытащила из конверта плотный лист бумаги, украшенный четырехцветным гербом-«пропеллером» и шапкой «Gobierno Confederacion Meganezia».

— Distinguido loa tahuna, doctor Gerald Winsmart! — прочла она, — В знак признательности к вашей… бла-бла-бла… В общем, тут сплошная патока… Так, вот уже по существу: «С согласия верховного суда, правительство передает под ваш исключительный контроль учебно-экспериментальный авианосец Lexington вместе с бюджетным обеспечением на весь период его эксплуатации»… Y una polla! (Ни хера себе!)

— Ну не идиоты ли? — тоскливо спросил док Джерри.

— Вообще-то, могли бы, конечно, подарить тебе что-нибудь более толковое, — задумчиво сказала Абинэ, — Хорошую летающую лодку, например. Я тут классную модель видела в рекламе. Называется «Ondine». Бесшумная, безопасная, простая в управлении, взлет и посадка вертикальные, запас хода 5000 км. Но стоит, зараза, 4 миллиона.

— Самолеты там тоже есть, — заметил он, — craft-bolide, две штуки.

— Да ну их на фиг! Это же ракетопланы, на них могут летать только профессионалы или камикадзе. Ладно, а что тут еще есть… — Абинэ углубилась в технические подробности, изложенные в нижней части листа, в примечании, — … Ну, прикольно! Дура 270 метров длиной, вес 35 тысяч тонн, а скорость 40 узлов. По-моему, это типичная лажа. Прикинь, поставили атомный котел на 300 МВт, и думают, что вот такое корыто выжмет 40 узлов. Да оно развалится на фиг, у него же корпус старый, как говно мамонта.

— Мне как-то все равно, — ответил Винсмарт.

— Ты чего, Джерри! — возмутилась она, — Это твой добряк, и он должен делать то, что про него написано. Иначе получится, что тебя напарили. У тебя какие планы на сегодня?

Док Джерри пожал плечами и улыбнулся.

— Особых планов не было. Но приехала ты, поэтому…

— Отлично! — перебила она, — Это корыто сейчас в Токелау, на рейде Атафу. Два часа лета на моей бабочке. Сейчас я свяжусь с ними и спрошу Банги Ресардо. Это типа, капитан…

Винсмарт сообразил, что происходит, только когда Абинэ уже набрала на мобильнике тот номер, который был указан в в правительственном письме, в графе «ship administration».

— Aloha! Hina-aro vau e parau ia cap Resardo… E aha te huru, sen Resardo?… E Abine Tiingele, vau doc Winsmart ihitai-ata… E haere maua i Lexington… Piti hora… Aloha, cap!

Она убрала трубку и облизнулась, как кошка, добравшаяся до сметаны.

— Ты что сделала? — спросил Джерри.

— Ну, по ходу, спросила как у него дела, сказала, что я твой эксперт по мореходству, и что мы заявимся на борт часа через два. Короче, ты собирайся, а я пока спирта в бак долью.

Лететь вдвоем в «яйце» (в смысле, в кабине дельта-флаера «barbaletta») было тесно, да и вообще не слишком комфортно. Сверхлегкая машина то и дело скатывалась в воздушные ямы, почти как тележка на американских горках. Прямо за спиной жужжал то ли движок, то ли пропеллер, а может быть, так вибрировала задняя стенка. Впрочем, док Джерри был слишком увлечен общением с Абинэ, чтобы обращать на эти неудобства много внимания.

— Подумаешь, авианосец, — говорила она, — Их для чего только не юзают. Началось с того, что китайцы купили у русских два авианосца, и сделали на одном луна-парк, а на другом тоже типа того. А этот американский авианосец и еще два японских корабля, авианосец и крейсер, подняли наши форсы несколько лет назад.

— Откуда подняли? — спросил Винсмарт.

— Со дна, откуда еще? Их утопили на войне, в прошлом веке. А когда подняли, то оба японских отдали под гиперфест, это такой молодежный тусняк. На их корпуса, как на поплавки, налепили палубу. Получился, типа, проа офигенного размера. Будет время, слетаем на Кваджалейн, увидишь. А из Лексингтона сделали модерновый пиратский рейдер, и он год рубился по всему океану с нашим морским патрулем.

— Погоди, Абинэ, я не понял. Его что, продали пиратам?

— Да нет, это, по ходу, учения такие. Обычной пиратской шантрапе до Лекса, как до Луны ползком. А тут, для учений придумали легенду: мега-пират по кличке Кровавый Кролик построил супер-крейсер и вышел на охоту за торговыми судами. Ну, типа, капитан Блад, только современный. Ты Сабатини читал?.

— Читал. Лет 30 назад. А почему Кровавый Кролик?

— Пиратами на учениях командовал кэп Тоби Рэббит, — пояснила Абинэ, — А кровавый это для театрального эффекта. На учения позвали гражданских волонтеров и TV, а их же надо развлекать. Если Лекс условно брал на абордаж волонтерское судно, то кэп объявлял по мегафону: «Вы попали в лапы Кровавого Кролика, так что женщины будут изнасилованы в извращенной форме, мужчины прикованы на галерах, а весь добряк отнят и пропит».

Док Джерри потянулся (насколько это было возможно в тесной кабине) и заметил:

— Грубоватая шутка, на мой взгляд. Так и напугать можно.

— Кого? — удивилась она, — Волонтеров? Да они ради таких приколов и участвовали.

— Гм… Наверное, мне этого не понять. А в чем был смысл учений?

— В том, чтобы проверить, как быстро морской патруль поймает Кровавого Кролика. При нашей системе морского мониторинга, считали, что он ни в одном гейме и двух часов не продержится. Но на Лексе новейшее оборудование для метео-наблюдений, для игры в эфире, для оптических атак, и для интернет-перехватов. Кэп Рэббит мастерски всем этим пользовался. Он прятался от спутникового наблюдения под рукавами циклонов, уходил от патрульной авиации в зоны шторма, прикидывался грузовыми судами сходного с Лексом размера. Он вытворял такое, что публика приклеивалась к телевизорам, и доказал, что на море рулят личная инициатива, нестандартное мышление и модерновая техника.

— И что было потом? — спросил Винсмарт.

Абинэ пожала плечами.

— Рэббит с командой вернулся на свой фрегат, а на Лексингтон, судя по всему, загрузили экипаж из школы ВМФ. Корабль-то учебный.

— А сколько человек экипаж?

— Вряд ли больше десятка, — ответила она, — это же почти робот. Сплошная автоматика и компы. На самом деле, этот Лекс классная игрушка, только корпус старье.

— Может быть, — согласился Винсмарт, — Но он великоват, чтобы играть им в кораблики.

— Ну, — задумчиво сказала Абинэ, — ты можешь на нем заниматься какой-нибудь наукой. Океанографией, там. Или морской биологией. Да и вообще, надо сначала его потрогать руками. Может, тогда само собой будет ясно, для чего он лучше подходит.

… На подлете к похожему на морскую звезду атоллу Атафу, док Джерри принял стоящий на рейде у Север-Западного мыса Лексингтон за один из длинных коралловых островков — motu. Видимо, авианосец был специально окрашен так, чтобы создавать эту иллюзию. Его выдавала только форма: почти правильный прямоугольник с относительно небольшой пирамидальной надстройкой, расположенной асимметрично, справа от центра палубы, у самого борта. Абинэ пришла в совершенно детский восторг:

— Ух, какая здоровенная дура! Джерри, прикинь, мы сейчас сядем на эту штуковину!

— Ты когда-нибудь садилась на авианосец? — спросил он.

— В том-то и дело, что нет! В этом весь прикол! — ответила она и, вынув мобильник, стала о чем-то трещать с кэпом Ресардо.

Через минуту на огромном прямоугольнике палубы возникла длинная продольная линия, будто нарисованная ярким фломастером. Абинэ выполнила какой-то маневр, авианосец сразу оказался очень близко, стальная громада надвинулась и внизу мелькнула широкая, как городская площадь, кромка носа. Затем «бабочку» сильно тряхнуло, она прокатилась по металлу, слева мелькнула пирамида надстройки (с палубы она уже совсем не казалась маленькой), раздался визг тормозов… Бабочка встала в сотне метров от кормы, лишь на метр отклонившись влево от полосы разметки.

— Улет! — подвела итог Абинэ, откидывая колпак «яйца», — Я балдею.

В кабину ворвался легкий, свежий ветерок, пахнущий морем и водорослями. Джерри вылез наружу и, не без труда справившись с головокружением, закурил сигару. От надстройки к ним быстрым шагом шел чернокожий молодой парень в военной форме.

— Вы там как, в порядке? — крикнул он.

— Пфф, — фыркнула Абинэ, — Что мы, на авианосцы не садились, что ли?

— Ты же говорила, что не садилась, — шепотом напомнил Винсмарт.

— Это я понты гоню, — так же шепотом пояснила Абинэ.

Парень в военной форме оказался командиром Лексингтона, капитан-лейтентом Банги Ресардо. После официального знакомства, они покатили бабочку к ангару. Абинэ и Банги почти тут же перешли на «ты», что и понятно: они были почти ровесниками. К доктору Винсмарту капитан-лейтенант стал обращаться «сэр Джерри» или просто «сэр». Тот, со своей стороны, решил, что будет называть командира корабля просто по имени.

— Банги, а где экипаж?

— Экипаж отдыхает, сэр. Если по-честному, я подозревал, что меня разыгрывают на счет вашего приезда. Но, если хотите, я могу объявить построение.

— Не надо, — сказал Джерри, — Терпеть не могу дергать людей попусту.

— Кстати, про розыгрыши, — вставила Абинэ, — в info написано, что этот бронтозавр может делать 40 узлов.

— Так он и может, — ответил Ресардо.

— 20 фунтов, что нет, — сказала она.

Кэп повернулся к Винсмарту.

— Сэр Джерри, вы разрешаете мне принять это пари?

— Гм… В каком смысле?

— В смысле, сняться с якоря и провести учебные маневры на скорости до 40 узлов.

— Видите ли, Банги, я в этих вещах не очень разбираюсь, так что на ваше усмотрение.

— Благодарю, сэр, — ответил тот, улыбаясь в 32 зуба и вынул из кармана woki-toki.

Вообще-то люди обычно не любят проигрывать пари, но здесь было исключение. Когда на рабочем экране в графе «velocidad actual, knot» число 39 сменилась на 40, Абинэ, хлопнув двадцаткой по столу, захлопала в ладоши.

— Este madly fresco! Сool! Te marinero real, cap Bangi!

— Me trabajando en ello, — подмигнув, ответил Ресардо, — Я работаю над этим. А Кровавый Кролик, говорят, однажды выжал из Лекса 44 узла.

— Полагаю, это уже будет перебор, — быстро сказал Винсмарт. Его несколько беспокоило дребезжание кофейника и кружек на столе, и шатание пола, — Давайте снизим скорость до обычной. Вы уже достаточно хорошо показали возможности корабля.

— Это было несложно, — заметил капитан-лейтенант, — Лекс и правда, хорошая машина. Это не только мое мнение. Так говорят люди, которые не первый десяток лет в море. И наши ребята, я имею в виду экипаж, тоже так считают.

— Кстати, о машинах, — заметила Абинэ, — как бы мне посмотреть силовую установку. Для начала, я бы хотела глянуть схему узлов, от котла до…

— Не вопрос, — перебил Банги и похлопал ладонью по соседнему терминалу компа, — Здесь мониторинг всей ходовой части, в динамике, прямо на схеме. А ты в этом рубишь?

— Еще бы! Это моя работа, между прочим.

— Ба! — одобрительно сказал он, и повернувшись к Винсмарту, спросил, — Сэр Джерри, а как вы собираетесь использовать Лекс? Ребята спрашивают, а я не знаю, что им говорить.

Джерри вздохнул и задумчиво покрутил в пальцах очередную сигару.

— Видите ли, Банги, я во флотских делах очень мало разбираюсь. Я биохимик и немного медик, работаю в прикладной науке, по возможности, в кабинетных условиях…

Ресардо расхохотался так, что чуть не расплескал кофе.

— Ну, вы даете, сэр Джерри!

— А что я такого смешного сказал?

— Знаете сэр, если вы кабинетный ученый, то Лексингтон надувной матрац. Команданте, когда объявил нам приказ о назначении к вам, специально добавил: учитесь у него тем главным качествам, которые должны быть у хорошего военного.

— У кого? — не понял Винсмарт.

— Так у вас же, — пояснил Ресардо, — Вот ребята и интересуются: чему вы будете нас учить, и какие задачи ставить.

— Послушайте, Банги, это какое-то недоразумение…

— Знаете, сэр, мы TV иногда смотрим, Эль Кватро видели. Такие дела.

— Правда, Джерри, — вмешалась Абинэ, — Почему бы тебе не поговорить с этими ребятами.

— Я разве против? — проворчал он, — Ну, давайте, поговорю.

Капитан-лейтенант тут же ткнул что-то на пульте и сказал:

— Экипаж кроме вахтенных! Общий сбор на рекреационной палубе через три минуты.

Перед ним стояли 12 человек, обыкновенные мальчишки и девчонки, одетые в военную форму. На вид им было лет по 20, или немногим больше. Экипаж Лексингтона, включая авиагруппу, за вычетом двух вахтенных. Даже не верилось, что эта маленькая компания легко управляет таким огромным кораблем. Винсмарт опасался, что сейчас будут всякие бессмысленные крики, стойки «смирно», напряженные лица с выпученными глазами, и тому подобные вещи, за которые он ненавидел армейские порядки. Но ничего подобного. Молодые люди стояли вполне естественным образом, и никаких криков не было.

— Значит, так, ребята, — спокойно сказал Ресардо, — это сэр Джерри Винсмарт, он сейчас вам скажет, что считает нужным, а вы послушаете.

— Вообще-то я не готовился что-то говорить, — начал Джерри, — просто так получилось, что я сюда прилетел, и мы с вашим капитаном решили, что неплохо бы с вами познакомиться. Со мной еще Абинэ Тиингелэ, она эксперт по двигателям, сейчас она что-то там смотрит, а потом вы с ней тоже познакомитесь. Так вот, я не очень представляю, что говорить, и будет лучше, если вы сами спросите все, что вас интересует.

Несколько секунд ребята переглядывалсь, потом рыжий веснушчатый парнишка, похожий на ирландца, сделал шаг вперед и сказал:

— Сэр Джерри, а в мире еще много таких мест, как Эль Кватро?

— Боюсь, что много. Я слышал, что в Центральной Африке бывает и хуже. Я не знаю, куда уж хуже, но, вероятно, есть куда.

— Значит, мы будем работать в Индийском океане, да сэр Джерри?

— Почему вы так решили?

Тот смущенно поскреб затылок и выпалил:

— Ну, по ходу, Индийский океан теперь тоже наш, а Африка как раз там.

«Однако, — подумал Винсмарт, — Индийский океан, видите ли, «тоже наш». Интересно, если они высадятся на Луне, в Океане Бурь, то и он будет «тоже наш»? А может, уже высадились? Не помню, что у Меганезии с космической программой…». Но сейчас надо было что-то отвечать, и он сказал:

— Видите ли, я еще недостаточно хорошо знаком с Лексингтоном. Вернее сказать, я с ним едва знаком. Я не могу вот так, сразу решить, что здесь лучше: экстремальная медицина, или исследовательская лаборатория, или учебный центр. Мне необходимо посмотреть, подумать, и все как следует взвесить.

Рыжий кивнул, отступил назад, и его место занял другой парнишка, похожий на малайца.

— Сэр Джерри, а что на Эль Кватро делалось неправильно?

— Гм… А почему вы думаете, что там что-то делалось неправильно?

— Ну, типа, всегда что-то неправильно, разве нет?

— Да, действительно… Вообще-то я не специалист по таким вещам, но мне кажется, можно было начать на пол-дня раньше. Это несколько десятков жизней.

— А мы будем к этому готовиться? Ну, типа, чтобы в следующий раз было быстрее.

— Вот это хорошая идея, — одобрил Винсмарт.

Малаец смущенно пробормотал «Спасибо!», и отступил назад. Почти сразу же вперед шагнула девчонка совершенно неопределенной расы, в общем, типичная меганезийка.

— Сэр Джерри, а можно личный вопрос?

Винсмарт кивнул.

— Как у вас получается ничего не бояться?

— Ерунда! — возмутился он, — Я много чего боюсь, как и любой нормальный человек.

— Чего например? — спросила она.

— Гм… Прежде всего, я боюсь сделать какую-нибудь ошибку, из разряда тех, от которых зависит чья-то жизнь. Еще я боюсь, что многого просто не успею сделать. Наверное, это самый страшное: быть между риском ошибиться и риском не успеть. Наверное, с этим страхом как-то можно бороться… Вернее, с этим обязательно надо бороться, потому что иначе этот страх парализует и толкает либо на бездействие, либо на глупости.

— Но ведь на Эль Кватро вы с этим справились, правда?

— В какой-то мере, да, — согласился Винсмарт, — Но справился не я, а люди, которые были вокруг меня. Надо было им помочь, и я просто делал то, что для этого требовалось. Я все равно боялся, но у меня не было времени углубляться в это. Примерно так.

— Спасибо! Я поняла! — сказала девчонка и шагнула назад.

«Надо же, — подумал Джерри, — она, видите ли, поняла. А я вот не понял. Я уже вообще ни черта не понимаю, что творится! Надо же так влипнуть…»

— Добрый вечер! В студии Берилл Коллинз. У нас в гостях Эйнар Рауди, один из шести верховных судей Меганезии. Он согласился ответить на некоторые вопросы, которые волнуют австралийцев в связи с последними событиями в Меганезии, да и не только. Речь идет, конечно же, о таблетках «XE-2», которые появились в продаже около 2 недель назад, и которые пресса уже окрестила «Invisible death». Мы поговорим об акциях, направленных против их свободной продажи, и о жестких действиях властей Меганезии. Первый вопрос нашему гостю: можно ли было предвидеть такие острые акции протеста?

Эйнар кивнул и улыбнулся.

— В начале я хочу реализовать одну свою давнюю мечту. Сказать всем жителям Сиднея: Ваш город, наверное, самый прекрасный на этой планете. Я бываю здесь почти каждый месяц на протяжении уже пяти лет, и никак не перестаю удивляться. Теперь, Берилл, я отвечу на ваш вопрос. Да, конечно, острая реакция определенных групп людей была предсказуема. Меганезия это открытая страна, в которой достаточно много недавних иммигрантов из слаборазвитых стран. Они приезжают к нам в поисках экономического благополучия, и это нормально. Но иногда они пытаются привезти с собой те обычаи, которые недопустимы в общественной жизни нашей страны. В этом случае они попадают под наблюдение полиции, а иногда и на скамью подсудимых. В вашей стране, на сколько я знаю, есть аналогичная проблема.

— Да, конечно, проблема иммигрантов есть и у нас, — согласилась она, — и правительство старается прогнозировать их реакцию, по возможности, не допуская, чтобы те или иные события привели к массовому насилию.

— То же и у нас, — сказал судья, — Пять решений о ВМГС были приняты сразу после начала продажи XE-2, за несколько дней до единственной силовой акции протеста. Я считаю, что и этой акции можно было избежать, но полиция, увы, работает не идеально.

Берилл напряженно покачала головой.

— Нет, не то же. Я бы сказала, что все наоборот. Наше правительство старается исключить причины протестов, а не пресечь эти протесты путем депортаций и расстрелов. Например, в ситуации с XE-2 у нас сразу приняли запрет на свободную продажу этого препарата, и удалось обойтись без жестких конфликтов.

Судья улыбнулся и кивнул:

— Я знаю. Когда я летел из Нумеа в Сидней, то видел в аэропорту лоток, с которого бойко торговали целыми коробками XE-2. Как вы думаете, Берилл, кто их покупал?

— Ну… — сказала она, — … Я подозреваю, что молодые австралийки. На нашей таможне уже были довольно скандальные эпизоды из-за этого.

— То есть, — продолжал Эйнар, — Ваши нормальные граждане вынуждены ездить за нужным им медицинским средством к нам, в Меганезию. Причем только из-за того, что трусливые, не побоюсь этого слова, политики боятся обострить отношения с аутло и экстремистами.

— Но вы обострили отношения не только с аутло, — заметила Берилл.

Эйнар задумчиво почесал подбородок и предложил:

— А давайте все-таки начнем есть эту селедку с головы, а не с хвоста? Начнем, с самого препарата, а не с реакции на его продажу. XE-2 разработан партнерством «Raza Genesis — Atlinc» для предотвращения или прерывания беременности на сроках до 1/5 от полного цикла вынашивания у любых гоминид, то есть, человекоподобных существ.

— И у людей тоже, — вставила Берилл, — иначе говоря, это медицинский контрацептив с абортивным действием.

— Да. Это ветеринарный препарат, пригодный также и для людей. На сколько я знаю, он отличается тем, что, во-первых, 100-процентно эффективен, а во-вторых, практически безвреден. Примерно как активированный уголь.

— Но он абсолютно смертелен для эмбриона, — заметила она.

— Разумеется. Для этого он и разработан.

— Но, Эйнар, вы же знаете, что многие религиозные и общественные организации считают аборт убийством человека.

— Ну и что? Если женщина разделяет эти взгляды, то она не будет принимать XE-2. А если она эти взгляды не разделяет, то какое ей дело до того, что они считают?

— … Кроме того, эти таблетки, говорят, не прошли клинических испытаний.

— Ну и что? — повторил он, — Как ветеринарный препарат, они испытаны на шимпанзе, у которых организм устроен в этом смысле так же, как у нас. И потом, за эту неделю XE-2 уже использовали столько людей, что будь хоть какие-нибудь вредные эффекты, об этом было бы известно. Так что не будем говорить о пустых формальностях.

Берилл перевернула несколько листочков в своем блокноте:

— Ладно. Допустим, XE-2 эффективен, безопасен, и предельно прост в применении. Одна таблетка и беременности конец. Никаких проблем. Ничего такого, что могло бы заставить женщину задуматься: а правильно ли она поступает?

— Вообще-то, — заметил судья, — заставлять задуматься, это не функция лекарства. Ну, разве что, за исключением лекарств от слабоумия, а здесь не тот случай.

— Но Эйнар, вы же, не будете спорить, что беременность, это не то же самое, что, грипп. Я имею в виду, беременность, это не болезнь, а появление новой жизни. Откуда возьмется следующее поколение, если женщины будут в массовом порядке глотать эти таблетки?

— А с чего бы женщины стали делать это в массовом порядке? — удивился судья, — Если в стране хорошие социальные условия, то женщины делают это довольно редко. И они не будут делать аборт только потому, что это просто и безопасно. Если женщина находится в условиях комфорта и безопасности, она, как правило, предпочитает рожать.

— Извините, но тут вы ошибаетесь, — возразила Берилл, — именно в тех странах, где высокий уровень жизни, высокоразвитая медицина и значительные социальные пособия, женщины рожают меньше всего. И, конечно, это не может не беспокоить общество.

— Отделим китов от планктона, — предложил Эйнар, — то есть, проблему рождаемости от проблемы абортов. Начнем с первой. В развитых странах, например в вашей, женщины, как правило, просто не допускают беременности, пользуясь обычными контрацептивами. И они так часто этого не допускают, что рождаемость падает ниже критической.

— Несмотря на хорошие социальные условия, — добавила Берилл.

— Э, нет, — возразил судья, — Женщина это лучший индикатор. Если она не хочет рожать, значит с социальными условиями что-то неладно. Вот пример с тем же XE-2. Возьмем развитую страну, не обязательно вашу. Пусть это будет ЕС, где свободную продажу XE-2 тоже запретили. Почему? Потому, что экстремисты пригрозили уличными беспорядками, если запрет не будет введен, а правительство испугалось и пошло у них на поводу. Что в этом случае думает женщина? Если правительство боится кучки аутло, то защитит ли оно меня и будущего ребенка? Очевидно, нет. Это негодные социальные условия.

— А если полиция стреляет из автоматов по людям, которые просто собрались на улице, то это замечательные социальные условия? — ехидно поинтересовалась она.

Эйнар вздохнул и покачал головой.

— Начнем с того, что эти люди не просто собрались. Они собрались с конкретной целью показательно заблокировать несколько аптек, в которых продается XE-2. И не только заблокировать, но и устроить акцию устрашения.

— Одно выбитое стекло, — уточнила Берилл, — и за это расстрел на месте?

— Плохо, когда полиция стреляет, — сказал судья, — Но, в некоторых случаях, еще хуже, если она не стреляет. Приказ: «Стой! А то я опять скажу: «Стой!», не работает никогда.

— А если разгневанные люди в ответ будут уже не бить стекла, а взрывать дома?

— Практика показывает, что не будут. Экстремисты начинают взрывать дома там, где им разрешают безнаказанно бить стекла. Это своего рода воспитание безнаказанностью. Я сначала пугаю общество палкой, потом бутылкой с горючим, потом бомбой. Чем сильнее оно пугается, тем больше я верю своему лидеру-экстремисту, и тем меньше нормальные люди верят в способность правительства их защитить.

— То, что вы говорите, было бы по-своему логично, — признала Берилл, — если бы не одна тонкость. Вы распространили репрессии не только на тех, кто с палкой, но и на тех, кто с микрофоном или плакатом. А когда против слова применяют автомат, это уже…

— Смотря против какого слова, — перебил Эйнар.

— Оружие против слова, это всегда признак слабости и трусости, — возразила она, — пулей затыкают рот, когда крыть нечем.

— Красивый аргумент, — сказал он, — но слишком общий, а реальность всегда конкретна и состоит из частностей. В знаменитых записках о Шерлоке Холмсе фигурирует профессор Мориарти, этакий мозговой центр мафии. Он сам никого не грабит и не убивает. Для этого есть безмозглые громилы. Он только планирует и командует. Его инструмент это слово. А представьте, что банда такого Мориарти предстанет перед вашим австралийским судом. Кого отправят в тюрьму на больший срок, профессора или его громил?

— Профессора, конечно, — не задумываясь, ответила Берилл, — он организатор, а громилы только исполнители.

Эйнар удовлетворенно улыбнулся.

— Ну, разумеется. И это признак не трусости и слабости суда, а разумного подхода к делу. Сами по себе громилы в сто раз менее опасны, чем под руководством организатора. А это значит, что наиболее опасен именно организатор, хотя он действует только словом.

— Как говорил мой дедушка, это гвоздь не от той стенки, — заметила она, — Люди, которых ваш суд приговорил к расстрелу или депортации…

— Все-таки, к депортации, — уточнил Эйнар.

— Ладно, к ВМГС, как у вас говорят. Они ведь не приказывали грабить и убивать.

— А давайте разберемся, что они делали, — предложил судья, — Начнем с того, что в любом обществе есть определенная доля аутло. Даже если общество в целом благополучно, на тысячу нормальных людей есть два — три криминальных персонажа. Эти персонажи не обязательно совершат преступление, но рады его совершить при удобном случае потому, что уверены: общество их обидело, унизило, дало им меньше, чем они заслуживают. В отличие от человека, который недоволен, к примеру, оплатой своего труда, они не могут выразить свои претензии к обществу в конкретных цифрах, но они с удовольствием идут за лидером, который формулирует эти претензии в общем. Например: общество устроено неправильно, потому что не соответствуют образцу из нашей священной книги. Если это исправить, то мы, хорошие люди, будем жить хорошо. Логики в этом ни на сантим, зато все просто, понятно и приятно для самолюбия. Самый дрянной, никчемный аутло может считать себя отличным человеком, а нормальных людей — негодяями и преступниками.

— И он имеет право так считать, — вставила Берилл, — аналогично тому, как рабочий имеет право считать, что ему недоплачивают. Разве нет?

— Рабочий в этом случае начинает требовать, чтобы ему платили больше денег, — сказал Эйнар, — а чего начинает требовать такой аутло?

— И чего же? — спросила она.

— Я хотел бы услышать сначала ваше мнение, — пояснил Эйнар.

Берлл сосредоточенно полистала свой блокнот, и предположила:

— Каких-нибудь социальных пособий?

— Вы хоть раз видели христианских или исламских фундаменталистов, идущих на митинг под лозунгом «установите нам социальное пособие»? — спросил судья.

— Нет, — призналась она, после некоторого размышления.

— И никто не видел. Это невозможно. Лидер поднял людей на борьбу с мировым злом. Он не может просить у этого мирового зла денежные подачки. Это бы разрушило всю затею. Так чего он требует?

— Тогда каких-нибудь прав? — предположила она, — ведь дело не только в деньгах.

— Да, — согласился Эрман, — Права это важно. Не так давно наши работающие подростки устроили такую уличную борьбу за избирательные права, что мало не показалось. Но это из той же области. Право избирать это право делить деньги.

— И что? — спросила Берилл, — по ним тоже из автоматов?

— Что вы! — возмутился судья, — Они же просто хотели себе долю социальных благ, что есть предмет нормального торга. Поторговались и договорились. По конструктивному поводу всегда можно договориться. Но с аутло все иначе. Вы видели фундаменталистов, которые бы требовали прав, связанных с обычными социальными благами?

— Ладно, — сказала она, — значит, они не требуют денег, не требуют прав, не требуют каких-то обычных благ. Так чего же они требуют?

Эйнар поудобнее устроился в кресле, и, выразительно подняв палец к потолку, сказал:

— Они как раз требуют и прав, и благ. Только не своих, а ваших. Они хотят, чтобы некие социальные блага были у вас отняты. В этом основа их психологии. Аутло не нужны обычные социальные блага, при его образе жизни они бессмысленны. Зачем трудовые права тому, кто не хочет работать, право на образование тому, кто не хочет учиться, право на неприкосновенность жилища тому, кто предпочитает жить в трущобах, или право на свободу информации тому, кто совершенно не любознателен? Но при этом аутло обидно, что вы, за счет использования этих прав, живете гораздо лучше, чем он. Вот потому-то он хочет лишить вас прав. Тогда и вы окажетесь в трущобах, а ему не будет обидно. Это же элементарно! Посмотрите: все требования аутло начинаются со слова «запретить!». Кому запретить? Да нормальным людям, конечно! Запретить вам жить лучше, чем аутло.

— Эйнар, вы представляете дело так, будто все фундаменталисты это обитатели трущоб, а ведь это не так. В вашем первом депортационном списке сплошь респектабельные люди. Далеко не бедные, на сколько я знаю.

— Вот! — удовлетворенно сказал он, — Вы добрались до сути! Фундаментализм это бизнес, как и любая организованная преступность. И в нем есть свои профессоры Мориарти. Те самые организаторы, к которым, как мы выяснили, должны применяться самые жесткие санкции. А жители трущоб, аутло, громилы, это для них инструменты.

Берилл постучала ручкой по обложке своего блокнота.

— Знаете, Эйнар, вы все так запутали, что…

— Наоборот, я вам все распутал, — возразил он, — Все просто. Вот пример с XE-2. Есть ряд концернов, которым его распространение несет убытки. Это конкуренция. Ясно, что они готовы платить за запрет этого препарата. Некто дает лидеру фундаменталистов мешок денег и говорит: выводи на улицу своих громил. Дальше мы видим толпу в две сотни аутло, с палками, арматурой и плакатами агрессивного содержания. Обычному человеку, идущему по улице, кажется, что их много, и он пугается. Дальше пугается мэрия, дальше правительство, и дело сделано. Бизнес сработал. Заказчики добились запрета конкурента, а лидер аутло показал, что он реальная сила, и расширил ряды своей преступной группы, поскольку многие слабовольные люди готовы примкнуть к любой реальной силе. Когда кому-то снова потребуется надавить на правительство через страх перед толпой, он опять придет к этому лидеру, и даст еще больше денег, потому что у лидера теперь больше сил.

Таким образом, идя на поводу у фундаменталистов, вы не снимаете проблему, а напротив, усиливаете ее. В следующий раз на вас надавят еще сильнее и агрессивнее.

— А давайте вспомним, что фундаментализм это не преступление, — заметила Берилл, — Это просто очень серьезное отношение к религии.

— Нет проблем, — сказал Эйнар, — Относитесь к религии с какой угодно серьезностью. Это ваше право. Но не пытайтесь силой принудить к тому же самому своих соседей.

— Почему силой? Убеждением, проповедью…

— Вопрос в том, где заканчивается убеждение, и начинается нагнетание страха. Если вы на улице встречаете сотню агрессивно настроенных людей, которые проповедуют запрет на ваш стиль одежды, то вы испугаетесь, хотя, казалось бы, вам физически не угрожают. И, очень может быть, вы не решитесь одеваться так, как вам нравится, из страха, что в какой-то раз на вас нападут. То есть, вы уже стали жертвой насилия. Полиция обязана работать так, чтобы житель не оказывался в таком беспомощном положении.

— И, как обычно, при помощи автомата, — с грустной иронией добавила Берилл.

Эйнар сделал отрицающий жест.

— Уже нет. Вот лет 15 назад, когда в Меганезии было много желающих проверить Хартию на прочность, доходило и до автомата. Хартия оказалась прочнее. Сейчас такие дурацкие демонстрации устраивают только недавно приехавшие иммигранты. Их не так много и им хватает приказа полисмена убраться с улицы.

— Ладно, — сказала она, — Их прогнали с улиц в подворотни. Но выходцы из слаборазвитых стран рожают больше, чем местные. В следующем поколении их будет столько, что они заставят с собой считаться.

— в Меганезии нет иммигрантов второго поколения, — ответил судья, — Все дети с 6 лет учатся по общей программе. Программе для меганезийцев. Если семья препятствует этому, то ребенок изымается и передается приемным родителям.

— Это довольно жестоко, — заметила Берилл.

— Это гуманно и необходимо, — возразил он, — Мы охраняем детей от влияния вредной среды, которая была в стране происхождения их родителей.

— А кто решил, что та среда вредная, а ваша полезная?

— Родители ребенка. Будь иначе, они не уехали бы из своей страны в нашу. Мы никого насильно не ввозим, и никого силой не держим.

— А как на ваших мелких островах, где школа только виртуальная?

— Асоциальные иммигранты туда не едут, — ответил судья, — Это же самоубийство. Там не выжить по иным обычаям, кроме наших. Трущобные иммигранты приживаются только в предместьях городов, где можно перебиваться случайными заработками и воровством.

Берилл решительно закрыла блокнот и отдвинула его в сторону.

— Мы уже очень далеко ушли в сторону, а вы собирались рассказать что-то интересное о проблеме рождаемости и абортов. Я имею в виду, как с этим обстоят дела у вас дома.

— Не знаю, насколько интересное. У нас это не считается проблемой, которой общество должно специально заниматься. Коэффициент воспроизводства плюсовой, и ладно.

— Я слышала, что это связано с высокой рождаемостью в семьях с традиционным укладом жизни, — заметила она, — некоторые пишут, что в вашей стране искусственно поощряются некоторые обычаи… Ну, скажем так, не характерные для цивилизованных людей.

— Впервые об этом слышу, — он улыбнулся, — А какие это обычаи, если не секрет?

— Я имею в виду, групповые семьи-общины, ранние роды, ну и… Скажем так, некоторое пренебрежение приличиями. Год назад я делала репортаж о молодежном фестивале у вас в Юго-Западном Тафеа, и… Я не ханжа, Эйнар, но все-таки…

— В общих чертах я понял, о чем вы, — сказал судья, — Но цивилизованность состоит не в том, что люди носят штаны, а в том, что люди преобразуют природу, так как им удобно. Но если в природе что-то и так удобно устроено, то зачем это трогать? 100 тысяч лет было так: первого ребенка рожали лет в 16, а его содержанием занималось старшее поколение. У людей даже инстинкты под это приспособлены. Исторически недавно стали делать по-другому: фиксировать пару уже постарше, лет в 20–25, и только тогда рожать, причем все заботы о ребенке сваливать на эту пару. Ничего хорошего из этого новшества не вышло. В том возрасте, когда люди только начинают самостоятельную экономическую жизнь, этот ребенок оказывается обузой. Для женщины это или крест на карьере, или перегрузка, так что она и первого-то ребенка заводит с опаской, а решиться на второго ей бывает просто страшно. Ну, и зачем было идти поперек природы в этом вопросе?

— Тем не менее, цивилизованным людям хочется жить самостоятельно, индивидуально, а не в первобытном племени, — сказала Берилл.

Эйнар развел руками, изображая полнейшее недоумение.

— А мне казалось, что цивилизованным людям хочется жить так, как им хочется, как лично им сейчас удобнее. Иногда хочется пожить в маленькой семье, иногда в племени, а иногда даже и одному. Это зависит и от возраста, и от профессии, и от много чего еще. Зачем за людей решать то, что они сами решают гораздо эффективнее, чем посторонний дядя?

— Да, — согласилась она, — пожалуй, с этим утверждением действительно не поспоришь. Увы, Эйнар, у нас осталось всего 20 секунд эфира. Что бы вы хотели сказать в финале нашей, безусловно, увлекательной беседы?

— Даже не знаю. Я так много говорил… Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Приезжайте к нам в Нумеа, тут рядом. Это не Сидней, конечно, но можно очень неплохо отдохнуть. Вообще, давайте чаще есздить друг к другу в гости. Мы же соседи, все-таки.

— Ох, ни фига себе! — Келли, взяла со столика мобильник, ткнула иконку с улыбающейся черной рожицей и, дождалась, когда возьмут трубку, спросила, — Эй, вы что там тащите?

— Привет, Келли, — раздался в трубке радостный голос Эланга, — это хрень какая-то, типа самолета. Мы ее на рифах Уинслоу подняли. Может, Оохаре купит? Он, вроде, хотел.

— А что за два плавника у вас за кормой? Я их даже отсюда вижу!

— Это, по ходу, дельфины. Они уже неделю болтаются на внешнем рейде, а тут увязались. Они такие прикольные!

— Дельфины, — повторила она.

Сзади неслышно подошел Спарк и …

— Что за манера подкрадываться и хватать за сиськи! — возмутилась Келли, — Сколько раз тебе говорила… Нет, это я не тебе, Эланг.

— Я думал, тебе нравится, — сказал Спарк.

— Нравится, если ты не подкрадываешься.

— А что там про дельфинов?

— На, посмотри, — она протянула ему бинокль.

Приблизительно через полчаса на пирсе у дома Оохаре собралась изрядная компания, смотреть «хрень типа самолета» и увязавшихся дельфинов. Хрень оказалась японским истребителем-бипланом, «Ki-10 Kawasaki», модель 1935 года. Эти простые, надежные машины использовались на тихоокеанском фронте до середины второй мировой войны, и многие из них оказались на дне. Одни были сбиты в воздушных боях, другие затонули вместе с авианосцами, а третьи были сброшены в воду при отступлении, «чтоб врагу не достались». Судя по хорошему состоянию данного экземпляра, он относился к третьей группе. Сейчас он стоял рядом с пирсом, на 3-метровой глубине, так что на поверхности были только 10-метровый каркас верхнего крыла и верхушка хвоста. Подростки, не без позерства, излагали хронику его подъема со дна при помощи двух надувных понтонов и последующей буксировки до дома. Что касается дельфинов, то это оказалась парочка обыкновенных афалин, которые, судя по всему, сопровождали буксируемый самолет просто из любопытства. Теперь они болтались у пирса, не без оснований полагая, что им тут, раньше или позже, перепадет сколько-нибудь свежей рыбы.

— По ходу, прикормленные, — констатировала Уфале, и потянулась к мобильнику.

— Сейчас опять мелкого начнет эксплуатировать, — предположил Оохаре, и не ошибся.

— … Ралито, двигай к пирсу! Тут, по ходу, реальный японский истребитель нашли… Ну, я тебе говорю. Даже два пулемета есть, правда ржавые… Скелета в кабине нет. А нужен?.. Ну, короче, сам посмотришь. Да, купи там, по дороге, ведерко живой рыбы, у нас тут два дельфина… Как у кого, у Хинаои, конечно… Ну, не совсем по дороге. Тебе что, трудно? Ноги отвалятся? … Ну, математика. Ее же тебе задали, не мне… Что я папе обещала? Ну, да, и что теперь, вообще за тебя учиться?… Ладно, тащи, придумаем, кто сделает.

К моменту появления Ралито с ведром, компания на пирсе уже вплотную занялась делом. Оохаре развернул стрелу подъемного крана, так что она оказалась прямо над самолетом, и теперь бодро руководил креплением строп. Спарк и Акела плавали вокруг затопленного корпуса, выполняя его команды и отпуская скептические замечания (в смысле, интересно, какая часть при таком креплении отвалится, большая или меньшая). «Люди упаики» были на подхвате, и то и дело, встревали со своими советами, иногда, впрочем, толковыми.

Всех трех девушек отправили плавать с дельфинами. Как пояснил Оохаре:

— Во-первых, у дельфинов плюсовое биополе. Типа, польза для здоровья. А во-вторых, они не будут лезть под руку.

— Это мы, что ли, не будем лезть под руку? — возмутилась Уфале, — Да я вообще лучше тебя краном управляю! Мастер, блин, нашелся. Офигеть.

— Да нет, я про дельфинов же.

— Ну-ну, — сказала она, — Не вздумай начать поднимать, пока я стропы не проверю. Еще поломаешь эту штуку. И вообще, я сама буду поднимать.

Оохаре собирался что-то ответить, но его подруга уже нырнула с пирса, и поплыла под водой, так что говорить ей что-либо было совершенно бесполезно. Дельфины, как по команде, развернулись и поплыли за ней. Впрочем, через несколько секунд они уже оказались далеко впереди.

— А они не кусаются? — с некоторым сомнением, спросила Келли.

— Теоретически, нет, — заметила Санди, первой сползая в воду, — У них инстинкт симпатии к человеку. Так пишут.

— Ладно, будем надеяться, что это не первоапрельская шутка.

К моменту, когда они оказались в воде, Уфале уже пыталась играть с дельфинами, но для этого надо было, как минимум, к ним приблизиться. Попробуйте догнать в воде существо, которое способно почти мгновенно разогнаться до скорости 25 узлов. Стоило девушке приблизиться к одному из дельфинов на расстояние менее 5 метров, как он делал легкое, едва заметное движение, и дистанция увеличивалась втрое. Иногда дельфин просто нырял и оказывался в тех же 5 метрах, но уже у нее за спиной.

— Нахальные невоспитанные звери! — сообщила Уфале, когда Келли и Санди подплыли к ней, — Ни одно приличное существо не будет так издеваться над человеком!

— А ты говорила, прикормленные, — заметила Келли.

— Ну, так. Жрать-то они будут, вот увидите.

Один из дельфинов высунул голову из воды в 5 метрах от них, и издал звук, похожий на скрип дверных петель, не смазанных с прошлого века.

— Он еще прикалывается! — крикнула Уфале и сделала стремительный рывок в его сторону. Стремительный по человекческим понятиям, а не по дельфиньим. Над поверхностью мелькнул кончик широкого раздвоенного хвоста, и под водой со скоростью торпеды пронеслось темное тело. Несколько секунд и дельфинья морда выскочила в 20 метрах ближе к центру лагуны.

— Дохлый номер, — объявила Санди, — Но, с другой стороны, они явно не дикие. Иначе бы и на такое расстояние не подпустили.

— Так ясно, что не дикие. Рыбаки прикормили, по приколу, не иначе. Вот, пожалуйста…

Оба дельфина, обогнув девушек по широкой дуге, метнулись к пирсу, где нарисовался Ралито с ведерком. Две морды высунулись из воды и уже хором «заскрипели». Мальчик с гордым видом начал бросать рыб то в одного, то в другого. До воды ни одна не долетала. Между делом он крикнул сестре.

— Ты плыви сюда уже! Я уроки принес!

— Ага, щас, все брошу и поплыву, — лениво ответила она и, перевернувшись на спину, легла на воду раскинув руки, — Они меня загоняли! Это кошмар! Я в депрессии. Попроси Акелу, он сделает.

— Ты там стропы проверить хотела, и порулить! — крикнул Оохаре, — Тебя ждать, или как?

— Блин! — сказала Уфале и, подозрительно быстро выйдя из депрессии, погребла к берегу с такой скоростью, как будто намеревалась выполнить норму на спортивный разряд.

— Между прочим, — загадочным голосом произнес Ралито, — они оба меченые. Это я так, если кому интересно.

— Что-что? — спросил Спарк, моментально оказываясь рядом с мальчиком.

— Ну, вот же, метки, — сказал тот, кидая очередную рыбу, и показывая пальцем.

— Акела, быстро иди сюда! — крикнул Спарк.

Метки, а точнее, маленькие серые диски, размером с монету, были каким-то образом приклеены у каждого дельфина к коже сантиметрах в 10 позади левого глаза.

— По ходу, радиомаяк, — задумчиво сообщил Акела, — интересно, чей.

— Будем учинять дознание, — сказал Спарк, и махнул рукой «людям упаики», — Эй, дуйте сюда все трое.

Подростки подошли и с серьезным видом уселись рядом на настиле пирса.

— А пытки будут? — поинтересовалась Тиви

— Извращенка, — хихикнув, шепнул Окедо, и тут же схлопотал от нее чувствительный подзатыльник.

Спарк хлопнул в ладоши.

— Так! Сосредоточились, и вспомнили: откуда эти дельфины, где вы их видели до того, и что они делали.

— А чего вспоминать? — буркнул Эланг, — они уже который день болтаются на внешнем рейде. Как выходишь из лагуны, они тут как тут.

— Иногда заплывали в лагуну, и крутились рядом с этим, — добавила Тиви, махнув рукой в сторону замаскированного под сейнер фрегата «Рангитаки», — но это рано утром.

— И недолго, — добавил Окедо, — раз-раз и обратно на внешний рейд.

— А это точно были те же дельфины? — уточнил Акела.

— Мы что, слепые? — обиженно сказала Тиви, — Вот эти самые. Они же приметные.

— Понятно…, — протянул Спарк, — А раньше они за вами увязывались?

Эланг отрицательно покачал головой

— Только рядом иногда проплывали. Или прыгали недалеко.

— Они из-за самолета увязались, — предположила Тиви, — прикольная же дура.

— Или у них сегодня выходной, — проборматал Акела.

В это время раздалось негромкое гудение, затем шумный плеск, а затем радостный визг Уфале из кабины крана:

— Iri! Я его держу!

Истребитель висел на стропах, шасси были в полутора метрах над поверхностью воды, из щелей в корпусе стекали маленькие водопады.

— Ставь его на площадку перед ангаром! — крикнул Оохаре, — Только медленно! Не дергай!

— Не учи маму! — ответила девушка, и самолет плавно двинулся над берегом.

Обмен репликами в том же духе продолжался минуты две, пока груз не был осторожно опущен на площадку. Шасси беззвучно коснулись бетона, резина колес раскрошилась, затем отвалились сами колеса, а затем Kawasaki, с тихим лязгом, встал на треугольный кронштейн креплений шасси. Один из листов обшивки оторвался и звонко грохнулся на бетон. Убедившись, что все остальное, вроде бы, держится, Оохаре скомандовал:

— Отпускай.

Натянутые сторопы провисли.

Зрители приветствовали этот момент бурными аплодисментами. Уфале вылезла из кабины, демонстративно отряхнула ладони одну о другую, и фыркнула:

— Делов-то на сантим.

— Кстати, о сантимах, — сказал Оохаре, — Ребята, сколько хотите за эту штуку?

— А ты сколько предлагаешь? — спросил Эланг.

— Форсы дают от пол-тысячи до двух, смотря по раздолбанности, — добавил Окедо, — а этот почти как новенький. Селедка не кусала.

Селедка, конечно, этот самолет и не кусала (с чего бы ей), но «почти как новеньким» его назвать тоже было нельзя. Стальные элементы превратились в сплошную ржавчину, от крыльев остались только каркасы, обшивка держалась на соплях, а шасси окончательно прекратили свое существование минуту назад. Оохаре почесал в затылке и предложил:

— Полторы тысячи сразу, и еще столько же, если он полетит.

— Если полетит, то не столько же, а две, — ответил Эланг.

— ОК, но тогда будете помогать.

— Если помогать, то две с половиной, — сказала Тиви.

— Не стыдно обирать друзей? — спросила Уфале.

— Я же не сказала «три с половиной», — возразила та.

— По рукам, — подвел итог Оохаре, и пошел в ангар за деньгами.

Окедо проводил его взглядом и, повернувшись к Спарку, негромко сказал:

— Мы там, на рифах Уинслоу, еще один самолет видели, только он глубоко. Поможешь поднять? Гроши поделим по-честному.

Спарк утвердительно кивнул и буркнул: «Угу». Вытащил из кармана шорт сигареты и закурил. Затем легонько похлопал Акелу по плечу и поманил его в сторону.

— Я знаешь чего подумал: может, надо глянуть в недра ВМФ?

— А что?

— Эти дельфины с маячками…

— Ну, не знаю, — ответил Акела, — Там если про них и есть, то на каком-нибудь особо секретном уровне. Туда не вдруг проломишься. А если и да, то атас начнется.

— Не надо никуда ломиться, — сказал Спарк, — посмотри, где всегда.

— Ладно, не вопрос, — согласился тот.

— Эй! — крикнул Оохаре, — Вы только не смывайтесь. Надо же обмыть. По рюмке за каждое крыло, чтоб хорошо взлетел.

— Мы на полчаса и обратно, — пообещал Спарк, — притащиим из дома что-нибудь этакое.

— Прихватите нам пару коробок сока, — сказала Келли.

— Лимон с манго, — уточнила Санди.

Для того, чтобы глянуть в недра ВМФ, не понадобилось даже четверти часа. Сюрприз был уже на общем уровне внутренней сети оповещения флота.

— Orange code, — удивленно сказал Акела, — а вчера был green.

— Это что, типа повышенная готовность? — спросил Спарк.

— Повышенная была бы yellow. А это, типа боевая.

— Что, опять какая-то жопа?

Акела пожал плечами:

— Ну, по ходу, так.

Полковник Джино Валдес открыл глаза и потряс головой.

— Похоже, я задремал, лейтенант. Проклятые годы. Что ты сказал?

Годов Валдесу было 49 ровно, но у него имелся пунктик ссылаться на свои седины по поводу и без повода.

— Так еще бы не задремать, — заметил лейтенант, — Вы уже четвертую неделю дергаетесь. Сначала из-за 10-й параллели, теперь вот из-за этого. А организм требует…

— Без тебя знаю, Элмер. Так что у нас?

— «Буньипы» ее засекли.

— Они уже раз пять что-то засекали. Пока самой интересной находкой была китовая акула. Достойный экземпляр, почти 20 метров длиной.

— На этот раз это, все-таки субмарина. Сейчас мы повесили над ней дрон на высоте 20 км., однозначно определили модель, и отслеживаем ее движения с точностью до полуметра.

— И что за модель?

— Это U-215A. Она идет из западной котловины в центральную, через массив Лайн по направлению к Тероа, со скоростью 17 узлов, на глубине 260.

Полковник еще раз потряс головой.

— «Невидимка» U-215A? Я что, продолжаю спать?

— Никак нет, — дисциплинированно ответил лейтенант, — вы бодрствуете. Вот распечатки.

— Охренеть… Лучшая подлодка с неатомной энергосистемой. Что предлагаешь?

— С учетом наличия на U-215A зенитной установки подводного пуска, способной поражать цели до высоты 15 тысяч, предлагаю атаку ракетой Espectro по высокой траектории при маневре в интервале высот от 100 до 40 км, на скорости 8 км/сек. Это позволит поразить цель через 5 секунд после обнаружения ракеты радаром противника, т. е., намного быстрее времени срабатывания зенитного комплекса. При взрыве мощностью 10 килотонн ТЭ на высоте 50 метров, ударная волна разрушит корпус подлодки на глубине…

— Ты в своем уме, парень? — перебил Валдес, — Знаешь, сколько стоит эта подлодка?

— Говорят, дядя Сэм заплатил миллиард евро за две такие.

— Вот именно. Подарить полмиллиарда евро крабам, при этом загадив радионуклидами кусок собственной акватории? Нет, так дела не делаются. Еще варианты?

Пауза.

— У меня нет других предложений, — признался лейтенант.

— И чему только вас в институте учат, — проворчал полковник, вытаскивая мобильник из нагрудного кармана, — ладно, учись, парень. Урок первый: любой экспромт должен быть тщательно подготовлен … Алло, привет, Чи это Джино. Как там наш заказ? Ах, неделю готов и ждет? Да, конечно, ты мне уже говорила, но у нас грузополучатель только сейчас прибыл. Да, конечно, мы оплатим простой и все такое… Только груз мне нужен срочно. Ах координаты? Ну, разумеется… Элмер, зайди в приемную, и организуй, чтобы Пенни отправила файл о движении подлодки вот сюда… — Полковник написал на листочке какой-то e-mail, — … Извини, Чи, это я не тебе. Что — подлодка? Да, я сказал «подлодка», и что это меняет?

— Простите сен Валдес, каким шифром это передать?

— Скажи Пенни, чтобы передала без шифрования. Как есть… Нет, Чи, это я не тебе. Ну, да, я не сказал, поскольку это была закрытая информация…. Слушай, мы же друзья, верно?

— Простите полковник, я правильно понял, что Пенни должна передать секретные данные без их шифрования?

— Да, Элмер. Ты правильно понял. Все, иди. Можешь пока пофлиртовать с Пенни, только без извращений… Это я не тебе, Чи…

Лейтенант кивнул и вышел. Он еще успел услышать филиппику полковника:

— Что значит «если ты мне друг — дай мне денег»? Нет, ты правда считаешь, что все можно измерить деньгами? Нет, Чи, ты мне прямо ответь…

Чи, то есть Чимэг Синчер, президент компании SLAC (Sincher Light Air Cargo) все-таки выцыганила из полковника Валдеса тройную цену доставки груза, персональные премии операторам и, разумеется, гарантию возмещения цены дирижаблей в случае их потери. Чингисхан, которого она, как этническая монголка, числила среди своих прямых предков, мог бы быть доволен ею. Оставалось еще выполнить эту доставку, а это было не так-то просто, поскольку «грузополучатель» совсем не стремился принять на борт отправляемые ему две тысячи тонн бракованных железобетонных блоков.

Трижды глубоко вздохнув и 9 раз прочтя про себя мантру «Om mane padme khum», Чи нажала кнопку селектора.

— Олан, найди дядю Опа и вдвоем зайдите ко мне. Срочно.

— ОК, мама, — коротко ответила Олан, — через три минуты будем.

Чи откинулась в кресле, закурила папиросу и стала думать о хорошем: что жизнь в общем-то удалась, что бизнес солидный, хоть и небольшой, что дочь выросла здоровая, толковая и волевая, вся в маму, а не в папу — удалого раздолбая с Занзибара, смывшегося неведомо куда. Семья пока не получилась — но какие наши годы? 45 — еще вся жизнь впереди. Вот, к полковнику можно присмотреться. А что? Дядька основательный…

Тут ее мысли были прерваны. Дверь открылась, и в кабинет стало продвигаться обтянутое белой майкой пузо дяди Опа, чем-то похожее на грузовые роботы-дирижабли, которыми он так виртуозно управлял. Дядя Оп, он же — Опанас Лешко, меганезийский украинец австралийского происхождения, любил три вещи: пиво, футбол и свою работу. Он был прост и надежен, как паровоз, и примерно так же массивен. Проскользнувшая из-за его спины Олан Синчер казалась рядом с ним худеньким подростком, хотя была крепкого сложения и 70 килограммов весом. Лет 5 назад Чимэг переживала, что у дочери будут проблемы в личной жизни из-за полного несоответствия нынешним представлениям о женской красоте. Но оказалось, что парни западают на Олан куда сильнее, чем на длинноногих девиц с классическими 90-60-90. Видимо монументальная фактура Олан соответствовала каким-то первобытным паттернам хранительницы очага…

— Мама, что у нас опять стряслось?

— Почему ты думаешь, что стряслось? — спросила Чи.

— Когда ты не замечаешь, что папироса давно догорела до патрона…

— А, действительно… Значит, так, садитесь, слушайте и не перебивайте.

Чимэг разложила на столе распечатки файлов полковника Валдеса и начала инструктаж длительностью 20 минут. Когда она закончила, дядя Оп задумчиво потер загривок и произнес:

— Ну, если по-нашему, по-фермерски, так и ничего особенного. Ну, подводная лодка. Что мы, подводных лодок, что ли не видели? Во всех видах видели. Та же жестянка из-под пива, только большая и с моторчиком.

— Мне нравится твой подход к проблеме, — заметила Чи.

— Я еще даже не начинал. Это была присказка. А сейчас будет по делу.

Дядя Оп подтянул к себе лист бумаги, схватил ручку, провел длинную прямую линию и посреди нарисовал схематическое изображение подлодки.

— Значит, вот так она идет, никуда пока не сворачивая, — пояснил он, — скорость у нее постоянная и глубина тоже. А нам, значит, надо бросить на нее сверху 2 тысячи тонн железобетона, и чтоб она, падла, не увернулась.

— И не забудь про 16 маленьких контейнеров, — напомнила Чи.

— Контейнеры — это само собой… Кстати, что в них?

— Какие-то военные игрушки. Написано, то ли Darts, то ли…

— Dwarf-5, — предположила Олан, — телеуправляемые мини-роботы для подводных работ?

— Ну, — Чи пожала плечами, — Может быть, и так.

— Да бес с ними, — сказал Лешко, — давайте-ка ближе к телу. Я себе это так представляю:

Он схематично нарисовал четыре дирижабля, идущих в линию.

— Вот это мы летим на высоте 200, впереди Олан, затем я, и за нами два на автопилоте. Олан бросает свой груз с упреждением 1100 метров, и уходит резко вверх, чтоб мне не мешать, ставит первый дирижабль на автопилот и берет на ручное управление третий. Когда это все падает в воду…

Дядя Оп изобразил перед носом подлодки заштрихованный овал, обозначающий упавшие в воду железобетонные блоки.

— … Когда это все падает в воду, капитан получает рапорт с центрального поста и прикидывает: о, черт, через 120 секунд нас шарахнет по башке, надо что-то делать.

Олан, твои действия?

— Ну, одно из двух, — сказала девушка, — я бы или увеличила скорость и попыталась проскочить, или наоборот, затормозила и попробовала повернуть. Можно еще по вертикали какой-нибудь маневр попробовать, но это думать надо, я же не подводник.

Чи хлопнула ладонью по столу:

— Про маневренность лодки все написано в файле. Возьмите данные, введите в симулятор.

— Не учи папу любить маму, — спокойно ответил Лешко, — Тут пишут, дело будем делать в «собачью вахту». Значит, у нас 3 часа до вылета и еще 5 часов хода до точки выгрузки. И посчитать успеем, и на симуляторе погонять. А пока у нас это, как его, мозговой штурм.

— А… — протянула Чи, — ну, если штурм…

— Так что ты делаешь, Олан? — спросил дядя Оп, и положил на стол часы, — только быстро, видишь секундная стрелка бежит. Ты — капитан.

— Тогда я сплю. «Собачья вахта» же.

— Ну, значит, ты — старпом.

— Я командую полный назад и право руля, — решительно сказала она.

— Почему?

— Я не буду ломиться вперед, не зная, на какой протяженности разбросаны препятствия.

— А почему право руля?

— Не знаю. Инстинкт. Была бы я левша — наверное, сказала бы лево руля.

Лешко кивнул и нарисовал от прямой линии дугу вправо и спросил:

— Что, думаешь, проскочила?

— А что, нет?

— А вот нет. Я поворачиваю свой дирижаблю, бросаю груз вот так, и перехватываю управление четвертым дирижаблем. А ты на третьем уже на подходе.

Он перерисовал новое положение второго дирижабля, еще один заштрихованный овал перед носом лодки.

— А если бы я не повернула, а скомандовала полный вперед?

— Тогда так, — дядя Оп мгновенно перерисовал картинку, — и ты получаешь первой порцией по хвосту, а второй — по башке.

— Это если ты знаешь, повернула я или ускорилась, — возразила Олан.

— Так я же буду знать, — ответил Лешко, — вот, читай, тут написано: «текущее положение подлодки отслеживается с точностью плюс-минус 0,5 метра»

— А если бы я скомандовала погружение, чтобы смягчить удары по корпусу?

— Повернешься кверху жопой и подставишь гребной винт под удар? Третий груз тебе так врежет…

— Слушай, дядя Оп, ты чего делаешь из старпома дурака? — перебила девушка, — а если он сообразит, что 4 груженых дирижабля не просто так повисли у него на хвосте?

— Да, это уже ситуация, — вздохнул Лешко, — вот теперь пора на симулятор.

— Может, заказчика сюда пригласить? — спросила Чимэг

— А чего? Приглашай. Нечего ему в штабах штаны просиживать.

Старпом Стью Палфри клевал носом. Нет, он ни в коем случае не дремал. Но суточный цикл активности у среднего человека устроен так, что именно в это время, называемое «собачьей вахтой», больше всего хочется спать. Особенно — если тупо сидишь перед мониторами, а вокруг — сотни миль пустого океана, где даже рапорт о какой-нибудь паршивой джонке, болтающейся в 40 милях справа по курсу — и то событие. А в эту ночь, как на зло, вообще ничего не происходит. Есть, конечно, эксцентричные лица, которые наоборот, активны ночью, а утром не могут заставить себя выползти из койки. Но они, как правило, не дисциплинированы и, ясное дело, непригодны к службе на подводном флоте.

— Докладывает лейтенант Фрэн Лаудер, радарный пост. По-моему, у нас проблема.

Вот, пожалуйста, событие. Палфри вздохнул. Ну, кто так докладывает? «По-моему», бла-бла-бла, как в кабинете у психоаналитика. Нет, баба-офицер на флоте — это беда. Весь этот либерализм, феминизм, и все такое прочее годится для гражданки. А военный флот — это военный флот. Тут не место женщинам, детям и сексуальным меньшинствам..

— Сейчас подойду, — сказал он, и бросил в селектор, — всем: я буду на радарном посту.

Через несколько секунд он смотрел на оперативный экран, все больше убеждаясь, что женщинам нечего делать на флоте, а на подводном флоте — и подавно.

— Эти четыре дирижабля, сэр, идут вслед за нами. Точнее, они нас догоняют.

— В чем проблема? — спросил он, — четыре беспилотных грузовых дирижабля со скоростью 200 узлов следуют в линейном строю с интервалом 2 мили. Обыкновенная гражданская перевозка. Вероятно, с Северных Спорад на Фиджи или Самоа.

— Но через полчаса они окажутся почти точно над нами, — возразила лейтенант.

— Они что, вооружены?

— Нет, судя по сигналу, там ничего такого, но…

— Тогда что вас беспокоит? Думаете, их телекамеры нас заметят посреди ночи сквозь 800 футов воды?

— Я опасаюсь, что они нас уже заметили.

Старпом покачал головой.

— Лейтенант, вам известны свойства морской воды и характеристики подлодки?

— Известны, сэр. Но движение этой группы дирижаблей выглядит подозрительно.

— Каковы ваши предложения? — спросил он, стараясь проявлять предписанную уставом корректность по отношению к младшему по званию, — не атаковать же эти воздушные шарики зенитными ракетами, демаскируя себя посреди недружественной акватории?

— Нет, сэр! Я предлагаю временно сменить курс. Если это — случайное совпадение, то они пройдут мимо, а если они как-то отреагируют, значит, это — не случайное совпадение.

— Как далеко вы предлагаете отклониться от курса?

— Всего на 20 миль к юго-востоку, сэр.

— Всего на 20 миль, — повторил Палфри, — потеря всего каких-то 3 часов времени. В других обстоятельствах это была бы мелочь, верно? Но нам из-за этой мелочи придется отложить активную фазу операцию на сутки.

— Почему, сэр?

— Да потому, лейтенант, что мы окажемся у атолла Тероа не в 2:30, а в 5:30. Вы хотите, чтобы коммандос работали после восхода солнца, на глазах местных рыбаков у которых каждый паршивый сейнер оснащен прямой связью с патрульной авиацией?

— Но у нас еще почти 3 ходовых суток, мы можем наверстать время.

— Можем, — Палфри кивнул, — увеличив скорость до 18 узлов и не снижая ее до самого Тероа. А мы ведь не на прогулке. В течение этих 3 суток может случиться какая-нибудь реальная проблема. Не воздушные шарики, а что-то серьезное. Мы потеряем час или больше, и что тогда? 18 узлов это наш порог условной бесшумности. Мы не можем идти быстрее.

— Прошу прощения, сэр! Я не подумала об этом.

— И напрасно. Сопоставьте риск от паршивых воздушных шариков в небе и от лишних суток пребывания в глубине враждебной акватории.

Фрэн так искренне расстроилась, что старпому даже стало ее жалко.

— Не берите в голову, лейтенант, — сказал он, — просто у вас пока не хватает опыта для тактических расчетов. Но ваша инициатива достойна одобрения. Мы выполним маневр, но отставание от графика не должно превысить 50 минут.

— Дядя Оп, они поворачивают, — взволнованно сказала Олан.

— Ясен перец, поворачивают, — пробурчал Лешко, — Чем ты недовольна?

— А вдруг они уйдут далеко к югу?

— Да щас тебе. Мы ж вместе с полковником считали. У них запас времени с мышкин хер. Дождутся, пока наш первый борт пройдет мимо, и скорректируют курс в обратный зад.

— Так что, дядя Оп, ставим борт-1 и 2 на автопилот и принимаем 3 и 4 на ручное?

— А то ж.

Палфри с некоторым трудом подавил зевок и скосил глаза от экрана на Фрэн. Она была настолько раздосадована, что, казалось, сейчас заплачет. Нет, бабы на флоте это в корне неправильно. Мозги у них иначе устроены, вот что. Тут радоваться надо, что эти чертовы летучие сардельки спокойно проходят мимо. Попутного им ветра в толстую задницу. А девчонка носом шмыгает. Ну, чисто детский сад. Ладно, надо как-то поддержать ее. Все-таки, одна команда. Будь она парнем, по плечу бы похлопал, а тут…

— Вы вот что, — сказал он, — вы не переживайте, лейтенант. Мы с вами (да, именно так, «мы с вами», а как же)… действовали точно по уставу. И давайте договоримся: вы указали мне на эти дирижабли, а инициатива маневра исходила от меня.

— Спасибо, сэр, — тихо сказала она.

— На здоровье. Продолжайте дежурство, — старпом снял трубку внутренней связи, — ходовая рубка, произвести корректировку курса.

— Да, сэр, — отозвался старший лейтенант Сэлмон Траск, — а что там было?

— Примерещилось мне, — спокойно ответил Палфри.

— Понятно, сэр, — отозвался Сэлмон, — в «собачью вахту» оно бывает.

Тут в радарную рубку ввалился заспанный и злой, как черт, капитан Харальд Ходжес, по прозвищу Дьявол Харри или просто Ди-Эйч. Похоже, он слышал разговор со старлеем.

— Что тебе там примерещилось, Стью?

— Дирижабли, — ответил старпом, — Грузовики. Перли, гады, точь-в-точь нашим курсом.

— А-а, — сказал Ди-Эйч, зевая, — а мне такой сон снился. Будто бы мы уже отработали, и пришли в Брисбен, но не на базу, а прямо на пляж. А там, короче…

Капитан покосился на Фрэн и почесал небритую щеку.

— … Короче, я тебе потом расскажу, — Ди-Эйч снова зевнул, — еще происшествия были?

— Никаких, Харри. Океан чист, как слеза младенца.

— Ну, раз чист… — тут капитан зевнул в третий раз, — тогда я пойду досыпать. Может, дальше приснится. Хотя, к хорошим снам почему-то редко снится продолжение. Вот к кошмарам — сколько угодно. Как думаешь, почему?

— Без понятия, — ответил Палфри, — это психоаналитика. В ней сам черт ногу сломит.

— Они разворачиваются! — громко сказала Фрэн

— Точно, — согласился Ди-Эйч, — кошмары они как покерная колода.

— Дирижабли разворачиваются, сэр! — еще громче повторила лейтенант.

Старпому хватило полсекунды, чтобы понять происходящее на экране. Два замыкающих дирижабля развернулись и легли на пересекающий курс.

— Ffffuck! — выдохнул он, вдавив кнопку ALARM.

«Боевая тревога! — прозвучал механический голос из динамика, — всем занять посты согласно боевому расписанию. Боевая тревога всем занять…»

В 1700 километрах от места событий, Олан коснулась сенсорной клавиши «аварийный сброс груза» и 500 тонн железобетонных блоков по длинной дуге полетели в океан.

— Удары об воду прямо по курсу, — доложил акустик.

— Крупные объекты 3 тысячи футов прямо по курсу, — это уже была Фрэн.

— Шума нет, объекты пассивные, — это акустик.

— Они погружаются, 10 футов в секунду. До столкновения 80 секунд, — это опять Фрэн.

— Ходовая, реверс двигателя, рули направо максимум, — скомандовал Ди-Эйч, с которого в момент слетела вся сонливость, — Стью, ЗРК на тебе. Сбей эти чертовы дирижабли.

Подлодку тряхнуло и слегка накренило.

— Боевая, две воздушные цели, прямо над нами, — крикнул старпом.

— До столкновения 70 секунд.

— Цели вижу.

— Огонь по готовности.

— До столкновения 60 секунд.

— Мы проходим или нет!? — спросил Ди-Эйч

— Я не уверена, сэр…

— Так да или нет?

В 1700 километрах от них, дядя Оп, со словами «кушай, рыбка, галушки», кликнул «аварийный сброс груза» на своем пульте. Еще 500 тонн железобетона…

— Удары об воду впереди, 9 градусов справа, — доложил акустик.

— Боевая докладывает: первая цель поражена.

— Сэр, это такие же объекты, — доложила Фрэн, — они сейчас будут на нашем новом курсе.

— Боевая докладывает, вторая цель поражена.

— Ходовая, рули в нейтральное, полный вперед, заполнить балластные цистерны, рули глубины на максимум! — приказал Ди-Эйч.

— Сэр, другие два дирижабля, они развернулись и движутся к нам.

— Боевая, еще две цели, огонь по готовности! — скомандовал Стью.

— Радиорубка, связь с командованием! — кричит Ди-Эйч, — режим радиомолчания отменяю. Передавайте: атакованы противником с воздуха. Ведем бой в квадрате….

… — до столкновения 20 секунд

В 1700 километрах от места событий, дядя Оп сказал «ну, хором»! 500 тонн железобетона сорвались с подвесов за несколько секунд до того, как оба дирижабля один за другим распались на части после попадания ракет.

— Боевая докладывает: третья цель поражена.

… — до столкновения 10 секунд

— Боевая докладывает: четвертая цель поражена.

— Удары об воду прямо по курсу, — это акустик.

— Всем постам: приготовиться к экстренным действиям, — говорит Ди-Эйч.

БУМ.

Подлодка вздрагивает от удара 10-тонной болванки.

Включается сирена.

Механический голос сообщает: «Пробит внешний корпус в носовой части, над торпедными аппаратами».

БУМ. БУМ.

Гаснет свет. Через мгновение снова включается.

Механический голос: «Ударное смещение оборудования нижней секции центрального отсека. Проблемы в электрической проводке»

БУМ. БУМ.

Что-то хрустит и скрежещет.

Механический голос: «Повреждение левого руля глубины. Повреждение внешней оболочки центрального отсека, бортовая секция».

БУМ. БУМ. БУМ.

По корпусу идет противная дрожь, от которой сводит зубы. Откуда-то ползет сизый дымок. Подлодка начинает рыскать и кренится на левый борт.

Механический голос: «Пробит внешний корпус центрального отсека, над кислородными танками. Повреждение кормовых рулей. Проблемы с лопастями гребного винта».

БУМ. БУМ.

Снова гаснет свет, потом снова загорается.

Механический голос: «Повреждение выносного оборудования надстройки».

Пахнет горелой изоляцией. Слышно, что где-то хлещет струя воды.

Механический голос: «Задымление в центральном отсеке».

— Ходовая! машина стоп! Подъем до глубины 200 футов. Посты, доложить повреждения. Аварийные службы, приступить к работе. Водолазам проверить оборудование, доложить о готовности к внешнему осмотру лодки, — спокойно командует Ди-Эйч, и повернувшись к Палфри, добавляет, — мы пока живы и это радует.

В 1700 километрах от места событий, в операторском зале управления полетами, стоит радостный гвалт. Олан разливает по чашечкам рисовую водку. Офис полковника Валдеса — на громкой связи. Слышно, что там тоже что-то пьют и кто-то громко целуется.

Дядя Оп, уже успевший хлебнуть граммов 200, излагает для нескольких зашедших на халявную выпивку сотрудников ночной смены, ход морского сражения. Для наглядности, самый большой соленый огурец временно назначен подлодкой, а четыре банки оливок изображают дирижабли. Сами оливки изображают бетонные блоки, поэтому часть их уже разбросана по столу и по полу.

Чимэг, прихлебывая водку, как чай, креативно составляет счет к вооруженным силам за 4 уничтоженных дирижабля. Их техническое состояние и оснащенность дорогостоящими бортовыми устройствами стремительно растет. Чимэг уже знает из надежных источников, что подбитая подлодка стоит около полмиллиарда евро, и что если она будет захвачена ребятами Валдеса, то изменение стоимости дирижаблей с 210 тысяч фунтов за единицу до 250 не вызовет резкого протеста. То есть, можно сойтись где-то на 230. Итого, за 4 штуки получится дополнительная маржа в 80 тысяч, Хорошая сделка. И надо не забыть все-таки присмотреться к полковнику в личном смысле. Может, пригласить его на ужин…

Джино Валдес более чем удовлетворен результатами атаки. Он рассчитывал вынудить U-215A замедлиться, чтобы дистанционно-управляемые роботы «Dwarf-5», под прикрытием шума от падающего железобетона, могли зацепиться за внешний корпус подлодки. Далее они устанавливают малые заряды C-4. Взрыва 100 граммов достаточно, чтобы повредить рули либо нарушить герметичность надстройки. Тогда U-215A вынуждена будет всплыть для ремонта. Еще он надеялся, что при отражении атаки капитан нарушит радиомолчание и покажет свою рабочую частоту, что и произошло. Но атака дирижаблей оказалась много эффективнее, чем предполагалось. Бетонные блоки в двух местах пробили внешний корпус подлодки, и стало возможно проникнуть в ее межкорпусное пространство. Этим сейчас и занимались операторы «Дварфов», а Валдес ждал звонка по внутренней связи… Ну, наконец-то!

— Джино, трое наших маленьких друзей уже между корпусами.

— Отлично! — говорит полковник, — сейчас я к вам подойду… Элмер, Пенни, Вы не забыли, что у нас работа? Я — в лабораторию подводных работ, а вы должны очень быстро сделать следующее: Пенни, записывай…

— Мы довольно легко отделались, Стью, — сказал Ди-Эйч, и после паузы добавил, — пока довольно легко. Знаешь, что меня больше всего беспокоит?

— Состояние гребного винта? — предположил старпом.

— Нет. С этим мы справимся, хотя о бесшумности хода можно забыть. Меня беспокоит, что нам до сих пор не зачитали ультиматум. Мы возобновили режим радиомолчания, но наши радиочастоты им теперь известны.

— Возможно, они думают, что мы уже пошли ко дну.

Капитан покачал головой.

— Я не склонен на это рассчитывать. У меня такое чувство, что игра только начинается. Стью, что бы ты делал на их месте?

— Ну… Я бы подогнал пару бомберов, сделал показательный полет над нами и передал: «ребята, вы в полной заднице, так что лапки кверху и выходи на палубу строиться».

— А если мы ответим ракетой?

— Бросил бы пару глубинных бомб, чтобы вправить нам мозги.

— А если мы всплывем на спасплоту, затопив лодку? Счастливо поднимать ее с глубины 15 тысяч футов, — капитан делает паузу, — по глазам вижу, ты начинаешь понимать суть дела. Задание мы уже провалили, и даже домой нам не уйти. Это они знают, и мы знаем. Вопрос только в том, получат ли они лодку.

Старпом энергично трет лоб ладонями и спрашивает:

— Прекращать ремонтные работы и готовить эвакуацию?

— Нет, Стью. Мы еще побарахтаемся. Взгляни-ка на карту внимательно.

— Атолл Ранафути?

— Верно. Всего полтараста миль на северо-запад. Это — наш шанс.

— Но нас обнаружат.

— Ерунда. Нас давно обнаружили.

— Тогда кто помешает забросать нас глубинными бомбами по дороге?

— Вот это помешает, — капитан стукнул кулаком в переборку, — им нужна лодка, иначе мы уже давно кормили бы рыб. Если они объявят ультиматум, я отвечу: валяйте, убейте нас вместе с ней.

— Харри, ты настоящий отморозок, — с некоторым восхищением сказал Палфри.

— Нет, я просто реалист и я знаю меганезийцев. Они жадные, как бурундуки. Где один меганезиец прошел, там сто евреев с биноклями пяти центов не найдут. По глазам вижу, Стью, ты хочешь спросить: а какого черта мы будем делать на этом сраном Ранафути? Отвечаю: там, судя по карте, есть что-то туристическое, а значит — транспорт. Надеюсь, наши коммандос умеют не только стрелять из М-16, но и угонять катера или самолеты.

— То есть, мы попытаемся смыться обратно на Гавайи? А как же лодка?

— Никак, — жестко сказал капитан, — пусть это волнует тех долбанных штабистов, которые придумали этот дурацкий рейд. А я не хочу, чтоб мой экипаж угодил в каменоломни. Ты в курсе, Стью, что здесь на арестантов надевают ошейники и продают в рабство?

— Как — в рабство?

— А вот так. Ты в школе «Хижину дяди Тома» читал?

— Вот, дерьмо, — сокрушенно пробормотал старпом.

Капитан похлопал его по плечу.

— Нормально, Стью. Мы еще увидим Лонг-Бич и девчонок в бикини. Ремонт на тебе. Никаких излишеств. Нам нужна только скорость. Лодка должна пройти эти гребаные полтараста миль и после заката всплыть у Ранафути. Это все, чего мы от нее хотим.

Маленький отель «Приют Кракена» на атолле Ранафути входил в туристическую сеть корпорации «Магеллан-XXI», президентом которой являлся бывший координатор правительства Эрнандо Торрес. Ни разу в своей богатой событиями жизни Валдес не попадал в такие цепкие бизнесменские лапы. Это он понял после первой же фразы Торреса:

— Я — коммерсант, и у меня есть обязанности перед партнерами, но это не значит что я не патриот своей страны. Поэтому денег я за это не возьму…

«Сожрет, как белая акула, и костей не оставит», — понял полковник, и на душе у него стало тоскливо.

… — Но, чтобы объяснить свои действия акционерам и аудиторам компании, я должен показать им реальную выгоду, — продолжал экс-координатор, — каковая может состоять в рекламном потенциале этой истории с подлодкой. Газетные и телевизионные репортажи будут вестись группой журналистов, которую приглашаете вы, полковник. Не так ли?

Повисла пауза.

— Да, конечно, — согласился Валдес, — но, я сразу хочу напомнить, что правительственный репортах не может быть эксклюзивом какой-то одной медиа-компании.

— Разумеется, — Эрнандо улыбнулся, — я знаю, было прецедентное постановление суда по данному вопросу. Но в нем также сказано: правительственные репортажи с коммерческих объектов ведутся с соблюдением интересов их владельцев. Наш интерес в том, чтобы каждый телевизионный репортаж сопровождаться маленькими роликами о «Магеллане», а каждый газетный репортаж содержал информацию о нашей туристической сети.

— Но это же правительственный репортаж, — возразил Валдес, — он не может содержать рекламную информацию. Постановление суда, вы же знаете.

— Не волнуйтесь, полковник. Я уважаю постановление суда. Но оно говорит о рекламе, то есть об информации, не имеющей отношения к предмету репортажа. А в данном случае вся информация о «Магеллане» будет такого вида, чтобы иметь отношение к предмету.

— Но как вы это сделаете? — вырвалось у Валдеса.

— Я так и думал, Джино, что мы быстро придем к согласию, — с обезоруживающей улыбкой констатировал Эрнандо, — не беспокойтесь, я легко найду контакт с журналистами. Наша компания предоставит им все условия для работы, совершенно бесплатно. Мы вместе с исполнительным директором Лю Флэггом будем лично следить, чтобы все было как надо.

— Вы хотите сказать, что вы оба намерены присутствовать…?

Торрес изобразил на лице такую широкую улыбку, как будто собирался рекламировать новую зубную пасту:

— Ну, разумеется! И еще несколько наших специалистов, из числа наиболее инициативных и общительных. Кроме того, Лю давно обещал показать атолл Ранафути своей дочке. Элеа Флэгг замечательная девушка, и, кстати, учится на журналиста. Она совершенно никому не помешает. Согласитесь, Ранафути такое красивое место, что его стоит посмотреть.

— Не знаю, Эрнандо, я сам там не был, — признался полковник.

— Ну, так я вам говорю, — ответил Торрес, — я сам нашел это место для отеля в Центральной Котловине Тихого океана. Оно уникально огромным разнообразием кораллов и рельефом лагуны. Конечно, мне сложно будет убедить клиентов, которые уже оплатили там отдых, сменить «Приют Кракена» на что-то другое. Но у меня есть идея.

— Какая? — тоскливо спросил полковник.

— Для клиентов старшего возраста мы организуем бесплатное турне по Каролинским островам, с осмотром Нан-Мадола и загадочных древних дамб Понапе. А для молодежи, которая любит экстрим — активный отдых на большом атолле Капингамаранги.

— Но там же тренировочная база групп быстрого реагирования ВМФ, — заметил Валдес.

— Вы быстро схватываете! — похвалил его Эрнандо, — в этом вся изюминка. Ручаюсь, что ребята будут в восторге от возможности увидеть военно-тактические тренировки вблизи, так сказать живьем. Разумеется, наша компания возместит все расходы.

— Да, разумеется… — рассеянно сказал полковник. Спорить с Торресом было так же бесполезно, как пытаться остановить крейсер голыми руками. Каждая попытка что-либо возразить, приведет лишь к тому, что экс-координатор выторгует что-нибудь еще.

— Докладывает радиорубка. Слышу транслятор Ранафути. Там крутят ламбаду.

— Ясно, — сказал Ди-Эйч и повернулся к старпому, — мы почти у цели, Стью. Осталось 25 миль. Но у меня хреновые предчувствия.

— Нас слишком легко отпустили, — согласился Палфри.

Капитан молча кивнул, прошелся взад-вперед, потом скомандовал.

— Радарная, доложите обстановку.

— Ничего, сэр, — ответила Фрэн, — Совсем ничего.

— Что, ни одного гражданского судна?

— Да, сэр. Мне самой удивительно.

— Харри, а вдруг это ловушка? — спросил старпом.

— Не исключено. Но тут вопрос, кто кого перехитрит… Черт, кто бы знал, как я хочу спать. Ладно, инструктируй коммандос. Через час сядет солнце и тогда….

Последние слова капитана заглушил звонкий щелчок и вслед за тем протяжный скрип, как будто исполинским гвоздем с силой провели по стеклу.

Взвыл сигнал тревоги.

«Критическое повреждение вала гребного винта» — сообщил механический голос.

И тут же последовал рапорт ходовой рубки.

— Сэр, что-то заклинило ходовой вал.

— Что, черт побери?

— Не знаю, сэр. Похоже, взрыв на участке вала между внутренним и внешним корпусом.

— Так пошлите туда кого-нибудь и узнайте!

— Да, сэр.

Капитан с силой врезал кулаком по переборке.

— Капитан, докладывает радиорубка. Вас вызывают на связь, сэр.

— Кто? Штаб? Очень кстати, мать их.

— Нет, сэр. Говорят, полковник Валдес, ВМФ Меганезии.

— Мы в заднице, — сказал Ди-Эйч старпому, и добавил, уже обращаясь к радисту, — давай, соединяй.

— Aloha, кэп, — раздался грубоватый и веселый мужской голос, — что, проблема с движком? Можете никого туда не посылать, я и так расскажу. Муфта вала разрушена взрывом, вал смещен, в общем, вы приплыли. Конечная станция. Добро пожаловать в Меганезию.

— Ваши условия, полковник? — спросил Ди-Эйч.

— Условия простые, как селедкин хвост. Немедленное всплытие, и экипаж, построенный на носовой палубе через 3 минуты после того, как она появится из воды.

— И что дальше?

— Это я вам расскажу, когда вы построитесь.

— Вот, значит как? А если нет?

ЩЕЛК! ЩЕЛК!

Свет гаснет. Лодку встряхивает. Снова рев сирены.

Механический голос: «Разрушение основной кислородной магистрали. Разрушение резервной кислородной магистрали. Утечка кислорода во внешний корпус. Отключение топливных элементов. Переход на резервные аккумуляторы».

Свет загорается — но слабый.

— Капитан, мы теряем кислород! Я перекрываю выходы на коллектор из кислородных танков. Иначе никак.

— Правильно… Сколько у нас запас в корпусе?

— Примерно на два с половиной часа сэр.

Снова раздается голос Валдеса.

— Ну как, кэп? Вы всплываете или продолжаем играть в самураев?

— Вы меня почти убедили, — сказал Ди-Эйч.

— Почти? — переспросил Вальдес, — чего не хватает? Забортной воды в главной рубке?

— Нет. Я бы предпочел порцию виски каждому члену экипажа и яванскую сигару для меня.

— Никаких проблем. Ваши требования приняты.

— В таком случае, мы всплываем через 5 минут. Как там погода наверху?

— Отличная, кэп. И удивительно красивый закат. Вам понравится.

— Что ж, тогда до встречи полковник. Конец связи…

— Сдаемся? — спросил старпом.

— Да, Стью. Приготовится к всплытию. Через 5 минут продуть цистерны. Внимание всем: мы вынуждены сдаться ВМФ Меганезии. В течение 3 минут использовать желтые ключи на постах для физического разрушения носителей информации. Обесточить компьютеры. Уничтожить все записи на бумажных носителях. Собрать личные вещи… И не дрейфить, жизнь продолжается… Лейтенант Шойо, зайдите ко мне срочно.

Нэд Шойо, предводитель коммандос, появился через 7 секунд. Прыткий малый.

— Вот что, лейтенант, — негромко сказал Ди-Эйч, — Я не знаю, какое у вас было задание, но опасаюсь, что с точки зрения меганезийцев, это похоже на терроризм.

— Да, сэр.

— Это значит, — продолжал капитан, — что вас здесь поставят к стенке.

— Вероятно, так, сэр.

— В кормовом отсеке есть моторный спасплот. Вы можете попытаться уйти с ним через аварийный люк с глубины 100 футов. Это все, что я могу для вас сделать.

— Спасибо сэр. Разрешите идти?

— Подождите, — Ди-Эйч протянул лейтенанту тактическую карту района, — на Ранафути не суйтесь, пристрелят, ищите другие варианты. Горючего должно хватить на 100 миль. Все. Теперь идите. Удачи вам.

Шойо исчез, как тень.

— Думаешь, у них получится? — спросил Палфри.

— Другого шанса у них нет… Экипаж, внимание. На борту не было никаких коммандос. Только сокращенный штатный состав. Мы шли к атоллу Тероа, чтобы забрать секретный груз. Больше вам ничего не известно. Запомните это как следует, потому что от ваших ответов зависит жизнь нескольких хороших парней.

Закат и правда был потрясающий. Только он ни капли не радовал людей, построившихся на носовой палубе подлодки. 7 офицеров и 12 матросов смотрели то на приближающийся буксир, сопровождаемый двумя бронекатерами «hotfox», то на барражирующую в небе штурмовую летающую лодку «mooncat».

На крыше рубки катера, идущего чуть впереди, стоял крепкий дядька, одетый в защитного цвета шорты, рубашку с коротким рукавом и кепи. По бокам от него расположились двое бойцов, приникших к прицелам снайперских винтовок. Ствол носового автоматического орудия был задран вверх, видимо в знак дружелюбия (в смысле, что топить не будут).

Когда дистанция сократилась до ста метров, катера притормозили, а дядька поднес ко рту микрофон.

— Aloha! Я — полковник Валдес. Слушайте порядок действий. Сейчас подойдет катер с призовой командой. Вы остаетесь на месте. Призовая команда осматривает лодку, затем крепит буксирный трос. Лодка буксируется к причалу. Дальше я вас приглашу, вы сойдете на пирс, где вам будут предложены напитки, легкие закуски, и возможность пообщаться с прессой. Остальное я сообщу вам после этого.

— Скучно-то как, — Ди-Эйч, зевнул, и добавил, — кажется, я сейчас засну стоя.

— Может, стоять не обязательно? — предположил Палфри.

— Вот я сейчас и проверю, — сказал капитан и уселся на палубу.

Дядька снова поднес микрофон к губам.

— Извините, ребята, я забыл кое-что. Вы можете располагаться, как угодно. Стоя, сидя, лежа. Запрещается только перемещаться по лодке.

Произошло движение и, через несколько секунд, весь экипаж уже расселся на пластике корпуса. Что до Ди-Эйч, то он улегся, бесцеремонно положив голову на колени Фрэн.

— Лейтенант Лаудер, разбудите меня, когда подойдем к причалу.

— Да, сэр.

— Стью, пока я сплю, ты за старшего, — добавил капитан и мгновенно уснул.

На лодку уже поднималась призовая команда.

— Ну здесь и бардак.

Таковы были первые слова капитана, когда Фрэн, согласно приказу, разбудила его.

Пирс был освещен не менее, чем десятком мощных прожекторов. Иллюминация была получше, чем на съемочной площадке у киношников.

На пирсе экипаж встречали два десятка флегматичных военных с автоматами и примерно столько же журналистов со своей техникой — телекамерами, диктофонами и ноутбуками.

Посреди пирса стоял стол, заставленный пластиковыми контейнерами со всякой закуской и разного рода бутылками, включая две 9-пинтовые бутыли виски. Рядом лежала открытая коробка сигар и зажигалка с логотипом «Magellan-XXI tour-net».

Около стола две девчонки в ярких футболках с таким же логотипом, раздавали желающим солнцезащитные вьетнамские конические шляпы, тоже, конечно, украшенные логотипом.

— Приступить к приему пищи и выпивки, — скомандовал Ди-Эйч экипажу, — затем налил себе полстаканчика виски, выпил залпом, закурил сигару и спросил Валдеса:

— Это у вас что, рекламная акция?

— Да нет. Просто «Магеллан XXI» — это фирма-владелец отеля, где вы будете жить. Они весь этот фуршет и оплачивают.

— Так, значит, нас в отель? — с некоторым удивлением спросил капитан.

— Не на улице же вас держать, — ответил полковник, щедро наливая виски ему, старпому Палфри и себе, — а так и вам хорошо, и им реклама. Видите, их боссы стоят. Эрнандо Торрес и Лю Флэгг. А видите, девчонка в воде рядом с вашей подлодкой позирует? Это дочка Флэгга.

— Вот эта, в светящихся трусиках?

— Она самая.

— Ничего, симпатичная, — одобрил Ди-Эйч.

Тут между офицерами ловко ввинтилась еще одна шустрая девушка, в шортах и топике, с мощной видеокамерой не плече.

— Привет! Я — Синтия из «Mariner online». Вы капитан этой подводной лодки, верно?

— Был им час назад, мисс, — ответил Ди-Эйч, и, обращаясь к Палфри, добавил, — прикинь, Стью, не даром мне снился Лонг-Бич и девчонки в бикини.

— Угу, — согласился старпом.

— Расскажите о себе, капитан, — попросила девушка, выбирая ракурс так, чтобы поймать в объектив одновременно его и пришвартованную подлодку.

— Ну, не знаю с чего начать… Родился я в Ньюпорте, штат Орегон, в обычной семье. Мой старик был дальнобойщиком, так что я редко его видел. Нас с братом воспитывала больше мама, ну и еще дед, пока был жив… Что за гребаную херню я несу. Слушайте, полковник, а где ваша военная разведка, контрразведка или что у вас там?

— Вон они, — Валдес махнул рукой в сторону двух офицеров, непринужденно болтающих с журналистами по другую сторону стола, — у вас к ним что-то срочное?

— Нет, но я думал, у них ко мне…

— Да, у них будут вопросы, но пресса в первую очередь. Таков приказ командования.

— А, ну, если приказ…. — Ди-Эйч повернулся к Синтии, — извините, мисс, я, понимаете ли, никогда раньше не давал интервью прессе.

— Все нормально, кэп, — журналистка обворожительно улыбнулась во все 32 зуба, — ведите себя естественно и все отлично получится.

В 70 километрах от атолла Ранафути, патрульный хотфокс с погашенными огнями шел за спасплотом, на котором находились шестеро спецназовцев. Фокус с эвакуацией спецназа из подлодки до ее всплытия был выполнен вполне профессионально, но остаться незамеченными в зоне сплошного наблюдения у них не было ни малейших шансов. В соответствии с приказом, патруль дал им возможность уйти на 25 километров от места капитуляции подлодки. К этому времени океан погрузился в полную темноту, так что спецназовцы обнаружили, что они не одни, лишь когда спасплот оказался в световом пятне мощного прожектора. Сразу же раздался голос, многократно усиленный мегафоном:

— Это морской патруль. Заглушить мотор, бросить оружие, оставаться на местах.

Лейтенант Нэд Шойо мгновенно оценил ситуацию. Пытаться уйти от хотфокса, это даже не смешно. Другое дело, если оказаться на борту. Экипаж на таких катерах человек 10, не больше. Справимся. Двигатель спасплота был заглушен, спецназовцы получили короткий приказ жестами и уже знали, как следует действовать. Захват катера противника — типовая тактическая операция, много раз отработанная на тренировках.

Пункт 1: представиться гражданскими лицами, выбрав легенду по обстоятельствам.

Когда катер подошел на дистанцию 50 метров, Шойо сложил ладони рупором и крикнул:

— Мы туристы! Нас отнесло от Ранафути!

Согласно тактической логике, командир патрульного катера должен был подойти к ним вплотную, подать трап, приказать подняться на борт, записать личные данные и задержать в обычном порядке. Но у этого командира была другая логика.

— Всем раздеться! — раздался приказ, — Полностью! Вещи и одежду на дно плота!

— Это зачем!? — крикнул Шойо.

Вместо ответа последовала очередь из пулемета, поднявшая фонтанчики воды в полутора метрах от спасплота. Спорить с этим аргументом было сложно.

— Ладно, — сказал Шойо, — раздеваемся.

— Извращенцы, — буркнул один из его бойцов.

Убедившись, что предыдущий приказ выполнен, патрульные дали следующий:

— Сейчас, по одному, плывете к нам! Первый подплывет, бросим фал! Следующий плывет сразу после дополнительного приказа, и не раньше! При нарушении порядка действий, прострелим ноги! Все! Первый пошел!

— Я плохо умею плавать! — крикнул Шойо.

— Вот и научишься, — ответили с хотфокса, — ты плывешь первым. Считаю до одного…

Пришлось нырять и плыть, поскольку на катере явно не были склонны к разговорам. Перед этим он успел дать условный сигнал «продолжаем, как начали». Это означало, что бойцам следует продолжать изображать туристов, выжидая удобный момент для атаки.

Остальные видели, как он добрался до хотфокса, поймал сброшенный в воду трос и полез вверх. Потом раздался громкий возглас, и несколько рук втащили его в бортовой люк.

— Следующий! — скомандовали по мегафону.

Поскольку патрулю сообщили, что «клиенты» представляют собой «особо опасных бойцов морского спецназа», командир хотфокса решил перестраховаться (известно же, что разини в море долго не живут). Как только голова очередного спецназовца появлялась над краем люка, «гость» получал в лицо струю «нейтрализующего» аэрозоля (баллончики с этим веществом из полицейского арсенала имелись на хотфоксе в большом количестве). Впавшего в шоковое состояние «гостя» втаскивали чере люк на борт, сковывали руки за спиной, валили на палубу, а наручники крепили к тросу, натянутому на высоте полметра.

Через полчаса шестеро голых спецназовцев сидели на палубе в крайне неудобной позе: ноги вытянуты, руки скованы и оттянуты назад. Вся процедура задержания, как оказалось, снимается на две видеокамеры присутствующими на борту военными репортерами.

Капитан, флегматичный молодой человек океанийской наружности, дождался, когда на борт поднимут спасплот и отдал короткий приказ. Катер развернулся на юго-запад, почти бесшумно набрал скорость, и пошел в сторону островов Феникс.

Придя в себя после порции полицейской отравы, Нэд Шойо немедленно заявил.

— Мы американские туристы, мы требуем человеческого обращения и связи с консулом нашей страны!

По этому сигналу его бойцы начали дружно повторять ту же фразу в разных вариантах с добавлением специфического сленга по вкусу. Капитан, не обращая на это ни малейшего внимания, попросил репортеров подойти поближе к спасплоту и начал его обследование, сопровождая свои действия спокойными комментариями:

— Перед нами стандартный надувной плот, используемый на подлодках ВМФ США для эвакуации личного состава. Помимо двигателя, весел, радиопередатчика, средств подачи световых сигналов и пенала НЗ, здесь есть несколько дополнительных предметов. О том, что они из себя представляют, вам расскажет присутствующий здесь офицер военной разведки, а после я попрошу сержанта организовать нам кофе.

Капитан отошел в сторону и закурил сигарету. Его место занял улыбчивый человек в штатском.

— Здесь находятся три пистолет-пулемета калибром 9 мм, с запасными магазинами, и коробка патронов к ним. Восемь ручных гранат. Две упаковки взрывчатого вещества C-4 с комплектом штатных взрывателей. Морской бинокль ночного видения. Обмундирование задержанных — шесть комплектов. В каждый комплект входит универсальный нож, автоматический пистолет калибра 5,45 мм и две запасные обоймы к нему, средства для нанесения маскировочных полос на кожу, а также индивидуальная аптечка. В эту аптечку… Камеры, пожалуйста, поближе, я рекомендую это заснять…

— Нас так и будут держать голыми на металлическом полу? — перебил Шойо.

— Да, — коротко ответил капитан, а военный разведчик, как ни в чем не бывало, продолжал рассказывать репортерам,

— … в эту аптечку, наряду со стандартными средствами первой помощи, входят: ампулы с наркотическими препаратами «фенамин» и «пентотал». Первый предназначен для стимулирования нервной системы бойцов, второй — для подавления воли пленных в процессе допросов. Таким образом, перед нами хорошо вооруженная и экипированная группа диверсантов. Уровень их физической подготовки вы можете оценить визуально. Те жесткие меры, которые применены в ходе их задержания и транспортировки, являются военной необходимостью, иначе, все оружие, которое я сейчас вам показал, было бы без колебаний применено против экипажа катера и против вас. Как только мы прибудем на военно-морскую базу Раваки, задержанным будут обеспечены комфортные бытовые условия. А сейчас прошу в кубрик, я вижу, там уже готов кофе.

… После часа непрерывных ответов на вопросы и позирования перед камерами, экипаж подлодки был, наконец, отбит у журналистов усилиями военной разведки.

— Имейте совесть! Военнопленные уже с ног валятся. У вас завтра утром будет три часа, все успеете спросить. А пока оставляем вам полковника Валдеса, это ведь он руководил захватом подлодки. Если вы его попросите, может, он вам разрешит экскурсию по ней.

— Чья тут тачка с камерой на кронштейне? Уберите ее отсюда на фиг, не пройти же. Как хотите, уберите! Раз ее можно было сюда закатить, значит, и откатить можно.

— Девушка, оставьте в покое капитана подлодки, он и так чуть живой.

— Военнопленные, идите за мной вон к тому зданию… Что не видно? Так… поверните прожектор. Да не сюда, черт возьми, а вот туда, чтоб было видно дорожку.

— Так, все собрались? Пять, десять, пятнадцать, девятнадцать. Ну, пошли! Go, go.

— Что вам, непонятно, военнопленный? Что вы вцепились эту бутылку? Там в баре есть точно такие же.

Фасад отеля, был украшен ярко светящейся вывеской с надписью «Приют Кракена» и изображением красного кальмара с синими глазами. В холле военные разведчики предложили экипажу подлодки разместиться в бамбуковых креслах вокруг стойки reception, после чего Эрнандо Торрес обратился к ним с приветствием:

— Леди и джентльмены, во-первых, спасибо, что выбрали наш отель…

Эти слова были прерваны несколько вымученным смехом и разного рода междометьями.

Торрес улыбнулся, кивнул головой и продолжил:

— … Я понимаю некоторую двусмысленность вашего положения, но, надеюсь, однако, что сообщу вам полезную информацию. Отель «Приют Кракена» оборудован по последнему слову техники. В каждом номере, помимо обычных удобств, спутникового телевидения и террасы с видом на море, имеется компьютер, подключенный к интернет и к инфранет сети отелей «Магеллан XXI». Телефон в номере имеет беспроводное подключение, так что вы можете пользоваться местной и международной связью в любой точке атолла. Во внутреннем дворе отеля находится ресторан. Шведский стол с 8 до 10 и с 14 до 16. В обычном режиме ресторан и бар работают с 18 до 23, а бар-автомат — круглосуточно. Все расходы оплачиваются нашей фирмой, так что не стесняйтесь.

Кто-то из матросов громко спросил:

— А спиртное тоже бесплатно?

— Я же сказал: все расходы, — Торрес снова улыбнулся, — это надо понимать буквально. Далее, там же, во внутреннем дворе есть бассейн с пресной водой. Океанский пляж расположен в пятидесяти метрах от отеля. Вы также можете купаться в любом другом месте лагуны, кроме тех мест, которые отмечены значком «опасность». На внешней стороне атолла, которая выходит в открытый океан, мы не рекомендуем купаться без инструктора, там очень высокая волна. Об остальных видах отдыха и туризма на атолле Ранафути вы сможете прочесть в проспектах, которые есть в каждом номере. По поводу размещения подойдите вот к этой девушке у компьютера, сообщите свои имена, и с кем вам удобнее жить в компании с учетом того, что номера в отеле в основном двухместные. Спасибо, что прослушали эту информацию. Какие еще вопросы вас интересуют?

— Мы что, действительно можем пользоваться телефоном и интернетом? — недоверчиво спросила Фрэн.

Торрес повернулся к одному из военных разведчиков.

— Сен Журо, подтвердите, пожалуйста, что мои гости могут пользоваться средствами связи без ограничений.

— Да, — ответил тот, — никаких проблем. Сейчас я тоже сообщу вам важную информацию. Леди и джентльмены, вы задержаны за вооруженное вторжение в территориальные воды Меганезии. Находившиеся на вашей подлодке 6 бойцов спецназа, также задержаны и предстанут перед судом за попытку вооруженной диверсии.

— Мы, надо полагать, тоже предстанем перед судом? — спросил Харальд Ходжес.

— Да. Но пока вам предъявлено только вооруженное вторжение, что карается крупным денежным штрафом, который, я надеюсь, заплатит ваше правительство. Вас пока не обвиняют в попытке вести боевые действия против Меганезии.

— А сбитые дирижабли не считаются боевыми действиями?

— Нет, — сказал Журо, — они проходят по графе «материальные расходы на задержание» и их стоимость будет включена в сумму штрафа.

— Ясно, — Ди-Эйч кивнул, — а можно узнать, что вы имели в виду, дважды употребив слово «пока»?

— Видите ли, если окажется, что кто-то из вас активно участвовали в подготовке диверсии, то к нему будут применены более строгие санкции: от 10 лет лишения свободы до высшей меры гуманитарной самозащиты.

— Последнее словосочетание означает расстрел, я правильно понял?

— Совершенно верно, — подтвердил Журо, — мы могли бы обсудить эту ситуацию tet-a-tet, завтра в 7 утра за чашечкой кофе.

— Идет, — согласился Ди-Эйч, — а сейчас, с вашего разрешения, я хотел бы убедиться, что мой экипаж размещается разумным образом.

— Разумеется, — согласился разведчик, — до завтра, кэп.

Капитан Ходжес использовал следующие четверть часа максимально эффективно. Во-первых, он в нескольких фразах дал понять людям: экипаж продолжает быть экипажем. Офицеры должны обеспечивать порядок в своей группе, матросы — соблюдать обычные правила субординации, как если бы экипаж находился на базе своих ВМС. Все правила о контактах с посторонними лицами продолжают действовать. Во-вторых, нескольким членам экипажа, выглядевшим наиболее подавлено, он сказал несколько ободряющих слов — подействовало. И в-третьих, выбрав себе в компанию старпома Палфри и получив электронный ключ от их общего номера, он тут же пригласил лейтенанта Фрэн Лаудер: «зайдите к нам через полчаса, посидим, поболтаем».

— Разрешите вопрос, сэр? — это были первые слова Фрэн, когда она зашла в номер капитана.

— Разрешаю.

— Почему вы пригласили меня, а не кого-то из более опытных офицеров?

— Объясняю: опыта у нас со Стью на десятерых хватит. А вот с интуицией сложнее. С этим надо родиться. И вы с этим родились. И еще: в соответствии с морским обычаем в такой обстановке офицеры называют друг друга по сокращенному имени. Это понятно?

— Да… Харри.

— Очень хорошо. Давайте внимательно осмотримся. Стью, займись TV, потом доложишь, что там. Фрэн, на тебе интернет. Собирай все, что тебе подскажет интуиция. А я сделаю несколько звонков… Если этот телефон действительно работает…

Дежурный офицер позвонил адмиралу Дэнброку домой, поднял его с постели в 4 часа утра, передал факсом текст телефонограммы капитана Ходжеса, и тут же получил в ответ порцию отборной адмиральской ругани.

— Вы что, мать вашу, не читаете оперативных сводок? Какого черта вы делаете во флоте? Вы же дебил! Подлодка «Норфолк» 215A вчера затонула в 150 милях к северо-востоку от отметки 7600, а вы принимаете какие-то телефонограммы от ее капитана, который якобы живет в отеле на каких-то, мать их, островах.

— Вы сами можете позвонить ему, сэр, — ответил дежурный офицер, — в телефонограмме есть номер.

— Позвонить? — переспросил Дэнброк, — вы думаете, что на дно Тихого океана проведена телефонная связь? Ладно, сейчас я наберу этот чертов номер, чтобы иметь формальные основания подписать приказ о вашем увольнении к чертовой матери. Это будет первое, что я сделаю утром….

Адмирал взял с тумбочки мобильник и набрал номер… Ожидание …Соединение…

— Капитан Ходжес слушает.

— Что? Это вы отправили идиотскую телефонограмму? Кто вы вообще такой?

— Харалд Ходжес, капитан «Норфолка», — повторил Ди-Эйч, — с кем я разговариваю?

— Я — адмирал Дэнброк. Что за шутки, черт побери?

— Это не шутки, сэр… Эй, Стью, по какому каналу нас сейчас показывают?

— С кем вы там, черт возьми, разговариваете? — спросил адмирал.

— Со старшим помощником Стюартом Палфри, сэр. Он отслеживает ТВ. Сейчас нас показывают по спутниковому каналу G-39. Если вы включите телевизор, сэр…

… Через час адмирал Дэнброк, злой, как тысяча чертей сразу, приехал в штаб. Такого переполоха из-за одной подлодки в штабе флота не было уже более полувека, со времен легендарного советского подводного ракетоносца «Красный Октябрь». Старших офицеров вызванивали по сотовым и домашним телефонам и срочно вызывали в штаб, распечатки из интернета ложились на стол рядом со спутниковыми фото. Всех, кто значился в документах, имеющих отношение к провальному рейду подлодки «Норфолк», адмирал допрашивал с пристрастием в своем кабинете. Слова «говно», «мудак» и «трибунал» были слышны даже в приемной, сквозь плотно закрытую дверь.

Тем временем, Ди-Эйч зашел в соседний номер, назначил старшего лейтенанта Сэлмона Траска старшим по экипажу на время своего отсутствия, отдал ему свой телефон и, вместе с Палфри и Фрэн, отправился «подышать свежим воздухом».

Им никто не препятствовал. Меганезийский сержант, бездельничавший в холле, вежливо спросил, идут гости гулять или купаться, и удовлетворился ответом: «там видно будет».

Поднявшись по извилистой тропинке на гребень атолла, откуда окружающая местность просматривалась на полмили, они, по знаку капитана, расселись кто на что.

— Понятно, почему мы будем совещаться здесь, а не в отеле? — спросил он.

— Жучки, — лаконично ответила Фрэн.

— Верно, — сказал Ди-Эйч, — там они, наверняка, в каждом углу понатыканы. Но засеять ими весь атолл они вряд ли смогли. Сообщаю, что я говорил с адмиралом Дэнброком. Опуская детали, суть в том, что мы считались погибшими «от случайностей, бывающих на море», во время передислокации из Гонолулу в Брисбен. Как вам это нравится?

— Не очень, — буркнул Палфри.

— Мне кажется, Харри, кто-то хотел скрыть что-то, — нерешительно добавила Фрэн.

— Говори яснее, ладно?

— Я постараюсь. Тот, кто придумал этот рейд, хотел скрыть от штаба флота факт боевого столкновения и, возможно, саму цель рейда. Если бы вместо болванок у дирижаблей были глубинные бомбы, то нас бы утопили, и все.

— Молодец, Фрэн, — одобрил Ди-Эйч, — Меганезийцы не могли бы даже определить, что мы такое. Они тут регулярно топят каких-нибудь пиратов. Может, их бы удивило, что пираты обзавелись суперсовременной подлодкой, и то не слишком. Сейчас подлодками много кто торгует. Узнав, что мы обнаружены и атакованы с воздуха, этот тип списал нас в сундучок Дэви Джонса. Но он не учел меганезийской жадности. Из-за нее мы захвачены, а адмирал Дэнброк сейчас ищет того типа, чтобы выбить из него все дерьмо.

Возникла пауза, которую нарушил старпом.

— Харри, ты хочешь сказать, что наш рейд планировался через голову Дэнброка?

— Вот именно, — подтвердил капитан, — что скажешь, Фрэн? Что болтают в интернете?

— Разное. В основном, гадают про суд. Пишут, что спецназовцам будет ВМГС, а экипаж отпустят за выкуп. Кроме… — девушка замялась.

— Кроме меня? — спросил Ди-Эйч.

— Кроме капитана и старпома, — ответила она.

— Что такое ВМГС? — поинтересовался Палфри.

— Высшая мера гуманитарной самозащиты, — сказал капитан, — короче, расстрел. Так?

Ди-Эйч повернулся к Фрэн. Она посмотрела на обоих мужчин и беспомощно пожала плечами.

— Пишут, что вы не могли не знать цель рейда.

— И в отношении меня они правы, — заметил капитан, — Задача коммандос была добыть образцы биологического оружия, которое разрабатывают в центре биохимии и генетики на Тероа, наша задача была доставить эти образцы в Брисбен, на базу альянса.

— А в интернете пишут, что цель была взорвать центр и уничтожить персонал. Его уже один раз пытались обстрелять ракетами, а меганезийский флот в ответ занял проливы на 10-й широте. Помните, нас после этого и перебросили на Гавайи.

— Помню, — ответил Ди-Эйч, — но то были исламисты, у них с меганезийцами свои счеты.

— В интернете говорят, что исламисты тут не при чем, — пояснила Фрэн, — все дело в двух сотрудницах центра, которые вынашивают клоны питекантропов. Их часто показывают по TV. Это как-то связано с ценами на лекарства и на медицину, Там огромные деньги.

Палфри хлопнул себя ладонью по колену.

— Харри, помнишь, летчики в Гонолулу рассказывали про теракт на базе Махукона-2? Там взорвали трех беременных женщин из-за эксперимента с эрекцией.

— С эректусами, — поправила девушка, — Хомо эректус. Научное название питекантропов.

— Точно так, Фрэн, — согласился старпом, — говорили про этих эректусов и про огромные деньги, которые уплывут от фармацевтических концернов. Порядка триллиона долларов. Одна женщина погибла, две бежали на катере в Меганезию, а катер расстреляли с воздуха два парня, которых потом объявили дезертирами. Там была темная история…

— … Очень похожая на нашу, — перебил Ди-Эйч.

— Но Харри, — возразил старпом, — никто же не будет отправлять новейшую подлодку в боевой поход и высаживать десант коммандос, чтобы…

— Нас окунули в огромный сортир, — снова перебил капитан, — пошли, доложим адмиралу, что моряков отправляют воевать с беременными женщинами за таблетки от насморка.

— Подождите, — сказала Фрэн, — Есть еще одно. У нас не было шансов уйти с Тероа.

— Что?

— В интернете, пишут: «из этих янки сделали смертников». Допустим, мы незаметно подошли с внешней стороны атолла, но после налета коммандос поднялась бы тревога. Нас бы догнали и утопили через полчаса.

— На чем? — спросил Ди-Эйч, — на рыбацком сейнере?

— В лагуне Тероа стоит легкий фрегат класса «Smog-delta». Такие фрегаты еще называют «ракетными крейсерами для бедных». В задании про него ничего не было?

— Нет. А давно он там?

— Почти 3 месяца. Он замаскирован под сейнер, но местные знают. Про это уже всякие шутки в чатах. Я не верю, что этого не знали в штабе, когда планировали наш рейд.

— Выходит, нас похоронили с самого начала, — подвел итог Палфри.

— Значит, так, — сказал капитан, вставая и потягиваясь, — на сегодня достаточно.

Они двинулись в сторону отеля. За их спиной с ветки акации бесшумно взлетело нечто, напоминающее стрекозу с микромоторчиком и крылышками из углепластика. Запись этого разговора трех офицеров легла в ту же папку, что и записи их разговоров в отеле.

…

… Вообще-то Фрэн почти никогда не курила, но здесь не удержалась, стрельнула у Ди-Эйч сигару, поднялась в свой номер, переоделась в отельный халат и вышла на террасу.

С непривычки от первой порции дыма она закашлялась.

— Слишком крепкие, — проинформировал молодой и веселый женский голос — хотите мои?

Фрэн повернула голову. На смежной террасе, на маленьком пластиковом столике в позе лотоса сидела совершенно обнаженная смуглая девушка лет 20.

— Я медитирую на океан, — сообщила она, — но ни капли не надорвусь встать и притащить нормальные сигареты. Вы из экипажа той субмарины, точно?

— Да. А вы журналистка?

— Почти. Я вообще-то еще учусь. Сюда меня аккредитовали, типа, из респекта к папочке.

— Ваш папа офицер разведки?

— Нет, он исполнительный директор «Магеллана XXI». Так притащить сигареты? Я бы тоже с вами покурила, за компанию. Медитировать мне уже надоело, дискотека сегодня не намечается, а спать еще рано.

— Тащите, раз так, — согласилась Фрэн.

Та стремительно расплела ноги, спрыгнула со столика, исчезла в комнате и через четверть минуты вернулась.

— Элеа, — сообщила она, протягивая через ограждение пачку сигарет.

— Фрэн. Я вас уже видела. Вы устроили водное шоу у лодки под свист призовой команды.

— Ага, — хихикнула соседка, — прикольно получилось, да?

— Я не могла оценить, — сказала Фрэн затягиваясь сигаретой, — Сами понимаете, у нас было не то настроение.

— Еще бы! — Элеа понимающе кивнула, — сейчас-то отошли немного?

— Разве что немного. А вы, значит, просто отдыхаете?

— Нет, по ходу, собираю материал для дипломной работы. А как вас угораздило попасть в подводный флот?

— Традиция рода Лаудер. Так получилось, что я единственный ребенок в семье. Я же не могла подвести папу только потому, что родилась девочкой.

— Ясно, — сказала Элеа, — фамильная карма.

— … Fuck! — прошептала Фрэн, — им же могли сообщить, что я погибла!

Она бросилась в комнату, схватила телефон и набрала номер.

— С какой стати?! — удивленно крикнула Элеа.

— В штабе бардак, вот с какой, — ответила Фрэн, возвращаясь на террасу — да возьмите же трубку кто-нибудь!

— Они, наверное, спят. У вас же там уже ночь.

— … Алло? — тихий голос в трубке.

— Мама! Это я, у меня все хорошо, ты слышишь?

— Ой! Детка, ты где? Джош, иди сюда, это Фрэнни. Нам тут наговорили…

— Что вам наговорили?

— Позвонил какой-то офицер, что ведутся поиски, чтобы мы не теряли надежду. Так, как говорят, когда, ну… Ты понимаешь.

— Bitches!!! — не сдержалась Фрэн.

— Фу, детка, как можно…

— Прости, мама. Я очень устала и я зла как… Как…

— Только не ругайся больше, — сказала миссис Лаудер, — так что, все-таки, случилось?

— Я же говорю, все ОК! Я жива, здорова, просто не выспалась. Есть кое-какие мелкие неприятности, нас из-за них высадили на берег, но это все не опасно.

— Ты уверена, что не опасно?

— Мама, что может быть опасного, если я сижу в отеле на острове и разговариваю с тобой по телефону?

— Ладно, ладно, детка. Тут папа хочет c тобой поговорить. Прямо, трубку из рук рвет…

— … Фрэн, ты где? Мне сказали, что «Норфолк» пропал…

— Это брехня, папа. Мы случайно заплыли в территориальные воды Меганезии и лодку арестовали, только и всего. Мы сидим в отеле, на атолле Ранафути, а верхи разбираются, как вся эта ерунда получилась.

— Дочка…

— Да папа?

— Ты меня не обманываешь?

Фрэн вздохнула. Папина проницательность была сейчас совершенно не к месту.

— Обманываю, но чуть-чуть. Так надо. Я тебе потом дома все расскажу, ладно?

— Ладно. Ты молодец, что сразу позвонила. Не теряйся.

— Да, папа, конечно. Вы там не нервничайте, договорились? Я вас люблю, слышите? Маму поцелуй от меня. Ну, пока…

— Все в порядке? — спросила Элеа.

— Вроде да… Я вот думаю, у наших ребят тоже есть родные. Если моим такое сказали…

— Ага, поняла, — перебила соседка, — сейчас я все устрою.

Она скрылась в своей комнате и вернулась, уже говоря по телефону.

— … Короче, включи эту фигню, и объяви: экипажу «Норфолка». Из-за бардака в штабе, вас списали к Дэви Джонсу. Администрация отеля рекомендует вам позвонить домой, чтобы там не парились… Ага, прямо сейчас, а то их родичи в полном ауте.

Через несколько секунд из динамика на стене раздался громовой голос:

«Экипажу «Норфолка». Из-за бардака в штабе….»

Еще минута и в 7 — 10 тысячах километрах к северо-востоку зазвонили телефоны…

— Скажи, лихо я придумала? — спросила довольная собой Элеа.

— Лихо, — согласилась Фрэн, — ты всегда такая резкая?

— Нет, что ты. По ходу, я тихая и скромная. Но иногда меня так прет…

На самом деле, представить ее тихой и скромной мог только человек либо с очень плохим зрением, либо с очень хорошей фантазией.

— Элеа, а ты в здешних законах разбираешься?

— Типа, да. Я же здесь живу. А что?

— Как думаешь, нашего кэпа и старпома… — Фрэн замялась, — … их действительно могут расстрелять?

— Да ну, кто тебе такую ботву загрузил?

— В интернете.

— Не читай всякий флуд. Тонтон-макутов, понятно, к стенке. Такие не должны жить. А кэпу и шкипу больше десятки не вклеят. Скорее лет пять. На фига держать в ошейнике нормальных людей? Они же не знали про приказ убить тех беременных девчонок, а если бы узнали, никогда бы не согласились.

— Думаю, суть я уловила. Ты считаешь, что коммандос должны были убить двух женщин, которые участвуют в эксперименте с эректусами?

— Конечно, что же еще?

— А как на счет биологического оружия?

— Чего — чего? — удивилась Элеа.

— На Тероа биохимический центр, — пояснила Фрэн, — кроме тех женщин, там может быть производство опасных вирусов или бацилл. Если ваше правительство это скрывает…

Элеа звонко хлопнула себя по бедрам и расхохоталась.

— Ну, это всем приколам прикол! Хочешь посмотреть, что там есть на самом деле?

— Не поняла…

— А тут и понимать нечего. Погоди, я сейчас…

С этими словами она легко вскочила на бордюр террасы, стремительно перелезла через ограждение, спрыгнула рядом с не успевшей опомниться Фрэн и, проскользнув в комнату, уверенно уселась за компьютер.

Через короткое время на экране замелькали разные фоторепортажи с атолла Тероа..

— Теперь видишь прикол? Весь тамошний центр это вот такая маленькая океанологическая станция, она стандартная, их везде понатыкано, а остальное просто поселок. Не веришь? Садись, сама посмотри. Тут — все репорты, а тут — web-камера со спутника, в online.

Фрэн заняла место у монитора и минут 20 щелкала мышкой. С каждым новым кадром или роликом, ей становилось все яснее, что на Тероа нет ничего связанного с производством биологического оружия. Его там даже разместить негде. Производств на атолле было два. Одно состояло из арочного ангара, открытой рабочей площадки и автокрана. На рабочей площадке стоял маленький самолет, не то сломанный, не то полуразобранный.

— Avion antiq, — пояснила Элеа, — Модная тема. Берут со дна убитые флайки, делают из них авиетки, и продают. Прикольно и недорого, кстати.

— Берут со дна? — удивленно переспросила Фрэн.

— Ну, да. У нас тут в прошлом веке янки с японцами воевали. Столько добряка утонуло, одних флаек тысяч десять. У них корпуса алюминиевые, что им в воде сделается?

Другое производство представляло собой 3 пруда с грязной жижей, маленький экскаватор, мото-ленту, и уродливый агрегат из алюминиевых баков, воронок и труб. Не понимая, что это может быть, Фрэн стала искать более детальные фото.

— Это, по ходу, спиртогонка, — прокомментировала Элеа, заметив ее интерес, — топливный спирт делать. Вон там бродильни для планктона, а вот змеевик. Передовая биохимия, ага. Кто тебе про бацилл с вирусами насвистел? Ладно, не хочешь — не говори. Фигня все это. Ты с маской нырять умеешь? Я тут карту дна лагуны нашла. Нырнем после завтрака?

— У меня нет маски и ласт, — растерянно сказала Фрэн, — у меня даже купальника нет.

Элеа небрежно махнула рукой.

— Маску и ласты купим, они там, в холле продаются. Кажется, купальники тоже, хотя, они, по-моему, на фиг не нужны… Ты что, расстроилась?

— Если честно, я просто устала как собака.

— Ой, блин, я не подумала. Смываюсь. Приятных эротических снов!

10 секунд, и Элеа, повторив акробатический трюк, оказалась на своей террасе, а потом, послав воздушный поцелуй, исчезла в комнате.

Капитан Ходжес вошел в бар без 10 секунд 7. Фирменный стиль на грани пижонства. Журо уже сидел за столиком с полупустой чашечкой.

— Присаживайтесь, кэп. Что вы пьете в это время суток?

— Я сам закажу, — сказал Ди-Эйч и приветливо махнул рукой скучающей за стойкой официантке, — девушка, мне пол-стакана виски Johny Walker, Red label, чайную чашку самого крепкого кофе, который у вас получится и парочку эклеров. И еще, пожалуйста, лимон. Цельный.

— Нарезать целый лимон? — переспросила официантка.

— Нет, как раз не нарезать. Как есть, так и принесите.

— Как скажете, — невозмутимо ответила она и повернулась к Журо — а что для вас?

Разведчик ответил на каком то певучем языке, напоминающем гавайский. Официантка сделала круглые глаза и что-то переспросила на том же языке. Он подмигнул ей и ответил еще одной певучей фразой. Девушка заулыбалась, кивнула головой и пошла за стойку.

Журо повернулся к капитану и поинтересовался:

— Как спалось, кэп Ходжес?

— Замечательно. А вам?

— Тоже неплохо. Я смотрю, вы не теряете присутствия духа, и это радует. Когда у двух людей с раннего утра рабочее настроение, это помогает, верно?

— Так это у вас работа, — Ди-Эйч улыбнулся, — а у меня не вдруг поймешь что.

— А как ваш вчерашний разговор со штабным начальством? — спросил разведчик.

— Да так себе. Вы же, наверное, слушали записи.

— Конечно. Но не все понял. Вы согласитесь прояснить пару моментов?

— Пожалуйста. Но в той мере, в которой…

— … В которой это не противоречит присяге, офицерской чести и так далее, — перебил Журо, — я вам сразу хочу сказать, кэп Ходжес, что никаких секретов выведывать у вас не намерен. Я бы еще добавил, что у нас общие интересы, но вы мне пока что не поверите.

Подошла официантка, сгрузила с подноса заказ капитана и сказала разведчику несколько слов все на том же певучем языке.

Тот улыбнулся и кивнул.

Ди-Эйч принялся жевать эклер.

— Вы спрашивайте, — пробурчал он с набитым ртом, — я привык одновременно питаться и разговаривать.

— Хорошая привычка, — одобрил Журо, — экономит время. Мне показалось, или штаб флота действительно был в неведении о том, что «Норфолк» не погиб, а захвачен?

— Вам не показалось. Думаю, адмирал Дэнброк уже надрал там всем задницу за это.

— И как вы это объясните? Я имею в виду, не про задницы, а…

Ди-Эйч кивнул.

— Я понял вопрос. Не знаю, но, скорее всего, обычная расхлябанность.

— Возможно. Однако, в штабе не знали и того, что «Норфолк» вел бой против воздушного противника, а ведь вы об этом сообщали в эфир. Это уже не расхлябанность.

— Не пойму, к чему вы клоните, мистер Журо, — сказал Ди-Эйч, неспешно принимаясь за второй эклер.

Тем временем, официантка принесла заказ разведчика: Лаково-черные пупырчатые червяки с палец длиной плавали в блюде с чем-то кроваво-красном. Рядом с блюдом стояла прозрачная чашка горячей жидкости цвета разбавленного молока с радужными пятнами на поверхности. От напитка исходил характерный сивушный запах.

— К тому, — Журо выловил пальцами первого червяка, — что вашим рейдом управлял не штаб ВМС, а кто-то другой.

— Вы имеете в виду кого-то непосредственно в министерстве? — спросил Ди-Эйч.

— Например, так. Или даже в аппарате объединенного комитета начальников штабов.

Разведчик откусил половину червяка, а капитан — половину эклера. Некоторое время оба молча жевали.

— Вообще-то так никогда не делают, — заметил Ди-Эйч, — существует обычный порядок…

— Но ведь он был нарушен, — возразил Журо, — причем нарушен явно и очень грубо. Я не говорю пока, что это могла быть чья-то частная инициатива, но тем не менее…

— А если частная?

— Тогда действия частного инициатора являются пиратством.

— И тогда весь экипажу на рею? — спросил капитан, проглатывая остаток эклера.

— При чем тут экипаж? — сказал Журо, принимаясь за очередного червяка, — штаб ВМС не отрицает, что вы действовали по приказу, так что инициатор вне состава вашего экипажа.

— Странно вы работаете, — задумчиво сказал Ди-Эйч, — я бы на вашем месте непременно попугал реей и веревкой.

— Зачем? — удивился разведчик.

Капитан отхлебнул виски, как чай, с хрустом откусил кусок лимона, и после этого ответил:

— Для получения секретной информации, конечно.

Журо улыбнулся и сделал глоток из своей чашки.

— А у вас она есть?

— Предполагается, что да, иначе зачем бы вы со мной работали?

— Ну, раз предполагается, давайте, как говорят психоаналитики, поговорим об этом подробнее. Вы ведь получили боевое задание в запечатанном конверте?

— Да, со спецкурьером и с кучей печатей на склейках. А сам текст был еще и в фольгу заклеен. Вскрыть после погружения и перехода в режим радиомолчания.

— Понятно, — сказал Журо, — а перед сдачей лодки вы этот текст скормили лапшерезке.

— Как положено, — подтвердил Ди-Эйч.

— То есть, — продолжал разведчик, — группу спецназа вы приняли на борт, еще не зная своей задачи?

— Да. У них было предписание, вот и принял. Так всегда делается.

— Ну, разумеется, — Журо кивнул и сделал еще один глоток своего пойла, — а вы уверены, кэп Ходжес, что подписи на предписании спецназа и на вашем боевом задании не были поддельными?

— Уверен. Но детали рассказывать не буду, — капитан развел руками, — извините, присяга.

— И не надо. Но, возможно, вы заметили какие-то особенности, которые можно раскрыть, не нарушая присягу. Какие-нибудь странности, нестыковки…

Ди-Эйч отхлебнул виски и ненадолго задумался.

— Мистер Журо, а что если я задам вам один вопрос?

— Пожалуйста.

— Я слышал, что в моем экипаже есть только два человека, которым грозят по-настоящему крупные неприятности. Это я и мой старпом.

— Еще бойцы спецназа, — напомнил разведчик.

— Они не мои люди. Из моих кому-то еще грозит что-то кроме штрафа?

— Вообще-то это решает суд.

— А материал для суда даете вы, — добавил капитан, — и закон вы, уж наверное, знаете. Так что давайте в открытую, ОК?

— Тогда и вы давайте в открытую. Какой товар и какая цена?

— Цена такая: в списке плохих парней должен остаться я один. Старпом ничего не знал.

— Ясно, — сказал Журо, — а товар того стоит?

— Вас интересует, кто составлял боевое задание. Я сокращу вам поиск примерно вдвое.

— А можно втрое?

Капитан пожал плечами и снова приложился к стакану. Разведчик задумчиво посмотрел на потолок, как будто рассчитывая прочесть там правильное решение.

— Ладно, кэп. По рукам. Ваш старпом не при делах.

— А я думал, меганезийцы всегда отчаянно торгуются, — заметил Ди-Эйч.

Журо подмигнул:

— При первой сделке рекомендуется уступать. Психология коммерции.

— ОК. Тип, который составлял задание, не моряк. Он никакого отношения к флоту не имеет, терминов не знает, и все словечки у него сухопутные. Это сразу бросилось в глаза.

— Не уверен, что понял вас правильно. Приведите какой-нибудь пример.

— В задании было написано: «остановиться там-то», потом «развернуться туда-то». Какой моряк так напишет? Или, какой моряк напишет «легенда такая-то» про фальш-задание, о выполнении которого следует доложить старшему офицеру на базе?

— Легенда? — переспросил разведчик.

— Ну, да, легенда… Поэт долбанный, мать его.

Капитан откинулся на стуле и стал хлебать остывший кофе. Журо снова некоторое время изучал потолок, а затем неожиданно спросил:

— А адмиралу Дэнброку вы бы рассказали подробнее об этом задании?

— Еще бы. Только не по вашему телефону.

— Это понятно. Я имею в виду, при личной встрече, разумеется.

— Да. Лет через десять, если я ничего не путаю.

— А если я устрою вам встречу через несколько дней?

— Если это шутка, то я ее не понял, — сообщил капитан.

— Не шутка, — ответил Журо, — это важно и для нас, и для вас. Не только для вас лично, но и вашей страны. У вас при комитете штабов завелась крыса и чем быстрее ее прихлопнут, тем лучше для всех.

— Для нас — понятно. А вам-то чем плохо, что у нас крыса? Мы же, вроде, не союзники.

— Тем, что не слишком приятно ждать, какой очередной секретный приказ она состряпает своими умелыми лапками.

— Боитесь? — съязвил капитан.

— Просто, как и вы, делаю свою работу, — парировал разведчик.

— Ну, и как вы собираетесь сделать эту работу? Я имею в виду, организовать мою встречу с адмиралом Дэнброком.

— Не я, — поправил Журо, — мы.

— Я-то что могу сделать? — удивился Ди-Эйч.

— Через полтора часа у вас начинается встреча с журналистами, среди которых будут и американские. Если вы выскажете одно предположение, всего лишь предположение…

«Капитан Харри Ходжес не исключает личного участия адмирала Вилли Дэнброка, в урегулировании проблемы с подводной лодкой «Норфолк» и ее экипажем.

Позавчера ночью, подлодка ВМС США «Норфолк» выполнявшая секретную миссию в экваториальной части Тихого океана, была обнаружена и атакована авиацией Меганезии. В штабе ВМС были уверены, что «Норфолк» погиб, и уже объявили экипаж пропавшим без вести, но подлодка, уничтожив 4 беспилотных летательных аппарата, сумела уйти от преследования. Только через 10 часов она вновь была обнаружена и атакована. Во втором бою подлодка получила такие повреждения, что капитан Ходжес вынужден был сдаться.

Меганезийские военные были настолько поражены мужеством экипажа «Норфолка», что проявили несвойственное им радушие. Американским морякам была дана возможность связаться по телефону со своими родными и сообщить «мы живы», а капитану Ходжесу разрешили звонок в штаб ВМС США. По мнению адмирала Вилли Дэнброка, начальника штаба морских операций США, капитан подлодки «продемонстрировал лучшие качества офицера флота, использовал все ресурсы и сдался лишь тогда, когда альтернативой стало немедленное и неизбежное уничтожение лодки и экипажа». Сам капитан Ходжес сегодня заявил журналистам: «меня не удивит, если адмирал Дэнброк лично займется судьбой экипажа нашей подлодки, поскольку его принципы хорошо известны на флоте». Адмирал сказал по этому поводу: «клянусь богом, я сделаю все от меня зависящее, чтобы моряки вернулись на родину невредимыми». По законам Меганезии капитану Ходжесу грозит смертная казнь за вторжение на военном корабле в территориальные воды этой страны. Экипаж «Норфолка» находится на меганезийской военной базе Ранафути, куда сегодня была допущена иностранная пресса. Правительство США пока не дало комментариев, а координатор правительства Меганезии, Ясон Дасс, заявил, что считает рейд «Норфолка» не актом агрессии, а досадной небрежностью американского военного ведомства».

На утренней пресс-конференции все внимание было приковано к действиям экипажа подлодки, который, стараниями полковника Валдеса и майора Журо, был выставлен перед журналистами в совершенно героическом свете. Грузовые дирижабли стали «тяжелой противолодочной авиацией», бетонные блоки оказались «глубинными боеприпасами повышенной пробивной силы», и так далее.

Полковник Валдес был неподражаем:

«… И только когда «Норфолк», почти исчерпав свой боезапас в сражении, теряя остатки кислорода через трещины в танках, уходил на северо-запад с пробитым в трех местах корпусом, на поврежденном прямым попаданием гребном винте, наша противолодочная флотилия сумела прижать его к мелководной банке.

Он был заперт на узком пятачке моря, под прицелом противолодочных орудий, ему было не уйти на глубину, потому что ее здесь просто нет. Так вот, когда я передал ему по радио требование сдаться, он торговался еще десять минут, хотя ему уже практически нечем было дышать. Знаете, что он потребовал в дополнение ко всем условиям почетной сдачи?

«Порцию виски каждому члену моего экипажа и яванскую сигару для меня».

Вот такой он человек… Да что там, сами посмотрите, вот же он, перед вами».

Капитан Харри Ходжес стал реинкарнацией лейтенанта Тайлера из top фильма 2000 года «Submarine U-571» (Тайлер, по сценарию, тоже потерял свою подлодку в 1942, во время операции по захвату «Энигмы», но в его героизме решительно никто не сомневается).

О захваченной группе спецназа никто из журналистов даже не вспомнил, но любому профессионалу было ясно, что основные усилия американской дипломатии будут нацелены на возвращение именно этой группы. Ведь только спецназ владел полной информацией о боевом задании на атолле Тероа. Таким образом, ключевую информацию надо было попытаться получить немедленно, а для этого спецназовцев требовалось как-то разговорить (при том, что пока ни один из них не порадовал сотрудников меганезийской разведки ничем, кроме сленговых оборотов, состоящих из ненормативной лексики).

История умалчивает о том, кому пришла в голову идея с марихуаной (в таких случаях авторы не настаивают на публичном признании своих заслуг). Так или иначе, полковник Андерс из военной разведки и полковник Толли из полиции пошли выпрашивать у Верховного суда Меганезии разрешение применить к спецназовцам, как к группе особо опасных лиц, химические методы получения данных. Судья Идоиро в начале была так возмущена этим предложением, что отказывалась их слушать, но потом вняла просьбам собрать на Интернет-конференцию весь состав суда и оценить аргументы непредвзято.

Речь шла всего-навсего об умеренной дозе каннабазина, то есть алкалоида конопли, который иногда употребляется меганезийской молодежью на дискотеках и прочих развлекательных мероприятиях «for relax» в виде папирос с марихуаной или в виде водного экстракта, попросту именуемого «конопляным чаем». Неизвестно, кто именно из судей потребовал у полковников прямого доказательства безвредности предложенного препарата, известно лишь, что жребий пал на разведчика. Тот позвонил в свой офис, передал свои полномочия на сутки майору Аурелио Крэмо, и, с мужеством Сократа, пьющего чашу цикуты, залпом проглотил эталонную порцию «заряженного» фруктового сока. Затем, набрав номер жены, он попросил ее заехать за ним в офис верховного суда. После этого его настроение сильно улучшилось, он прочел судьям занимательную лекцию о сравнительных достоинствах трактатов «Камасутра» и «Дао любви», а также о плюсах и минусах группового секса, секса на природе и секса в общественных местах. Лекция была приправлена пикантными историями из жизни самого полковника, его коллег и членов его семьи. Он не преминул указать на пользу секса для общефизической формы, и, в порядке иллюстрации, выполнил несколько силовых акробатических упражнений. Приехавшая жена застала его в момент демонстрации стойки на руках, хмыкнула, и быстро уволокла бравого разведчика, несмотря на его готовность продолжать занимательный рассказ.

— Надеюсь, уважаемый суд убедился, что препарат совершенно безвреден, — заключил полковник Толли, когда за его коллегой закрылась дверь.

— И надолго человек оказывается в таком состоянии? — спросила судья Идоиро.

— От трех до пяти часов, не более. И никакого похмелья, — проинформировал Толли, — на этот счет есть медико-биологическая справка.

Как выяснилось, справка была не вполне точна в оценке периода действия препарата. Желтая «Lanton tattle» утром дала на front page материал: «Разведка показала студентам, как отрываться по полной! Около 6 утра в полицию на Западном причале обратились шеф военной разведки Райвен Андерс и его супруга Аста. Из одежды на полковнике Андерсе был лишь армейский жетон, а на его жене — серьги. Они попросили помочь им в поиске автомобиля, который они оставили где-то неподалеку, решив вечером пройтись по берегу. Их зеленый minivan обнаружили в 8:30 утра на парковке у студенческого ночного клуба «Night cats». На сидении лежала аккуратнейшим образом сложенная форма полковника, а вокруг были живописно разбросаны предметы одежды его жены. Служащий клуба очень хорошо запомнил эту пару. По его словам «они, конечно, слегка шокировали публику, но в общем, просто хорошо веселились». Более подробные комментарии он дать отказался, и способ шокировать посетителей этого заведения остался тайной военной разведки».

Но история похождений шефа разведки стала достоянием общественности лишь на следующее утро. А в тот день майор Крэмо, прибывший на замену полковнику Андерсу, получил от суда разрешение применить к задержанным каннабазин под наблюдением преторианского офицера и в непрерывном присутствии прессы. Это и было сделано два часа спустя, во время обеда на военно-морской базе Раваки. Прессе дали возможность подключить аппаратуру к выходам скрытых камер и микрофонов, размещенных в боксе, где содержались шестеро спецназовцев. Речевой поток начался через несколько минут, и сопровождался крайне откровенной и выразительной жестикуляцией. При этом, в отличие от случая полковника Андерса он носил отнюдь не такой жизнеутверждающий характер.

Четверть часа спустя репортера Associated Press вырвало прямо на пол. Его желудок не выдержал обмена специфическими воспоминаниями об имитации «зверств марксистских повстанцев в Эквадоре». Один из офицеров молча взял швабру и убрал следы гамбургеров с кетчупом.

Чуть позже, под веселый смех, сопровождавший рассказ о ликвидации группы репортеров в Бирме «неизвестным племенем каннибалов», крепкая на вид дама из World Report без единого звука упала в обморок. Предусмотрительно приглашенный майором Крэмо военный фельдшер привел ее в чувство старым добрым нашатырным спиртом.

Обсудив с шутками и прибаутками тему «работы с пленными» разного пола в природных условиях, спецназовцы мельком коснулись предстоящей (как им казалось) операции на Тероа, и кто-то из них выразил мнение «да ну, всего-то двух стельных телок прирезать». Тут репортер «Guardian» попросил одного лейтенанта приглядеть за ходом записи и хотел было выйти на воздух, но упал, споткнувшись о порог. Фельдшер тихо выругался и стал оказывать ему «первую помощь при ушибах головы».

Тем временем, спецназовцы, в порядке развития темы «телок», перешли к обсуждению своих жен (все они оказались людьми семейными, как и положено кадровым военным с идеальным послужным списком). Показательно, что именно на этом моменте Лал Синг, сам бывший боец спецподразделения, а ныне военный обозреватель меганезийской «Pacific Social News» спросил майора Крэмо:

— Как вы думаете, такое можно давать в эфир?

— Сейчас спрошу на всякий случай, — ответил Крэмо и набрал номер полковника Толли.

Разговор длился минут двадцать. Решили, что трансляция по ТВ должна сопровождаться постоянной крупной и яркой угловой надписью:

«Данный материал крайне опасен для нервной системы зрителя и не предназначен для детей, беременных женщин, и восприимчивых людей. Если при просмотре этой записи вы вдруг почувствуете недомогание, пожалуйста, переключитесь на другой канал».

… Элеа поймала Фрэн сразу после окончания пресс-конференции и немедленно потащила экипироваться. Маску и ласты она подыскала американке сама, причем очень тщательно. Только выбор купальника, после некоторых препирательств, Фрэн смогла осуществить на свой вкус. Правда, Элеа не преминула заметить, что такие модели носят дамы старше 60 лет, склонные к полноте, а для хорошо сложенной женщины моложе 30 это нонсенс. Что до самой Элеа, то ее костюм исчерпывался трусиками площадью с салфетку и браслетом, к которому была прилеплена схема расположения мелководных достопримечательностей Ранафути. Сразу после покупок, начался беглый осмотр красот подводного мира. Юная меганезийка чувствовала себя в воде, если и не как рыба, то, по крайней мере, как выдра.

Несмотря на свою гораздо лучшую, чем у Элеа, физическую подготовку, через три часа Фрэн обнаружила, что едва может шевелить руками и ногами, а в правом боку появилось покалывание, которое для любого опытного спортсмена означает «на сегодня хватит».

Обратно к пляжу они плыли на спине со скоростью черепахи (сухопутной, а не морской), и Элеа непрерывно трещала о всякой всячине. У ее болтовни было редкое свойство: из-за своей прямолинейности и щенячьей непосредственности, она не раздражала:

— А правда, что ты медиум? Это в смысле, экстрасенс или что-то типа того? Меня научить можешь? Или это долго?

— Экстрасенс? — удивленно переспросила Фрэн.

— Ну, да. В интернете болтают, что ты была на субмарине экстрасенсом. А радары и все такое, это чтобы никто не догадался. Ты третий глаз умеешь открывать?

Фрэн рассмеялась так, что даже наглоталась воды.

— Бред полный, — сообщила она, отплевавшись.

— А тот парень, похожий на Эдди Мэрфи? Ну, который с бритой головой и еще глаза такие загадочные. Он в дебильниках завтракал, — меганезийка изобразила руками наушники от плеера, — Он, скажешь, тоже не экстрасенс?

— Это Грэн, старший механик. Он просто по жене скучает.

— Ничего себе, — удивилась Элеа, — По жене скучает, а пошел во флот. Во, люди. Обалдеть! А экстрасенсов у вас что, совсем нет? Ни одного?

— Мы не суеверные.

— Ага, рассказывай. А ваш кэп фенечку от сглаза носит. Вот такую, — Элеа подняла руку и начертила в воздухе многоугольный значок

— Это не фенечка, — возмутилась Фрэн, — а подарок ламы за спасение людей на Мергуи.

— Ух ты! Это когда было подводное землетрясение с цунами?

— Оно самое.

— Надо же, как бывает! По ходу, дядя Эрни, в смысле, Торрес, тогда был в правительстве и тоже летал на Мергуи. Там работала наша спасательная авиация. Они ведь могли бы там встретиться. А ты с ним спала?

— С Торресом? — удивилась Фрэн.

— Да нет, с кэпом.

— Нет. С чего бы?

— Ну, так просто. Прикольно было бы попробовать. Он на каких женщин клюет?

— На негритянок и японок, — это Фрэн вспомнила любимую байку команды «Норфолка».

— А на кого больше?

— Только на обеих сразу.

— Круто! — сказала Элеа, без особого, впрочем, удивления, — а я все равно не поняла: если у вас во флоте вообще нет экстрасенсов, то кто с дельфинами работает? Только не говори, что у вас не работают с дельфинами.

— Работают, — согласилась Фрэн, — ученые.

— А с буньипами тоже ученые?

— С кем?

— С буньипами, — повторила меганезийка, — Или тупилаками. Кто как называет. Они чем-то отличаются, но это уже тонкости, я в них не въезжаю.

— Это кто?

— Ну, это вроде тюленей-оборотней. В Интернете пишут, с помощью них вашу субмарину обнаружили… О, вот и он!

— Буньип?

— Да нет, ваш кэп вместе со шкипом, — Элеа, выпрыгнув из воды почти по пояс, ткнула пальцем в сторону берега.

Капитан Ходжес и старпом Палфри, обернув вокруг бедер тонкие полотенца на манер местных «лава-лава», сидели на длинном шезлонге под цветастым зонтиком. Лица у обоих офицеров были предельно кислые. Элеа попробовала было пофлиртовать с обоими, но, обнаружив, что они в сейчас совершенно к этому не склонны, удалилась в сторону отеля.

Ди-Эйч проводил ее взглядом и хлопнул ладонью по шезлонгу.

— Присаживайся, Фрэн. У нас паршивые новости.

— Это я уже поняла, сэр.

— Отставить «сэр». Видишь ли, наших боевых пловцов показали по ТВ. И не просто так, а предварительно дав им обдолбаться какой-то дурью, то ли марихуаной, то ли гашишем. Они несли такое, что некоторые репортеры экстренно расстались с завтраком.

— Я думала, что бы человек не нес в таком состоянии, это не имеет значения, — осторожно предположила Фрэн.

— Мне тоже так казалось, — ответил Ди-Эйч, — расскажи ей, Стью. У меня уже слов нет.

— Ладно, — вздохнул старпом, — там в начале было выступление какого-то медика. Он долго говорил, но смысл, как в пословице у русских: «что перед водкой в голове, то после водки во рту». Примерно так. Эти шестеро начали flame вокруг своих подвигов, своих взглядов на жизнь, своих семей и своих планов на будущее.

— Они сказали главное? — поинтересовалась Фрэн.

— Да, и это тоже. Причем именно то, о чем ты думаешь. Но это не главное. Главное, что там был поток такого же. Они, похоже, в жизни ничего другого не делали, и им просто больше не о чем было болтать. Им так нравится эта работа, что они от нее в экстазе.

— Что-то вроде откровений Джека Потрошителя? — спросила девушка.

— Примерно. Только раз в сто хуже.

— Нет, так не объяснишь, — вмешался Ди-Эйч, — знаешь что, Фрэн, иди в номер и почитай сама в интернете. Там где-то висит эта пакость уже в виде текста. Только почитай, а не посмотри ролик, слышишь?

— Я не маленькая девочка! — возмутилась она.

Капитан вздохнул.

— Никто не считает тебя маленькой девочкой. Ты боевой офицер, но лучше сделай так, как я сказал. Из девяти наших, которые посмотрели, четверо сейчас торчат в баре в стельку пьяные и блюют каждые четверть часа, трое сидят вон там, на пригорке и молча играют в деберц. Ни с кем не разговаривают. Еще двое — это мы.

— Если бы лодка была еще наша, я бы распорядился вымыть там хлоркой каждый дюйм, к которому могли прикасаться эти ублюдки, — мрачно добавил Палфри.

— Я поняла, Извини, Харри. Но что там, черт возьми, такое?

— Просто прочти, — сказал он.

После ужина Фрэн приняла горячий душ и вышла на террасу с сигаретой. На соседней террасе Элеа, одетая в желто-алый спортивный костюм, сидела на парапете, читая какие-то листочки, распечатанные на принтере.

— Страдаешь? — спросила она, бросая на стол очередной листок, — зря. Не парься. Вы тут не при чем.

— Ничего себе не при чем! Мы чуть не привезли этих скотов на Тероа!

— Никто не несет чужую карму, — спокойно возразила Элеа, — вы солдаты, они дерьмо.

— Мы дебилы! — взорвалась Фрэн, — Мы должны были догадаться, мы должны были хотя бы залезть в интернет…

— Я тебе еще раз говорю, не парься. Все такие умные потом. Знал бы рифы, взял бы влево. Ты еще вот с какой стороны посмотри. Не нашлось бы вас, таких доверчивых, было бы что-нибудь похуже. Типа как в 2001 у вас в Нью-Йорке с исламистами-камикадзе.

— Так одно другого не отменяет. Дальше может быть хуже.

— Это вряд ли, — сказала Элеа, — я, правда, еще только учусь на журналиста, но кое-что уже соображаю. Сейчас тех оффи, которые затеяли всю эту срань, погонят, как селедок в сеть.

Фрэн задумалась, а меганезийка продолжала:

— Ты прикинь, что сейчас творится у тебя в штатах. Конечно, янки жуткие тугодумы, но уж если они врубаются, что их поимел какой-то урод, то…

— Я тоже тугодумка? — перебила Фрэн.

— Ой, блин, я забыла, что ты тоже янки. Честное слово, я тебя обидеть не хотела.

— Проехали, — американка улыбнулась, — просто будем считать, что политкорректность это не твоя сильная сторона.

— Угу. Я, бывает, как ляпну… Слушай, а механик правда так скучает по своей жене?

— Механик?

— Ну, да. Тот, который на Эдди Мэрфи похож.

— А, ты имеешь в виду, Грэн. Да, еще как. Тем более, после этой истории со спецназом, думаю, мало кто из наших верит, что мы отсюда выберемся.

— Фигня, — решительно сказала Элеа, — я не про то. Я про его жену. Как думаешь, она бы хотела его здесь навестить? Помурлыкать, по крышам вместе попрыгать, типа того.

— Еще бы, — согласилась Фрэн, — но что толку от ее хотения.

— То есть как, что толку? Вот сейчас возьму и организую, чтобы ее пригласили.

— Ты серьезно? А военная разведка?

— Военной разведке это все равно. Погоди, я папе позвоню.

Элеа схватила телефон и минут 10 трещала по нему, как сорока, на смеси, как минимум, трех языков. Потом облизнулась, как кошка слопавшая банку сметаны, и заявила:

— Папа сказал, это не честно, если только к одному механику приедет жена. Он сказал, что нужен список от всей вашей команды, кто кого хочет пригласить.

— Ни хрена себе, — пробормотала Фрэн, — тогда я звоню кэпу.

В 7 утра майор Журо и капитан Ходжес снова встретились в баре тет-а-тет. На этот раз они не пижонили и чинно пили кофе с булочкой.

— Чья была идея? — сердито спросил разведчик, постучав пальцем по лежащему перед ним списку из 9 фамилий.

— Не скажу, — отрезал Ди-Эйч.

— Что вы, как маленький? Все равно это найдется на записях с жучков.

— Ладно. Это лейтенант Лаудер с дочкой мистера Флэгга.

— Элеа Флэгг? Я так и думал. Эта юная негодяйка даже баобаб может вывести из себя. Вы-то, надеюсь, понимаете, что пункт интернирования нельзя превращать в проходной двор?

— Я все понимаю, мистер Журо. Если вы откажете, это будет нормальная реакция.

Разведчик задумчиво побарабанил пальцами по столу и вдруг заявил:

— В списке не хватает десятой фамилии для ровного счета. Вы можете сейчас позвонить адмиралу Дэнброку?

— Зачем?

— Чтобы поздороваться и передать мне трубку.

— При условии, что он согласится с вами разговаривать, — уточнил Ди-Эйч.

— Это понятно. Скажите ему, о чем идет речь.

— Хорошо, я попробую…

Адмирал согласился, обронив невзначай:

— Я ждал чего-то в этом роде.

Капитан Ходжес передал трубку разведчику.

— Доброе утро, сэр, я майор Журо из военной разведки Меганезии.

— Кто я, вы знаете, — ответил Дэнброк.

— Конечно. Я в общем-то по простому вопросу. Мы согласились организовать вашим морякам свидание с родными. Кажется, это называется гуманитарная мера или как-то так.

— Не важно, как это называется, — сказал адмирал, — но это достойное решение. Я, конечно, обеспечу самолет, нет проблем.

— Мы также не будем возражать, — продолжал Журо, — если с моряками встретится кто-нибудь из офицеров штаба. Любой по вашему выбору.

— Признаться, вы меня удивили, майор. Вы уполномочены делать такие предложения?

— Да, мистер Дэнброк.

— А если я лично захочу прилететь?

— Тогда я буду рад пригласить вас на рюмку, если вас устроит качество нашего виски.

— Да вы шутник, майор! Вы отдаете себе отчет в том, что я руковожу штабом морских операций страны, у которой с вашей страной не вполне дружественные отношения?

— Мне известна и ваша должность, сэр. Если вам нужны гарантии безопасности со стороны правительства Меганезии, то с этим проблем не будет.

— Черт вас побери! — рявкнул адмирал, — Вы что, подумали, будто я испугался оказаться у вас в заложниках?

— Нет. Я подумал, что возможно, ваше правительство будет настаивать на таких гарантиях.

— Слушайте, майор, когда речь идет о моих моряках, я плюю на любую дипломатическую возню. Вы сможете принять летающую лодку BL-88?

— Конечно. У вашего пилота будет два километра спокойной воды.

— В таком случае, мне нужно всего две вещи: список тех, кто летит со мной и инструкции для экипажа моего самолета.

Прибыв на атолл Ранафути, через 3 дня с группой родных и близких экипажа «Норфолка», адмирал Дэнброк испытал нечто вроде внутреннего разочарования. Он был совершенно уверен, что журналисты введены в заблуждение, и что экипаж «Норфолка» содержится далеко не в таких комфортных условиях как рисуют репортажи по ТВ. Он ожидал увидеть суровую реальность в виде ограждения с колючей проволокой, прямоугольных бараков для интернированных и угрюмых меганезийских военных на вышках наблюдения. Некоторое количество военных действительно было, и ситуацию они контролировали, но совершенно иначе, чем он думал. Они вели себя, как толковые полицейские на сложном участке: готовые вмешаться, если надо, но ни к кому не лезущие без необходимости. Улыбчивые молодые ребята в легкой камуфляжной форме, вооруженные короткоствольными автоматами, которыми (это было сразу видно) они отлично умеют пользоваться. То, что рядом с подтянутым и построившимся для встречи экипажем подлодки, меганезийские вояки выглядели раздолбаями, ни на секунду не могло ввести Дэнброка в заблуждение. Кто бы их не обучал, он сделал это отлично.

Впрочем, адмирала в первую очередь интересовали не меганезийские солдаты, а свои моряки. Он сошел с трапа, поприветствовал их, принял формальный рапорт капитана Ходжеса и вместе с ним двинулся вдоль строя. 6 остальных офицеров и 12 матросов выглядели… Адмиралу не сразу пришли на ум нужные слова. Вот! Ни один не выглядел униженным и сломленным, как это обычно бывает с военнопленными. Перед ним был работоспособный экипаж, попавший в непростое положение, но и только. Хотя…

Дэнброк остановился рядом с одним из матросов.

— Что у вас с лицом?

— Синяк, сэр!

— Вас били?

— Нет, сэр! Это мячиком сэр!

— Чем?

— Мячиком, — повторил матрос, и добавил, — Мы в него играли, сэр!

Адмирал в некотором недоумении повернулся к Ходжесу

— Я разрешил личному составу участвовать в спортивных играх, сэр, — пояснил тот, — Здесь есть местная разновидность футбола, с каучуковым мячом, и когда он попадает…

— Понятно, капитан, — перебил его Дэнброк, затем оглянулся на группу прибывших родных и близких, с растерянным видом ожидавших возможности пообщаться, и почувствовал, что все происходит как-то по идиотски.

— Вольно, — скомандовал он, — разойдись. Капитан Ходжес, останьтесь.

К ним подошел меганезийский лейтенант и негромко поинтересовался:

— Мистер Дэнброк, если вы уже закончили формальности, то, может быть, разрешите гостям пообщаться с вашими моряками?

— Гм, — сказал адмирал и снова оглянулся на девятерых гражданских, которые, сойдя с трапа его самолета, так и стояли на пирсе, поставив на бетон свои чемоданы, сумки и рюкзаки, — Я полагал, это в вашей компетенции, как … Гм… Принимающей стороны.

Меганезиец кивнул и широко улыбнулся.

— Ну, тогда все нормально, — он направился к пирсу, и сообщил, — Леди и джентльмены, вы можете сойти на берег и чувствовать себя, как дома.

Затем он повернулся к экипажу «Норфолка» и добавил:

— Это, конечно, не мое дело, но у некоторых из прибывших довольно увесистый багаж. Может быть, вы им поможете переместить все это в отель?

Диспозиция изменилась практически мгновенно. Только что она напоминала какие-то странные армейские учения, а теперь стала похожа на встречу пассажиров в каком-нибудь порту или на вокзале. Люди создавали обыкновенную мирную суету.

— Вы, наверное, хотите поговорить с командиром лодки tet-a-tet, — сказал подошедший майор Журо, приблизившись к Дэнброку, — нет проблем.

Он кивнул головой в сторону адмиральской летающей лодки, которая покачивалась на чуть заметной волне у пирса.

— То есть, я могу забрать капитана?

— На время, — уточнил разведчик и улыбнулся, — надеюсь, вы вернете его в целости и сохранности. Я так привык пить с ним кофе по утрам, что мне будет его не хватать.

— Черт! Вы шутник, майор.

— Вы мне это уже говорили, сэр, — напомнил Журо.

Через пять минут адмирал и капитан уже сидели в салоне, попивая горячий кофе.

— Этот майор Журо, что он из себя представляет?

— Он хитрая лиса, сэр. Попадет в ад — убедит чертей подавать ему мартини со льдом.

— Ясно, капитан. Я того же мнения. Не будем терять время. Что было в вашем конверте?

— Формальное сопроводительное письмо за подписью командующего, Торнтона Ингрэма, и безграмотное задание, составленное каким-то сухопутным человеком. Подпись: генерал Алан Рафтен, аппарат командования спецоперациями, USSOCOM.

— Почему, черт возьми, они не поручили планирование этого дела вице-адмиралу Поллаку, в Коронадо? Ведь это вопрос командования специальными военными действиями флота.

— Я не знаю, сэр. Возможно, они очень торопились.

— Что вы должны были сделать?

— Доставить группу боевых пловцов к атоллу Тероа, где находится биохимический центр, высадить десант с малой глубины. В течение 90 минут ждать их в назначенной точке, и принять на борт также в подводном положении с образцами биологического оружия, которые они должны были взять. После истечения 90 минут уйти без них. Далее в любом случае следовать в Брисбен. Там доложить командующему базой альянса, о выполнении передислокации из Гонолулу в Брисбен самой подлодки и группы боевых пловцов со специальным оборудованием. О рейде на Тероа не сообщать.

— А как на вашу лодку попали боевые пловцы?

— У меня в задании было сказано: «принять на базе Оаху группу специального назначения численностью 6 человек» и дан контрольный код. Они поднялись на борт за 10 минут до отплытия, их лейтенант Нэд Шойо, предъявил мне предписание генерала Рафтена и назвал код.

— Вы знаете, какое у него было задание?

— Формально нет, сэр.

Дэнброк сердито хлопнул ладонью по столу

— Выражайтесь яснее, капитан. По телефону вы говорили, что целью было уничтожение тех двух беременных женщин, которых показывают по ТВ. Откуда эта информация?

— Я пришел к этому выводу, сопоставляя факты, в течение последних 3 дней. Дело в том, что биохимического центра, как такового на Тероа нет. Он существует лишь на бумаге.

— Что за чертовщину вы несете, капитан? Как это нет?

— Там есть маленькая лаборатория при медпункте и маленькая океанологическая станция, вроде тех, которые используют экологи. Ничего больше.

— Центр может быть спрятан под землей, — заметил адмирал.

— Невозможно, сэр. Все бы знали. На атолле постоянно живут человек 20 гражданских, в основном рыбаки и торговцы, которые болтаются по всему океану. Да еще интернет.

— Тогда какого черта их правительство заявляло о ракетной атаке по этому центру?

— Дипломатия, сэр. Они рвались в Тиморское море, и для этого сделали из мухи слона.

— Муха, однако, была не так уж мала, — пробурчал Дэнброк, — иначе по ней не стреляли бы скадами. Выходит, что это не совсем муха. Или даже совсем не муха. Вы следите за моей мыслью, капитан Ходжес?

— Да, сэр. Есть еще одно соображение.

— Какое же?

— Генерал Рафтен, или тот, кто готовил план задания, сознательно отправил подлодку на верную смерть. На Тероа стоял меганезийский фрегат класса Smog-delta, очень небрежно замаскированный под сейнер. Это можно увидеть даже на спутниковом снимке. Про этот фрегат знают все местные и болтают об этом в интернете. А в задании было сказано, что у центра нет морского прикрытия, есть только малочисленная охрана на самом атолле.

Адмирал встал и начал ходить по салону самолета взад — вперед. Возникла пауза.

— Ну? — спросил он через минуту, — продолжайте, чего вы замолчали?

— Фрегат размещен не очень удачно, так что у нас был бы шанс высадить спецназ, но никаких шансов потом уйти.

— Концы в воду? — уточнил Дэнброк.

— Да, сэр. Меня сразу удивило, что после активной операции нам следовало идти 2500 миль через мелководные банки в Брисбен, вместо того, чтобы по большим глубинам проскочить на север, где в 1600 милях уже наша зона контроля.

— Иначе говоря, кто-то здорово позаботился, чтобы вас добили по дороге, даже если вам чудом удастся уйти от «Смога»?

— Я полагаю, это так, сэр. Меня также насторожило отсутствие ответа на сигнал, который мы дали в эфир, когда были атакованы с воздуха в районе отметки 7600. Если исключить чудеса, это значит, что в задании нам дали слепые коды и глухие частоты.

— Похоже, — согласился адмирал, — А как получилось, что меганезийцы вас обнаружили?

— Среди местных ходят слухи, что для этого использовались какие-то морские животные. Примерно, как в нашей программе «sea hound».

— Дельфины, морские львы, касатки?

— Якобы, местная порода особо сообразительных тюленей. Но, по-моему, дело не в этом. Обученные морские животные могут выследить подлодку на глубинах до 1000 футов, но только если дрессировщик им объяснит, что искать. Нас нашли потому, что нас ждали.

— Утечка информации? — предположил адмирал.

— Нет, сэр. Предсказуемость. После неудачной попытки воздушной атаки, попытка атаки из-под воды напрашивалась.

Дэнброк остановился и внимательно посмотрел на Ходжеса.

— Что-то я не пойму, капитан. Уж не думаете ли вы, что тот обстрел скадами и операцию «Норфолка» планировали одни и те же люди?

— Простите, сэр, но именно так я и думаю.

— Обоснуйте, — потребовал адмирал.

— Одна и та же цель, один и тот же почерк, — ответил Ди-Эйч, — торопливость, полное незнание специфики современной войны на море, недооценка противника и грубое пренебрежение жизнью личного состава, задействованного в операции.

Многозначительно хмыкнув, адмирал снова начал мерить шагами салон. На этот раз пауза была дольше раза в три.

— У меня большое желание посмотреть, что твориться на этом чертовом Тероа, — сказал он наконец, — как вы считаете, меганезийцы на это согласятся?

Майор Журо с легкостью согласился выполнить просьбу американского адмирала. Если быть точным, то он просто сказал «пойдемте», повел его на один из пирсов, пригласил в кабину маленького гидросамолета, сел за штурвал и через минуту уже поднял машину в воздух.

— Это такая секретная тема, что ее нельзя обсудить на земле? — спросил Дэнброк

— Никаких секретов! — разведчик улыбнулся, — вы же хотели посмотреть Тероа? Мы будем там через 45 минут. А пока, если вы не возражаете, можно обсудить другие темы.

— Майор, вы всегда такой быстрый?

— Пока нет, но я работаю над этим, — невозмутимо ответил Журо, — кэп Ходжес сказал вам, что в ваших штабах завелась крыса?

— Только не говорите, что вы намерены мне помочь поймать ее.

— Конечно, нет. Я намерен продать ее вам за сходную цену.

— Вы уже знаете, кто это? — удивился адмирал.

Разведчик молча вынул из кармана рубашки небольшой конверт и передал Дэнброку.

В конверте было несколько копий с разных документов, относящихся, судя по фото на них, к одному и тому же человеку.

— Джон Литтон, лейтенант-полковник морской пехоты. Джон Дуглас, гражданский. Джон Фестивал, полковник ВВС. Джон Вэнс, гражданский. И что все это значит, майор?

— Четыре операции, четыре маски, — пояснил Журо, — имя он сохраняет одинаковым, так всегда рекомендуется делать.

— Четыре? — переспросил адмирал, — что вы имеете в виду?

— Давайте сосчитаем, — предложил майор, — Рейд «Норфолка», ракетная атака с 10-й параллели, налет на катер севернее Кирибати, и взрыв на базе Махукона-2, Гавайи.

— Вы утверждаете, что теракт на Гавайях тоже его рук дело?

— Это очевидно. Как Джон Вэнс он поселился в отеле «Кона Оэ» за две недели до взрыва, а ранним утром после взрыва инструктировал двух летчиков на базе ВВС Оаху уже как полковник Джон Фестивал. От этих летчиков командование базы потом отказалось. Они считаются дезертирами и пиратами.

— А откуда вы все это знаете? — спросил Дэнброк, — у вас что, агентура на Гавайях?

Журо изобразил на лице застенчивую улыбку.

— Понятно, — констатировал адмирал, — а кто этот Джон на самом деле?

— Он офицер NSA. К сожалению, в Форт-Миде у нас нет агентуры, так что копию его личного дела я вам показать не могу.

— Что за чертовщина! Вы хотите сказать, что наше собственное агентство национальной безопасности устроило взрыв на нашей собственной военно-морской базе?

— Боюсь, что да.

— Но ради чего? Две беременные женщины…

— Их было три, — поправил майор, — одна погибла при взрыве на Гавайях.

— Да, конечно. И все-таки?

— Как сказал один янки, о чем бы вам не говорили, речь идет о деньгах. В брюшках у этих юных леди финансовая катастрофа мощностью несколько триллионов долларов. Видимо, в NSA решили, что это следует толковать, как угрозу нападения на США.

— Я не понял. В чем суть катастрофы?

— В сломе лицензионной монополии медицинских концернов. Лекарства для людей будут стоить столько же, сколько для кошек, а не в 2–3 раза дороже, как сейчас. У концернов есть лобби, оно надавило в сенате, сенат тоже надавил, где надо и колесо закрутилась.

— NSA действует так, словно фабриканты пилюль это и есть Америка? — спросил адмирал.

— Да, — сказал разведчик, — вас это удивляет? Говорили же сто лет назад: «что хорошо для Форда, то хорошо для Америки». Нет ничего нового под Луной.

Дэнброк поправил фуражку и посмотрел вниз, на океан.

— Я выведу этих говнюков на чистую воду, — пообещал он.

— Гувер уже попытался полвека назад, — напомнил Журо, — Его сожрали.

— Думаете, и меня сожрут?

— А почему бы и нет? Вы что, заговоренный?

— Посмотрим. Вам в Меганезии, как я слышал, удалось справиться с лоббизмом.

— Да, — сказал разведчик, — потому, что у нас за такие фокусы расстреливают.

— И правильно, — одобрил адмирал, — пожалуй, это единственный плюс вашей левацкой системы. Лично вы мне симпатичны, майор, но я терпеть не могу комми.

— Может, не будем о политике? — предложил Журо, — может, лучше поговорим о деле?

В 50 километрах от места майор переговорил с кем-то на местном диалекте, и пояснил:

— Контрольная точка. Сообщил, что я «свой», и заодно что везу в гости американского адмирала. По-моему они решили, что я так шучу. Кстати, видите атолл?

— Это и есть Тероа? — спросил Дэнброк.

— Он самый. Можете взять бинокль. Я буду заходить на посадку вот так, — Журо изобразил рукой длинную дугу, — и вы сможете хорошо все рассмотреть.

Адмирал последовал его совету, и к моменту посадки, успел убедиться, что капитан Ходжес был совершенно прав. Единственным стратегическим объектом здесь был суперсовременный легкий фрегат, кое-как замаскированный под рыболовное судно.

Капитан Ходжес утверждал, что фрегат расположен не очень удачно, однако Дэнброк, имея существенно больший опыт, сразу отметил важный плюс размещения корабля прикрытия в мелководной лагуне, а не на внешнем рейде. Очень малая глубина, на пределе допустимого даже для таких легких судов, как Smog-delta, сложный фарватер и узкие ворота лагуны, делали ее хорошим естественным укрытием от торпедной атаки с подлодки (на случай, если бы «Норфолк» имел приказ атаковать фрегат).

Для полной уверенности в отсутствии военно-биологических производств на Тероа, адмирал попросил устроить ему небольшую экскурсию по атоллу, и Журо легко на это согласился. Прогулка адмирала (в парадной форме, которую он не догадался сменить на что-нибудь более соответствующее обстоятельствам) стала замечательным бесплатным развлечением для местных жителей, особенно для детей и подростков. Последние то и дело фотографировали его на свои мобильники, а юная нахалка Тиви даже выцыганила разрешение сняться на память с «настоящим американским адмиралом». За уступчивость Дэнброку подарили британскую кокарду XVIII века и миниатюрную статуэтку какого-то местного божка. Хинаои Пиакари, мэр атолла тут же пояснил: божок очень полезный, в нем сильный aku, и все подруги адмирала будут довольны (чем они будут довольны, мэр показал наглядными интернациональными жестами).

Конкретно адмирал выразил желание посетить три объекта, которые (исходя из вида на спутниковом снимке) показались ему хоть чем-то интересными с военной точки зрения.

Под номером 1 значилось нечто, напоминающее химическое производство. Таковым оно и было по факту. Минуты три Дэнброк в немом изумлении обозревал монументальный алюминиевый змеевик-ректификтор с заборными трубами, опущенными в бродильные пруды, и движущуюся от пирса к прудам ленту транспортера с неаппетитной массой.

Адмиралу повезло, поскольку он застал одну из важных стадий процесса: загрузку планктона. У пирса стоял катер, как раз приволокший кошельковый планктонный трал.

Баикева Иннилоо, находясь в кабине экскаватора, занимался перевалкой планктона на транспортер. Его жена сидела за рулем катера и смотрела маленький телевизор. Увидев гостей, она тут же вышла к ним, чтобы предложить купить что-нибудь, и просто чтобы поболтать. Адмирал, из вежливости, сказал пару комплиментов даме, а Журо, тоже из вежливости, приобрел бутылку «сопутствующего пищевого продукта» (т. е. самогона).

Под номером 2 был ангар, оборудованный подъемно-механической техникой. Здесь (в мастерской Оохаре Каано) адмирал задержался на полчаса. Оохаре пригласил гостя в ангар, и показал частично переделанный под авиетку «Ki-10 Kawasaki» и пока пустой корпус американского «F4F Wildcat» («люди Упаики» и Спарк подняли его на рифах Уинслоу, почти там же, где перед тем Ki-10). Дэнброк не удержался от того, чтобы поближе посмотреть Wildcat, самый ходовой палубный истребитель Тихоокеанского флота США во II мировой войне, и сфотографироваться на память на его фоне.

Под номером 3 значилась океанологическая станция. Там он застал Оливию Минго, одиноко попивающую кофе за столом, заваленным распечатками карт с указанием вероятных координат кораблей, затонувших с более-менее ценными грузами. У нее почему-то было настроение заняться планами на рабочий сезон HTOPO. Впрочем, при появлении американского адмирала и меганезийского майора, она охотно отвлеклась на то, чтобы слегка пофлиртовать с обоими. Офицерам было предложено по чашке кофе и рассказана жутковатая история о подвигах nuishi Zin, знаменитой предводительницы китайских пиратов, контролировавших Филиппинское море в конце XVIII века.

Примерно на этом этапе Дэнброк счел осмотр атолла завершенным, и спросил, нельзя ли увидеть кого-нибудь из ученых, а также тех женщин, из-за которых и разгорелся сыр-бор. Майор Журо ответил «ningun problema», и оба офицера пошли в дом доктора Рау, где на просторной террасе собрались главные действующие лица.

— Это адмирал Вилли Дэнброк, начальник штаба морских операций США, — представил гостя Журо, — Он честно хочет понять, что тут происходит.

— Тут происходит нечто вроде чаепития, — игриво сообщила Келли, — имеется также ром и другие колониальные товары. Вы пьете ром, адмирал?

— В умеренных дозах, мэм.

Рау немедленно разлил ром по мензуркам, временно назначенным рюмками.

Санди, тем временем, что-то набрала на клавиатуре ноутбука.

— Тут пишут, вы летели из Штатов с большущим скандалом, — сообщила она.

— Где пишут? — спросил Дэнброк.

— Везде, — лаконично ответила девушка, — а что, не правда?

— Без скандала не обошлось, — признался адмирал.

— Вы сильно рисковали, — заметил Джерри Винсмарт.

— У мистера Дэнброка было хорошее прикрытие, — возразил Журо, — одно дело взорвать одного начальника штаба, другое дело взорвать начальника штаба вместе с членами семей пленных моряков подводного флота.

— Что за ахинею вы тут несете? — возмутился адмирал.

— В стране, где стрельба по президентам и сенаторам почти что, национальный вид спорта, можно, наверное, убить и адмирала, — пояснил разведчик, — дело лишь в цене вопроса.

— Цена более, чем достаточная, — добавил Винсмарт, — на кону сверхдоходный бизнес, приносящий несколько триллионов долларов в год, и судьба консервативной доктрины.

— Какой еще бизнес?

— Медицинский, — пояснил док Джерри, — Мы не хотели играть в политику, проект касался только перспективного сегмента рынка, но эти вопросы невозможно было разделить. Дело в том, что основные медицинские и врачебные ассоциации давно занимаются не лечением людей, а промыванием их мозгов. Представим себе, что эти ассоциации будут уличены в тотальном жульничестве. Кто тогда внушит избирателю, что его здоровье и благополучие зависит от верности «старому доброму прошлому», в котором не было геев, феминисток, абортов, порнографии, добрачного секса, нудистских пляжей, неоязычников, тяжелого рока, компьютерных игр, и прочих вредных новшеств…

— Так, — сказал Дэнброк, — давайте поставим точки над «i». Мне не нравятся феминистки и геи, я против абортов и порнографии, и я всегда голосую за республиканцев.

— Адмирал, вы наверняка сталкивались с отвлекающими маневрами, — небрежно заметил разведчик, — я имею в виду ситуацию, когда вам демонстрируют фальшивую угрозу, чтобы вы акцентировали внимание на ней и не заметили реальную опасность.

— К чему это предисловие, мистер Журо?

— К тому, что угроза безопасности это не геи с феминистками, а неспособность системы управления ориентироваться в современных условиях. Во время второй мировой войны Япония опиралась на традицию, и оказалась в руинах. Но когда после войны американец по имени Дуглас Мак-Артур снес традиционные структуры ко всем чертям, Япония за 20 лет превратилась в одну из самых передовых стран мира.

— Как видите, в нашей стране умеют строить передовые системы, — констатировал адмирал.

— Умеют, — согласился Журо, — когда у руля стоят решительные люди. Я уверен, что когда генерал Мак-Артур был командующим тихоокеанскими силами альянса, начальник штаба операций флота точно знал, куда, зачем и по чьему приказу идет та или иная субмарина.

— Не обязательно, — ответил Дэнброк, — Есть действия, относящиеся к прямой компетенции командующего флотом.

— Он тоже не знает, — вмешалась Санди, — вот тут репортаж с его пресс-конференции. Командующий флотом признал, что суперсовременная подводная лодка «Норфолк», захваченная меганезийцами в их акватории, шла к атоллу Тероа. Этот атолл много раз показывали по ТВ, на нем живут две молодые американки из скандального эксперимента с клонами обезьяночеловека «хомо эректус». Вопрос о цели рейда подлодки вызвал у адмирала Ингрэма затруднения. Никого не устроил завязший на зубах штамп «в целях обеспечения национальной безопасности». Ответ: «для сбора данных о биологическом оружии, которое может попасть в руки террористов» вызвал смех в зале. Площадь атолла полтора квадратных километра, на нем нет ничего, кроме поселка аборигенов и полевой лаборатории океанологов. На стол перед адмиралом выложили снимки Тероа с высоты птичьего полета, и попросили показать, где же то загадочное биологическое оружие, за которым отправлялся «Норфолк». Последовавший за этим рассказ адмирала о русских ядерных ракетах времен Холодной войны, спрятанных в сибирской тайге, был прерван обозревателем «Morning Star». Он спросил, знает ли Ингрэм, что такое тайга, и видит ли он ее на представленных фотографиях атолла Тероа. Попытка адмирала сослаться на компетенцию командования спецопераций (USSOCOM), привела лишь к новым вопросам. Его попросили прокомментировать скандал вокруг группы спецназа с той же подлодки «Норфолк». Несколько дней назад меганезийская разведка допросила этих спецназовцев с применением марихуаны, в присутствии прессы. Рядом с их откровениями даже такие триллеры, как «Молчание ягнят», «Охотники за головами» и «Ад каннибалов» показались детскими утренниками. Пресс-служба USSOCOM уже заявила, что никто из этих типов в штате не числится. Пока неизвестно, как эти маньяки очутились на борту «Норфолка».

Девушка отодвинула ноутбук в сторону и выжидательно посмотрела на Дэнброка.

— Чего вы от меня хотите? — буркнул он, — я просто военный моряк, я делаю ту работу, которую мне поручили, я не занимаюсь политикой…

— Не прибедняйтесь, — перебила Келли, — помогать близким пленных подводников не было вашей работой.

— Смею надеяться, мэм, — холодно ответил он, — что я несколько лучше вас знаю, что такое воинский долг, да и гражданский долг тоже. И я никогда бы не отказался от своей страны и не перешел бы в лагерь потенциального противника.

— Мы отказались не от страны, а от гражданства, — парировала она, — в Меганезии хорошо понимают разницу между страной и оффи.

— Если вы хотите меня распропагандировать, то зря тратите время, — отрезал Дэнброк, — я не космополит-профессор, думающий, что можно быть гражданином мира.

Санди фыркнула и махнула рукой.

— Ну его, Келли. У этих милитаристов в мозгах одна извилина, и та след от фуражки.

Доктор Винсмарт деликатно тронул адмирала за рукав.

— Извините, сэр, но вас дезинформировали. Я такой же гражданин США, как и вы.

— Вот как? А что же вы тогда здесь делаете?

— А вы сами что здесь делаете?

— Работаю! — рявкнул адмирал.

— Так и я работаю, — спокойно ответил Джерри.

Журо легонько похлопал Санди по плечу:

— Прекрасная леди, вас не затруднит передать мне вон ту бутылку?… Благодарю. Знаете, я никак не могу понять этот обычай янки. В чем смысл спорить, кто из сидящих за столом больший патриот своей страны? Это ритуал или просто стиль национального флейма?

— Это феномен мифологии нашей культуры, — пояснил Винсмарт, — так же, как вывешивать национальный флаг на частных домах.

— Заразительный феномен, как я вижу, — добавил разведчик.

— О, боже! — сказал Дэнброк, — Что за ерунду вы все несете?

Разведчик улыбнулся, покачал головой и поднялся из-за стола.

— Позвольте, сэр, я покажу вам кое-что, чего вы не заметили, заходя в дом… Уважаемые камрады, мы с адмиралом оставим вас буквально на минуту.

Они вышли с веранды и Журо молча указал на балкон второго этажа. В его углу торчала рейка, на которой гордо реял американский «Stars and stripes». В углу другого балкона с противоположной стороны дома, торчала точно такая же рейка, на которой столь же гордо реял меганезийский «пропеллер» — черно-бело-желтый трилистник на лазурном поле.

— Как видите, — пояснил Журо, — Джерри Винсмарт заразил Рау Риано этим флажковым культом. Док Джерри вывесил «Stars and Stripes» 1 сентября, на Labor Day, а док Рау, за компанию, вывесил «Helice Nuestra». Забавно, не правда ли?

— Черт, — буркнул адмирал, — но ведь в вашей стране запрещено вывешивать наш флаг.

— С чего вы это взяли?

— То есть, как c чего? Иначе и быть не может. Вы же комми!

— Сэр, чему вы верите больше, тупой пропаганде или своим глазам? — поинтересовался разведчик, — вам напомнить ваше выступление в Вашингтоне, когда вы сказали «наши моряки в тяжелых условиях концентрационного лагеря…»

— Идите к дьяволу, майор! — перебил Дэнброк, — откуда я мог знать, что вы обращаетесь с военнопленными согласно нормам гуманности?

— А откуда вы знали, что мы обращаемся с ними антигуманно? Вы ведь были абсолютно в этом уверены, пока не сошли с трапа на Ранафути.

Дэнброк еще раз посмотрел на американский флажок, затем на собеседника, а затем начал сосредоточенно массировать подбородок, как будто это могло помочь справится с новым для него противоречием в окружающей реальности.

— Вы готовите меня к какой-то очередной пакости, — решил он, наконец.

— Вы проницательны, адмирал, — ответил Журо, — я хочу попросить доктора Винсмарта повторить рассказ о том, с чем к нему приходили офицеры NSA после взрыва на Гавайях.

Мистер и миссис Тэмплинг привезли пирог с индейкой, 10 фунтов сырокопченого лосося и ящик бутылок фруктового сока. Миссис Стормут привезла Яблочный Пирог. Именно так, с большой буквы. Родители есть родители. Кормить детей это у них как инстинкт. Матросы Лэнни Тэмплинг и Роэл Стормут рады были, что компания собралась большая, и им не придется съесть все это самостоятельно.

Миссис Грэн, жена того самого механика Ника Грэма, привезла себя. Из компании они выпали мгновенно, ровно также, как еще трое матросов, к которым приехали подружки.

Джо, брат судового электрика Джима Куилла, привез бутылку текилы, а Текс, брат кока Грегори Фе, притащил фунтов пять шоколада.

Джо Куилл, будучи человеком очень обстоятельным, почти сразу подошел к лейтенанту Янису Петроу и спросил:

— Нельзя ли уточнить, все ли, что у нас с собой можно ввозить в вашу страну?

Меганезийский лейтенант задумался, затем спросил:

— У вас с собой нет сильнодействующих ядов, взрывчатых веществ или радиоактивных материалов, боевого огнестрельного или зажигательного оружия?

— Мы что, больные? — удивился Джо.

— Если это означает «нет», то больше можете не беспокоиться.

— А какие тут правила?

— Не захватывать противника или мяч руками, не толкаться дальше двух метров от мяча, и не ложиться на мяч корпусом. Ну, и не устраивать кулачные бои на поле.

— Я имею в виду, на вашей военной базе.

— Вообще-то это отель, — сообщил меганезиец, — правила техники безопасности и режим работы ресторана можно прочесть у стойки в холле.

— Черт! — сказал Джо, — А вы про что говорили?

— Про ацтекбол. Большинство янки, спрашивая о правилах, имеют в виду именно это. В американском футболе правила здорово отличаются, и мяч совсем другой.

— Классная игра, — добавил Джим, — главное следить, чтоб этим мячиком тебе не заехали по мозгам или по почкам. Он тут весит три с лишним фунта.

— Вот как? — заинтересовался подошедший Текс Фе.

— Если тебе им как следует залепят, не вдруг встанешь, — подтвердил Грегори, — мы тут уже три дня в это рубимся, так что я за свои слова отвечаю.

О спорт! Ты устанавливаешь хорошие, добрые, дружественные отношения между народами. Ты согласие. Ты сближаешь людей, жаждущих единства. Ты учишь разноязыкую, разноплеменную молодежь уважать друг друга. Ты источник благородного, мирного, дружеского соревнования. Ты собираешь молодость, наше будущее, нашу надежду, под свои мирные знамена…

Это, как известно, написал основатель олимпийского движения Пьер де Кубертен в 1912 году. Пафоса, конечно, многовато, но, по сути, все верно. Не прошло двух часов, как вся разница между американцами и меганенезийцами свелась к тому, что в острые моменты одни, в основном, употребляли слова «fuck» и «shit», а другие — «joder» и «cono».

Вернувшись на Ранафути, адмирал сразу обосновался в салоне своего самолета, наедине с аппаратом спецсвязи, и вызвал штаб USSOCOM (Форт-Брэгг, Северная Каролина). Не дослушивая стандартного ответа дежурного, он рявкнул:

— Это адмирал Дэнброк. Найдите срочно генерала Алана Рафтена.

— Минуточку, сэр. Я переключу на его кабинет…

30 секунд бодрой музыки в трубке.

— Рафтен слушает.

— Это адмирал Дэнброк. Могу я задать вам несколько вопросов? Это касается Норфолка.

— Вы имеете в виду подлодку «Норфолк»?

— Разумеется, именно ее.

— А чем я могу вам помочь, адмирал?

— Думаю, чем-то можете, раз ваша подпись стоит на задании командира подлодки.

— Гм… — Рафтен задумался, — а кто вам это сообщил?

— Тот, кто эту подпись видел. Могу я узнать, как составлялось это задание?

— Гм… — снова пауза, — поймите меня правильно, адмирал, но вас нет в листе допуска к данной информации.

— Вот как? — спросил Дэнброк, начиная закипать, — а кто подписывал лист допуска?

— Вы же понимаете, что этого я тоже не могу вам сказать, поскольку…

— Зато я могу вам кое-что сказать, — перебил адмирал, — я сейчас на Ранафути, в Меганезии. Я говорил с глазу на глаз с командиром «Норфолка» и теперь знаю его задание наизусть. Это что-нибудь меняет, я надеюсь?

— А почему это должно что-то менять?

— Сейчас объясню. Если у нас не получится разговор, я сообщу объединенному комитету начальников штабов: первое — что задание было составлено так, чтобы угробить подлодку. Второе: в задании была фальсифицирована военно-тактическая обстановка. И третье: целевой объект рейда, указанный в задании, вообще не существовал. Вас это устраивает?

— Адмирал, вы всерьез намерены делать сообщение со слов капитана подлодки, который что-то вам говорил, нарушив свои прямые инструкции о секретности?

— Нет, Рафтен. Я буду делать его на основании материалов прессы, как бы мне это не было противно. Капитан подлодки оказался в плену из-за вашего задания, а сейчас ему грозит расстрел из-за болтовни кретинов, которых вы посадили на его лодку в качестве спецназа. Видеозапись их показаний вы, надеюсь, уже видели по ТВ. Вы думаете, капитан Ходжес захочет быть святее Папы Римского? Он cможет выкрутиться, только выложив суду всю эту историю, до последней буквы. Тогда у него есть шанс отделаться всего несколькими годами тюрьмы. Надеюсь, вам понятно, кто в этом случае окажется крайним?

— Гм… А что может изменить наш разговор, адмирал?

— В моем сообщении изменится тот, кому предстоит быть крайним, — ответил Дэнброк, — я имею в виду того, кто на самом деле заварил эту дерьмовую кашу. Вы знаете, кого я имею в виду, не так ли?

— Я, откровенно говоря, знаю немногим больше вашего. Спецназ не наш. Их перебросили из NCTC, поскольку у наших групп нет опыта обращения с биологическим оружием.

— Из контртеррористической службы? — удивился адмирал, — откуда там боевые пловцы?

— Оттуда же, откуда все остальное, я полагаю. Сами знаете, туда набрали, кого попало.

— А почему операцию планировали вы, а не специалисты флота?

— Особая секретность. NSA потребовало, чтобы никакие данные не передавались никому, кроме тех, кто включен в лист допуска. Я предлагал включить в группу планирования кого-нибудь с базы Коронадо, у кого есть соответствующий опыт, но мне ответили, что это исключено. У меня был приказ выполнять их требования по порядку работы, ведь мы должны были просто обеспечить их операцию. Так что перемещение людей и техники я планировал на основании только тех данных, которые мне предоставило NSA. Мне даже было запрещено проверять эти данные через нашу службу разведки.

— Ясно, генерал. Но почему вы так странно планировали отход лодки? Какой был смысл отправлять ее в Брисбен, вместо того, чтобы вернуть на Гавайи?

— Это было требование NSA. На подлодке должны были оказаться опасные биологические материалы, и их не следовало доставлять в густонаселенный район США.

— Да, — буркнул Дэнброк, — очень важная мера предосторожности, с учетом того, что на Тероа нет никаких опасных биоматериалов, кроме, разве что, тухлой рыбы на берегу.

— Так пишет пресса, — заметил Рафтен, — но это, знаете ли…

— Пресса тут не при чем, — перебил адмирал, — я полчаса назад прилетел с Тероа, меня туда возили на экскурсию, и я выглядел полным идиотом. Там нет никаких биохимических центров и никаких военных объектов. Зато на рейде стоит боевой фрегат, который никак не учитывается в задании. Что за специалисты из NSA готовили вам данные?

— Со мной общался только старший советник агентства Деррик Бэрд. По крайней мере, это имя стояло в его удостоверении и в предписании, подписанном директором агентства. Он передавал мне файлы под расписку и отвечал «нет» на все мои вопросы.

— Ваше командование как-то это объяснило?

— Нет, конечно. Оно расписало мне приказ из министерства: «обеспечить операцию» с директивой «неукоснительно выполнять указания». У нас по-другому и не делается.

— А как вы с такой информацией готовили задание для группы боевых пловцов?

— А никак, — ответил Рафтен, — его готовили в NSA и я его даже не видел. Я только дал предписание на имя лидера группы, лейтенанта Шойо для командира подлодки.

— Не зная, что в их задании? — уточнил Дэнброк.

— Совершенно верно. А теперь позвольте встречный вопрос к вам, адмирал. Чью задницу мы прикрывали?

— Судя по тому, что я знаю, это был заказ каких-то торговцев таблетками.

— Вы имеете в виду наркотики?

— Нет. Обычные таблетки. От насморка, от поноса, и так далее.

— Гм… Вы шутите?

— Нет, черт возьми! Вся эта идиотская секретность прикрывала игры торгового лобби вокруг очередного дерьмового передела таблеточного рынка.

— Вот как, — задумчиво сказал Рафтен, — и что вы будете требовать на объединенном комитете начальников штабов? Специальной сенатской комиссии?

— Конечно, — подтвердил адмирал, — никак иначе такие проблемы не решаются.

Закончив переговоры, Дэнброк сошел на пирс и направился к большому столу, который был установлен под навесом, на большой террасе отеля. Проходя мимо спортплощадки, он остановился понаблюдать за игрой в ацтекбол. Трудно было от этого удержаться, поскольку игра шла азартно. Полуголые блестящие от пота тела метались по полю между двумя кольцами, наподобие баскетбольных, только пошире и пониже. В воздухе то и дело слышались звучные шлепки мяча и громкие реплики, наполовину состоящие из смеси ругательств на английском, испанском, и, кажется гавайском. Адмирал уже начал в общих чертах понимать, как устроена тактика всех этих перемещений, когда его отвлекла миссис Стормут.

— Мистер Дэнброк, а из-за чего мы с ними враждуем?

— С кем, простите?

— С меганезийцами, — уточнила она.

— Не знаю, мэм. Я моряк, а не политик.

— Но ведь должна же быть какая-то причина, верно? Мой дед служил в третьей дивизии морской пехоты, воевал с японцами, получил ранение на Иводзиме, в марте 1945, но там все понятно, Япония напала на Гавайи. А Меганезия… В нее входит несколько наших бывших островных колоний, но тех, которым мы сами дали независимость, правда?

— Понимаете, миссис Стормут, — неуверенно сказал адмирал, — современная политика это очень сложная штука. Взять, например, Ближний Восток.

— Все равно, по-моему, это не правильно, — заметила она, — а как вы думаете, что будет с нашими мальчиками дальше? Вы ведь говорили с меганезийским старшим офицером…

— Думаю, что скоро эти идиоты… — начал Дэнброк, — … простите, мэм, я хотел сказать, дипломаты… договорятся и наши парни поедут домой.

— Вот и мой Роэл так говорит. Хорошо бы, чтоб так и было. Мистер Дэнброк, а ведь вы еще не пробовали мой пирог!

…Элеа взяла салфетку, набросала нечто вроде схемы из четырех условных человеческих фигурок и пояснила:

— Вот это, допустим, вы. А это — два пьяных урода. Они избивают ребенка арматурными прутьями. Что вы будете делать?

— Голыми руками? — на всякий случай уточнил лейтенант Рейсвил.

— Нет. Допустим, у вас автомат или что-то такого типа.

— Тогда и думать нечего, — сказал он, — кладу этих типов мордами на панель. Вызываю полицию. Оказываю ребенку первую помощь.

— А если вот так? — она провела между одной и тремя фигурками пунктирную линию.

— Это что? — спросил лейтенант Рейсвил.

— Граница между странами, — скзала Элеа, — Все это происходит у вас на глазах, но по другую сторону границы.

— Ну… — протянул он, — это уже политика. Межгосударственные отношения.

— То есть, — заключила Элеа, — пусть хоть вообще убивают, и вы не вмешаетесь, только потому, что между вами и ними нарисована какая-то условная линия?

— Не такая уж она условная, — возразил он, — Попробуй, вмешайся. На тебя столько дерьма выльют…

Адмирал Дэнброк дожевал кусок яблочного пирога и поинтересовлася:

— О чем политические дебаты?

— Про экспорт революции, сэр, — отрапортавал кэп Ходжес.

— Экспорт революции? — переспросил адмирал, — Главный инструмент Холодной войны?

— Мы не экспортируем алюминиевую революцию, — возразила она, — мы только защищаем людей, которые по каким-то причинам сами себя не могут защитить.

— Точнее, — сказал Тэмплинг, — вы отгрызаете каждый год по кусочку от своих соседей. У Папуа — Новой Гвинеи отобрали почти все острова. Я ни капли не удивлюсь, если завтра ваши тонтон-макуты высадятся в Порт-Морсби и аннексируют эту страну полностью.

— Вы никак не хотите понять, про что я говорю, — обиженно сказала Элеа.

— Кстати, запросто, — добавил Траск к реплике Тэмплинга, — меганезийские коммандос это ого-го. А у новогвинейцев что? 2000 бойскаутов с винтовками. Не армия, а видимость.

— Между прочим, все не так, Сэлмон, — вмешался меганезийский лейтенант. Он, казалось, материализовался из окружающей тьмы. Только что не было, а вот уже здесь.

— Это в чем же я не прав, Янис? — спросил Траск.

— На счет армии Папуа, — пояснил тот, — у нас с ними полгода назад началась программа военно-технического сотрудничества. Мы им помогаем проводить реформу армии. Я два месяца назад туда ездил инструктором. Папуасы отличные ребята, просто у них ничего не было толком организовано. Но мы, по ходу, это исправляем.

— История повторяется, — заметил адмирал Дэнброк, — В Холодную войну Советы таким же путем установили марксизм в Эфиопии. Они обучили эфиопских курсантов военному делу, а заодно идеям комми. Через десять лет готовая Красная армия захватила власть.

— Простите, мистер Дэнброк, у вас получилось не логично, — возразил меганезиец.

— Почему же? — удивился адмирал, — логика железная. Захват политической власти проще всего осуществить через контроль над вооруженными силами.

— Захват политической власти кем? — спросил Янис.

Адмирал пожал плечами.

— Это же очевидно. У вас есть правящая партия, она создает свой клон в соседней стране…

— В Меганезии запрещены любые политические партии, — вмешалась Элеа.

— И после этого вы еще говорите, что у вас демократия! — насмешливо заметил Тэмплинг.

— Именно так. В Великой Хартии сказано: любое объединение, созданное для получения политической власти, пресекается высшей мерой гуманитарной самозащиты.

— Выборы у вас тоже запрещены? — спросила миссис Тэмплинг.

— Нет, конечно! Выборы правительства проводятся раз в три года, а судей — ежегодно.

— А кто же баллотируется в правительство, если нет политических партий?

— Да любой, кто предоставит гарантии исполнения общественного запроса. В тендерной документации это подробно написано.

— Простите, Элеа, мы ведь о правительстве говорим, — мягко напомнила миссис Стормут.

— Ну, да. Правительством становится та команда, которая выиграла тендер на выполнение карты общественного запроса. Ну, то есть, усредненной социальной заявки. У вас в США так проводятся конкурсы на муниципальное обслуживание, верно?

— Да, но правительство это не только обслуживание. Это еще и государственная политика.

— У нас нет ни государства, ни государственной политики, — сказала меганезийка, — Наше правительство занимается только социальным обслуживанием.

— Захват соседних территорий это тоже социальное обслуживание? — поинтересовался мистер Тэмплинг.

— Ну, да. А что вас удивило-то? Если рядом с вашим благоустроенным городком возник поселок маньяков-садистов, это вряд ли будет для вас безразлично. Вам по-любому надо будет что-то с этим делать. Или строить забор с колючей проволокой под током, и жить за этим забором, или приводить этот соседний поселок к человеческому виду.

— Интересно, — сказала миссис Стормут, — а кто решает, человеческий вид у поселка ваших соседей, или нет?

— Верховный суд, разумеется, — ответила Элеа.

— Ты непонятно объясняешь, — сказал ей лейтенант, — тут надо конкретно.

— Валяй, — согласилась она, — только за стол сядь, а то маячишь, как черепашка-ниндзя.

Янис кивнул, уселся напротив адмирала Дэнброка, подумал несколько секунд и начал:

— Я был помкэпом на хотфоксе «Самулайо», мы патрулировали западнее Соломоновых островов, и получили через базу звонок от наших рыбаков, что восточнее Тробриана что-то непонятное происходит. Про режим на Тробриане мы уже знали, поскольку к нам на Муруа время от времени доплывали беженцы оттуда. Приходим. Время 4:50 утра, рассвет. Диспозиция: в 9 милях от их берега парусное судно вроде джонки, набитое гражданскими. За ними гонится моторный баркас, и ведет редкий огонь из ручного пулемета с дистанции четверть мили. Есть попадания. Кэп командует: на дистанцию полторы мили и огонь по корме. Мы дали очередь из QJG, 14.5 мм, снесли баркасу задницу.

— Вы атаковали судно в его собственных территориальных водах? — уточнил Дэнброк.

— Да, сэр, — ответил меганезийский лейтенант, — если быть точным, мы его потопили. Этой посудине хватило одной очереди. А вы на нашем месте поступили бы иначе?

— Я полагаю, капитан должен был сначала запросить инструкции командования, — заметил адмирал.

— У нас только одна инструкция для таких случаев, — ответил меганезиец, — тот, кто атакует судно с гражданскими пассажирами на борту, является пиратом, независимо от флага.

Дэнброк чуть заметно кивнул и лейтенант продолжил.

— Мы подошли к джонке, и на ходу сняли с нее раненых. Вернулись и выловили из воды шестерых типов с баркаса. Затем снова догнали джонку, и, сопровождая ее в нейтральные воды, вызвали нашу полицию с Муруа. Мы шли вместе около часа, и успели поговорить…

— А что за публика была на джонке? — перебила Фрэн.

— Обычные семьи, мисс, — ответил он, — человек сорок. Почти половина — дети.

— Но почему в них стреляли?

— Потому, что они пытались бежать с Тробриана и нанести ущерб бизнесу местного вождя, чьей собственностью они считались. Ведь кто-то должен собирать и обрабатывать какао-бобы, идущие на экспорт, чтобы у семьи вождя были деньги.

— Примерно как в Северной Корее при комми? — спросил Палфри

— Не совсем так, — сказал Янис, — В КНДР правящий клан Ким Ир Сена, все же, старался развивать промышленные технологии и образование. А клан Хупи-Вуро наоборот, закрыл обе начальные школы, поликлинику и публичный аэропорт в Лосуиа, снес ретранслятор сотовой связи и судовые мастерские. Закрыли все, хоть как-то связанное с цивилизацией, кроме радиоцентра. Утром по радио сообщали, какая семья, когда и куда должна явиться на работы, а вечером — о наказании тех, кто плохо работал. До и после работы можно было ловить рыбу не дальше полмили от берега и работать на огороде, чтобы прокормиться.

Фрэн зябко передернула плечами.

— Жуткое место.

— Прекрасное место, — возразил меганезиец, — Лосуиа самый модерновый городок во всей Океании и безумно красивый. City маленький, тысяча жителей, а с окрестностями — около 6 тысяч. Центральный остров 50 на 15 километров. На два соседних острова ходит паром 2 раза в час. Дороги узкие, по ним ездят обычно на чем-то двухколесном и колоритном…

— Киливила вообще колоритные ребята, — встряла Элеа, — Против их фестиваля ямса, даже гиперфест на Кваджалейне не тянет, это я тебе говорю. Там так отрываются…

— Кто такие киливила? — спросила Фрэн.

— Типа, местные тробрианские меланезийцы или папуасы, я не этнограф. Но парни что надо, особенно в студенческом кампусе. Вот, было дело…

— Подожди, — перебила американка, — какой там кампус, если даже начальные школы были закрыты?

— Кампус политехнического колледжа, — уточнила Элеа, — его открыли через полгода после того, как народно-освободительная армия свергла режим Хупи-Вуро.

— Мне кажется, что самое главное выпало из контекста, — заметил Тэмплинг, — как я понял, после эпизода с беженцами произошли некоторые события…

Янис поднял руки вверх и пару раз хлопнул в ладоши:

— Я вернусь к этому эпизоду. За неделю до того, Хупи-Вуро приказал сжечь все частные моторные и парусные лодки, чтобы предотвратить массовое бегство молодежи. Те просто угоняли любое плавсредство и шли к Муруа. Многих догоняли и убивали, но бежали все равно, из-за слухов о том, что Хупи-Вуро стал каннибалом.

— Каннибализм? — переспросил Ходжес, — этот тип ел людей?

— Не исключено, — сказал меганезиец, — люди пропадали бесследно, и беженцы, с которыми мы общались, уверяли, что пропавшие съедены в доме Хупи-Вуро. Та джонка, которую мы встретили, была последней на Тробриане, остальные лодки были уже сожжены. Тут я должен пояснить кое-что. Лодка для океанийца это все. Это и средство добывания пищи, и транспорт, и вообще…

— Как для нас автомобиль? — спросила миссис Стормут

— Как автомобиль, дом и Декларация независимости вместе взятые, — уточнила Элеа.

— Да, — подтвердил Янис, — Так что Верховный суд поручил правительству ликвидировать режим Хупи-Вуро тем методом, который правительство сочтет наиболее рациональным. Правительство выбрало метод поддержки национально-освободительного движения.

Адмирал Дэнброк постучал ногтем по рюмке, чтобы привлечь к себе внимание.

— Простите, лейтенант, ваш суд поручил вашему правительству сменить власть в соседней стране? Я не ослышался?

— Вы не ослышались, сэр, — ответил Янис, — У вас такие решения принимает президент или конгресс, а у нас это в компетенции суда. Просто разница политических систем.

— Гм… — несколько растерянно сказал адмирал, — Да, действительно…

Меганезиец кивнул и продолжил:

— Из 13 молодых тробрианцев сформировали корпус народно-освободительной армии. Их обучили тактике ведения скоротечных боевых операций, снабдили современным оружием и десантировали в район Лосуиа. Режим пал за два часа.

Сэлмон Траск присвистнул от удивления, а мистер Тэмплинг уточнил:

— Вы утверждаете, что меганезийская армия не высаживалась на Тробриан?

— Высаживалась, — сказал Янис, — но уже после того, как режим был свергнут. Когда бойцы НОА захватили столицу, они обратились по радио к жителям острова и к нам, как к своим соседям, с просьбой о поддержке.

— А вы в тот момент уже стояли на низком старте, — ввернул Рейсвил.

— Да, в 15 милях от берега. Но все равно, мы пришли на Тробриан по приглашению.

— Пришли и забыли уйти? — иронически предположила миссис Тэмплинг.

— А нам никто не предлагал уйти, мэм. В смысле, никто из местных жителей. Чистоплюев, которые заседают в ООН, я в расчет не беру.

— Как вы представляете себе такое предложение? — спросила она, — Вот высадились ваши коммандос. Те, про которых тут говорили, что они легко могут захватить Новую Гвинею. Что могут сделать мирные жители маленького острова? Только попрятаться по домам.

— Видите ли, мэм, когда мы высадились, они не прятались по домам. Они танцевали на улицах. Мы были завалены цветами. Я в жизни не видел столько цветов.

— Но это не отменяет факта аннексии Тробриана, — заметил Дэнброк.

— Аннексия, — напомнил Янис, — это насильственное присоединение территории другой страны. Насильственное, понимаете? А тут если кого и изнасиловали, так это майора наших коммандос. Местные девчонки ночью так его заездили, что он утром едва ноги передвигал. Чем-то он им приглянулся. Но это, к слову. А если серьезно, то через день собрались главы семей киливила, и подписались под Великой Хартией. Vox populi.

— Вообще-то, — сказал Тэмплинг, — есть такие вещи, как государственный суверенитет и внутренние дела страны. Фокус, который вы провернули на Тробриане, это грубейшее нарушение международного порядка и…

— Вы ошибаетесь, — перебил Палфри.

— Вот как? — удивился тот, — Вы считаете допустимым вмешательство во внутренние дела государства?

— Да, сэр. В определенных случаях это следует делать. Когда нас отправляли в Йемен, то я обязан был довести до личного состава, что мораль и закон на нашей стороне. Для этого я зачитывал статью 28 из Всеобщей декларации прав человека, которая принята ООН. Там написано: «Каждый человек имеет право на социальный и международный порядок, при котором права и свободы, изложенные в настоящей Декларации, могут быть полностью осуществлены». Я объяснял, что права человека — это не чье-то внутреннее дело, и наша миссия — защитить права жителей Йемена, нарушенные властями этой страны.

— Вы же не юрист. С чего вы взяли, что правильно понимаете эту статью?

— С того, что мне вручили за это «Navy Cross».

— За ваши толкования Всеобщей декларации? — съязвил Тэмплинг.

— Это не повод для шуток, — строго заметил адмирал Дэнброк, — Navy Cross является второй по значимости военной наградой нашей страны. Я знаком с послужным списком Стюарта Палфри. Он получил Navy Cross за руководство абордажной командой в бою при захвате судна исламских террористов, перевозивших оружие в порт Ходейда.

Тэмплинг покраснел и сконфуженно пробормотал:

— Извините, офицер, я брякнул, не подумав.

— Ничего страшного, — ответил Палфри, — чего только не скажешь в пылу спора.

— Надо было всех арабских шейхов заколбасить к чертовой матери, — заметил Траск, — как меганезийцы заколбасили этого дегенерата-людоеда на Тробриане. А мы миндальничаем: суверенитет, бла-бла-бла.

— Считайте, я этого не слышал, — добродушно откликнулся адмирал.

— Да, сэр. Извините сэр, но…

— Что, но?

— Вы лично, сэр, как к этому относитесь?

Дэнброк слегка скривился.

— Как-как… А то вы не поняли, как. И, знаете что, хватит о политике. Мисс Флэгг, у вас тут есть танцевальная музыка? Что-нибудь из 90-х, для старых чемоданов вроде меня.

— Легко, — сказала Элеа, раскрывая ноутбук, — кстати, адмирал, на старый чемодан вы ни капли не похожи.

— Правда? А что думает об этом миссис Стормут?

— Я думаю, она права.

— Вот как? В таком случае, могу ли я пригласить вас на первый танец?

В ходе танцев, Фрэн откровенно и целенаправленно склеила старпома Палфри. Она и сама не могла толком понять, почему. Возможно, в калейдоскопе событий последней недели ей хотелось осязаемо убедиться, что в мире еще существует хоть что-нибудь стабильное и нормальное. Стюарт Палфри подходил для этой цели как нельзя лучше, поскольку был не просто нормальным, а насквозь правильным. Когда Фрэн пыталась представить себе его внутренний мир, ей виделось что-то вроде архива из множества ячеек с файлами. На каждой ячейке есть аккуратная бирка с краткой аннотацией того, что там лежит. Про службу, про здоровье, про мужчин, про женщин, про любовь, про детей, про родителей, про друзей, про дом, про семью, про страну, про религию, про спорт, и так далее. Видимо, и другие сослуживцы капитан-лейтенанта Палфри думали о нем приблизительно так же, что служило базой для всяческих анекдотов. Палфри в качестве Одиссея возвращался из-под Трои на Итаку, в качестве Моисея вел евреев из Египта, в качестве Джона Сильвера высаживался на остров сокровищ, причем все делал в соответствие с уставом ВМС США. Будучи героем анекдотов, Палфри пользовался, однако огромным уважением экипажа, поскольку на него всегда можно было положиться. Про это тоже был анекдот: Ядерная война, планета в руинах, президент США из бункера слушает сводки. Авиация вышла из строя. Корабли вышли из строя. Танки вышли из строя. Артиллерия вышла из строя. Черт, хоть что-нибудь у нас осталось в строю? Только капитан-лейтенант Палфри, сэр!

Разумеется, когда Фрэн, после какого-то по счету танца, сообщила, что у нее, видите ли, закружилась голова (примитивнейшая хитрость), он с готовностью проводил ее в номер.

— Ты уверена, что это правильно? — спросил Палфри, когда она, одной рукой захлопнув дверь, другой рукой обняла его за шею.

— Я уверена, что иногда надо делать маленькие глупости.

— Но это будет не маленькая глупость, — возразил он (его ладони, как будто сами собой, легли на ее спину и начали двигаться вниз, лаская кожу).

— Это будет, и все тут, — шепнула Фрэн.

Стью и в сексе пытался быть насквозь правильным, и Фрэн это немножечко забавляло. Возможно, она успела заразиться раскованностью от Элеа, и вытворяла такое, что сама себе удивлялась. Еще несколько недель назад, одна мысль о подобных позах, действиях и словах, вогнала бы ее в краску. Сейчас это вгоняло в краску только Палфри. Он пытался было отговорить ее от мануальных и оральных действий по сокращению перерыва между первым и вторым актом, но совершенно безуспешно. После этого второго акта он также безуспешно попробовал отговорить Фрэн от прогулки в бар за кофе в одном полотенце, обернутом вокруг талии.

— Слушай, это же неприлично.

— Там все равно никого нет. Третий час ночи.

— Но это все равно неприлично.

— Короче, Стью, ты идешь со мной, или нет?

Конечно, он пошел с ней. В баре (надо же, посреди ночи) торчал меганезийский сержант с банкой гиннесса. Он приветствовал их одобрительным вопросом-утверждением:

— Que holgar companero? (в смысле: хорошо гуляем, ребята?).

— No mal! — ответила Фрэн, показала ему двумя пальцами «Victory» (или «Venseremos»), взяла в автомате пачку сигарет и уселась за столик.

Сержант ответил тем же жестом, подмигнул и вернулся к своему пиву.

— Ты уверена, что тебя все это не смущает? — спросил Палфри, подходя с двумя чашками кофе, — я имею в виду…

— Что ты имеешь в виду Стью? Мою нескромную форму одежды? Но почему это должно смущать меня, если это никого не смущает… — она улыбнулась и добавила, — Ну, разве что, кроме тебя. Ведь ты самый правильный американец на планете.

— И только? — спросил он.

— Не только. Во всей Солнечной системе тоже.

— Фрэн, давай честно. В Штатах ты скажешь об этом «было и прошло»?

— Стью, оглядись вокруг. Где мы, а где Штаты?

Палфри несколько сник, пробурчал что-то вроде «ну, понятно» и уткнулся в свою чашку.

— Знаешь, Стью, ты сейчас похож на школьника, которому незаслуженно влепили плохую оценку. Для тебя это действительно так много значит?

— Да, — коротко ответил он.

Она вздохнула.

— Ну, хочешь, я сейчас крикну на весь этот кабак, что люблю тебя?

— Нет, зачем…

— А я хочу, — перебила она, — Эй, слушайте все! Я люблю Стюарта Палфри!

Меганезийский сержант, который в данный момент изображал «всех», отсалютовал своей банкой пива и прокомментировал:

— Oe halla i hoa.

— Ты поняла, что он сказал? — спросил Палфри.

Фрэн улыбнулась.

— Вроде бы, что я нашла хорошего друга.

— Ты говорила: где мы, а где Штаты? Это в каком смысле?

Она пожала плечами.

— Я и сама толком не знаю, в каком. Это вроде трассы через горный перевал, когда еще не видишь, что впереди, а то, что позади, кажется маленьким и игрушечным.

— Ты предлагаешь вообще не смотреть вперед? — спросил он, и добавил, — по-моему, это не очень хорошая идея. Если ты не управляешь событиями, они начинают управлять тобой, и далеко не так, как тебе хотелось бы.

— Знаешь, Стью, я только сейчас по-настоящему стала задумываться над тем, чего бы мне хотелось. То ли это такое странное место, то ли ситуация, в которую мы угодили, так на меня влияет. Интуиция мне подсказывает, что здесь с нами ничего плохого не случится…

— Ну, да, — перебил он, — Разве что, отправят на каторгу лет на пять. Мелочь, верно?

— Не то, чтобы мелочь, — сказала Фрэн, — но уж точно не трагедия. Ну, поработаю морским инженером на какой-нибудь местной посудине. Уж если мне было неплохо на подводном флоте, то…

— Ну, ты сравнила! — возмутился Палфри.

— Я ничего не сравниваю, — возразила она, — я просто говорю, что даже этот худший случай из всех возможных, ни капли меня не пугает. Кажется, я научилась чувствовать жизнь. Я только сейчас это поняла. Смешно звучит, правда? Когда перед выпуском из офицерской школы мы хором зачитывали клятву военнослужащего: «я служу своей стране, я защищаю наш образ жизни, и при необходимости, готов отдать жизнь…», это был просто театр.

Палфри хотел, было, что-то возразить, но она, быстро протянув руку, приложила ему к губам палец.

— Подожди, дай мне сказать. Когда на подходе к Ранафути меганезийцы за нас взялись всерьез, и стало ясно, что мы можем вообще не всплыть, мне было страшно, Но к этому я как раз была готова. Когда мы сдались, и нас построили на палубе, я тоже много к чему была готова. Нам ведь рассказывали, как здесь обращаются с пленными, верно?

— Пропаганда всегда преувеличивает угрозу, — спокойно сказал он, — наверное, так и надо. Люди должны быть готовы к худшему…

— Я была не готова к тому, что произошло на самом деле, — перебила Фрэн, — Я была не готова оказаться в стране, где вообще нет этого шахматного театра с белыми и черными фигурами, где люди это не фигуры определенного цвета, а просто люди, которые живут каждый своей жизнью. Стью, ты не задумывался о том, в какой мере наш образ жизни действительно наш, а не копия с идиотских образов из телесериалов? Как часто ты делашь что-то не потому, что так положено или принято, а потому, что лично ты так хочешь?

— Телесериалы это чума, — согласился он, — но мы ведь защищаем не 2500 долбанных серий «Санта-Барбары», а то, что в реальности. Живых людей. Их семьи. Их дома. Понимаешь?

— Знать бы точно, где одно, а где другое, — сказала она, — Средний американец, по-моему, давно запутался в этом, и живет не в реальности, а в реалити-шоу от CNN. И черт с ним. Девчонке по имени Фрэн этот скучный тип теперь безразличен. Она, видишь ли, четыре года просидела внутри белой пешки с биркой «офицер флота США Ф. Лаудер», но теперь она выбралась наружу и занимается своими реальными делами в реальном мире.

— Ты как относишься к дзен-буддизму? — спросил Палфри, — Там про личности, вложенные друг в друга на манер русской матрешки. Раскрываешь одну, а в ней вторая, в ней третья, и так далее. Внутри самой последней — пустота, которая и есть единственная настоящая личность, а все остальное это фальшивки, маски.

Фрэн чуть не свалилась под стол от удивления.

— Стью, ты дзен-буддист!? О, черт! Значит мир еще веселее, чем я думала.

— Да нет, я протестант, — смущенно ответил он, — а дзен-буддизм у нас был на допкурсах по стрелковой подготовке. Про личности это вроде психотренинга, чтобы правильно дышать. Хорошая штука. Я выбивал 230 из 300, а стал выбивать 270, и все за счет дыхания. В этих восточных религиях есть кое-что полезное. Только не надо эту их философию принимать всерьез, а то можно в два счета свернуть себе мозги.

— Ты намекаешь, что я их себе уже свернула? — спросила Фрэн, и хихикнула.

— Нет, что ты. Это я так, к слову. Прямо скажу, философия это вообще не для меня. Там все слишком расплывчато, а мне по душе, когда все четко. Понимаешь?

— Понимаю. Не хотелось бы тебя расстраивать, Стью, но в жизни тоже все расплывчато.

— Я знаю, — сказал он, — Но иногда это здорово достает.

— Ладно, — решила она, — к черту философию. Пойдем ко мне.

— Черт, — сонно пробурчала Фрэн, — Стью, сколько времени?

— 10:33, — сообщил он, — Это передают уже второй раз. Первый был полчаса назад.

— А что ты меня не разбудил?

— Понимаешь, ты так здорово спала, и я подумал: наверное, тебе снится что-нибудь хорошее. А нам надо всего 10 минут, чтобы собраться и спуститься вниз.

— Ладно, будем приводить себя в порядок, — сказала она, — хотя, нет, подожди, я хочу еще немного полежать вот так. Это ведь действительно здорово.

Палфри ничего не ответил, а только крепче прижал ее к себе.

— Сегодня все решится, — добавила Фрэн через минуту, — Знаешь, даже если нас с тобой отправят за тысячи миль друг от друга, все равно у нас была эта ночь и это утро.

Она не угадала. В этот день суд занялся только судьбой матросов, а офицеры лишь давали короткие свидетельские показания. Слушания заняли чуть больше полутора часов, а затем судья огласил общее постановление для всех 12 матросов.

— За исполнительское соучастие во вторжении на военной субмарине в территориальные воды Меганезии, суд налагает на каждого из нарушителей штраф в размере 5 миллионов долларов США. До уплаты штрафа, с доходов нарушителя в Меганезии будет изыматься половина от части, превышающей социальный минимум. До уплаты штрафа, нарушитель может покидать территорию Меганезии лишь под залог или финансовое поручительство. Штраф отменятся, если нарушитель поступит на службу в ВМФ Меганезии по контракту на 4 года или более. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

На минуту повисла тишина. Потом механик Грэм, в отчаянии, сказал:

— Ваша честь, как 5 миллионов? У нас c женой на двоих хорошо, если тысяч 50 наберется, даже если мы все продадим, включая ботинки!

— Есть мнение, что всю сумму заплатит ваше правительство, — ответил судья, — но если нет, так ведь вас никто не заставляет платить сразу. Меганезия большая, работы в море много, платят неплохо. Жена у вас кто по профессии?

— Она домохозяйка.

— Ну, вот, пусть приезжает и хозяйничает.

— Так вот она, — сказал Грэм, кивнув жене, сидевшей в дальнем углу ресторана.

— Тогда еще проще, — сказал судья, — Выбирайте себе место, покупайте дом и живите, работайте. Бизнесом займитесь.

— Да нам за сто лет столько не заработать!

— Если торопитесь домой, то идите во флот. 4 года и свободны. Какие проблемы?

— Но, ваша честь, я ведь американский военный моряк, а тут флот потенциального противника. И получится, что я предатель.

Судья вздохнул и покачал головой.

— Слушайте, молодой человек, я не знаю, и знать не хочу ваших политических табу. Вам решение понятно или нет?

— Понятно, сэр, — уныло ответил тот.

— Еще вопросы у кого-нибудь есть? Нет. Тогда заседание окончено. Копии постановлений возьмите на столе, кому надо. Или можете распечатать из интернета.

Едва рабочая группа суда отбыла, приговоренных окружила компания меганезийских коллег и партнеров по ацтекболу. Утешали американских матросов хором. Платеж со стороны правительства США здесь считали маловероятным, поэтому советы были двух типов. Одни советовали «не париться и идти на флот», другие предлагали самые разные варианты покупки жилья и трудоустройства — от Марианских и Каролинских островов на Севере до Мэри Бэрд на юге, в Антарктиде. Кто-то уже включил ноутбук и сидел в сети, выясняя стоимость жилья в разных регионах. Кто-то ругал завышенные цены на дома в округе Спорады-Лайн, отвратительную организацию трафика на Фиджи и безобразную работу социальных служб на Луайоте. Кто-то уже звонил по мобильникам родичам и друзьям на Тонга и Туамоту, где, оказывается можно было не только дешево и быстро поставить дом, но и вписаться в местное коммюнити с натуральным обменом товаров и работ: «Ты врубись! С тебя вообще ни сантима штрафа не получат, потому что обмен, он без денег. Деньгами берешь соцминимум, а остальное ку-ку. И не подкопаешься: местный обычай. А то ни хрена себе, 5 миллионов баксов. Ну, не рассчитаешься, большое дело! Да ты по-любому не рассчитаешься, бро! А раз так, зачем деньги зря палить?».

Разместившиеся вокруг этого митинга меганезийские репортеры, снимали происходящее на видеокамеры, параллельно наговаривая на диктофоны тексты сообщений: «За судьбу американских моряков можно не беспокоиться. Она в надежных руках их новых друзей из вооруженных сил Меганезии. Сейчас в кадре вы видите стихийный конкурс популярности округов и муниципалитетов нашей страны. Локальные координаторы, мэры островов и городов, имеют шанс бесплатно получить сжатые и точные характеристики качества работы своих администраций. Тут в выражениях никто не стесняется….»

Адмирал Дэнброк минут десять слушал, стоя в нескольких шагах от компании, а затем перебрался в свой самолет и позвонил в секретариат министра обороны. Суть разговора была проста, как репа: Можно долго говорить о меганезийском судебном произволе, но если немедленно не заплатить эти 60 миллионов долларов, то из 12 моряков ВМС США половина пойдет на службу в вооруженные силы Меганезии на 4 года. Другая половина осядет в Меганезии навсегда, поскольку, продав все имущество в США, и устроившись на островах, они не захотят возвращаться, даже если потом проблема штрафа будет улажена.

Затем Дэнброка соединили с министром, который многословно возмущался, и спросил: уж не думает ли адмирал Дэнброк, что министерство обороны США поддастся на такой грубый шантаж? Адмирал мягко напомнил: военный бюджет составляет 500 миллиардов долларов. Министр ответил: все деньги расписаны и лишних 60 миллионов нет. Адмирал поблагодарил за эту информацию и пообещал донести ее до матросов и членов их семей.

Эта идея почему-то не понравилась министру, и он сказал, что попробует изыскать сумму в течение месяца. Адмирал снова поблагодарил его, но пояснил, что деньги нужны сейчас, а через месяц они ничего не решат. В итоге сумма была переведена на следующее утро.

Днем адмирал Дэнброк отбыл на Гавайи в самолете, набитом под завязку моряками, их родственниками и мелкими сувенирами. Оставшимся на Ранафути 7 офицерам адмирал приказал «держаться и не унывать» и обещал обеспечить поддержку вплоть до Конгресса и Президента. Проводив адмиральский самолет, офицеры двинулись играть в ацтекбол со свободным меганезийским отделением. По возвращении в отель их ждал сюрприз: в виде короткого объявления не входе:

«Уважаемые офицеры «Норфолка»! Заседание верховного суда по вашему делу будет проведено завтра, в 10:00 в помещении ресторана».

Это заседание длилось более двух часов. Суд выяснял меру информированности каждого офицера. Капитан Ходжес все время показывал, что эта мера была близка к нулю у всех, кроме него. Видя, что он целенаправленно собирает себе все возможные неприятности, остальные офицеры пытались было как-то распределить ответственность, но ничего не вышло. Капитан привел железный аргумент: боевая задача подлодки была совершенно секретной, пакет с ее описанием предназначался только капитану, и утверждение, будто капитан ознакомил с содержанием пакета кого-либо еще, было эквивалентно обвинению в нарушении служебного долга. Ди Эйч заявил об этом прямым текстом, и все его офицеры дружно заткнулись. В 12:15. судья зачитал постановление относительно 6 офицеров. Оно отличалось от постановления по делу матросов только в сумме штрафа: 20 миллионов долларов с каждого. Заседание по делу Ходжеса откладывалось до выяснения его личной роли в планировании рейда «Норфолка». По настрою суда было понятно, что у капитана нет никаких шансов отделаться штрафом.

Министерство обороны США на этот раз проявило исключительную оперативность и сговорчивость. По слухам, это было связано с заявлением, которое сделал накануне исполнительный директор китайско-меганезийской судостроительной компании «Miti-Shandan». Затронув проблему экипажей для ультрановых подводных грузовиков, он сказал: «Непросто найти людей, способных грамотно управлять машиной весом более 200 тысяч тонн, движущейся под водой со скоростью 30 узлов, но такие люди есть. Например, американские офицеры с «Норфолка». После нескольких прямых попаданий глубинных бомб, они сумели выполнить ремонт в подводном положении, восстановить ходовые качества, и пройти более 100 миль. Если после суда они останутся в Меганезии, то им не надо будет долго искать работу. Мы умеем ценить талантливых людей».

US Joint Chiefs of Staff, не без оснований, полагал, что подводные грузовики этой серии здорово похожи на прототип мобильных подводных баз «Tsuifen», сведения о разработке которых просачивались из китайского военно-морского ведомства. Комитет штабов США был совершенно не намерен снабжать этот модерновый проект китайского подводного флота своими офицерами. Так что 120 миллионов штрафа были уплачены через час после того, как суд зачитал постановление. А еще через 4 часа, офицеры «Норфолка» летели над Тихим океаном в самолете, любезно предоставленным фирмой «Магеллан».

— Блин, а это что? — спросил лейтенант Инсвик, крутя в руках пластиковую банку с улыбающейся волосатой рожицей на этикетке.

— Прочти, что написано, — посоветовал Траск.

— Ага, уже пробовал. Там не по-английски. Кроме «натуральный кокос» ни черта не разобрать.

— Дай сюда, — Рейсвил, сидевший рядом, отобрал у коллеги банку и прочел, — «Amarga a Striped mar cobras contem alcool natural cocos». Ну, все понятно. Настойка на полосатой морской змее содержит натуральный кокосовый спирт. Языки народов мира учить надо.

— А я как раз позавчера такую пил, — вмешался второй лейтенант Улкерт, — Это мне Еоити подсказала. Ну, девчонка-бармен. Та, которая рыженькая с короткой стрижкой. Классная настойка. Не очень крепкая, но эффект…

— Какой? — спросил Инсвик.

— Ну… — Улкерт оглянулся на Фрэн, которая сидела позади него, вместе со старпомом Палфри, — Ну, короче, «виагра» по сравнению с этим просто детский морс, понял? А вот вы мне лучше объясните, что это за фрукт?

Он поднял вверх гроздь сине-фиолетовых шаров, каждый размером с теннисный мяч.

Пилот-меганезиец глянул через плечо и сообщил.

— Это самоанский виноград.

— Чего? — переспросил Улкерт.

— Я ж тебе говорю, бро: самоанский виноград. Он, по ходу, трансгенный.

— Ни хрена себе… А есть его можно?

— Запросто. Виноград, как виноград, только шкурка толстая. У меня во дворе такой растет.

— А это? — спросила Фрэн, вытащив из своего мешка довольно длинную широкую полосу яркой, радужно переливающейся ткани.

— Лава-лава-техно, — ответил пилот, — Ну, та же лава-лава, только на липучках и мигает.

— На тебе будет классно смотреться, — с видом знатока заявил Траск.

— Откуда ты знаешь?

— А на тебе все классно смотрится, — пояснил он.

— Ты примерь, — предложил Рейсвил.

— Если бы я еще знала как…

— Тебе Стью с удовольствием поможет. Мы все тактично отвернемся.

— Эй, ты там без намеков, — буркнул Палфри, — ладно, давай помогу.

Минуты через три лава-лава была надета и Фрэн прошлась по маленькому салону под одобрительный свист и аплодисменты.

— Без света будет еще лучше, — сообщил пилот и, ткнув что-то на пульте, опустил жалюзи. В полутьме ткань мигала меняющимися узорами двух цветов, так что казалось, будто по ней бежит морская волна с белым гребнем.

Инсвик почесал в затылке и заметил:

— Жаль, в Штатах в такой штуке не очень-то погуляешь. Ну, разве что, на пляже.

— Во Флориде в ночном клубе тоже можно, — авторитетно добавил Рейсвил, — не в любом, конечно.

— Ладно, — решила Фрэн, — вот поедем навещать кэпа, и я буду разгуливать по Меганезии исключительно в этом.

Все как-то сразу замолчали. Потом Траск, крутя в руках только что извлеченную из своего мешка резную курительную трубку, сказал:

— Как-то не здорово с кэпом получилось. Мы летим домой, все такие жизерадостные, и по мешку подарков у каждого, а он сидит там один. Вроде как, мы его бросили.

— Ну, не совсем один, — возразил Улкерт, — там с ним эта атомная бомба в бикини. Такая слона на скоку остановит. Уж скучать-то он точно не будет.

— Ничего себе! — возмутилась Фрэн, — между прочим, Элеа очень милая, непосредственная девушка, тонкая чувствительная натура…

— Угу. Еще скажи: скромная и застенчивая.

— Не будь ханжой. Она просто без комплексов. В Меганезии это в порядке вещей, если ты заметил. И, кстати, она четко сказала: кэпу дадут лет 5 исправительных работ, и то, для проформы. То есть, свободный режим, просто под наблюдением. Что я вам пересказываю? Ведь она при всех объясняла: некриминальный тип, значит…

— Вроде как за неуплату налогов, — закончил ее мысль Рейсвил, — занятное правосудие в этой Меганезии.

— А что вас удивило-то? — поинтересовался пилот, — это же голая прагматика. На фиг надо держать за решеткой человека, который не будет грабить на улице? Социализированный индивид, у него полезная профессия и нормальное отношение к окружающим. Пусть себе работает. И ему доход, и обществу польза. А если его посадить за решетку и унижать, то всем будет один сплошной вред, и ему и обществу. Элементарно, правда?

— Ну, да. Вам хорошо: прокуроров нет, адвокатов нет. И вообще, у вас много чего нет.

— Ага, — согласился меганезиец, — У нас привычка такая, экономить на ненужных вещах.

— Действительно, занятно, — задумчиво сказал Инсвик, — дома рассказать, не поверят. Нет, на самом деле, ведь получится полная ерунда. Мы же, вроде как, были в плену, должны быть всякие ужасы. Ну, по жанру так положено.

Пилот закурил сигарету и понимающе кивнул.

— Это верно, бро. Без ужасов не покатит. Ты заверни что-нибудь про акул. Я знаю, что в Америке акулы это хитовая тема для триллеров.

— Что про акул? — не понял Инсвик.

— Ну, — пояснил тот, — например, что охраняли вас десять акул-людоедов. Одна огромная и девять поменьше. Типа, выходишь ты утром на террасу, смотришь на море, а там спинные плавники над водой туда-сюда, туда-сюда. И иногда морды из воды высовываются, с вот такими зубами (пилот показал пальцами в воздухе размер зуба, примерно с карандаш).

— Лажа, — сказала Фрэн, — я вообще не понимаю, почему мы должны врать.

— Лично я буду рассказывать все, как есть, — добавил Палфри.

— Скажут, что тебя распропагандировали, — буркнул Траск.

— Комиссия по антиамериканской деятельности упразднена полвека назад, — напомнила Фрэн, — и я вообще не понимаю, при чем тут пропаганда, если мы говорим о фактах?

Сэлмон Траск вытащил из мешка банку пива, критически осмотрел ее, сорвал крышку, сделал пару глотков и глубокомысленно изрек:

— Хорошие вы ребята, но истории ни черта не знаете. Комиссию Маккарти не упраздняли. Просто в 1969 ее стали называть «Комиссия по внутренней безопасности», а в 2001 при ней еще и министерство учредили. Ты, Фрэн, говоришь про факты. А кто их видел?

— Что значит «кто видел»? — возмутился Улкерт, — Да у меня на флэшке целое кино про то, как мы сидели на Ранафути. Снимал для истории.

— Действительно, Сэлмон, к чему ты клонишь? — спросил Палфри.

Траск глотнул еще пива и пояснил:

— К тому, Стью, что политика это такой бизнес, для которого нужен враг. Ну, примерно, как заземление для электрички. Без него ток не пойдет и поезд остановится.

— А у нас как-то все работает без врага, — встрял пилот.

— В вашей Меганезии вообще политики нет, — ответил Траск, — Одно слово, деревня.

— Как это у нас нет политики? Да у нас в школе ее проходят! Специальный предмет есть: «Основы социально-экономического управления». Так что сам ты деревня.

— А тогда скажи: какая у вас политическая доктрина.

— Чего? — переспросил меганезиец.

— Главная цель вашего правительства, — уточнил Траск.

— Удовлетворение потребности граждан в свободе, безопасности и других социальных услугах, — ответил тот, — это же в Хартии написано.

— Что, и все?

— Ну, да. Мы только для этого его и нанимаем.

— Кого? — не понял Траск.

— Наше правительство, — пояснил пилот.

— Что-то я не догнал, — вмешался Инсвик, — если так, то какого черта ваше правительство враждует с нашим?

— А оно враждует? — удивился меганезиец.

— А то нет? Потенциальный противник, и все такое.

— Так это же просто. Наш образ жизни угрожает интересам ваших оффи. Они рискуют оказаться лишними, примерно как короли и дворяне в старой Европе. Типа, опять же, голая прагматика и экономика.

Палфри стукнул кулаком по колену.

— Вы тут ушли в какие-то дебри, а я не про это спрашиваю. Я спрашиваю: с каких это пор я в свободной стране не могу говорить правду о том, что видел своими глазами?

— Можешь, — ответил Траск, — нет проблем. Но только будь готов к тому, что вылетишь из флота к чертовой матери.

— Это почему?

— А потому, что ты испортишь образ врага. Тебя, Улкерт, это тоже касается. Я имею в виду этот твой фильм.

— Знаете, парни, — сказала Фрэн, — интуиция мне подсказывает, что мы все вылетим. И ты, Сэлмон, тоже вылетишь, даже если будешь молчать, как рыба. Потому, что вот там (она указала пальцем вверх) для принятия решения достаточно того, что мы можем рассказать. Принцип разумной предусмотрительности.

— Может, кэпу позвонить, посоветоваться? — предложил Инсвик, — жалко будет, если нашу команду раздербанят. Хорошая ведь команда, верно?

Траск покачал головой.

— Нет, все должно быть по уставу. Когда кэп вне судна, его замещает старший помощник.

И тут капитан-лейтенант Палфри обнаружил, что все взгляды обращены на него…

«Продолжается серия громких скандалов вокруг рейда американской подводной лодки, попавшей в плен при выполнении тайной миссии в территориальных водах Меганезии. 12 матросов и 6 офицеров экипажа были освобождены после уплаты правительством США выкупа в размере 180 миллионов долларов. Сейчас они находятся на военно-морской базе ВМС США на Оаху, штат Гавайи. Капитан субмарины пока удерживается на военной базе меганезийского флота в ожидании суда. Эксперты полагают, что ему грозит несколько лет исправительных работ. Как известно, кроме экипажа на «Норфолке» находилась группа из 6 бойцов морского спецназа, вокруг которой и разворачивается основная интрига. После захвата субмарины, эти бойцы были интернированы на атолле Раваки, где меганезийская военная разведка в присутствие прессы применила к ним «сыворотку правды». Находясь под ее действием, бойцы рассказали, что их группа выполняла задания по ликвидации гражданских лиц на территориях стран третьего мира. Чтобы подозрения пали на местных дикарей-экстремистов, убийства совершались с особой жестокостью. Детальные описания этих бесчеловечных актов насилия, повергли в шок сначала репортеров, а затем и тех телезрителей, которые рискнули посмотреть репортаж. Малайзия, Таиланд, Филиппины и Эквадор дали запрос на выдачу спецназовцев за преступления, совершенные ими в этих странах, а в Меганезии спецназовцы предстанут перед судом за попытку убийства двух сотрудниц Национального биохимического центра. В США официальные лица пока не признают, что морскому спецназу отдавался подобный приказ. Пресс-служба флота не признает даже сам факт отправки подобного специального подразделения в Меганезию. Журналисты втретились с семьями спецназовцев (информация о них была дана в том же репортаже). Как оказалось, их близкие до этого репортажа ни о чем подобном даже не подозревали. Жена лейтенанта Шойо, узнав об истинном характере работы своего мужа, пыталась совершить суицид и сейчас находится в клинике. Жена сержанта Освальда съехала с квартиры вместе с двумя детьми, не оставив нового адреса. Жена рядового Пауэла с дочерью уехала в другой штат, к своим родителям. Жены рядовых Максвелла и Джордана подали иски о разводе. Миссис Джордан заявила «суд обязан освободить меня и сына от унизительной связи с этим монстром и, если не дай бог, он вернется в Америку живым, защитить нас обеих от его посягательств». Жена сержанта Брайана сказала жураналистам «я не подаю на развод, поскольку надеюсь, что его расстреляют, это был бы лучший исход и для меня и для ребенка».

До берега оставалось мили три, когда Джули увидела металлическое чудище, несущееся ей наперерез на какой-то совершенно фантастической скорости. К счастью, у нее хватило сообразительности вовремя крутануть руль и сбросить газ, иначе ее легкий катер, взятый на прокат на соседнем острове, разбился бы о бронированный борт, оказавшийся прямо по курсу через четверть минуты. В броне открылся широкий люк, и молодой парень в темно-зеленом комбинезоне сказал:

— Isto nao pode ser, base militar.

— Lo siento solo se Ingles, — выдала она уже заученную фразу, после которой местные жители, как правило, переходили на английский. Этот не оказался исключением.

— Сюда нельзя, военная база, — сообщил он.

— Я знаю, но мне и надо на военную базу.

— Зачем?

— Меня зовут Джули Лэтимер, я хотела увидеться с сержантом Ноланом Брайаном. Американским сержантом, которого держат на этой базе. Это мой друг.

— У вас есть пропуск?

— Нет.

— Вы с кем-нибудь договаривались о приезде?

— Нет.

Парень в комбинезоне ловким, явно отработанным движением метнул что-то. Джули только через пару секунд сообразила, что это тонкий трос с крюком-кошкой, теперь намертво впившийся в борт ее катера.

— Мне придется вас задержать. Документы возьмите в руки, сумку оставьте на своем катере.

— Зачем?

— Инструкция, — лаконично ответил он, вытащил из кармана маленькую рацию и стал что-то говорить на местном лингва-франка.

Она пожала плечами, достала из спортивной сумки паспорт и, шутки ради, подняла руки вверх. Ее катер подтянули к бронированному борту, рядом с люком.

— Сюда, пожалуйста.

Джули, наклонив голову, полезла вперед. После яркого солнца, ей показалось, что внутри полумрак. Она споткнулась и чуть не упала. Ее поддержали за руки и тут же ненавязчиво обыскали. Паспорт при этом из ее руки исчез, как по волшебству.

— Чисто, — сообщил кто-то и добавил, — извините, инструкция.

— Острова свободы, — обиженно буркнула она, уже различая три фигуры вокруг себя.

— Si, — ответила одна из фигур.

— Идите вот сюда, — добавила другая фигура, показывая путь взмахом руки.

Пройдя метров пять, она оказались в чем-то среднем между кубриком и крошечным кафе, в компании двух военных. Третий остался у люка.

— Я лейтенент Уэго, командир патрульного хотфокса, — сообщил старший, а это сержант Лаари. Чай, кофе, колу хотите?

— Колу, если не трудно. А что со мной дальше будет?

— Ничего такого, — ответил Уэго, — сейчас военная разведка просигналит, отвезем вас на базу, а там вы уже с ними объясняйтесь.

Лаари, тем временем, поставил перед ней пластиковый стаканчик колы.

— Вы не нервничайте, — сказал он, — это просто порядок такой.

— Совершенно точно, — подтвердил лейтенант, — вы же понимаете: попытка проникновения на военный объект.

— Военный объект мне ни к чему. Я хочу встретиться с Ноланом и только.

— Это понятно. Но надо было заранее договориться.

— Когда заранее? Я прилетела только утром, в шесть двадцать.

— Куда? — спросил он.

— В Лантон, конечно. Из Сан-Франциско. Потом воздушным такси на Абариринга, а там арендовала катер.

Военные переглянулись, сержант сказал что-то на языке, напоминающем гавайский, и оба весело заулыбались.

— Ничего смешного, — заметила Джули, — я устала, как собака. Кстати, спасибо за колу.

— Нет проблем, — ответил Уэго, — сержант предположил, что вы так соскучились по своему другу, что не догадались позвонить. Не беспокойтесь. Это нормально.

Тут у него в кармане запищала рация. Он поговорил полминуты, после чего сообщил:

— Ну, вот. Сейчас идем к базе. Там вас встретит офицер разведки и психолог.

— Психолог? — удивленно переспросила она.

— Ученый по мозгам, — пояснил лейтенант, для убедительности постучав себя кулаком по бритой голове, — разве у вас в Америке их нет?

— Что-то у меня эта девчонка не укладывается в общую картину, — задумчиво произнес Нонг Вэнфан, глядя на приближающийся хотфокс, — не должно ее быть. Или у янки служба кадров уже совсем волну не ловит?

— Проколы бывают у всех, — наставительно сказала Чубби Хок (по легенде, психолог Ула Виккерс, собирающая материал для будущей монографии «История развития социальной регламентации экстремального поведения в профессиональных и кастовых обществах»).

— Бывают, — согласился лейтенант Венфан, — но это уже не прокол, а полная лажа.

— Лажа тоже бывает у всех, — ответила капитан Хок, про себя признав, что Нонг в чем-то прав. Если это действительно подружка сержанта Брайана, то это огромная лажа той американской силовой структуры, к которой относятся шестеро ее «респондентов». И, соответственно, огромный подарок для меганезийской разведки.

Любое управление кадров, отбирая кандидатов в подобные группы спецназа, должно просматривать их интимные контакты не менее скрупулезно, чем медкарту. У членов группы, занимающейся жесткими зачистками на чужой территории, круг родных должен быть ясен, как солнце, устойчив, как пирамида Хеопса, и туп, как пробка. Лучше всего если это привычно-уютная жена, живущая по бюргерскому принципу трех «К»: Kuche Kinder Kirche (кухня, дети, церковь), малолетние дети, и скучные родители, с которыми говорят ни о чем, втречаясь на Рождество и на День Благодарения. Допускаются также приятели по клубу болельщиков местной бейсбольной команды и случайные подружки на одну ночь, имена которых забываются к вечеру следующего дня. Любое отклонение от этого стандарта влечет за собой неконтролируемые утечки, а все неконтролируемое, как учит нас история разведки, развивается в самый неподходящий момент наихреновейшим образом. Например, постоянная girlfriend, достаточно деятельная и смелая, чтобы вот так просто, от большой любви, кинуться в лоб на военную базу потенциального противника.

Эта Джули Лэтимер, судя по данным информатория, та еще штучка. Собственно, одного только ее фото должно было хватить, чтобы Нолан Брайан оказался вычеркнут из данной группы спецназа. Это вам не безмозглая курица, которая удовлетворяется объяснениями типа: «Я оттого внезапно исчезаю на месяц, а по возвращении еще месяц просыпаюсь по ночам с криком, что у меня очень секретная и ответственная военная работа, связанная с защитой Америки и демократии». Мисс Лэтимер, в отличие от миссис Брайан, явно не верила в сказочки о «секретной защите демократии», а сейчас не поверила в сказочку о «кровавом подонке», который много лет обманывал семью и правительство. Впрочем, точно так же мисс Лэтимер не поверит и в ту версию, которую сообщат ей здесь. Значит, сообщать ничего не следует. Девушка должна сама догадаться, и надо лишь помочь ей догадаться до того, что требуется. Для этого капитан Чубби Хок (то есть, по легенде, доктор психологии Ула Виккерс) подходила как нельзя лучше. Тоже удача, бывает же.

Лейтенант Нонг Вэнфан, сидя напротив мисс Лэтимер за столом в дежурке (на столе, разумеется, чай, бутерброды, печенье, джем и тому подобные атрибуты нехитрого армейского гомстеприимства) отрабатывал свою роль в оперативной комбинации.

— Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с сержантом Ноланом Брайаном?

— На одной тусовке в Йелоустоне, штат Вайоминг. Там заповедник, туризм. Примерно 2,5 года назад.

— Как часто вы встречались с ним в дальнейшем?

— По-разному. Иногда 2 раза в месяц, а иногда удавалось побыть вместе несколько дней.

— Характер и мотив ваших отношений (перечислите в порядке убывания значимости): работа, хобби, спорт, секс, научная или иная творческая деятельность, совместное воспитание детей, религия, политика, употребление наркотиков или алкоголя, иная общественная или гуманитарная деятельность, иные общие интересы?

— Ну, не знаю. Наверное, секс и иные общие интересы.

— Характер ваших занятий сексом (в порядке убывания частоты) парный, групповой или коллективный (sex party, beach-sex club, swing-club, etc.), во втором и третьем случаях укажите состав группы или коллектива и данные о входивших туда лицах.

— О, черт! Ну, парный.

— Вы занимались сексом (перечислите в порядке убывания частоты) в частных домах или квартирах, в отелях, в закрытых клубах, в общественных местах, на пляжах или в парках, в условиях дикой природы, в иной обстановке.

— Да вы спятили, что ли! — возмутилась Джулии, — какого черта вы лезете во все дырки?

Нонг Вэнфан отвернулся от ноутбука и укоризненно посмотрел на девушку.

— Мисс Лэтимер, я и не думал вас обидеть, мне просто форму надо заполнить. Мне же о вас сейчас надо начальству докладывать, а начальство для начала что потребует?

— Что?

— Так форму же. А форма должна быть заполнена, как положено.

— Зачем?

Нонг вздохнул и поднял глаза к потолку.

— О, Мауи и Пеле, держащие мир, ну откуда мне знать, зачем? Девушка, здесь военная база, я офицер военной разведки и я делаю то, что написано в военной инструкции в отношении, цитирую, «гражданских лиц, желающих получить доступ на охраняемый военный объект с частными гуманитарными целями». А если вы не хотите, так можете и не отвечать. Я тогда напишу в форме, что вы отказались. Вы поймите, девушка, мне так даже проще. По инструкции, я отправлю вас обратно, откуда вы прибыли, да и все.

— Ладно, — сказала она, — пишите: в отелях и на дикой природе.

— В каких отелях и кто оплачивал расходы?

— В разных. Я все не помню. Платила иногда я с карточки, а иногда Нолан наличными. Те, которые с карточки, я могу посмотреть по выписке с моего счета. Точно могу сказать, что четыре раза на Уэст-Палм-Бич это был отель «Good Wind», две звездочки.

— Кому было известно о вашем знакомстве, о ваших разговорах по телефону, о переписке, о ваших личных контактах, о ваших сексуальных контактах?

Джули пожала плечами:

— Мы надеялись, что никому, хотя так, конечно, не бывает. Эта чертова работа Нолана, и, к тому же, его жена. Ну, вы понимаете. Мои родные знали, что я с кем-то встречаюсь, но я никому не говорила, с кем именно. Нолан, я думаю, тем более, никому не говорил.

— Понятно, — буркнул Вэнфан, — теперь про общие интересы. В чем они состояли, опишите характер обена информацией в связи с ними, если они имели материальное выражение, то опишите, какое именно.

— Мы просто мечтали.

— В каком смысле? — спросил лейтенант.

— Ну, как вам объяснить? Просто мечтали о разном, — она покрутила руками в воздухе, — о жизни. О том, что вообще бывает, или может быть…

— Пишу «мечтали на различные темы без дифференциации», — сообщил он, — а какое-либо материальное выражение у всего этого было?

— Какое может быть материальное выражение? — удивилась Джулии, — разве что, иногда мы покупали диски.

— Какие именно?

— В основном National Geographic.

Она ответила еще на десяток таких же идиотских и бессмысленных, по ее мнению, вопросов, после чего лейтенант закрыл ноутбук и сообщил:

— Я пойду докладывать о вас, а вы пока посидите, пообщайтесь с психологом.

— Зачем мне психолог?

— Ну что вы опять, зачем да зачем?

— Ладно, — сказала Джулии, — пусть будет психолог.

Чубби Хок заняла место вышедшего лейтенанта Вэнфана и сходу одарила девушку самой широкой, доброжелательной и ободряющей улыбкой.

— Здравствуйте, мисс Лэтимер. Сначала о главном. Вы приехали сюда не напрасно. У вас есть шанс. Да, я забыла представиться. Ула Виккерс, доктор социальной психологии из народного университета Нукуалофа.

— Шанс на что? — спросила Джули.

— Шанс помочь сержанту Брайану, — пояснила Ула, — вы, я полагаю, для этого приехали.

— Вообще-то я приехала просто его увидеть. А помочь… Разве чем-то еще можно помочь?

— Суд ведь пока не принял решение. Значит, можно.

Джули покачала головой.

— Знаете, Ула, я привыкла принимать вещи, как они есть. Если вы, как психолог, просто меня утешаете, чтобы я не закатывала истерики, то это лишнее. Скажем так, этот период у меня уже позади.

— Утешать вас? Как бы не так! Я предлагаю вам ввязаться в драку, а там видно будет.

— В какую еще драку?

— Так, — сказала Ула, — объясняю популярно. Брайан и его товарищи назначены на роль плохих парней, которые во всем виноваты и должны за это умереть. С этим согласно все общество, и у вас в Америке, и здесь. С этим согласны их жены. И, что самое скверное, они и сами с этим согласны. Если так будет продолжаться, они умрут.

— А вы, значит, с этим не согласны? — уточнила Джули.

— Более чем. Мои коллеги, и я, в том числе, отправили открытое письмо Верховному суду Меганезии с просьбой воздержаться от грубейшего нарушения Хартии, каковым, на наш взгляд, было бы применение ВМГС. В нашей стране к таким предупреждениям относятся очень серьезно, поэтому разбирательство отложили до рассмотрения тех обстоятельств, на которые мы обратили внимание суда.

— О Хартии я слышала. А что такое ВМГС, и о каких обстоятельствах речь?

— Согласно Хартии, — пояснила Ула, — Каждый житель находится под безусловной защитой правительства. Эта защита осуществляется любыми средствами без всякого исключения. К тем, кто целенаправленно угрожает жителям, применяется высшая мера гуманитарной самозащиты, ВМГС, то есть расстрел. В очевидных случаях вроде вооруженного разбоя, суд применяет ВМГС без колебаний. Группа, в которой был Брайан, пыталась совершить акт вооруженного политического разбоя, и, конечно, подлежала бы ВМГС, если бы не особое обстоятельство: эти ребята были только орудием. Безвольным орудием, которое не имеет своей цели, а просто исполняет волю того, кто жмет пусковую кнопку. Сами по себе они не несут угрозы обществу, а значит, не являются объектом, к которому должна быть примененена ВМГС.

— Я, кажется, понимаю, — сказала Джули. Но в Штатах комментаторы говорили о каком-то законе на счет ответственности за исполнение заведомо преступного приказа…

— Пусть американские оффи не лезут туда, где не смыслят, — жестко перебила Ула, — ВМГС это не мера ответственности, а мера самозащиты. При краже бумажника суд учитывает субъективную вину, но при покушении на принципы Хартии во внимание принимается только одно: исходит ли самостоятельная угроза от данного лица. Если исходит, то данное лицо будет расстреляно, независимо от вины. Если не исходит, то ВМГС не применяется, будь это лицо хоть сто раз в чем-то виновато. Я понятно объяснила?

— Боюсь, Ула, что мне не понять этих юридических тонкостей. Проще будет, если вы скажете, что именно нам надо доказать.

— Хорошо. Нам надо доказать, что эта группа спецназа состояла из людей, не способных самостоятельно принимать опасные для общества решения, и опасность их действий только вторична, а не первична. Она определяется исключительно приказами, которые им отдает определенное лицо, и этот приказ они, в силу своих особых психических дефектов, не могут отказаться выполнить. Как исправная спичка не может отказаться зажечься, если ей чиркнули о коробок.

С этими словами Ула чиркнула спичкой, прикурила длинную сигарету, затянулась и выпустила изо рта красивое колечко дыма.

— И если мы это докажем, тогда что? — осторожно спросила Джули.

— Тогда Брайана и других будут судить за соучастие в военном преступлении, которое не было доведено до конца. Им грозит до 30 лет лишения свободы, но точно не расстрел, поскольку они никого не убили на территории Меганезии. Условия лишения свободы в нашей стране вы знаете?

— Да, я читала. На счет ошейников, на счет согласованной продажи на исправительные работы, и на счет права на интимные встречи. Это действительно так?

— Это действительно так, — подтвердила Ула.

Девушка едва заметно кивнула.

— Вот теперь мне более-менее понятно. А что я могу сделать?

— Во-первых, вам не следует пытаться что-то доказать Брайану. Это бессмысленно.

— Я знаю, — сказала Джули, — Я уже пробовала.

— Во-вторых, вы слышали о самурайском кодексе буси-до?

— Так, краем уха. А при чем тут это?

— Там есть понятие «гири»: величайший долг перед божественной персоной господина, суверена, императора, государства, олицетворяющей все позитивное во вселенной. Нет ничего выше «гири», поэтому лучше умереть самому и обречь на страдание и смерть всех своих близких, чем нарушить «гири». Если «гири» требует от самурая смерти во имя долга перед господином, самурай принимает смерть с радостью. Вы слышали о ритуале «сепукку», ошибочно называемом иногда «харакири», то есть вспарывание живота?

— Да, конечно. Но не хотите же вы сказать…

Чубби мягко перебила ее.

— Именно, что говорю. Подумайте об этом, пожалуйста, перед встречей с Брайаном.

— О чем, об этом?

— О том психическом дефекте, который я уже упоминала, и который является общим для самураев и для любых кланов, устроенных похожим образом. Человека с этим дефектом бесполезно разубеждать, это не уровень осознанных мнений, это глубже, в подсознании, как сказал бы дедушка Фрейд. И бороться с этим надо не словами, а действиями. Если вы сможете показать Брайану, что есть нечто более ценное, чем его «гири» — то мы выиграли. Если нет — мы проиграли. Видите, как все просто?

— Ничего себе просто, — растерянно пробормотала Джули.

— Просто-просто, — повторила Ула, — на вашей стороне вся объективная реальность, данная в ощущениях, как сказал бы дедушка Ленин, а на стороне «гири» только вбитые в память сказки о долге и чести, с помощью которых промывали мозги таким, как Брайан. Сказки сильно там укоренились, человек даже не может отделить себя от них, поскольку они наделяют глупые и отвратительные действия ореолом священного героизма и снимают чувство вины. Сказки будут отчаянно сопротивляться, имейте это в виду. Но, как сказала Алиса в известной притче Кэрролла, они «всего лишь жалкая колода карт». Понимаете?

— Не очень, — призналась Джули.

— Ничего, поймете по ходу, — ободрила ее Ула.

— Зачем ты приехала? — таковы были первые слова Нолана Брайана.

— Вообще-то мне очень хотелось услышать «здравствуй», — сказала она, — лучше конечно было бы «здравствуй милая», но, уж хотя бы…

— Зачем ты приехала? — повторил он.

— Скажи что-нибудь другое, — попросила она.

— А что я, по-твоему, могу сказать? Ты хоть понимаешь, куда ты влезла? Ты же готовая заложница. Ты хоть представляешь, на что способны эти меганезийские скоты, чтобы сломать нас?

— Ну, и на что же они способны? — с грустной иронией спросила она, — Я уже имела дело с их морским патрулем, который поил меня колой. Еще с их военной разведкой, которая кормила меня бутербродами и спрашивала всякую фигню для анкеты. Это как-то не очень похоже на пытки, верно? Да и по тебе не скажешь, что тебя пытали.

— Джули, ты знаешь пословицу про того, кто мягко стелет? — спросил он, — Вот это оно и есть. Человека ломают в тот момент, когда он меньше всего к этому готов. Это…

— На кой черт им сдалось вас ломать? — перебила она, — Нолан, посмотри на вещи реально. Из вас сделали пугала для какого-то очередного политического говна, и больше вы не нужны ни меганезийцам, ни нашим. Наши долбанные вояки первыми вас сдали. Вы для них не люди, а отработанный материал, понятно? А здешним вы тем более по хрену. Этот лейтенант, разведчик, задавал мне вопросы про нас с тобой для своей дебильной анкеты и у него на лице было написано, как ему глубоко насрать на то, что я отвечу. Лишь бы все квадратики были заполнены, а то начальство заругает.

— Ну, что ж, — спокойно сказал он, — Если так, значит скоро все. Я же говорю, тебе не надо было приезжать. Не думаю, что ты хочешь увидеть, как меня расстреляют.

— Почему не надо? А если я не хочу, чтобы тебя расстреляли?

— Ну, понятно. Осталась мелочь: уговорить военно-полевой суд, или что там у них.

— Вот этим я и займусь.

— Как?

— Разберусь как. Но не сейчас. Сейчас я пришла сюда и…

— И напрасно, — перебил Брайан, — Тут в каждом углу жучки и скрытые камеры.

— Надо же, — язвительно сказала она, и стянула через голову футболку, — Какой ужас! Я такая стеснительная, да и ты тоже.

— Послушай, Джули…

— Слушаю, слушаю, — ответила она, расстегивая джинсы, — как на счет пары-тройки комплементов моей фигуре? Эй, тебя что, заклинило? Отвык от женского общества?

Она освободилась от остальных тряпок и уселась по-турецки на койку.

— Ну, что, Нолан? Так и будешь стоять, подпирая стену? Слушай, а может, ты здесь сменил ориентацию? Говорят, такое бывает.

— Джули, не валяй дурака. Мне не очень смешно. На мне ошейник, набитый какой-то чертовой электроникой, и я тебе уже сказал про скрытые камеры. Ты хочешь развлекать персонал военной базы?

— Когда во Флориде мы трахались в кустах рядом с велосипедной дорожкой… Помнишь? Тебя не сильно беспокоило, что мы развлекаем всех велосипедистов. Ты даже послал на хер одного типа, который сделал нам замечание. Как ты тогда сказал, а?

— На счет велосипедного насоса и жопы? — спросил Брайан.

— Ура! — Джули захлопала в ладоши, — Память у тебя в порядке. А как с остальным?

— Сейчас узнаешь, — пообещал он.

— Молодец, девчонка! — прокомментировала Чубби Хок (она же Ула).

— Грубовато, на мой взгляд, — глубокомысленно сообщил Вэнфан.

— Зато эффективно, — отрезала Чубби.

— Я не про нее, я про парня, — пояснил он, — Не читают эти янки камасутру, и вообще они какие-то странные в этом смысле. То ли детство у них тяжелое, то ли, я не знаю…

Капитан и лейтенант сидели в одном из кабинетов технического наблюдения и пили крепчайший кофе, слегка (ну совсем чуть-чуть) заправленнвй ромом. Перед ними находился 20-дюймовый монитор, на который выводились восемь потоков с видеокамер в боксе гауптвахты, где, собственно, и происходила романтическая встреча.

— Ну, да, — согласилась Чубби, — я, в общем-то, и не рассчитывала, что они внесут что-то существенное в искусство любви. Для наших задач и так сойдет.

— Гм, — сказал лейтенант, — ты, конечно, страшно умная, а теперь еще и доктор психологии, но снизойди, пожалуйста, до темного и невежественного младшего по званию и…

— Команды стебаться не было, — перебила капитан Хок, — Я тебе давала прочесть Буси-до.

— Да. На 20 минут в самолете. Думаешь, я там много понял?

— Эх, Нонг, — вздохнула она, — Не быть тебе самураем.

Лейтенант Вэнфан пожал плечами:

— Я, по ходу, и не претендую. Мне чисто для дела понимать надо.

— Чисто для дела там первые четыре строчки на первой странице, — Чубби прикрыла глаза и процитировала, — Поучение Хагакура «Путь самурая обретается в смерти. Когда для выбора имеются два пути, существует лишь быстрый и единственный выход — смерть. Это не особенно трудно».

— Херня какая-то, — печально заключил Нонг.

— А подумать? — спросила Чубби.

— Ну, если подумать… Значит, у меня получается так. Ты… Точнее эта красотка, отняла у парня его простой, единственно-верный, яшмово-алмазный выход: сидеть в позе лотоса и ждать расстрела, медитируя на решетку в окне. Теперь бедняге придется думать. Так?

— Так. А еще вспомни, лейтенант, что этот парень не один, а в апартаментах на шестерых.

— Типа, клин? — спросил он.

— Да. И эффект домино. Это ведь на самом деле не первая, а уже вторая костяшка. И вылетят обе сразу. С треском. Кстати, надо накрутить хвоста охране.

— Так охрана, вроде бдит, — заметил Вэнфан.

— Когда Брайан вернется к остальным, она не бдеть должна, а стоять на низком старте. А то оглянуться не успеешь, как наши подопечные отобьют друг другу весь ливер.

Через три часа, когда Нолана Брайана препроводили обратно в «апартаменты», охрана была «в полной боевой». Стеклопластовые доспехи, расстегнутые чехлы электрошокеров, и прочее. И, как оказалось, не напрасно, поскольку прогноз капитана Хок сбылся меньше, чем через полчаса.

Сержант Хобарт Освальд оторвался от телевизора и, между делом, спросил:

— Как оно, Нол? Откат нормальный, ствол чистый?

— Хрен поймешь, как, — не впопад ответил Брайан, лег на койку, заложив руки за голову, и стал молча смотреть в потолок.

Через полминуты рядовой Пауэл поинтересовался некоторыми техническими деталями предполагаемого интимного контакта сержанта с таинственной незнакомкой. Брайан даже не повернул головы.

— Что-то случилось, Нол? — спросил лейтенант Шойо.

— Ничего, командир.

— Скажи, хотя бы, кто она такая.

— Одна женщина. Приехала повидать.

— Нол, что ты темнишь?

— Я вот думаю, командир, а не пора ли нам осмотреться по сторонам.

— Это она тебе посоветовала?

— Да. И я удивляюсь, как мне самому это в голову не пришло.

— Считаешь, что мы попали в засаду? — уточнил сержант Освальд, — Тоже мне, новость.

— Считаю, что в этот раз нас никто вытаскивать не будет.

— Это с чего ты взял? — поинтересовался Шойо.

— Ты командир, — ответил Брайан, — скажи, что это не так.

Лейтенант вскочил с койки и вышел на середину комнаты:

— Ты на что-то намекаешь, Нол?

— Я просто спросил.

— Нет, ты намекаешь. В позапрошлый раз нас вытащили из Уганды, и там было покруче, чем здесь. А в прошлый раз со Шри-Ланки. Вот где нас могли шлепнуть в любую минуту. И здесь могут. Это такая работа. Ты не знал?

Брайан, продолжая смотреть в потолок, ответил:

— В Уганде мы были герои. В Шри-Ланке нас будто и не было вообще. А здесь мы говно. Для всех говно, и для своих тоже. На кой черт нас будут вытаскивать? В штабе молятся, чтобы нас побыстрее поставили к стенке, потому что мы теперь заноза в их жопе.

— А девочка-то похоже засланная, — задумчиво произнес Шойо.

— Телевизор тоже засланный? — полюбопытствовал сержант Освальд.

— Что, Хоб, и ты туда же?

— Я просто интересуюсь.

С койки поднялся рядовой Максвелл и, потянувшись, высказался.

— Чего огород городить. Подержался сержант за бабу. Жить захотелось. Оно бывает…

— Хочешь умереть? — холодно спросил Брайан, на меняя положения.

— Заткнулись все, — приказал лейтенант.

Наступила тишина. Шойо прошелся по комнате, окидывая взглядом свою команду.

— Телевизор, — сказал он, — Девушка. Трехразовое питание. Душ. Чистый сортир. Прогулки по садику два часа в день. Ни грязи, ни вшей с блохами. И начинаются всякие дурацкие мысли. Я имею в виду, на счет того, кто здесь друзья, а кто враги. Когда мы сидели в яме у тамилов, таких мыслей ни у кого не было. И что там по телевизору показывают, мы не знали. Какие там, в задницу, телевизоры? Сколько нам воды в день давали, а Брайан?

— Котелок на всех, — ответил сержант, и добавил, — Не всегда полный.

— Вот именно, — продолжал лейтенант, — А тут хоть залейся. Хочешь тебе кофе, хочешь сок из свежих фруктов. И телевизор. Знаете парни, занесло меня один раз во Вьетнам. Тоже на одну базу. Комфорт там, конечно, недотягивал до меганезийского, но телевизор имелся. И по нему можно было смотреть CNN. Только не простой CNN, а специальный. Кое-что там было слегка подправлено, и получалась, представьте себе, совершенно другая картина. В мире уже почти что, коммунизм побеждал. Того и гляди, stars and stripes на красное знамя заменят, а конгресс на всеамериканскую компартию. Соображаете, парни?

— То есть, нам гонят дезу, командир? — спросил рядовой Джордан, — и про мою жену, это все монтаж?

— Вроде того, — подтвердил Шойо, — Современная компьютерная техника и не такое может. Скажи, Хоб. Ты же у нас спец по всяким электронным штучкам.

Сержант Освальд встал с койки и оценивающе посмотрел на лейтенанта.

— Про что сказать?

— На счет монтажа, — пояснил лейтенант.

— А ты, командир, откуда узнал, что это монтаж.

— Оттуда, что смотрел внимательно. Слеплено качественно, но шила в мешке не утаишь.

Освальд почесал в затылке и изрек:

— На счет монтажа, командир, все просто. Его нет. И получается одно из двух: или у тебя чердак протек, или ты нам специально полощешь мозги. Если ты и в правда что-то такое видел, значит у тебя глюки. А если не видел…

— Видел, — перебил его Шойо, — А если ты не видел, то тебе очки носить надо.

— Ты врешь, — спокойно ответил Освальд, — нет там никакого монтажа. Все натурально. И про наших жен, и про сенатскую комиссию, и про то, что мы в говне по самые ноздри.

— Не нарывайся, Хоб. Ты ни черта не знаешь.

— Знаю, — отрезал Освальд, — Так что пошел ты на хер…

В следующие несколько секунд произошло множество событий, начало которым положил удар лейтенанта, направленный Освальду в горло, но попавший в скулу, поскольку тот успел чуть сместиться. В то же мгновение, Брайан, не вставая, в низком прыжке, достал лейтенанта ногой в печень. А в следующее мгновение он получил удар ногой в голову от Джордана. Освальд вскочил на ноги и бросился ему на помощь, но на него одновременно налетели Пауэл и Максвэлл.

Еще через секунду дверь распахнулась и в «апартаменты» ввалились работники охраны, сходу пустив в ход шокеры. Все шестеро «клиентов» были оглушенны электрическими разрядами в 100 киловольт и рядком уложены на пол.

Зашел военфельдшер, произвел осмотр, потрогал головы, животы, руки и ноги, поводил вдоль тел сканером, заклеил пластырем две рассеченные брови, и объявил:

— Все шесть находятся в удовлетворительном состоянии. Ссадины, внешние гематомы, а также незначительные ушибы внутренних органов, угрозы для жизни не представляют. Мне эти мелочи лечить, или просто аптечку оставить, и пусть сами лечатся?

— Сами, — коротко ответил командир группы охраны.

— Я так и думал, — сказал фельдшер, оставил аптечку и ушел.

Командир сказал короткую речь о том, что, с целью сохранения жизни интернированных, их ошейники будут снабжены приборами NCT (no closer than). Теперь, если кратчайшее расстояние между любыми двумя телами окажется меньше 1 метра, то оба тела получат такие электрические удары, какие они испытали в ходе только что пресеченной драки. К такому же результату приведет попытка без разрешения снять прибор NCT с ошейника.

Вслед за этим сообщением, пришел технический специалист, прикрепил на все ошейники по маленькой овальной коробочке, прикоснулся программатором к каждой из них, после чего интернированных, уже приходящих в себя, вновь оставили в обществе друг друга.

Короткий и по-своему драматический эпизод выяснения отношений между бойцами спецназа был результатом продуктивной работы Улы Виккерс (то есть, Чубби Хок), выполненной по категоричному заданию майора Журо. 20 сентября, сразу же после феерического шоу с марихуаной, он позвонил ей и сказал:

— Вот что, Чубби. Бери Нонг Вэнфана и отправляйтесь на базу Раваки. Формально от разведки пусть будет Нонг. А твоя легенда — военный психолог, собирающий материал для научной книги, как ее…

— Монографии, — сказала Чубби.

— Вот-вот. Придумай заковыристое название и начинай исследования, интервью, тесты всякие. Влезь каждому из них в душу. Если кто-то из них любит детей, полюби их тоже. Если кто-то хочет наладить отношения с женой, помоги ему, стань лучшей подругой этой глупой курицы. И найди причины, чтобы суд не вклеил этим парням ВМГС, по крайней мере, в ближайший месяц. Да, кстати, пусть они видят, что ты их спасаешь. А поняв, что ты их единственный друг на этой планете, они расколются до самой задницы.

— Журо, а ты уверен, что на эти отбросы надо тратить время? По-моему, они просто мясо.

— Слушай меня внимательно, капитан Хок, — отчеканил Журо, — У этих попрыгунчиков есть информация. Ее не может не быть. Ты обязана поверить, что она есть, и только тогда ты сможешь вытрясти ее всю, до последнего байта! А если ты будешь видеть в этих парнях просто мясо, то ничего не выйдет! Если у тебя ничего не получается, это не потому, что нет информации, а потому, что ты неправильно работаешь! Я понятно объяснил?

— Да, сен майор, — бесцветным, механическим голосом ответила она.

Журо помолчал немного, а затем, несколько расстроено, сказал:

— Извини, Чубби. Я сорвался. Это со мной редко, но бывает.

— Нет проблем, сен майор.

— Действительно, извини. Ну, хочешь, попрошу своих родичей с Калимантана прислать для тебя настоящий серебряный чайник? Ручная работа, а не тот кич, который у нас на фабберах шлепают.

— Почему ты сорвался? — спросила она, после некоторой паузы.

— Не знаю.

— Нет, Журо, ты знаешь. Ты даяк, а даяк всегда знает, почему с ним что-то происходит.

— Считай, я просто устал. Плохо и мало спал. Снились нехорошие сны.

— Вот это уже ближе, — сказала Чубби, — Плохие сны. Какие?

— Видишь ли, Чубби, это, скорее всего, покажется тебе ерундой…

— Мне это не покажется ерундой, — возразила она, — не покажется хотя бы потому, что это не кажется ерундой тебе. Так что это было?

— Собака-дракон Аасу. Она смотрела на меня и улыбалась, а у нее во рту все было черное, даже зубы черные. И вот я сижу и думаю: что это может значить?

— А кто она, эта Аасу? — спросила Чубби.

— Божество, — ответил Журо, — Если сравнивать с норвежским пантеоном, то представь себе бога Утгарда Локи и пса Фенрира из Хель в одном лице, причем женского пола.

— Представила. Значит, говоришь, улыбалась, но зубы черные?

— Да. И зубы, и язык.

— Как-то это не очень хорошо, — задумчиво произнесла она, — Мне бы подумалось, что нас ждет какая-то очень скверная шутка. Не из тех, которыми развлекают публику в цирке, а вроде той, которую сыграл Локи с Бальдром при помощи стрелы из омелы.

— Вот-вот, — буркнул Журо, — Нас ждет огромная пакость там, где мы ее совсем не ждем. Но Аасу веселая богиня, она порой дает шанс выкрутиться самым невероятным образом.

— Теперь все ясно, — констатировала Чубби, — Я сделаю ровно так, как ты сказал, слово в слово, даже не беспокойся об этом. И главное, про чайник не забудь, ОК?

У капитана Хок такие обещания никогда не расходились с делом. Уже на следующий день она явилась на базу Раваки (после звонка комфлота, полковника Валдеса командиру базы: «Тут к вам одна леди едет, блестящий военный психолог, пишет руководство о психике бойцов спецподразделений, так что окажите ей максимально возможное содействие»).

Немедленно было введено ежедневное расписание мероприятий с интернированными спецназовцами. Сразу после прогулки — сolloquium со всеми шестерыми, и далее, до самого ужина — вызовы по одному и индивидуальный auditing. Первые несколько дней все общение (как коллективное, так и индивидуальное) состояло из довольно однообразных шуток в отношении «дамочки-психолога». Как правило, это были предложения заняться оральным сексом, выраженные в нарочито-грубой форме. Ула с улыбкой, спрашивала: «не хотите ли поговорить об этом подробнее?». В ответ было неизменное: «Хотим! Еще бы! Прямо сейчас! И не только поговорить!», а дальше излагалось подробное содержание фантазии на эту тему. Ула поддерживала эти разговоры, задавая неожиданные вопросы, вроде «Считаете ли вы оральный секс необходимым элементом половой жизни?» или «Как вы считаете, оральный коитус должен предшествовать вагинальному, или следовать за ним?», или «Согласны ли вы с утверждением: при оральном сексе мужчина получает оргазм быстрее, чем при вагинальном?». Все это напоминало бессмысленную словесную игру. «Какое-никакое, а развлечение, — полагали спецназовцы, — не пялиться же все время в телевизор», и охотно отвечали. Если бы они знали, какой объем информации о себе они выдают в этих, казалось бы, бессодержательных словоизвержениях, то молчали бы, как рыбы на дне Марианской впадины. Но откуда им было знать? Их этому не учили.

Этой информацией Чубби воспользовалась при первой же удачной возможности, а именно: как только mass-media сообщили о реакции семей спецназовцев. В качестве потенциально слабого звена она выбрала сержанта Хобарта Освальда, поскольку судьба его семьи была самой неопределенной. Его жена взяла двух маленьких детей и уехала из дома неизвестно куда, и его беспокойство следовало немедленно использовать.

На очередном аудитинге с Освальдом, она мастерски перевела разговор с вульгарной физиологии секса на переживание оргазма, оттуда на предсмертные ощущения и на новеллу Юкио Мисимы «Патриотизм». Офицер и его жена совершают суицид. «Рэйко села на пол в одном шаге от тела поручика. Вынула из-за пояса кинжал, посмотрела на светлую сталь и коснулась ее языком. Гладкий металл был чуть сладковат. Молодая женщина не колебалась ни секунды. Она подумала о том, что мука, отгородившая от нее мужа, скоро станет и ее достоянием, что миг соединения с любимым близок, и в ее сердце была только радость…».

— Японцы, — равнодушно сказал сержант, — Самураи долбанутые. Что с них взять.

— Полагаю, вы не совсем правы, Хобарт, — мягко возразила Ула, — Конечно, в самурайских семьях была некоторая извращенная связь секса с насилием и смертью…

— Еще какая, — согласился он, — Как есть, извращенцы.

— … Однако, — продолжала она, — Подобные случаи возможны и на другом культурном фоне. Так, в начале века полиции Мехико пришлось расследовать самоубийство молодой женщины, матери четверых детей, 6, 5, 3 лет и 6 месяцев. Она не смогла пережить разрыв с мужем, и бросилась под поезд метро. Перед этим она отравила детей бытовым газом.

— То есть как? — переспросил сержант.

— Уложила их спать, открыла газовый кран и ушла из дома, — пояснила Ула, — Их смерть была безболезненной. Женщина, видимо, верила, что на том свете им будет лучше, чем на этом, где их ожидал бы приют для сирот. У нее был субъективно рациональный мотив.

Освальд пожал плечами, но его равнодушие уже не было таким искренним, как после рассказа о супругах-японцах.

— Ненормальная какая-то, — заключил он, после длительной паузы.

— Норма, особенно в сексе, это очень размытое понятие, — проинформировала Ула.

— Хм, — буркнул сержант, — А у вас у самой дети есть?

— Двое, — честно ответила Ула (в смысле, Чубби).

— Ну, — продолжал он, — Спорим, вы бы так ни за что не сделали?

— Знаете, Хобарт, древний скифский философ Анахарсис сказал: «Люди делятся на три категории: живые, мертвые и те, что ходят по морям».

— В десятку, — одобрил Освальд, — А к чему это вы?

— В нашей океанийской стране все ходят по морям, — пояснила она, — Мы все в третьей категории. Здесь еще недавно было в порядке вещей, что молодые родители уходят на морской промысел, и никто, кроме Атануа, не знает, вернутся ли они.

— Атануа это ваш бог?

— Это богиня нижнего мира, — пояснила Ула, — мира, куда попадают мертвые. Если кто-то не вернулся с моря, то соседи должны принять их детей в свою семью, как родных. Это железный закон островитян, и он до сих пор действует, несмотря на цивилизацию.

— По-дикарски, но дельно, — снова одобрил сержант, — То есть, если муж вас бросит и вам взбредет в голову прыгнуть под поезд, то ваши дети не рискуют остаться на панели, да?

— Примерно так, — согласилась Ула, — А в Мехико жесткая урбанистическая среда. Каждый за себя и никому нет дела до чужих детей. Окажись я там в подобной ситуации…

Она выразительно замолчала, вынула из пачки сигарету и прикурила со второй попытки, перед этим тщательно промахнувшись, как будто от волнения, и сломав одну спичку о коробок. Освальд погладил мощной лапой свою бритую голову и изрек:

— Зря дергаетесь. Ясно, что при этакой работе у вас бывают нелады с мужем. Я бы на такой бабе никогда не женился. Но если бы все-таки женился, ни за что бы не бросил.

— Почему, Хобарт? — спросила Ула.

— Потому, — ответил он, — Долго объяснять. Запутали вы меня этими гребаными самураями.

Так разговор и закончился. А на следующем аудитинге Освальд, едва обменявшись с ней уже традиционными грубоватыми приветствиями, неожиданно поинтересовался:

— Ваш ноутбук к интернету подключен?

— Конечно.

— А дадите глянуть кое-чего?

— Только если глянуть, — ответила Ула, — Давать вам в руки средства связи запрещено.

— Это понятно, — сержант кивнул, — мне бы посмотреть, что на одном форуме пишут.

— Думаю, это можно, — сказала она, изобразив некоторую нерешительность, — Диктуйте web-адрес.

Одним форумом дело не ограничилось. Освальд продиктовал последовательно 4 адреса разных форумов ветеранов спецподразделений и внимательно прочел все, что было там написано разными людьми по поводу рейда «Норфолка» вообще, и по поводу команды спецназа, в частности. Свое отношение к прочитаному, сержант не выразил ни единым словом. Он также ни единым словом не поблагодарил Улу, просто кивнул ей, когда его уводили обратно в «апартаменты». Но этот кивок стоил миллиона слов, не меньше.

Наступило время следующего аудитинга. На этот раз Освальд обошелся без предисловий. Просто сел напротив нее, помолчал секунд пять и спросил:

— Вы можете написать моей жене?

— Насколько я знаю… — осторожно начала Ула.

— Я дам вам особый E-mail, — перебил сержант, — У нас с Лорин было так условлено: если что, и если я смогу найти верного человека, то он напишет ей не этот E-mail.

— Вообще-то, вам запрещена переписка, — ответила Ула, закуривая сигарету, — Но, с другой стороны, формально, это не вы будете переписываться, а я.

— Вот именно, — сказал он, — Тут все честно. Я ведь не прошу, чтобы вы ей дословно что-то написали. Ну, знаете, как бывает с шифрами. Я прошу только по смыслу. Что скажете?

— Ладно, Хобарт, — вздохнула она, — Отбрехаюсь, как-нибудь. Про что пишем?

Сержант обхватил голову ладонями и некоторое время молчал. Казалось, он решает в уме какую-то чудовищно сложную задачу. Потом, не поднимая глаз, он начал:

— Напишите вот что. Меня все равно скоро расстреляют, и не хрен про меня говорить. Так что сразу к делу. Она еще молодая, красивая, пусть найдет нормального мужика. Можно в возрасте, но не больного, а основательного, с домом, с деньгами и без дури в голове. Так и ей будет лучше, и детям. С разводом возиться не надо, она уже, считай, вдова, а бумаги, что меня нет, пусть в департаменте кадров запросит, когда понадобятся. Про пять лет, что мы были женаты, пусть забудет, и чтобы дети забыли. Старшему четыре с половиной, в таком возрасте это не проблема, а младшей и вовсе полтора. На дом она уже плюнула, и правильно, все равно он в кредит куплен, пусть с этим дерьмом банк разбирается. Если ее найдет кто-то по моей службе, то денежные компенсации пусть берет, а со всем прочим пусть сразу посылает на хер. Детей пусть двигает ближе к международному бизнесу и компьютерам, в них вся сила. И чтоб языков побольше знали, тогда нигде не пропадут. Вот, вроде, все. Еще напишите: хреново, что так жизнь сложилась, но хорошо, что все это сейчас, а не лет через пять. Напишите, что я ее люблю, и случись чудо, переиграл бы все по-другому, и было бы у нас, как у людей. Только это уже не важно. Был в Америке такой парень, Хоб Освальд… Был, да весь вышел. Вот и пиздец. Вроде не забыл ничего.

Ула Виккерс отложила ручку и исписанный стенографическими знаками листок.

— Не рано ли себя хороните, Хобарт?

— В самый раз, — ответил он, — Вы ей все так и напишите, ОК?

— Так и напишу. Вы не возражаете, если я добавлю несколько слов от себя?

Он пожал плечами:

— Ладно. Хотя мы и враги, но я вам, как солдат солдату, верю. Вы говна не напишете.

— Я психолог, — напомнила она.

— А я балерина, — ответил он, — Не беспокойтесь, я никому не скажу, что вы из разведки. Вы со мной по-человечески, и я с вами тоже. Если Лорин ответит, дадите прочесть?

Ула молча кивнула, и на том они расстались. Письмо Лоран она набрала за 10 минут, по возможности, смягчив выражения. В начале сделала приписку «передаю то, что, сказал ваш муж, хотя не уверена, что он прав», а в конце «если вы решите ответить, то я передам письмо вашему мужу. Ула Виккерс, военный психолог».

Ответ пришел часа через три.

Ниже, через строку, шла приписка: «Ула, если можно, купите для Хоба абрикосовый мармелад, он его очень любит, и Библию. И еще Хобу нужен хороший адвокат, из местных, а вы, там, наверное, всех знаете. Деньги я отдам, когда скажете».

Чубби Хок прочла, покрутила пальцем у виска, и позвонила своему мужу.

— Aloha, Микеле, ты еще на работе, или как?

— Собираюсь домой. Купить что-нибудь?

— За что я тебя люблю, так это за догадливость. То есть я тебя вообще люблю, но за догадливость особенно.

— Ого! — сказал он, — Сегодня ночью ты будешь любить меня дважды, причем второй раз особенно. Это так романтично…

— Хоть трижды, — охотно пообещала она, — Купи пожалуйста малайский салат из мидий и молодого бамбука, китайских пельменей, тех, что с курицей и острой морковкой, булочек, ну, таких круглых, ты знаешь, еще абрикосовый мармелад и американскую библию.

— Слушай, солнышко, я вашего жаргона не знаю. Американская библия это что?

— Это базовая христианская книжка, которую читают американцы.

— А, понятно. Я-то подумал, что это тоже какая-то еда, а это просто библия.

— Нет, любимый, это не просто библия, а американская библия. Та маленькая модерновая библия, которая для меганезийских католиков, тут не годится.

— Во как… — Микеле задумался, — а чем они отличаются?

— Та, которая американская, она толстенная, и там прорва архаичных английских слов. Не ошибешься. Если будут сомнения, спроси, подходит ли эта библия для янки. Купи такую, про которую продавец четко ответит «да».

— Ладно, попытаюсь, — сказал он, — а на хрен она тебе, кстати?

— Для работы, — лаконично ответила Чубби.

— Обалдеть, чем занимается ваша контора, — вздохнул Микеле, — То журнал для лесбиянок, то справочник по индейским ядам. А теперь еще какая-то американская библия.

К книжке Хобарт Освальд отнесся прохладно (Чубби почти что обиделась, ведь Микеле битый час потратил, чтобы найти этот том «The New American Bible»). Зато абрикосовый мармелад произвел на сержанта фантастическое действие.

— Это мой самый любимый, — сообщил он, отправляя в рот первый кусок, — почти что, как дома. Откуда вы узнали?

Чубби (точнее, Ула), молча положила перед ним распечатку электронного письма жены.

Освальд прочел, продолжая механически жевать, и покачал головой:

— Лорин ни черта не поняла, что я ей написал. Для нее что Аризона, что Меганезия, что Альфа Центавра.

— Фермерский здравый смысл это серьезная штука, — возразила Ула, — Фермер знает, что люди везде одни и те же. Даже на Альфе Центавра, если они там есть.

— Люди-то одинаковые, — согласился он, отправив в рот очередной кусок мармелада, — а вот законы разные. У вас ограничений на смертную казнь нет. И адвокатов нет, как я слышал. А есть скоростной суд и комендантский взвод. Все просто, как мычание. Да и я не какой-нибудь дядя Эзра, который шлепнул пару деревенских дурачков, когда грабил магазин в Аризоне. Я целый Джек Потрошитель, не меньше. Нами шестерыми, наверное, уже детей пугают. Нас непременно надо расстрелять, а то народ не поймет.

— Какой народ? — спросила Ула, наливая ему чая, — Меганезийский или американский?

— Меганезийский, конечно, — ответил сержант, и подумав, добавил, — да и американский, наверное, тоже.

— А ваша жена — это не американский народ?

— Лорин ни черта про меня не знает.

— Ладно. Она не знает. А вы сами себя знаете? И кем вы себя считаете?

Сержант надолго задумался. Примерно на два с половиной куска мармелада.

— Кретином, — сказал он, наконец, — Лузером. Вот взять сраного киллера из Коза-Ностры. Он только и умеет, что с пяти шагов всадить какому-нибудь дурачаку пулю в череп. В тех местах, где я бывал, он бы навалил себе полные штаны от страха. Но если этого засранца пристрелят копы, или еще кто-нибудь, то крестный папа платит его вдове очень реальные деньги. А моей вдове американский крестный папа покажет вот что.

Освальд продемонстрировал вытянутый средний палец правой руки.

— Насколько я знаю, в США платят определенные деньги любой семье, которая остро нуждается в средствах, — заметила Ула, — Кроме того, я считала, что военное ведомство негласно поддерживает семью фигуранта даже в случае, если его сдали.

— Про негласную поддержку, это мимо, — ответил он, — Это для чистеньких. А мы, после вашей шутки с марихуаной, стали грязненькие. Ведь даже про негласную поддержку кто-то должен приказ дать, а кто же захочет об нас мараться? А определенные деньги любой семье, это сраных 400 долларов в месяц, и то надо сначала доказать, что вы нищие. Как думаете, хочу я, чтобы моя жена занималась таким дерьмом?

Ула пожала плечами.

— А чего вы ждали от оффи? Оффи называют себя «государством», и на этом основании считают, что им должны все, а они не должны никому. Когда каким-нибудь сенаторам хочется нажить очередной миллион, они смотрят на других людей, как на презервативы. Использовал и бросил в сортир. Поэтому наша Хартия запрещает учреждать государство.

— Как будто у вас никогда своих не сдают, — фыркнул Освальд, — В жизни не поверю.

— Вы же верите, что в «Коза Ностра» своих не сдают, — заметила Ула.

— Коза Ностра это мафия, — сказал он. — В мафии все по-другому.

— Лучше, чем в государстве? — спросила она.

— А хрен его знает, — ответил Освальд, — Опять вы меня запутали.

— Это вы сами запутались, Хобрат. Что написать вашей жене?

— Что написать? — переспросил он, — Ну за мармелад спасибо. И за библию. Не знаю, что с ней делать, пусть пока у вас будет. Потом положите вместе со мной. Еще напишите что-нибудь такое. Ну, как обычно пишут жене?

— Понимаете, Хобарт, проблема в том, что я никогда не писала жене.

— Ну и что? Вы хоть какой, а психолог. Вам проще.

— Будет ненатурально, — предупредила Ула, — непохоже на то, как вы писали раньше.

— Раньше, — сказал сержант, — я никак не писал. Так что все будет натурально.

Отправив Освальда в «апартаменты», Ула (вернее уже Чубби) вынула мобильник и щелкнула в меню строчку «Catholic Mutual Fund International Brotherhood of seafarers».

— Aloha, доктор Лян. Узнали?

— Ni hao, доктор Хок. Рад вас слышать. Как поживаете, как ваша семья?

— Вроде неплохо, а как ваша, доктор Лян.

— Почтение Будде Амитаба, все здоровы, — ответил он.

— У меня к вам дело, — сообщила Чубби, — оно отчасти официальное, а отчасти нет.

— Буду весьма рад быть полезным, если смогу.

— Надо помочь семье одного человека. Сам он оказался далеко от дома не по своей воле.

— Это друг или полезный человек?

— Это человек, семья которого, как мне кажется, достойна помощи морского братства.

— Мы вам доверяем, доктор Хок, — ответил Лян, — где живет эта достойная семья?

Они обсудили еще несколько технических деталей и тепло попрощались. Чубби, убрав мобильник, закурила сигарету, подвинула к себе ноутбук и напечатала:

«Здравствуйте, Лорин. Снова пишу вам по просьбе Хобарта. Он очень благодарит вас. Этот мармелад, как он сказал, напомнил ему о доме. А Библия, как он надеется, поможет ему в трудные минуты. Ему действительно тяжело, и он только просил передать, что очень вас любит, а больше ничего сказать не мог.

Я вижу, что ваши письма очень нужны ему. Вы и дети, это все, что у него есть. Все, что дает ему надежду. По законам Меганезии, защиту предоставляет суд, платить за адвоката не надо, а деньги вам, я думаю, в хозяйстве пригодятся. Хочу также сообщить, что ко мне обратился Католический фонд взаимопомощи международного братства моряков. Они считают, что с вами обошлись несправедливо, и предлагают поддержку. Я взяла на себя смелость дать им ваш e-mail, так что не удивляйтесь, если они с вами свяжутся.

Если надо что-то еще, пишите, я передам. С наилучшими пожеланиями, Ула».

Она еще раз прочла текст, пробурчала негромко «ну, и стерва же я», и решительно ткнула иконку «send message».

Через пару часов после письма Улы, на e-mail Лорин пришло письмо от «Catholic Mutual Fund International Brotherhood of seafarers». Директор фонда, доктор Лян, сообщал, что на имя Лорин Освальд в South Pasific Popular Bank открыт счет и переведена сумма 126 тысяч долларов США, которой леди Освальд может распорядиться любым способом по своему усмотрению. Ниже приводилась подробная инструкция по управлению счетом.

На следующий день сержанту Освальду было показано ответное письмо Лорин.

Он прочел и воззрился на Чубби (точнее, на Улу) в полнейшем недоумении.

— Это чего такое?

— По-моему, письмо, как письмо, — заметила Ула, — Что вас обеспокоило, Хобарт?

— Это точно Лорин прислала? — подозрительно спросил он.

Ула позволила себе улыбнуться.

— Ну, разве что, что американская армия командировала ей секретаря-референта.

— Как же, держи карман шире, — задумчиво сказал Освальд, — надо же, а я и не думал, что Лорин такая… Такая…

Он замолчал, пытаясь подобрать подходящие слова.

— Эмоциональная, — подсказала Ула.

— Да, вроде того, — согласился сержант, — А что это за «католическое братство моряков», которое подарило ей 126 баксов? Лавочка вроде «Армии спасения»? Бесплатный суп и старые тряпки для нищих, хоровое пение «Jesus love you», и всякая такая хрень?

— Да, вроде того, — в тон ему ответила Ула, — Сумму прочтите внимательно. «Thou» после цифр обычно означает то же, что и три нуля…

Освальд прочел внимательно, поскреб ногтями щетину на щеке и спросил:

— Это какие-то ваши штучки? Решили повязать меня деньгами, да?

— При чем тут мы, Хобарт? Фонд создан контрабандистами из Малайзии и Филиппин для помощи семьям своих ребят, попавших в проблемные ситуации. Уж не знаю, почему они решили вам помочь. Может, вы когда-то помогли кому-то из них, а они добро помнят.

— А почему «католическое»?

— Чтобы не платить налогов в Новой Зеландии, — пояснила она, — Формально фонд создан при Народной Католической Церкви Океании.

— Впервые слышу про такую, — буркнул Освальд, — и не говорите, что тут обошлось без вас.

Ула пожала плчечами:

— Эти ребята нам не мешают, наши законы безразличны к контрабанде. Но от нас зависит безопасность их трафика в тихоокеанской акватории, а у них бывает нечто интересное для нас. Так появляются кое-какие личные связи. Биологи называют это «симбиоз».

— Понятно, — сказал сержант, — И чего вы от меня хотите за этот блядский симбиоз?

— Ничего.

— Так-таки и ничего?

— Ничего, — повторила она.

— Тогда на кой хрен вы это сделали? — спросил Освальд.

— У всех морей один берег, — ответила Ула.

— Не понимаю. Объясните.

— Я вам уже объясняла.

— Ага, было дело. Железный закон островитян, точно?

Она отреагировала коротким кивком головы.

— Но я-то не островитянин, — заметил он.

— Вы-то не островитянин, — согласилась Ула, — А я-то островитянка. И ваша жена, как мне кажется, тоже островитянка.

— Ерунда. Лорин из Юты, с Грин-Ривер. Там до любого моря миль 500. Она в жизни ин одного острова не видела. Так-то…. Психолог.

Выслушав эту язвительную реплику, Ула улыбнулась

— Видите ли, Хобарт, островитяне это не те, кто родились на острове. Я вот, например, родилась на берегу фьорда. Это те, кто определенным образом строят отношения со своими близкими, с обществом, да и с природой, пожалуй. Лорин строит их именно так.

— Вот как? — удивился он, — А я всегда считал, что Лорин просто деревенщина.

— В вашем таунхаузе я бы тоже выглядела деревенщиной, — заметила Ула, — ведь я вряд ли стала бы посещать женские клубы и благотворительные обеды, где обсуждают фасоны тряпок и тупые телесериалы. Я бы скорее нашла общий язык с Лорин, чем с местными ревнителями нравов и столпами местного общества.

— Хм… И о чем бы вы с ней стали говорить?

— Про детей, про мужей, про хозяйство… А уж как бы мы смеялись над соседями. Но главное то, что на нее можно положиться. У нас, островитян, о таком человеке говорят просто: я могла бы ей доверить моих детей. Все остальное мелочь по сравнению с этим.

— А про мужчину, на которого можно положиться, как у вас говорят?

— Так же, — лаконично ответила она.

На следующий день на рейде Раваки появилась Джули Лэтимер, что повлекло за собой цепь разнообразных событий, включая побоище в команде спецназа, завершившееся без серьезных увечий только благодаря моментальному вмешательству охраны с шокерами.

По окончании этого вмешательства, шестеро спецназовцев лежали на полу в два ряда с интервалами полтора метра. Завершала картину аптечка, оставленная военфельдшером также на полу, рядом с дверью.

Первым изменил позу лейтенант Нэд Шойо. Он сел по-турецки и молча окинул взглядом всю группу. Сержант Освальд приподнялся на локте, бросил на него равнодушный взгляд, затем подобрал лежащий рядом пульт и стал переключать программы телевизора.

— Выключи, — сказал Шойо, — поговорить надо.

— Тебе надо, ты и говори, — спокойно ответил Освальд, и сделал звук громче.

Остальные, постепенно приходя в себя, начали расползаться по койкам.

— Решил развалить команду? — холодно спросил лейтенант.

— Что развалить? — переспросил сержант, — Я что-то тебя не расслышал.

— Выключи телевизор, — повторил Шойо.

Освальд ткнул кнопочку «off» и бросил пульт через плечо на койку.

— Ладно, давай поговорим. Для начала, о том, Нэд, как давно ты начал нам врать. С самого прибытия в Оаху или когда нас взяли за жабры. И главное, ради чего ты начал врать.

— Все сказал? — поинтересовался Шойо.

— Пока ответь на это, — сказал Освальд, — а там видно будет.

— А давай, выясним, с чего ты взял, что я вру? У тебя в заднице спрятана рация, или просто дамочка-психолог поездила тебе по ушам? То-то ты у нее сидишь по часу каждый день.

— Дамочка-психолог дала мне пошарить в интернете, ясно?

— Дала пошарить? — лейтенант усмехнулся, — А чем ты за это расплатился, Хоб? Натурой? Не думаю. Деньгами? Вряд ли. Остается информация. Выходит, Хоб, ты нас продал.

Сержант тоже усмехнулся, с некоторым трудом поднялся на ноги и упер кулаки в бока.

— Что продал? — спросил он, — Какую, на хрен, информацию? Мы пятеро ни черта не знаем. Другое дело, ты, Нэд. Ты шептался в дежурке с этим полковником в Оаху, а мы торчали на пирсе. Не знаю, что он тебе сказал, но видимо, что-то секретное, раз даже нам это знать не положено. Может, за эти секреты можно купить одну жизнь, а остальные пять должны пойти на корм акулам? Вот ты и кричишь громче всех «держи вора». У тебя сначала Нол всех продал, потом я. А на самом деле продал всех ты. И тебе надо, чтобы мы все молча сдохли. В море бросят шесть мешков, и один из них будет набит песком. А ты получишь денежки и с новыми документами поедешь валяться на пляже где-нибудь в Австралии.

После этого длинного монолога повисла напряженная тишина. Только режим ошейников удерживал присутствующих от того, чтобы снова набросится друг на друга. Лейтенант продолжал по-турецки сидеть на полу, так спокойно, как будто сказанное его не касалось. Лишь выдержав значительную паузу, он начал говорить.

— Похоже, у нас в команде появился гений. Знакомьтесь, парни, его зовут Хоб, и он знает верный способ, как нас всех вытащить из этой сральни. Просто он очень стеснительный, поэтому до сих пор нам об этом не говорил. Но сейчас мы все очень его попросим, и он, все-таки, расскажет нам свой гениальный план. Давай, Хоб, мы все тебя слушаем.

— Есть боевой устав, — спокойно ответил Освальд, — Я делал то, что положено: выяснял обстановку и характер действий противника. А ты в это время смотрел херню по ТВ и дрочил, но черт с тобой. Так вот, парни, во-первых: нас сдали, так что, рассчитывать нам следует только на себя. Во-вторых, нас пока не поставили к стенке, и это не спроста. Тут надо понимать, в какой стране мы влипли. В Меганезии очень простые законы, а судят по ним обычные ребята, которых выбирают по жребию. Ни тебе прокуроров, ни адвокатов. Примерно как на нашем Диком Западе, лет 200 назад. Ясно, что судят по общественному мнению и по понятиям чисто практической пользы. Как судили матросов с «Норфолка»?

Тут Освальд, меняя тон с рычащего на писклявый и обратно, изобразил приблизительный диалог между судьей и матросом:

«Ты кто такой?»

«Джек Симпл, американский матрос».

«А хули ты влез в наши территориальные воды?»

«Нас сюда командование отправило»

«А что вы здесь должны были сделать?»

«Не знаю, я только ручки крутил и на датчики смотрел»

«А ты знаешь, что лезть на чужую территорию это ай-яй-яй?»

«Знаю, но нам приказали, а я, как все»

«Ну, хер с тобой, Джек Симпл, заплати 5 миллионов штрафа и больше так не делай»

«А у меня нет 5 миллионов»

«Тогда пусть за тебя твое сраное правительство платит. Как заплатит, так отпустим».

— Так вот, — продолжал сержант, уже обычным тоном, — выложил дядя Сэм денежку, и отправились матросы домой, к маме. Потом с офицерами та же история, только сумма в 4 раза больше. И опять дядя Сэм раскошелился. Теперь остался один капитан. Он-то не может сказать, что только ручки крутил. По его приказу «Норфолк» подбил 4 дирижабля, и будь они пилотируемые, ясно, что их экипажам был бы полный аллес. Да и вообще, «Норфолк» это машинка серьезная. Такая подлодка за минуту столько натворить может, сколько мы, со своим убогим эквипментом, за все время службы не наворотили. И что?

Сержант сделал паузу и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжал:

— А ничего. Кэп Ходжес живет себе в отеле на Ранафути, по утрам в океане купается, по вечерам с девочками танцует, и по ТВ говорят, что или его тоже отпустят за деньги, или дадут ему лет 5 исправительных работ где-нибудь в местной службе благоустройства, а потом, опять же, домой. Потому что он правильный моряк, а тот приказ ему оффи отдали, американское правительство, то есть. Вот оно и виновато, а он почти что не при чем.

Освальд снова прервался и задумчиво погладил свой бритый затылок. Ему никогда в жизни не приходилось говорить столько времени подряд, а вот на тебе…

— Так вот, я никак не мог взять в толк: почему те ребята жили себе на курорте, со всеми удобствами, как герои, потом за ними целый адмирал прилетел, и с почетом увез домой. А нас — аэрозолем в морду, голыми на палубу, в ошейники, за решетку, и держат, как зверей, а не сегодня-завтра, так и вообще выведут на плац, и шлепнут, как бешеных псов. И все так, как будто мы сами на эту лодку запрыгнули, и сами решили тут в Меганезии кого-то резать, безо всякого приказа. Ну, просто маньяки, в натуре, иначе не скажешь. Думал я, думал, а потом до меня дошло: к нам относятся, как к бещеным псам, потому, что мы так и выглядим. Для любого обывателя мы и есть бешеные псы, которых лучше поскорее пристрелить, пока они кого-нибудь не покусали. А суд в Меганезии, как я уже сказал, из этих обывателей и состоит, и прямая нам дорога к ближайшей стенке. Тогда у меня возник другой вопрос: почему мы еще живы? Тут суд собрать и к стенке поставить — час времени, не больше. Чего они тянут? И полез я опять в интернет за общественным мнением.

На этом пункте сержант поднял взгляд к потолку, будто там и было выражен vox populi.

— Большинство пишет: хули тянуть, пулю им в лоб, и мясо в море. Но многие возражают: не так все просто. Если бы этим отморозкам (это про нас) приказали не резать беременных баб, а спасать их из людоедского плена, так они бы их спасали, и жизнью бы рисковали за это. То есть никакие они не маньяки, а просто у них мозги так запрограммированы. Им пометили людей: красненьким — плохих, которых резать, зелененьким — хороших, которых спасать. Они так и делают. А американские оффи, придумавшие так программировать своих солдат, теперь хотят спрятать концы в воду, и гонят волну в прессе. И выходит, что расстреляв этих отморозков, мы сыграем на руку американским оффи. Вот потому суд и откладывают, что судьи не уверены, кто прав, те или эти. Важно то, что мы в Меганезии никого не успели грохнуть. Сейчас от нас зависит, кого в нас увидит публика: солдат, которые выполняли преступный приказ, но не успели выполнить, или маньяков, которым просто нравится резать людей, как детям нравится хрумкать попкорн.

Сержант Освальд обвел взглядом слушателей и пощелкал ногтем по своему ошейнику:

— Посмотрите, как мы себя ведем. Вспомните, как мы общались с дамочкой-психологом. Ну натуральные маньяки. Или вот: приехала к Нолу девчонка, а мы из-за этого чуть друг друга в клочья не порвали. Нас охрана друг от друга электричеством защищает, это как, нормально? Сидим, озлобленные, озверевшие и обосранные с ног до головы. Любой обыватель на нас посмотрит и скажет: нет, ну их на хрен. К стенке, от греха подальше.

Вопросы по оперативной обстановке есть, или всем все понятно?

Максвелл презрительно сплюнул на пол.

— Ну и херня. Я думал, ты человек, Хоб. А ты слизняк. Струсил и решил в бойскауты пойти, авось простят?

— Рядовой первого класса Сэмуэл Максвелл к забою готов, — громко прокомментировал Брайан, и, после паузы добавил, — герой сраный.

— А ты вообще пидор, — огрызнулся тот, — вонючий, траханный…

— А ну заткнулись оба, — перебил Шойо, — Ты, Хоб, сказал что-то интересное. Давай-ка разберемся. То есть, законов тут нет, а суд решит то, что захотят обыватели?

— Не то, чтобы вообще нет, — поправил Освальд, — тут есть Хартия, это вроде нашей Декларации Независимости вместе с первой конституцией. А в остальном точно так.

— Получается, мы вроде негров на суде Линча? А ты предлагаешь нам перекраситься из черного в белый и закричать местным: эй, парни, вы обознались!

— Вроде того.

— Вроде того, — повторил лейтенант, — А у этих обывателей не возникнет подозрение, что мы просто притворямся?

— А не надо притворяться, — ответил сержант, — Надо делать и быть.

— Понятно. И как ты это себе представляешь?

— Это значит, мы ведем себя так, как если бы нас видели наши дети. У тебя двое, как и у меня, верно, Нэд? Тем более, может быть, они действительно это увидят.

— ОК. Теперь конкретно, Хоб. С чего предлагаешь начать?

— По здешним законам, — сказал Освальд, — нельзя запрещать арестантам общаться с их близкими. Мы уже знаем, что нас это тоже касается. Вот, к Нолу приехала подружка, ее запросто сюда пропустили и устроили свиданку. Почему бы нам не узнать, что с нашими семьями?

— Эй, Хоб, — вмешался рядовой Пауэл, — Ты сказал, что по ТВ не монтаж, и наши семьи действительно послали нас к дьяволу в задницу. Тогда чего еще выяснять?

— А тебе кажется, что нечего? Ты не хочешь знать, Дик, почему твоя жена уехала к маме, что она при этом думает, и как там твоя дочь? А твои родители? Как у них дела?

— Командир, я не понял, — подал голос рядовой Джордан, — мы тут что, в овечек начинаем играть? А чего ради? Ну, дадут нам не расстрел, а 100 лет каторги. Дальше что?

— С каторги выбраться можно, а с того света нельзя, — ответил Шойо, — Ясно, Пэм? Так что заткни пасть и слушай, что говорит сержант. Продолжай, Хоб.

— Дальше техника, — сказал Освальд, — Пускай каждый черкнет что-нибудь, что хотел бы сообщить семье, ну и e-mail, по которому с ними можно связаться. Передадим дамочке-психологу, а там уже по обстановке.

— Ты сможешь с ней договориться?

— Думаю, что смогу. Моей жене она передать согласилась, а какая ей разница?

— Почему ты ничего про это не сказал?

— А я проверял, передаст она, или нет. Моя жена ответила, значит, все сработало.

— Ясно, — лейтенант поднял ладонь вверх, — Слушайте приказ. Первое. С этой секунды при разговорах с дамочкой-психологом никаких блядских шуток.

— А если я не удержусь, то что? — хихикнув, спросил Пауэл.

— Тогда ты подавишься собственными яйцами, — пообещал Шойо, — Или ты надеешься, что эти сраные ошейники тебя спасут? Отвечай, ты на это надеешься?

— Нет, командир, — пробурчал тот.

— Громче, ублюдок, я тебя не слышу!

— Нет, командир!

— Вот так. И больше не раскрывай свою вонючую пасть, когда я говорю, понял?

— Да, командир!

— Теперь второе, — продолжал лейтенант, — Все взяли ручки и бумагу, все это есть в тумбочках, и написали то, что сказал Хоб. Через 45 минут у меня должно быть пять… Нет, четыре листка, Хоб уже написал. Вопросы?

— Мне тоже писать жене? — спросил Брайан.

— А, черт, у тебя подружка. С ней что, все так серьезно?

— Да, — последовал ответ.

Шойо на несколько секунду задумался и решил:

— Ты пиши родителям. Остальные пишут женам.

Дисциплина в команде восстановилась. Через 10 секунд четверо спецназовцев уже сидели с ручками и листками, а через 43 минуты на тумбочку лейтенанта легли 4 письма. Он взял одно из них, принадлежавшее перу Пэма Джордана и пробежал глазами текст:

Лейтенант отложил листок и посмотрел на автора.

— Ты что, дебил? Что за херню ты написал?

— Письмо жене, командир, — ответил тот.

— Это ты так думаешь, мать твою. А на самом деле это говно собачье, ты понял?

— Да, командир.

— Ты думаешь, я буду писать за тебя это сраное письмо? Ты так думаешь, да?

— Нет, командир.

— Тогда, мать твою, садись и пиши заново. Пауэл, помоги этому придурку написать письмо его гребанной жене. Через 15 минут оно должно лежать здесь, на тумбочке, Ясно?

Когда Освальд передал ей пять писем для родных, Ула внешне восприняла это, как нечто совершенно само собой разумеющееся, хотя внутренне она (точнее, капитан Чубби Хок) ликовала. Теперь у нее был золотой ключик к мозгам всей спецназовской команды и надо было только правильно использовать его.

— Сегодня же передам, — пообещала она, — Конечно, придется пропустить их через cipher crasher, но это не страшно, я полагаю.

— Через что пропустить? — спросил сержант.

— Преобразователь текста, вносящий незначительные изменения, вроде смены порядка слов или замены слов на синонимы. Это делается для разрушения скрытых шифров.

— Ну, это понятно. Как же иначе.

— Иначе никак, — подтвердила Ула, — а у меня для вас сюрприз.

С этими словами она положила на стол распечатанное цветное фото: на фоне склона холма, основательная молодая тетка с простоватым, но приятным лицом, и двое детей: маленькая девочка на руках и мальчик постарше, верхом на флегматичной лошадке.

Подпись: «Наш Тедди уже почти ковбой! Мы тебя любим, Хоб! Теперь ты вообще за нас не беспокойся. Я разобралась с новозеландскими деньгами, купила нужных вещей, и еще 50 акров земли. Чего деньгам без дела лежать? Это склон, он считался бросовый, поэтому я его дешево купила. На самом деле, это нормальный участок, его только обработать, как следует, уступами, и получится не хуже, чем соседние. Пока это будет наша доля в ферме Джозефа, чтобы мы были тут не просто так, а приличные йомены. Опять же, часть дохода от фермы нам пойдет. А когда ты выйдешь из тюрьмы, мы вместе заработаем и построим там дом, я уже прикинула, где. Ты, главное, возвращайся здоровым».

— Ну, дает Лорин! — восхищенно сказал Освальд, — Ну, надо же… Слушайте, а что она для вас в этот раз ничего не приписала?

Ула улыбнулась:

— Видите ли, мне она прислала отдельное письмо.

— Ух ты, а про что, интересно?

— Так, деревенские темы. Бросовые земли это интересная штука, если в них понимать.

— Вы-то каким боком к этому? — удивился сержант.

— Мой муж агроинженер, — пояснила она, — соответственно, и я кое-что в этом понимаю. У нас на островах почти все земли, по обычным понятиям, бросовые. Так что опыт имеем.

— Ага, — задумчиво сказал он, — Может, тогда скажете, насколько это сложно, такой участок обработать этими самыми уступами?

— Знаете, лучше все-таки со специалистом поговорить, — ответила Ула и, вынув мобильник, ткнула в меню, — … Aloha, Микеле… Слушай, у тебя есть чуть-чуть времени?.. Хоть вся жизнь, это здорово, но мне сейчас надо только несколько минут. Помнишь, тот планчик, который прислали по e-mail? Можешь популярно объяснить про это одному парню?.. Да, даю трубку, его зовут Хобарт.

Минут 5 сержант Освальд слушал Микеле молча, и становился все мрачнее. Потом задал несколько вопросов и еще минут 10 слушал ответы. Потом сказал «Большое вам спасибо, сэр», вернул трубку Уле, глубоко задумался, и еще через пару минут произнес:

— Значит, привести такую землю в норму, это почти как построить египетскую пирамиду?

Ула пожала плечами.

— Если Микеле так сказал, то видимо, так оно и есть. Но, в общем, это ведь просто работа, и сейчас для этого существует техника. Мы с Микеле сами так делали, и все получилось. Правда, у нас 2 гектара, то есть 5 акров, а не 50, как у вас, но это…

— Ну, вы сравнили, — перебил сержант, — Пять и полста. В 10 раз. И потом, сколько у вас в семье рук, и сколько денег на технику? А там одна Лорин и денег кот наплакал!

— Еще ее кузен и другие родственники, я полагаю, — заметила Ула.

— У них своих хлопот хватает, — отрезал Освальд, — Угробит она себя на этой земле.

— Но она же может постепенно все делать…

— Постепенно. Много вы понимаете… Ладно, вы вот что скажите. Вы ведь большая шишка в меганезийской разведке, да?

— Не очень большая.

— Пусть не очень, — согласился он, — Но покупкой информации, наверное, занимаетесь.

— Не без того, — подтвердила она.

Некоторое время Освальд молчал, взвешивая что-то в своей голове, а затем медленно, как будто преодолевая какое-то невидимое сопротивление, произнес:

— Я могу продать вам кое-что про того кондома, который отдавал нам приказ в Оаху.

— Что конкретно, и какова цена?

— Цена… — сержант задумался, — …Ну, скажем, полмиллиона долларов. Нормально?

— Смотря за что, — сказала Ула (точнее, уже Чубби).

— Имя и еще кое-какие подробности, — уточнил он.

— Увы, — она пожала плечами и положила на стол копию документа на имя Джона Литтона, лейтенант-полковника морской пехоты США.

— Не настоящий, — сказал Освальд.

— Мы знаем. Настоящий с шапкой Форт-Мид, NSA.

— Верно. Но его у вас нет, и вы не знаете, что там написано.

— Эта информация стоит хороших денег, — согласилась Чубби.

— Да, только у меня ее тоже нет, — ответил сержант, — Но у меня есть кое-что другое: лежка этого типа в одной стране недалеко отсюда, и его имя там.

— Лежка? Сомневаюсь. Такие люди, как Джонни, редко заводят лежки в третьем мире. А если даже и заводят, откуда бы вам знать?

— А откуда я узнал, что вы офицер разведки? Глаза у меня на голове, а не на жопе, вот откуда. Так потянет это на полмиллиона баксов, или нет?

— Потянет. Но мы должны будем проверить вашу информацию.

— Ясное дело, — согласился Освальд, — но если все четко, то деньги мои?

— Ваши, — подтвердила она.

Сержант удовлетворенно кивнул.

— Я хочу, чтобы Лорин получила их через тот же фонд. Сможете так сделать?

— Это не проблема, — ответила Чубби.

— Тогда пишите: Сурабая, отель Хийят, напротив клуба Моддерлуст, что недалеко от доков Оеджонг. Джон Конквист, бизнесмен, компания «Конквист и Палемба», посредничество при фрахте, погрузке и при оптовых поставках строительной техники.

— Вы уж как-то слишком мне доверяете, — заметила она.

— Больше некому, — сказал Освальд, — Вы человек не гнилой, это видно. На вдове солдата наживаться не будете. А я уж там (он показал вверх) или там (он показал вниз) замолвлю за вас словечко этой вашей богине Атануа, или кто там есть.

Чубби водворила Освальда назад в «апартаменты», после чего немедленно отзвонила майору Журо и передала информацию по Джонни. Шеф тут же сделал стойку, запросил по e-mail фрагмент аудиозаписи разговора с сержантом, прослушал его и сказал:

— Я отправляю капитана Алонсо в Сурабаю. Ты немедленно отправляй туда же Вэнфана, он прекрасно знает обстановку, это важно. Я тебе вместо него присылаю Тино Кабреро.

— Ничего себе замена, — возмутилась Чубби, — Мне только Кабреро здесь не хватало.

— Не капризничай, — строго сказал Журо, — Нонг Вэнфан нужен в Сурабае гораздо больше, чем здесь, и ты это понимаешь. А Тино действительно талантливый мальчик…

— … Которому надо выступать на большой эстраде, — съязвила она.

— … Который живо и нестандартно мыслит, — поправил майор, — кроме того, он привезет чайник, который я тебе обещал. Настоящий, из Сандакана.

— Ладно, — решила Чубби, — Тогда пусть будет Тино.

— Позвони Юсуфу Обари, поболтай на светские темы, и ненавязчиво напомни про наш с ним уговор, — продолжал майор, — Нам понадобятся некоторые их возможности, в первую очередь, официальное прикрытие. Кунсонг Саю я позвоню сам. Уже завтра мы обложим этого Джонни Конквиста со всех сторон, как поросенка на блюде.

— Ты думаешь, это действительно тот Джон? — спросила Чубби.

— Если у меня еще осталась хоть капля интуиции, то именно тот, и это действительно его лежка, — ответил Журо, — твой Освальд парень не промах. Приручай его и дальше. Но не надо забывать и про второго сержанта, Брайана. Он тоже может много знать. Используй эту его подружку, Джули. Мотивируй ее соответствующим образом.

— Сделаю. Это не сложно.

— Сейчас будет сложное. Нам надо расколоть лейтенанта Шойо. Он может знать такие подробности, которых не знает никто другой.

— Он отмороженный на всю голову, — заметила Чубби, — Я не знаю, как за него взяться.

— Найди его неподвижную точку, — посоветовал майор, — Знаешь, у любого, даже очень прочного листа стекла есть точка, куда достаточно слегка надавить, и оно треснет.