"СТОЛЕТИЕ ВОЙНЫ.(Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок)" - читать интересную книгу автора (Энгдаль Уильям Ф.)

Глава 5 ОБЩАЯ ЦЕЛЬ И КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ: АНГЛО-АМЕРИКАНСКАЯ БОРЬБА ЗА НЕФТЯНУЮ ГЕГЕМОНИЮ

Британская империя по итогам Версальской конференции 1919 года оказалась ведущей супердержавой мира по большинству явных признаков. Однако одна маленькая деталь, отодвинутая на задний план в течение активной фазы войны 1914–1918 годов, портила всю картину: эта победа была обеспечена на заемные деньги.

Измеряемые миллиардами американские сбережения, собранные и переданные домом Моргана с Уолл-Стрит, стали решающей составляющей британской победы. На момент проведения Версальской мирной конференции в 1919 года Англия была должна США невероятную сумму в 4,7 млрд. долларов, в то время как ее собственная внутренняя экономика была в глубокой послевоенной депрессии, промышленность в руинах, а инфляция цен на внутреннем рынке на 300 % превышала довоенные показатели. Британский государственный долг вырос более чем в девять раз, на 924 % до огромной по тем временам суммы в 7,4 миллиарда фунтов стерлингов с 1913 года до конца войны в 1918 году.

Если Британская империя появилась в Версале территориальным победителем, то США или по крайней мере определенные влиятельные международные банковские и промышленные круги вошли в 1920-е годы с пониманием того, что именно они, а не Британия, являются теперь самой мощной экономической силой. В течение последующих нескольких лет между британскими и американскими глобальными игроками развернулась ожесточенная и почти кровавая борьба за выяснение этого вопроса.

К началу 1920-х годов все три столпа английской имперской мощи: контроль над морскими путями, контроль над мировыми банковскими и финансовыми операциями и контроль над стратегическими сырьевыми ресурсами — оказались под угрозой со стороны вновь образованных американских «интернациональных» правящих кругов. Натаскиваемая в течение многих лет Лондоном эта когда-то англофильская американская группировка решила, что больше нет необходимости оставаться в тени. Все последующее десятилетие шла ожесточенная борьба между тождественными, но вызывающими конфликт интересов целями Британии и Соединенных Штатов. Заложенные в этом конфликте семена проросли Второй мировой войной.

Ставки были огромны. Станут ли благодаря своему экономическому статусу Соединенные Штаты доминирующей политической силой в мире? Или после Версаля они останутся полезным, но, по сути, младшим партнером в возглавляемом Британией англо-американском совместном предприятии? Иначе говоря, останется ли после Версаля Лондон столицей мировой империи, или этой столицей станет Вашингтон? В 1920 году ответ был не столь очевиден.

Хорошим показателем напряженности этого англо-американского экономического и политического противостояния служит донесение, направленное в 1921 году британским послом в Вашингтоне в лондонский офис британского МИДа. Он писал: «Главной целью школы реалистов среди американских политиков является завоевание для Америки положения ведущей мировой державы, а также положения лидера среди англоязычных наций. Для достижения этого они намереваются создать сильнейший военно-морской флот и крупнейший государственный торговый флот. Они также намереваются не допустить выплаты нашего долга посредством поставки товаров в Америку и ищут возможность обращаться с нами как с государством-вассалом, пока наш долг остается невыплаченным».[28]

С 1870-х годов США были для Британии самым важным рынком иностранных инвестиций, в том числе инвестиций в акции железнодорожных компаний, с помощью системы связей, выстроенной с избранными нью-йоркскими банкирскими домами. Соответственно, в октябре 1914 года британское Министерство обороны направило в нейтральную Америку своего специального представителя для организации закупок военных и других жизненно важных товаров для, как тогда ожидалось, достаточно короткой войны.

Через четыре месяца после вступления в Первую мировую войну, к январю 1915 года, британское правительство объявило частный нью-йоркский банк Моргана своим единственным торговым агентом для всех военных закупок в Соединенных Штатах. Морган был также назначен эксклюзивным финансовым агентом Британии для всех британских займов военного времени в частных банках США. В течение короткого времени Британия, в свою очередь, стала гарантом по всем военным закупкам и займам Франции, Италии и России, сделанным для ведения войны против немецко-австрийского альянса. На вершине этой гигантской кредитной пирамиды оказался влиятельный американский банкирский дом Морганов. Никогда еще ни один банк не играл с такими высокими и рискованными мировыми ставками.

Как мы уже говорили, Британская империя, да и сама Британия были на момент начала войны в 1914 году почти банкротами. Но британские финансовые должностные лица были уверены в поддержке США и англофильских кругов среди нью-йоркских банкиров.

Роль Моргана и нью-йоркского финансового сообщества имела первостепенную важность для военных усилий стран Антанты. Согласно эксклюзивному соглашению, закупки всех американских боеприпасов, военных материалов, а также необходимого зерна и продуктов питания для Британии, Франции и других европейских стран-союзников проводились через банк Моргана. Морган также использовал свой лондонский филиал «Морган Гренфелль и K°». Старший компаньон этого филиала Эдуард Гренфелль был управляющим центрального банка Британии Банка Англии и закадычным другом министра финансов Британии Ллойда Джорджа. Парижское представительство Моргана «Морган Харье и K°» замыкало круг главных стран Антанты.

Такая власть в руках одного единственного инвестиционного учреждения, учитывая масштабы британских военных запросов, была беспрецедентна.

Морган с его правами единственного агента по закупкам для всей группы стран Антанты фактически стал вершителем будущего промышленной и сельскохозяйственной экспортной экономики США. Морган решал, кто будет или не будет допущен к высшей степени прибыльным и весьма обширным экспортным заказам для европейской военной кампании против Германии.

Такие фирмы, как «Дюпон Кемикалз», превратились в международных гигантов в результате своих особых связей с Морганом. Оружейные компании «Ремингтон» и «Винчестер» также были приближенными «друзьями» Моргана. На Среднем Западе США разрослись компании, продающие зерно европейским клиентам Моргана. Эти отношения были вполне кровосмесительными, поскольку большинство денег, которые Морган занимал у частных компаний для британцев и французов, были деньгами из корпоративных ресурсов Дюпона и его друзей, которые предоставляли свои кредиты в обмен на гарантии заказов на огромном европейском рынке боеприпасов.

Положение этого частного банка было тем более примечательно, что Белый Дом во главе с президентом Вудро Вильсоном в то время провозглашал строгий нейтралитет. Но этот нейтралитет стал едва прикрытым надувательством, когда в последующие годы в Британию потекли жизненно важные военные поставки и кредиты на суммы в миллиарды долларов. Только как агент по закупкам Морган получал комиссию в размере 2 % от чистой цены всех отправленных товаров. Бизнес так разросся, что Морган сделал Эдварда Стеттиниуса, впоследствии министра иностранных дел США, старшим партнером дома Морганов, чтобы тот управлял военными закупками этого набирающего обороты предприятия.

Вся эта деятельность была прямым нарушением международного права, касающегося нейтральных государств, по которому воюющим сторонам было запрещено строить в нейтральных государствах свои базы снабжения. Сенатское расследование США впоследствии обвинило самого Моргана в получении сверхприбылей и в перенаправлении торговых заказов в фирмы, в которых партнеры Моргана имели долю прибыли. К 1917 году британское Министерство обороны разместило через дом Морганов торговых заказов на общую сумму более 20 млрд. долларов. И это не считая прямых займов, сделанных Британией, Францией и другими странами через Моргана и его нью-йоркский финансовый синдикат.

В 1915 году министр финансов США МакАду убедил обеспокоенного президента Вильсона, что такие частные американские займы необходимы для «поддержки американского экспорта». Потоки не ослабевали. К 1915 году американский экспорт в Британию вырос на 68 % по сравнению с 1913 годом. К моменту вступления Америки в войну на стороне Британии в 1917 году страны Антанты взяли займов на сумму 1,25 млрд. долларов через Моргана, «Ситибанк» и другие крупные инвестиционные компании Нью-Йорка. В те дни это была огромная сумма. Для успешной мобилизации частного капитала существенным также оказалось знакомство Моргана с финансовыми возможностями недавно образованного Федерального Резервного Банка Нью-Йорка, находящегося под контролем управляющего Бенджамина Стронга, бывшего банкира Моргана. Но даже в этом случае рискованное предприятие несколько раз оказывалось на грани краха.

В январе 1917 года, после того как Россия обессиленно выпала из военного конфликта, возникла реальная угроза поражения Британии и Франции. Это стало веским доводом в пользу мобилизации пропагандистских и других ресурсов Моргана и нью-йоркского финансового сообщества.

Когда стало ясно, что только вступление США в войну предотвратит катастрофу, надвигающуюся на Моргана и его европейских клиентов, они сделали это при поддержке высших эшелонов британской разведки и дружественной американской прессы. Ситуация была представлена таким образом, чтобы Америка вступила в европейскую войну на «правильной» стороне, то есть в поддержку британских интересов. И если бы план провалился, то в начале 1917 года Морган со товарищи, а также Британия испытали бы полный финансовый крах.

К счастью для Моргана и для Лондона немецкий генерал Эрих Людендорф предоставил повод для предотвращения финансового краха англо-моргановских интересов. В феврале 1917 года Германия объявила неограниченную подводную войну, пытаясь, в частности, заблокировать танкерные поставки американской нефти европейским союзникам Британии. Потопление американских кораблей стало для связанной с Морганом прессы столь нужным поводом потребовать окончания американского нейтралитета.[29]

Как только Конгресс США объявил 2 апреля 1917 года войну Германии, нью-йоркское финансовое сообщество при поддержке управляющего Нью-Йоркским Федеральным Резервным Банком Стронга запустило самую амбициозную финансовую операцию в истории.

Если бы Вудро Вильсона не убедили утвердить 23 декабря 1913 года закон о Федеральной Резервной Системе, то выделение Соединенными Штатами таких огромных ресурсов на войну в Европе оказалось бы под большим вопросом. Без этого нового закона также было бы сомнительно, что Британия начала бы в августе 1914 года свои смелые проекты против своих соперников — империй Европы. Дом Морганов и глобальные финансовые интересы лондонского Сити сыграли определяющую роль в формировании Федеральной Резервной Системы США за считанные месяцы до начала европейской войны.

В очевидном контрасте с немецким опытом, когда Рейхстаг жестко ограничил финансовые спекуляции в 1890-х годах, те интересы, которые сформировали в 1913 году закон о ФРС, представлял элитный круг дома Морганов во имя нарастающей роли Нью-Йорка в качестве международного центра капитала. Нью-йоркские банкиры начали перенимать стиль поведения британской имперской финансовой системы.

В августе 1917 года для покрытия затрат правительства США на войну ФРС запустила в продажу облигации и займы «Либерти». Облигации казначейства США, продаваемые частным лицам во время этого великого «патриотического» займа, продавались через Моргана и других ведущих нью-йоркских банкиров. Общая сумма облигаций и займов «Либерти» составила огромную величину 21 млрд. и 478 млн. долларов к 30 июня 1919 года. Никогда прежде в истории за столь короткий срок не запускались в обращение такие суммы. Комиссионные Моргана в этом бизнесе были весьма привлекательны.

В 1920 году партнер Моргана Томас У. Ламонт заметил с очевидным удовлетворением, что в результате четырех лет войны и глобальной разрухи «национальные долговые обязательства в мире возросли на 210 млрд. долларов или на 475 % за последние шесть лет, и как естественное следствие этого выросло многократно и количество правительственных облигаций, и количество вкладчиков в эти бумаги». Ламонт также добавил: «Эти результаты проявились на всех инвестиционных рынках мира, но в столь большой степени, возможно, только лишь в Соединенных Штатах».[30]

Однажды вкусив роли ведущей мировой финансовой силы, дом Морганов и близкие к нему нью-йоркские банки, казалось, были готовы на все, чтобы сохранить свою власть.

Люди Моргана, включая Томаса Ламонта, а также его закадычного друга на Уолл-Стрите Бернарда Баруха, заседали за столом закрытых переговоров в Версале, выписывая «счет» за Первую мировую. Они вместе создали специальную Комиссию по репарациям, которая должна была на постоянной основе продумывать точные суммы и способы выплат Германией военных репараций странам Антанты.

Будучи старыми добрыми банкирами-консерваторами, Морган и его друзья не могли позволить, чтобы военные займы Британии и союзников были бы просто забыты в эйфории мира, несмотря на предположения о возможности подобного великодушия со стороны А. Дж. Бальфура и других членов британского правительства. Как только США вступили в войну официально, Морган со товарищи тихо перевели свои частные займы британскому правительству в общий долг казначейству США, переложив тем самым долги Британии на плечи американских налогоплательщиков после войны. Несмотря на это клика Моргана проконтролировала, чтобы ей принадлежала главная доля в финансировании послевоенных версальских репараций. По мере того, как военный долг США перерос все известные пределы в американской истории, граница между Морганом со товарищи и правительственными кругами стала казаться все более размытой, хотя на самом деле ее и вовсе не было. Правительство США все больше служило полезным инструментом для укрепления новой власти нью-йоркских международных банкиров.

На переговорах в Версале была сформирована новая организация для англо-американской координации в стратегической сфере. На закрытой встрече, состоявшейся в промежутках между версальскими заседаниями в отеле «Мажестик» 30 мая 1919 года, Лайонел Куртис, давний член закрытого клуба Круглый Стол или «Новая Империя», включавшего в себя Бальфура, Милнера и других, предложил организовать Королевский Институт Международных Дел. Присутствовали на этой организационной встрече также Филипп Керр (лорд Лотиан), лорд Роберт Сесил и другие члены клуба «Круглый Стол». Первой номинальной миссией нового института стало бы написание «официальной» истории версальской мирной конференции. Королевский Институт получил первоначальный взнос (пожертвование) в размере 2000 фунтов стерлингов от Томаса Ламонта из системы Дж. П. Моргана. Историк Арнольд Дж. Тойнби стал первым оплачиваемым сотрудником института.

Та же самая группа в Версале решила организовать американское отделение лондонского института и назвать его Нью-Йоркский Совет по Международным Отношениям, чтобы замаскировать его тесные связи с Британией. Нью-Йоркский Совет сначала состоял почти исключительно из людей Моргана и финансировался на деньги Моргана. Высказывалась надежда, что эта связь после Версаля послужит гармоничному соединению американских интересов с английскими. Однако этого не было в течение ряда лет.[31]

В течение 1920-х годов происходили зачастую ожесточенные, почти военные конфликты по поводу условий выплаты военных долгов, соглашений по резине, соглашений по военно-морскому флоту, равноправия в отношении нового золотого стандарта и наиболее значительно в отношении контроля над нетронутыми нефтяными регионами мира, пока наконец не возникло англо-американское совместное предприятие в нынешней форме, и пока наконец не родилась гармония в проводимой политике между кругами моргановского Совета по Международным Отношениям и лондонского Королевского Института. В 1922 году юрист с Уолл-Стрита Джон Фостер Даллес (ключевой участник переговоров в Версале, который был автором печально знаменитой статьи Договора § 231 о немецкой «виновности за войну», которая возлагала всю ответственность за войну и ее последствия на Германию и ее союзников) выразил в издаваемом Советом по Международным Отношениям журнале «Международные отношения» мнение Моргана и его нью-йоркских друзей-банкиров. Вполне просто он утверждал: «Не может быть войны без потерь. Потери от войны измеряются в долгах. Долг подразумевает разные формы — внутренний, репарации, союзнический, и т. д. — и обычно представляется облигациями или векселями».

Даллес рассчитал, что Британия и другие страны-союзники оказались должны США сумму 12,5 млрд. долларов при 5 % годовых. Британии, Франции и другим странам Антанты, в свою очередь, сумму 33 млрд. долларов была должна Германия, согласно требованиям версальского договора. В то время эти цифры были за пределами воображения. В мае 1921 года решено было, наконец, остановиться на сумме 132 млрд. золотых марок. Германии был выдвинут ультиматум — согласиться на эту сумму в шестидневный срок, в противном случае производилась военная оккупация промышленной Рурской долины. Вскоре этот последний пункт вновь встал на повестку дня, и глобальная война за нефть стала, хотя еще неявным, но существенным мотивом.

Германия, основная цель и жертва версальских переговорщиков, к тому же потеряла и ценные сырьевые ресурсы, когда в Версале у нее отобрали все колонии. Ее доля 25 % в нефтяной компании «Тюркиш Петролеум Гезельшафт» была изъята и в конечном итоге передана Британией в пользу Франции.

Американский Конгресс отказался подписывать Версальский договор и прилагаемый к договору документ об организации аппарата Лиги Наций для его реализации, но ось Моргана и Нью-Йоркского Федерального Резервного Банка продолжала управлять финансовой судьбой Европы в послевоенный период. Совместное бремя немецких долгов по версальским репарациям, а также союзнические долги «победителей»: военные долги Франции, Италии, Бельгии перед Британией, а у Британии, в свою очередь, перед США — полностью определяли всю мировую финансовую и монетарную политику с 1919 года до краха на Уолл-Стрит в октябре 1929 года.

Вся пирамида международных финансовых отношений после Версаля опиралась на фундамент карательной структуры военных долгов. Морган и вошедшие в силу банки Нью-Йорка отказывались идти на уступки в вопросе о долгах.

Масштаб объединенного бремени военных долгов Европы был столь велик, что в течение 1920-х годов ежегодное обслуживание долга для мировой финансовой системы значило больше, чем весь годовой внешнеторговый оборот Соединенных Штатов. Нью-йоркское сообщество международных банкиров направляло потоки мирового капитала на обслуживание этого невероятного налогового бремени. Обслуживание долга проводилось в ущерб инвестициям, отчаянно необходимым для перестройки и модернизации разрушенной экономики послевоенной Европы.

Дж. П. Морган со товарищи в полной мере пользовались конкурентными преимуществами в разрушенной европейской экономике, где нью-йоркский кредит мог диктовать свои условия. Доходы от нового европейского кредитования для них были гораздо более высокими, чем от инвестиций в послевоенный рост и развитие экономики США. Банковские ставки США удерживались на намеренно низком уровне финансовыми кругами в Нью-Йорке, которые были сосредоточены вокруг Моргана и Нью-Йоркского Федерального Резервного Банка под председательством моргановского же человека Бенджамина Стронга. Как следствие этого американские ссуды затопили послевоенную Европу и остальной мир, всюду, где капитал зарабатывал премию за риск выше, чем в родных пенатах, а Лондон и новый управляющий Банка Англии Монтегю Норман нервно наблюдали за финансовым вторжением американцев на их традиционные рынки.

Это раннее послевоенное англо-американское соперничество в жизненно важной банковской сфере приняло угрожающие формы, когда в 1924 году США попытались включить в орбиту своего влияния захваченную во время кровавой Бурской войны всего лишь 20 лет назад кладовую золота и других сырьевых ресурсов Британской империи — Южную Африку.

В конце 1924 года правительство Южной Африки пригласило международную комиссию во главе с американским финансовым экспертом, принстонским профессором Эдвином У. Кеммерером, для выработки рекомендаций о том, должна ли Южная Африка вернуться к международному золотому стандарту вне зависимости от поведения Британии в этом вопросе. Даже в 1924 году разрушительные последствия войны по-прежнему не позволяли Британии вернуться к золотому стандарту без суровых экономических последствий, в то время в Англии по-прежнему насчитывалось полтора миллиона безработных.

Кеммерер сказал южноафриканцам, что они должны установить прямые финансовые связи с нью-йоркскими банками и обойтись без своей традиционной зависимости от Лондона. Как отлично понимали влиятельные финансисты лондонского Сити, это открывало США прямую» дорогу к экономическому поглощению того, что Англия захватила военной силой, а вслед за этим и к господству США в регионе с мировыми запасами золота, и тем самым к контролю над мировой кредитной системой. Чтобы предотвратить такое развитие событий, Лондон отреагировал быстро, но эта обида еще долго не забывалась.[32]

Британские финансисты получили свою выгоду от широко обсуждавшегося ухода Соединенных Штатов в неоизоляционизм в течение переговоров в Версале. Конгресс США не одобрил поддержку Вильсоном британской идеи с Лигой Наций, как, впрочем, и большинства черт нового мироустройства, рождающегося из безжалостного к побежденным «Карфагенского» мира в Версале. Имея за спиной Америку, Британия могла агрессивно вести себя в Европе, в Африке и на Ближнем Востоке для установления жизненно важного для нее долгосрочного господства.

Однако становилось все более очевидно, что влиятельные финансовые и нефтяные круги Америки были кем угодно, но только не изоляционистами. Британские власти должны были либо победить эту угрозу, либо эффективно присоединить ее к новому Атлантическому Союзу.

Не успели высохнуть чернила под Версальским договором, как влиятельные американские нефтяные магнаты из компаний Рокфеллера «Стандарт Ойл» сообразили, что британские союзники ловко лишили их военной добычи. Заново нарезанные границы на Ближнем Востоке, также как и рынки послевоенной Европы контролировались проводящими интересы скрытно владеющего ими британского правительства компаниями «Ройял Датч Шелл» и «Англо-Персидская Нефтяная Компания».

В апреле 1920 года без участия американской делегации министры Высшего Совета союзников встретились в итальянском Сан-Ремо для выработки деталей того, кому достанется и какая именно доля нефтяных богатств бывшей Османской империи на Ближнем Востоке. Британский премьер-министр Ллойд Джордж и французский премьер Александр Миллеран оформили Соглашение Сан-Ремо, по которому Франции отходила доля 25 % нефти, добываемой британцами в Междуречье (Ирак), в то время как само Междуречье становилось британским мандатом под эгидой новой Лиги Наций и отходило под контроль Британии.

Французам отдали 25 %-ную долю немецкого «Дойче Банка» в старой компании «Тюркиш Петролеум Гезелыяафт», которую «приобрели» у немцев как часть версальской добычи. Оставшиеся 75 % огромной нефтяной концессии в Месопотамии находились непосредственно в руках правительства Британии через «Англо-Персидскую Нефтяную Компанию» и «Ройял Датч Шелл». Для проведения своих новых интересов в Междуречье французское правительство через год создало новую компанию с участием государства «Компани Франсез де Петроль» во главе с французским промышленником Эрнестом Мерсье.

Натурализованный британский гражданин сэр Генри Детердинг, возглавлявший «Ройял Датч Шелл» и бывший в этом качестве неотъемлемой частью британской секретной службы, захватил полный контроль над огромными нетронутыми нефтяными запасами в Мосуле и Междуречье, пообещав Франции вернуть ее 25 %-ную долю в соседней французской Сирии. Само по себе соглашение Сан-Ремо было работой сэра Джона Кэдмана, в то время главы Комитета по Имперской нефтяной политике, а впоследствии главы британской правительственной «Англо-Персидской нефтяной компании». Кэдман и Детердинг в частном порядке разработали условия соглашения Сан-Ремо. Неудивительно, что британская государственная нефтяная гегемония от этого сильно выиграла.

Согласно нефтяному соглашению в Сан-Ремо, Британия выделяла Франции 25 % всей нефти, добытой в Междуречье. Франция в ответ дарила щедрые права британским нефтяным компаниям провести нефтяной трубопровод через французскую Сирию до терминала на Средиземном море. Трубопровод и все, что с ним было связано, освобождалось от французских налогов. Кэдман рассчитал, что недостаточные французские нефтяные мощности обеспечат британцам фактическую монополию на нефтяные залежи всего Ближнего Востока. Соглашения Сан-Ремо включали пункт, дающий Британии право исключить любые иностранные концессии на своих территориях.

Кроме того, Сан-Ремо формализовал соглашение, в соответствии с которым Франция учитывала бы позицию Англии в своих нефтяных отношениях с Румынией, а также с большевистской Россией. Последствия этого мы далее рассмотрим подробнее. Учитывая, что экономика Франции пострадала от войны гораздо сильнее, чем британская, Сан-Ремо представляется удачным маневром Лондона, чтобы обеспечить французскую поддержку в достижении мирового нефтяного владычества с центром в нефтяных месторождениях арабского Ближнего Востока старой Османской империи.

В марте 1921 года министр Его Британского Величества по делам колоний Уинстон Черчилль собрал в Каире около 40 лучших британских экспертов по Ближнему Востоку для обсуждения основных политических различий в новообретенных территориях региона. На основе этого собрания, где присутствовали все ведущие британские арабисты, включая близкого друга Черчилля Лоуренса Аравийского, сэра Перси Кокса, Гертруду Белл и других, был создан Ближневосточный департамент Британского колониального офиса, который по существу заменил Арабское бюро 1916 года. Согласно утвержденной в Каире схеме, Междуречье переименовали в Ирак и отдали Фейсалу бин Хусейну, сыну эмира Мекки хашимита Хусейна ибн Али. Британские военно-воздушные силы были на постоянной основе размещены в Ираке, а иракская администрация Фейсала по существу контролировалась чиновниками «Англо-Персидской нефтяной компании».

Когда Государственный Департамент США выразил официальный протест от имени американских компаний «Стандарт Ойл», желавших свою долю в ближневосточных концессиях, то британский министр иностранных дел лорд Керзон направил 21 апреля 1921 года сухой ответ британскому послу в Вашингтоне о том, что американским компаниям на британском Ближнем Востоке концессий не полагается,[33]

Соглашения Сан-Ремо вызвали ожесточенную борьбу между британскими и американскими деловыми кругами за контроль над мировыми запасами нефти. Она бушевала в течение 1920-х годов и сыграла решающую роль в формировании дипломатических и торговых отношений США и Британии с новым большевистским правительством в Советском Союзе в первые определяющие годы при Ленине и затем при Сталине.

Встревоженные американские нефтяные и банковские дельцы опасались, что Британия стремится к мировой монополии на нефть в ущерб интересам США. «Ройял Датч Шелл» под управлением Детердинга полностью контролировала огромные нефтяные концессии в Голландской Индии (Индонезия, Малакка), Персии, Междуречье (Ираке) и на большинстве территорий послевоенного Ближнего Востока.

Вскоре в 1920-х годах ареной ожесточенной битвы между британскими и американскими кругами стала и Латинская Америка.

Вскоре после открытия в 1910 году огромных залежей нефти возле прибрежного мексиканского городка Тампико в Мексиканском заливе президент США Вильсон отправил в Мексику американские войска. Реальным объектом операции был не мексиканский режим как таковой, а британские интересы, стоящие за ним. В 1912 году, используя в качестве предлога незначительный инцидент с задержанием в порту Тампико американских морских пехотинцев, президент Вильсон приказал военно-морскому флоту США захватить Веракрус. Морская пехота США высадилась под огнем противника на побережье и захватила здание мексиканской таможни. В перестрелке погибло 20 американцев и 200 мексиканцев.

Задачей операции было свержение режима генерала Викториано Уэрта, который пришел к власти и удерживал ее при финансовой поддержке нефтяной компании «Мексиканский Орел». Президент «Мексиканского Орла» Уитман Пирсон, впоследствии лорд Каудрэй, был английским нефтяным магнатом, который был завербован британской разведкой и тесно сотрудничал с Детердингом и «Шелл» с целью прибрать нефтяной потенциал Мексики в британские руки. К моменту объявленного Вильсоном вторжения «Мексиканский Орел» уже владел концессиями на половину всей мексиканской нефти.

На фоне ясно понимаемой перспективы грядущей войны с Германией Британия решила тактично отмежеваться от режима Уэрта, и президент Вильсон немедленно признал законным правительство генерала Венустиано Карранса. «Стандарт Ойл» Рокфеллера обеспечил Каррансу оружием и деньгами, включая 100 тыс. долларов наличными и большие топливные кредиты. Так Американская нефть забрала Мексику у Британской нефти. Нефтяным скважинам в Тампико в то время завидовал весь мир, только из одной скважины в Серро Асуль выкачивалось 200 тыс. баррелей нефти в день. Это было рекордное количество.

Когда позже в 1916 году Карранса вздумал вместо интересов американских нефтяных компаний защищать национальные экономические интересы Мексики, он стал объектом интенсивной кампании, в которой «Стандарт Ойл» финансово поддерживала бандита с большой дороги Панчо Вилья.

Незадолго перед вступлением США в европейскую войну генерал Першинг был направлен с войсками в Мексику с краткосрочным и прерванным заданием найти и наказать Панчо Вилья, чей отряд 9 марта 1916 года атаковал и разграбил городок Коламбус в США, но Вилья ускользнул от Першинга. В преддверии неизбежного вступления США в Первую мировую войну на стороне Англии обе страны решили сообща бойкотировать Мексику Каррансы. К счастью для Мексики, тяжелые испытания войны предоставили стране определенную передышку от англо-американского вмешательства, и Карранса оставался президентом до 1920 года, когда после Версальской конференции он был убит.

Но среди политического наследия Каррансы осталась утвержденная в 1917 году первая национальная Конституция Мексики, в которой был специальный параграф § 27, наделяющий нацию «прямым владением всеми минералами, нефтью и всеми углеводородами — в твердом, жидком или газообразном виде…». Единственным условием, при котором немексиканские граждане могли получить концессии на разработку нефти, было согласие на полное главенство мексиканского законодательства в их бизнесе без вмешательства иностранных правительств. Тем не менее, британские и американские нефтяные круги все эти годы продолжали яростную подковерную борьбу за мексиканскую нефть, вплоть до конца 1930-х годов, когда решительная национализация всех иностранных нефтяных владений правительством Карденаса привела к сорокалетнему бойкоту Мексики нефтяными гигантами Британии и США.

С момента открытия крупных нефтяных месторождений в 1910 году и до середины 1920-х британская компания «Мексиканский Орел» под председательством Уитмена Пирсона смогла обеспечить свое значительное присутствие в мексиканской нефтедобыче, представляя себя как противоположность требовательным американским компаниям Рокфеллера.

Пирсон работал на британскую разведку, как и все другие крупные британские нефтяные группы. В 1926 году он продал свою долю в «Мексиканском орле» группе «Ройял Датч Шелл» Детердинга. Пирсон стал лордом Каудрэй, и его состояние, сделанное на мексиканской нефти, было переведено в охранительный траст, впоследствии известный как «Пирсон Групп», являвшийся одной из наиболее влиятельных корпоративных групп Британии. Траст владел издательствами лондонских журналов «Экономист» и «Файнэншел Таймс» и значительной долей влиятельного лондонско-нью-йоркско-парижского коммерческого банка «Братья Лазар».

Во всемирной охоте за крупными нефтяными резервами политика британского Министерства иностранных дел, британской разведки и британских нефтяных компаний была перемешана неявным и исключительно эффективным способом. Такого не было ни в одной другой стране в мире, может быть, за исключением большевистской России того времени.[34]

К началу 1920-х годов британское правительство контролировало огромный арсенал на первый взгляд частных компаний, которые на самом деле обслуживали прямые интересы правительства Ее Величества для достижения лидирующих позиций и безусловного доминирования во всех регионах, в которых предположительно могут находиться значительные запасы нефти. Четыре компании были здесь главными участниками, все они были составной частью деятельности британской разведывательной службы.

Несмотря на прилагательное «голландский» в своем имени, «Ройял Датч Шелл» неявно контролировалась лицами, близкими к британскому правительству. Голландец Детердинг впервые оценил значение нефти, будучи служащим на Суматре в Голландской Ост-Индии. Он стал президентом небольшой голландской компании, производившей ламповое масло из индонезийской нефти, — «Ройял Датч Шелл Компани».

В 1897 году Детердинг осознал исключительную важность самому контролировать огромные возможности морских перевозок в своей торговле и заключил стратегический союз с транспортной компанией. Он провел слияние своей компании «Ройял Датч Шелл» с лондонской компанией «Шелл Транспорт и Трейдинг», принадлежавшей проницательному английскому корабельному магнату Маркусу Самуэлю, лорду Бирстеду, человеку, который построил первый в мире нефтяной танкер. Союз между «Ройял Датч» Детердинга и «Шелл Транспорт и Трейдинг» Самуэля создал то, что (не в последнюю очередь при скрытой поддержке британского правительства) превратилось в наиболее мощную мировую корпорацию. Вскоре они даже составили конкуренцию в самой Америке лидирующей группе Рокфеллера «Стандарт Ойл» в лице своих «дочек» калифорнийской «Калифорния Ойл Филдс» и «Роксана Петролеум» из Оклахомы. Обе компании были полностью в иностранном владении «Шелл» и не подпадали под антитрастовое законодательство США, которое ограничивало деятельность Рокфеллера в стране.

Одновременно с созданием «Англо-Персидской нефтяной компании» для разработки нефтяных ресурсов Персии и Ближнего Востока британские власти исключительно в интересах британского правительства создали еще одну сходную, но малоизвестную компанию, тесно связанную с британским Министерством иностранных дел и разведывательной службой, перед которой стояла задача контролировать будущие нефтяные открытия по всему миру. Компания называлась «Д'Арси Эксплуатейшн».

Борьба за нефть приняла к началу 1920-х годов отчетливо выраженный политический характер, и британская «Д'Арси Эксплуатейшн» находилась в гуще политических событий. По замечанию современника: «Агенты "Д'Арси Эксплуатейшн" в Центральной Америке и Западной Африке, Китае и Боливии всегда прежде всего кажутся агентами британского правительства».[35]

Наконец, четвертой боевой единицей английского правительства в тайной войне за нефть была номинально канадская компания, возглавляемая господином Элвизом, под названием «Бритиш Контроллд Ойл-филдс». Британское правительство негласно владело «Бритиш Контроллд Ойлфилдс», так же как «Шелл» и другими компаниями. Миссия Элвиза заключалась в обеспечении для Британии прав разработки месторождений в новых ключевых нефтяных районах Центральной и Южной Америк, противодействуя в этом замыслам американских компаний Рокфеллера.

В 1918 году Элвиз обеспечил правительству Тиноко в Коста-Рике британское признание, за это его компанию наградили нефтяной концессией, покрывающей 3 млн. га недалеко от границы с Панамой и от важной зоны Панамского канала. США отказались признавать Тиноко, и когда между Панамой и Коста-Рикой в 1921 году «возник» приграничный конфликт, США вмешались на стороне нового костариканского режима в то, что метко назвали центрально-американской «войной понарошку». Новый режим немедленно объявил все предыдущие концессии свергнутого режима Тиноко аннулированными, и особенно — концессию «Бритиш Контроллд Ойлфилдс». Американские нефтяные компании немедленно получили большие новые концессии, а новому правительству Коста-Рики были обеспечены большие новые займы нью-йоркских банков на легких условиях кредита.

В этот момент «Бритиш Контроллд Ойлфилдс» двинулась на юг в венесуэльский Маракайбо, где в 1922 году возле устья Ориноко были обнаружены новые богатые залежи нефти. Элвиз обеспечил крупнейшие месторождения для своей компании. Вскоре к нему присоединилась «Ройял Датч Шелл», основав две полностью принадлежащие ей компании «Венесуэльские нефтяные концессии» и «Колон Девелопмент». И, разумеется, «Стандарт Ойл» Рокфеллера в лице «Стандарт Ойл Компани оф Венесуэла» вскоре тоже боролась за господствующие позиции в этой стране, претендующей на роль одного из важнейших нефтяных резервов в мире в начале 1920-х годов.

Всегда подкрепляемые тайной поддержкой британского правительства и использующие британскую разведывательную службу британцы достигали значительных успехов по всему миру. В 1912 году перед началом Первой мировой войны через свои компании Англия управляла не более чем 12 % мировой добычи нефти. К 1925 году она контролировала основную часть будущих мировых поставок нефти.

В опубликованной в 1919 году в британском банковском журнале «Сперлингс Джорнэл» статье сэр Эдвард Эдгар Макки так охарактеризовал общую ситуацию:

«Я должен сказать, что две трети лучших месторождений Центральной и Южной Америки находятся в британских руках… Группа Элвиза, чьи владения покрывают практически две трети Карибского моря, является полностью британской и работает в условиях, обеспечивающих неизменный контроль ее действий со стороны Британии… Или возьмите величайшую из нефтяных компаний, группу «Шелл». Она полностью владеет или управляет каждым важным нефтяным месторождением в мире, включая США, Россию, Мексику, Голландскую Индию, Румынию, Египет, Венесуэлу, Тринидад, Индию, Цейлон, Малайзию, Северный и Южный Китай, Сиам и Филиппины. Мы должны подождать несколько лет, прежде чем мы сможем использовать все выгоды этой ситуации, но в том, что нас ожидает огромный урожай, не может быть сомнений… Америка вскоре вынуждена будет покупать нефть у британских компаний и платить за нее в долларах во все возрастающей пропорции, без нефти она не сможет обойтись, но у нее больше не будет собственной нефти».[36]

Но в 1922 году неожиданные события запустили процесс, приведший через несколько лет к «перемирию» в англо-американском конфликте после Версальского договора. Новая угроза пришла с Востока и вынудила Вашингтон и Лондон выстраивать совместное мировое владычество, в котором вплоть до сегодняшнего дня нефть составляет стратегический центр. Давайте же двинемся в Геную, чтобы увидеть, как зарождались события с глобальными последствиями.

И опять именно Германия перечеркнула планы Британии и вынудила ее к более тесному сотрудничеству с конкурентами в Вашингтоне.