"Мученик англичан" - читать интересную книгу автора (Лепеллетье Эдмон)

XXII

В это фатальное путешествие Мюрат пустился из Аяччо. У него были друзья среди корсиканского гарнизона. Когда маленькая флотилия с королем во главе вышла в море, комендант цитадели не мог не заметить бегства, как не мог помешать своим канонирам стрелять по удалявшимся судам; но канониры, солидарные со своим начальством, брали неверный прицел, благодаря чему ни одно судно не получило повреждения. Таким образом Мюрат, веря в свою счастливую звезду и будучи снова опьянен возродившимися надеждами, смело пустился в путь. Он по-прежнему был бесстрашен; для его смелой души опасность как бы вовсе не существовала; он как бы бросал одновременно вызов и хозяевам порта, и самому морю, далеко не безопасному в дни равноденствня.

Его флотилия была очень невелика: она состояла лишь из пяти фелюг и небольшого корабля, экипаж не насчитывал двухсот с небольшим человек. Во главе стоял некто Барбара, находившийся на королевском судне. Его помощниками были начальник команды Курран, капитан Эттофи, офицеры Модден, Джакометти, Семадеи и Медори.

Путешествие было крайне бурным и рискованным: маленькой флотилии угрожали поочередно и береговые пушки Сардинии, и разразившаяся внезапно буря, и разъяренные морские волны. Наконец на седьмой день достигли мыса Паола. Разыгралась новая буря. Мотивируя тем, что огонь, горевший на носу фелюги короля и служивший маяком для всей остальной флотилии, может привлечь внимание врагов, Барбара велел погасить его. Маленькие суда отстали и растерялись в эту бурную ночь, и когда поутру фелюга Мюрата стала на якорь в Сен-Люсидо, остальных судов не оказалось. Сперва их поджидали, потом пустились на поиски, наконец разыскали судно, бывшее под командой Куррана.

Мюрат, поджидая товарищей, провел ночь на суше, проклиная бурю и препятствия, но твердо уповая на удачу и верность окружающих и обещая им, что через неделю их ждут торжественный въезд в Неаполь, восторженная встреча с цветами и радостными возгласами толпы.

Мюрат падал от усталости; желая показать экипажу пример мужества и выносливости, он во время пути не покидал палубы. Поэтому лишь только он успел завернуться в широкий плащ и лечь на песок, как тотчас же погрузился в крепчайший сон. Но предварительно с чувством посмотрел на медальон, который носил на груди, и внимательно перечел письмо. Это были портрет королевы Каролины и ее последнее письмо на Корсику. Королева, по-видимому, не знала о его проекте и просила, чтобы он приехал к ней в Триест. Но король прекрасно знал о врожденной гордости своей супруги и потому, понимая, что может сохранить ее любовь лишь при условии возвращения короны, не хотел предстать перед ней низвергнутым королем, беглецом, изгнанником.

Одним из главнейших мотивов этой рискованной попытки было желание триумфально вернуться вместе с супругой в Неаполь. Он зашел уже слишком далеко, отступать было поздно. Несмотря на то, что начало сложилось крайне неудачно, что он растерял почти весь свой флот и даже при всей своей доверчивости почувствовал некоторое сомнение в ближайших помощниках, он все же ни на одно мгновение не пал духом, и ему даже в голову не пришла мысль просить убежища в Испании или в Австрии, в Триесте. Напротив, Мюрат еще сильнее заковался в броню энергии и мог бы воскликнуть как Аякс: «Я вопреки богам останусь победителем!»

Буря пронеслась, небо разъяснилось, заблестели звезды; в воздухе разливался аромат апельсиновых рощ, мирты и сосны. Солдаты собрались вокруг костров, беседуя и заканчивая ужин; потом огни погасли, голоса умолкли, все погрузилось в глубокий сон. Пока Мюрат и его спутники отдыхали, по другую сторону бухты происходило совещание главнейших заправил, которым доверился Мюрат. Тут были Барбара, Курран и два-три предателя, подкупленные Медичи, министром Фердинанда IV, замыслившего свержение короля и устранение его верных соратников при высадке в Пиццо. Совещание происходило в котловине, служившей некогда пристанищем таможенным солдатам.

Барбара, вынужденный оставаться после высадки на сушу при короле, сослался на страшную усталость и скрылся в палатке. Его поведение показалось Люперкати более чем подозрительным, начиная с той минуты, когда начальник эскадры велел погасить огни фелюги, из-за чего отстали и растерялись все остальные суда. С тех пор Люперкати зорко следил за Барбарой. Ему показалось, что лишь только они сошли на землю, как Барбара послал куда-то одного из матросов с неизвестным поручением. Маркиз даже спросил об этом у Барбары; последний с легкой заминкой ответил, что, опасаясь близкого полицейского или таможенного поста, послал матроса на разведку. Люперкати не удовлетворился этим ответом. Его подозрения ничуть не рассеялись, а, наоборот, усилились, и он решил подежурить и убедиться в том, действительно ли вернется посланный из разведки или же нет. Для этого маркиз спрятался за большие ящики с провиантом и стал терпеливо ждать.

Около десяти часов Люперкати заметил со своего поста, как из палатки Барбары вынырнула какая-то тень и направилась к утесам. Он тоже вышел из своей засады и последовал за этим ночным пешеходом; последний так уверенно шел по незнакомой местности неприятельской страны, что ясно было, что у него есть твердо намеченная цель. Мысль об измене все больше утверждалась у Люперкати. Но что он мог предпринять? Поднять тревогу и поставить лагерь на ноги? Разбудить короля? Схватить этого человека? Все эти меры были более чем рискованы. Может быть, дело шло о простом дезертирстве. Поэтому Люперкати счел за лучшее самому проследить за незнакомцем и в точности узнать его намерения.

Остановившись на этом решении, маркиз осторожно последовал за тенью, прилагая все старания, чтобы не произвести ни малейшего шороха. Добравшись до вершины холма, он остановился на мгновение. Площадка была довольно велика и надо было обезопасить себя на тот случай, если бы незнакомцу пришло в голову оглянуться. Но к своему крайнему изумлению, он увидел, как последний достал из-под плаща фонарь, зажег его и, светя перед собой, снова пустился в путь. Этого времени было достаточно: маркиз узнал, что это был Барбара, который шел к какой-то твердо намеченной цели.

Сомнений не было: начальник эскадры, человек, которому Мюрат вверил свою жизнь и корону, а также жизнь всех смельчаков, отстаивавших его права, – этот самый человек направлялся теперь к его злейшим врагам с целью предать его, спящего, и, быть может, привести с собой вооруженных людей.

В первое мгновение Люперкати решил немедленно застрелить изменника, но мысль, что он своим выстрелом предупредит врагов, заставила его отказаться от этого намерения. Кроме того, он был бы лишен возможности узнать замыслы Барбары.

Поэтому маркиз решился на более опасное и трудное: он решился проследить за Барбарой до конца, выслушать переговоры и в том случае, если Барбара выдаст врагам место якорной стоянки Мюрата, поспешить вернуться тем же путем раньше предателя и предупредить короля и верных ему людей.

Люперкати рассудил, что ему хватит времени, чтобы вернуться даже в том случае, если его постигнет неудача и он будет замечен врагами. Лишь бы ему удалось добежать до вершины холма, а там он уже сумеет выстрелами и криком поднять тревогу в лагере короля и побудить его к немедленному бегству.

Итак, Люперкати бесстрашно последовал за Барбарой. Море шумело, и поднялся ветер, что значительно облегчало его задачу, так как заглушало шаги.

Приблизительно после получасовой ходьбы Барбара внезапно свернул в сторону, и несколько мгновений спустя свет фонаря погас и он сам исчез, словно сквозь землю провалился. Вокруг снова воцарилась глубокая, зловещая тьма.

Люперкати осторожно двинулся в том направлении, где в последний раз мелькнул свет фонаря, и вскоре нашел крутую, узенькую каменистую тропинку, спускавшуюся к морю. Стараясь изо всех сил не произвести шума, Люперкати стал осторожно спускаться по тропинке. Когда он стал уже совершенно ясно различать шум прибоя о прибрежные камни, до него одновременно донесся и звук оживленно беседующих голосов.

Маркиз опасался продолжать свой путь, чтобы внезапно не оказаться на виду у собравшихся, но, с другой стороны, ему было необходимо слышать все, что будет говориться этими злоумышленниками, и узнать те планы, которые они строили против своей жертвы – Мюрата. С громадными усилиями ему удалось добраться до выступа большого утеса, прикрывавшего нижнюю часть тропинки, и приникнуть к нему ухом.

Разговаривающих было человек пять-шесть. Не вызывало сомнений, что среди них находился Курран. Его легко можно было узнать по характерному, резкому и отчетливому голосу, покрывавшему все остальные.

– Все уже условлено, – сказал он, – завтра после снятия с якоря, я отделюсь от Мюрата, и уже ничто не будет в состоянии снова соединить нас.

Вмешался незнакомый голос:

– Что касается меня, то я отвечаю за своих молодцов: они слушаются меня беспрекословно. Я скажу им, что Мюрат отказался от своих планов, и они тотчас же согласятся вернуться со мной на Корсику.

Говорили и другие заговорщики, но их слова Люперкати не удалось разобрать. Может быть, причиной тому был внезапно поднявшийся ветер, а может быть, просто потому, что они дальше сидели. Поэтому он решил вернуться обратно и предупредить Мюрата о злобных замыслах окружающих. Но подниматься было еще труднее, чем спускаться; несмотря на крайнюю осторожность Люперкати, у него под рукой оторвалась глыба утеса, сбила его и с шумом скатилась вниз, увлекая его вслед за собой. Все это произошло так быстро, что Люперкати не успел ни удержаться, ни уцепиться. Мгновение спустя он разбитый и окровавленный лежал уже в котловине, служившей местом сборища заговорщиков.

Угрожающие возгласы раздались вокруг распростертого Люперкати. Его схватили, грубо поставили на ноги, приставили ко лбу дуло пистолета, а к груди кинжал.

– Это Люперкати, – сказал Барбара. – Ты шпионишь за нами, негодяй?

– Ему необходимо вырезать язык, – предложил Джакометти, – таким образом ему ничего не удастся передать!

– Выколем ему глаза, – прибавил Моддеи, – пока он не разглядел нас!

Заговорщики расхохотались и стали совещаться.

– Нет, – вмешался Барбара, – зачем излишние убийства! Вспомните, что вы королевские слуги, и настоящего – заметьте! – короля, его величества короля Фердинанда. Мы люди чести и правосудия и не должны прибегать к мерам бандитов.

Послышался ропот недовольства. Моддеи и Джакометти ближе подходили именно к последней категории, и их жестокие души были разочарованы тем, что у них отнимали добычу.

Но Барбара остался непреклонен.

– Он изменник! – сказал он, указывая на Люперкати, которого успели уже связать и засунуть в рот платок. – Да, он изменник, который хочет смуты в государстве и низвержения короля Фердинанда. Для наказания подобных государственных преступников в Неаполе существуют суд и тюрьмы. Нам же не годится превращаться в палачей. Твоя фелюга, Моддеи, идет прямо на Неаполь, – обратился он к одному из присутствующих, – в таком случае возьми маркиза Люперкати на свое судно и сдай его законной власти! Ты будешь щедро вознагражден. Теперь нам нужно спешить. Я вернусь обратно в лагерь, где легко могут обнаружить мое отсутствие; если Люперкати промолчал о нем уходя, – добавил он, – я вернусь, и мы немедленно снимемся с якоря. Там я разберусь, предупрежден ли король Мюрат или нет. Разойдемся же и поступим так, как было решено. За наградой дело не станет. К общему списку ваших заслуг вы можете присоединить сегодняшнюю ночь и ту добычу, которую она предоставила нам. Смелей, друзья! До Неаполя! А ты, Моддеи, гляди в оба за своим пленником!

Все заговорщики разошлись. Люперкати перетащили на фелюгу Моддеи, которая немедленно пустилась в путь. Барбара же направился к лагерю. Там. все было тихо и мирно. Ясно, что Люперкати не успел предупредить короля.

Барбара тихо пробрался в свою импровизированную палатку и начал мечтать о тех почестях и наградах, которые ожидали его за выдачу королю Фердинанду того, кто был королем неаполитанским и собирался снова утвердиться в своих правах.

На рассвете он подал сигнал к отплытию. Вдали виднелась фелюга Куррана. Увидев ее, Мюрат громко вскрикнул от радости.

– Она уже нашлась! – сказал он. – Значит, и другие не замедлят отыскаться. Скорее, товарищи! Победа за нами!

Король продолжал слепо верить в свою счастливую звезду.

Целый день флотилия, под командой Барбары медленно двигалась вперед: Мюрат все еще надеялся, что суда найдутся и подойдут. Но его надежды не оправдались, горизонт был чист, ни один парус не появился.

Двое офицеров, находившихся на судне Куррана, капитан Перписс и лейтенант Мультедо, притворились больными и просили пересадить их на королевскую фелюгу, так как там находился врач. Курран не решился отказать им. Перейдя на королевское судно, офицеры тотчас же явились к Мюрату и высказали свои подозрения относительно командира судна, распространяющего среди экипажа слух о том, что Мюрат будто бы отказался от своих планов идти в Пиццо и что поэтому следует повернуть в сторону Корсики.

Мюрат тотчас же вызвал Куррана, напомнил ему о тех благодеяниях, которыми он был осыпан им, взывал к его верности, его храбрости и чести солдата и, не упоминая о том, что ему известно о той смуте, которую последний сеет среди вверенных ему людей, умолял не покидать его и не изменять ему.

Курран клялся и божился, что он верен королю и не покинет его до самой смерти. Когда он снова перешел на свое судно, то король, благодаря офицеров за донесение, уверял их, в свою очередь, что Курран не изменит и останется верным до конца.

Капитан Перписс вовсе не разделял оптимизма короля, но не решился противоречить ему. С наступлением же ночи он спустился с королевского судна и, доплыв до фелюги Куррана, связал между собой оба судна корабельным канатом. Таким образом судно Куррана не могло незаметно отделиться от королевской фелюги. Однако единомышленник Барбара предусмотрел эту хитрость и, не долго думая, собственноручно перерубил канат, после чего подошел к рулю и сменил направление на Корсику, предоставив Мюрату идти на верную гибель.

На заре, уже почти достигнув неаполитанских берегов, Мюрат увидел, что он покинут и предан своими приближенными. Весь ужас его положения внезапно открылся ему. Несколько мгновений он не в силах был шелохнуться, до такой степени он был ошеломлен, потом он взглянул на ничтожную горсточку людей, толпившихся на палубе и со страхом и трепетом оглядывавших опустевший морской простор. По щеке короля медленно скатилась горькая слеза, быть может, единственная в его жизни. Он прошептал с тоской: «Жена! Дети! Мои солдаты» – но тотчас же, словно устыдившись минутной слабости, быстрым движением обнажил шпагу и воскликнул:

– Товарищи, нас только двадцать шесть! Но двадцать шесть храбрецов стоят большего, чем тысяча трусов. Мы достаточно смелы, чтобы завладеть землями, небрежно охраняемыми сбирами Фердинанда, тем более что за нас стоят народное сердце и любовь моих солдат, которые не замедлят присоединиться к нам, а вместе с вами, мои храбрецы, это составит доблестную армию. Вперед же, друзья! Вперед, нас ждет победа!

Когда он несколько успокоился от порыва экзальтации, то друзья и доброжелатели приложили все старания, чтобы уговорить его отказаться, пока не поздно, от этого гибельного предприятия: стоило лишь повернуть руль на Триест, где его ожидало верное убежище, так как австрийский король предлагал ему охранную грамоту. Находившийся на судне преданный Мюрату офицер Франческетти был послан к Мюрату с письменными официальными предложениями от имени короля. В нем предлагалось Мюрату поселиться в Австрии в любой местности, в Богемии или Моравии, с тем, чтобы жить обыкновенным гражданином, подчиняясь существующим законам страны. Так как его супруга, королева, поселилась под именем графини Линона, то предлагалось и королю принять титул и имя графа Линона.

Франческетти вполголоса перечислял в каюте короля все преимущества хорошего отношения к нему австрийского императора перед суровым режимом и условиями, поставленными англичанами Наполеону. Наконец он указал на то, что то, что можно было еще предпринять при наличии двухсот пятидесяти человек, немыслимо осуществить с ничтожной горсткой в два десятка человек.

Мюрата поколебали все эти трезвые доводы; он стал уже внимать голосу рассудка и велел повернуть на Триест, где его ожидала более или менее спокойная жизнь среди своей семьи. Но Барбара заявил, что не имеет больше ни воды, ни провианта и что поэтому необходимо зайти в Пиццо, чтобы пополнить запасы. Кроме того, королевская фелюга так – по его словам – пострадала от непогоды, что пришла в полную негодность для совершения новых рейсов и что потому необходимо подыскать другое судно. Негодяй ни за что не желал выпустить из рук лакомую добычу; он взялся за то, чтобы вовлечь короля в бездну, и твердо старался довести свой план до конца.

Так как его объяснения носили вполне правдоподобный характер, то друзья короля не решились оспаривать его. Тем не менее было решено, что король не станет обращаться с воззванием к населению и не сойдет с фелюги, предоставив Барбаре поиск необходимого судна.

Но, оставшись в одиночестве, Мюрат стал думать о королеве Каролине. Нет, он не мог предстать перед нею уничтоженным, развенчанным, лишенным обаятельного ореола могущества и короны. Что за встреча ожидала его? И снова сомнения охватили его душу. Раз необходима остановка в Пиццо и Барбара говорит, что имеет там друзей, то, по всей вероятности, весть о его прибытии разнесется вокруг и воодушевит его приверженцев. На что ему, собственно, целое войско? Быть может, его доверчивое появление среди маленького, исключительно почетного эскорта еще скорее и сильнее расположит к нему население Пиццо? Ему невольно приходило на память возвращение Наполеона с острова Эльба, встреченного с восторгом большинством населения Франции.

Ведь достаточно же было Наполеону лишь появиться перед толпой, чтобы одинаково увлечь и штатских, и военных? Встретившись с высланным против него полком, он лишь раскрыл свою могучую грудь и сказал: «Воины, решитесь ли вы стрелять по своему императору?» – и тотчас же, словно по волшебству, опустились все ружья как одно, раздались громкие приветственные, восторженные возгласы, замелькали е воздухе шляпы, раздался ликующий звон колоколов, и, расправив свои могучие крылья, царственный орел направил полет к вековым стенам собора Парижской Богоматери.

Почему бы счастью не улыбнуться и ему? Его рыцарская душа воодушевлялась силой опасности, и все благие советы друзей уже успели померкнуть в его представлении. Даже мысль о королеве Каролине поблекла и отошла на задний план. Нет, теперь Мюрата воодушевляли и подталкивали страсть к риску, безумная отвага, любовь и погоня за славой, все те пружины, что побуждали его с хлыстом в руке кидаться на эскадрон австрийских гусар, на английских карабинеров и казаков. Нет, он не желал отступать. Вся его душа возмущалась и властно кричала: «Вперед!» Нет, он не сдастся постыдно, без боя!

– Ах, – вздохнул он, – будь здесь Люперкати, он не покинул бы меня! Но что с ним сталось? В этом кроется кое-что неясное для меня; но в чем я твердо уверен, так это в том, что, где бы он в данное время ни был, он, наверное, работает мне на пользу. Верно, он решил отправиться вперед и вербует мне теперь партизан. Может быть, он даже здесь уже намекнул кому-нибудь о своих планах?

Мюрат поспешно вышел из каюты, призвал Барбару и с полной доверчивостью и восторженностью, чуть не подсказывая ответ, осведомился о Люперкати.

Загадочная улыбка зазмеилась на губах Барбара, и он произнес:

– Я не хотел говорить об этом, так как многие партизаны вашего величества высказались против этого предприятия; ведь большинство стоит за то, чтобы держать путь на Триест и отказаться от осуществления нашего заветного плана. Но маркиз Люперкати, один из ваших преданнейших сторонников, опасаясь, что вы послушаетесь этих гибельных советов и действительно откажетесь от начатого предприятия, на которое он возлагает большие надежды, покинул вчера вечером лагерь и отправился внутрь страны, чтобы подготовить население к скорому прибытию вашего величества.

– О, храбрый, верный Люперкати! – растроганно прошептал Мюрат. – Но куда же именно он направился!

– На Пиццо, государь. У маркиза, как и у меня, там есть друзья. Кроме того, маркиз должен позаботиться о заготовке кокард и флагов для торжественной встречи вашего величества.

– Прекрасно придумано! – заметил король. – Но успеет ли он добраться сушей до Пиццо раньше нас?

– О, без сомнения! Маркиз прекрасно знает страну. Кроме того, он обещал подать условный сигнал: простой костер, который не привлечет к себе ничьего внимания. Сперва должен вспыхнуть один костер на вершине утеса, потом второй и наконец третий – треугольник из костров. Да вот, глядите, как раз вспыхнул первый из них! – И Барбара с этими словами передал королю подзорную трубу.

Мюрат быстро схватил ее и, поглядев на нее с минуту, воскликнул:

– А, в самом деле! О, мой верный, мой преданный Люперкати!

– Предупреждаю вас, государь, между нами условлено, что если встретится какая-либо серьезная и неотвратимая помеха, способная задержать нашу высадку, то в таком случае вместо трех огней появится лишь один, да и тот вскоре будет потушен.

Король снова схватился за подзорную трубу и воскликнул:

– Пламя продолжает гореть, ровное и могучее! Дым прямым столбом взвивается к небу. Ах, – радостно вскрикнул он, помолчав немного, – вот вспыхнул и второй костер!

– Вы правы, государь! – сказал Барбара, внимательно вглядевшись в горизонт, – значит, и третий сигнал не замедлит вспыхнуть. Я принужден теперь оставить вас, ваше величество, и заняться подготовкой к высадке. Мужайтесь, государь! Близок час победы; завтра, на заре, вы будете уже среди своих верноподданных и с честью вступите в свое государство!

Часть ночи Мюрат лихорадочно провел за наблюдением условных огней: они горели все так же ясно, все так же ровно.

Встав на заре, Мюрат собрал всех своих единомышленников и осыпал их щедрыми наградами. Все они получили повышения, чины, назначения и должности, так как он смотрел на завоевание своего государства как на свершившийся уже факт. Он обратил внимание на то, что личный адъютант, Натали, одет в штатское платье, и спросил о причине, на что Натали отговорился неимением соответствующей формы.

– Это не причина, – резко ответил Мюрат, – не так должен быть одет главнокомандующий, сопутствующий своему королю при его въезде в государство! – И, недовольно передернув плечами, Мюрат отвернулся от офицера.

Он велел тщательно выбрить себя, надел парадную полковничью форму, высокие ботфорты, треуголку, украшенную черной шелковой петлицей, к которой прикрепил бриллиантовую нить, состоявшую из двадцати двух бриллиантов. За шарф он засунул два пистолета и прицепил саблю с драгоценной рукояткой.

Было девять часов утра. Трагическое утро 8 октября 1815 года было великолепно. Пронесшаяся гроза очистила воздух, небо было синее и море спокойно. Убедившись в том, что все готово, король обратился к Барбаре:

– Правьте к берегу, адмирал!

Он накануне наградил негодяя, хладнокровно ведшего его к гибели, чином адмирала.

Вслед за этим он, сияющий и возбужденный, обратился к своим офицерам и сказал:

– Друзья мои, следуйте за мной, следуйте за вашим королем!

Он первый вступил на землю, сияющий, высоко подняв голову, готовый раскланиваться с восторженно встречающей его толпой, которая рисовалась его разгоряченному воображению; ему уже чудились громкие приветственные крики: «Да здравствует наш король Мюрат!»