"Цветы абсолютного зла" - читать интересную книгу автора (Данилова Анна)Глава 10Юля Земцова теперь и сама не могла понять, чему больше радовалась – то ли встрече с таксистом, который назвал ей несколько адресов, куда он подвозил Олю Неустроеву, и о которой успел ей довольно много рассказать («красивая девочка, ничего не скажешь», «мужчины были разные, но в основном в возрасте», «один вообще сопливый плейбой в пальто с меховым воротником», «красота не всегда приносит счастье, жалко ее»), то ли предстоящей встрече с Патриком. И странное чувство вдруг охватило ее, когда показались огни аэропорта. Растерянность, граничащая с раздражением, а то и страхом: зачем он едет сюда, кто его приглашал, как он мог без ее ведома вторгнуться в ее российскую и очень специфическую жизнь, в ее полнейшее одиночество, почти стерильное… Какой он найдет ее сейчас в этом пустом аэропорту (рейсов становилось все меньше и меньше): столь же привлекательной, как в Париже, или он сочтет ее жертвой, брошенной женой? Вот чего боялась она больше всего – боялась быть униженной его жалостью и тем чувством, которое он-то считает наверняка любовью (иначе не прилетел бы за тысячи километров!) к ней. Она быстро достала зеркальце из сумки и по инерции припудрила нос. – Не переживайте, русские женщины все равно красивее парижанок, – попробовал подбодрить ее толстяк-таксист, и она даже не успела разозлиться на него за то, что он словно прочел ее мысли. – Если хотите, я подожду вас. – Да, пожалуйста. В любом случае я же не останусь в аэропорту… Она и сама не знала, как у нее выскочили эти странные слова. Она устремилась к стеклянным дверям. Какой-то мужчина распахнул их перед ней, она даже не заметила его. Оказавшись в теплом сверкающем зале, она сразу же увидела Патрика. И чуть было не расхохоталась. Но он действительно смотрелся очень смешно в большой коричневой шубе и шапке-ушанке такого же цвета. Он тоже увидел ее и бросился навстречу. Он неплохо говорил по-русски, но сейчас ему, видимо, хотелось повторять лишь ее имя. Он подхватил ее и прижал к себе, принялся целовать лицо, волосы, шептать о том, как он соскучился, и все это вместе показалось ей столь же неуместным, как если бы вместо Патрика ее сейчас тискал толстяк-таксист. Патрик не всколыхнул в ней ничего из того, что составляло их парижский роман. Больше того, он, такой меховой и чужеродный в этом зале, где на них все косились, казался ей анахронизмом. Ну как он посмел приехать к ней сюда и нарушить ее покой? Что она будет делать с Патриком? Водить его по грязным улицам Саратова и показывать музеи и пару приличных театров? Консерватория с органом, филармония… Разве что им повезет, и в это захолустье приедет хороший джаз-банд… Ей вдруг стало стыдно за свой город, за разбитые улицы, горы мусора повсюду и даже за выражение лиц обнищавших горожан, потерявшихся в этой жизни. Ведь Патрик-то приехал сюда из другого мира. Для него поездка в Россию, а тем более в Саратов, – всего лишь романтическое приключение… А для нее? Кроме того, сюда может в любую минуту нагрянуть и вовсе не предсказуемый Крымов, муж. Он что, не понимает этого? Она высвободилась из его чересчур крепких объятий, оценила аромат одеколона и из чувства благодарности за то, что он все же решил навестить ее в этой глуши, поцеловала его в нос. – Привет, Патрик. – Привет. Ужасно рад тебя видеть… Он был с большим чемоданом. Узнав, что их поджидает такси, он обрадовался еще больше, а когда она сказала ему, что они сейчас поедут в гостиницу, немного успокоился. Видно, и ему с трудом представлялась эта сумбурная ночная встреча с няней Катей, с которой он находился в сговоре, да и дом Крымова, судя по всему, тоже казался ему все же чужой территорией. Ведь он как-никак являлся любовником его жены, а не только другом Жени Крымова. В машине молчали, Патрик гладил руку Юли, почему-то тяжело вздыхал. И только уже в номере гостиницы, когда они остались одни, с Юлей случилась вдруг самая настоящая истерика. Она бросилась с кулаками на своего гостя и буквально рухнула на него, они оба упали на кровать. – Черт, зачем ты приехал? Посмотреть, как я здесь живу одна, среди снегов и без мужа? Ты приехал, чтобы пожалеть меня? Это тебе не курорт, понимаешь, Патрик? Это самая настоящая жизнь. Тебе не понять, как страдает женщина, которая не знает, где и с кем в данную минуту находится ее муж. Я вообще не понимаю, как я живу, зачем живу… – Зачем ты уехала из Парижа? Ты была там предоставлена сама себе. Могла позволить себе быть со мной. Мы много ездили, путешествовали, купались в море, ели жареную рыбу. Я соскучился по тебе и приехал за тобой. – Ты что, сумасшедший? А меня ты спросил? – Зачем? – Он на удивление спокойно отреагировал на ее слова. – Я и так знаю заранее ответы на все твои вопросы. Ты внушила себе, что любишь Крымова, хотя такого человека, как Крымов, просто-напросто не существует. Да, возможно, он и был когда-то тем мужчиной, который буквально околдовал тебя, но теперь он не тот… Патрик, весь мокрый от пота, скинул с себя наконец шубу, шапку отшвырнул от себя с таким видом, словно только сейчас увидел ее и удивился тому, что она по-прежнему находится на его голове в теплом гостиничном номере. – Что такое ты говоришь… – всхлипывала, размазывая по лицу краску, Земцова. – Как это нет Крымова? – Нет, Крымов, конечно, есть, только он, повторяю, уже не тот. Ты не можешь любить человека, который так сильно изменился. Это отмечают все наши друзья. Он занимается непонятно чем, проворачивает какие-то темные делишки, крутится в большой политике, выполняя, я так думаю, ответственные поручения, и вообще служит не одному государству… Я понимаю, тебе больно это слышать, но ты в его жизни занимаешь… – Ты не смеешь так говорить… Замолчи! Что ты знаешь обо мне, о нем? Мы вместе начинали. Он был такой, такой… Я училась у него жизни, это только благодаря ему я стала такой, какой стала… Да, он глыба, которую мне не по силам свернуть, вероятно, ему нужна другая женщина… – Брось… Ему вообще никто не нужен, по большому счету. Он по натуре артист, аферист, но ужасно обаятельная бестия. Ему требуются деньги и женщины, как и любому мужчине, но ему не нужна семья. Разве лишь символично… – Патрик, ты приехал, чтобы сказать мне об этом? – Да, именно за этим я и приехал. У меня все по-другому. Я адвокат, у меня своя юридическая контора, у меня большая квартира в Париже, загородный дом… При словах «загородный дом» Юля вспомнила заснеженный участок перед своим загородным домом, где сейчас спала ее Машенька, и сердце ее дрогнуло от жалости к себе и к дочери. Ну все их бросили, даже мама, которая не смогла так надолго оставить в Москве своего молодого мужа. – Что значит «по-другому»? Ты – такой же мужчина, как и все. И почему я должна поверить тебе и разрушить свою семью? Что ты такое говоришь? Патрик, одумайся, ты приехал сюда… – Я приехал к тебе, а не сюда, и мне безразлично, где ты сейчас находишься – в России или Новой Зеландии. Я приехал за тобой. – Все, хватит, надо успокоиться… – Она пересела в кресло, достала носовой платок и высморкалась. – Сейчас ночь. Я не знаю почему, но мне холодно… зуб на зуб не попадает. Я заказала ужин на двоих. Ты извини меня, что я набросилась на тебя, как фурия… Плечи ее подрагивали. Патрик подхватил ее и усадил к себе на колени. – Я же сказал тебе, что я адвокат. У меня есть все основания утверждать, что Крымов неверен тебе. Да, это больно, но ты же сильная женщина, я знаю тебя, да и ты себя отлично знаешь… Мне Крымов рассказывал, какие вы с ним тут проворачивали дела, слабые женщины на такое не способны… Взять хотя бы дело Ломова… Уверен, что ты и сейчас не сидишь сложа руки, а работаешь. Но почему здесь? Твои таланты пригодились бы не только в России… Французский ты знаешь… Ты могла бы помогать мне в Париже, я и сам веду там расследования, если этого требует дело… Тебе вовсе не обязательно ограничиваться ролью домохозяйки, и ты это прекрасно понимаешь… – Патрик, какие у тебя доказательства… – глотая слезы, спросила она. – Что еще натворил Крымов? С кем переспал? Патрик протянул руку за кейсом, открыл его и достал папку с сильно увеличенными цветными фотографиями, где Юля увидела своего мужа в самых разных компаниях, в обнимку с красивыми женщинами. Она медленно, снимок за снимком просматривала их, и по лицу ее катились слезы. – Да, ты прав, это уже образ жизни. – Она шмыгнула носом. И в ту же самую минуту сердце ее словно остановилось: она увидела край бассейна, стеклянный столик, а за ним парочку – Крымова с Щукиной, их бывшей секретаршей. – Да, она сейчас в Париже. Живет в вашем доме почти целую неделю и чувствует себя в нем как хозяйка. Юля с яростью отшвырнула от себя прекрасно и четко выполненные снимки, словно они физически приносили ей боль. – Ты не должен был показывать мне именно эти снимки… Это уже слишком, ты понимаешь, слишком больно… Она бы наверняка разрыдалась, если бы в это время в дверь номера не постучались – прибыл ужин. Официант, прикативший столик, получив чаевые, исчез, а вместе с ним из номера ушла и какая-то напряженность. Юля позволила себе немного расслабиться, выпить вина. За окном шел снег, очень медленно. – Я бы тоже хотела так жить… медленно, вот как этот снег, и никуда не спешить… Согласись, в этом что-то есть… – сказала она, вконец успокоившись. Все происходящее с ней показалось ей сном: и Патрик, проворно расправлявшийся с отбивной, и она сама в отражении огромного, в старинном стиле, зеркала с бокалом вина в руке. – Ты сама вольна жить так, как тебе хочется. И с кем хочется. Конечно, я понимаю, ты никак не можешь забыть своего Крымова, но тебе пора подумать и о какой-то стабильности в своей жизни. Это мужчине, быть может, не так уж и нужно, чтобы рядом с ним жил кто-то очень близкий, дорогой. Но женщина устроена иначе. Что делаешь ты в этом холодном городе, да еще и одна? Или у тебя уже кто-то есть? Шубин, к примеру? Она сама рассказывала ему в свое время про Шубина, поэтому сейчас упоминание о нем вызвало в ней лишь слабую улыбку. – Он женится, у него все хорошо с Женей, нашей новой сотрудницей. – Значит, я приехал не зря? – Не знаю… я не могу принять вот так быстро решение… – Значит, этих фотографий тебе недостаточно, или, может, ты мазохистка, распаляющая себя рассказами о похождениях своих возлюбленных? – Это не смешно. – Ладно, извини… При розовом свете ночной лампы, под одеялом, прижавшись друг к другу, они некоторое время молчали. Юля думала о том, что так не бывает. Что Патрик не мог приехать к ней для того, чтобы, сделав предложение, увезти ее с собой во Францию. Это было нереально, слишком легкомысленно. Но и думать, что за этим приездом скрывалась очередная авантюра Крымова, тоже было противно. Какой смысл Крымову посылать в Саратов своего приятеля, чтобы потом, скажем, застукать их в гостинице или же обзавестись аналогичными компрометирующими фотографиями? Зачем? Да стоит ему захотеть развестись с ней, как все это произойдет за несколько минут – разве он встретит отказ с ее стороны? Значит, Патрик приехал сюда все-таки ради нее, и было странно и одновременно приятно думать об этом. Патрик же, в свою очередь, был по-настоящему счастлив. Он, в отличие от Земцовой, никогда не считал себя легкомысленным и, прежде чем решиться совершить такой поступок, продумал все до мелочей. Но самым главным для него было выяснить, любит ли Крымов свою жену и не станет ли он опасен для самого Патрика в дальнейшем в роли рогоносца, а потом отвергнутого и брошенного мужа. Он, Патрик Дюваль, многое видел и понимал. Конечно, Крымов был в какой-то степени привязан к Земцовой, но не более. Что касается его чувств к дочери, которые могли бы стать настоящей помехой разводу Крымова с Земцовой, то и здесь Патрик не видел со стороны своего друга особой любви к ребенку. Кроме того, судя по тем частым мужским разговорам, которые велись то в парижской квартире Крымова, то у Дюваля дома за бутылкой вина, когда они обменивались какими-то мнениями, занимались делами или просто строили планы, получалось, что Крымов чуть ли не тяготился своей женой. Его дом в Саратове, за городом, резко отличавшийся от тех домов, которые он мог бы себе позволить купить (да и покупал) в Европе, воспринимался – во всяком случае, посвященными в его семейные дела людьми – как дань его жене. Пусть, мол, потешится, что и у нее на родине есть свой большой дом. Тот момент, когда Юля стала его любовницей, Патрик помнил смутно. Они были на какой-то шумной вечеринке, Юля много выпила, они оказались одни в комнате, она расплакалась и призналась Патрику, которому бесконечно доверяла, как другу семьи, что ей очень плохо, что Крымов изменяет ей, что она почти не спит, что находится на грани нервного срыва. Возможно, именно тогда-то и вспыхнула его страсть к ней – он тотчас пригласил ее на морскую прогулку, за которой последовала еще одна, еще… Он влюбился в Юлю, но разум вместе с инстинктом самосохранения подсказывал ему, что они должны самым тщательнейшим образом скрывать свою связь. Он знал, что у Юли были и до него увлечения, но, как правило, все они заканчивались ничем. Патрик старался не думать об этом. Он молод, ему всего тридцать один год, перед ним весь мир и огромные перспективы. Достаточно богатый благодаря своим родителям, тоже юристам, он и сам лично многого достиг на этом поприще. У него были своя клиентура, приличные гонорары, на которые он мог бы содержать семью. Но ему нужна была жена друга – Юля. Он и сам не знал, что именно его в ней привлекало. Безусловно, она была по-своему красива, но все же не фотомодель. Пожалуй, искренность, доброта и скрытое в ней желание любить, которое он почувствовал, едва прикоснулся к ней, когда они остались впервые одни в каком-то мотеле. Он полюбил ее, он мечтал о ней, он хотел ее, он постоянно думал о ней. И все то время, что она отсутствовала, он переживал тяжело, постоянно поддерживая связь с няней Катей, которой заплатил за то, чтобы она сообщала ему обо всех передвижениях своей хозяйки. И вот теперь он здесь, в заснеженной России, в гостиничном номере, и держит в объятиях прекраснейшую из женщин. Ему даже показалось, что он уже украл ее у Крымова, хотя настоящего разговора, по сути, еще не состоялось и Юля не сказала ему о своем решении. Обнимая ее, он ощущал, как она зажата. Ее чувственность, о которой он всегда помнил и которая так восхитила его в ней в период их короткого романа, словно бы угасла. И он должен был согреть ее своей любовью, своим телом, наконец. Но на все его попытки приблизиться к ней она отвечала лишь скромными ласками. Она шептала ему что-то о том, что и сама не знает, что с ней происходит, что она не может вот так, здесь позволить ему любить себя. Но Патрик не сдавался, он крепко сжимал ее в своих объятиях. Он предложил ей еще немного выпить, она не отказалась. А потом вдруг, расслабившись на какое-то время, разрыдалась у него на плече. Она в слезах принялась ему рассказывать о том, как, оказывается, гадко, по ее словам, обошлась она в свое время с Игорем Шубиным, что не оценила его чувства и предала его ради – Ну ты хотя бы рада, что я приехал? – Вот теперь… да. Да. Да! Но что-то с нервами… К тому же все так неожиданно… Тут она вспомнила поездку в аэропорт, таксиста и его рассказ об Оле Неустроевой и, совершенно уже придя в себя, принялась с жаром рассказывать засыпающему Патрику о том, как в парке была убита девушка, и она, Юля, должна непременно найти убийцу… |
||
|