"Том 8. Дживс и Вустер" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

Глава II

Замок Рочестер-Эбби — вообще-то в Англии произносится «Ростер» — расположен милях в десяти от «Гуся и Огурчика». Он стоит, вернее, стоит та часть его, которая еще не обрушилась, на самой границе Саутмолтена, среди улыбчивой сельской местности. Хотя если бы вы спросили его владельца Вильяма Эджертона Бамфилда Оссингама Белфрая, девятого графа Рочестерского, с чего бы это в наши дни английской сельской местности улыбаться, он бы затруднился ответить. Архитектура его дома относится к XIII веку, к XV веку и к эпохе Тюдоров, а разрушения — к середине XX века, к периоду после Второй Мировой войны.

Чтобы попасть в Рочестер-Эбби, надо свернуть с шоссе и ехать добрую милю по подъездной аллее, густо заросшей живописными сорными травами, а затем подняться по каменным, кое-где выщербленным ступеням парадного крыльца к массивной, давно не крашенной входной двери. Что и проделали сестра Билла Ростера Моника и ее муж сэр Родерик (Рори) Кармойл примерно в то время, когда миссис Спотсворт и капитан Биггар вспоминали былое.

Моника, по прозвищу Маленький Мук, была женщина миниатюрная и очень подвижная; ее муж был долговяз и невозмутим. В его облике и манерах ощущалось что-то от крайне флегматичного буйвола, который задумчиво жует жвачку и озирается вокруг медлительно и методично, не допуская ни малейшей спешки. Именно так он, стоя на верхней ступеньке крыльца, озирал сейчас Рочестер-Эбби.

— Мук, — промолвил он наконец, завершив осмотр. — Я сообщу тебе одну вещь, которую ты, по своему усмотрению, можешь передавать или не передавать для публикации в прессе. Это несчастное здание раз от разу, что я его вижу, все больше теряет лоск.

Моника немедленно вступилась за дом своего детства.

— Могло быть еще гораздо хуже.

Рори подумал-подумал, пожевал жвачку и спросил:

— Например, как?

— Конечно, дом нуждается в ремонте, но где взять на это денег? Не может же бедняжка Билл содержать дворец на избушечные доходы.

— Почему он не поступит на работу, как все мы?

— Нечего тебе важничать. Подумаешь, деятель торговли!

— Не я один, все работают. Палата лордов практически пустует, лорды приходят заседать только по вечерам и в праздники.

— Нас, Ростеров, трудно к чему-нибудь приспособить. Все мужчины у нас в роду были божьи одуванчики. Дядя Роджер, например, даже сапоги свои не умел надеть.

— А в чьих же он сапогах ходил? — заинтересовался Рори.

— Это мы все не прочь бы выяснить. Конечно, ошибка Билла, что он упустил ту баснословно богатую американку.

— Что еще за американка?

— Это было вскоре после нашей с тобой свадьбы. Некая миссис Бессемер. Вдова. Он с ней познакомился как-то летом в Каннах. Сказочно богатая и, по словам Билла, неописуемой красоты. Поначалу ситуация казалась обнадеживающей, но потом ничего из этого не вышло. Верно, кто-то перебежал дорогу. Он же тогда был просто мистер Белфрай, а не его сиятельство граф Рочестер, это могло иметь решающее значение.

Рори покачал головой.

— Вряд ли дело в этом. Я вон тоже был просто мистер Кармойл, когда познакомился с тобой, а посмотри, как я тебя лихо уволок из-под носа у лучших женихов графства.

— Да, но вспомни, какой ты тогда был. Разбивал сердца направо и налево, только бровью поведешь. Ты и сейчас еще ничего, — любовно добавила Моника. — Осталось кое-что от прежних чар.

— Что верно, то верно, — не стал отрицать Рори. — При рассеянном освещении я еще кого хочешь очарую. А вот у Билла, мне кажется, всегда не хватало напора… такого напора, какой можно наблюдать у нас в «Харридже». Воля к победе, я бы так это назвал. Она была у Наполеона. Она есть у меня. А у Билла ее нет. Мм-да, так-то, — философски заключил Рори. Он снова принялся оглядывать Рочестер-Эбби. — Знаешь, в чем нуждается этот дом? В атомной бомбе. Чтобы ее аккуратно сбросили на крышу главного банкетного зала.

— Да, это бы, конечно, неплохо.

— В два счета бы все пришло в порядок. Наладилась бы нормальная жизнь. Но, увы, атомные бомбы стоят денег, так что этот вариант, надо полагать, исключается. Тебе следует употребить свое влияние и убедить Билла, пусть закупит побольше керосина, нагребет стружек, перестанет выбрасывать утренние газеты, запасется спичками и в одну прекрасную безлунную ночь запалит тут такой костер, чтобы небу жарко стало. Как только старую развалину охватят языки пламени, он сразу почувствует себя другим человеком.

Моника ухмыльнулась загадочно.

— Я знаю способ получше. Рори покачал головой.

— Нет. Только поджог. Это единственный выход. Старый добрый поджог. Ребята на Востоке им частенько пользуются. Спалят фабрику, на которой работали, и гуляй не хочу.

— А что ты скажешь, если я тебе сообщу, что надеюсь его продать?

Рори изумленно вытаращил глаза. Он был высокого мнения об изобретательности своей жены, но в данном случае, он полагал, она замахнулась на невозможное.

— Продать? Да этот дом задаром никому не всучишь. Билл, как мне известно, предлагал его за бесценок одной благотворительной конторе под приют для исправившихся малолетних преступников, так от него там с презрением отмахнулись. Должно быть, опасались, как бы их преступники не подхватили ревматизм. Чрезвычайно сырое помещение, Рочестер-Эбби.

— Да, влажноватое.

— Вода проступает сквозь стены и струится ручьями. Помню, я как-то сказал Биллу. «Билл, говорю, сообщу тебе кое-что насчет твоей домашней обстановки. У вас в саду протекает река, а в доме протекают крыши». Развеселил его, беднягу. Он сказал, что это очень остроумно.

Моника смерила его холодным супружеским взглядом, какие неизменно приводят мужей в трепет.

— Жуть как остроумно, — произнесла она ледяным тоном. — Обхохочешься. И конечно ты сразу же отмочишь что-нибудь в этом роде, чтобы позабавить миссис Спотсворт.

— Как ты сказала? — До Рори постепенно дошло, что было названо имя, ему не знакомое. — Кто это миссис Спотсворт?

— Дама, которой я надеюсь продать этот дом. Американка. Ужасно богатая. Я познакомилась с ней в Нью-Йорке, по пути домой. У нее штук двадцать домов в Америке, но ей безумно хочется что-нибудь старое и живописное в Англии.

— Романтическая особа, да?

— Вся пропитана романтикой. Ну и вот, когда она мне это сказала — мы сидели рядом на обеде в женском клубе — я, конечно, сразу подумала про Билла и Рочестер-Эбби и принялась ей его расписывать. Она, похоже, заинтересовалась. В конце-то концов здесь и вправду уйма всяких исторических достопримечательностей.

— И мышей.

— Она на следующий день улетала в Англию, и я пригласила ее, когда я вернусь, приехать сюда и самой все осмотреть. Теперь она должна быть с минуты на минуту.

— А Билл об этом знает?

— Нет. Мне следовало предупредить его телеграммой, но я забыла. Ну, да какая разница? Он все равно будет в восторге. Важно только, чтобы ты не отпугнул ее своими убийственными шуточками. «Я часто говорю, миссис Спотсворт, со свойственным мне остроумием, что, с одной стороны в здешнем саду протекает речка, а с другой стороны… ха-ха-ха! Вы только послушайте — закачаетесь… с другой стороны в доме протекает крыша». И она, конечно, немедленно бросится заключать сделку.

— Ну, что ты, моя старушка, разве я способен ляпнуть такое?

— Очень даже способен, мое сокровище. Твоя беда в том, что ты, хоть и лучший из мужчин, но совершенно лишен такта.

Рори усмехнулся. Ему было смешно это слышать.

— Это я-то лишен такта? У нас в «Харридже» тебя бы за такие слова просто подняли на смех.

— Ты должен постоянно держать в голове, как важно для нас продать Рочестер-Эбби.

— Буду помнить. Я всей душой за то, чтобы протянуть старине Биллу руку помощи. Куда же это годится? — перешел Рори к глубокомысленным рассуждениям; он нередко задумывался на подобные темы. — Билл начал свою карьеру с самого низа, как простой наследник графского титула, и благодаря собственной настойчивости и отваге в конце концов достиг того, что стал графом. Но едва только он успел нахлобучить на голову феодальную корону и сказал себе: «Хоп-ля-ля, урра!» — как вдруг происходит социальная революция, и у него отбирают практически все до последнего пенни. М-да, что поделаешь, — заключил Рори со вздохом. — Послушай, Мук, — переменил он тему, — старушка, ты не заметила, что на протяжении нашей беседы, для меня лично крайне приятной, я то и дело, с короткими интервалами, нажимал звонок, но абсолютно безрезультатно? Тут что, Замок Спящей Красавицы? Или ты думаешь, все население этого дома выкосила какая-нибудь чума или холера?

— Да Господи! — воскликнула Моника. — В Рочестер-Эбби никакие звонки не работают со времен Эдуарда Седьмого[2] по крайней мере. Дядя Джордж, если ему нужно было позвать кого-нибудь из домашнего персонала, запрокидывал голову и выл, как койот.

— Это когда ему требовалось надеть чужие сапоги?

— Надо просто толкнуть дверь и войти. Что я сейчас и проделаю. А ты принеси веши из машины.

— И куда их поставить?

— Пока на пол в холле, — ответила Мук. — А позже отнесешь наверх.

Моника переступила через порог и вошла в гостиную слева от дверей. В этой комнате во времена ее детства концентрировалась почти вся жизнедеятельность Рочестер-Эбби. Как и в других старинных английских домах таких же размеров, в Рочестер-Эбби имелось много высоких парадных покоев, которыми никогда не пользовались, а также библиотека, куда изредка заходили, и эта гостиная, место встречи всех и вся. Здесь в раннем детстве Моника сидела и читала «Газету для девочек» и здесь же, пока не запретил дядя Джордж, обладавший обостренным обонянием, она держала своих белых кроликов. Это была просторная, уютная, слегка облезлая комната со стеклянными дверями, выходящими на террасу и дальше в сад, через который, как мы уже знаем, протекала речка.

Моника стояла, оглядываясь вокруг и вдыхая старый знакомый аромат табака и кожи и, как всегда, испытывая грустную радость и сожалея о том, что никак нельзя пустить часы в обратную сторону, а в это время из сада в комнату вошла девушка в рабочем комбинезоне, на миг в изумлении застыла при виде ее, а затем восторженно взвизгнула:

— Маленький Мук… Дорогая! Моника обернулась.

— Джил, мой ангел!

И они бросились друг дружке в объятия.