Павел Вежинов ЛЕТУЧИЕ МЫШИ ПОЯВЛЯЮТСЯ НОЧЬЮ

1

Молодой человек со смуглым широким лицом медленно спускался по лестнице «Большой механы». На пороге он на миг остановился и осмотрелся. Хотя ресторан был новым и пользовался хорошей репутацией, молодой человек ничего особенного не ожидал от его посещения. Он вообще не любил так называемых предприятий общественного питания, его утомляли шум и толчея. Он занимался сложными проблемами, однако предпочитал во всем простоту и ясность.

Официант, окинув посетителя беглым взглядом, сразу оценил его.

— Ведь вы на банкет?

— Да, — коротко ответил вошедший.

— Кажется, вы раньше всех, — любезно сказал официант.

— Не сомневаюсь.

Взгляд его был прямым и тяжелым. Он казался несколько громоздким и неуклюжим, хотя был среднего роста. «Ты похож на тяжелую воду», — шутили о нем на курсе. У него была коротковатая шея, как у человека, который не любит оборачиваться назад. Впрочем, это мешало ему только тогда, когда надо было дать машине задний ход.

— Прошу вас, проходите! — любезно пригласил его официант.

Молодой человек присел к столу, накрытому для банкета. Блестящие приборы, расписанные в мягких тонах, словно коричневый ручей текли по скатерти. Повсюду стояли гвоздики, испускавшие сильный запах. Молодой человек посмотрел на часы — без трех минут восемь. Точность была для него законом, и теперь ему стало немного не по себе, он не мог понять, кто же, в сущности, нарушил этикет — он или остальные.

Ужин назначен на восемь часов, но, по его мнению, приличие требовало прийти минут на пять раньше. А ровно в восемь все должны сидеть за столом, как перед экзаменационной комиссией.

Ужин был не официальным, скорее дружеским — слушатели курсов устраивали складчину. Разумеется, был приглашен и полковник Дерменджиев со своим заместителем. Курсанты-выпускники перед отъездом на периферию давали ужин в честь своего бывшего начальника. И в свою честь, разумеется, так как после долгой совместной учебы они расставались, может быть, навсегда. Такое событие нужно было как следует отметить, хотя само по себе употребление спиртных напитков не почиталось в их среде особой добродетелью.

Точно в восемь в зале действительно появилось человек десять молодых людей, очень веселых, словно они где-то уже выпили. По званию большинство из них было лейтенантами. Гражданская одежда сидела на них не очень ловко, скорее их можно было принять за крановщиков или механизаторов. Но зато настроение у всех было отличное.

— Здравствуй, Христо…

— Ты опять первый. Это, брат, тебе не учебный плац.

— Держу пари, что он принес с собой зубную щетку! — засмеялся кто-то.

Капитан Димов слушал их снисходительно. Действительно, если случалось уезжать хотя бы на полдня, он всегда прихватывал с собой зубную щетку. Но зато он был первым на курсе и свой капитанский чин получил досрочно за особые заслуги при раскрытии уголовных преступлений. Это был молчаливый человек, недружелюбный на вид, но никто на курсе не сомневался в его золотом сердце, даже в тех редких случаях, когда он сердился. Лейтенант Радев, выделявшийся своим франтовством среди собравшихся, смотрел на Димова с таким любопытством, словно у того на лбу что-то нарисовано.

— Христо, а верно ли, что тебя посылают в Н.?

— Да вроде бы так, — неохотно ответил капитан.

— И ты согласился?

— А кто нас будет спрашивать? — на этот раз с легкой досадой произнес капитан.

— Обычно спрашивают.

— Спрашивают формально… Но фактически это приказ. Те, кто услышал эту новость впервые, удивились. Для лучшего на курсе это выглядело скорее наказанием, чем наградой. Все думали, что такой опытный специалист, как Димов, останется на работе в Софии, а его, оказывается, посылают в один из самых маленьких городков страны.

— Ну хоть от Софии недалеко, — сказал кто-то. — Да и городок спокойный. Так что не будет лишних хлопот.

Остальные посмотрели на него неодобрительно — такой довод мог скорее рассердить капитана.

— Послушай, почему ты не скажешь полковнику? — воскликнул Радев. — Ведь это же несправедливо.

— Я уверен, что он знает…

— Может, и не знает. Так или иначе ты должен ему сказать.

Капитан Димов сморщился, его круглое лицо потемнело.

— Мне неудобно, — пробормотал он.

— Я начну разговор! — сказал лейтенант. — Только ты не молчи как чурбан.

Димов пожал плечами. Видно было, что он огорчен, но ему не хотелось говорить об этом при всех. И все же позднее этот разговор состоялся. Как раз в тот момент, когда они мучились с пережаренным мясом — жирным, жилистым и соленым. В сущности, одной порции хватило бы на всех. Однако полковник Дерменджиев не испугался такого количества — размеренно жевал, и, кажется, лишь он один доел все до конца. Только после этого беззлобно пробормотал:

— Вроде бы немного пересолили…

Вокруг засмеялись, сдержанно и учтиво. Но майор Пенелов, самый старший на курсе, вдруг выпалил:

— И кто им велел пережаривать? Пастырма должна быть тонко нарезанной и сырой.

Несколько морщин появилось на гладком лбу полковника — явный знак неодобрения.

— Ты слишком придирчив, — сказал он. — Пастырма как пастырма.

— А я думаю, мы должны быть придирчивы! — обиженно пробормотал майор. — Даже слишком придирчивы. К этому нас обязывает служба.

— Ты уверен? А я вот думаю — кто слишком придирчив к еде, не может исправно служить.

Ответ был в точку, майор только заморгал.

— Тебя, кстати, куда посылают?

— В Омуртаг, товарищ полковник.

— Вот это правильно, — не без ехидства сказал полковник. — Там полно фирменных предприятий общественного питания.

— Я говорю в принципе, товарищ полковник, — промямлил майор.

— Дело в том, что каждый принцип имеет свое основание. Обычно каждый выбирает тот принцип, который ему подходит. Лейтенант Радев понял, что настало время вмешаться.

— Я вполне с вами согласен, товарищ полковник. Лучше, чтобы вообще не было принципов на пустом месте… Как это часто случается, к сожалению.

Радев умолк и выжидающе посмотрел на своего бывшего начальника. И тот действительно клюнул.

— Что ты хочешь сказать?

Радев словно бы заколебался.

— Ну возьмем, товарищ полковник, к примеру, как в принципе должно проходить распределение — в соответствии с деловыми качествами кандидата и его успехами в учении. Кажется, так нам говорили два года назад, когда мы начинали…

— Да, так.

— Это вы нам так говорили! — подчеркнул лейтенант. — Но на деле получилось иначе. И вот вам пример. Почему капитана Димова посылают в какой-то заброшенный городишко? Ведь он же первый на курсе!.. Не вижу здесь принципа!

Теперь заморгал полковник.

— Ты что, его адвокат? — спросил он наконец.

— Да нет, разумеется. Просто привожу вам пример.

— Привожу пример, ах ты хитрец!.. Димов, ты что, жалуешься?

Кашпан ответил не сразу, но все почувствовали, как он весь сжался.

— Доволен я или нет, товарищ полковник, это неважно. Важно другое — буду ли я полезен на том месте?

Только теперь полковник посмотрел на него своими ясными, как васильки, глазами.

— И как ты сам отвечаешь на этот вопрос?

— Отвечаю отрицательно! — немного раздраженно сказал Димов. — Вы же знаете, что я специалист по кражам и грабежам с убийством. А подобное в таком маленьком городке случается, может быть, раз в год.

— Ты что? — искренне удивился полковник. — Хочешь, чтобы мы специально для тебя увеличили число преступлений? А я-то думал, что идеально было бы нам совсем остаться без работы.

Димов слегка покраснел.

— Если бы это было возможно! Но вы лучше меня знаете, товарищ полковник, что пока не может быть и речи об этом. А каждый должен быть там, где его место.

Полковник энергично почесал бритую голову.

— Слушай, Димов, если хочешь, я от твоего имени могу поговорить с начальством.

Капитан засмеялся.

— А почему от моего имени?

— Потому что лично я с тобой не согласен, — ответил полковник. — И я тебе скажу то, чего ты не знаешь. Там начальником участка подполковник Дойчинов, он скоро выходит на пенсию. Так что в ближайшее время ты его заменишь. Там нуждаются в опытном человеке. Разве в твоем возрасте мало быть начальником участка?

Капитан с досадой оттолкнул жирную пастырму.

— Я отнюдь не стремлюсь к должности, товарищ полковник. Может, вам это покажется нескромным, но меня интересует прежде всего работа. Причем работа, которую я знаю и умею делать. К тому же я горожанин, вырос в Банишоре. А в деревне был только раз, мальчишкой, во время бомбардировок. И там в первый раз в жизни увидел настоящего козла. И так к нему доверчиво отнесся, что он мне сломал два ребра. Не смейтесь, это правда. А теперь мой район преимущественно сельский, а я не знаю их жизни и не верю, что на селе может произойти что-нибудь для меня интересное.

— А, вот тут ты ошибаешься! — как-то неожиданно мягко прервал его полковник. — Иногда на селе бывают очень сложные и загадочные преступления.

— Да, я слышал… Немного дурмана в чай… Или, чаще, вилами в живот… В общем, подручными средствами.

— Это было когда-то… А сейчас жизнь другая и люди другие. Я бы мог тебе рассказать несколько удивительных случаев. На такую хитрость и изобретательность твои софийские карманники и не способны…

Разговор начал угасать. Лейтенант Радев недовольно молчал — ясно, что из его затеи ничего не вышло. Окружающие перестали слушать, занялись кто чем. Одни лениво чистили яблоки, другие разливали по бокалам вино. Самые находчивые клали очищенные яблоки в вино, сочетая два полезных дела. И в этот момент в разговор вмешался старший лейтенант Шопов, молчаливый и немного флегматичный курсант, которого до сих пор едва замечали.

— Товарищ полковник совершенно прав, — нерешительно сказал он. — Иногда на селе бывают поразительные уголовные преступления. Интереснее я и в романах не встречал. Хотите, расскажу вам один случай?

Сначала никто не поддержал его. В этот поздний час людям больше хотелось услышать смешной анекдот, а не долгую и кошмарную историю. Да и не верилось, что Шопов может рассказать что-нибудь путное.

— Давай, Шопов, — снисходительно согласился полковник.

И тут Шопов вдруг смутился и запнулся. Его нежное, как у девушки, лицо стало таким беспомощным, что несколько человек тут же пришли ему на выручку.

— Рассказывай, рассказывай! — подхватили они ободряюще.

— Это случилось лично со мной! — мучительно выдавил Шопов. — Сорок восьмой год, я был тогда мальчишкой семи-восьми лет. Однажды ночью — только мы собрались спать — кто-то вдруг постучал в дверь и позвал моего отца по имени. Он накинул пиджак и вышел… И больше не вернулся… Ни слуху ни духу, словно испарился.

Потрясенные курсанты переглянулись. Они впервые слышали эту историю. Она показалась им невероятной.

— Расскажи подробнее, — сказал заинтересовавшийся полковник.

— А случилось это все, — с трудом проговорил Шопов, — около десяти часов — не очень рано, не слишком поздно. В комнате нас было только трое — я, мать и отец.

Когда его позвали, никто не встревожился, это я отлично помню. В то время проводилась коллективизация, а отец мой был членом партийного бюро. Так что его часто вызывали по ночам, в любое время…

— Его позвали по имени? — спросил Димов.

— Да, уменьшительным именем… Отца звали Антон, а крикнули «Дончо». Мы так и слышали: «Дончо! Дончо!..» Я был ребенком и не мог понять, знакомый это голос или незнакомый. Но где-то глубоко во мне осталось чувство, что голос знакомый.

— Но ведь твоя мать не была ребенком, — сказал Димов.

Старший лейтенант внимательно посмотрел на него.

— И она тоже говорила, что голос ей знаком. Но тогда она не обратила внимания.

Она и так сердилась, что отца вызывают по ночам. Поэтому и не распознала, чей это был голос. От отца ничего не осталось, даже его кепки не нашли. И так до сих пор.

— В первый раз слышу эту историю, — озадаченно промолвил полковник.

— Я писал об этом в автобиографии, — ответил лейтенант.

Наступило тягостное молчание. Полковник снова посмотрел на Димова.

— Ну, что скажешь? — спросил он с едва заметной иронией, ведь история действительно произвела на всех тягостное впечатление.

— Ничего, — сказал капитан. — Впрочем, скажите: ваша мать потом вышла замуж?

Шопов поморщился.

— Нет, товарищ капитан, это вы зря подумали… Мать моя вышла второй раз замуж всего пять-шесть лет назад. И притом за человека из другого села…

— Ну все-таки, — пробормотал капитан. — На вашем месте я бы этого дела так не оставил…

Шопов не ответил. И капитан заметил в его взгляде смертельную усталость, резко контрастирующую с его молодцеватой, подтянутой фигурой. У Димова вертелся на языке еще один важный вопрос, но он знал, что задавать этот вопрос не следует, по крайней мере, здесь. Разговор угас сам по себе, и незачем его продолжать. К тому же майор Пенелов, сидевший напротив, многозначительно подмигнул. Да, разумеется, он совсем забыл о прощальном тосте. Курсанты переглянулись, наполнили бокалы. Майор Пенелов постучал ножом по тарелке.

— Слово предоставляется лейтенанту Радеву!

Лейтенант живо вскочил со своего места, словно только и ждал приглашения. В сущности, так оно и было.

Радев говорил долго, умно и запнулся только два раза, что само по себе можно считать большим достижением. Полковник слушал внимательно и сосредоточенно, словно на инструктаже в министерстве. Димову казалось, что того и гляди полковник вытащит знакомую записную книжку, чтобы записать наиболее ценные мысли. Наконец Радев закончил и высоко поднял бокал со знаменитым «Монастырским шушуканьем» (так назывался этот сорт вина). Раздались аплодисменты, зазвенели бокалы. Полковник поднялся.

— Благодарю вас, ребята! — сказал он просто. — Я один, а вас много. И все-таки вы меня забудете, а не я вас. Ваша работа поглотит вас, а моя работа — это вы и те, которые примут вслед за вами. Я рад, что у нас все было нормально и вроде бы мы не можем жаловаться друг на друга. Может быть, исключение составляет только капитан Димов…

— Не составляет, — отозвался капитан, слегка покраснев.

— Вот что я тебе скажу, — тихим голосом продолжал полковник. — Ты напрасно беспокоишься… Жизнь долгая, и тебе надоест кровь. Я думаю, что сейчас тебя должно тревожить другое. Ты уезжаешь в совершенно незнакомое место, в городок, где люди знают друг о друге всю подноготную. Тебе надо жениться, мой мальчик, иначе ты будешь здорово скучать.

Он сел. Снова раздались аплодисменты. Настроение за столом значительно поднялось.

— Я прав? — обратился полковник к Димову.

— Ну, прав, конечно, прав, — шутливо ответил капитан. — Но я, кажется, не очень нравлюсь женщинам.

И хотя дело обстояло не совсем так, полковник ему поверил.

— Понравишься! — сказал он убежденно. — Там тебя ждет, по крайней мере, десяток невест.

Как и полагается, спели «Гей, Балкан, родной ты наш…», и на этом обязательная часть программы закончилась. Можно было расходиться. Первым встал полковник, за ним остальные. Ночь была ясная и теплая, полная луна висела над серебристыми вершинами деревьев. Капитан Димов нашел в толпе знакомую спину и уже не выпускал ее из виду. Последние рукопожатия, пожелания, потом машина увезла полковника.

Димов быстро зашагал по улице.

— Нам ведь по пути, Шопов? — спросил он. — Ты домой?

— Домой, — ответил лейтенант, мельком взглянув на него.

— Думаю, что на прощанье мы могли бы выпить по рюмке коньяку.

— Я не умею пить, товарищ капитан, — сухо ответил Шопов. — К тому же утром мне предстоит вести машину.

Это не предвещало откровенного разговора. Некоторое время оба шли молча, их шаги глухо отдавались в тишине. Димов решил нанести удар неожиданно.

— Извини, Шопов, но мне кажется, ты знаешь, кто убил твоего отца.

— Разумеется, не знаю, — все так же сухо ответил старший лейтенант.

— Тогда я знаю… Его убил твой дядя, брат твоей матери, — спокойно, даже небрежно, бросил капитан.

Он ожидал всего, но не того, что произошло. Шопов резко остановился и с ужасом посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул он.

— Действительно, откуда я могу знать? — все так же спокойно ответил капитан. — Я эту историю слышу впервые в своей жизни. Но подобный вывод напрашивается сам собой.

Шопов смотрел на него широко открытыми глазами. Потом, взяв себя в руки, двинулся дальше.

— Ничего подобного мне никто не говорил.

— Может, из излишней деликатности, — произнес Димов с затаенной иронией. — Но ты-то это очень хорошо знаешь.

— Нет, и сейчас не знаю! — как-то резко и нервно ответил Шопов. — Но, признаюсь, я думал об этом.

— Полагаю, твой дядя в то время был в селе большим человеком? — Шопов вздрогнул.

— Да, он был председателем сельсовета… Впрочем, не знаю, как их в то время называли.

— Так я и думал, — кивнул капитан. — Это объясняет многое…

— Что именно?

— Ты знаешь это лучше меня, Шопов… Потому что думал об этом тысячу раз. И у тебя есть не одно и не два доказательства. Ну, давай начнем сначала. Твоя мать не могла не узнать голос. Это исключается. Даже если бы она была не уверена, она все равно должна была бы назвать какое-нибудь имя. Это только нормально и естественно. Тогда почему она его не выдала? Я отбросил другое, вполне вероятное предположение, что это был голос человека, которого она предпочла твоему отцу… Верю, что ты меня не обманул.

— Действительно, я тебя не обманул, — тихо сказал старший лейтенант.

— Тогда что же остается?.. То, что это был очень близкий, родственник… Скажем, ее отец, ее брат… Крестьянка так просто не засадит своего брата в тюрьму, даже если она уверена, что это был его голос.

— А почему не ее отец? — внезапно спросил Шопов.

— Не знаю почему, — искренне ответил капитан. — Разумеется, мог бы быть и он, но естественнее, мне кажется, другое. Во время коллективизации на дежурства, охрану общественных мест обычно посылали более молодых и сильных мужчин. Да и не под силу пожилому человеку перетащить труп и запрятать его так, что до сих пор не нашли никаких следов. Словом, я выдвинул наиболее вероятную гипотезу, и ты, сам того не желая, подтвердил ее.

— Не твою гипотезу, Димов, а мои собственные подозрения! — нервно сказал старший лейтенант.

— Не будем спорить, — согласился Димов. — Но по-прежнему остаемся открытым вопрос: почему он это сделал? Я не допускаю, что из-за имущества или, скажем, семейной вражды. В те времена имущество ничего не значило, а отношения, как я понимаю, были нормальными, раз твой отец доверял своему шурину и пошел с ним куда-то. Остается третья возможность — твой дядя злоупотребил властью. Может, присвоил государственные средства или получил большую взятку. Твой отец знал: об этом, но молчал. Несомненно, он был честный человек, но, может быть, тогда ему некому было об этом сказать. Или же у него не было достаточных доказательств. Я не верю, что твой дядя сам догадался. Возможно, отец рассказал твоей матери, а она передала его слова брату.

— Замолчи! — почти закричал Шопов.

— Это всего лишь гипотеза, — закончил Димов. — Гипотеза как гипотеза… Одного только я не понимаю во всей этой истории: почему ты не попытаешься проверить ее? В конце концов, речь идет о твоем отце… Твоем отце!

Шопов шел медленно и тяжело, лицо его совсем помрачнело.

— Разумеется, я пытался, — сказал он наконец. — Но ничего не вышло.

— Совсем ничего?

— Да, ничего. Следствие велось совершенно правильно, но никаких результатов не дало. Мать прослушала через закрытую дверь голоса примерно двух десятков людей, но ни в одном из них не признала того, который позвал отца той ночью. Перерыли все село и окрестности и ничего не нашли.

— А допрашивали бывших богачей? Тех, кто мог дать взятку?

— Разумеется, нет. Следствие не исходило из подобной гипотезы. Но я сам расспрашивал людей. Все, кто мог бы что-то сказать, молчат. Слова из них не вытянешь. Так упорно молчать могут только напуганные люди.

— Да, это неспроста, — согласился капитан.

— Существует что-то, чего я не в силах преодолеть. Словно бьешься головой о стену.

Шопов замолчал, весь его вид говорил о том, что этот разговор ему неприятен.

— Послушай, ты когда уезжаешь в Н.? — спросил он подавленно.

— Собирался завтра…

— Если хочешь, могу подбросить тебя на своем «Запорожце». Мне по пути, я еду в Кюстендил.

— Хорошо, — коротко ответил Димов.

Они расстались на углу, капитан направился к троллейбусной остановке. И вовремя — красный жук неуклюже выполз из-за угла, уныло мигая круглыми глазами. Димов неохотно опустился на провисшее сиденье, от соседа пахнуло на него кислым вином и салом. Нет, он был недоволен вечером. Все давешние разговоры казались ему глупыми и излишними. Может, лучше было бы, если бы он вообще молчал.