"Браконьеры" - читать интересную книгу автора (Якубовский Аскольд Павлович)Деревенские хлопотыВладимир Петрович ждал письмо — и купался, загорал, рыбалил, покупал стерлядь у Малинкина. И видел, как по-сибирски торопливо шло лето со всеми его хлопотами. Скосив траву в лугах, колхозники взялись за лесные полянки. Работали вручную, косами. И на время лес стал шумным, а поселок безлюдным. Должно быть, от скуки к Владимиру Петровичу стал привязываться петух поселкового милиционера. Он лез ко всем, но Владимиру Петровичу казалось, он вязался к нему одному. Петух топал за Владимиром Петровичем через весь поселок, только что в лес не заходил. Он мог караулить его у магазина, на почту шел следом за Владимиром Петровичем. Стоило нечаянно повернуться к нему, и петух лез в драку. Однажды он взлетел на уровень глаз, и Владимир Петрович хватил его кулаком. Но легкая, жилистая птица только отлетела в сторону. Кулак не подействовал, петух наскакивал — растопыренный, страшный, он кричал вороньим криком. Непонятная осатанелость домашней птицы смущала. А взять Малинкиных — дядю и племянника? Как-то бродил Владимир Петрович по песку и сделал открытие. Тень, которую он тридцать с лишком лет считал черной, на самом деле была фиолетовая. По такому случаю решил выпить чайку. Поднявшись на берег, увидел Малинкина у палатки. Тот, поставив корзину, рылся в выложенных на солнце вещах Владимира Петровича. Малинкин был недоволен: все, все у пузана предельно добротное. Палатка, одежда, посуда — все куплено с умом и за высокую цену. Это обидело Малинкин а. И ему стало казаться, что умный Владимир Петрович смеется над ним, получая рыбу задешево. К тому же обманывает его, прикидывая вес рыбы на глазок. А у Малинкина есть безмен, но — дома. Почему не с собой? — Ты чего? — спросил Владимир Петрович. — А ты чего… ходишь, — говорил Малинкин, злобно глядя на него. — В прошлом году один такой же ходил, а потом написал в газету. Рыбку нашу жрут, баб тискают, в газету пишут. — Не бойся, — сказал ему Владимир Петрович. — Я не пишу в газеты. Что принес? И сам, наклонясь, достал из корзины стерлядку и небольшую нельмочку. Хороши! Владимир Петрович осматривал рыбу, соображая, что станет готовить. Пожалуй, уху следует варить из нельмы, а стерлядь жарить. «Какая у него, однако, башка, — думал Малинкин. — Не голова, а чемодан. Бог с ним, лучше не связываться». …Васька же — от скуки — ходил пьяный и хвастал деньгами. В магазине он швырял на прилавок мятые рублевки и покупал ненужное — конфеты, дешевые колечки. Сгребал сдачу в карман, не считая. — Во как мы, — говорил он, бледнея. — Деньги не считаем. Налетай! Пей Васькину кровь! Васька прост, Васька сдачу на веру принимает. — Ты посчитай, ирод! — кричала ему продавщица. На улице Васька подманивал собак и кормил их конфетами. Кольца низал на пальцы. Владимир Петрович покачивал головой — такая глупость!. Васька пьяно ковылял, но у воды немедленно трезвел. Вот только что была здесь лодка, Васька, сам Малинкин. И уже пусто, а они уносились к горизонту. Сергеев теперь частенько приходил к Владимиру Петровичу. — Ненавидят меня в поселке, здороваться перестали, — жаловался он. — Ранее, говорят, и рыба водилась, и тебя не было. А сейчас меня в город зовут, строгать будут, плохо-де караулишь. Город, он за всем следит, порядок наводит. А порядок — тяжелая вещь, для многих просто невыносимая. Я слежу за порядком в лесу, на воде и, понятно, мешаю. «Плюнул бы, что ли, — думал Владимир Петрович. — Покой и здоровье дороже рыбы». — Горе мое в Малинкине, — жаловался Сергеев. — Вот в чем смех моего положения — пока я его с сетями и уловом на месте не накрою, до тех пор ни черта у меня не выйдет. Обыскать бы его. — Обыск с санкции прокурора, — напоминал Владимир Петрович. — То-то и оно! — говорил Сергеев. — Но ничего, еще зажму всех, собака мне поможет. Понимаешь, Верный нюхом возьмет. Понимаешь? Учит его Сашка отличать красную рыбу, мы выследим. Владимиру Петровичу это показалось убедительным. Собака — прирожденный специалист по распознаванию запахов. И хотя вся рыба пахла как будто одинаково — сыростью, — но даже он отличал, к примеру, запах чебака от запаха щуки. Владимир Петрович предупредил Малинкина о собаке. Тот осклабился, выставив стальные коронки, но промолчал. И получилось худое — в Верного пальнули из ружья. Молчать надо было Сергееву, молчать Владимиру Петровичу. Ему было жаль пса, добродушного и славного. Малинкин, само собой, обязан ненавидеть собаку. Но не стрелять же! И стало это событием. Взволновались все. Шумели, горячились, даже ссорились. В магазине узнал Владимир Петрович биографию Верного, сначала брошенного щенка, летом кормившегося около паромных пассажиров, а зимой поселявшегося к коровам. Его не гнали — караульщик. Так живя, пес достиг зрелости и встретился с Сашкой, вернувшимся с флота. Кто знает, что их свело, что дало ему имя Верный. Он стал Сашкиным псом. Наскучавшись по человеку, ми на шаг не отходил от него. Теперь все жалели Сашку — тот сильно горевал. «Черт меня тянул за язык», — огорчался Владимир Петрович. …Верный издох на другой день. Сашка напился с горя и побежал бить Малинкина. Владимир Петрович видел этот спектакль собственными глазами: он шел из магазина с банкой фаршированного перца. Шел озираясь, ожидая нападения петуха. Но, дробя пятками, пронеслись мальчишки. Они кричали, что Сашка бьет Малинкина. Ух как бьет! Владимир Петрович пошел смотреть. У новых ворот дома Малинкина стояли и курили мужики. Двое парней в выгоревших рубахах держали Ваську. Были и женщины. Они говорили мужикам: — Да разнимите их, вы, идолы. — Пусть пену собьют, — отвечали мужики (они любовались дракой). Окна дома были прикрыты ставнями, дверь замкнута на висячий замок: должно быть, жена Малинкина ушла куда-то. А по двору Сашка гонял Малинкина — тот бегал в какой-то странной распашонке. Только приглядевшись, узнал в ней Владимир Петрович остатки рубашки. Сашка был сильно выпивши. Ноги его шатки, руки — неловки. Впереди так же неуклюже бегал Малинкин. Он то и дело спотыкался и падал, и тогда Сашка догонял и гвоздил его кулаком. Он, промахиваясь, плакал и кричал что-то вроде: — Ах-ва… ах-ваа… И лишь постепенно Владимир Петрович разобрал слова. Оказывается, глупый Сашка требовал: «Убивай меня… Убивай меня…» — Ничего, — говорили мужики — Ничего! Помахает крыльями, ан сердце и отойдет. В конце концов Малинкин проскочил к приставленной лесенке и полез на чердак, хотя мог бы спокойно бежать по улице. Сашка же споткнулся и упал. Когда он поднялся, заплаканный, пыльный и страшный, Малинкин наполовину был в узеньком чердачном лазу. Сашка рванул лестницу, а Малинкин, извиваясь, втянул на чердак ноги. Исчез. — Безответного!.. — рыдал Сашка. — Сироту! Бей в меня, бей в меня! Сашка некоторое время кидал в отверстие чердака сухие конские яблоки, а затем побежал по улице. Бежал он босиком, понурив голову, словно собираясь боднуть кого-то. Вокруг его ног завивалась желтая пыль. Следом за ним, на велосипеде, ехал мальчишка и хохотал, Владимир Петрович ушел. Но осталась в нем подражательная глупая воинственность. И если бы кто пристал к нему, то получил бы добрую встряску. Но столкнулся Владимир Петрович с петухом и его курами. Настырная птица бродила на опушке, в папоротниках. Владимир Петрович пнул его. Сильно. Но петух был опытен. Он взлетел и этим ослабил силу пинка. Взлетев, он использовал выгодное положение и обрушился на Владимира Петровича сверху. Пришлось загородиться банкой с перцем. Та выскользнула из рук и разбилась. Владимир Петрович с грустью смотрел на осколки. По ним ходили петух и куры и клевали перец. — Надеюсь, вы сдохнете, — сказал Владимир Петрович. — Вот это я понимаю, это вояка, — сказал, подходя, лесной объездчик. И подал руку. Шел он из поселка, с корзиной в руке. Должно быть, по грибы. — Ну, ровно наш Сашка. — А что? — Кинулся на милицию, почему не арестуют убийцу. Напал! Михеич его, сам понимаешь, сгреб и в чулан. — Да ну! — Я и говорю — петух! Михеич, почитай, нес его одной рукой. А Владимир Петрович уже был спокоен, даже не сердился на петуха: совершилась еще одна деревенская глупость. Объездчик же после Сашкиной драки зачастил. Он приносил новости (а также грибы маслята). — Сашка аппетита не потерял, — сообщал он. — Ему мать во какие корзины с жратвой носит. Малинкин его дразнит. — Как же? — Подойдет и спросит, что, мол, приятно с милицией драться? — А Сергеев? — Того начальство вызвало. Вздрючку ему дадут, хвост станут крутить. Можа, и с работы снимут, за Малинкина. Тот, понятно, скис. — Боится, что назначат другого? — догадался Владимир Петрович. — Вот-вот… Эту задачку ты верно решил. Приходил и Малинкин с Васькой. Грустили, философствовали. Чем поражали Владимира Петровича. Слушая, он ломал голову над вопросом, где он видел Малинкина? Владимир Петрович за свою карьеру геодезического инженера (пока не пошел на фотоработы) побывал всюду. «Где я его видел?… В Омске?… В Южно-Сахалинске?… В Нарыме?» — ломал он голову. Браконьеры то осуждали, то жалели Сергеева. — Чую, пришлют нового черта на мою голову, — тосковал Малинкин. — Сергеев бы на нас щурился, выгоду имел бы, — говорил Васька. — Чего вязался? — А что же, на ВДНХ вас посылать? — Вы, Владимир Петрович, учили диалектику? — спрашивал Васька. — Положим. — Помните слова «единство противоположностей». — Еще бы. — Мы с Сергеевым противоположности? Да? Значит, одно переходит в другое и сливается с ним. Верно? — Как рыба переходит в уху, — поддразнил Владимир Петрович. — А мы с дядькой переходим в послушных. И если бы не мы, как бы различали, кто послушен, а кто нет? И другое… Владимир Петрович стал ожидать, что по глупости Васька ткнет в него пальцем и скажет: «Ты с нами». Но Васька оказался забавнее. Он не стал тыкать пальцем, а заявил: — А переходим мы из одного в другого через желудок. Это материализм. — То есть как? — изумился Владимир Петрович. — Положим, человек с деньгами хочет есть стерлядку, а мы тут как тут. Стерлядку? Пожалуйста. Дядя Степа ловит кастрюка и выдает его за стерлядь. Человек платит рублики, ест и радуется, запретная рыба завсегда вкуснее. А дядя Степа что делает? Он покупает бутылку «Московской» и ублажает свою язву. Материализм? И Васька загоготал. Владимир Петрович задумался. Нет, очень не прост был Васька. Все они тут с подковыркой. |
||
|