"Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества" - читать интересную книгу автора (Ларссон Бьёрн)

20

Итак, возмущённый до глубины души, я проследовал за Скьюдамором в трюм. В голове вертелись мысли о женщине и мятеже. Меня более чем когда-либо обуревала жажда жизни.

Не стану, однако, отрицать, что её поубавилось, когда я ступил на грузовую палубу, услышал бормотание и завывание сотен голосов, вдохнул в себя резкий пронзительный запах пота, мочи и экскрементов. Я встал рядом с лекарем на имевшемся в нашем распоряжении пятачке под трапом. Передо мной в тусклом свете из приоткрытых палубных люков рядами лежали голые мужчины, которые оборачивались в нашу сторону и безмолвно смотрели на нас. По мере того, как к нам поворачивалось всё больше лиц — сначала это были первые ряды, потом всё более дальние, пока не дошло до последних, у носовой переборки, — шум и вой затихали, сменяясь давящей тишиной. Казалось, люди чего-то ждут.

— Сам видишь, — негромко, на случай если кто-нибудь из невольников понимает по-английски, проговорил Скьюдамор, — в общей сложности триста двенадцать отменных рабов, не считая женщин и детей. Прямо скажем, многовато живого товара для помещения в семьдесят на двадцать футов.[17] Нам ещё повезло, что мы не загрузились под завязку, Баттеруорт любит напихивать битком. Он из тех, кто кладёт невольников на бок, лишь бы вместить побольше. Чем больше напихать сначала, тем больше останется к пункту назначения, — так рассуждают эти пихальщики. Но концы с концами в их арифметике не сходятся. Я совершал рейсы и с пихальщиками, и непихальщиками, и знаю, что денег они выручают примерно одинаково. Разницу чувствуем только мы, потому что на судах пихальщиков нам приходится куда хуже. Народу, само собой, мрёт больше, а подойти убрать труп практически невозможно, пока смерть как следует не проредит ряды. А сколько ещё хлопот вон с теми, на полках.

Я раньше и не заметил, но оказалось, вдоль бортов невольники лежат в два этажа.

— Каково, скажи на милость, работать в таких условиях? Попробуй-ка залезть туда, своих не узнаешь. И под и над полкой — меньше двух футов, так что сесть там они при всём желании не могут. Кроме того, мне приходится снимать башмаки, чтобы не раздавить несчастных на полу. Но ты думаешь, они ценят твою заботу? Ни черта подобного. Неблагодарные сволочи. Остаётся только мазать ноги их собственным дерьмом. Тогда они хотя бы не будут кусаться.

Скьюдамор рассмеялся.

— Это моё маленькое изобретение, — продолжил он. — Не сказать чтобы приятное, зато весьма действенное. Бочки видишь? Это их отхожие места. Женщины справляют нужду на палубе, но поднимать наверх мужчин всякий раз, как им приспичит, слишком опасно. Тебе придётся выволакивать бочки на палубу и опорожнять их.

Он испытующе посмотрел на меня.

— Я тебя предупреждал, ты не прислушался. Теперь передумывать поздно.

— Ты меня что, за дурака держишь? — отозвался я. — Через пару дней всё будет кончено и мы станем свободными.

— Нет, Сильвер, я вовсе не держу тебя за дурака, скорее наоборот. Но всегда ли ты соображаешь, во что ввязываешься? Тут же будет твориться сущий ад. Даже несколько дней такого испытания могут сломать кого угодно. Ты бы посмотрел, на что бывает похож трюм после хотя бы однодневного шторма. Большинство этих чернокожих никогда не бывало на море. Их начинает тошнить, и они заблёвывают всё вокруг. Бочки опрокидываются, и парни ходят под себя. Как ты думаешь, во что здесь всё превращается? А под полками? Тот, кто лежит наверху, дрищет на тех, кто внизу. И вонь, Сильвер, представь себе вонь! Когда люки наглухо закрываются брезентом, сюда не поступает ни капли свежего воздуха. От этой духоты даже светильники гаснут. А уж крики, вопли, стоны! Сущий ад, Сильвер. Ты, мой милый, вызвался поддерживать чистоту в аду.

— Скажи, пожалуйста, — осведомился я, — если тут действительно творятся такие ужасы, как сюда попал ты, пусть даже тебе не приходится выгребать дерьмо?

— А к чему может приложить себя в жизни образованный человек без связей, — ответил он, разводя руками, — если не к тому, чтобы пытаться спасать людей?

И, покосившись на по-прежнему безмолвных негров, прибавил:

— Конечно, не забывая разжиться на чужой беде лишней монетой. Как и все прочие.

Скьюдамор взялся за трап.

— Оставляю тебя справляться одного. Два раза в день я делаю обход, можешь помогать мне с лекарствами и прочим. Раздавать то, что тут называется баландой, тебе подсобят, но некоторые вообще отказываются есть, будь готов и к таким. С ними мы принимаем особые меры. Тех, кого пора проветрить на палубе, забирают охранники. Твоё дело — следить за очерёдностью. В остальном полагаюсь на твоё усмотрение.

Прежде чем исчезнуть наверху, он обернулся.

— И послушай доброго совета: если не хочешь, чтобы тебя килевали ещё раз, забудь ту женщину. Уверяю тебя, я приглядел для себя столько, что нам обоим хватит и останется.

В следующее мгновение люк захлопнулся и я остался один на один с тремястами двенадцатью пар глаз.

— О’кей! — прокричал я. — Скоро ваши мучения окончатся. Кто-нибудь тут понимает меня? Кто-нибудь знает не только родной язык?

Ответом мне была тишина. Но вот откуда-то из полутьмы донёсся голос.

— Я, сэр.

Я стал пробираться среди этих тел, которые, к моему удивлению, пытались посторониться, облегчить мне путь. Вместе с ними перемещались, звеня, и их цепи. Со всех сторон я видел дружеские улыбки и руки, протянутые для прикосновения ко мне. И я добился этого лишь тем, что заглядывал им в глаза и вернул несколько безделушек, подумал я.

— Кто такой? — осведомился я, добравшись чуть ли не до последней пары узников по левому борту.

— Андрианамбуаниавиру, сэр.

— Ты что, издеваешься?

Туземец вопросительно посмотрел на меня. Он явно не издевался.

— Ты не будешь против, если я стану называть тебя Джеком?

— Нет, сэр, — ответил негр и улыбнулся.

Значит, он был небезнадёжен.

— И не называй меня сэром, — прибавил я. — Я тут всего-навсего юнга, мне положено выгребать дерьмо и поддерживать чистоту в преисподней.

— Спасибо, — сказал Джек.

— За что? — рассмеялся я. — За то, что буду подтирать сраки? Я ведь не ради вас буду стараться.

— Нет, не за то. Потому что вы оставили наши…

Не найдя нужного слова, он указал себе на шею, где болталось что-то вроде крокодильего зуба.

— Тоже не стоит благодарности. Потому как жизнь вашу спасут вовсе не эти побрякушки. Нет, мой милый, по такому вопросу лучше обращаться ко мне, Джону Сильверу. Поверь мне, я стою тысяч ваших крокодильих зубов и кораллов.

Джек глядел на меня непонимающе.

— Вы хотите выбраться отсюда? — спросил я. — Домой хотите?

Это он, во всяком случае, уразумел, потому что в глазах его вспыхнула ненависть.

— Тогда слушай меня внимательно. Если что не поймёшь, говори. Это очень важно, смекаешь?

Выражение Джекова лица не изменилось.

— Ты хоть и чёрный, но должен уметь кивать, — сказал я и кивнул. — Это… если тебе ещё не известно… значит «да».

Всё же я не был уверен, что туземцы пользуются такой же сигнальной книгой, как мы. Однако Джек кивнул и даже расплылся в улыбке. Ага, он не дурак. Пока что всё складывается удачно.

— Через день-другой наше судно будет готово переправить вас всех в настоящий ад. Знаешь, что такое ад?

Джек закивал и многозначительно посмотрел вокруг.

— Отлично, — захохотал я. — По крайней мере, в этом наши мнения сходятся. Поясняю дальше: в глазах капитана невольники — не самые любимые из Божьих чад. Капитан, он здесь вроде царя или короля, а против таких не грех и взбунтоваться. Если будет желание, их можно прибить, а потом съесть.

Джек покачал головой.

— Понятно, есть не будем. На самом деле вгрызться зубами в такой фрукт, как капитан Баттеруорт, было бы приятно и каннибалу. Так вот, Баттеруорт считает, что вы не захотите по доброй воле отправиться с ним за океан. Поэтому он намерен отчалить из Аккры посреди ночи, пока вы будете сладко спать. Когда вы проснётесь, берега уже и след простыл, впереди будет только огромный океан, до самой Вест-Индии на той стороне. А там, милостивый государь, спохватываться будет поздно, потому что нас встретят солдаты с мушкетами, которые позаботятся о том, чтобы столь драгоценный груз был благополучно переправлен на берег. Понял? Если не предпринять чего-нибудь сейчас, будет поздно. Потом вас ждёт либо акулья пасть, либо ещё худший ад.

— Я понял ад, — крайне серьёзно произнёс Джек. — Как убить капитан? — спросил он и посмотрел сначала на свои цепи, затем на прикованного к нему товарища, который с нескрываемым интересом наблюдал за всеми перипетиями разговора.

Теперь только я обратил внимание на всё ещё царившую вокруг тишину. Понизив голос, я рассказал Джеку о своих приготовлениях, о складе оружия, о заговорщиках, которые ждут наготове на баке, о пушках на палубе и о прорезанных в переборке дырах, после чего дал ему отмычку к свободе.

Негр, прямо скажем, выкатил на меня шары.

— Почему? — спросил он.

— Что почему?

— Ты белый человек. Не чёрный, не раб.

— Какая тебе разница? Главное, вы будете свободными.

Он кивнул, но остался при своих подозрениях. Мне нечего было возразить.

— Ну ладно, попробую объяснить, — сказал я, не дожидаясь ответа. — При виде вас мне всегда кажется, что в следующий раз наступит моя очередь. Годится?

Джек смотрел мне в глаза так, словно и впрямь понял.

— Ты и я братья, — произнёс он. — Мой народ, сакалава, не покорятся никому.

— Ну да? Тогда какого чёрта вы делаете здесь?

Он заткнулся.

— Есть над чем призадуматься, а? — с искренней весёлостью добавил я.

— Мы братья, — упрямо повторил Джек.

— Как тебе будет угодно, — великодушно согласился я. — При условии, что вы будете меня слушаться. Да, пока не забыл… когда пойдёте на приступ юта, поставьте впереди надсмотрщиков.

Джек поднял брови. Я тоже.

— Вместо щита, — пояснил я. — Это будет только справедливо.

Джек просиял, и я невольно подумал о том, что мы сумели объясниться другом с другом довольно неплохо, во всяком случае, гораздо лучше, чем я предполагал и мог надеяться.

— Ты сумеешь растолковать остальным? Вы понимаете языки разных племён?

— Немного, — отвечал Джек. — Но объяснить легко.

Он сделал жест, по которому любой сообразил бы, что речь идёт о том, чтобы перерезать кому-нибудь глотку. Отвернувшись от Джека, я взялся за первую попавшуюся отхожую бочку. Пока я вытаскивал её на ют, я слышал уже совсем другой рокот голосов, возбуждённый, полный ожидания, и эти голоса, несмотря на различие языков, с быстротой молнии разнесли мою весть среди невольников.

В общем, о том, что она до кого-либо не дойдёт, можно было не беспокоиться. С каждым моим возвращением в трюм за новой бочкой я видел, как меняется выражение лиц. Куда бы я ни оборотился, меня встречали дружелюбно, с одобрением и уважением, люди были настроены решительно. Вспоминая о брюзгливых и мелочных заговорщиках, с которыми связался, я едва ли не пожалел о том, что не попросил африканцев сбросить за борт всех белых на корабле — разумеется, за исключением меня.

Когда я выпростал в море последнюю бочку с её зловонным содержимым, мне захотелось остаться на палубе и отдохнуть, пусть даже на жаре, которая превращала воздух в колышущееся марево, всё-таки воздух тут был чист. Но, похоже, у Баттеруорта и ему подобных есть глаза на затылке, потому что рядом со мной тут же вырос именно он со своей саркастической усмешкой.

— Вы разве свободны от вахты, Сильвер? — в виде предисловия поинтересовался капитан.

Я промолчал.

— В таком случае проваливайте в трюм, где сейчас ваше место, — гаркнул он. — Кстати, — продолжал Баттеруорт, почти не умеряя голоса, — мне пора зайти проверить груз. Мы выходим в море сегодня вечером. Идите, Сильвер, я за вами.

Сегодня вечером! Я слез по трапу и подождал, пока Баттеруорт догонит меня и встанет рядом. При нашем появлении гул в трюме постепенно затих. Капитан вынул носовой платок и прикрыл им нос и рот. Особенно далеко, в гущу чернокожих тел, он заходить не стал. Когда из полутьмы выступил я, снова послышался нестройный говор, в котором только совсем тупой не различил бы искру жизни. Я приготовился обратиться к ним, и как можно громче.

— Люди, перед вами стоит капитан Баттеруорт, царь и бог нашего судна. Только его и Господа Бога мы должны будем благодарить, когда доберёмся до суши.

Гул усилился: насколько я понял, Джек перевёл мои слова и они пошли гулять по рядам. Весьма сподручно, подумал я, теперь все будут знать, каков из себя главный бес.

— С чего это вы вздумали разоряться? — спросил Баттеруорт. — Может, вы надеетесь, что они понимают цивилизованную речь?

— Нет, сэр. Тут самое важное, каким обращаешься тоном. Они же вроде собак. Вы никогда не пробовали разговаривать с собакой? Посмотрите, они даже повеселели.

— Возможно, — пробормотал капитан. — Выглядят они действительно неплохо. Считайте, что вам повезло. И помните: я не спускаю с вас глаз, Сильвер.

— Конечно, сэр. Не беспокойтесь, сэр, я умею держать людей в узде.

— Только себя не умеете держать, — отрезал Баттеруорт и, повернувшись на каблуках, заспешил прочь.

Сразу после его ухода я принялся действовать. Прежде всего я рассказал Джеку, что они должны восстать сегодня же, но что открыть кандалы можно не раньше, чем Скьюдамор совершит очередной обход и будет роздан ужин. Через Томпкинса я послал весточку матросам-заговорщикам. Когда вспыхнет мятеж, им надо собраться на баке и не рыпаться, пока я не скажу. Это был единственный способ — иначе неграм нипочём не отличить законную добычу от незаконной. Как только появился с обходом Скьюдамор, я посвятил его в наши планы и посоветовал, если он хочет завтра увидеть свет божий, тоже не покидать бака. Он поблагодарил меня, но не проявил ни малейшего воодушевления. Впрочем, я и не ожидал ничего такого.

Вечером, после того как пробили восемь склянок, туземцы принялись отпирать свои цепи. Надо было видеть их лица, когда они садились и растирали затёкшие ноги. Это было зрелище, достойное богов… и меня.

Спустя ещё четыре склянки я, стоя в люке, услышал, как первый помощник тихонько даёт команду лезть на реи. Я торопливо спустился обратно, у самого трапа меня встретил стоявший наготове Джек. У кормовой переборки тряслись от страха трое надсмотрщиков. В предвкушении грядущих событий у них явно поубавилось спеси, что было очень даже хорошо.

Я кивнул Джеку, и в следующий миг чёрная людская масса пришла в движение. Мне же не оставалось ничего иного, кроме как ждать. Я лёг на нары и закрыл глаза. До меня донеслись первые выстрелы и крики боли, и я радовался им, пока перед глазами вдруг не разлилась сплошная чернота.

Когда я пришёл в себя, было ещё темно, но я, даже не открывая глаз, заподозрил неладное. И дело было не только в том, что у меня трещала и раскалывалась голова, что я вдыхал запах потных тел, испражнений и чего-то непонятного и было странное ощущение, будто я не один, хотя из звуков, которые может издавать человек, до моего слуха доносилось лишь невнятное бормотание… нет, скорее всего меня насторожило то, что мы находились в открытом море, в чём я, Джон Сильвер, готов был поклясться. Одерживаемый парусами, «Беззаботный» мягко покачивался на зыби то ли начинающегося, то ли затухающего волнения; ветер дул с траверза. Это было неоспоримо. А ведь мы не должны были уйти в море, если восстание удалось.

Что случилось? Где я? Я попробовал встать, но одна нога оказать словно зажатой в тиски, а когда я попытался сесть, то стукнулся головой о деревяшку. Мало того, что башка заболела ещё больше, у меня потекла кровь, тёплая, противная кровь, которая заструилась по лбу и, огибая нос и рот, закапала с подбородка. Внезапно до меня дошло, какой запах я не смог сразу распознать. Это был запах крови. Я дёрнул зажатую ногу, и что-то вроде поддалось, однако я тут же услышал рядом идущий откуда-то из глубины, безутешный голос.

— Ложитесь, сэр! Всё кончено.

Я пощупал место около себя и наткнулся на голое тело. С самыми страшными предчувствиями я дотянулся до ног и обнаружил вокруг одной щиколотки кандалы, идущие от меня к соседнему телу.

— Какого чёрта!.. — вскричал я.

— Любой может быть раб, — услышал я тот же голос, шедший словно из подземелья. — И сакалава, и белый человек.

Я откинулся обратно на деревянные нары, единственной подстилкой на которых служил тонкий слой подкожного жира у самого человека. Тут только я сообразил, что я тоже обнажён. Я стал рабом, Господи, спаси и помилуй… и пропади всё пропадом! Меня превратили в невольника, меня, Джона Сильвера, который стремился к свободе больше всех знакомых мне людей.

Обезумев, я истошно заорал. Протянутая рука встряхнула меня.

— Хватит. Ты не просто ты, — настойчиво произнёс прежний голос и безрадостно засмеялся. — Теперь мы братья, я и ты. Ты тоже.

— Какие ещё братья? — вспылил я.

— Ты раб, я раб, мы рабы. Нет разницы, — сказал Джек, потому что рядом со мной лежал он.

— Разрази меня гром, я не раб! Заруби это себе на носу.

— Подожди — увидишь, — отозвался Джек.

Что он имел в виду? Я раскинул мозгами. Как бы то ни было, я жив. Самое главное всегда — сохранить жизнь. Восстание подавлено, в этом можно не сомневаться. Как и почему, узнаю после. Меня оглоушили чем-то тяжёлым и пока что, за неимением лучшего, приковали среди невольников. Я оказался на подозрении, потому что, когда разразился мятеж, внизу оставался один я. Неудивительно, что теперь меня держат на положении пленника, уговаривал я себя, радуясь, что не подписал круговую грамоту. При таком раскладе нет ни малейших доказательств моего участия в заговоре, и мне удастся защитить своё доброе имя своим длинным языком, если только я пошевелю мозгам и не дам себе вспылить. Но почему меня раздели догола?

— Джек! — позвал я. — Что случилось?

— Случилось? — повторил он безжизненно.

— Вот именно, что случилось? Почему мы лежим тут? Почему всё сорвалось?

Мне стоило немалых трудов и уговоров заставить его рассказать о происшедшем, настолько глубоко он ушёл в свою печаль. Во-первых, кто-то проболтался и на палубе хорошо подготовились к встрече бунтовщиков. Троим надсмотрщикам и двоим рабам позволили завладеть пушками и дать знак остальным, чтобы те вываливались из трюма и заполняли огороженное частоколом пространство. Когда туда битком набилось человек сто, пятерых пушкарей мгновенно обезвредили (вот какие выстрелы и крики я слышал, пока не впал в беспамятство), а прочим доходчиво объяснили, что с ними будет, если они шевельнут хоть пальцем. Одновременно вторая половина экипажа занималась теми, кто пролезал в собственноручно мною выпиленные дыры, что было весьма просто, поскольку они лезли и возникали в поле зрения по двое. Наконец, партия вооружённых мушкетами матросов спустилась в трюм через носовой люк и напала на оставшихся внизу с тыла. Один из этих моряков, по мнению Джека, и огрел прикладом меня, лежачего. Ну а того, что нас сковали вместе, добился сам Джек, воспользовавшись суматохой.

— Но почему всё кончилось так быстро? — удивлённо спросил я. — Ещё даже не светает, а всех уже водворили на места и мы в открытом море.

— Вторая ночь, — ответил Джек.

Ага, значит, я провалялся в бессознательном состоянии целые сутки.

— Теперь только ад, — прибавил мой сосед. — Ты сам сказал.

Вид у него, прямо скажем, был невесёлый.

— Клянусь своим именем, со мной дело не кончено, — отозвался я и снова лёг на нары.

Мне надо собрать воедино все силы, свои и чужие, чтобы в конечном счёте выйти победителем, думал я. И я действительно приложил к этому немало сил, хотя и не совсем так, как рассчитывал.