"Влюбленная пленница" - читать интересную книгу автора (Малек Дорин Оуэнс)

ГЛАВА 7

Дом Вулкотов в пригороде Константинополя строили так, чтобы его обдувал любой даже самый маленький ветерок, так как Беатрис очень страдала от жары. Окна в комнатах доставали от пола до потолка и днем открывались настежь, чтобы в летний зной пропустить в дом воздух. Когда Джеймс вернулся с работы, Беатрис сидела на веранде, читая письмо.

– Я здесь! – окликнула она мужа, услышав его шаги внизу, в холле.

Джеймс отдал шляпу слуге и направился к жене. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и не мог не заметить капельки пота на щеках и пряди рыжеватых волос, выбившиеся из пучка. Кожа Беатрис была нежной, бледной, но с веснушками, а в жару моментально краснела; волосы же начинали завиваться колечками, едва температура поднималась выше семидесяти градусов по Фаренгейту. Неважно, сколько раз за день Беатрис переодевалась, сколько промокала платком влажный лоб, – жара действовала на нее так, что, пользуясь словами ее любимой писательницы Джейн Остин,[10] миссис Вулкот находилась в «затянувшемся состоянии неэлегантности».

– Что ты читаешь? – Джеймс показал на письмо.

– Это от миссис Сполдинг – она задержалась в Париже по пути домой.

Джеймс уселся рядом с женой в соломенное кресло-качалку:

– Интересно! И что же она пишет?

– Снова извиняется за то, что «потеряла» Амелию, и просит сообщить о судьбе девочки, – устало ответила Беатрис. – Как будто мы что-то сами знаем! – она заткнула письмо за рукав.

Вошла Листак и подала Джеймсу рюмку бренди. Потом взглянула на госпожу и спросила:

– Не желаете ли чего-нибудь, мадам?

Беатрис покачала головой, пошарила в своей сумочке и вытащила оттуда флакончик с одеколоном. Капнув немного на кружевной платочек, принялась прикладывать его к вискам.

– Ты неважно выглядишь, Беатрис, – озабоченно проговорил Джеймс, потягивая бренди.

– Я плохо спала ночью.

– Жара?

– Меня мучили кошмары.

– Наверное, опять что-нибудь насчет Амелии!

– Во сне ко мне приходил покойный брат, – угрюмо ответила Беатрис. – Укорял за то, что я не смогла выполнить его единственную просьбу – позаботиться о его ребенке.

– Не волнуйся! Скоро Амелия будет с нами, и ты снова будешь спать спокойно.

Листак опять появилась в дверях со словами:

– Обед будет скоро готов, мадам!

– Принеси миссис Вулкот бокал шерри, – распорядился Джеймс.

Беатрис запротестовала:

– Но я вовсе не хочу сейчас никаких напитков!

– И все-таки принеси, – настоял на своем супруг. Листак поклонилась и вышла.

– Мое увлечение спиртным вряд ли изменит ситуацию, Джеймс, – заметила Беатрис.

– Предобеденный бокал шерри вовсе не втянет тебя в порок, дорогая, но спиртное просто позволит тебе несколько успокоиться.

– Господи, если бы только не стояла такая мучительная жара! – с тоской простонала миссис Вулкот и откинулась на спинку кресла.

– Скоро настанет сезон дождей.

– Ну да; и все вокруг превратится в море грязи. Ах, как я хочу в Бостон! – Беатрис вздохнула.

Вернулась Листак с ликером, и госпожа расправилась с ним в два глотка. Джеймс кивнул, чтобы принесли еще порцию. Похоже, ночь предстоит долгая.

Едва Малик и Эми вернулись в лагерь, они тут же бросились в палатку, где лежал Анвар. Все это время за ним ухаживала сестра Майя. Едва увидев Эми, она упала перед девушкой на колени, прижимая к губам подол ее платья.

– Малик, что это такое? Что она делает?

Эми казалась пораженной и испуганной. Майя поднялась и схватила ее за руку. Поцеловав, прижала к своему лбу.

– Она благодарит тебя за спасение Анвара, – пояснил Малик.

– Неужели ему настолько лучше?

Эми присела на корточки возле кровати больного. Прикоснувшись к его лбу, почувствовала, что температура спала. Лицо, недавно искаженное болью, сейчас выглядело спокойным.

– Да, действительно лучше! – с радостью воскликнула она.

Малик улыбнулся.

Майя что-то по-турецки сказала Малику, и он перевел.

– Майя говорит, что чудо свершилось благодаря лекарству, которое дала ты. Бред прекратился, и он провел ночь спокойно.

Эми сняла повязку.

– Но рана все еще выгладит плохо, – призналась она. – Я бы сделала компресс прямо сейчас.

– Что тебе нужно? – спросил Малик.

– Кипяток и бутылка раки.

Малик что-то негромко сказал Майе, и та исчезла. А сам он присел на грязный пол рядом с Эми.

– Анвар выглядит значительно лучше!

– Рана все еще воспалена, но компресс поможет. А аспирин снимет температуру.

Малик взглянул на девушку.

– Спасибо, – негромко произнес он.

– Поблагодаришь, когда он встанет на ноги. А сейчас мне предстоит еще много дел.

– Ты уверена, что не слишком устала?

– Это уж мое дело. Сходи-ка, поторопи Майю. Малик неслышно вышел из палатки, а Эми сняла повязку, обдумывая, как быстрее и лучше обработать рану. Когда принесли воду, она тщательно промыла рану и продезинфицировала ее водкой. Потом опустила в кипяток травы, чтобы получился отвар. Сделала компресс, приложила его к ране и крепко перевязала.

На самом деле Эми так устала, что к концу процедуры уже едва держалась на ногах. Майя появилась снова – на сей раз с очередной порцией настойки опия. Эми улыбнулась ей и сама дала больному лекарство. Потом свернулась на подстилке, которую до нее использовала в качестве постели Майя.

«Анвар уснул, – решила она, – и мне можно немного вздремнуть. – А если он проснется, я тотчас услышу».

Эми казалось, что она уснет мгновенно, но события предыдущей ночи бесконечно повторялись в ее мозгу, не позволяя расслабиться.

Почему она заплакала, когда Малик от нее отвернулся? Еще совсем недавно ее главной мечтой и целью было убежать от него! Но лгать самой себе невозможно.

Прошлой ночью она была до боли обижена и разочарована, когда он отказался ее поцеловать.

Что же произошло? Что с ней случилось? Когда Малик превратился для нее из разбойника в потенциального любовника? Тогда, когда отказался продать ее торговцу невольницами? Или когда пошел за ней в лес? А может быть, в тот момент, когда поверил ей и разрешил лечить Анвара? Могло ли это произойти настолько незаметно, что она сама осознала перемену, лишь когда по уши влюбилась?

Эми устроилась поудобнее и положила голову на руку. Разве может она любить его – вора, похитителя, разбойника, за чью голову обещают большие деньги? Да, теперь она понимает и его цель, и то, почему он выбрал ту жизнь, которую ведет; но что это за чувство? Может быть, это просто реакция на близость молодого, сильного и привлекательного мужчины? Эми не могла понять саму себя: слишком она была неопытна.

Так, наверное, даже было бы легче. Но так ли это? Она все-таки не настолько наивна; она хороша собой, а кроме того, богатая наследница. И мужчины в Бостоне ухаживали за ней чуть ли не с тринадцати лет. Но ни один не сумел пробудить такого же чувства, как Малик.

А если это лишь низменное желание? Притяжение противоположностей, тоска молодого тела? Последнее время она едва могла думать о чем-то, кроме любви Малика. Физической, чувственной любви! Она и сейчас настолько живо представляла его себе, что с трудом могла успокоиться. Снова ощущала на себе его руки – как тогда, когда вдвоем скакали верхом на одном коне, когда он обнимал ее после схватки с разбойником, когда снимал ее с седла. Представляла его лицо – когда он смотрел на нее в лунном свете, не скрывая восхищения и желания.

Эти воспоминания обернулись еще одной загадкой. Она знает, что Малик хочет ее. Каждый его взгляд, каждое прикосновение говорят об этом. Так почему же он не стремится к близости? Бережет ее для будущего мужа-американца? Если это так, то когда и где умудрился он приобрести эти понятия о чести? Для человека, который еще совсем недавно собирался продать ее торговцу невольницами, эта скромность выглядела чрезвычайно странной и нелогичной.

Эми села. Она совсем запуталась. Сон не приходил. Нужно было какое-то активное действие, способное отвлечь ее от этих утомительных размышлений.

Девушка не хотела думать ни о Малике, ни о том, что скоро ей придется его покинуть. Она вышла из палатки. Случилось так, что как раз в этот момент в лагерь ворвался всадник, и все взгляды обратились к нему.

Малик появился из пещеры в противоположном конце поляны, радостно приветствуя вновь прибывшего; когда он соскочил с коня, Эми увидела, что это Селим. Он что-то тихо рассказал Малику, а тот повернулся к остальным и сообщил новость во весь голос. Обитатели лагеря возликовали. Эми видела, как мужчины хлопают друг друга по спине и обнимаются. Девушке не терпелось узнать, что произошло.

Малик подошел к ней.

– Как Анвар? – спросил он.

– Почти без изменений. Пройдет не меньше восьми часов, пока станет ясно, помогает ли компресс. Почему все так радуются?

– Султан вывел свое войско из армянского квартала.

– Для вас это победа?

– Больше, чем победа. Это свидетельство его слабости, его отказа от захваченных территорий. Доказательство нашей мощи и правильности нашей тактики.

– Поздравляю!

Малик улыбнулся.

– Сегодня вечером будет большой праздник.

– Уверена, что вы его заслужили.

Он внимательно вгляделся в ее лицо, в ее искреннюю, но слабую улыбку.

– Ты совсем замучилась!

– Я старалась уснуть. И не смогла.

– Прими то лекарство, которое пьет Анвар.

– Оно нужно ему самому.

– Ты можешь ограничиться и половинной дозой, просто чтобы задремать. В твоей сумке была почти полная бутылка – ты очень мало выпила.

– Я боялась привыкнуть к лекарству.

– Тебе было очень плохо после смерти родителей? – спокойно спросил Малик.

Эми отвела взгляд.

– Может быть, я просто была избалована и совсем не готова к испытаниям, но представь сам: еще вчера я чувствовала себя членом семьи и вдруг… одна…

– Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, – негромко произнес Малик. В глазах его Эми увидела сочувствие.

В этот момент подбежала Риза и взволнованно заговорила по-турецки. Малик жестом остановил ее и взглянул на Эми.

– Иди в мою палатку и отдохни.

– Но Анвар…

– Майя позаботится о нем. Ты и так уже достаточно сделала. Она принесет тебе лекарство.

Эми кивнула.

Молодой человек положил руку ей на плечо.

– На самом деле ты можешь бороться с несчастьем, – с улыбкой признал он.

Эми посмотрела, как он уходит вместе с Ризой, и направилась в его палатку.

Когда она проснулась, было темно и играла музыка. Девушка лежала в полудреме в тусклом свете масляной лампы, прислушиваясь к звукам скрипок, флейт и барабанов и наблюдая игру света и тени на стенах палатки. Она чувствовала себя свежей и отдохнувшей, словно проспала не несколько часов, а по крайней мере неделю. Когда же она, сладко потянувшись, наконец села, то увидела, что не одна в палатке; примерно в десяти футах от нее сидела Майя, держа на коленях какой-то большой сверток.

– Майя? – позвала Эми.

Молодая женщина поднялась и подошла поближе. Затем встала на колени и прикоснулась лбом к грязному полу. Когда же Эми подошла, чтобы поднять ее, она сунула сверток Эми прямо в руки, и той ничего не оставалось, как развернуть его и посмотреть, что же внутри.

Это оказалось платье – прелестное, в традиционном турецком стиле, сшитое из нежнейшего шелка – с широкими рукавами, высокой талией, расшитое листьями и цветами в красных и золотых тонах. Эми долго смотрела на искусную работу, потом пропустила сквозь пальцы почти невесомую ткань и поднесла ее к свету, чтобы лучше видеть. Это было самое красивое платье, которое ей доводилось видеть в своей жизни.

– Майя, это просто великолепно! Спасибо, что показала мне такую красоту! – наконец воскликнула Эми, отдавая платье обратно.

Майя покачала головой и не взяла платье.

– Неужели это мне? – Эми не могла поверить. Сестра Анвара закивала изо всех сил.

– Но как же! Ты, должно быть, несколько месяцев работала над ним! Я не могу принять такой драгоценный подарок!

Лицо турчанки исказилось; кажется, она готова была заплакать.

Эми растерялась. С одной стороны, ей не хотелось обижать Майю, но с другой – подарок был слишком экстравагантен. Очевидно, это платье вышивали к свадьбе.

Неожиданно Майя схватила Эми за руку и потащила из палатки. Эми поняла, что ее ведут к Анвару. Женщины миновали большой костер в центре лагеря: это именно вокруг него расположились музыканты и танцевали женщины. Эми не видела Малика, но у нее и времени оказалось очень мало, поскольку Майя очень спешила.

Едва войдя в палатку, Эми сразу поняла, почему Майя так настаивала на подарке. Анвар сидел, облокотясь на гору вышитых подушек, и пил бульон.

Увидев Эми, он тут же поставил чашку и протянул к ней руки. Она взяла их в свои; но Анвар прижал ее руки к губам.

– Спасибо огромное! – произнес он по-турецки. Эми уже знала эту фразу.

– На здоровье, – ответила она, застенчиво пытаясь освободиться. Все эти чрезмерные благодарности крайне смущали ее.

Эми видела, с каким восхищением эти двое, которые еще совсем недавно с удовольствием задушили бы ее, сейчас смотрели на нее как на спасительницу и чародейку, и не переставала удивляться сложности и непредсказуемости жизни. Она проверила повязку Анвара и вернулась в палатку Малика. Там на полу валялось платье.

Было очевидно, что Майя считала Эми спасительницей своего брата. В той культуре, которую девушка только начинала понимать, не принять в подарок от турчанки то, что было ей особенно дорого, значило оскорбить ее до глубины души.

Музыка изменилась – зазвучал голос под аккомпанемент цимбал. Пели печальную песню, которую Эми не раз уже слышала в лагере. В напеве было столько грусти, что слезы наворачивались на глаза. С грустной улыбкой девушка сняла крышку с большой лохани и взяла мыло и полотенце.

Даже в праздник меланхоличная натура турецкого народа давала себя знать – она отражалась в музыке.

Эми взяла большой черный котелок, в котором Матка обычно приносила воду, и отправилась искать кипящий чайник. Но когда старуха увидела ее возле небольшого костерка, который она постоянно поддерживала, то забрала котелок и собственноручно его наполнила, а потом отправила Ризу, чтобы та принесла еще кипятка. Эми стояла и смотрела, как женщины наполняют ванну. Потом Матка отослала Ризу, а сама встала у входа в палатку – охранять гостью во время купания.

Сомневаться не приходилось: чудесное выздоровление Анвара в мгновение ока изменило статус Эми. Из парии она превратилась в героиню. Даже неразговорчивая и неприветливая Матка внезапно стала заботливой и услужливой.

Эми подумала, что могло бы случиться, если бы Анвару стало хуже. Смог ли бы тогда Малик защитить ее?

Девушка долго, с наслаждением мылась, тщательно промыла волосы сосновым мылом, а потом сполоснула их чистой водой, принесенной Ризой. Надела новое платье. Оно оказалось ей чуть широко, но маленькие золотые пряжки скрепляли лиф так, что он выглядел, словно корсет, и поэтому наряд сидел великолепно. Вырез оказался очень большим – Эми он показался даже нескромным. Поэтому, прежде чем выйти из палатки, девушка накинула на плечи капюшон от бедуинского костюма.

Ночь стояла теплая и ясная; воздух был напоен ароматом дикого гелиотропа, который в изобилии рос вокруг лагеря. Матка взглянула на платье, на сияющее лицо Эми, на ее блестящие, еще мокрые, волосы и показала в сторону деревьев.

– Малик, – только и произнесла она.

«Очевидно, я совсем не умею скрывать своих чувств, – подумала Эми, – оказывается, даже не надо ничего спрашивать».

Она пошла по тропинке, ведущей к поляне. Ноги сами несли ее под звуки скрипок. После отдыха и ванны она чувствовала себя полной сил и уверенной в успехе своего дела.

Впервые в своей избалованной, продуманной и красивой жизни Эми решила рискнуть. Малик сидел на стволе поваленного дерева и, глядя на звезды, курил – что позволял себе лишь изредка. На нем была рубашка, которую Эми любила больше всего: темно-синяя, цветом и фасоном подчеркивающая его смуглую красоту и ладное сложение. Волосы аккуратно причесаны, непослушные завитки тщательно приглажены. А подойдя ближе, девушка заметила, что он недавно побрился. После бритья на подбородке стала заметна симпатичная ямочка, а на верхней губе – тонкий, не толще волоса шрам.

Увидев Эми, Малик поднялся и, отбросив окурок, внимательно смотрел, как она подходит.

– Почему ты не празднуешь с остальными? – спросила девушка, плотнее заворачиваясь в шаль.

– Я праздную в одиночестве, – спокойно ответил Малик. – Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше.

– И Анвар тоже.

– Я знаю. Видела его. Майя водила меня к нему. Подарила вот это платье и сказала что-то по-турецки, – Эми попыталась повторить непонятные слова. – Что это значит?

– Это пожелание долгой жизни твоим рукам. Так говорят тому, кто что-то очень хорошо сделал: повару, приготовившему вкусное блюдо, художнику, нарисовавшему красивую картину, или, как сейчас, доктору, вылечившему больного.

– Понятно. А тебе нравится платье?

– Очень красивое.

– Мне тоже так кажется.

– Плохо, что ты не сможешь носить его, когда уедешь отсюда, – глядя куда-то в сторону, негромко произнес Малик.

Впервые с того самого дня, как собственноручно перерезал веревки на ее руках, он упомянул о ее отъезде.

– Ты думаешь, тете Беатрис не понравится турецкое платье? – легким тоном поинтересовалась Эми.

– Я думаю, что тебе опять придется носить эти обручи и рукава необъятной ширины, похожие на паруса – так же, как ты приехала сюда.

– Словно паруса?

– Ну конечно, они выглядят, словно наполненные ветром паруса, – Малик нарисовал в воздухе форму рукава.

– Баранья ножка, – произнесла Эми.

– Они так называются? – Малик казался удивленным. Он даже снова сел.

Эми с улыбкой кивнула.

– Ты не можешь не согласиться, что женщины Запада одеваются довольно странно, – пробормотал Малик.

– Да, сейчас мне уже больше нравятся вот такие наряды, – призналась девушка, скидывая шаль и открывая глубокий вырез платья.

Взгляд Малика заметно задержался на открытой шее, скользнул ниже и лишь потом вернулся к лицу Эми.

– Мне тоже, – с внезапной хрипотцой в голосе согласился он.

Эми сделала шаг вперед.

– Я так рада, что Анвар пошел на поправку! Малик улыбнулся.

– Даже странно, что это твоих рук дело. До того, как его ранили, он только и думал о том, как бы от тебя отделаться. А после ранения был без памяти и до сегодняшнего дня так и не знал, что ты – его спасительница.

Эми нежно дотронулась до щеки Малика:

– Я сделала это не ради него самого, – почти прошептала она.

Малик долго молча смотрел на нее, а потом закрыл глаза и поцеловал девушке руку. Когда же Эми провела пальцем по его губам, он страстно привлек ее к себе.

Малик прижался лицом к почти обнаженной груди, слово кот, ласкающийся к хозяйке. Эми вздрогнула, когда почувствовала горячие влажные губы на своей коже. Это прикосновение словно обожгло ее. Когда же он поднял голову и расстегнул пряжки на корсаже, ноги Эми подкосились, и она оказалась на коленях у Малика.

И руки, и губы его казались ненасытными. Он позволил себе глоток того счастья, о котором мечтал так долго.

Малик опустил ее платье до талии и целовал молочно-белую нежность ее плеч, беззащитное, в голубых прожилках, горло, тонкие запястья и сгиб руки. Один вид его смуглой кожи рядом со своей – такой бледной, ощущение сильных рук, ласкающих спину, в то время как губы жадно искали своего, едва не лишили Эми рассудка – желание одержало верх. Она так стремительно прижалась к нему всем телом, что упала бы без его поддержки. Малик внезапно поднялся и, держа Эми в объятьях, шагнул к лужайке.

Он расстелил на траве шаль, положил на ее Эми, а усам почти упал рядом, в последний момент поддержав себя рукой. В следующий момент его огромные темные и влажные глаза уже смотрели на нее сверху, заполняя собой весь мир.

– Я так хотел тебя, – хрипло произнес он странным голосом, словно признание вырвалось из его груди против воли. – Я с самого начала так хотел тебя!

– Молчи, – прошептала Эми, пытаясь прогнать слезы и еще крепче прижимая его к себе. – Молчи…

Последнее слово прозвучало совсем тихо, потому что их губы впервые встретились, даря им обоим незабываемое ощущение. Ее целовали и раньше – мальчики, которые за ней ухаживали, – но совсем не так. Сейчас это был поцелуй и объятие мужчины – сильного и требовательного. Губы его казались мягкими, а тело, так крепко прижавшееся к ней, твердым и горячим. От него исходил легкий запах табака и горечь раки. Поцелуи продолжались, а два тела, словно в кузнечном горниле, сливались в одно.

Эми вытащила из брюк рубашку – она мешала почувствовать тепло Малика. Кожа его пылала, и даже кончиками пальцев девушка ощущала напряжение, охватившее его. Губы Малика жадно ласкали ее лицо, шею, а она в это время изо всех сил пыталась убрать такую лишнюю теперь рубашку.

– Я хочу, чтобы ты был ближе, – почти простонала она, убирая ткань с его горла, на котором было заметно стремительное биение пульса. Малик внезапно сел и снял рубашку, бросив ее на землю. Снова лег, удерживаясь на руках. Эми пальцем рисовала дорожку на его груди, а потом повторила тот же путь, но уже языком, схватив Малика за плечи – так, чтобы удержаться с ним рядом.

Мужчина застонал и крепко прижал ее к себе, а Эми обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, вздохнув от блаженного ощущения абсолютной близости обнаженных тел. Ногами она обвила его ноги, платье поднялось, не скрывая больше стройной линии бедер. Это доверчивое забвение лишило мужчину последних остатков самоконтроля. Он прижался к девушке изо всех сил, давая волю уже не подчиняющейся сознанию плоти. Эми тут же ответила по-своему: страстными поцелуями везде, куда могли дотянуться ее губы – в плечи, в грудь, в шею. Страсть смела все девичьи страхи и опасения. Всепоглощающая необходимость соединения, ощущения его в себе самой оказалась новой для ее опыта, но не для воображения. Это был именно тот любовник, о котором она так мечтала еще в Бостоне, равнодушная и разочарованная неумелыми ухаживаниями незрелых повес. Вот наконец тот мужчина, которого она так ждала и хотела, – сильный, решительный! Его страсть сможет и объединить, и увлечь обоих.

Его руки, грубые от работы, от войны, от жизни под открытым небом, ласкали ее кожу, словно драгоценный тончайший шелк. Он поднял выше подол ее платья и провел ладонью по бедру, глядя при этом прямо в глаза девушки: ему важна была ее непосредственная реакция. Она последовала: Эми негромко застонала и закрыла глаза, пряча лицо на его плече и прижавшись к нему всем телом.

– Мне будет больно? – прошептала она едва слышно, уткнувшись лбом ему в грудь.

Объятия внезапно ослабли, и, к удивлению Эми, Малик отпустил ее, отодвинувшись в сторону, а потом сел к ней спиной.

– Малик, – позвала девушка, тоже садясь и смутившись своей наготы. Пытаясь хоть как-то прикрыться, она скрестила на груди руки. – В чем дело?

Малик не ответил: в его душе шла мучительная борьба. Несколько мгновений он сидел, наклонив голову, сложив руки на коленях, стараясь выровнять дыхание. Потом встал и, не глядя на Эми, поднял с земли ее шаль и подал ей.

– Набрось на себя, – почти приказал он, стараясь сохранять спокойствие, но голос выдал его. Он казался чересчур низким и хриплым, а руки заметно тряслись.

Малик вовсе не был так выдержан, как хотел показать.

– Малик! – еще раз позвала Эми, уже со слезами в голосе. – Что случилось? Что я сделала не так? – она завернулась в шаль и закинула ее концы себе за плечи, совсем забыв о том, что корсаж на платье расстегнут.

– Ты ни в чем не виновата. Возвращайся обратно в лагерь!

– Возвращайся в лагерь! Так ты не хочешь меня? – почти закричала девушка, не в силах поверить в резкую перемену в настроении Малика.

Малик прикрыл глаза; на виске его заметно пульсировала голубая жилка.

– Разумеется, я хочу тебя, – сквозь зубы процедил он, – но не возьму.

– Но я хочу этого! – совсем по-детски запротестовала Эми: сейчас желание заглушило в ее душе все помыслы.

Малик взглянул на нее со странным, искаженным выражением лица, словно желая поверить и не имея на это сил.

– Ты не можешь знать, чего хочешь, – проговорил он, – ты еще ребенок.

Казалось, он хотел убедить в этом не только Эми, но и себя самого.

– Я – женщина, – ответила она, теперь уже открыто плача и тем самым противореча своим словам. – Ты что, только что занимался любовью с ребенком? Ты же лжешь нам обоим, Малик!

– Возвращайся в лагерь, – повторил он.

– Прекрати отдавать мне приказы, словно я – твоя служанка! – закричала Эми и закрыла лицо руками. Волосы ее рассыпались по плечам, вздрагивающим от волнения и обиды. Казалось, прошла вечность, прежде чем она снова взглянула на своего обидчика; на сей раз лицо ее уже казалось спокойным и уверенным, даже слегка высокомерным.

– Это что, способ отомстить мне за доставленные хлопоты? – спросила она. – Тебе это приносит удовлетворение – вот так унизить меня, довести до состояния полной покорности, а потом внезапно отвернуться?

При этих словах Малик едва не бросился к девушке, не в состоянии позволить ей так думать о себе и не в силах видеть на ее лице боль, причиненную им же самим. Но он понимал, что дотронуться до нее сейчас опасно, поэтому он просто произнес:

– Ты ошибаешься.

– Тогда объяснись!

– Ты не сможешь понять меня!

– Почему же? Неужели я так глупа?

– Амелия, я вовсе не собираюсь с тобой спорить. Смирись с этим и иди в лагерь.

Девушка смотрела на него с трясущимися губами, комкая в руке конец шали.

– Ты отвратительное создание, Малик, – наконец произнесла она с дрожью в голосе, – и я никогда не прощу тебе своего унижения.

Подобрав подол платья, Эми побежала прочь. Малик подождал, пока она скрылась, снова сел на ствол упавшего дерева и уронил голову на руки. В такой позе он сидел долго.

После этого Малик больше не видел Эми. Он не вернулся в свою палатку, а остался ночевать в пещере вместе с остальными мужчинами. Прошло время, Калид-шах прислал письмо, в котором называл день и час возвращения Эми. Анвару же с каждым днем становилось все лучше.

Эми тоже старалась держаться в стороне, помогая женщинам по хозяйству и ожидая, когда же кончится это ужасное испытание. Считала на пальцах дни, прекрасно понимая, что каждый новый рассвет приближает миг, когда она сможет избавиться от равнодушия того, кто так жестоко задел ее сердце. Уже совсем скоро она окажется далеко и сможет забыть свое унижение.

Накануне того дня, когда предстояла встреча с Калид-шахом, девушка рано отправилась спать. В этот день она навалила на себя столько дел, боясь, что не заснет ночью, что уловка оказалась действенной. Когда Малик заглянул в палатку, то увидел, что Эми крепко спит.

Он знал, что счастье отвернулось от него. Несколько часов бродил он по лагерю, не в силах отогнать образ женщины, которую твердо решил бросить. Перед ним стояло ее лицо – такое, каким он увидел его впервые, остановив почтовый дилижанс; светлые волосы отливали серебром в лунном свете; глаза закрывались от удовольствия, когда он ласкал ее.

Воспоминания вовсе не располагали ко сну.

В конце концов Малик отправился на свое привычное место – подумать. Вскоре раздался звук шагов. Во рту у него пересохло от волнения: неужели это Эми? Но встав и посмотрев сквозь деревья, он увидел Анвара – левая рука его все еще была на перевязи.

– Не пора ли тебе спать? – спросил Малик, когда друг его уселся на землю спиной к дереву.

– Я столько проспал с тех пор, как меня подстрелили, что, наверное, отдохнул лет на пять вперед.

– Как твоя рука?

– Пока не работает, но, как видишь, я жив – благодаря этой чужестранке.

Малик промолчал.

– Это из-за нее ты сидишь здесь среди ночи, глядя в темноту? – спросил Анвар.

Малик посмотрел другу в глаза и отвернулся.

– Насколько мне известно, завтра утром ты должен отдать ее шаху, – продолжал Анвар.

– Похоже, мне больше не дозволено иметь никаких секретов, верно? – сухо поинтересовался Малик.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Малик покачал головой.

– Думаю, мне лучше отправиться одному.

– А ты уверен, что не будет ловушки?

– Уверен. Шах откровенен со мной. Он просто хочет вернуть Амелию. А ждал так долго для того, чтобы у султана не зародилось подозрений в его причастности к похищению.

Анвар помолчал несколько минут, а потом спросил:

– Что произошло между вами?

– Ничего. Все в порядке.

– Неправда. Ничего не происходит сейчас – это так; но что-то явно разладилось. Ты даже не хочешь видеть ее. С самого праздника ты и словом с ней не обмолвился, разве что лишь сказал, когда приедет шах. Откуда это молчание и в чем его причина?

Малик вздохнул.

– Я просто старался не связываться с ней. Анвар кивнул.

– В тот вечер она пошла за мной и нашла меня здесь. Я чувствовал себя слишком хорошо: может быть, хлебнул немного лишнего на празднике – поэтому, стоило ей лишь прикоснуться ко мне, я… – он выразительно развел руками.

Анвар едва не задохнулся.

– Ты что, переспал с ней? – К счастью, нет, но это едва не произошло. Еще бы минута и… – Малик замолчал, глядя в землю.

– Так что же тебя остановило?

– Она сказала кое-что, что сразу вернуло меня на землю.

– Что именно?

– Спросила, будет ли ей больно.

– И это сразу напомнило тебе о том, что она девушка, так?

– Это напомнило мне о том, что я творю, не только отбирая у нее девственность, но и нарушая доверие.

– Ее? – спросил Анвар.

– И ее, и шаха. Мы с ним договорились, что она вернется в семью в том же качестве, в котором покинула ее.

Анвар внимательно смотрел в лицо друга, сейчас лишь едва различимое в бледном свете луны.

– Ты хочешь, чтобы она осталась с тобой, правда? – тихо заметил Анвар.

– Очень хочу, но не могу ничего для этого сделать.

– Я рад, что ты все понимаешь.

– Больше всего меня мучает то, что она считает, будто я специально втянул ее в это, чтобы унизить и оскорбить.

– Это не так?

– Господи, конечно же нет! Я просто настолько желал ее, что потерял голову.

– Она на самом деле очень хороша.

– Дело даже не в этом. Здесь уже многое сыграло свою роль, – Малик слабо улыбнулся. – Кто может сказать, почему одна женщина оставляет равнодушной, а другая сводит с ума!

– Я понятия не имею, что и почему, знаю лишь, что никогда не видел тебя в таком состоянии.

Поднявшись, Малик принялся ходить из стороны в сторону.

– Я вовсе не хочу, чтобы она уехала отсюда, считая меня подлецом, но иного выхода нет. Если я скажу ей правду – что я обещал шаху вернуть ее нетронутой, это, конечно, успокоит ее душу, но оставит надежду на что-нибудь в будущем, а ведь ничего изменить невозможно. Я не могу втягивать ее в опасности и неопределенность своей жизни. А кроме того, мне нечего предложить женщине, особенно той, которая столько имела раньше.

– Видно, что ты уже много думал обо всем этом, – заметил Анвар.

– С того момента, как султан вывел войска из армянского квартала, у меня было много свободного времени для раздумий. Должен признаться, что легче было бы, не будь его вовсе.

– Каков наш следующий шаг? – поинтересовался Анвар, потирая больное плечо.

– Поход в Антакию, на сирийской границе. Наши люди там голодают.

– Когда это будет?

– Недели через две. Мы нападем, когда султан будет занят увеселением греческих гостей. Говорят, греки приедут для переговоров о союзничестве в конце месяца.

Анвар поморщился.

– Он играет во внешнюю политику в то время, когда его собственная империя разваливается на глазах. Этот человек – законченный идиот.

– Чем больше внимания привлекает к себе наша борьба, тем больше он будет стараться убедить всех вокруг, что он на посту и в действии. Играет нам на руку.

Анвар подошел, встал рядом с другом и положил руку ему на плечо.

– Может быть, сейчас трудно в это поверить, но это действительно благо для девушки – уехать отсюда. Некоторое время она погрустит, но потом успокоится и вернется к своей привычной жизни.

Малик кивнул.

– Но завтра предстоит тяжелый день, – добавил Анвар.

Малик не ответил.

– Ты не хочешь вернуться вместе со мной? – спросил Анвар.

– Нет, наверное, еще посижу здесь.

Анвар скрылся за деревьями, а Малик задумался над его словами.

Если бы только ему удалось оставить в прошлом свое чувство к Амелии, как сказал друг, он смог бы продолжать и свое дело, и свою жизнь.

Эми проснулась рано – еще даже не рассвело – и надела платье, подаренное Майей. Матка молча стояла рядом и смотрела, как девушка накидывает на плечи шаль и берет свою сумочку – единственное напоминание о западной жизни, которое стоило взять с собой обратно. Она положила руку на плечо старухи и произнесла:

– Прощай, Матка!

Матка старательно повторила в ответ:

– Прощай! – слово позвучало так трогательно, что Эми не смогла сдержать улыбку. Она кивнула и вышла из палатки.

Малик уже ждал ее, держа поводья Мехмета. Риза и Майя стояли с ним рядом. Едва Эми подошла, Риза протянула ей мешочек с долмой – фаршированными виноградными листьями, очевидно, приготовленными ей в дорогу.

– На здоровье, – по-турецки произнесла девочка.

– Спасибо! – поблагодарила Эми, принимая подарок.

Майя же, приложив обе руки ко лбу, с низким поклоном произнесла какую-то длинную фразу, из которой Эми поняла лишь одно слово: Анвар.

– Я так рада, что Анвар выздоровел и снова стал самим собой, – ответила она.

Наконец Эми осмелилась взглянуть на Малика.

– Доша захромала, – пояснил он, – придется нам обоим ехать на Мехмете.

Турчанки стояли и смотрели, как Малик держит поводья, пока Эми садится верхом; потом он отдал поводья ей и вскочил в седло позади нее. Повернул коня к югу.

– Нам далеко ехать? – поинтересовалась девушка.

– Не очень.

Проезжая через лагерь, Эми не могла не заметить, что почти все его обитатели вышли проводить ее. Они стояли молча, глядя, как медленно проезжают двое. Случайно Эми встретилась взглядом с Анваром – он стоял возле своей палатки. Анвар поднял руку, словно салютуя, а Эми кивнула в ответ.

Едва покинули лагерь, конь пошел быстрее, и Эми пришлось прижаться к груди Малика, поскольку дорога шла вниз. Наверное, лучше не проводить этот последний час в его объятьях, но, с другой стороны, это была близость – а Эми так тосковала по ней! Путь вниз на сей раз промелькнул совсем незаметно. Когда они уже очутились в долине, на песчаной дороге, вдалеке показался одинокий всадник. А скоро Эми уже смогла рассмотреть его: высокий смуглый и темноволосый мужчина, одетый в рубашку цвета слоновой кости, расшитую золотом. Когда наконец они встретились, он немедленно спешился. То же самое сделал и Малик.

– Так это и есть маленькая американская леди? – с улыбкой поинтересовался Калид, глядя, как Малик снимает Эми с коня.

Эми повернулась и взглянула в лицо мужу Сары. Он был красив и походил на европейца, старше Малика, чьи черты казались резче, а кожа – смуглее. Но Эми моментально почувствовала то, что заставило кузину Джеймса Вулкота забыть ради этого мужчины о Бостоне и своей прежней жизни.

– Я Калид-шах, – представился он, подавая руку, словно встретил Эми на посольском приеме. – Я не привел лошадь для Вас, потому что примерно в миле отсюда нас ожидает карета.

– Ты хотел удостовериться, что я приехал один, Калид? – спросил Малик по-турецки.

– Она прелестна, Малик, – также по-турецки заметил Калид, не обращая ни малейшего внимания на вопрос, – истинное испытание для твоего самообладания.

– Может быть, нам пора отправляться? – спросила Эми. Она очень боялась, что, если прощание затянется, она не выдержит и позволит своим чувствам вырваться на волю.

– Конечно! – с готовностью согласился Калид. Его английский оказался еще более совершенным, чем у Малика.

Эми направилась было к коню, но Малик внезапно взял ее за руку. Когда она повернулась, чтобы взглянуть на него, то увидела, что темные глаза полны чувства, как будто сейчас, когда все уже кончено, он позволил проявиться тому, что раньше держал в узде.

– На моем лбу написано, что я тебя никогда не забуду, – негромко произнес он, повторяя турецкую пословицу.

Эми тяжело вздохнула, но не нашла в себе сил ответить что-нибудь.

Калид вскочил в седло и подал руку Эми. Она села позади него. Взглянула на Малика: он уже тоже сидел верхом и смотрел на нее.

Калид пришпорил коня, и они уехали.

Эми не выдержала и обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Малика, но слезы застилали глаза и мешали смотреть.

Он стоял, еще не тронувшись с места и не меняя позы, но, когда увидел, что Эми обернулась, резко натянул поводья, рванул с места, подняв облако пыли.

Калид стремительно скакал по долине, а Эми сидела за его спиной, заливаясь слезами. Она даже не заметила, когда он соскочил на землю и протянул к ней руки.

Эми спустилась на землю, наконец-то обратив внимание на то, что они остановились в цветущем оазисе. Неподалеку от них стояла богатая карета, запряженная парой, с возницей в ливрее.

– Вот Ваш экипаж, – произнес Калид. – Моя жена Вас ожидает.

Эми направилась к карете, а Калид открыл дверцу и помог ей подняться на ступеньку. На одном из двух сидений она увидела красивую белокурую женщину, чьи волосы были лишь немного темнее, чем волосы самой Эми. Одета она была в темно-синий дорожный костюм и кокетливую шляпку такого же цвета.

– Здравствуй, моя дорогая, – заговорила она. – Я – твоя кузина Сара. Мне кажется, ты прошла сквозь нелегкие испытания, и я очень хочу тебе помочь.

Эми попыталась было что-то ответить, но лишь расплакалась, вытирая слезы рукой.

Сара вынула из рукава платочек и подала его девушке.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

Эми неуверенно кивнула, промокая нос кружевным комочком.

– Трогать? – в двери показалось лицо Калида. Сара махнула рукой, и Калид тут же закрыл дверь.

Он сел верхом; возница натянул поводья, а он направил своего коня вслед за экипажем.

Сара наклонилась и похлопала Эми по коленке.

– Я договорилась с Беатрис и Джеймсом, что ты несколько дней погостишь у меня во дворце. Это позволит тебе прийти в себя и даст нам возможность подружиться. Ты согласна?

– Да, – едва слышно пролепетала Эми.

– Мне кажется, мы найдем много общего, – спокойно добавила Сара.

Эми откинула голову на бархатную обивку кареты и закрыла глаза.

– Поспи, – предложила Сара. – Дорога до Бурсы неблизкая.

– Кажется, мне не с чего уставать, но почему-то я чувствую себя измученной, – ответила Эми.

– Все эти душевные бури не походят бесследно, – задумчиво заметила Сара, доставая из шкафчика под своим сиденьем плед. Она укрыла им Эми и добавила:

– Ну вот. Теперь спи. А дома тебя ждет ванна, чистая одежда, вкусная еда и мягкая постель.

– Спасибо, – пролепетала Эми с вновь повлажневшими глазами. Она сжала поплотнее веки, чтобы одержать слезы.

Почему она все время плачет?

Сара смотрела на лежащую напротив хорошенькую, несчастную и измученную девочку и думала, что видит себя – десять лет назад, во время непрерывных стычек с Калидом.

Закончится ли эта история так же счастливо?