"Вспышка. Книга первая" - читать интересную книгу автора (Гулд Джудит)

ПРОЛОГ ДЕНЬ РАСПЛАТЫ

Перелеты.

После всех этих лет она так и не смогла к ним привыкнуть. Как только самолет начинал разбег по взлетной полосе, внутри у нее все сжималось, и лишь высоко в небе, когда здания внизу казались не больше домиков из «Монополии», она начинала понемногу расслабляться. Заснуть ей удавалось, только если она летела ночным рейсом – таким, как сегодняшний беспосадочный рейс E1 А1 1002, по маршруту: аэропорт Джона Фитцджеральда Кеннеди – Тель-Авив, аэропорт Бен-Гурион. В темноте она чувствовала себя в безопасности. Затем, как только самолет начинал снижаться и ей закладывало уши, она вновь оказывалась в тисках беспокойства, не разжимавшихся до тех пор, пока колеса шасси не касались земли.

Она была высокой стройной женщиной, державшейся с достоинством и изяществом. Ее лицо, знакомое всему миру, пугающим образом сочетало в себе черты надменной аристократки и дикой амазонки. Небрежно причесанные длинные черные волосы, настолько блестящие, что отливали синевой, обрамляли лицо, при взгляде на которое вы могли скорее чувствовать, чем видеть натуру настоящей тигрицы, скрывающуюся за внешней простотой лика Мадонны с гладкой светлой кожей. Она обладала той притягательной беспечной красотой, которая заставляла мужчин мечтать о ней, а женщин подражать ей. Даже простая одежда не могла скрыть исходящую от нее волнующую чувственность. Светлый шелковый плащ от Лучано Сопрани придавал ей богемный вид преуспевающей художницы, в то время как черная крепдешиновая рубашка с широкими рукавами и расстегнутым воротником намекала на скрытую сексуальность, а табачного цвета брюки из плиссированного шелка – в стремительном стиле Марлен Дитрих – опровергали эти возникшие было предположения. Если бы не любопытные взгляды, которые бросали украдкой окружающие, узнавая ее при встрече, она бы смогла забыть, что является одной из трех самых кассовых звезд. Она, Джейн Фонда и Мерил Стрип. Причем именно в такой последовательности.

Даже спустя девять лет я все еще не чувствую себя кинозвездой. Она заметила, что какой-то мужчина, сидящий через проход, уставился на нее, и поспешно отвернулась. Они думают, что знают меня. Они считают меня чем-то вроде богини. Скорее всего, они не поверят, если я скажу им, что от питьевой воды в Мехико у меня делается понос.

– Дамы и господа, – произнес по-английски голос из громкоговорителя, – командир напоминает вам о необходимости воздержаться от курения. Пожалуйста, прекратите курить, приведите спинки ваших сидений в вертикальное положение и уберите откидные столики. Надеюсь, полет доставил вам удовольствие и, если вы вновь захотите совершить воздушное путешествие, вы отдадите предпочтение компании E1 А1.

Затем то же сообщение было повторено на иврите.

Позади нее, из отсека, разделяющего салоны первого и второго классов, появился старший стюард. Он предупредительно поднял ее пустую рюмку и небольшую квадратную салфетку, затем убрал в подлокотник крошечный пластиковый поднос для напитков.

– Мы организовали так, что вы выйдете первой, мисс Боралеви. – Двадцать девять лет назад при рождении она была наречена Дэлией Бен-Яков, но, вступив на актерскую стезю, взяла девичью фамилию матери, Боралеви. – Один из наших представителей будет встречать вас у трапа. Он проследит за тем, чтобы вы как можно быстрее прошли таможенные формальности и получили багаж.

Дэлия обратила на него взгляд своих изумрудных глаз.

– Благодарю вас, – произнесла она гортанным, от природы несколько хрипловатым и особенно обольстительным голосом. – Я вам весьма признательна.

Он замешкался и, в надежде завязать с ней разговор, спросил:

– Вас очень волнует предстоящая встреча с родиной?

Она кивнула, отбросив с лица каскад блестящих волос. Затем подняла на него глаза.

– Да. Я – израильтянка по рождению и воспитанию, – мягко сказала она и улыбнулась.

– Я знаю… Я тоже. – Он улыбнулся ей в ответ, автоматически перейдя на иврит. Затем волшебный миг окончился: кто-то из пассажиров позвал его. – Извините, – сказал он и заспешил по проходу.

Дэлия опять улыбнулась. Одно то, что оба они были родом из Израиля, объединяло их, давало им нечто общее, чем следовало дорожить: чувство особой гордости. Всем уроженцам Израиля знакомо это ощущение, независимо от того, как давно они покинули родину.

Неожиданно на нее накатило чувство подавленности и вины.

«Я уехала из дома одиннадцать лет назад, – укоризненно напомнила она себе. – Да, именно столько лет я не ступала на родную землю, если не считать визитов в посольства и консульства в разных странах, когда приходило время продлевать паспорт».

Звук двигателей за бортом изменился, и самолет на какое-то время, казалось, замер в воздухе. Дэлия вцепилась в подлокотники с такой силой, что суставы ее тонких пальцев побелели. Затем огромный авиалайнер накренился и, как бы получив невидимый энергетический импульс, плавно устремился вперед.

Она издала глубокий вздох облегчения и, взглянув в иллюминатор, увидела там не приближающиеся белые барашки волн, а возникшие вдруг в ее воображении лица родных. Интересно, встретят ли они ее в аэропорту или просто вышлют машину?

Им известно, как сильно я их люблю. Им известно, что все эти долгие годы я не забывала о них. Они лучше, чем кто-либо другой, понимают, что мне нужно было увидеть мир и показать, на что я способна. Доказать им, что я достойна текущей в моих жилах крови Боралеви.

И какой крови! Унаследованной ею от сильных духом предков!

При мысли о своей замечательной родне она вновь заулыбалась. Они вдруг предстали перед ней как живые, а не в виде застывших изображений на фотографиях, которыми они обменивались все эти годы: страстно привязанные друг к другу близкие люди, собравшиеся в аэропорту, чтобы посадить ее на старенький серебристый ДС-3 времен второй мировой войны, стоявший наготове с запущенными двигателями, который должен был доставить ее вместе с двадцатью другими пассажирами в Афины. Оттуда другим рейсом она собиралась добраться сначала до Лондона, а затем до Нью-Йорка.

Дэлия ясно представила свою мать в то яркое, солнечное утро – одной рукой придерживающую от порыва горячего ветра широкополую соломенную шляпу. В свои пятьдесят четыре года Тамара, демонстрируя все ту же ослепительную, как на рекламе зубной пасты, улыбку – результат безупречной работы дантиста еще в 1930 году, – была все так же вызывающе красива, как и тогда, в тридцатые годы, когда считалась признанной красавицей Голливуда. Завораживающий взгляд ее сверкающих изумрудных глаз, столь похожих на глаза самой Дэлии, в сочетании с высокими славянскими скулами и тщательно выщипанными ниточками дугообразных бровей делали ее самой заметной в толпе людей, собравшихся на эти трогательные и одновременно радостные проводы, и такой же театрально-выразительной, как в старых черно-белых фильмах с ее участием.

В течение всех этих одиннадцати лет, проведенных Дэлией вдали от дома, она с религиозной восторженностью смотрела ставшие классикой ленты с участием Тамары, как только представлялась такая возможность во время фестивалей старых фильмов или во время вечерних и ночных сеансов. Как завороженная она смотрела па экран, с трудом веря, что эта обольстительная сирена – ее мать. К тому времени, как на экране загоралась надпись «КОНЕЦ», ее всегда начинали терзать угрызения совести и охватывала сильнейшая тоска по дому, и ей хотелось вылететь в Израиль первым же рейсом, и провести как можно больше времени в кругу родных…

Дэлия почувствовала, что по телу разливается тепло, глаза засияли в предвкушении воссоединения с семьей, которое она столько раз откладывала и к которому, несмотря на это, не переставала так страстно стремиться.

Ее мысли с любовью переключились на отца. Каким удивительно красивым выглядел он в то утро, когда пришел ее проводить, в накрахмаленной рубашке цвета хаки с короткими рукавами и влажными пятнами под мышками, густыми, темными, вьющимися волосами на груди, выбивающимися через расстегнутый ворот. Он всегда держался очень уверенно, но за этой уверенностью скрывались внутренняя сила, непоколебимая вера в свою правоту и безграничная любовь к своей семье.

Генерал Дэни Бен-Яков, которого обожала и боготворила дочь, был не просто главой семьи. В свое время он был неутомимым борцом Хаганаха, сражающимся за подчинение Палестины неоперившемуся государству Израиль, а затем с отвагой ястреба, защищающего своих птенцов, охранял это самое дорогое, почти что святое сокровище, чтобы оно могло остаться оазисом еврейской свободы посреди постоянно бурлящего котла арабского Ближнего Востока. За время ее отсутствия он вышел в отставку, что, как ни странно, способствовало возрастанию его влияния: став штатским, но оставаясь самым стойким из местных патриотов, он презирал саму мысль о том, чтобы в тишине и покое наслаждаться жизнью, и охотно согласился стать консультантом при парламенте Израиля, быстро превратившись в одну из самых влиятельных и ярких политических фигур. Было обидно, что его, настоящее национальное достояние, мир знал прежде всего как человека, из-за любви к которому легендарная королева экрана Тамара покинула головокружительные сияющие высоты своей голливудской башни, любви, с самого начала имевшей под собой прочное основание, любви, выдержавшей все испытания и набирающей силы с каждым прожитым годом.

В мыслях Дэлии возник внушительный образ деда, самого Шмарии Боралеви. Деда – единственного из живущих на земле людей, который даже теперь вызывал детский страх и огромное уважение у своей утонченной двадцатидевятилетней внучки-кинозвезды. Уже тогда, в семьдесят два года, одноногий семейный патриарх был живой легендой – неофициально обожествленной, – сверхчеловеком, памятником той эпохи, когда погромы в гетто, находящемся под русской юрисдикцией и существовавшем со времен Екатерины Великой на территории восточной Польши и Украины, вынудили евреев искать спасения на необжитой и неприветливой Земле Обетованной. Сейчас дедушке должно быть… восемьдесят три? Неужели это правда? Да, и можно не сомневаться в том, что он по-прежнему пышет здоровьем.

Сколько Дэлия себя помнила, из всех членов ее выдающейся семьи ей легче всего было вызвать в своем воображении именно образ деда, независимо от того, где он находился в данный момент. Его искривленное, сухопарое тело с глубоко прорезанной морщинами кожей, задубевшей и черной от загара после десятилетий, проведенных под нещадно палящим солнцем, копна непокорных, выгоревших до белизны волос и длинная косматая борода придавали деду несколько устрашающий вид библейского пророка. Что не так уж далеко от истины, думала Дэлия с оттенком богохульства. Дед и в самом деле был своего рода пророком, уверенно предрекавшим Детям Израиля землю задолго до начала борьбы за нее. Слава о его подвигах разрослась до почти мифических размеров. Когда-то давно его любовно и почтительно прозвали «Шмарией-громовержцем», и прозвище осталось навсегда. Он по праву мог претендовать при жизни на место в анналах израильской истории наряду с такими великими людьми, как Хайм Вайзман и Давид Бен-Гурион, хотя постоянно и рычал, что не достоин их.

Только Ари Бен-Яков, ее высокий и красивый старший брат, такой же гордый израильтянин, как и она сама, пока еще не удостоился легендарного статуса.

«Но со временем так и будет, – благоговейно уверяла себя Дэлия. – Ари создан из той же крови и плоти, что и все мы, только пока еще у него не было возможности показать, на что он способен. Он из поздних цветов, но его час настанет. Он еще затмит всех нас».

Затем уголки ее ярко-оранжевых четко очерченных губ неодобрительно сжались, когда она вновь вспомнила о цели своего визита. Скоро она вновь соединится с Ари, но ненадолго. На горизонте маячила его свадьба, которая должна была состояться через два дня, и после нее Ари подхватит новобрачную, и они вдвоем умчатся куда-нибудь.

Она вздохнула. Одиннадцать лет разлуки закончились, рейс 1002 из Нью-Йорка прибыл в пункт назначения по расписанию, и она вернулась домой. Домой.

Какое чудесное слово. И все же… Ее охватил легкий страх. Действительно ли это место было ее домом? Или ее не было так долго и она сама так сильно изменилась, что оно покажется ей таким же чужим, как и мириады других мест на земном шаре, в которых она бывала?

Над креслом Дэлии склонился старший стюард.

– Добро пожаловать домой, мисс Боралеви, – радостным голосом произнес он на иврите. – Надеюсь, полет доставил вам удовольствие?

Она расстегнула ремни и подняла на него глаза.

– Да, благодарю вас. Он улыбнулся.

– Следуйте, пожалуйста, за мной, мы выпустим вас первой.

Она наклонилась, вытащила из-под переднего сиденья сумку «Боттега Венета» с ремнем через плечо и встала, осторожно пробуя затекшие ноги. Небольшая разминка и упражнения им бы не помешали: икры слишком напряжены.

Дэлия быстро выбралась в проход, откинула назад волосы и направилась к выходу. Она шла очень прямо, расправив плечи, походка ее ничем не уступала походке самых опытных манекенщиц на помосте во время демонстрации мод. Стюардесса предварительно отдернула занавес, отделяющий второй класс, и сейчас Дэлия тщательно избегала смотреть на море повернутых к ней любопытных лиц и разинутых ртов.

Она могла себе представить, о чем они сейчас думают. Смотрите! Бог ты мой! Настоящая кинозвезда! Эй, не могли бы вы дать автограф?.. Можно мне сфотографировать вас вместе с моей женой?.. Вы видели ее последний фильм, ну тот, где она снялась обнаженной вместе с Мелом Гибсоном? Боже, я бы хоть сейчас прыгнул с ней в постель.

Старший стюард занял свое место у уже открытого люка, к которому был подсоединен гофрированный тоннель, соединявший, как пуповина, самолет со зданием аэропорта. Как и было обещано, Дэлию ждал представитель службы E1 А1 для встречи VIP.[2]

– Разве сейчас не смена Эли? – удивленно спросил у него старший стюард. – Я думал, он должен встречать наш рейс.

– Ты же знаешь Эли, – с легкой фамильярностью ответил тот. – Стоит его жене или одному из детишек разок чихнуть, как он впадает в панику. Меня временно назначили вместо него. – Он повернулся к Дэлии с дежурной улыбкой на лице, вежливо, но твердо взял ее за локоть и повел к выходу.

Старший стюард, нахмурясь, провожал взглядом их удаляющиеся спины, пока они не скрылись за поворотом. «Странно, – подумал он. – Этот встречающий просто тащит мисс Боралеви».

Ханна, одна из стюардесс второго класса, подняла на него свои темные глаза.

– У тебя вечно летит кто-нибудь из знаменитостей. Эй! Что это с тобой? Почему у тебя такой озадаченный вид?

– Я… не знаю.

Он пожал плечами. Какая-то неясная мысль не давала ему покоя. Пора было приниматься за работу. Преградив дорогу беспокойной толпе пассажиров экономического класса, он теплой и дружеской улыбкой провожал каждого, кто летел первым классом.

Было уже слишком поздно, когда он вспомнил, что Эли жил вдвоем с матерью, ставшей калекой в результате одного из палестинских налетов.

Эли никогда не был женат. Это следовало из его личного дела, и, значит, он никогда не использовал бы такой глупый предлог, чтобы отпроситься с работы.

Эта мысль будет мучить его весь день.

Кто же тогда был тот незнакомец, который так поспешно увел из самолета Дэлию Боралеви?

– Если вы дадите мне ваш паспорт и багажные квитанции, мисс Боралеви, – говорил, обращаясь к Дэлии, представитель службы VIP, – мы обойдем обычные формальности. – Когда он протягивал к ней оливкового цвета руку ладонью вверх, у него на лице играла приятная улыбка, но его глаза при этом оставались странно холодными.

Дэлия кивнула и, не замедляя шага, достала из сумки свой билет и израильский паспорт в тонкой кожаной обложке фирмы Марк Кросс, углы которой были украшены треугольничками из гладко отполированного золота.

Прошло одиннадцать лет, а я все еще не изменила своего гражданства, с одобрением сказала она себе. И я рада, что так поступила. У меня была возможность по прошествии пяти лет получить американский паспорт, но я не поддалась этому искушению. Я могла бы всю жизнь находиться вдали от дома, но я никогда не испытывала желания (или смелости?) разорвать эту связь с моей родиной. Это чего-нибудь да стоит. Не правда ли?

Человек быстро провел Дэлию мимо выстроившихся в очередь пассажиров с рейса из Афин и махнул ее раскрытым паспортом перед носом офицера за стойкой, который кивком разрешил им пройти. Затем представитель VIP кратчайшим путем деловито повел ее через шумную толпу к выходу.

– Подождите! – остановила его Дэлия, когда он засовывал в карман своего пиджака ее паспорт и билет вместе с багажными квитанциями. – А как же мой багаж? И мне нужен мой паспорт.

На лице мужчины вновь появилась дежурная улыбка.

– Багаж вам доставит посыльный в течение часа. То же относится и к вашему паспорту. Наша первейшая забота – это ваша безопасность. Нам приходится быть очень осторожными, ведь вы, мисс Боралеви, – наше бесценное национальное достояние. E1 А1 не желает, чтобы знаменитости вроде вас, особенно если учесть ваше происхождение – из такой выдающейся семьи, – без особой нужды подвергались возможной опасности в публичных местах.

Дэлия продолжала настаивать.

– Но здесь ведь наверняка есть зал для VIP, – проговорила она с непоколебимой логикой. – Я могла бы подождать там, пока вы получите багаж, и таким образом избавить вас от массы проблем. Кроме того, я не могу разгуливать без паспорта. Если мне не изменяет память, закон требует всегда иметь при себе удостоверение личности.

Он улыбнулся ее типично израильскому отношению к официальным законам и небрежно произнес:

– Не беспокойтесь. Вас временно не касается требование об удостоверениях личности. – По всей вероятности, с ее логикой все-таки можно было спорить. – Я получил строгие указания, и ваша безопасность – наша первейшая забота. Снаружи нас уже ждет машина.

Ее захлестнула волна нетерпения, глаза неожиданно увлажнились: машина – и в ней, без сомнения, моя семья, жаждущая заключить меня в свои любящие объятия.

Каблучки ее туфелек от Андреа Пфистера начали отбивать торопливое стаккато по выложенному плиткой полу; настала очередь представителя VIP прибавить шагу, чтобы не отстать от нее. Она столь стремительно приблизилась к стеклянным дверям, что ей пришлось нетерпеливо ждать, пока они плавно раздвинутся перед ней. Затем она выскочила на улицу, где нещадно палило такое яркое солнце, что оно на мгновение ослепило ее. Дэлия заморгала, полезла в сумку за своими большими солнечными очками и быстро надела их. От нестерпимой жары тело ее начало слабеть. После царящей благодаря кондиционерам в здании аэропорта прохлады сухой, обжигающий зной подействовал на нее подобно адскому жару доменной печи. Жара и солнце были намного сильнее, чем она помнила, безжалостные и неослабные в своей почти сюрреалистической ясности. Как легко забываются такие вещи.

Представитель VIP следовал за ней, направляя к блестящему старому лимузину «крайслер», ожидавшему ее у края тротуара. Затемненные окна автомобиля были плотно закрыты, очевидно, оберегая внутреннюю прохладу от безбожной жары улицы. За рулем сидел водитель, а на заднем сиденье, в дальнем от нее углу, Дэлия разглядела какой-то темный силуэт.

«Только один человек пришел встретить меня, – подумала она, и дурное предчувствие кольнуло ее. – Кто это? Дэни? Или Ари? А может быть, Тамара?»

Представитель E1 А1 взялся за тронутую ржавчиной хромированную ручку и распахнул заднюю дверь. Дэлия нырнула в огромную машину. Затем она ухватилась за дверную раму, почувствовав, как от страха у нее в животе поднимается тошнота.

Встречавший ее был не родственником, а незнакомцем с ястребиным носом и смуглой кожей, и в его руках был не букет, а револьвер, зловеще направленный прямо в ее внезапно поблекнувшие зеленые глаза.

Время, казалось, остановилось.

– Добро пожаловать в Израиль, мисс Боралеви, – сказал незнакомец, нагло улыбаясь. В его иврите слышался сильный арабский акцент.

Она моргнула и медленно повернулась, почувствовав, как ствол второго пистолета ткнулся ей в позвоночник. Человек, выдававший себя за представителя VIP, плотно прижимался к ней, загораживая своим телом пистолет от случайных любопытных взглядов. Позади него на тротуаре она увидела двух полицейских в форме с короткими рукавами и с переговорными устройствами. В сердце вспыхнула надежда.

– На вашем месте я бы вел себя очень тихо, – угрожающе прошептал голос позади нее. – Если вы попытаетесь что-либо сделать, то умрете, а вместе с вами погибнут и невинные прохожие. Наши люди расставлены по всему аэропорту.

В этом она ни капли не сомневалась и молча залезла в автомобиль. За ней следом сел псевдопредставитель VIP. С шумом захлопнутая дверца отгородила ее от реальности. Два пистолета с обеих сторон уперлись сквозь дорогую одежду в ее тело.

– Что происходит? – побледнев, спросила Дэлия, когда автомобиль плавно тронулся с места.

Мужчины молчали.

– Скажите мне, что вам от меня нужно? Я ничего не сделала.

– Ах! Так, значит, ты – святая невинность. – Человек на заднем сиденье издал короткий смешок. – В твоем фамильном шкафу немало скелетов, кинозвезда, – резко выпалил он. – Настало время кому-нибудь расплатиться за них.

– Расплатиться? – Огромным усилием ей удалось сдержать готовый сорваться с уст истерический смех. – За что?

– Скажем… за грехи отцов и матерей, – ответил он, по-прежнему улыбаясь.

– Вы не получите от них никаких денег. Они отказываются поддаваться на требования похитителей. Вам следовало бы это знать.

– Нам нужны не деньги.

Ее лицо горело как в лихорадке.

– Тогда что?

– Отдать им… своего рода долг. Если хотите, можете назвать это днем расплаты.

– Знаете, кто вы такие? – с холодной ненавистью, не повышая голоса, проговорила Дэлия. – Вы самые обыкновенные преступники. Преступники, – повторила она, как будто ей было важно дважды довести до них свою мысль.

Но ее мозг лихорадочно работал. Что он имел в виду, говоря о «грехах отцов и матерей»? Была ли это какая-то метафора?

Или ей следовало понимать все буквально?