Александр БОРЯНСКИЙ, Сергей КОЗЛОВ ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЕЩЕГО ОЛЕГА

Увидев гада, Олег с мужественным криком «А-а!» побежал прочь от своих дружинников. Гад не стал преследовать князя; он просто плюнул ему вслед и, сказав напоследок «Опять убег», медленно пополз обратно в полуразложившийся череп.

Поскольку родную Русь Олег знал плохо, проводя все свободное время в войнах с убогими хазарами, он не догадывался, что бежит в сторону Баскервильских болот, в простонародье называемых Собачьей мокрогрязью.

Первое время бежалось легко. Помогал опыт многочисленных набегов. В голову приходили светлые мысли. О прекрасном будущем. О величии древнерусского народа. О широте и красоте необъятных просторов великой родины.

Почему-то вспомнилось болото. Тут Олег обратил внимание на то, что он по пояс находится в трясине. Засасывало. Пора было подумать о смерти.

А началось все так.

— И примешь ты смерть от коня своего! — сказал волхв.

— Сам ты конь! — в сердцах ответил Олег.

В этой варварской привычке обзывать всех конями было его горе. Волхв обиделся и теперь любой, кого Олег когда-либо обозвал конем, мог именно им и оказаться.

Олег не знал, от кого ожидать пакостей.

Стоя в трясине, Олег оглянулся и увидел позади себя деревянный столб. Столб был не простой, а пограничный. Олег понял, что незаметно для себя оказался за рубежом.

Однако, засасывало по-прежнему. Пора было подумать о смерти.

Но тут-то из-за кочки показались два невзрачных дружинника в клетчатых кепках. Память на глаза у Олега была хорошая. Также у него была хорошая память на ноги, руки и светлые мысли. Но из-под кепок ни того, ни другого не было видно и во избежание недоразумений Олег решил промолчать. «Авось не хазары», — пронеслось в голове на черных конях.

— Гудивнинг, — вежливо сказала одна из кепок.

«А может и хазары», — подумал Олег.

— Ху из ю? — спросила другая кепка.

«Точно хазары», — с легкой светлой грустью подумалось Олегу. Пора было снова вспомнить о смерти.

Но тут вдалеке гавкнуло, и обе кепки побежали по кочкам.

«Не хазары», — с облегчением подумал Олег.

Нехазары дружно бежали в сторону леса.

Олег был древнерусским человеком и, хотя родился и вырос в лесу, с нехазарами он не побежал. Но он не побежал бы и в любом другом случае, поскольку все еще был в трясине, но уже не по пояс, а по грудь. А зря! Что зря Олег понял, когда увидел глаза зверушки, лизнувшей его небритую княжескую щеку.

«Конь!» — с ужасом понял князь.

Зверушка гавкнула.

«Не конь!» — обрадовался Олег и с уважением вспомнил убежавших нехазаров. «Недураки», — всплыло в голове незнакомое слово.

Зверушка гавкнула еще раз. Пора было наконец-то подумать о смерти и заодно поздороваться со скотиной.

— Шеломом бью, — честно сказал Олег и с размаху ударил скотину шлемом по морде.

И тут же все завертелось перед его глазами…

Акт беспримерного вандализма, совершенный князем по отношению к уникальной особи исчезающей породы домашних собак, был воспринят приемной комиссией как последний и решающий аргумент в пользу зачисления Олега в состав участников финальной стадии розыгрыша. Указанной собаке Баскервилей была оказана первая и последняя медицинская помощь, а сама собака посмертно была зачислена почетным членом семьи лордов Баскервилей.

Розыгрыш финальной части Большого Кубка по Спортивному Изуверству неоднократно переносился из-за неспортивного поведения ряда спортсменов. Изуверы капризничали. Приемной комиссии пришлось насмерть дисквалифицировать троих претендентов: Гитлера, Сталина и Муссолини.

Большие проблемы возникли и в связи с выбором места проведения Финала. В этом сезоне хотели принять изуверов Куликово поле, Неукротимая планета и Малая Земля. Однако после долгих раздумий Президиум Федерации остановился на детской песочнице яслей-сада N_8, временно используемой в качестве посадочной полосы сумасшедшего дома для невменяемых космонавтов. Космонавтам было предложено в течение ближайшего месяца потерпеть на орбите.

Когда Олега привели на регистрацию, он еще этого слова не знал, а думал, что переписывать будут холопов. Интересовало лишь одно: кому отдадут. «Только б не хазарам!» — крутилось в голове.

Крепок духом был князь. От него здорово разило тиной. Посему вокруг было достаточно просторно — народ обходил Олега стороной. Олег принял это за знак уважения.

И вообще! Он бы уже давно схватился за меч, но меч у него отобрали в целях соблюдения техники безопасности. Без оружия князь все-таки чувствовал себя чужим.

Регистратор был лысый.

— Чем животное ударил? — для начала строго спросил он Олега.

— Шеломом.

— А шелом — это по-какому?

— По-древнерусски.

— Да? — недоверчиво переспросил лысый. — Точно знаешь?

— Точно.

— А ну скажи еще чего-нибудь?

— Аз есмь протопоп Аввакум… — начал было Олег.

— Протопопа съел — это хорошо! — с уважением заулыбался лысый. — На мастера, пожалуй, потянешь. Подожди, а с чем ты его ел?

— Аз есмь протопоп Аввакум и князь Олег! — величаво изрек князь.

— Так ты чо, двоих съел? Силен!… В графе квалификация пишем: «мастер-протопопоед». Ладно, пошли дальше. Имя?

— Аз есмь протопоп Авва…

— Это я уже слышал, твое имя как?

— Олег.

— Отчество?

— Рюрикович.

— Фамилия?

— Вещий.

— Национальность?

— Древнерусский.

— Должность?

— Князь.

— Домашний адрес?

— Чего?

— Ну, где живешь?

— Славная Своей Справедливостью Русь! — с высоко поднятой головой гордо ответил Олег.

— В графу не влазит, пишу сокращенно.

— Холопов много! — неожиданно проявил инициативу князь.

Лысый задумался. Думал минуты три. Потом спросил: — Пол?

— Дубовый.

— Не бывает.

— А ты у меня в горнице был? — возмутился Олег.

— Хорошо, пишу дубовый, но там не пропустят. Идем дальше. Имел ли партийные взыскания?.. — лысый замечтался. — Так, это не из той анкеты. Размах плеча?

— Два локтя с проворотом на боевом ходу.

Лысый ахнул, нырнул в свою железную посудину и броневик с надписью «Регистратура» умчался прочь.

Олег терпеливо ждал. На второй день стояния у него затекли ноги. Моросило. Мимо ходили люди. Некоторые уже приветливо здоровались с Олегом. Один из них подошел и, назвавшись Спартаком, предложил поднять восстание.

Разговорились. Олег узнал, что когда Спартак был еще совсем маленьким, его случайно положили в одну кроватку с Марком Крассом. Зубки у Спартака еще не прорезались, но он все равно попытался укусить Красса за правое плечико. Так началась освободительная борьба римских гладиаторов.

Спартак также пожаловался Олегу, что на гладиаторской арене судьба не раз сводила его в поединке со свирепым германцем Вердером. Вердер каждый раз пребольно бил Спартака рукояткой меча по ушам. Спартак опасался, что этот самый Вердер может оказаться здесь на турнире. Олег посочувствовал и при возможности обещал помочь. Вообще надо сказать, что германцев Спартак почему-то не любил. Узнав, что Олег киевлянин он страшно обиделся, потому что киевлян он тоже не любил. Но германцев он не любил больше и, подумав, решил, что Вердера лучше бить вместе. А потом уж разобраться с киевлянами. По-домашнему.

Олег в свою очередь пожаловался на хазар и затекшие ноги. А также на короткие руки, кривой нос и лысого регистратора. Спартак тут же объяснил, что лысый не регистратор, а самозванец, угнавший броневик и регистрирующий кого попало. В утешение Олегу Спартак сообщил, что сам простоял почти неделю.

Знакомство надо было отметить. Олег предложил древний княжеский обычай — совместный отпор неразумным хазарам с последующим захватом их земель. Спартак согласился, но предложил сначала разбить германцев врагов всего прогрессивного гладиаторства. После недолгого спора друзья скрепили союз кровью пробегавшей дворняжки. Олег мстительно посмотрел на мертвую собаку, но Спартак обратил его внимание на быстро приближающегося здоровенного мужика, объяснив, что это известный всему полигону дворник Герасим. Олег тут же вспомнил «недураков» и предложил Спартаку прогуляться. Стремительно прогуливаясь, они ворвались в зал, где вот-вот должна была начаться жеребьевка.

Кого здесь только не было! В зале сидело по десять представителей от бойцов разных времен и народов.

Рядом с межрегиональной группой питекантропов, почти не видных из-за собственных дубин, сидели изящные самураи, исподтишка делающие себе и соседям харакири. Между рядами бегал и суетился благородный разбойник Робин Гуд, раздавая награбленное на прошлогоднем турнире. Шалуны-индейцы с наивным детским смехом снимали у зазевавшихся скальпы и громко ругались, натыкаясь на крестоносцев. В стороне от этого гама скромно и сосредоточенно молились инквизиторы. Римские легионеры гремели латами и, шумно вздыхая, вспоминали Клеопатру. Воины Александра Македонского вспоминали Таис Афинскую. Мушкетеры вспоминали миледи. Московские стрельцы вспоминали Петра Первого.

Но были и свободные места. Не явились татаро-монголы. В ответ на официальное приглашение десяти лучших бойцов они заявили, что меньше чем по десять тысяч они даже в гости не ходят. И кроме того потребовали уточнить, кого именно приглашают: татаро-монгол или монголо-татар, так как между этими двумя национальностями издавна ведется справедливая война за право плевать на головы хазарам с вершины холма Равнинный Тарарах с полудня до полуночи при попутном ветре. На пустой татаро-монгольской площади сегодня находился красный уголок. Здесь полдничали папуасы-каннибалы. Татуировки на их телах являли собой чудеса наглядной агитации: от «Мойте миссионеров перед едой» на английском до «Бог вас ел и нам велел» на латыни.

Олег подумал, что неплохо бы перекусить, но вдруг все замерли. Где-то рядом громко заржал конь. Пора было подумать о смерти.

— Жеребьевка начинается, — шепнул Спартак остолбеневшему Олегу.

— Жеребить здесь будут или в овраге? — трясущимися губами гордо спросил Олег.

Теперь удивился Спартак.

— Почему в овраге? Всегда здесь жеребили.

— И выживают?

— Смотря кому попадешься.

— А кому лучше?

— Лучше не попадаться никому, кроме татаро-монгол — их сегодня нету.

— А жеребец как же?

— Какой Жеребец?

— Ну, конь.

— Нет, кони в общем зачете.

— Так ведь жеребьевка?

— Жеребьевка — потому что жереб бросать будут.

— В кого? — совсем одурев, спросил Олег. — Хоть бы в нас не попали…

— Сядь и смотри, — разозлился Спартак, усадив Олега рядом с собой.

На сцену выехал броневик с надписью «Администратор».

Администратор был лысым.

— Дорогие друзья! — начал он. — В этот торжественный день я пришел к вам, чтобы напомнить условия соревнований и проводить вас в последний путь. По новым правилам — всех без исключения.

В гробовой тишине по крыше броневика застучали слезы.

Администратор взял себя в руки и продолжил:

— Итак, новые правила. Ну во-первых, хочу всех обрадовать: я больше не буду называться «администратор-секретарь». «Сколько можно!» — сказала моя жена, и я понимаю — ей надоело быть секретаршей. Поэтому отныне я называюсь коротко и просто: «Администратор». Во-вторых. Все вы стоите одной ногой где? Неправильно, не там, товарищ Муромец. Все вы одной ногой стоите за чертой смерти! И не надо хихикать, товарищ Флинт. Теперь от вас зависит сделать шаг туда… э-э… сразу или не сразу. Наш турнир давал вам раньше возможность остаться в живых. По крайней мере победителю. Высокая ставка делала наше шоу более зрелищным и прибыльным. Но мы решили наплевать на прибыль! И усугубить удовольствие! — лысый улыбнулся.

В зале стоял разноголосый шум молитв. Местами звучали выстрелы в висок и сдавленные хрипы — народ вешался.

Лысый поулыбался минут пять, нырнул в броневик и умчался вдаль. Из-за угла вынырнула «Скорая» и помчалась за ним.

— Самозванцев развелось! — сплюнул Спартак. Потом вытер пот со лба и с уважением посмотрел на Олега. Тот сидел с отсутствующим видом. — А ты силен!

— Чего?

— Не испугался, говорю.

— А что, уже отжеребились?

В это время второй раз послышалось конское ржание. Ржали где-то совсем близко. Все замерли в ожидании. На сцену выкатился огромный деревянный конь. Олег был так поражен, что даже забыл подумать о смерти. Он ждал чего-то ужасающего, но произошло непонятное: чрево коня разверзлось, и из него высыпалась череда мальчиков и девочек в красных галстуках. Они выстроились в линейку и стали по очереди декламировать стихи.

Декламировали басом:

Сидящие в зале оживились, приободрились.

Дети находили ласковое слово для каждого.

Курносый мальчик, стоящий слева, пропел:

На что одна из девочек басом отвечала:

Вдруг Олег встрепенулся. Дети декламировали:

Приветствие подходило к концу, и Спартак уже было загрустил, но тут ребятишки захлопали в ладоши и в такт проскандировали:

Бурную реакцию вызвала критическая часть приветствия:

В дружной семье отыскался урод

Лысого знает уже весь народ.

Свое выступление дети закончили комической пантомимой «Свет не без добрых людей». Затем под аплодисменты быстро забрались обратно, и деревянный конь под разухабистую песню «Кони в яблоках, кони серые… скачут цокают, да по времени», выждав приличествующую паузу, растворился в воздухе.

Музыка осталась. Настроение у всех было приподнятое. Наконец, конь заржал в третий раз. Олег был готов ко всему.

Но чтобы настоящим администратором оказалась его родная жена Ольга! Пора было подумать о смерти.

Спартак рядом тоже вздрогнул. И вообще зал как-то странно напрягся и съежился. Каждый изувер увидел на сцене именно ту женщину, которую должен был увидеть, — все они увидели своих жен. Заерзали мушкетеры, в страхе полезли под скамьи питекантропы, а храбрый Робин Гуд с невероятной поспешностью стал отбирать обратно только что розданное имущество.

И тут Жена открыла рот. Холодок ужаса прошел по залу и остановился у ног Олега. Олег все еще думал о смерти, но ничего путного в голову не приходило.

«Ольга-то думала, что я у хазаров, а я вона где, — озарило князя. Чего же теперь врать-то?» — И тут до князя дошло. У ног потеплело. Князь залился гневом и вскочил. — «Я-то думал, она дома, а она вона где! Посмотрим, чего врать теперь будет.»

Он мыслил как никогда ясно. Большинство залитых гневом изуверов поднялись с мест. Видимо, они тоже мыслили как никогда ясно.

Но вдруг Ольга заржала. Этого не ожидал никто.

«От родной жены такая гадость!» — с горечью подумал Олег и грузно опустился на скамью.

Жена начала говорить, и Олег по привычке отключился. Мужики потихоньку оправились от удара и загалдели о своем. Пока Жена говорила, можно было передохнуть.

Спартак опять жаловался Олегу:

— Это ж надо было всю свою светлую жизнь положить, чтобы твою судьбу опять жена решала!

— А ты на что положил?

— Да как на что? На свободу! — возмутился Спартак.

— На что? — не понял Олег, услышав незнакомое слово.

— Ну, как тебе попроще объяснить… Свобода — это борьба за права человека. У каждого должно быть свое право…

— А, право первой ночи! — сразу сообразил князь. — За это дело я бороться согласный. А с кем?

О таком праве Спартак услышал впервые, но решил не спорить и на всякий случай наставить князя на верный путь.

— За любые права надо бороться с патрициями!

— С хазарами? — уточнил князь.

— С патрициями!

— А это еще кто?

— Ну, как тебе объяснить… Патриции — это, это такие!.. это такое!.. это такая!…

Спартак поудобнее сел и с презрением начал:

— Вот сидит этакий патриций, этакая сволочь пышнотелая… благоухает… ну, вот этим вот… по два таланта за маленькую бутыль; пьет себе из пятилитровой амфоры кипарисовую водку… нет, лучше ананасовый самогон. И вот благоухает себе этакая сволочь целый день, а когда надоест — зовет гетеру, — Спартак полузакрыл глаза. — И говорит, э-э… говорит: «Слышь, гетера, сжарь яишницу». А гетера ему отвечает: «Не хочу», мол. А ты ее по мордям, по мордям!

— По мордам — это хорошо! — одобрил Олег. — Вот я помню…

Но договорить им не дали. К Олегу подбежал маленький мужичонка с шилом в одной руке и с кистью в другой.

— Номер по телу будем делать али как? По голому телу дороже, но красивее. Татуировку делаю в трех цветах. Память на всю жизнь. И глазу приятно.

— Тело не дам! — отрезал Олег.

— Тогда могу гравировку по кольчуге. Есть фирменные майки с блестящим номером. Или вот импозантная вещь. — Он показал стеганый ватник в полоску с номером на спине. — Новинка сезона.

Новинку сезона Олег взял, и теперь на спине у него красовался номер 037.

— 037, — тут же выкрикнула Жена. — Князь Олег. Команда «Враги народа».

Команд было много. Они стояли кучками там и сям. Олег растерялся. Но тут краем глаза заметил серое пятно. Приглядевшись, он различил группу гордых людей в точно таких же черных с белым полосатых телогрейках и понял, что это свои. Князя приняли тепло. В команде собрались мужики что надо. Стали знакомиться. Каждый представлялся капитаном.

По итогам жеребьевки в одной отборочной группе с «Врагами народа» оказались такие команды: «Друзья народа», «Народ» и «Инородцы». «Друзья народа» незадолго до этого победили «Социал-демократов», о чем поведал в своем знаменитом отчете один известный спортивный обозреватель. В состав «Народа» входили десять тысяч неявившихся монголо-татар и Герасим. «Инородцев» было много, но они с трудом добивались взаимопонимания, хотя все охаивали «Народ» и его «Друзей…» Все это Олег узнал из разговоров с новыми соратниками, которые с появлением князя приободрились, стали лихо щелкать зубами и весело готовиться к бою.

Князь и сам возбудился: воинственно крякал, улюлюкал и гремел кольчугой. Состязания вот-вот должны были начаться, и все было бы хорошо, если бы к Олегу не подошел священник в черной рясе.

— Крещеный? — участливо спросил священник.

Возбужденный Олег сжал кулаки и с налитыми кровью глазами изрек:

— Аз есмь протопоп Аввакум! — Потом остановился, внимательно посмотрел на попа и спокойно, вежливо спросил: — Тебя как зовут?

— Поп Гапон.

Олег опять налился кровью и продолжил:

— Аз есмь протопоп Аввакум и поп Гапон! — демонически захохотал, щелкнул зубами и помчался за попом.

В это время в другом конце зала встрепенулся Спартак. С криком «Наших бьют!» он поднял свою команду «Друзья народа» и рванул на помощь Олегу. Изуверы не смогли сдержаться.

И начался праздник!

Им еще не успели раздать оружие. Но все равно было интересно. Крики «Киай!» заглушались размашистым «Эй, ухнем!». Каннибалы покусывали дерущихся, на ходу ловко присыпая место укуса солью и перцем. Сквозь разноголосый мат доносились командные девизы: «Аве, Цезарь!», «За родину, за Сталина!», «За царя-батюшку, за Россию-матушку!», «Чтоб ты издох, скотина!» и прочие. Казалось, остановить их нет никакой возможности. Со всех сторон вовсю мелькали огромные кулаки, мозолистые пятки, разбитые носы и прочие характерные приметы великого противостояния.

На волне беспорядков снова появился лысый регистратор-администратор самозванец, которого безуспешно искали все это время. Посреди всей этой сумятицы, драки, криков он выехал на броневике, вылез, сел, свесив ноги, и закурил.

Изуверы, как по команде, остановились.

Ничего хорошего от лысого не ждали. Но самозванец всего лишь почесал босые пятки, что-то крикнул в люк броневика, и оттуда ему подали горсть семечек.

— Угощайтесь, мужики, — обратился лысый к народу. Никто угощения не принял. — Не хотите — как хотите, — вздохнул самозванец и отдал семечки обратно в люк. Неторопливо докурил, потом встал, стряхнул пепел с брюк, тихо произнес «Inter bella at pericula non est Locus otio»[1] — и взялся за гашетку пулемета.

Изуверы стояли стеной. Лысый, брызгая слюной, громко закричал «Тра-та-та-та-та!» и принялся описывать стволом пулемета большие круги. Но пулемет не стрелял. Изуверы начали переглядываться. Лысый вытер пот со лба, что-то крикнул в люк, откуда ему тотчас подали стакан воды. Он выпил воду, прокашлялся, схватил пулемет и вновь закричал: «Тра-та-та-та-та!» Потом, видимо, решив, что достаточно, послал всем воздушный поцелуй, кокетливо подмигнул, и броневик умчался вдаль. Изуверы немножко постояли и вернулись к своим занятиям.

Праздник продолжался.

Тем временем Олег и поп Гапон выбежали из зала. Когда Олег уже настигал попа, когда он уже отвел руку для удара, а поп в свою очередь успел крикнуть «Христианской веры не принявший, язычник хренов!», их скрутили, связали руки за спиной и повели обратно в зал. Изуверов уже разлили водой, и теперь они стояли в углах по своим командам побитые, но счастливые. На световом табло горела надпись:

На помосте рядом с Женой стоял связанный Спартак. Олега с Гапоном подвели к нему. Сердитая Жена выговаривала изуверам, показывая пальцем на Олега, Спартака и Гапона:

— Из-за этих безответственных хулиганов произошел фальстарт. Комиссия принимает решение о дисквалификации: нарушители лишаются права участия в командном зачете, однако с сохранением права участия в личном зачете.

И тут же Олег увидел, что перед ним никакая не Ольга, а чужая, совершенно незнакомая и, пожалуй, неприятная женщина.

— Увести! — сказала женщина. — На выходе можно развязать.

По дороге поп заискивал перед Спартаком.

— Гапон, — представился поп и гнусно улыбнулся.

— От гапона слышу! — осерчал борец за свободу и звезданул попа в ухо. Правда, в ухо он не попал. Попал в Олега, который, к счастью, этого не заметил, будучи погруженным в свою невеселую думу. А невеселая дума была такая: «Что-то там впереди…»

Бой был страшным!

В облаке пыли, соплей и нецензурной брани два парикмахера пытались постричь Олега.

— Не пойду в лысые! — кричал князь.

— Да не в лысые, а в полубокс!

— Я покончу с собой! — заорал князь. — И с тобой! — он показал пальцем на одного из парикмахеров.

Тот подумал и сказал: — А, леший с ним. Помыли — и то слава богу. Вон с попа настригли, за двоих отчитаемся.

Они пшикнули в Олега пахучей жидкостью, повернулись и ушли, оставив князя в зале ожиданий. Через несколько минут к нему присоединился коротко подстриженный Спартак.

— Сидишь? — спросил Спартак.

— Сижу, — честно ответил Олег.

— Хватит сидеть, пойдем посмотрим, что на ринге делается.

Олег не знал, что такое ринг, но выбирать не приходилось.

Когда друзья подошли к Большому Рингу, здесь уже шло объявление пар.

— Это тебе не командные соревнования, — озабоченно сказал Спартак, Личный зачет, чтоб его… Сам за себя, лицом к лицу! Зато все честно, никаких подвохов. Справедливость! Люблю…

— Следующая пара, — объявил дикторский голос. — В красном углу ринга мастер спорта по айкидо, основатель школ Страуса, Зеленого пингвина и Спящей обезьяны в Пекине, Шанхае, Сеуле и Фергане, великий боец своего времени. В синем углу ринга мастер спорта по пулевой стрельбе.

В красному углу обреченно и вяло медитировал айкидист.

— Гляди, гляди… — Спартак толкнул Олега и тот увидел, как по ковровой дорожке к синему углу ринга ковыляет седой, но еще крепкий дедок в черном блестящем смокинге и со старинной берданкой на плече. — Ветеран соревнований! — шепнул Спартак Олегу. — Старый уже, руки трясутся, а скольких матерых волков уложил…

— Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… — мурлыкал дед под нос детскую песенку, не спеша приближаясь к синему углу. Из кармана у него выглядывал конец очень толстой золотой цепи. Под ее немалым весом штаны у деда одним боком сползали.

— Что это у него? — удивился Олег.

— Цепь. Золотая, — с расстановкой и уважением произнес Спартак.

— А чего с собой таскает?

Спартак развел руками:

— Богатый…

— Ага! — Олег сдвинул брови и со значением добавил: — Патриций.

Забравшись в угол, дед снял берданку, посмотрел через ствол на айкидиста и любовно подышал на затвор.

— Слышь, дед, — забормотал айкидист, — ты мне в ногу стрельни, а я тебе потом ящик шампанского выставлю.

Старик сочувственно улыбнулся. — У мене, сынок, твое шампанское в писсуаре в сливном бачке содержится. И в аквариуме. Для рыбок. Только дохнут они. Каждый день меняю. Вот ведь рыба безмозглая — а жаль божью тварь, — дед заметно погрустнел. — Как глаза повылупливают — так у мене на душе и засвербит.

Тут же на ринге суетился фоторепортер. Он сфотографировал айкидиста и уже готовую фотографию подарил деду на память.

— Спасибо, — поблагодарил дед. — Подскочи, сынок, сегодня вечерком ко мне домой. С ведерком. Я тебе за труды маненько рыбки из аквариума отгружу.

Фотограф исчез. Прозвучал артиллерийский залп трехсекундной готовности, дед вскинул берданку, прицелился и с ударом гонга нажал на спусковой крючок. Айкидист упал. А дед, широко раскрыв рот и выпучив глаза, разглядывал свое ружье. Оно не выстрелило. Впервые за двадцать лет испытанная берданка дала осечку. В это время неубитый айкидист пришел в себя. С демоническим смехом он принялся скакать в своем углу, временами от радости теряя сознание. Вдруг он замер в неестественной позе и пристально посмотрел на деда.

— Шампанское в бачке, говоришь? На память, говоришь? — Он жестом подозвал фоторепортера. — Вот этого пня старого в анфас, профиль и со спины. — Он направился к деду. — И побыстрее!

Народ вокруг обрадовался, зашумел.

— Гаси, гаси его, старого!

— Убей изверга!

— Экспроприация экспроприаторов! — крикнул Спартак.

— Это ты чего? — спросил Олег.

— А это он его сейчас убьет, а цепь себе заберет.

Зал находился в предвкушении справедливости.

Но что-то было явно не так. Изуверы-зрители начали переглядываться, постепенно замолкать, и в наступившей тишине вдруг раздался жалобный стон. Дед сидел в своем углу ринга, раскачивался из стороны в сторону и заводил какую-то невероятно грустную, прощальную мелодию. Еле слышная вначале, она набирала силу.

Последние звуки древней былины потонули в слезах. Слезы были горькие, соленые и искренние.

— Хороша былина, — крякнул Олег, вытирая глаза.

— Хороша, — подхватил Спартак. — Вот в который раз ее слышу, а все плачу. И ведь не я один — все плачут.

— А… а где дед? — открыв рот от удивления, спросил Олег и показал на ринг. Там сидел только мокрый от слез айкидист и лежала ржавая берданка. — Неужто убег?

— А как же, убег, само собой. На то он и ветеран, а не айкидист зеленый. Но как пел, как пел…

Однако дед не совсем убег. Он тихонько уполз за запасным ружьем, но теперь уже возвращался, держа в руках новенький, блестящий винчестер. Айкидист понял свою ошибку, но было уже поздно. Тогда он прибегнул к последнему шансу: повернулся к зрителям, воздел руки к небу и высоким голосом завопил:

Но это не помогло — его никто не слушал, а Спартак даже презрительно пробормотал под нос: «Плагиат!»

Когда айкидиста унесли, диктор объявил следующую пару.

— В красном углу ринга — древнерусский князь Олег (Вещий). Дисквалифицирован за фальстарт.

— Эге, тебя, — хмыкнул Спартак.

Олега вывели на ринг и поставили в красный угол.

— В синем углу ринга, — продолжил диктор, — бывший гладиатор Спартак, руководитель авторского восстания в Древнем Риме, экс-чемпион Рима. Дисквалифицирован за фальстарт.

Тотчас появились мальчики для подавания мечей. Они принесли Спартаку и Олегу по огромному двуручному мечу. На ринг вышел рефери и призвал участников поединка следовать традициям благородного боя.

Толпа загудела: бой обещал быть славным. Тут и там послышались отдельные выкрики — изуверы делали ставки.

Прозвучал залп трехсекундной готовности. «Что-то я забыл, пронеслось в голове Олега. — Ага! Пора подумать о смерти.»

Но о смерти додумать опять не дали. Вместе с ударом гонга на ринг неожиданно выскочил какой-то коротышка со сморщенным воздушным шариком в правой руке и ткнул указательным пальцем левой в живот рефери.

— Поворачивай на Турцию, или взорву все к чертовой матери! спокойно, но достаточно громко, чтоб его услышали зрители, сказал коротышка.

— Ты кто такой? — так же спокойно спросил рефери.

— Террорист-угонщик! — торжественно объявил коротышка.

— А почему без оружия?

— А это что? — обиделся коротышка и дунул пару раз в воздушный шарик, который сразу принял грибовидную форму. — Сказано: поворачивай на Турцию!

— Надо посоветоваться с оргкомитетом, — заявил рефери и удалился.

Коротышка тем временем уселся посреди ринга и стал с любопытством посматривать то на Спартака, то на Олега. Его ехидная физиономия словно говорила: «А вот и не подеретесь!»

И точно: вместо рефери на ринг вышла длинноногая девица в открытом купальнике; она ослепительно улыбнулась и объявила:

— Однодневный тайм-аут! — потом сделала рукой этакий приглашающий жест и добавила: — Турция, господа!

И Олег без всякого перехода очутился на пляже. Напротив стоял Спартак. Никаких мечей не было, они остались на ринге. Спартак и Олег были в плавках, впрочем, как и все остальные изуверы, которые находились тут же. Под ногами был горячий песок, в двух шагах — море.

— Как это? — выдавил Олег.

— Техника. Я уже привык.

Привыкших было немало, и они уже занимали места ближе к воде.

— Что это? — спросил Олег.

— Турция, сказали же.

— А как это?

— Тьфу! — плюнул Спартак. — Ложись, загорай. Турция как Турция, какой-то там век. У оргкомитета здесь место, понял?

Олег не понял, но решил промолчать. Он улегся на песок и стал глядеть по сторонам.

— А кто это был там с этим… с грибом? — спросил он спустя какое-то время.

— А… Шутник.

— Как шутник? А он же говорил, сейчас, мол, всех ка-ак…

— Не, шутил. Врал. То есть это… шутил. И в руке у него шарик надувной был, резиновый, а никакая не бомба. Видел, он в этого пальцем ткнул? Чего ж бы ему пальцем тыкать, если б у него какое другое оружие было? Ясное дело — шутил!

— А что, никто не знал, что он шутит?

— Почему не знал? Все знали.

Олег аж рот раскрыл. — А зачем… зачем тогда повернули?

— Куда? — не понял Спартак.

— На Турцию.

— А-а. Так у него дома такая штука хитрая есть — ядерный заряд называется. Ни у кого больше такой нет, все поуничтожали, а у него осталась. Как тут не повернешь? Тут не то что Турцию, а чего угодно потребовать можно. У него вообще официально утвержденное право есть любого изувера на ежегодных соревнованиях в свое пользование получить и что угодно с ним сделать. Не то, говорит, как бабахну! Но он вообще веселый, никого не трогает, зато каждый год чего-нибудь этакое учудит. Шутник! Привыкли уже, все его любят — веселый человек! Идем купаться.

Купаться было хорошо. После кольчуги и ватника «037» Олегу очень понравилось плескаться в прохладной морской водичке.

— Вот, я помню, мы на Царьград ходили, — начал Олег, когда они сохли на берегу. — Щиты прибивать.

— Ну как, прибили?

— Прибили, а как же. Тогда тоже купалось хорошо. Даже получше. Мы полонянок голых пустили: ох, потешились! Да и солнце тогда посильнее шмалило.

— Ничего, — похлопал Спартак Олега по мокрой спине. — Вернемся, на базе тоже пляж что надо. База отдыха «Ивушка». Наша, изуверская!

Но, услышав слово «вернемся», Олег не почувствовал никакого воодушевления. Скорее даже наоборот. Он вспомнил, что Спартак уже не просто Спартак, а противник, обитатель синего угла ринга и, увы, опытный боец. «Если он во всем здесь так разбирается, все так знает, то как он, должно быть, с мечом работает!» — закручинился Олег.

Спартак словно подслушал его мысли. — Слышь, Олежек, — ласково окликнул он Олега. — А что ж мы с тобой делать будем-то? Неужто калечить друг друга станем, как патриции какие-то?

— Яко хазары… — подхватил Олег.

— Я ведь тебя первый убью, а, — сочувственно протянул Спартак.

— А я тебя второй! — совсем взгрустнул Олег. — Так и поубиваем друг друга.

Друзья призадумались.

— Может, всех остальных перебьем? — неожиданно предложил Олег.

— Не осилим, — вздохнул Спартак. Потом, подумав, добавил: — Да и не гуманно этак. Неспортивно!

Они помолчали.

— Слушай, ты домой хочешь? — вдруг спросил Спартак. — К себе, на Русь?

— На Русь? Ну, как тебе сказать… Вообще-то березки, хоромы, пол дубовый… охота на хазаров… По правде сказать, ежели б не Ольга!..

— Ну так хочешь или нет?

— Хочу! — решился Олег. — Хочу домой.

— Тогда сделаем вот как: разыграем драку вроде как насмерть, а на самом деле будем биться понарошку. Так, минут пять-десять мечами помашем, а потом я тебя рукояткой меча по лбу двину, а ты сразу падай, вроде как все, без сознания. Другой бы тебя добил, но я-то тебя не трону, так как мы договоримся. Тебя обратно на Русь и отправят. Вот. Согласен? Да ты не бойся, мы так в чемпионате Рима много раз делали.

Олег согласился, и у него сразу стало на душе светло и спокойно.

— А перед отъездом, как участник соревнований, понежишься на базе отдыха «Ивушка», — продолжал расписывать Спартак, которому, видимо, тоже полегчало. — У меня там свой участок есть, вместе отдыхать будем. «Ивушка» — это не то что Турция, это еще лучше. И девицы тебе, и вода какая хошь хоть соленая, хоть сладкая.

Олег заулыбался.

Спартак критически оглядел его плавки и сказал:

— Только вот трусы тебе надо будет заменить. Я тебе свои одолжу, специальные. Хорошие трусы!

— Зачем заменить?

— А эти там растворятся. Это ж не специальные, обычные, дрянь а не трусы. Там завод рядом стоит, для невменяемых космонавтов горючее делает, так что вода теперь все трусы растворяет. Кроме специальных, конечно, свинцовых. А есть свинцовые трусы — купайся себе, загорай!

— Хорошо, — сказал Олег.

— Конечно, хорошо! Поставил парочку наблюдателей на берегу — и купайся на здоровье.

— Зачем наблюдателей? — в который раз уже удивился Олег.

— Ну как, а вдруг плавник? Они плавник увидят и тебе сразу: ау, вылазь, мол. Ты — раз, и на берегу. А то эти нападают бывает. Редко, правда, но бывает.

— Кто нападает?

— Караси. Они этой водички напились, которая трусы растворяет, и такие здоровые стали, ух!

— Караси! Так их есть можно! — обрадовался Олег.

— Нет, вот есть их как раз нельзя. В них жить можно. Многие так и делают: только панцирь от карася оставят, понастроят в нем комнат и живут себе.

— Хорошо, — не совсем уверенно проговорил Олег.

— А что у нас еще хорошо — воду в море греть можно. Вот встал утром, смотришь, вода холодная. Ты пальцем в такую пипочку тык — вода теплей становится. Удобно! Главное — выключить вовремя, а то она булькать начинает и водолазы всплывают. А народ у нас хороший, мирный. Молодежь только с утречка порубается, чтоб места на пляже поболе было — и всех безобразий…

Олег уже не слушал. Он разомлел на солнце и лениво рассматривал сопляжников, как называл их Спартак.

«Лепота! — вяло пронеслось в голове Олега. — Ле-по-та! И о смерти думать не надо, хорошо!» Олег остановился взглядом на синей глади моря и там надолго застрял. Море тоже было спокойным.

Ничто не предвещало появления лысого.

Кроме самого лысого.

Он медленно всплыл по пояс и с протянутой вверх рукой обратился к народу.

— Сопляжники! Братья мои! Вот вы здесь сопляжитесь, а в это время над всеми вами уже завис дамоклов меч расплаты. Неужели вы не чувствуете?

— Не, не чувствуем, — нестройным хором ответили изуверы.

— И это печально! — торжественно сказал лысый. — Ведь кто мы есть, сопляжники? Изуверы! И кому как не нам, изуверам, расплачиваться за грехи человечества? Кто, как не мы, спасет человечество и вытащит его из бездны зла?!

Говоря это, лысый поднимался из воды все выше и выше, и наконец все увидели, что он стоит на мостике подводной лодки. На боку лодки большими буквами было написано «КВАС». Авторитет лысого, значительно пошатнувшийся за последнее время, мгновенно возрос. Изуверы стали облизываться и потянулись поближе к воде. Некоторые уже аплодировали.

— …И вот в эту трагическую минуту я пришел к вам для того… лысый сделал эффектную паузу, достал из люка запотевшую кружку кваса, отхлебнул и продолжил, — я пришел к вам для того, чтобы сказать: возлюбите ближнего своего, освободитесь от желания; ударят тебя по левой щеке подставь правую; спросят у тебя рубашку — отдай; спросят рубль — отдай десять, спросят десять — отдай двадцать, у самого нет — у соседа отбери, но дай… а особо ежели какой лысый подойдет — отдай ему и последнее, что у тебя есть! И жизнь свою будь готов отдать ради святого дела!

Лысый переждал аплодисменты, что-то изобразил в воздухе тремя перстами, благочестиво склонил голову; потом допил квас, нырнул вместе с кружкой в люк, и подводная лодка с надписью «КВАС», виляя задом, умчалась вдаль.

Обалдевшие изуверы поняли-таки, что кваса не будет, и от такой обиды принялись тузить друг друга голыми руками и ногами.

— Тайм-аут окончен досрочно! — в ту же минуту услышал Олег дикторский голос откуда-то сверху и… очутился на ринге. В синем углу напротив стоял Спартак.

— Напоминаю, — сказал дикторский голос, — в красном углу ринга древнерусский князь Олег, в синем углу — бывший гладиатор Спартак.

Спартак подмигнул Олегу правым глазом, Олег подмигнул левым. Прозвучал залп трехсекундной готовности, потом гонг, и Спартак с Олегом, крепко сжимая мечи, медленно двинулись друг к другу.

Все произошло, как договорились: какое-то время Спартак отражал осторожные наскоки Олега, потом Олег поотбивал несколько ударов Спартака, после чего, оступившись, неловко повернулся и попал прямо под удар Спартака рукояткой меча по голове.

Олег упал. Спартак стоял над ним и по гладиаторскому обычаю ожидал решения публики. Все изуверы показали пальцем вниз, а давешний шутник-коротышка пальцем вверх. Голос коротышки перевесил, и Олег остался жив.

— Благородный Спартак! — раздался выкрик из зала.

Рефери подумал и заявил:

— Победитель имеет право вызвать к побежденному скорую медицинскую помощь.

— Вызываю, — улыбнулся Спартак.

«Вот ведь как с другом повезло. Кругом одно жулье, а мне единственный честный человек попался», — радовался Олег, лежащий с закрытыми глазами на полу ринга.

Бой закончился, но изуверы еще чего-то ждали. В притихшем зале раздались робкие выкрики: «Едут, едут!» Олег услышал, как кто-то запыхтел, поднимаясь на ринг, и через секунду в лицо ему дохнуло тяжелым перегаром.

— Живой, однако, — услышал он над собой сиплый голос.

— Это мы еще поглядим, какой он живой, — сказал второй. — Пульс ему пощупай.

Заскорузлый палец что-то поискал на шее у Олега, а потом вся пятерня так сдавила горло, что глаза у князя выпучились и он решил, что пора о чем-то подумать. Но то, что он увидел выпученными глазами, вызвало в памяти яркое и знакомое слово: «Хазары!»

— Хазары? — прохрипел Олег.

— Фельдшера! — огромный бородатый дед по-доброму улыбнулся Олегу. Лечить будем! Пульс у тебя есть, значит жить будешь.

— Может быть, — роготнул сзади такой же волосатый и добрый фельдшер.

Первый фельдшер достал из чемоданчика блестящий металлический предмет и небольшой листок с мелким печатным текстом.

— Читай вслух, — крикнули из зала.

— «Скальпель. Руководство к эксплуатации», — прочел фельдшер. «Используется для…»

— Кончай бюрократию! — опять выкрикнули из зала. — Смелей за дело!

Бородач уже занес руку над Олегом, но тут взгляд его остановился на остром лезвии, и он с удивлением воскликнул:

— О! Так им же бриться можно! — фельдшер проворно спрятал скальпель в карман и заявил: — Попробуем шприцом.

— Может, сначала клизмой?

— Можно и клизмой, шприца у нас с собой нет.

— А у нас и клизмы с собой нет.

— Так что ж ты выпендриваешься? Ты хоть что-нибудь с собой взял?

— Взял.

— Шо?

— Дрель.

— А если он дрель не переносит, если у него на дрель аллергия? Чем ты его тогда лечить будешь? — укоризненно сказал бородач. — Ты ему, кстати, пульс-то отпусти маленько, а то, глядишь, до процедур и не дотянет.

Обмякший уже было Олег воспрянул к жизни и увидел новый персонаж, появившийся на ринге. Персонаж подошел и наклонился к Олегу. Князь хотел отскочить, но тот быстро схватил его за руку и энергично потряс ее.

— Корреспондент «Изуверского обозрения». Изуверская общественность с волнением следит за вашей судьбой. Разрешите взять у вас интервью.

— Отойди от пациента, больной на диете, — сурово сказал один из фельдшеров.

— Мне можно, я журналист.

— Сегодня ты журналист, а завтра пациент! — ухмыльнулся фельдшер.

Журналист задумался. Потом посмотрел на часы, что-то посчитал на пальцах и уже уверенно изрек:

— Не то время.

— Это у вас, у пациентов, не то. А у нас время одно — режимное.

— А шо мы с ним разговариваем ваще?! — вклинился в разговор более молодой фельдшер. — У нас вызов был, а фамилии не было.

— Вы меня, ребята, не троньте. За мной общественность!

Журналист широким жестом показал на трибуны. Трибуны быстро начали пустеть.

— Это которая общественность? — презрительно переспросил бородач. Сегодня она общественность, а завтра она тоже сплошь пациент. Так что ты давай не выпендривайся, а ложись рядом с этим гавриком, так как дрель у нас одна, а вас теперь двое.

Поняв, что спасения ждать неоткуда, и воспользовавшись перебранкой фельдшеров с журналистом, Олег тем временем медленно подползал к своему мечу. Добравшись до него, он крепко сжал рукоять, встал на ноги и со спины тихонько пощекотал кончиком меча старшего фельдшера между ягодиц. Фельдшер, боявшийся щекотки, всхохотнул, но, обернувшись, осекся и быстро заговорил:

— Смотри, Федя, пока мы тут профилактику готовили, один уже выздоровел. Дай тебе бог здоровья, сынок. Ой, а нам по вызовам пора, заболтались мы с вами. Не болейте, мужики, бывайте здоровы.

И с этими словами фельдшера отправились «по вызовам». На краю ринга молодой фельдшер обернулся, игриво погрозил пальчиком и проговорил:

— А Минздрав предупреждает: не только курение опасно для вашего здоровья!

Проводив фельдшеров долгим, тяжелым взглядом, Олег повернулся к Спартаку.

— Ну что?! — сурово, но справедливо спросил Олег.

— Вот-вот, и я то-то же говорю! — подхватил журналист. — Этот Спартак, я за ним давно наблюдаю! Опутал сетями договорных поединков. Десятый сезон на жульничестве выезжает. Противно смотреть, что он из благородного зрелища делает! Как новичка увидит — к нему; вотрется в доверие, замутит неоперившийся ум, уговорит черт знает на что — и вот он опять победитель. Жулик! Да нет, это даже не жульничество, — здесь целая мафия! Пять публикаций подготовил — ни одну не пропустили! Мол, нельзя порочить Спартака, честного спортсмена, вся жизнь в спорте.

Журналист говорил, обращаясь к трибунам. Они уже вновь заполнялись, и теперь сквозь общий шум то там, то здесь слышалось:

— Долой фельдшеров! Свободу князю!

Появился плакат: «Из грязи в князи!»

— Это целая мафия! — продолжал орать журналист. — Это настоящий заговор! Если бы здесь был жуликом один Спартак! А каким образом он заранее узнал результат жеребьевки?! А судейская коллегия?! А этот шантажист, наконец, который неизвестно куда погонит нас в следующую минуту?!

— Долой коротышку!!! — уже во весь голос гудели изуверы, размахивая национальными флагами. Олега как-то сразу забыли. — Долой!!! Не хотим больше в Турцию! Хотим мороженого!

— И пива жигулевского по праздникам! — встрепенулся журналист.

На волне народного возмущения появился белый конь. На коне сидел лысый. Вдвоем с конем они подъехали к рингу.

— А ну-ка, что тут у вас вкусненького? — сказал лысый и сделал революцию.

«Конец! — осознал Олег. — Конь-то — вот он.»

Но конь не обратил никакого внимания на Олега, и читателю придется потерпеть еще страниц несколько. Если, конечно, все пойдет хорошо.

Революция смела князя со страниц незатейливой истории.

Очнулся он в кремле. Киевский кремль надежно защищал от всех обидчиков и, самое главное, от авторов.

Ольга встретила мужа радостной улыбкой и показала сына. Сыну исполнилось всего две недели, и он был еще совсем лысым.

Любимый конь терся о ноги Олега и ласково мурлыкал.

«Надо его в какой-то человеческий цвет покрасить, — подумал Олег. У всех кони как кони, а у меня какой-то банан усатый.»

— Перекрасить, — на ходу бросил Олег.

— Во что?

— В человеческий цвет.

Так Олег вернулся к повседневным княжеским делам.

— Слышь, муж, там за печкой опять хазары развелись, — жужжала над ухом жена, — а я боюсь… Подмел бы, а?

— Подметем, — согласился князь, отгоняя жену мухобойкой. — Собирай дружину. Только за печкой — это печенеги. Хазары — те побольше и позубастей.

Печка была за пределами кремля. Поэтому князь с дружиной не поехал, чтобы не попадать под авторский произвол, который голодный рыскал на подступах к Киеву. Дружина матерно выругалась и поскакала подметать.

«А сразу за печкой Собачья мокрязь», — сказал один автор другому.

«Ничего подобного, Собачья мокрязь в другую сторону, — ответил второй автор. — Знать надо!»

«Всегда у меня с географией трудности», — сказал первый.

И дружина поскакала дальше.

Князь подозвал жену.

— Хазар давно не видела?

— Как конь истоптал, так и не видела.

— А ты им хлебца подсыпь, они и набегут.

— Ну да, ежели хлебца подсыпать, так и холопы набегут.

Внесли коня. Его уже покрасили в человеческий голубой цвет, но местами краска пооблупливалась, и конь получился желто-голубой в полосочку. Коня рвало ацетоном, на него было больно смотреть.

Волна сострадания поднялась в душе Олега и тут молнией сверкнуло в его голове мучительное прозрение:

— Это не конь!

Пробуждение сознания после долгой спячки было медленным и тяжелым. Возвращение к исторической реальности оказалось крайне болезненным, но необходимым.

— Надо посмотреть правде в глаза! — во весь голос сказал князь.

Рядом в предсмертных конвульсиях билось желто-голубое тельце. Это отвлекало и не давало сосредоточиться на исторической реальности.

А реальность была не из лучших.

Глазам князя предстал мир, полный скорби и страдания. Вдруг оказалось, что и печенеги не живут за печкой, а огромными некормленными стадами бродят по Руси; и хазар так просто не потопчешь, ибо их почти не осталось — всех давным-давно потоптали; и кролики поели посевы; и суслики с мышами и бобрами в голодную зиму подгрызли деревянные стены кремля, и он вот-вот может рухнуть. Единственное, что было хорошего, так это то, что в исторической реальности Ольга оказалась не женой, а невесткой. Но жена все равно где-то была, поэтому радоваться было рано.

Пока князь предавался тяжелым думам, желто-голубое существо оклемалось, отползло и в углу хлебало из княжеской миски.

— Как же оно называется-то? — вслух проговорил Олег, но решил в одиночку не выяснять, а подождать дружину.

— Оци я тоби зараз нагадаю! — прорычал бывший конь, который с отъездом дружины все больше становился похожим на барса. — Ридну мову забув, княжино?!

Краска с коня продолжала слазить, и на животе проступала фосфоресцирующая татуировка: «Пора подумать о смерти!»

— Экий изувер! — с сожалением пробормотал Олег. — И не испытывает никаких нравственных мучений!

Тем временем на животе зверя одна за другой менялись надписи: «Олега — вон из кремля!», «Чобиток — лапоть будущего!», «Чому мени, боже, ты крыла не дав?!»

— Так, ладно! А хазар мы ловить будем или нет? — громко и деловито спросил наконец-то Олег. — А нечисть из лесов выгонять? А счастливый день принятия христианства на Руси приближать?

Конь потух. Олег понял, что политическую дискуссию выиграл. А в это время вернулась дружина и ему совсем полегчало.

Тогда где-то там, за стенами раздался зловещий, пронизывающий душу и леденящий кровь свист. Олег вздрогнул. В великой тревоге поднялся он на стену и посмотрел вниз. Там стоял страшный Соловей-разбойник, который (князь не верил своим глазам) пришел сдаваться.

— Накрылась оппозиция! — с удовольствием проговорил князь. Лепота-а!..

— Лепота-то она лепота, — неожиданно сказала оказавшаяся за спиной Ольга, — а чем кормить свистуна будешь?

— А чем он там в лесу питался? — спросил князь, оборачиваясь к Ольге и к вернувшейся дружине.

— Русичами. Заплутавшими путниками, — ответил самый старший дружинник.

— Так что ж, у нас на Руси русичи перевелись? Или заплутавшие путники?

Князь грозно засверкал очами. Потом обратился к дружине:

— Как там за печкой-то? Печенегов подмели?

— Печенегов нонче с другой стороны подметают, — ответил дружинник.

— Кто такие?

— Какие-то низенькие, страшные, глаза узкие, все поют: «Наш смелый хан вперед летит, в Рязани остановка». Чисто метут.

— Ага! — князь поднял указательный палец вверх. — В гости, значит, собрались, надоело, значит, хазарам на головы поплевывать. Скажи, как мыслишь, — Олег по-отечески потрепал дружинника по плечу, — до нас скоро доберутся?

— Мыслю, лет через триста.

— Значит есть еще время нам подумать о смерти, — философски промолвил Олег.

— А жить-то как? — грустно спросила Ольга.

— Куда стремиться? — подхватил желто-голубой не то конь, не то барс.

— И главное, что же нам теперь делать? — подвел итог старший дружинник.

Олег обвел всех долгим задумчивым взглядом.

— Други мои! — сказал он. — Мои приключения подвели меня к одной важной мысли: я понял, что прежде всего мы должны решить, можем ли мы считать наших авторов психически нормальными? Мир, в котором мы вынуждены существовать, и происходящие с нами события позволяют усомниться в их интеллектуальной полноценности. А посему…

Олег не договорил. «А про волхва-то они и забыли!» — со злорадством подумал он об авторах.

«Что-то он не о том думает, — подумал волхв и погладил сияющую на солнце лысину. — Пора бы ему подумать о…»

И вот тут-то после тяжелой продолжительной болезни наша история подошла к концу.

Ага, а вот и он — КОНЕЦ!