"Убийственный аргумент" - читать интересную книгу автора (Костин Андрей)

6. ОТКРОЙТЕ, МИЛИЦИЯ

Телефон зазвонил, когда я распечатал похожую на бейсбольную биту бутылку греческого бренди и собирался налить себе — немного, чтобы только прийти в себя.

С выпивкой пришлось повременить.

— Алло, — женский голос, — это приятельница Василия, Снегурочка, помните?

— Ну как же.

— Я прочитала в газете про пожар.

— А…

— Вы должны срочно ко мне приехать. Надо поговорить. — деловито сообщила она.

— Я сейчас занят.

— Послушайте, не станем же мы обсуждать это по телефону, — возмутилась девушка.

— Мы вообще не будем ничего обсуждать. Просто забудьте обо всем.

— Не уверена, что хочу забыть. Вы втравили меня в историю, верно? И предлагаете все забыть. Знаете такую поговорку, — она хихикнула, — что молчание — золото. Вот я и хочу, чтобы мы обсудили, сколько это золото может стоить. Иначе я могу набрать другой номер — ноль два. Понимаете?

— Шантаж — грязное дело, — заметил я.

— Знаете, сколько грязных дел приходится делать бедной женщине, чтобы не пропасть в нищете? Запоминайте адрес… Иначе через час я снова позвоню. Но только уже не вам.

На Снегурочке был халатик на голое тело, когда она открыла дверь.

— Проходите, — пропустила в квартиру. — Знаете, моей подруге, той самой, чей телефон я ради смеха дала охраннику, только что кто-то позвонил и спросил мой адрес. Как такое могло случиться, ведь охранника, я прочитала, убили? Может, он записал номер, чтобы не забыть, а милиция нашла записную книжку?

— Боюсь, это была не милиция. Постарайтесь быстро одеться. Надо отсюда уехать.

— С какой стати? — сказала она несколько скандальным голосом. — Я ведь не при чем, я ждала на улице, когда вы его убивали.

— Никого я не убивал, вы это знаете.

— Я — единственная свидетельница, — она щелкнула пальцами.

— Если хотите, чтобы я скрылась и не давала показания, заплатите. Я согласна поехать отдохнуть, скажем, на Кипр. Загранпаспорт есть. Уеду — и вас ни в жизнь не найдут. А все остальное меня не касается.

— Ваша подруга сообщила адрес тому, кто звонил?

— Конечно, она же дуреха. Он сказал, что видел пробные снимки, которые я делала в агентстве фотомоделей. Кстати, про агентство я выдумала, когда трепалась с охранником. И она поверила, даже не спросила, почему меня разыскивают по ее телефону. Что ж, пусть дураки остаются здесь, а я поеду на Кипр.

— Да перестаньте вы со своим Кипром.

— Десять тысяч баксов меня бы устроило. — сообщила она.

— Меня бы тоже, — я кивнул. — Жаль, неоткуда их взять.

— Ну хорошо. Пять, — уступила Снегурочка.

— Собирайте вещи.

— Значит, договорились? — она обрадовано захлопала в ладоши.

— Нет. Просто я считаю, что несколько дней вам стоит пожить в другом месте.

— С какой стати?

— Вы про агентство фотомоделей рассказывали только одному охраннику?

— Ну да. По ходу выдумала. Вы же поручили мне отвлекать внимание.

— Тогда откуда об этом знал тот, кто вас разыскивает?

— Вот именно, — она удивленно посмотрела на меня. — Охранника же убили.

— Может быть.

— Что — может быть?

— Может быть, кто-то еще слышал ваш разговор. А, может быть… — я не решился сказать, что, кажется, пару часов назад видел в метро человека, выдававшего себя за охранника.

Во всяком случае, для удавленника он был достаточно шустр.

— Но тогда, — в ее глазах промелькнул испуг, — разговор мог слышать только тот, кто его убил? Если он в это время прятался…

— Наконец-то дошло. Собирайтесь.

— Нет уж. — она отрицательно покрутила головой. — Нечего меня запугивать. Платите деньги, а я уж сама о себе позабочусь.

— Я отдам все деньги, которые у меня с собой, — достал бумажник. — И только потому, что считаю себя виноватым — втянул в эту историю. Поверьте, не представлял, что все обернется пожаром и убийством. Надеюсь, этого хватит, чтобы пересидеть где-нибудь недельку или две. Лучше не в Москве. Может, есть родственники или друзья в другом городе?

— Ага, так я к себе в Киров и поеду, — она всплеснула руками. — На ваши гроши. Здорово придумали.

— Почему — гроши? Мне бы этого на месяц хватило.

— А мне — нет. — она отрезала. Три штуки, и ни копейки больше не уступлю.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Вы куда? — встрепенулась Снегурочка. — За деньгами?

— Нет.

— Ну, поторгуемся еще? — предложила она примирительно.

Я пожал плечами и взялся за ручку двери.

— Ладно, давай сюда свою мелочь, — она задержала меня за рукав.

— Возьми. И поторопись.

— Ясное дело, — машинально пробормотала она, пересчитывая деньги.

Серый фланелевый костюм, белая рубашка и бордовый галстук, пожалуй, подойдут. Я переодевался для встречи с иностранным подданным.

Его нью-йоркский адрес и телефон на одной стороне визитной карточки вряд ли могут мне пригодиться. Но на обороте от руки был написан семизначный номер телефона и название гостиницы.

— …Секретарь мистера Стэндапа, — прозвучал в трубке женский голос. Говорила она на английском, которому обучают московские репетиторы. Никакой тебе американской жевательной резинки во рту.

— Могу я поговорить с вашим мистером? — спросил я по-русски.

— Простите, кто его спрашивает?

— Каменотес. Он просил с ним связаться.

— Сейчас господин Стэндап занят. Перезвоните через час, я узнаю, когда у него будет свободное время для встречи с вами, — она собралась положить трубку.

— Минутку…

— Да.

— Детка, ты у него переводчицей?

— Боюсь, вы выбрали неверный тон…

— Это я за тебя боюсь, детка. Поднимай-ка свою задницу и вытащи своего мистера хоть из туалета. Я сейчас в холле гостиницы, и если через пять минут с ним не встречусь, то уже не встречусь никогда. А это ему надо, а не мне. Думаешь, он для собственного развлечения ездил в гранитную мастерскую и оставлял для меня телефон?

— Я не понимаю…

— А тебе и незачем понимать. Это разговор для больших дядей. Просто скажи ему, кто звонит, и все. Запомни, жду пять минут в холле, возле телефона. Если не успеешь, думаю, он захочет переводчика порасторопнее.

Положил трубку, отошел к газетному киоску и сделал вид, что интересуюсь печатным словом. Я сам себе не нравился, когда грубо разговаривал с девушкой. Но у меня на самом деле в запасе было мало минут. Уверен, этого Стэндапа пасут, и не так уж много времени пройдет, прежде чем некто узнает, что мастер гранитной мастерской хочет встретиться с иностранцем. И раз комбинация с байкерами не удалась, будут предпринято что-то новенькое.

Кто-то очень не хотел, чтобы выяснилось — могила поддельная.

Прошло семь с половиной минут, когда возле телефона появилась невысокая серьезная девушка в очках. У нее были длинные волосы, собранные в замысловатую прическу.

Не увидев грубого типа, переводчица растеряно озиралась по сторонам, потом посмотрела на часы. Я взял с прилавка «Таймс» недельной давности и отгородился от нее газетой.

Еще раз оглядев холл, женщина закусила нижнюю губку. Затем сняла трубку телефона. Уткнувшись в газету, я подошел поближе, на мгновение задержался, переворачивая очередную страницу. Вроде я из тех пришибленных типов, которые читают на ходу.

Женщина набирала номер. И это не был номер Стэндапа. Она была так увлечена этим, что не замечала, как я стою у нее за спиной.

— Да, это я, — сказала она в трубку. — Ты просил позвонить, если кто-то объявится. Звонил тот мастер, которому мы заказывали памятник. Не знаю, как разыскал. Нет. Послушай, мне не нравится роль соглядатая… Понимаю, это моя обязанность… Нет, его нет, уже ушел, он предупредил, что долго ждать не станет. Что собираюсь делать? Ничего не говорить ему о звонке? Но, послушай, это же… О-о! — она обернулась, увидела меня и швырнула трубку на рычаг.

— А я ошибался, Катя. Вам идут очки, вы в них выглядите отличницей и старостой класса. Что вы сделали с трупом?

— Господи… простонала она.

Карие глаза, и так увеличенные стеклами очков, раскрылись во всю ширь. Я начал опасаться, как бы она не упала в обморок, Но, судя по всему, организм у нее был достаточно крепкий.

— Как вы меня нашли?

— Я спросил первый.

— О чем? — она уже забыла.

— О трупе.

— Тише, пожалуйста, — Катя испуганно огляделась по сторонам.

— Бросьте. Сегодня никого уже не интересуют такие темы.

— Вадим его вывез на своей машине. Сказал, что оставит где-нибудь на дороге, чтобы это выглядело как наезд… Поверьте, — глаза за стеклами очков заблестели, словно она собиралась заплакать, — я не виновата. Кто-то подбросил это… это тело, — она уже справилась с собой. — И у меня не было другого выхода. Вы ведь верите, что я не убивала?

— У меня в кармане адрес транспортной фирмы, эмблема которой — навьюченный ослик. Не составит большого труда выяснить — в какое время помогал один из их водителей починить мотор такой красивой женщине. Такое не забывается.

— Вот и проверьте, — отрезала она.

— Остается Вадим…

— Что — Вадим?

— Как взрыв его автомобиля связан с нашей историей?

— Я что-то не понимаю… Взрыв? Ах, да…

— Вы слышали, что его машину взорвали?

— Все эти дни я работала с мистером Стэндапом. Шеф срочно уехал в Париж, и мне поручили занять его, пока Олег Витальевич не вернется…

— Когда ваш шеф улетел в Париж?

— В ночь… В ту самую ночь, когда… Возникла какая-то непредвиденная ситуация с банком.

— Поэтому-то вы и прождали его напрасно в ресторане?

— Да, — она кивнула.

— А ваш мистер почему не приехал? Вы же должны были ужинать втроем?

— Федоренко успел его предупредить.

— Лично?

— Вы меня что, допрашиваете? — возмутилась Катя.

— Нет, просто любопытствую. Кто отвозил шефа в аэропорт?

— Ну откуда я знаю!

— Вадим?

— Да, — она кивнула, — вполне возможно. Иногда он это делает. Ну, конечно, помните, я ему звонила от ваших друзей, а его не было. Наверное, он как раз и отвозил.

— Как был одет Федоренко?

— Ну откуда я знаю! — повторила она. — Как всегда, наверное. Темно-синий костюм, черное длинное пальто, ондатровая шапка. С собой он еще берет небольшой чемодан из крокодиловой кожи.

— Это меняет дело.

— В какую сторону меняет? — Катя чуть заметно улыбнулась.

— Я только что считал, что не хватает одного трупа. А теперь, похоже, их число удвоилось.

— Вы говорите загадками.

— Да нет, это вы у нас мастер по загадкам.

— В каком смысле?

— Ну зачем, скажите, устанавливать монумент живому человеку?

— Подождите… — Катя наморщила лоб. — Это ведь вы только что звонили?

— Не стану отпираться.

— А где же тот мастер?

— Я его полномочный представитель. Ну, так проведете меня к мистеру Стэндапу?

— Да… Конечно…

— И не станете никому звонить и предупреждать о моем приходе?

— Извините, но есть определенные правила. Мы отвечаем за безопасность наших партнеров…

— А за безопасность рабочих гранитной мастерской вы не отвечаете? Сегодня утром их пытались из служителей ритуала перевести в клиенты, — я согнул указательный палец, как будто нажимаю на спусковой крючок. — А ведь там, помимо мастера, который помог вам в неблаговидном розыгрыше, находились еще женщина и двое мужчин пенсионного возраста.

— Я ничего об этом не знала, — она растерялась. — Мы просто не могли разыскать этого человека, и тогда Вадим придумал…

— Я уже слышал эту байку от каменотеса…

— Это не байка…

— Но ведь людей убивают, верно, — сейчас мне почему-то захотелось повторить слова Н. Г.

— И вы боитесь…

— Вы тоже боитесь.

— Да, — Катя опустила голову.

— Но ведь кто-то должен сказать Джону Стэндапу правду? Вряд ли он захочет заключать контракт с теми, кто убил его старинного друга.

— Прекратите! — она дотронулась красивыми пальцами до не менее красивого лба. — Я сейчас сойду с ума. Вы говорите про одни убийства, про одни трупы.

— «Я из мафии, и ты из мафии, но кто кому напишет эпитафию?» Слова Иосифа Бродского. Расклеены в вагонах нью-йоркской подземки. А лучше бы смотрелись в нашем метро, скажем, на «серой» радиальной ветке.

— Если бы я не пошла в тот вечер в ресторан… Если бы не этот человек в моей квартире…

— Я бы не имел удовольствия сейчас с вами разговаривать.

— Сомнительное удовольствие.

— Не скажите. Лучше, чем лежать на очень холодной полке очень мертвой. Труп в вашей квартире спас вам жизнь.

— То есть?

— Зачем убивать человека, если он и так будет молчать? Да еще выполнять роль соглядатая. Потому что не хочет оказаться в тюремной камере из-за невесть откуда взявшегося трупа, верно?

От мертвого тела вас избавили, но неприятностей от этого не стало меньше. Вас втягивают в дела, от которых скверно пахнет. Я подслушивал разговор, — показал на телефон. — Если бы вы вызвали милицию, они бы не могли сейчас манипулировать вами.

— Никто мной не манипулирует, — отрезала она.

— Вы не скажите, кому звонили?

— Нет, — взгляд у нее был как у щенка, которого продают на Птичьем рынке — отрешенный.

— Вот об этот-то я и говорю. А теперь — ведите меня к заморскому гостю. А то на нас уже местные охранники стали косо посматривать.

— Но…

— Понимаю, вы должны все-таки предупредить своего таинственного абонента, что встреча состоялась. Сделаете это, пока мы будем беседовать.

— Но тогда…

— Не волнуйтесь, — дотронулся до ее руки, — Я тоже плохой мальчик и могу за себя постоять.

Рука ее была теплая и словно наэлектризованная. Женщина была так погружена в свои мысли, что не заметила, как мы дошли до лифта, держась за руки, словно только что влюбленные.

Интересно, а можно влюбиться, если разговариваешь об одних убийствах?

— Добрый вечер, мистер Стэндап. Вы оставляли визитную карточку, — я протянул кусочек глянцевой бумаги.

— Добрый вечер, — он посмотрел на написанный от руки номер телефона. — Но вы не тот человек, с которым я хотел встретиться.

— Верно. Но я смогу ответить на интересующие вас вопросы, — уже довольно давно у меня не было никакой языковой практики, и разговаривать на английском было нелегко.

— Вы знаете, что меня интересует?

Джон Стэндап выглядел лет на пятьдесят — во всяком случае, моложе Н. Г. Может, с толку сбивали его рыжие волосы без всякого намека на седину. Он был в хорошей форме, хотя несколько рыхловат.

— Нам не потребуется переводчик, — я посмотрел на Катю, которая стояла между нами.

— Хорошо, — он кивнул. — Кэтрин, вы не могли бы пока купить сувениры моим друзьям в Нью-Йорке. Женщине моих лет и двадцатилетней даме? Я не очень разбираюсь в том, что может понравиться красивым женщинам, — он улыбнулся. — А вам это должно быть понятно.

Другой на его месте не стал бы искать предлога, чтобы выпроводить переводчицу.

— …Хорошо, — произнес он, когда за женщиной закрылась дверь, — сколько стоит ваша информация? В долларах, рублях?

— Вам в Москве попадались только вымогатели?

— Я виноват, — он чуть покраснел. Рыжие вообще легко краснеют. — Может быть виски? Или водку?

— У вас шотландское или бурбон?

— А что вы хотите?

— Бурбон.

— Вы первый русский, которому нравится бурбон.

— Боюсь, у вас был довольно узкий круг общения.

— О, да, — американец развел руками, — я не так давно начал общаться с вашими соотечественниками…

— Кто вам сказал, что могила поддельная?

— Что? — его рука, в которой он держал стакан с напитком цвета осенней листвы, вздрогнула.

— К сожалению, несколько часов назад вашего бывшего друга толкнули под поезд.

— О каком друге идет речь? — он поставил свой стакан на край стола, так и не пригубив. — И почему я должен вам верить?

— А у вас есть выбор? — свой бурбон я выпил, потянулся за прямоугольной бутылкой и налил себе еще. — У вас был друг, который много лет назад пропал без вести. Полагаю, вышел на яхте в море и не вернулся… Но вдруг явились какие-то люди и представили доказательства, что этот человек был советским шпионом.

— Вы из КГБ? — поинтересовался он.

— Нет. Меня нанял Николай Григорьевич… Вы его знали под другим именем.

— Для чего нанял?

— Чтобы помешать сделке, которую вы собираетесь заключить с фирмой «Октопус».

— Значит, он знал, что я в Москве?

— Он догадывался, что предстоящая сделка как-то связана с его именем. А остальное мы выяснили по ходу дела. Можно сказать, я пришел к вам по его поручению.

— Но как вы это докажете? Вы сказали, он сегодня погиб? Может, это такая же подделка, как и могила? После того, как я узнал о таком обмане, вряд ли поверю кому бы то ни было, что Вальтер — я знал его под таким именем — умер.

— Хорошо, — я допил второй стакан и поставил рядом с его, полным. — Я сделал то, что считал нужным: сообщил о судьбе вашего бывшего друга. Хотите — верьте, хотите — нет. Решайте сами — будете ли вы сотрудничать с «Октопусом».

— У меня нет выбора.

— Конечно. Если станет известно, что сколько-то лет назад вы дружили с советским шпионом… Могут начать расследование. И даже если не докажут, что вы с ним сотрудничали, все равно неприятностей не оберешься. Но только учтите — огласка не выгодна тем людям, которые вас шантажируют. Не меньше, чем вам. Если вы назовете фирму, имена людей, которые взяли вас за горло таким образом, вряд ли с ними захотят сотрудничать предприниматели, на которых нет компрометирующих материалов. Отказавшись от сделки с теми, кто убил вашего бывшего друга, вы рискуете. Но не очень.

— Я не боюсь огласки, — он покачал головой. — Я не так молод, и оставшиеся годы мог бы прожить где-нибудь в Мексике, — он усмехнулся, потом снова стал серьезным. — Дело не во мне. Дело в моей жене и дочери. Главным образом, в дочери.

— Не совсем понимаю…

— Я женился на вдове своего друга и удочерил их ребенка. Сейчас ей двадцать лет, она работает в крупной корпорации, выполняющей заказы Пентагона, замужем за подающим надежды политиком. Не удивлюсь, если через несколько лет мой зять станет губернатором. Теперь вы понимаете, что сделает правда с моей семьей, с моими детьми? То, что я разорюсь — невысокая цена, чтобы защитить их.

— Они все время будут в заложниках.

Он кивнул, выпил свой бурбон, а потом налил нам обоим.

— В шпионаже их не смогут обвинить, но с карьерой будет покончено.

Он снова кивнул.

— А это довольно скверно, когда ты понимаешь, что уже не сможешь прожить жизнь так, как предполагал, — закончил я.

— Теперь вы понимаете, почему я не откажусь от этого контракта, — он встал и сделал несколько шагов — до окна и обратно. — Из меня будут тянуть деньги, но им придется делать это осторожно, чтобы не привлечь внимания. Полагаю, меня хватит лет на пять. А там… там видно будет.

— Наверное, вы сейчас ненавидите своего бывшего друга?

— Почему — бывшего? — он посмотрел мне в глаза. — Если он погиб, как вы утверждаете, значит, у меня есть умерший друг. А то, что он был вашим шпионом — что ж, друзья иногда совершают поступки, которые преследуются законом государства. Но ведь от этого они не перестают быть вашими друзьями?

— Теперь не могли бы вы ответить на мои вопросы? — предложил я.

— Не уверен, что мне хочется это делать Я вам объяснил, что не изменю своего решения. И любое вмешательство может принести вред.

— Сожалею, но вы меня неправильно поняли. У меня свои счеты с неким Олегом Федоренко…

— Это же президент фирмы…

— И человек, который вас шантажирует, верно?

Стэндап не ответил.

— Как вы поняли, знаю я не намного меньше, чем он, но мне не нужны ваши деньги.

— У вас нет доказательств. А у него они есть. Фотографии, документы.

— Наверняка он хранит их у себя. Ведь это — его капитал. Вы не интересовались, кстати, как он их хранит? Ведь если это попадет в чужие руки, вас начнут шантажировать по новой.

— Конечно, спрашивал. — Стэндап ухмыльнулся. — Ведь состояние я сколотил сам, и умею торговаться. Я требовал от него гарантий. Документы находятся в сейфе банка, и никому, кроме господина Федоренко, туда не добраться. Ключ хранится у него.

— А в случае его смерти?

— Он прекрасно понимает, что я не Дон Корлеоне, и не буду подсылать убийц.

— Шантажист не может быть уверен в своей безопасности. Иногда добропорядочный отец семейства берет в руки топор, вместо того, чтобы платить вымогателю. Разве он не предупреждалмол, если со мной что-нибудь случится, документы получат огласку?

— Нечто подобное мы обсуждали, — согласился Стэндап. — Но в случае смерти господина Федоренко ключ от сейфа перейдет к его правопреемнику. Так что его жизнь или смерть ничего для меня не меняет.

— Кто может стать, скажем так, его наследником?

— По контракту, который мы заключили, вице-президент. У него сложные имя и фамилия. Могу попросить Кэтрин, когда она вернется, показать вам документы. И я…

— Вы?

— Конечно. Мы заключили контракт о создании совместной фирмы. Это — официальный документ, вы же понимаете, я не мог бы наличными выложить такие деньги. Сразу бы заинтересовалось ФБР, налоговый департамент. А так, мы соучредители. С каждой стороны — равный взнос. Равные права. Но только я своими правами не смогу воспользоваться, пока мне грозит пожизненное заключение за шпионаж.

— Значит, и банковский сейф вы могли бы открыть?

— По контракту, мы наследуем имущество друг друга. Кроме недвижимости. Все, что хранится в банковских сейфах и на банковских счетах. Будь у меня ключ…

— Не боитесь, что теперь Федоренко попросту вас уберет? Чтобы побыстрее влезть в ваши счета и сейфы.

— Есть один пункт. Я все продумал, — он усмехнулся. — В случае насильственной смерти одного из партнеров договор не вступает в силу до тех пор, пока ведется розыск преступников. Так что, если он захочет меня убить, чтобы сразу всем завладеть, то ему придется сначала самому на себя заявить в полицию.

— Можно заказать убийство, а потом все свалить на киллера.

— По закону преступниками являются как исполнитель, так и заказчик преступления.

— Иными словами, понадобится независимый убийца, — я хмыкнул.

— Кому — понадобится? — он насторожился.

— Одному из наследников.

— Вы говорите о вице-президенте? — уточнил Стэндап. — Ведь в случае смерти Федоренко права переходят к заместителю, а не ко мне.

— Вряд ли ваш компаньон станет доверять своему заместителю. У того возникнет слишком большой соблазн стать номером один. Ключ Федоренко хранит у себя — где-нибудь на цепочке на шее. Он вел с вами переговоры с глазу на глаз?

— Над контрактом работали юристы.

— Я имею ввиду предварительные переговоры, попросту говоряшантажировал он вас без свидетелей?

— Конечно, — американец вздохнул. — Для всех это — деловое соглашение двух фирм. Только я и Федоренко знали, что стоит за этим на самом деле.

«Нет, — подумал я, — еще знал Вадим. Но откуда?» — А не было ли поблизости телохранителя или переводчика?

— Он сам прекрасно говорит по-английски. Лучше вас, — заметил Стэндап.

— Я специализировался на испанском. Кстати, чтобы иметь доступ к банковскому сейфу, мало одного ключа.

— Конечно, должны еще удостоверить личность владельца. Или его правопреемника, — кивнул Стэндап. — Но пока Федоренко жив, он не позволит вмешаться никому другому. Я уверен, — покачал головой Стэндап.

— Вот именно. Пока жив. — я поднялся.

— Вы узнали то, что хотели? — Стэндап тоже встал.

— Да, почти… Вы мне так и не сказали, кто предупредил, что вам собираются продемонстрировать фальшивое надгробие?

— Сожалею, но я обещал этому человеку не называть его имени.

— Кстати, зачем вам понадобилась эта могила?

— Близкий мне человек пропал без вести, его признали погибшим, но в глубине души и я, и моя… его жена и дочь верили, что он…

— Все ясно. Скажите, а вы под Рождество ставили на окно свечу, чтобы он нашел дорогу к дому?

— Откуда вы знаете? Дочь, пока не подросла, часто спрашивала: когда же наконец Рождество? Может, на этот раз папа увидит ее свечу…

— Все-таки кто вас предупредил об обмане? — перебил я.

Он зря надеялся, что выдавит из меня слезу.

— Нет, — американец развел руками. — От меня вы не узнаете.

— Пожалуйста, скажите ему. — услышал я голос за спиной.

В дверях стояла Катя.

— Да, — Стэндап виновато посмотрел на нее, — мне сказала эта женщина.

— Очень опрометчиво с ее стороны, — заметил я.

— Я с самого начала понимала, что нельзя так обманывать, — она сняла очки и сжала их обеими руками. — Но боялась потерять работу, если откажусь. А потом… потом все-таки не смогла… Когда он рассказал, что это его лучший друг…

Катя продолжала третировать очки, и я подумал, что так недолго их и сломать.

— Ну вот, — Стэндап вздохнул. — Теперь вы все знаете.

— Кроме одного. Почему вы не приехали в рождественскую ночь в ресторан вместе с Федоренко?

— В ресторан? — он удивленно посмотрел на меня. — Я бы не стал встречать Рождество с этим человеком. Надеюсь, вы понимаете?

— Странно, почему Федоренко этого не понимал. Даже поручил заказать столик. Верно? — я посмотрел на Катю.

— Конечно, еще двадцать третьего…

— Мне он ничего не сказал, — нахмурился Стэндап.

— Ну вот теперь я все знаю, — сделал ударение на местоимении. — Все, что мне надо было.

— До сих пор не понял, что именно вам надо? — он чуть прищурился.

— Когда я захочу пригласить вас, не стану никому перепоручать организацию банкета. Зачем подставлять невинных людей.

— Это загадка? — он улыбнулся.

— Нет, тост, — ответил я без улыбки и поднял стакан.

Пожалуй, мне только бурбон сейчас и нравился.

Я уже собирался уходить, когда Стэндап вдруг спросил:

— Так говорите, ключ он носит на цепочке, на шее?

— Видел у него такой, — беззаботно соврал я. — Может, конечно, это был клич от шкатулки с семейными реликвиями.

Перед тем, как выйти из комнаты я оглянулся. Стэндап стоял у окна и массировал одной рукой затылок. Мне показалось, он разглядывает не памятник покорения космоса в сквере напротив.

— Вы с ним проводите все время? — спросил я у Кати, когда она собиралась захлопнуть дверь.

— Что? — подняла брови.

— Просто поинтересовался, когда у вас выпадет свободный вечер?

— А, это, — она задумчиво посмотрела куда-то поверх моей головы. — Попробуйте позвонить мне после новогодних праздников.

— Может, сходим куда-нибудь?

— Может быть. — она улыбнулась.

— Кстати, а кто вице-президент фирмы?

— Нашей? Семен Митрофанович, вы его видели. Ну тот, владелец казино и ресторана «Красная лошадь», Вернее, совладелец, вместе в Олегом Витальевичем. Кстати, он не знает, что вы разговаривали с Джоном Стэндапом, — сказала Катя тихо. — Я не стала ему перезванивать.

— Могли бы и не говорить. Сам догадался.

Во дворе своего дома я огляделся — нет ли подозрительных машин. Все чисто, никто не поджидал. Впрочем, это не означало, что меня оставили в покое.

Поднялся на лифте на четырнадцатый этаж, а потом уже по лестнице спустился на свой.

На ступеньках сидела Снегурочка, подперев щеку кулаком. Правда, уже не в сказочном наряде, а в темном кожаном пальто.

— Сколько можно ждать? — возмутилась она.

— Послушайте, когда я предложил вам переехать, я не имел ввиду, что ко мне.

— Я решила, что вы меня зря запугали. Мало ли кто мог меня разыскивать через подругу? Я часто даю ее телефон. Не собираюсь никуда прятаться.

— И поэтому пришли вернуть деньги?

— Вот еще. Меня Василий прислал, — она слегка занервничала.

— Теперь у него из-за вас неприятности…

— Что случилось?

— Поедемте со мной.

— Зачем? — я подозрительно посмотрел на нее.

— Он прячется у меня дома. Соседи сказали, что приходили из милиции, когда его не было. Василий считает, что кто-то запомнил номер его машины и теперь он хочет, прежде чем его допросят, переговорить с вами. Ну, чтобы не подставить.

Похоже на правду.

— Вот история…

Снегурочка открыла ключом дверь и пропустила меня вперед, в темную прихожую.

— Проходите. Справа выключатель.

Я сделал шаг и вдруг подумал, с какой стати Василий сидит в полной темноте. Открыл рот, чтобы спросить, но не успел, так как на меня обрушился град ударов. Упал на колени. Мгновением позже что-то твердое врезалось мне в голову. Кажется, это была подошва ботинка.

Вспыхнул свет и я увидел, как рядом с моей физиономией проскрипели по линолеуму прихожей остроносые сапоги с железной окантовкой, какие носят байкеры. Попытался встать, но сверху еще раз стукнули по голове. Потом меня поволокли по полу…

Наконец, начинаю выбираться из серой паутины, захватившей сознание. Сижу в кресле. Неудобное кресло, проваливаешься так низко, что выбираться приходится чуть ли не на четвереньках.

Рядом со мной стоят два мужика в коричневых лайковых куртках. Не знаю, то ли куртки утепленные, то ли мужики на самом деле громадные от накаченных мускулов. Третий — напротив. На нем почти такая же куртка, а на шее повязан белый шелковый шарф.

Это тот самый охранник, с которым я разговаривал на проходной. И которого кто-то задушил. Вот и верь после всего газетам.

Сейчас, гладко выбритый и без камуфляжной формы, он скорее смахивал на преуспевающего банкира.

— Он уже выплыл, можешь с ним потрепаться, — один из возвышающихся надо мной мужиков наклонился и влепил пощечину нататуированной рукой.

— Ну что, узнал, дедуля? — тонко, почти по-женски засмеялся светлоглазый. — Думал из меня дурака сделать, а вышло наоборот. Ловко тебя эта девка сюда заманила, верно?

— Мне не нравится, когда меня называют девкой, — сообщила Снегурочка, которая стояла рядом с ним. — Если бы ты не был таким прижимистым, — она покачала головой, глядя на меня, — Я бы ни в жизнь не стала этого делать. Но, знаешь, сколько они мне заплатили? И пообещали еще столько же, когда я тебя приведу.

— Они тебя обманули, — я покачал головой. — Дурочка.

Теперь ты им не нужна. Вернее, ты им не нужна живой, потому что знаешь, кто на самом деле убил охранника и устроил пожар. — я посмотрел на светлоглазого и спросил. — Настоящего охранника ты застрелил до моего прихода?

У него очень бледная кожа и оттопыренные уши. На любом другом такие уши выглядели бы страшно потешными. Но когда видишь глаза этого типа, становится просто страшно.

— Буквально. Он еще тепленький лежал за столом, мог бы сам увидеть, если бы удосужился заглянуть, — светлоглазый тип подмигнул. — Вот смеху-то было бы. Но ничего, сейчас мы тоже повеселимся. — он вдруг схватил девушку и завернул ей руку за спину. — Слышала, что сказал этот парень? — кивнул в мою сторону. — Он не такой дурак, как кажется с первого взгляда. — Ну-ка, гони деньги, которые получила.

Она попыталась вырваться, но он еще сильнее завернул ей руку. Затем запустил другую руку в вырез блузки и достал свернутые трубочкой зеленые банкноты.

— За тысячу лет бабы не придумали надежней места, — хмыкнул он, — а ведь туда все лезут в первую очередь.

Снегурочка проследила, как исчезают деньги, и по щеке темную полосу прочертила слеза, смешанная с тушью.

Я сделал вид, что мне все ни по чем. А про себя отметил: куртка на одном из мужиков расстегнута, и из-за пояса торчит рукоятка пистолета. На рукоятке была вмятина.

Сразу перевел взгляд на типа со светлыми глазами. Интересно, как его дразнили в школе? Детские комплексы оказываются самыми устойчивыми.

— Да я уже вовсю веселюсь, дефективный, — говорю как можно нежнее. — А ты лопухами двигать умеешь?

Кажется мне удается испортить ему настроение. Неважно, злят ли его мои слова или то, что я пока не выгляжу напуганным.

— Шутка, да? — он криво ухмыляется.

— Не моя — природы. Ты бы приклеивал свои локаторы лейкопластырем телесного цвета, — я продолжаю его заводить.

— Научи-ка его разговаривать вежливо, — наконец приказывает тип своим подручным.

Только это мне и надо было. А как иначе подманить мужика с пистолетом, если сам не могу из этого проклятого кресла быстро выбраться?

Он сделал шаг ко мне и размахнулся. При этом отвел предплечье немного дальше, чем стоило бы. Не вставая с кресла, я подцепил его ногу, резко подсек, одновременно выбросив вперед руку. Он еще не успел растянуться на полу, а я уже опустил рычажок предохранителя и передернул ствол.

— Давай, стреляй, — хладнокровно произнес светлоглазый тип. — Видел когда-нибудь, сколько крови бывает из перерезанного горла?

В руке у него зажат нож с тонким лезвием. Острие упирается в шею женщине, и кожа в этом месте собралась складкой.

— Ну, — повторяет он, прикрываясь ею, — стреляй! Если, конечно, попадешь. Может, тебе повезет, и ты перестреляешь нас всех. Только смотри не попади в эту сучку. Потому что я сам хочу проткнуть ей горло.

Я пытался поймать в прицел его голову, но светлоглазый все время двигался, и в поле зрения оказывался то лоб Снегурочки, то ее испуганный глаз.

— Что же ты медлишь? Пристрели ее, чтоб не мешалась! — визгливо предложил светлоглазый. — Она ведь тебя сюда заманила. Убей ее, и тогда у тебя развязаны руки.

Лезвие ножа чуть приподнялось, и Снегурочка вскрикнула. Я увидел в ее глазах мучительный страх. Она боялась: я сделаю так, как говорит этот тип. Попытаюсь спасти себя ценой ее жизни.

Для себя она, кажется, нашла ответ. На щеках уже не было слез. Только темные их следы. Я заметил, как свободная рука ее сжалась в кулачок…

Я перегнулся в кресле и осторожно положил пистолет на пол…

— Неправильно, — покачал головой скучный тип. — Теперь ты проиграл по всем статьям.

Мужик, которого я сбил с ног, поднялся и потянулся к пистолету. Другой тем временем подошел сзади и резко завернул мне руки за спину. На запястьях защелкнулись наручники.

— Не трогай пушку! — приказал светлоглазый. — Не сотри его отпечатки. Даром, что ли, мы такой спектакль устроили?

— Чтобы свалить на меня убийство охранника? — спросил я. — Но ведь его задушили, а не застрелили из этого пистолета?

— Охранника? — он поднял бровь. — Думаешь, я стал бы так возиться только ради того, чтобы спихнуть на кого-нибудь банального жмурика?

— Тогда зачем?

— У тебя будет время самому догадаться. — светлоглазый состроил многозначительную гримасу, потом повернулся ко мне спиной и толкнул Снегурочку в руки одному из подручных. — Ну, начнем, пожалуй…

Он взял со стола бутылку водки, отвинтил пробку. Налил полный граненый стакан, который стоял тут же на столе.

— Женщину пропустим вперед. — протянул ей стакан. — Пей.

Я смотрел, как она пьет, давится, глотает, кашляет, скулит. Какие-то нечеловеческие звуки.

— Теперь ты.

— Нет.

— Почему? — спросил он удивленно.

— Плевать я на тебя хотел. Может, ты для женщин такой страшный, а я на тебя плевать хотел, понял? Можно и медведя на балалайке играть научить, а вот меня плясать под чужую дудку не заставишь.

— Ишь какой крутой нашелся. А ну, открой пасть, — и он ткнул стаканом мне в губы, выплеснув часть алкоголя в лицо.

Я тут же боднул его головой. Руки у меня были скованы за спиной наручниками, и все равно большего я сделать не мог.

Светлоглазый быстро отскочил назад.

— Принимайтесь за него, — крикнул он своим подручным, достал платок и вытер выступившую под носом кровь, — Сам напросился. Пусть получит сполна.

На меня обрушился град ударов — по голове, ребрам, позвоночнику, животу. Очень скоро я упал, и они принялись с остервенением пинать ногами. В какой-то момент я перестал ощущать каждый удар — все тело превратилось в боль.

— Упрямый, гад, — услышал я голос. — Принимайтесь за бабу. Может, это его вразумит.

Женщина начала кричать. Ее крик пробился ко мне сквозь пелену собственной боли.

Я открыл рот, слипшийся от крови:

— Плевать я на тебя хотел.

И потерял сознание.

Холодно.

Один из подручных держал меня над краем ванны, а другой поливал голову ледяной водой из душа.

— Челюсть выбита. Надо вставить. — заметил светлоглазый тип, несколько удивленно глядя на меня.

Один из его подручных примерился и ударил сбоку в подбородок. Я почувствовал только треск, когда сустав заскочил на место.

— Ну а теперь — пей.

Перед моим носом стакан, полный водки.

— Слушай, может, ты меня сразу замочишь? — предложил я заплетающимся языком. — К чему вся эта возня?

— Хочу сделать ментам подарок, — он опять тонко засмеялся.

— Когда они придут тебя брать, ты лыка вязать не будешь, не то что удирать или сопротивляться.

— С какой стати им меня арестовывать?

— За убийство, — он зловеще усмехнулся.

— Вроде, никого не убивал.

— Это тебе так кажется, — он подмигнул.

— Не поверят.

— Это еще почему? — удивился он.

— Вы меня здорово отделали. Вот это, — я дотронулся до заплывшего глаза, — мое доказательство. Бедная дурочка дала тебе телефон своей подруги. Так ты ее и разыскал, верно?

— Ага. Проще простого, — он кивнул.

— Но подруга — это свидетель. Она подтвердит, что девушку пытались разыскать какие-то люди. Плюс — побои на моей физиономии. Шанс доказать, что нас обоих подставили.

— Ах ты гад! — он ударил меня. — Ведь как чувствовал — неспроста ты напрашиваешься.

— Вот именно, — я еле шевелил распухшими губами. — Вы здорово наследили, измордовав меня.

— Теперь менты догадаются, что его подставили, — заметил один из подручных.

— Заткнись, сам понимаю, — отрезал светлоглазый.

— Я же тебя предупреждал, что не выйдет у тебя гладко, — напомнил я.

— Ладно, посмотрим, — он поморщился. — Побои еще ничего не доказывают.

— Только то, что меня заставляли что-то делать. К примеру, оставить свои отпечатки на оружии, из которого убили охранника, или пить водку…

— Водку ты пока не пил, — он усмехнулся.

— И не собираюсь.

— Это мы сейчас посмотрим, — он дал знак своим подручным, и они втроем навалились на меня. Чья-то лапа опустилась на лицо, лишив возможности дышать. А когда, казалось бы, легкие уже разорвутся под ребрами, и я открыл рот, чтобы вздохнуть, в горло вместо кислорода хлынул сивушный поток. Инстинктивно я сделал один глоток, второй. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что уже не могу сопротивляться… Страшно закружилась голова.

— А теперь отпусти его, — голос издалека. — Ну-ка, поднимите на ноги. Пусть попробует сам стоять.

Я попытался. И растянулся во весь рост на полу. Под щекой шершавый ворс ковра. Боль куда-то отступает, а я вращаюсь, вращаюсь, вращаюсь…

— Снимите наручники, теперь никуда не денется, — доносится до меня голос.

Сознание уплывает. Алкоголь всасывается в кровь и меня раскручивает безумная карусель…

Я поймал большую рыбину. Вижу, какие виражи она выделывает в воде, когда сквозь рябь мелькает ее белое брюхо. Нас с ней связывает метров двадцать крепкой лески, достаточно крепкой, чтобы задушить человека. Я тяну леску на себя, а рыбина упирается, то уходя в глубину, то свечкой выпрыгивая из воды.

Но метр за метром я подтаскиваю ее к себе, наконец, рывком выбрасываю на берег. Склоняюсь, чтобы рассмотреть поближе. Дотрагиваюсь. И вдруг мгновение назад такое серебристое и сильное тело рыбины расползается под пальцами, обнажая торчащие рыбьи кости и кишки. И тут я понимаю, что это мои собственные внутренности…

Я открыл глаза. Сколько времени прошло, пока мне все это привиделось? Продолжая находиться в сумеречном мире, я поднес к лицу руку. Где-то на запястье должны быть часы. Не могу рассмотреть циферблат. Сколько времени? В голове все смешалось в вечность боли и кошмара. Сколько времени прошло? Наконец я понимаю: часы разбиты, стекла нет и куда-то подевались стрелки.

Часы без стрелок. Я по-пьяному хихикнул. Где я, что происходит? На расстоянии вытянутой руки от меня лежит женщина. Она мертва. Вокруг шеи затянута тонкая стальная цепочка. Один ее конец намотан на мою руку, ту самую, вытянутую.

Медленно я разжал пальцы. Цепочка выскользнула. С трудом встал на ноги.

…Стены плывут вверх. Мебель стронулась со своих мест, ползает по комнате, норовит оказаться на пути каждый раз, когда я собираюсь сделать шаг. Минут пять ушло на то, чтобы добраться до ванной, а это всего несколько шагов в малогабаритной квартире. Не знаю, как за все это время я умудрился не упасть. Может, конечно, и падал, только сам не заметил.

Открыл оба крана, зачерпнул ладонью и стал пить теплую, с привкусом металла, воду. Не знаю, сколько я выпил, прежде чем судороги сжали желудок, и вода рванулась обратно, унося остатки алкоголя.

Теперь завернул горячий кран. Сегодня меня уже поливали ледяной водой. Поможет ли снова?

…Сижу на краю ванной. От холода зуб на зуб не попадает. Мысли тяжелые, как свинцовые болванки.

Пистолет. Я держал его в руках. Остались мои отпечатки. Из него кого-то застрелили, а теперь хотят повесить на меня убийство охранника. А, может быть, не одно. Но как оружие попадет в милицию? Ясное дело, не в посылке наложенным платежом. Сыскари должны обнаружить его в таком месте и таким образом, чтобы не возникло подозрений, что пистолет подбросили.

В любую минуту сюда может войти наряд. Достаточно позвонить и от имени соседей сказать, что в квартире были слышны подозрительные крики. Что они увидят? Убитую женщину, предполагаемого убийцу… и пистолет, при помощи которого раньше уже было совершено преступление.

Стоп. Станут ли они его прятать тут же, в квартире? Ну конечно же нет! Если бы они хотели, чтобы оружие обнаружили именно здесь, то застрелили бы жертву. План светлоглазого значительно изощреннее. Сначала найдут труп девушки и предполагаемого убийцу, вдрызг пьяного. Вполне сойдет за бытовуху. Далее установят, что она подрабатывала Снегурочкой. Наверняка обратят внимание на совпадение — разыскиваются подозреваемые, которые в нарядах новогодних персонажей выходили из здания, где было совершено убийство и поджог. Стальная цепочка — орудие преступления и здесь, и там. Дальше — обыск у меня… там-то и обнаружат пистолет. А вместе с ним на меня повесят еще одно преступление.

Теперь я был в этом уверен.

Надо срочно уходить. Да, я считал себя виновным в смерти этой женщины, хотя не я затягивал удавку у нее на шее. Я виноват, что не оценил последствия нашего визита в «Октопус» и впутал ее и Василия в это дело. Женщина была обречена с того самого момента, как светлоглазый, или кто там за ним стоит, решил свалить на меня убийство. Впрочем, если бы она по дороге сюда сказала, что ведет в ловушку — можно было бы что-нибудь предпринять. Но Снегурочка промолчала — всю дорогу. Не знаю, запугали ли они ее или просто посулили что-то. Теперь не имеет значения. Я должен бросить ее здесь и бежать. А для начала встать с края ванной и…

Встать! Я засмеялся. Я не мог встать.

У меня отнялись ноги. Вот так сидел на краю ванной и не чувствовал, есть ли у меня ноги…

А как тут встанешь без ног?

Сидел и считал. Сначала до ста, потом до тысячи. Старался не думать о том, что время идет. Я мог бы орать песни, плакать, напустить в штаны. Алкоголь на каждого действует по-своему. Я мог бы просто ничего не соображать. И это было бы лучше.

Но у меня — ясная голова. И абсолютно деревянные ноги.

А руки? Я сжал пальцы в кулак. Руки у меня такие же крепкие…

Если бы можно было ходить на руках…

Стоп, это же выход. Акробатика тут не при чем. Я схватился за трубу обогревателя. Рывок! Стою. Ладони жжет раскаленная батарея. Теперь — ухватиться за вешалку для полотенец…

В прихожей можно цепляться за полки. Дверь в комнату.

Спинка стула… Напоминает детскую игру — не ступи на пол. Я задыхаюсь от напряжения. Стул с грохотом падает на пол.

Конец…

Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что устоял. Ноги дрожат, еле слушаются, но все же…

Что, выкусил, братец алкоголь?

Я достал носовой платок, обошел на нетвердых ногах комнату и протер ту мебель, до которой мог дотрагиваться… Потом вернулся в ванную и обработал так же краны, трубу сушилки, край раковины, душ. Напоследок проверил — не осталось ли здесь что-либо из моих вещей — могло вывалиться из кармана, пока меня избивали.

Открыл входную дверь, протер внутреннюю ручку, закрыл дверь, протер наружную ручку и стал спускаться по лестнице.

Когда я добрался до первого этажа, хлопнула парадная дверь. Я успел заметить обтянутые тканью каски и укороченные автоматы в руках входивших.

Я отступил в угол и сделал вид, что пытаюсь застегнуть штаны.

— Не двигаться! — приказал один из патрульных, и я увидел направленное мне в лоб дуло автомата.

Быстро поднял обе руки вверх.

— Мужики, по нужде зашел, — плаксиво сказал я. — Неужели за это теперь расстреливают?

— Шутишь? — недобро посмотрел на меня один из них со звездочками на маленьких погонах.

— Какие уж тут шутки? Вы когда-нибудь после нескольких бутылок пива из одного конца Москвы в другой ездили?

— Ну и несет же от него, — принюхался парень помоложе. — Тут пивом не обошлось.

— Ладно, надо сначала вызов проверить, — кивнул офицер.

— А с этим что делать? — показали на меня.

— Лейтенант, отпустите, — взмолился.

— Угу, лейтенант, — нарочито по-простецки подтвердил тот, что со звездочками, — Старшой я. Ну-ка, подойди поближе. Я сделал шаг, и в этот момент свет от лампочки упал на мое лицо.

— Эй, кто тебя так разукрасил? — изумленно спросил третий из наряда, который держался за спинами остальных.

— Да, было дело, — я покачал головой. — Но ни к кому претензий не имею.

— Неохота мне с ним связываться, — покачал головой старшой. — Накатает потом заявление, что это мы его отделали.

— Не можем же так просто отпустить? — засомневался молодой. — тем более, поступило заявление о драке на четвертом этаже…

— Хорошо. А ну, пошли с нами.

— Да вы что, мужики! Вдруг там стрелять начнут? Вам за это деньги платят…

— Пошевеливайся, — отрезал он.

Наверх мы поднялись на лифте. Я изо всех сил старался не показать вида, что со мной сейчас происходило.

— Стой здесь, — приказал старшой, как только мы вышли из лифта. — Присмотри, — кивнул он третьему.

Потом они подошли к двери в квартиру, где лежала убитая женщина. Я почувствовал, что становится трудно дышать. Ладони стали мокрыми и липкими. Незаметно вытер их об штанину.

Двое из наряда стали по обе стороны двери, и старшой нажал на кнопку звонка. Даже с моего место было слышно, как он тренькает.

— Никого, вроде, — произнес тот, что помладше.

Подождали немного, потом один из них забарабанил в дверь кулаком. От таких ударов она запросто могла вылететь из петель.

— Спросим у соседей, — наконец решил старшой.

На лестничной площадке — три двери. За одной залаяла собака, но никто не открыл. Старшой выругался. Позвонил в последнюю квартиру.

Через несколько минут из-за двери послышался старушечий голос:

— Кто там?

— Откройте, милиция!

— Кто!

— Милиция, откройте! — завопил старшой.

— Не открою, — злобно отрезала старушка.

— Вы нас вызывали? — во всю мощь своих легких продолжал диалог старшой.

— Чего?

— Вы позвонили и сообщили, что у соседей слышны крики и звуки борьбы?

— Чего?

— Да ей если бы над ухом выстрелили, она бы ничего не услышала, — заметил молодой.

— Тьфу ты, — махнул рукой тот, что меня сторожил, — ложный вызов.

— Может быть, — старшой подошел к нам, — а может — и нет. Не нравится мне этот парень, — он ткнул указательным пальцем мне в грудь. — Его ведь кто-то избил.

— А что, новый закон вышел? — поинтересовался я, — Получение побоев является уголовно наказуемым?

— Шутник, да? — резко спросил он.

— Нет, просто мимо проходил.

— А что, если мы сейчас дверь взломаем? — предложил он.

— Ломайте. Можете тогда арестовать владельцев квартиры за то, что у них взломана дверь.

— Документы есть? — хмуро спросил милиционер.

— Паспорт. В кармане, — я не решился полезть за ним сам, опасаясь, что это будет неправильно истолковано парнем, который направлял на меня ствол автомата.

Старшой некоторое время его внимательно изучал. Потом вернул:

— Я запомнил адрес, — он обернулся к своим напарникам. — В случае чего всегда его отловим. Ладно, пошли отсюда, — он уронил паспорт на пол и направился к лифту.

— Эй, — окликнул его я.

— Чего тебе? — старшой обернулся.

— По-моему, вы хотели посмотреть, как я стану его поднимать, — я нагнулся за документом.

— Ох, умник, — он сплюнул на пол и вошел в лифт. Двери закрылись.