"Убийственный аргумент" - читать интересную книгу автора (Костин Андрей)

8. ИГРА НА ПОРАЖЕНИЕ

У входа нас не стали обыскивать. Просто здоровенный мужик в смокинге увидел Шамиля и распахнул перед нами дверь.

— Передай Митрофанычу, я хочу его повидать, — небрежно сказал Шамиль. — Буду наверху, в казино.

Мы прошли мимо дверей в ресторанный зал и поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь тоже все было выдержано в багровых тонах. Мягкий вишневый ковер заглушал звук шагов. Одетые в красные строгие костюмы девушки-банкометы за игорными столами, большая рулетка посередине. Целую стену занимала стойка бара, сверкая хрусталем бокалов и стеклом бутылок всех цветов, размеров и форм. Возле стойки убивало время от силы пять человек. Людей вообще было немного.

Мы подсели к стойке бара, и Шамиль заказал виски.

— Здесь можно спокойно выпить, — заметил он.

— Хорошо, — я кивнул. — Только я тоже хочу угостить. Бурбон, пожалуйста, — обратился к бармену. — Если нет Олд Блэксмит, налейте Джим Бим — вижу у вас бутылку.

— У нас есть все напитки, — заметил бармен немного высокомерно и с сомнением посмотрел на пятидесятидолларовую купюру. — Вообще-то мы принимаем только рубли, но… — он скосил глаза на Шамиля, — для вас я, конечно, сделаю исключение. Сдачу могу дать только из расчета вчерашнего курса.

— Сделаем так, — я увидел монету на стойке, — если решка — оставляете сдачу себе. Если орел — наливаете нам еще по стаканчику, и мы квиты.

Я подбросил монету, поймал ее и, не разжимая кулака, сказал:

— Вы проиграли.

— Стиль игры мне не нравится, — сказал бармен, широко улыбаясь, — но ставки подходящие.

Он поставил перед нами по еще одной низкой стопке с бурбоном.

— Я бы, если захотел понты кинуть, — сказал Шамиль, когда бармен отошел, — купил бы за те же деньги целую бутылку. Но твой способ, парень, покруче. Где научился?

— Вычитал в книжке.

— Много, я смотрю, ты в книжках навычитывал. Ясный корень, ученье штука хорошая. Недаром мать так убивалась, когда я вместо восьмого класса в колонию пошел. Но там ведь тоже университеты стоящие.

— Не сомневаюсь.

— Ну вот и наш знакомец, — Шамиль посмотрел на бармена, который на другом конце стойки разговаривал с невысоким курчавым мужчиной с бородкой. — Теперь действуй. И не дай мне в тебе разочароваться, а?

— Вы его давно знаете?

— Катранщик. Хазу держал, где стирки метали. В карты играли, — пояснил Шамиль.

Курчавый мужчина, сделав вид, что только что нас заметил, поспешил навстречу.

— Шамиль Русланович, — катранщик широко развел руки. — Вот нечаянная радость! Давно вы к нам не заглядывали, ой как давно. Мне жена как раз давеча сказала — что это Шамиль Русланович к нам заходить перестал? Скучно ему у нас? А я ей: не понимаешь, женщина, дела у человека, дела. Раньше такими делами целое министерство ворочало, а он все один, один…

Босс был не в пример любезнее, чем при наших предыдущих встречах. Я позлорадствовал про себя такой перемене.

— Ладно, Митрофаныч, успокойся, — небрежно оборвал его Шамиль. — у нас к тебе дело. С глазу на глаз перемесить надо.

— Какие ж дела на ночь глядя? — Митрофаныч развел руками, и при этом покосился на меня.

— В кабинет к тебе пройдем, что ли? — предложил Шамиль.

— Нам ведь вроде делить нечего? — осторожно спросил катранщик.

— Как знать, как знать, — ответил я.

Митрофаныч снова взглянул на меня. Ощущение такое, словно болонка раскрыла пасть, а оттуда — змеиный язычок.

— Что ж, можно и в кабинете поговорить, — медленно протянул он.

…Митрофаныч сел за огромный стол красного дерева, Шамиль устроился в кресле у окна, а мне досталось место спиной к двери. Я чувствовал, как один из охранников буравит взглядом затылок.

— Нам не нужен стенографист, — я ткнул пальцем через плечо, — все равно мы тех слов, которые знает этот амбал, произносить не будем.

— Верно, Митрофаныч, — усмехнулся Шамиль. — Я ведь к тебе без бригады приехал, а?

— Хорошо, — он махнул рукой, и огранщик закрыл за собой дверь. — Говори, что за базар.

— Говорить будет он, — Шамиль кивнул в мою сторону. — А я сам послушаю, интересно.

— В этом кабинете вы застрелили Федоренко? — спросил я.

Митрофаныч пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— А ведь поначалу все казалось проще простого, — я продолжил, — Вы убираете Федоренко и начинаете сами дергать за американское вымя. Тем более Вадим — а ведь это руководитель вашей службы безопасности — предложил такой план — пообещал, что добудет документы, которыми вы собирались шантажировать Джона Стэндапа. Но он вас обманул, и могу сказать, почему. Во-первых, Федоренко был не так глуп, чтобы допустить такую возможность — документы попадут в чужие руки. А во-вторых, если бы Вадим все-таки имел к ним доступ — то зачем тогда нужны вы? Он бы и сам смог получить некое вознаграждение в обмен на компрометирующие материалы. Из чего следует — шантажировать иностранца вам нечем. Потому что шантаж держался на двух людяхФедоренко и некоем Николае Григорьевиче. Только они знали факты, которые могли разоблачить Стэндапа как агента советской разведки.

Я перевел дух. Я не был уверен, что сказанное сейчас соответствует действительности. Просто выбрал наиболее возможный вариант. И теперь от реакции Митрофаныча зависело, угадал ли я.

Но он продолжал молчать и смотреть на меня.

— Вадим понимал, что в одиночку ему не удастся ликвидировать своего шефа. А если и удастся, то и сам он становится смертником. На Вадима открыли бы охоту те, с кем Федоренко делал свой бизнес. И не только потому, что с гибелью делового партнера они понесут убытки. Корпоративный интерес — если секьюрити повадятся убирать своих хозяев, наступит беспредел. Вы бы сами первый, — я показал пальцем на Митрофаныча, — подрядили кого-нибудь, вроде Шамиля, казнить зарвавшегося начальника службы безопасности.

— Выходит, я уже понес убытки, а? — усмехнулся Шамиль. — Потерял заказ? Но ты не просветил, на хрена они замочили этого Федоренко, если от этого никому никакой пользы?

— Я же сказал, шантаж строился на двух людях. Кроме Федоренко был еще Николай Григорьевич.

— И один из них решил, что целый кусок лучше половины, верно? — догадался Шамиль.

— Скорее всего — да. Митрофаныч сделал свое дело — убрал Федоренко, когда тот приехал в этот ресторан. Но надо было на кого-то свалить убийство.

— На меня свалить? — Митрофаныч прищурился. — Да я бы их сам…

— Вот именно, тут нужен был посторонний человек, который не знает истинных задач этой операции и, соответственно, не назовет на допросах лишних имен и подробностей. И тут удачно подвернулся я. Мне платят деньги, чтобы я каким-либо образом навредил деловой активности фирмы «Октопус». В результате, для следствия, если оно начнется по факту убийства, я уже перестаю быть случайным человеком. Я — засветился: побывал в офисе фирмы, меня подозревают в поджоге. А где поджог, там, может, и убийство…

— Списать на тебя это дело — пара пустяков, — кивнул Шамиль.

— Не совсем так. Подставляя меня, Н. Г. вынужден был рассказать часть правды. Про себя, Вадима, «Октопус». Иначе я бы не поверил, или, наткнувшись на какое-нибудь несоответствие в исходных данных, насторожился. Но и той части правды оказалось достаточно, чтобы выяснить остальное. Теперь я знаю не меньше любого из основных участников, а следовательно, не подхожу на роль закланного агнца. Я ведь сижу в этом кабинете, а не в камере по подозрению в убийстве женщины, верно? — я посмотрел на Митрофаныча. — И в кармане у меня пистолет, который вы мне так вовремя подбросили. Я в любой момент могу им воспользоваться, а патронов там еще достаточно. Так что акция вашего светлоглазого гладиатора провалилась.

— Ничего, ты еще с ним встретишься, — пробормотал Митрофаныч.

— Очень на это надеюсь.

— Слушай, — раздраженно произнес Шамиль, — зачем ты меня привел сюда? Чтобы показать, какой ты умный, а он дурак?

— Я хочу предложить вам выгодное дело.

— Пока я ничего о выгоде не слышу, — он поморщился.

— Еще минуту внимания. Целое, как вы правильно заметили, всегда больше половины. И потому вчера под поезд толкнули Николая Григорьевича. Митрофаныч решил, что и с ним делиться не стоит. Вернее, ему так подсказал Вадим.

— Подожди, я что-то не пойму, — Шамиль помассировал лоб. — Зачем надо было убирать этого Григорича? Ведь весь рэкет на нем строился?

— Именно — строился. Американец созрел, готов платить.

Даже если он узнает об убийстве Федоренко, то все равно не поверит в смерть Н. Г.: ему уже показывали один раз липовую могилу.

— Липовую могилу? — переспросил Шамиль.

— Да, Федоренко, видимо для того, чтобы Стэндап вел дела с ним одним, объявил смерть Н. Г., так сказать, де юре. Заказал надгробный памятник…

— Вот оно что! — захохотал Шамиль. — Тут ты, парень, сел в лужу. Могила была самая настоящая. Я проверял для своего клиента. Каменотесу заплатили, чтобы он сказал, будто изготавливал эту вывеску недавно…

— Эти байкеры…

— С байкерами я больше не связываюсь… Эти сосунки мне войну объявили за своего дружка. Неуправляемый народ, банда.

Когда у них ничего не получилось, я послал надежных парней, и они успели прихватить каменотеса — как раз, когда он собирал вещички, чтобы смыться из Москвы, — самодовольно улыбнулся Шамиль. — Тогда он и признался, что всех дурачил. Могила настоящая, и в ней лежит тот, кто и написан на вывеске.

— Тогда — кто же такой Н. Г.? — я изумленно посмотрел поочередно на обоих собеседников.

— Ха, ладно, скажу, — Митрофаныч откинулся в кресле. — А то ты тут выставлял меня дураком, а главного так и не просек. Будешь знать, что сел в лужу, все равно правду никому рассказать не успеешь. Настоящий кэгэбешник, который ссучил этого Стэндапа, благополучно помер несколько лет назад. Вот Олег и придумал этот трюк с могилой, чтобы убедить американца, будто главный свидетель жив и здравствует. Люди больше верят тому, что их хотят наколоть, — сказал он тогда. Заказали через секретаршу памятник. Ее же приставили переводчицей к иностранцу. Провели квитанцию через бухгалтерию. Обо всем знало полфирмы. Кто-нибудь из них да проболтался бы Стэндапу. А тот, кого ты называешь Н. Г., работал вместе с Вадимом и Олегом. Вадим его нанял, чтобы он тебя аккуратно подставил.

— Но ведь он назвался Николаем Григорьевичем…

— Конечно. Олег показал американцу фотокопию военного билета его русского друга. Чтобы он узнал его физиономию и заодно прочитал, что тот был офицером КГБ.

— И Н. Г. должен был играть его роль?

— Только для тебя. У этого старика в жизни было столько ролей, что еще одна ему бы не повредила. Зато ты всем бы говорил, что встречался с корешом Стэндапа. Для американца это было бы полезно. Все было продумано до мелочей. Рано или поздно тебя бы подпустили к американцу, и ты бы ему все выложил. Натурально. на голубом глазу. В одном промашка вышла. Когда ты сказал Н.Г., что Вадика взорвали, он решил сыграть по-своему. Может, испугался? Хорошо, что мы прослушивали его пейджер и телефон. Он пытался прозвониться в гостиницу. Хотел, наверное, столковаться со Стэндапом без нас. И поэтому когда вы сели в вагон, наш человек там уже был.

— А Вадим знал кодовое обозначение мест встречи.

— Тут старый осел прокололся, — пренебрежительно кивнул Митрофаныч, — Надо было ему придумать заново…

— Вы тут все прокололись, — заметил Шамиль. — И я тоже, раз согласился сюда приехать. Этот американец ускользнул от вас, раз все друг друга помочили. Какие бабки ты предлагал мне заработать, а? — он жестко посмотрел на меня.

— Американец ведь согласен платить. Он знает, что на него есть компромат, и потому не станет рисковать и отказываться от сотрудничества, если появится новый партнер вместо Федоренко.

— А кто будет этим новым партнером? — настороженно спросил Шамиль.

— Один из вас. Тот, кто теперь знает, на чем строится весь рэкет. Или оба сразу. Вы ведь сможете теперь заставить Митрофаныча поделиться дивидендами?

— Да… Но целое больше части, — как бы про себя напомнил Шамиль.

— Меня предупреждали, что это хитрая обезьяна, — заволновался Митрофаныч, — Шамиль, браток, он же нас лбами сталкивает…

— Я тебе не браток, — оборвал Шамиль. — Мы вместе чай не пили, а когда я на нарах парился, ты у себя в катране бой колотый метал.

— Ты же не вытолкнешь меня из дела, Шамиль? Я ведь по документам — вице-президент фирмы. Теперь контракт с американцем на меня записан…

— Бумагу переписать всегда можно, — возразил Шамиль.

— А если я американцу стукну, что против него теперь ничего нет? Он ведь упорхнет, и ты на бобах останешься. Давай поделим на двоих…

— На троих, — услышал я голос за спиной. Оглянулся — в дверях стоял Вадим. — Делить придется на троих. Причем свою долю я хочу получить сейчас. Авансом.

— Ты неплохо выглядишь для жертвы взрыва, — заметил я.

— Как догадался?

— По трем причинам, — я поднял вверх три пальца. — На заднем сиденьи был навален мусор. Ты сказал — ремонт в офисе и на квартире, ты это вывозишь на свалку. Я побывал в обоих местах и увидел, что ремонтом там и не пахло. Зачем тебе было врать? Только потому, что под мусором было спрятано такое, о чем я мог догадаться. Второе — ты постоянно курил, хотя сам некурящий. Чтобы я не почувствовал трупного запаха. И третье: ты — профессионал. Не сядешь в машину, не проверив ее предварительно на взрывное устройство. Да, и еще одно, — я разогнул четвертый палец, — у тебя имелось в запасе мертвое тело, чтобы подменить им себя во время взрыва.

— Выходит, я тебя недооценил. — он кивнул. — Ну, как мы будем делить американца?

— А это что еще за Макар? — Шамиль посмотрел на него.

— Можешь позвонить в гостиницу, Стэндап оттуда съехал, — сказал Вадим Митрофанычу, не обращая на слова Шамиля никакого внимания. — Куда съехал — знаю я один. Пока вы будете выяснять, я успею до него добраться. И рассказать, что все обвинения сняты, — он усмехнулся. — Потому что все шантажисты мертвы. Остались, так, обыкновенные рэкетиры, которые ничего про него толком не знают, и, соответственно, ничего доказать не смогут. Ну а если мы сейчас договоримся — он так и уедет в Штаты уверенный, что сидит на крючке. Вы сможете тянуть из него бабки всю оставшуюся жизнь.

— А если он потребует, чтобы вы предъявили доказательства, которые теперь будто бы у вас? — поинтересовался я.

— Не потребует. Олег ему уже все предъявил. Он убедился.

— Но Олег мертв.

— А кто об этом узнает? И ты — откуда знаешь? Что, видел труп?

— Труп, я думаю, будет найден после отъезда американца.

— Вот именно, — Вадим кивнул. — А Стэндап газет наших не читает, и новой встречи с Федоренко искать не станет — ему это ни к чему. Разве что я скажу…

— Ты никому ничего не скажешь, — Шамиль встал. — Дело теперь ясное, я его беру. А если мне кто-то мешает…

— Не советую, — Вадим быстро опустил руку в карман, — Стрелять меня учили в чекистской школе.

— Подождите, разве нельзя договориться? — Митрофаныч вылез из-за стола и теперь тоже стоял посреди комнаты. — Если друг друга постреляем, какая от этого польза?

— Что же ты предлагаешь? — спросил Шамиль.

— Давай, как в прежние времена? Поставим все на кон? Чтобы без обид? Чей фарт, тот банк сорвет и получит американца.

— А кто метать будет — ты?

— Казино. Играть будем без кляуз, банкомета сам выберешь — любую, которая сегодня в зале работает. Очередность — по жребию.

— На живые деньги?

— А то как же. Все справедливо — каждый сам решает, сколько имеет проиграть. А значит, насколько ему нужен этот американец.

— Что ж, идет. Мы трое…

— Нет, четверо, — сказал я. — У меня ведь теперь тоже есть пистолет, а обучались стрелять мы с ним, — я показал на Вадима, — у одного и того же инструктора.

— А бабки у тебя есть? — спросил Митрофаныч. — Играть ведь будем по крупной.

— Мне Шамиль даст.

— Я? А ведь и вправду дам, — задумчиво произнес Шамиль.

— Так ведь не дело, Шамиль, — Митрофаныч всплеснул руками.

— Играть можно только на свои.

— А он и будет играть на свои. Он мне квартиру свою в заклад оставит, верно?

Я кивнул и проглотил комок в горле. Квартиру было жалко.

— Но ведь ты с ним заодно, ты с ним пришел. У тебя получается в два раза больше шансов…

— Он играет, — отрезал Шамиль. — Или не играем вообще.

— Согласен, — поддержал его Вадим. — Танцуют все. Только играть будем во что-нибудь общепринятое, в чем разбираемся и мы, — выдвинул он свое условие.

— Договорились, — кивнул Шамиль.

Он подошел к бару, по-хозяйски открыл его и налил в четыре стакана виски.

— На трезвую голову играют только шулера, — пояснил нам.

— Вы тут пейте, — Митрофаныч двинулся к двери, — а мне надо распорядиться, чтобы подготовили отдельный кабинет для игры.

— А во что хоть играть надо? — очень своевременно спросил я, когда он вышел.

— В очко умеешь?

— Играл когда-то. В школе, — я невесело усмехнулся.

— А что, — Шамиль посмотрел на меня. — игрулям иногда везет. Даю тебе полтинник на игру. Ставка — тысяча баксов. Выиграешь — полтинник вернешь. Просадишь — голова твоя в закладе у меня будет. Вместе с квартирой, — напомнил он.

Мы допили виски и выкурили по сигарете. За это время Шамиль просветил меня насчет правил игры, действующих здесь, и которыми мы пренебрегали, играя в сику в школьном туалете.

Потом Митрофаныч отвел нас в отдельный кабинет.

Малиновая скатерть на круглом столе. Свет хрустальной люстры, яркий и чистый, кажется мне сейчас зловещим. Я сиделслева от девушки, которая сдавала карты. Не знаю, по какому принципу Шамиль выбрал ее среди остальных. Может, по пышности белокурых волос, а также некоторых частей тела?

Перед каждым из нас горкой лежат жетоны — гладкие и холодные на ощупь. Их приятно держать в руках. Цена каждого кругляша — тысяча зеленых. Шамиль отсчитал мне пятьдесят штук и не потребовал никакой расписки. Он понимал, что я никуда от него не денусь, когда придет время отдавать долг.

— В банке — одна тысяча, — говорит девушка.

Мой номер — первый. Мне отвечать.

— Принято.

Банкомет достает из коробочки карты — две мне, две — себе.

Накрыв их ладонью пододвигаю к себе и приподнимаю… Десятка и шестерка. Слабо для хорошей игры, но попросить еще я не решаюсь:

— Достаточно.

Она небрежно переворачивает свои карты — две девятки. Я молча бросаю карты на стол. Все. Проиграл.

— В банке четыре тысячи, — объявляет банкомет и одновременно сгребает карты со стола и заталкивает их в специальную прорезь в столе.

— Первый игрок в случае проигрыша имеет право продолжить игру и принять банк, — как бы невзначай напоминает мне Шамиль.

Я молчу. Надо переступить через какой-то барьер. На эти деньги я смог бы прожить около года.

— В банке — четыре тысячи, — повторяет девушка и недоуменно смотрит на меня.

Разве настоящий игрок будет отказываться от возможности снова рискнуть, раз правила позволяют?

— Принято.

Мне показалось, мой голос прозвучал как-то отдельно от меня.

Передо мной снова две карты. Беру их со стола, рассматриваю, не в состоянии от волнения сразу сообразить, что у меня на руках. Десять и восемь.

— Достаточно.

Блондинка открыла свои карты, сдала к тузу еще десятку и кивнула:

— Ваша игра, — я бросил карты. Проигрыш игроков идет в банк, и после каждой игры казино удваивает эту сумму. Если проигрывает заведение — ставка опять начинается с тысячи. Когда банк вырастает до таких размеров, что никто из игроков не рискует его принимать, все деньги забирает банкомет и игра начинается снова.

В игру вступил Вадим, отсчитав шестнадцать жетонов. Перед ним остались лежать всего два пластмассовых кружочка. Через минуту все было кончено — он рискнул, и сделал перебор.

— В банке шестьдесят четыре тысячи, — сказала банкомет, удивленно поглядывая на нас. Видимо, на ее памяти ставки никогда так не вырастали. — Я могу на столько поднимать? — она вопросительно посмотрела на своего хозяина.

— Поднимай, за этим столом ставки не ограничены. Я играю, — сказал Митрофаныч радушно. — Достаточно.

Девушка открыла карты. Девятнадцать очков. У него — на одно меньше. Вот так из-за бубнового ромбика на картонке шестьдесят четыре тысячи долларов найдут теперь другого хозяина.

Хотя, наверное, после уплаты налогов хозяином их все равно останется владелец казино. Так что Митрофаныч играл не на равных, тут ему удалось провести Шамиля.

— Не везет, — сообщил брюнет и достал сигарету из кожаного портсигара.

— В банке двести пятьдесят шесть тысяч, — произнесла девушка торжественно.

При таких ставках игра не пойдет, подумал я. Все откажутся, и все пойдет по новой.

— Я — пас, — кивнул Шамиль. — Поищем фарт еще один круг.

— Кто-нибудь примет ставку? — спросила девушка, профессионально улыбаясь. Она уже собиралась сгрести жетоны со стола.

По очереди надо было отвечать мне. Я совсем было открыл рот, увидел, как Вадим, не дожидаясь, когда к нему обратятся, качает головой… И тут…

— Принято, — вдруг сказал я.

Лицо блондинки словно окаменело. Этакая улыбающаяся маска.

Вечно я чего-нибудь ляпну. И все оттого, что я заметил, как непроизвольно шевельнул рукой Митрофаныч, словно собирался сделать знак — сдавайте карты. Мне показалось, он собирается принять ставку. Страшно подумать, чем все это для меня кончится, если у него просто нервный тик.

— Такие деньги надо показать, — Шамиль яростно вскинул брови. — Мы ведь не под ответ играем.

— Право катранщика, — вдруг сказал Митрофаныч. — Шамиль, ты же не станешь нарушать обычай.

— Право катранщика? — переспросил я.

— Катранщику разрешается во время игры делать ставку вместе с игроком, у которого выигрышные карты, — хмуро пояснил Шамиль. — Но мы же не в стос или терц бьемся. Договорились играть с ними на равных, — он показал сначала на меня, потом на Вадима. — С фраерами твои права ничего не стоят.

— Мои права никто не отменял. И когда фраеров катали, и когда люди между собой играли.

Для меня их спор выглядел полной ахинеей. Я только что решил рискнуть — в случае проигрыша я не смогу оплатить долг деньгами. А карточные долги необходимо оплачивать — деньгами или головой. Потому что здесь ты платишь за собственный риск, за собственную удачу или глупость, а не за краковскую колбасу или зимние полуботинки. Иными словами, платишь за право называться мужчиной.

— Хорошо, — кивнул, наконец, Шамиль. — Вы держите банк вместе. Но играть должен тот из вас, чей номер раньше.

А я сидел за первым номером.

— Я согласен, — Митрофаныч улыбнулся, и тут я заметил, что нижняя губа у него дрожит.

Непроизвольно я разгладил руками скатерть в том месте, куда должны были лечь карты.

Наступила тишина, и жужжание мухи под потолком воспринималось как рев реактивного самолета. Муха зимой — успел подумать я — не к добру, прежде чем сдали карты.

…Осторожно поднял сначала одну. Словно я мог ее случайно сломать. Семерка. Потом вторую. Восьмерка. Слабовато. Но, в то же время, если попросить еще одну карту, можно набрать больше двадцати одного и тогда…

От возбуждения у меня вспотели ладони. Надо достать платок и вытереть. Нет, не до этого.

За столом все молча и выжидательно смотрели на меня. У Митрофаныча на лбу вздулись вены, и казалось, они вот-вот лопнут.

— Еще, — наконец сказал я и постучал согнутым пальцем по столу.

Банкомет аккуратно положила передо мной еще одну карту. Что там — поражение? Удача?

Я накрыл ее ладонью, и карта к ней прилипла. Осторожно поднял и посмотрел. Перед глазами все плыло. Несколько раз пересчитываю трефовые листочки кислицы.

У меня на руках двадцать одно. Очко.

— Мы договаривались играть в боевую, — произнес Шамиль голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— А мы и играли по-честному, — Митрофаныч развел руками. -

Ты же сам все видел. Я ведь на шестьдесят четыре штуки не смог банк взять. А вот ему — повезло. Заметь — он вообще везунчик. Другому еще несколько дней назад деревянный костюм бы сшили. А смотри — сидит вместе с нами, решает теперь, поди, как потратить свои денежки, — Митрофаныч тоненько засмеялся.

— Ты меня даром взял, и я такого не забуду, — оборвал его смех Шамиль.

Сам же я никак не мог прийти в себя. Словно где-то в животе зарождались теплые волны и разбегались во все стороны по телу до кончиков пальцев. Это, наверное, бродил адреналин.

— Ну что ты, какие у меня могли быть шансы, — плаксивым голосом возразил Митрофаныч, — я не тасовал, не метал. Ты сам выбирал девушку…

Тут только все заметили, что банкометша лежит на полу в глубоком обмороке.

— Шампанского! — сказал Митрофаныч. — За счет заведения. Хоть мы, — он подмигнул мне, — и нагрели казино.

— Только на половину этой суммы. — поправил я. — Как раз ту самую половину, которая мне причитается.

— Пока мы выпьем, в кассе обменяют жетоны, — предложил он.

Все как-то одновременно шумно встали и потянулись к дверям. Шамиль оказался рядом со мной возле стойки бара, когда Митрофаныч громко заказывал дюжину «Дон Периньон».

— А ты неплохо держался, — заметил Шамиль. — Знаешь, чем рисковал?

— У меня все ладони вспотели.

— А по лицу заметно не было.

— А вот у катранщика — заметно. Он собирался принять эту ставку сам. И тогда я решил перебить.

— Я так и подумал, — Шамиль кивнул. — Но после того, как игра была сделана. Рано он радуется.

Подошел Митрофаныч.

— Фарт — явление переменчивое, — сообщил он. — Вот твои деньги. Все — крупными купюрами. Все равно увесистый сверток, верно? Станешь пересчитывать?

— Обязательно, — развернул пакет и проверил несколько банковских упаковок по десять тысяч.

— У нас «кукол» не подсовывают, — заметил Митрофаныч. — Ну а теперь — поедем к этому американцу. Вадим сказал адрес. А ты, говорят, английский знаешь? Поможешь мне с ним разговаривать. Теперь мы в доле, верно? Вон, Шамиль Русланович у нас гарантом…

Мы спустились на первый этаж. Из ресторана была слышна музыка. Я подошел к полуоткрытой двери. Шел тот же самый номер с танцующей девушкой, который мы видели с Василием, когда пришли сюда впервые.

В гардеробе ко мне подошел Шамиль:

— Ты как, — спросил он, — собираешься эти деньги под мышкой таскать? На, возьми, — он протянул объемистую сумку из натуральной кожи, — После вернешь.

— За сумку — спасибо. Но я бы хотел прямо сейчас вернуть то, что вы мне одолжили на игру.

— Не спеши, — сказал он с усмешкой. — Когда от чистого сердца в долг дают, так сразу не возвращают. Должны еще проценты нарасти.

— Большие?

— Посмотрим. Ты ведь когда брал — не спрашивал, верно? — он подмигнул и повернулся спиной к гардеробщице, которая стояла с пальто наизготовку.