"Тайна выеденного яйца, или Смерть Шалтая" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)

Глава 3 Жертва падения

— Японские киношники снова хотят взять у тебя интервью, — сообщила Мадлен, скармливая Стиви банановое пюре и украдкой поглядывая в окно. — Чего им надо-то?

— Поговорить со мной о Фридленде Звонне и Пряничном человечке, — ответил Джек, разбирая почту и доставая письмо из Клуба владельцев «аллегро» по поводу проверки крепления заднего колеса.

— А почему бы им не поговорить с ним самим?

— Дорогая, им не нужна правда. Они хотят, чтобы я подтвердил версию Звонна о том, будто он спас все дело и в одиночку накрыл этого психопата.

Джек доел свой тост и посмотрел на сделанный Мадлен снимок, помещенный на обложке свежего «Жаба» и снабженный подписью: «Отставная звезда, страдающая избыточным весом, нападает на журналиста». «Крот», чей репортер вчера уберег свою челюсть, писал: «Бей первой, Лола!»

— И что с ним случилось? — спросила Мадлен.

— С Фридлендом Звонном? Понятия не имею.

— Нет, дурачок. С Пряничным человечком.

— Насколько я слышал, он все еще сидит в психушке Святого Церебраллума, в крыле для неизлечимых. У него срок четыреста лет. Хотели вкатить пятьсот, но нам так и не удалось доказать, что сто сороковую жертву убил тоже он.

— Надеюсь, ему оттуда не сбежать, — заметила Мадлен. — Как ни крути, он пообещал сделать с тобой и Фридлендом нечто непрзнсмое.

— Если сбежит, я первым об этом узнаю. — Джек вздохнул. — Нет, все-таки я буду вторым.

Валявшийся на кухонном столе мобильник Джека завибрировал и плюхнулся в помойное ведро. Джек извлек его оттуда, смахнул налипшие макаронины и, нахмурив брови, взглянул на текстовое сообщение.

— «Прнчлвк сбежал двое готовы», — пробормотал он. — Надо же, какое совпадение!

Мадлен уронила ложку, и Джек захихикал:

— Шучу. На самом деле тут говорится: «Большое яйцо упало. Уайетт». Что бы это значило?

— Не знаю, — ответила Мадлен, — но если муж со склонностью к идиотским шуткам хочет прожить еще десять минут, то лучше ему убраться из дому.

Уайетт был заместителем Бриггса и не самым вежливым человеком.

— Сегодня придешь? — спросил он, как только Джек позвонил.

Джек посмотрел на часы. Едва пробило девять.

— Конечно. А в чем дело?

— Падение со стены на Гримм-роуд. Похоже, это твой клиент. Бриггс уже выехал и хочет видеть тебя как можно скорее.

Джек пообещал поторопиться, записал адрес и отключился.

— Что стряслось?

— Судя по всему, дело для ОСП.

— Очередной последователь Синей Бороды?

— Надеюсь, нет. Ты сегодня будешь еще говорить с потенциальными квартирантами?

— С двумя.

— Хорошо. Только никаких чудаков, ладно? Я тебе позвоню.

Он поцеловал ее, потом окинул взглядом Стиви на предмет обнаружения наименее липкого участка. Нашел маленький пятачок на макушке и чмокнул его туда, еще раз поцеловал Мадлен и вышел.

Джек водил «Остин аллегро Мк-3»-универсал жуткого ядовито-зеленого цвета, который какой-то неизвестный маркетолог со странным чувством юмора обозвал «цветом яблочной водки». Согласно уставу Лиги, детективам полагалось водить старинные или классические машины. Джеку это казалось нелепостью. Звонновский «Дилейдж D-8» 1932 года выпуска являл собой типичный пример подобной нелепости. Шпротт же водил самую неприметную машину, какую только сумел добыть, — маленький, бессмысленный и совершенно никем не замеченный акт протеста. Отец Джека купил автомобиль в 1982 году совсем новеньким и усердно ухаживал за ним. Машине только что стукнуло двадцать два года, она намотала почти триста пятьдесят тысяч миль, износив по дороге два мотора и четыре сцепления.

Джек не поехал сразу на Гримм-роуд. Первым делом ему нужно было заскочить к матери.

Она открыла дверь через пару секунд после того, как Джек нажал звонок. Из двери хлынули кошки, мелькая так быстро и хаотично, что казалось, вокруг несется сплошной пушистый мурлыкающий поток. Количество кошек колебалось от трех до ста восьми — из-за опасной гиперактивности предмета никому не удавалось подсчитать точно. Годы были благосклонны к миссис Шпротт: несмотря на возраст, она была свежа как огурчик и явно не утратила юношеского пыла. Джек относил данное обстоятельство на счет числа ее детей. От этого либо крепчают, либо выматываются — в последнем случае, без Джека и его девяти старших сестер и братьев, она могла бы прожить до ста шестидесяти. Мать-героиня писала маслом портреты домашних любимцев, потому что «кто-то же должен», коллекционировала фарфоровых зверюшек, пластинки Голубого Бабуина и памятные тарелочки с Джеллименом. Она уже семнадцать лет вдовела.

— Привет, малыш! — весело воскликнула миссис Шпротт. — Как поживаешь?

— Хорошо, мама. И я уже давно не малыш. Мне сорок четыре.

— Для меня ты навсегда останешься малышом. Что, поросята на виселице?

Джек покачал головой.

— Мы вывернулись наизнанку, но убедить присяжных не удалось.

— Неудивительно, — фыркнула она, — если учесть, насколько они были пристрастны.

— Может, подсудимые и свиньи, мама, но они тоже имеют право на суд равных. В нашем случае это были двенадцать других свиней. Так гласит Великая Хартия тысяча двести пятнадцатого года, и ни я, ни обвинение с этим ничего не можем поделать.

Она пожала плечами и украдкой огляделась по сторонам.

— Давай-ка в дом. Мне кажется, пришельцы пытаются влиять на мое сознание через мобильную связь.

Джек вздохнул.

— Мама, если ты встретишь пришельца, то быстро поменяешь свое мнение. Они совсем такие же, как мы с тобой, только синие.

Мать подтолкнула его внутрь и закрыла дверь. В доме пахло лавандовой водой, акриловыми красками и свежей выпечкой, его наполняло величественное тиканье дедовских часов на кухне. Еще один котоквант вылетел из гостиной и пронесся наверх по лестнице.

— Думаю, это из-за диеты, на которой я их держу, — пробормотала миссис Шпротт, протягивая Джеку холст в оберточной бумаге.

Вообще-то она не хотела продавать корову работы Стаббза,[15] но после того, как она обнаружила в интернет-магазине кучу жизненно необходимых вещей, иного выхода у нее не осталось.

— Не забудь, — жестко сказала она. — Отвези ее мистеру Туппердяйсу, и пусть оценит. После этого уже решу.

— Ладно.

Миссис Шпротт на мгновение задумалась.

— Кстати, когда ты заберешь три мешка шерсти[16] из сарая? А то я его никак снести не могу.

— Скоро, мамочка. Обещаю.

После ночного ливня дождь немного поутих. На дорогах, там, где переполненные водоотводы не справлялись с потопом, стояли лужи шириной с внутреннее море. Гримм-роуд находилась в районе, еще не вкусившем своей доли городского процветания. По обе стороны от ухабистой дороги лепились друг к другу одноквартирные домики, в дальнем конце возвышались два огромных газгольдера, отбрасывая тень на улицу круглый год, кроме июля. Здешние дома строились в конце девятнадцатого века по типичной для того времени схеме: две комнаты наверху, две внизу, за ними кухня, удобства на заднем дворике, выходящем в переулок. Мощенная булыжником проезжая дорога, заваленная мусором и остовами автомобилей, служила здешней детворе излюбленным местом для игр.

Из-за жутких пробок последнюю часть пути Джек проделал черепашьим шагом и теперь опаздывал минут на двадцать. Пока он полз по Гримм-роуд, пытаясь разглядеть номера домов, ему дважды звонили, спрашивая, где он, и было понятно, что Бриггс не в самом радужном настроении. Джек припарковался и надел плащ, тревожно посматривая на темнеющее небо.

— Хорошая машина, мистер, — заявил чумазый нахальный пацан, не оставляя попыток подбросить ногой дырявый футбольный мяч.

Его приятель, чье лицо матушка нынче утром бессердечно забыла вымазать грязью, подошел к ним.

— Нифигасе! — восторженно взвизгнул он. — «Остин аллегро Мк-три делюкс»-универсал на один и три десятых литра, модель восемьдесят второго года! «Яблочная водка» с подголовником, сиденье для собаки и однодиапазонное радио «моторола» устанавливаются по желанию заказчика заводом-изготовителем! — Он перевел дух. — В наши дни таких мало осталось. — И добавил: — Неудивительно, это ж сущее дерьмо.

— Слушайте, — предложил первый очень деловым тоном, — давайте пятьдесят фунтов, и мы ее подожжем, а вы получите страховку!

— Лучше десять, — ухмыльнулся второй. — Больше полусотни он за нее все равно не получит.

— Полиция, — сказал Джек. — Валите отсюда.

Пацаны уперлись:

— Ас копов двойная такса. Хотите спалить тачку — давайте двадцать.

Оба гаденько захихикали и удрали что-то ломать. Джек подошел к нужному дому. Снаружи тот выглядел сущим убожеством. Водосточные трубы оторвались, кирпич порос мхом, вместо выбитых стекол в гнилых оконных рамах торчали куски картона. На одном из них хозяйка успела написать: «Сдается комната. Никаких животных, аккордеонов, статистиков, курильщиков, насмешников, паразитов и пришельцев».

Джека ждал молодой констебль, едва переступивший порог юности, не говоря уже о стажировке, что по обоим параметрам соответствовало истине. Три месяца назад его назначили констеблем и направили в ОСП для подготовки к настоящей работе. Но кто-то потерял бумаги, и парнишка все еще считался на полгода моложе нужного возраста, что его вполне устраивало.

— Доброе утро, Тиббит.

— Доброе утро, сэр, — ответил энергичный юноша. На безупречно отглаженных форменных брюках красовались стрелочки. «Наверное, мать постаралась», — подумал Джек.

— Где начальство?

Тиббит кивнул в сторону дома.

— На заднем дворе, сэр. Поосторожнее с хозяйкой: сущая мегера. Ткнула меня зонтиком за то, что я ноги не вытер.

Джек поблагодарил его, тщательно поелозил подметками по выцветшему коврику с явно издевательской надписью «Добро пожаловать» и вошел в дом. Внутри пахло плесенью, на стенах расползались большие пятна сырости. Он прошел мимо отрывающихся обоев, под которыми виднелись дранка и штукатурка, в мрачную кухню, открыл дверь и вышел на задний двор.

Продолговатый двор, футов примерно пятнадцать на тридцать, окружала высокая кирпичная стена с выкрашивающимся цементом. Большую часть пространства покрывали кучи хлама, покореженные велосипеды вперемешку с обломками мебели, тут же валялась пара отслуживших свое матрасов. Но в одном конце, где теснились переполненные мусорные баки, на земле валялись осколки яичной скорлупы, указывая место недавней и жестокой смерти. Джек сразу же понял, кто погиб, — он уже много лет подозревал, что этим все кончится. Шалтай-Болтай. Вечная жертва падения. Если кто-то скажет, что это дело не подпадает под юрисдикцию отдела сказочных преступлений, то что тогда подпадает, хотелось бы знать?

Миссис Сингх, судебный патологоанатом, стояла на коленях рядом с останками, наговаривая что-то в диктофон. Она помахала Джеку, но работу не прекратила. Эксперт указала фотографу особенно интересные для нее места. В тесноте темного двора вспышка показалась необычайно яркой.

Бриггс сидел на низкой стене и разговаривал с женщиной-полицейским в штатском, но, когда Джек вошел, суперинтендант встал и махнул рукой на труп.

— Похоже, он умер от несовместимых с жизнью травм, причиненных падением со стены, — изрек Бриггс. — Несчастный случай, самоубийство — кто знает? Его обнаружили сегодня утром, в семь двадцать две.

Джек посмотрел на стену. К ней была прислонена крепкая лестница.

— Наша?

— Его.

— Что-нибудь еще для меня есть?

— Несколько моментов. Во-первых, на седьмом этаже ты сейчас отнюдь не мистер Популярность. Кое-кто наверху считает, что профукать двести пятьдесят тысяч фунтов на провальное обвинение трех поросят — напрасная трата денег. Особенно когда шанс попасть в «Криминальное чтиво» — нулевой.

— По-моему, правосудие существует не для того, чтобы вешать на него ценники, сэр.

— Естественно. Но здесь все упирается в общественное мнение, Шпротт. Поросята симпатичны, а волки — нет. Можешь точно так же попытаться обвинить жену фермера в жестоком обращении с животными, когда она станет рубить мышам хвосты разделочным ножом.

— Уже пытался.

— И?

— Недостаток свидетельств.

— Хорошо, что я об этом не слышал. Значит, так. С падением Болтая ты разберешься тихо, без шума и пыли, — это во-вторых. Мне от тебя нужно чистое, быстрое и дешевое расследование, и больше чтоб никакого очеловеченного зверья!

— Включая поросят?

— Особенно поросят. Только посмотри на булочку с ветчиной — и ты уволен.

— А что в-третьих?

— На следующей неделе предстоит ежегодный пересмотр бюджета, и из-за провала с поросятами будущее ОСП висит на волоске. Еще одна заваруха — и отправишься регулировать движение на М-четыре.

— Я бы предпочел это и при двух первых пунктах.

Слушай, Джек, — продолжал Бриггс, — ты хороший полицейский, хотя порой чересчур въедлив, а ОСП нам необходим, хотя всем на него вроде бы наплевать. В общем, так: разберись с этим бывшим яйцом как можно скорее, и чтобы отчет лежал у меня на столе утром в среду. В субботу Джеллимен открывает Центр Священного Гонго, и для обеспечения его безопасности мне понадобятся все люди, включая вашу шарашку.

— Вы хотите, чтобы я возглавил его охрану, сэр? — спросил Джек с блеском в глазах.

Ему понравилась мысль находиться рядом с этим великим человеком, а уж поработать его телохранителем и того лучше.

— Нам нужен человек с безупречной репутацией, опытный и инициативный. Звонн уже составляет схему расположения наших сил. Нет, от тебя мне потребуется обеспечение безопасности самого Священного Гонго. Антисплутвианцы могут попытаться сорвать церемонию открытия. Так что ты и твое подразделение отвечаете за него головой. Соломон Гранди заплатил сорок миллионов, чтобы артефакт остался в стране, и мне бы не хотелось его расстраивать. Ты пойдешь и проверишь территорию Центра. Брифинг для охраны Джеллимена состоится в четверг в пятнадцать ноль-ноль.

— Сэр, я…

— На твоем месте я бы очень обрадовался этому назначению, — заметил Бриггс. — После провала с тремя поросятами тебе понадобятся друзья.

— Мне поблагодарить вас за это?

— Да. — Бриггс подозвал женщину-полицейского. — Джек, я хочу представить тебе сержанта Мэри.

— Привет, — сказал Джек.

— Мэри Мэри, — сказала Мэри.

— Привет-привет?

— Не прикидывайся идиотом, Джек, — встрял Бриггс.

— Мэри Мэри — так меня зовут, — объяснила Мэри.

— Мэри Мэри? И откуда же вы родом? Из Баден-Бадена?

— В первый раз слышу, сэр. За сегодня.

Джек вздохнул. Он машинально улыбнулся, она машинально улыбнулась, и они пожали друг другу руки.

— Приятно с вами познакомиться, сэр, — сказала она.

— Аналогично, — ответил Джек. — С кем вы работаете?

Девушка многозначительно посмотрела на Бриггса.

— Мэри — твой новый напарник, — сообщил тот. — Переведена из Бейзингстока с отличной характеристикой. Она будет работать с тобой по этому делу и по любым другим.

Джек вздохнул.

— Не сочтите за обиду, сержант Мэри, но я надеялся, что повысят Эшли, Бейкера или…

— Ни в коем разе, Джек, — безапелляционным тоном заявил Бриггс и посмотрел на зловещее небо. — Ладно, я поехал. Оставляю вас с Мэри, чтобы вы познакомились как следует. Запомни: отчет мне нужен как можно скорее. Усвоил?

Джек усвоил, и Бриггс уехал.

Шпротт поежился от холода и взглянул на Мэри.

— Значит, Мэри Мэри?

— Да, сэр.

— Довольно необычное имя.

Мэри прикусила губу. Для нее это был чувствительный момент, и с годами злость на детские дразнилки по поводу упрямства[17] не угасла. Да, имя странное, но она старалась не подавать виду.

— Просто меня так зовут, сэр. Я происхожу из длинной череды Мэри Мэри. Это нечто вроде семейной традиции. А что, — вызывающим тоном спросила она, — вас это напрягает?

— Вовсе нет, — ответил Джек, — если только вы не пытаетесь таким образом потакать вкусам Лиги. Бриггс, к примеру, угрожал сменить фамилию на Фёнготскилерни.

— Зачем?

— Расследования Фридленда Звонна, как вам известно, обычно заканчиваются статьей в прессе, — сказал Джек, — а Бриггс, как правило, не упоминается. Он считает, что странная фамилия и несколько эксцентричных привычек сделают его более… приметным.

— Отсюда и тромбон?

— Именно.

Ненадолго воцарилось молчание. Джек прикидывал, кого предпочел бы иметь сержантом, а Мэри думала о своей карьере.

— Значит, ОСП распустят? — произнесла она самым скорбным голосом, словно услышала ужасную новость. — И весь персонал распределят по другим отделам?

— Думаю, да. Вместе со стульями и настольными лампами.

— А когда состоится заседание по бюджету?

— В тот четверг.

Мэри сделала себе мысленную заметку. Чем скорее она покинет этот отдел неудачников, тем лучше.

Джек повернулся к останкам Шалтая. Мэри поняла намек и раскрыла блокнот.

— Имя трупа…

— Шалтай-Болтай.

— Вы его знали?

— Разок видел. — Джек печально покачал головой. — Очень-очень давно.

Округлое тело Шалтая разбилось почти вдребезги и лежало среди мусорных баков и хлама в дальнем углу двора. Ночной ливень смыл почти все его жидкое содержимое, но даже сейчас в воздухе стоял характерный запах желтка. Джек посмотрел на тоненькую безволосую ногу — все еще в носке и башмаке, — отходившую от небольшого участка скорлупы, закрытого лохмотьями прозрачной пленки. На самом большом осколке, лежащем между двумя мусорными контейнерами, проступало лицо Болтая. Физиономия его имела мучнисто-белый цвет, за исключением носа, покрытого некрасивыми красными прожилками. Один глаз был открыт. Молочно-белый, незрячий глаз. Лицо пересекала трещина. Покойный был в смокинге с галстуком или с поясом — сейчас уже не разберешь. Травма получилась ужасной, и неопытный глаз мог принять его тело за кучу битой яичной скорлупы и мокрых тряпок. Джек опустился на колени, чтобы взглянуть поближе.

— А почему он так вырядился?

Мэри открыла блокнот.

— Он провел вечер на каком-то мероприятии под названием «Благотворительный бал фирмы «Пемзс — средства по уходу за ногами»…

— Что? — перебил ее Шпротт. — На попойке у Пемзса? Вы уверены?

— У него в кармане рубашки лежит приглашение.

— Хмм, — протянул Джек.

Имело смысл посоветоваться с Мадлен. Она могла ведь даже сфотографировать его.

— Дорогое развлечение. Надо поговорить с кем-нибудь, кто там был. Одновременно надлежит связаться с его врачом и выяснить, как у нашего клиента обстояли дела со здоровьем. Депрессии, фобии, болезни, головокружения — все, что может пролить какой-то свет на его смерть.

Джек внимательнее присмотрелся к лицу Болтая. Тот выглядел старым. Годы и излишнее пристрастие к выпивке взяли свое. Лицо трупа казалось бледным подобием лица того Болтая, каким инспектор видел его в последний раз. Тогда это был веселый парень, полный жизни и сыпавший шутками. Джек немного постоял, молча глядя на труп.

Мэри, для которой каждая проведенная здесь секунда являлась потерянным в смысле карьерного роста временем, решила не возникать и постараться добиться хороших отзывов к тому моменту, когда отдел распустят. Если она сумеет отличиться при Джеке, то, возможно, Звонн ее заметит. Возможно.

— Вы его знали? — спросила она.

— Он обычно читал лекции по детской литературе и бизнесу в Редингском университете. Компанейский парень и весельчак, но немного плутоват. Университет допрашивал его в восемьдесят первом, когда мы со Звонном взялись за него…

— Bay! — вдруг воскликнула Мэри. — Вы работали под началом Фридленда Звонна?

— Да нет, — вздохнул Джек. — Мы с Фридлендом работали вместе. Вы разве не знали, что он начинал в ОСП?

— Нет.

— Он не особенно по этому поводу распространяется. У нас тут служили хорошие полицейские, но надолго не задерживались.

— Правда? — с самым невинным видом спросила Мэри.

— Да. ОСП — стартовая площадка для карьеры, если, конечно, по-вашему, есть карьера лучше этой. А если вы руководите этим отделом, тогда…

Он не закончил фразы, но Мэри поняла, что он имел в виду.

— А… а сколько вы тут служите?

— С тысяча девятьсот семьдесят восьмого, — пробормотал Джек, все еще вглядываясь в незрячий глаз Болтая.

— Двадцать шесть лет, — произнесла Мэри чуть с большим недоверием в голосе, чем ей хотелось бы.

Джек остро глянул на нее, и она тут же сменила тему:

— Я слышала, с Фридлендом Звонном приятно работать.

— Он амбициозный карьерист, который будет лгать, подличать и красть, шагая к вершине по чужим головам.

— Неужели меня ввели в заблуждение? — воскликнула девушка, не поверив ни единому его слову: она знала, что неудачники часто завидуют звездам.

— Выходит, что так. Полагаю, вы слышали об убийстве петушка Робина?[18]

— Нет.

Джек вздохнул. Теперь никто уже не помнил об этом. Звонн постарался. Да и все равно дело было двадцать лет назад.

— Ладно, не берите в голову. Это старая история. Давайте вернемся к Болтаю. Мы с Фридлендом допрашивали его по делу о рэкете, когда Шолти ввез в страну восемь контейнеров прялок за неделю до правительственного запрета. На компенсационной сделке он наварил почти полмиллиона, но ничего незаконного не совершил. Он всегда был таким. Вечно что-то затевал. Юлил, хитрил, изворачивался и плел. Его выгнали из университета, когда заподозрили, что он запустил руку в кассу.

— Но ведь по одному подозрению его не могли выгнать?

— Не могли. Но он совершил ошибку, заведя шашни с женой ректора, а этого ему уже не спустили. По последним моим сведениям, он капитально вляпался и сделался предметом досужих толков. — Джек снова вгляделся в лицо Болтая. — Сколько ему было?

Мэри проверила водительские права покойного.

— Шестьдесят шесть.

Джек смерил взглядом стену. Шалтай всегда сидел на стене — привычка у него была такая. Он соорудил себе стену даже в аудитории, где читал лекции. Деревянный макет на колесиках, покрытый штукатуркой, который по необходимости можно вкатить в комнату.

— Послали констебля сообщить миссис Болтай?

— Да, сэр.

— Надо потом поговорить с ней, выяснить, в каком она состоянии. Доброе утро, Глэдис. Что скажете?

Миссис Сингх поднялась на ноги и потянулась. Патологоанатом недавно разменяла пятый десяток и по умолчанию вела все дела ОСП. Официально она являлась всего лишь помощником судебно-медицинского эксперта, но ведущий специалист не станет заниматься сказочными преступлениями — засмеют ведь. Так что он посылал на такие дела миссис Сингх и подписывал ее отчеты, не читая. Подобно Джеку, она стремилась добиться максимального результата при ограниченных ресурсах. В отличие от Джека она любила кошек и котофилов, и еще у нее имелось шестеро внуков.

— За этих трех поросят нам всыпали по первое число, Джек, — сказала она. — Мне очень жаль.

— А вас это удивило?

— Честно говоря, нет. Когда в последний раз нам вообще удавалось добиться обвинительного приговора?

— Пять лет назад, — ответил Джек, даже не задумавшись, — тому парню, который содержал нелегальные притоны по превращению соломы в золото. Как там его звали?

— Румпельштильцхен, — ответила с едва заметной улыбкой миссис Сингх. — Двадцать лет без права на амнистию. Да, было времечко… А кто у нас на новенького?

— Сержант Мэри Мэри, — представил девушку Джек. — Мэри, это миссис Сингх.

— Добро пожаловать в наш дурдом. Скажите, а вы правда сами попросились на работу в наш отдел?

— Не… ну, типа того.

Миссис Сингх проказливо улыбнулась Джеку.

— Нет, сюда никто не просится. — Она показала затянутой в резиновую перчатку рукой на останки Шалтая. — Такая куча скорлупы… Я никогда не видела его при жизни. Какого он был размера?

Джек на мгновение задумался.

— Около четырех футов в высоту и около трех в ширину.

Она кивнула.

— Тогда понятно. Довольно грузный, да еще и упал с двенадцати футов. Я узнаю побольше, когда заберу его в лабораторию, но пока могу сказать, что он либо погиб в результате несчастного случая, либо совершил самоубийство.

— А насчет времени смерти?

— Трудно определить. Ночной ливень многое смыл. Остались лохмотья внутренней и внешней мембраны и вот это.

Она подняла желеобразный предмет.

— Медуза? Так далеко от моря?

— Я не специалист по яйцам, — призналась миссис Сингх, — но попытаюсь идентифицировать.

— И все же — время смерти?

Она бросила внутренности Шалтая в пластиковый мешок — те упали с громким шлепком — и задумалась на минутку.

— Оставшиеся внутренности до сих пор влажные и упругие, значит, скончался он не больше суток назад. Понимаете, грохнись он со стены накануне, птицы бы уже все расклевали. Следовательно, можно предположить, что это произошло где-то между шестью часами вчерашнего вечера и тремя часами сегодняшнего утра. Произойди несчастье позже, дождь не успел бы смыть весь белок.

Мэри записала все в блокнотик. Джек не сомневался, что у Шалтая найдутся родственники и почти наверняка все они будут задавать один и тот же вопрос.

— Он быстро умер?

Миссис Сингх посмотрела на останки.

— Думаю, да. Ударившись о землю, он умер мгновенно.

Джек поблагодарил ее. Патологоанатом бросила несколько слов на хинди своему ассистенту, который очень осторожно, как и подобает вести себя с покойниками, начал собирать скорлупу и складывать ее в пластиковый мешок.

Джек осторожно взобрался по лестнице на стену и осмотрел ее верхнюю часть. Она едва достигала фута в ширину и имела посередине овальную выемку, просиженную Болтаем за долгие годы. Затем детектив спустился, и они с Мэри вошли в соседний дворик, чтобы обследовать стену с обратной стороны.

— Что вы ищете? — спросила Мэри.

— Предмет, которым его могли столкнуть.

— Столкнуть? Вы подозреваете, что имело место преступление?

— Я просто стараюсь сохранять объективность, Мэри, что бы там ни говорил Бриггс.

Но если Джек надеялся обнаружить что-нибудь подозрительное, то его постигло разочарование. Двор пустовал, под Шалтаевой стеной рядом с переполненными мусорными баками громоздилась неустойчивая куча хлама. Чтобы толкнуть беднягу в спину, убийце пришлось бы штурмовать эту гору отбросов. Однако мусор выглядел нетронутым. Джек как раз шарил в сарайчике в поисках грабель или иного подходящего инструмента, когда заметил, что из окна кухни на него смотрит маленький мальчик. Джек помахал ему рукой, в ответ мальчик показал средний палец. Тут его схватили за ухо и оттащили в сторону, а на его месте возник очень маленький человечек в ночной сорочке и колпаке. Вид он имел туповатый и некоторое время бестолково дергал шпингалет, прежде чем открыть кухонное окно. Джек продемонстрировал ему свое удостоверение.

— Инспектор Джек Шпротт, отдел сказочных преступлений. Ваше имя?

Человечек потер глаза и прищурился.

— Винки, — ответил он, устало моргая. — Уильям Винки.[19]

— Мистер Винки, прошлой ночью тут произошел несчастный случай. Мистер Шалтай свалился со стены.

— Я слышал.

— Слышали, как он упал?

— Нет, слышал, что он упал. Он был хорошим парнем. Обычно играл в футбол и всякое такое с ребятишками в переулке. Мои дети в шоке от его гибели.

Один из упомянутых шокированных детишек продолжал корчить Джеку рожи в окне. Мистер Винки крутанул ему ухо, и проказник с воем убежал.

— Вы прошлой ночью ничего необычного не слышали?

Вилли-Винки зевнул.

— Простите. Я вернулся со смены в «Пан энд Пропалл» около двух и сразу же лег. У меня бессонница, приходится пить таблетки.

— А остальные домочадцы тоже спали?

Вилли обернулся и заорал:

— Кисонька! Ты ничего прошлой ночью не слышала? Это про мистера Шалтая.

К окну подплыла крупная краснолицая женщина в бигуди и алом нейлоновом платье. Прилипшая к нижней губе маленькая незажженная сигаретка подскакивала, когда она говорила:

— Перед рассветом пару раз грузовик проезжал в ту сторону. Только в этом ничего необычного нет. Мы с Вилли спим в разных комнатах, чтобы он меня не будил. Извини, милый, хотела бы помочь, да нечем.

Джек кивнул и сменил тактику:

— Когда вы в последний раз видели покойного?

— Прошлым вечером где-то в полвосьмого. Он попросил меня погладить галстук.

— Галстук?

— Или пояс. С ним не поймешь.

— И как он вам показался?

— Да нормально. Мы поболтали о том о сем, и он занял у нас немного сахару. Настаивал, чтобы я деньги взяла. Такой уж он был. Я часто гладила ему рубашки — на котелке с выпуклым дном, чтобы те форму держали, конечно же, — а он всегда платил с избытком. Иногда подкидывал нам деньжат, а прошлым летом отправил наших детей на школьную экскурсию в Лландудно.[20] Очень щедрый был. Настоящий джентльмен.

— Кто-нибудь его посещал?

— Он жил для себя. Всегда хорошо одевался, прямо денди. Я слышала, он был изрядный ловелас. Если подумать, то недавно к нему приходила женщина. Высокая девушка, очень молоденькая. Брюнетка.

Джек поблагодарил их и дал Вилли свою визитку на случай, если тот вдруг что-то вспомнит, затем снова вернулся во двор, где миссис Сингх все еще искала хоть какой-нибудь ключ к произошедшему.

— Где была его комната? — спросил Джек.

Мэри показала на окно, выходившее на задний двор.

Они вошли в дом и поднялись по скрипучей лестнице. Здесь пахло сыростью, повсюду виднелась плесень, плинтуса отставали от стен. Дверь в комнату Шалтая закрывалась неплотно, и Джек осторожно отворил ее. Скудная обстановка пребывала в том же плачевном состоянии, что и весь дом. На стене висели в рамках изображение яйца Фаберже и портрет Шалтая из иллюстраций Джона Тенниела к «Алисе в Зазеркалье». На полу лежал потертый ковер, не чищенный, похоже, с прошлого века, у стены рядом с раковиной и плитой высился платяной шкаф. В центре комнаты стояло большое бюро красного дерева с небольшой кучкой аккуратно сложенных кирпичей перед ним. Болтай обычно сидел здесь. На столе помещалась пишущая машинка, какие-то бумаги, факс и два телефона. Бюллетень «Акции на выбор» за прошлую неделю был открыт на странице редких металлов, и рядом с очками Болтая покрывался пленкой нетронутый кофе в чашке. На столе красовалось в золоченой рамке фото хозяина в кабриолете с красивой брюнеткой, рука Шалтая лежала у девушки на колене. Пара сфотографировалась где-то в Вене. Джек один раз был там и узнал видневшийся на заднем плане Пратер.[21] Оба выглядели нарядными, словно только что вышли из оперы.

— Подписана?

Мэри посмотрела на обороте фотографии. Пусто.

Даже после беглого осмотра становилось ясно: Болтай не просто изучал рынок акций, но существенно влиял на него. Большая часть сваленных в кучу документов представляла собой беспорядочную мешанину сделок. В открытом на бизнес-странице номере «Жаба» от прошлого четверга Джек заметил подчеркнутые красным карандашом названия двух биржевых компаний: «Пан энд Пропалл фармасьютикалс» и «Пемзс — средства по уходу за ногами». Обе компании — открытые с ограниченной ответственностью, обе торговали средствами по уходу за ногами. При этом первая процветала, а вторая почти разорилась. Мэри наткнулась на папку с подборкой газетных вырезок, иллюстрирующих падение «Пемзса» в течение десяти лет, от первого публичного размещения акций до падения их курса ниже уровня двадцати пенсов в прошлом месяце. Джек открыл другую папку. В ней оказались накладные, подтверждающие покупку акций «Пемзса» в разных количествах и по различным ценам.

— Скупал акции «Пемзса»? — пробормотал Джек. — Откуда деньги-то брал?

Мэри передала ему пачку банковских счетов. Если сам Болтай разбился практически вдребезги, то компания «Болтай холдинге лимитед» была целехонька и стоила аж девяносто восемь тысяч фунтов.

— Нехило, — заметила Мэри.

— Да уж. А работал в такой дыре!

Джек нашел завещание Болтая и вскрыл его. Датированное 1963 годом, оно содержало одну-единственную фразу: «Все — жене».

— Что вы на это скажете?

Мэри протянула Джеку пухлый конверт с фотографиями. На всех фигурировал Центр Священного Гонго в различных стадиях строительства. За год с лишним снимков накопилось немало, но последний показался детективу наиболее интересным: на заднем сиденье машины глуповато улыбался молодой человек. Снимал водитель, вероятно сам Болтай, и в правом крайнем нижнем углу виднелась дата — чуть больше года назад.

— Священный Гонго, — сказала Мэри, думая о церемонии открытия в субботу. — Почему Шалтай им интересовался?

— В Рединге все этим интересуются, — ответил Джек. — Тут чуть мятеж не поднялся, когда его вздумали продавать какому-то коллекционеру из Лас-Вегаса.

Они занялись платяным шкафом, где висело несколько костюмов от Армани, причем все они были сшиты по индивидуальному заказу и хранились на вешалках в виде обручей. Джек проверил карманы. Пусто. Под грязными рубашками обнаружились захватанные номера «Всемирного яичного обозрения» и альманаха «Параболические и яйцеобразные геометрические сооружения».

— Типичный хлам из комода, — заметил Джек, выкапывая из-под полного набора яиц-неваляшек видеокассеты с записями телепрограммы «Играем в школу» и кинофильма «Людвиг»[22] и зеленый брезентовый мешок для инструментов.

Он открыл его и увидел вороненое дуло обреза. Детективы переглянулись. Расследование явно выходило за рамки стандартного.

— Может, это ничего и не значит, — сказала Мэри, не желавшая тратить на ОСП ни минуты сверх необходимого. — Наверное, кто-нибудь из друзей попросил его подержать мешок у себя.

— И сколько же обрезов вы храните по просьбе друзей?

Она пожала плечами.

— Вот именно. Не слушайте вы Бриггса. Лучше вызвать отсюда опергруппу, пусть снимут с ружья отпечатки и бегло осмотрят комнату. Попросите Шенстона — он хороший парень. Что-нибудь еще заметили?

— Тут нет кровати.

— Верно. Он здесь не жил. Пойду побеседую с миссис Хаббард.[23]

Джек направился вниз, но по пути задержался и поправил галстук перед облупившимся настенным зеркалом.