"Собачий файл" - читать интересную книгу автора (Лукницкий Сергей Павлович)

4

Часто так бывает, что в идиллическую картину нашей действительности вмешивается злой рок.

Любой хаос, как говорят некоторые философы, идет на пользу эволюции, потому что равновесная система не может дальше развиваться. А вот как только приходит некто, кто нарушает равновесие, система наконец-то определяется, в какую очередную историю ей скатиться. Так, наверное, живут все существа на планете.

За миллионы лет существования мы поняли, как надо жить, чтобы быть всем довольным, как получить счастье и любовь, как радоваться тому, что есть… Для этого нужно просто механически договориться и действовать по правилам. Но когда все идет по правилам, все на самом деле стоит на месте. Так думала Клеопатра, удаляясь от смятой клумбы, чтобы хозяйка, вернувшись от Демократа, чего доброго, не стала упрекать ее за погубленные астры. Астры, кстати, через полчаса распушились, а через час и вовсе подняли головы к солнцу, словно и не лежали под собачьим жарким боком всю ночь.

Клео тосковала по шпицу, изнывала от желания прикоснуться к нему. Она совершенно не винила его в том, что он не пришел сегодня, она не вспоминала Чука, потому что необычный огонь, разожженный Цезарем, доводил ее до обморочного состояния. Цезарь разбудил в ней те темные, могучие силы душевного хаоса, которые рождают новое сознание, позволяют открывать новые миры, новые чувства в себе.

…С утра из окон дачи Демократа доносилась красивая оркестровая музыка. Это Марианна принесла вчера своему возлюбленному старый радиоприемник, который, к огромному удовольствию Демократа, ловил только одну волну, транслировавшую классическую музыку. Так как Демократ был беден, он по-детски, даже в чем-то по-детдомовски, радовался любому проявлению щедрости.

Шпиц вышел на крыльцо и лег на живот, греясь о раскаленные солнцем доски.

— Как спалось на цепи? — любезно спросил он Чука, всячески показывая, что вчерашняя дуэль стерлась из его памяти.

Чук отвернулся и стал разглядывать тот участок дачи, куда не проникал солнечный свет. Лес там был как настоящий, многие даже думали, что там и забора-то нет, и участков. Но там была и калитка, и другие дачи, вернее, дачные «зады».

— Твоя пассия вот тоже мается на цепи вторые сутки, — вздохнул шпиц, — даже не знаю, как ей помочь.

Чук напряг уши и развернул их к Цезарю.

— Пробраться-то я на участок могу, но против цепей я, брат, бессилен. А с другой стороны, женщине на цепи самое место. Шучу-шучу!

Цезарь поправил лейкопластырь на шее, встал и побежал к дороге. Скоро он скрылся в парке детского санатория. Чук не находил себе места. Фуги Баха теперь раздражали его, звон цепи болью отзывался в сердце. Он тянул цепь, пытался вырвать кольцо, вбитое в дерево, даже тащил его зубами, — ничего не помогало. И тогда в отчаянье он стал грызть звенья цепи, и вдруг понял, что они сделаны из мягкого металла. Он вставил свой клык в стык двух звеньев и нажал. Не успел затрещать зуб, как стык разъехался — достаточно, чтобы звенья разъединились.

С обрывком цепи на шее, но Чук все же был свободен! Прижав уши и хвост, пружиня на всех четырех лапах, он пробежал под окнами и рванул за калитку. Со всех ног он понесся к даче Клеопатры. Не раздумывая, он ринулся в калитку, но та оказалась запертой. Тогда он разогнался и перепрыгнул забор. (Если бы Чук задумался хоть на секунду, то понял бы, что собаке его габаритов никогда не подпрыгнуть так высоко. Но ему некогда было задумываться!) Он заметался по участку, увидел, как сверкает на солнце леска, по которой ездит конец цепочки, а сама цепочка уходит куда-то в кусты флоксов и смородины. Чук перемахнул через них и приземлился на Клеопатру.

— Что же ты не позвала на помощь? — спросил он.

Клео пожала плечом, отряхнулась, потупилась.

— Сейчас я тебе помогу, я умею, я справлюсь, — засуетился Чук.

Он приноровился и повторил фокус с разжиманием звеньев, правда, на этот раз вместе с колечком цепочки выпал на траву и его многострадальный клык. Чук махнул лапой и сказал, что так даже удобнее выкусывать блох.

Клео была свободна. Она сдержанно лизнула Чука в нос, и они побежали задами к потайной калитке и, миновав несколько дач, оказались напротив входа в детский санаторий. На ступеньках санатория шелестела опавшая листва, ветер носил ее по аллее и по детской площадке. Два обшарпанных льва с отбитыми носами смотрели на них сверху вниз. Чук и Клео не стремились в общество себе подобных, они были изгоями, но они были свободными. И понимали, какое это счастье — быть свободными!

Вдруг в высоком проеме окна усадьбы медленно проплыла тень. Очертания показались Клео знакомыми.

— Там кто-то есть, — прошептала она на ухо Чуку.

— Сейчас посмотрим, — рыкнул он и направился внутрь.

Пустынный зал пересекали полосы света. Старый паркет вонял гнилой древесиной. В дальнем углу что-то сверкнуло, Чук выждал и направился туда. В углу он обнаружил сухой топчанчик, накрытый фуфайкой. Фуфайка пахла Демократом. Это показалось странным Чуку, но еще более странным было обнаружить возле топчана фонарик и высокую стопку бумаги. Это была рукопись. Точнее, это были стихи, тысячи стихов! Кто же это тут натворил столько дел? Чук позвал Клео, и показал носом на рукописи. Клео заглянула в тот листик, который лежал сверху, и прочла вслух:

Клео прослезилась, посмотрела на Чука, развернулась и со всей своей легкостью и прытью, почти взлетая, помчалась к даче Демократа. Она даже не заметила, что схватила, убегая, листок со стихотворением.

О! Она была из тех редких собак, которые понимают, что такое поэзия! Она знала, что нет более высокой степени проявления божественного на земле, чем мысль, облеченная в стихотворение! Теперь она была уверена, что жизнь свела ее не с темной силой неведомого низкого существа, а с гением, которому небесами дано проникать в суть явлений и предметов. И она бежала к нему!

Цезарь долго и пристально смотрел на Клео, задыхающуюся от долгого бега и волнения.

— Это ты писал, я знаю… — только и сказала она.

И он показался ей огромным, великолепным, самым красивым шпицем на земле. И неважно было, что она в три раза крупнее; что она, как и ее знаменитая египетская (хоть и с некоторым кошачьим оттенком) тезка, сама эталон неземной красоты; и неважно, что она — лишь декорация к течению чужой жизни, потому что не умеет так писать.

…В старом парке, где было найдено стихотворение, прочитанное влюбленной Клео, в разрушенном особняке, посреди огромного затхлого зала сидел большой матерый пес. Он смотрел в потолок и плакал, потому что знал, что его мечта о любви и тепле теперь никогда уже не осуществится. Он увидел, как эта его мечта рассеялась, опустошив его до дна. Слеза за слезой таяли в его шерсти, но вскоре, наполнив всю шерсть до краев, потекли по морде, и на полу заалела в закатном свете лужа его слез. К вечеру Чук ослеп. Он не видел ничего перед собой, только красные и фиолетовые круги сводили его с ума своим движением. Он, неуверенно ступая, пошел на запах ночной росы, ночных мотыльков и свежесотканной от куста к кусту паутины. Потом он уперся носом в решетку ограды и повернул направо, решив, что ворота именно в той стороне. Он не пугался своей слепоты и не роптал на жизнь.

В сущности, он ничего не потерял, поэтому ему, казалось бы, нечего было и горевать. Он всего лишь — не приобрел. Разве горечь может возникнуть от того, что ты не приобрел нечто неведомое, неосязаемое? И если ты жил без счастья все свои пять лет, то, значит, без него можно жить и дальше…

Отчего же так муторно было на сердце у Чука? Отчего так невыносимо было переставлять ноги, цокать длинными когтями и загрубелыми, окостенелыми подушечками по асфальту проезжей части улицы Серафимовича? Неужели счастье так необходимо ему для продолжения жизни? Где сейчас Клео? Кто этот таинственный поэт, принесший ему столько мучений?

И вдруг он понял. Понял удивительный парадокс русской литературы: гений и злодейство — совместимы. Более того, гений не только оправдывает, но и стимулирует злодейство. Конечно, потом надо будет заплатить, но зато в этой жизни можно повеселиться и сорвать волшебные цветы, даже, если это будут цветы порока.

Вдалеке на ночной дороге зашелестела стремительно приближающаяся машина. Чук не знал, куда ему идти. Он не знал, где находится, с какой стороны дача Демократа и главреда, в какой стороне дача Клео. Он только успел повернуть голову на звук выпрыгнувшего из низины автомобиля, и большая темная сила увлекла его в небытие, выключив все звуки и движение жизни, в которой не каждому удается встретить счастье.