"У Великой реки. Битва" - читать интересную книгу автора (Круз Андрей)

ГЛАВА 7, в которой путешественники продолжают движение по реке, в ходе оного многих встречают и видят, а герой впервые говорит с Машей на личные темы

Наутро мы все же блеснули внутренней дисциплиной, и едва первые лучи рассветного солнца упали на речной плес, заиграв багровыми отблесками на мелкой ряби, гонимой утренним ветерком, наша баржа покинула затон, пыхтя дизелем, эхом отражающимся в крутом склоне, и направилась дальше. Еще два дня такого неспешного путешествия нас ожидало впереди.

Бодрствовали на барже трое – гномы и я. Маша до сих пор отсыпалась и отъедалась после магического истощения, случившегося с ней недавно, а для Лари на борту никакого занятия пока не было. Как я сказал, она даже кашеварские обязанности на себя добровольно приняла, чтобы хоть чем-то заниматься. После нескольких дней непрерывной стрельбы и беготни путешествие в относительной безопасности на борту неспешно плывущего, широкого и длинного как сельская площадь судна, было настоящим курортом.

Я даже взялся рыбачить, обнаружив в кондейке возле купеческой каюты целый набор снастей. И к полудню натаскал из воды целый садок хорошей белой рыбы, которую мы с Балином взялись чистить: уже вполне проснувшаяся Лари согласилась ее приготовить, но чистить отказалась наотрез. Маша же благополучно продолжала почивать.

Вообще чем дальше, тем больше я начинал завидовать таким вот купцам-баржевладельцам. Вся моя бродяжья натура восхищена была такой жизнью – иди себе солидно и неторопливо от города к городу, покупай товар и продавай, а днем лежи на палубе с интересной книжечкой, лови рыбу, проводи время за беседой. Считай, как на том же дирижабле путешествовать. Хотя какой там дирижабль – на дирижабле шашлыка не пожаришь, а тут на палубе мангал стоит на железном листе. А на дирижабле даже чаю не греют – водород рядом. Сухпайки да вода с соком из бутылок. А за курение так и за борт могут выкинуть. А на барже никто тебя никуда не торопит, да и торопить баржу дело дурное: больше восьми узлов она все равно не дает. Ну десять еще может показать, если на пределе сил.

Собственно говоря, покинув пристань у форта, мы покинули и пределы Тверского княжества. Дальше, верст на двести, тянулись берега Марианского герцогства, Поречного баронства и двух совсем маленьких майоратов. Такого патрулирования, как в Новых княжествах, здесь налажено не было, а двести верст – это нам почти пятнадцать часов ходу. Поэтому мы подняли из трюма «максим» и водрузили его на корме, выставив возле него короба с лентами. И не зря – к полудню из него пришлось пугнуть две какие-то лихие моторки, набитые людьми с винтовками. Они вылетели из камышей в заводи, что образовалась в устье небольшой речки. Взревели подвесными моторами, резко разогнались, поднявшись на реданы, и решительно ломанулись прямо к нам.

К такому я уже вполне был готов, сомнений в том, что следует делать, не испытывал – и дал очередь патронов на двадцать прямо по их курсу. Не ожидавшие наличия пулемета на гражданской посудине преследователи, недолго думая, завалились в расходящиеся виражи и через пару минут бесследно исчезли там, откуда появились. Разбойнички. Точнее, речные пираты. А пулемет иметь в хозяйстве очень полезно, как я и полагал.

Еще чем река хороша, особенно такая широкая, как Великая, так это тем, что скрытно подобраться к тебе невозможно. Ширина ее в этом месте уже километра три, от берега до берега раскинулась совсем плоская серебристая водная лента, на которой каждая лодка как прыщ на лбу. Это не через лес на открытой машине катить, ожидая, что из-за куста на тебя лешак прыгнет. Кстати о лешаках: с лешим их не путайте. Леший – это бес лесной, нечисть, владеющая магией, а лешак – это просто смесь крысы с уродливой обезьяной и со средней величины обезьяну габаритами, сплошь покрытый свалявшейся шерстью, и он хищник. Хоть и дрянь порядочная, хуже любого лешего, и охотится исключительно из засад и в стае.

Часа в три случилась интересная встреча – навстречу нам полным ходом прошел монитор под ярославским флагом в сопровождении аж трех сторожевиков. На носу его витыми бронзовыми накладными буквами было выведено: «Князь Олег». Надо же, самый новый корабль ярославского флота послали на помощь. А что на помощь – в том никто не сомневается. Куда им еще идти?

Серый корпус монитора прошел метрах в ста от нас. Я разглядел внушительно длинные стволы двух четырехдюймовок, установленных в округлых башнях, спарку автоматических минометов, торчащую вертикально. Серьезная сила. Послабже, правда, чем тверские мониторы серии «Сом»,[46] но и в длину поменьше. И осадкой помельче. В любую протоку зайти способен такой корабль.

Сторожевики же окружили монитор с трех сторон, оберегая его от гипотетических неприятностей. А что, бывало и такое. Бывали случаи запуска самодельных торпед с притопленных аппаратов. Случались и речные мины, разве что не на середине фарватера. От удара торпед, кстати, года четыре назад затонул астраханский сторожевик «Стрелец», а еще двумя годами раньше на минах в русле реки Велага улегся на грунт старенький монитор «Гоплит» из того же Ярославля.

Волну корабли развели такую, что даже на палубе увесистой широкой баржи устоять было трудно. А затем опять стало тихо, разве что время от времени мы замечали рыбацкие баркасы у прибрежных деревень, да и те старались далеко от берега не отходить. Времена лихие настали, вот все и береглись. В самих деревнях на вышках за частоколами видны были дозорные, и еще заметно было, что стояли не просто так, а действительно смотрели на реку. И правильно делали, потому как кому война, а кому мать родна. Те же две моторки с вооруженными субчиками способны не только на баржи нападать.

Ближе к вечеру мы прошли ряд желтых бакенов, обозначавших границу Ярославского княжества. Качнули их своей пологой волной, усами разбегающейся от форштевня, заставив приветливо закивать нам вслед. А дальше наткнулись на малый сторожевик ярославцев, пристроившийся ближе к правому берегу. Останавливать нас никто не стал, лишь запросили о том, куда следуем. Середина фарватера – территория ничейная, по большому счету, официально задерживать никого нельзя, хоть на это правило все давно плюют с мачты. Поэтому мы лишь облегченно вздохнули, узнав, что никакой досмотр нам не грозит, равно как и проверка – до тех пор пока мы не попытаемся причалить в каком-нибудь порту. А швартовка вне порта, если она не аварийная, влечет за собой штраф, а то и тюрьму годика так на два. Такие, понимаешь, правила в наших краях. В целях борьбы с контрабандистами и прочими жуликами.

В общем, мы решили следовать через ярославскую территорию без стоянок. К неудовольствию Лари, которая что-то намерена была купить в Ярославле. Но она тоже в общем-то легко смирилась с нашим решением. Она вообще на удивление неконфликтна, хоть и одновременно с этим хулиганиста до невозможности.

Княжество растянулось изрядно, верст на пятьсот. Столицу ночью пройдем, границу пересечем ночью следующей. А уже к вечеру нового дня подойдем, если все нормально будет, к Гуляйполю. А там не зевай. И перед Гуляйполем места беспокойные, настороже всегда быть надо.

Часов в восемь вечера гномы направились спать перед ночной вахтой, а я остался в рубке наедине со штурвалами и немногочисленными приборами. Фарватер впереди ожидался несложный. Даже такой профан в судовом деле, как я, мог с ним справиться играючи, не загнав неуклюжую баржу на мель или не вогнав в берег. Хотя уже начинало темнеть.

– Чай будешь? – Вскоре заглянула в рубку Маша.

– Ну если дадут…

– Дадут, дадут, – ответила колдунья, против ожидания не добавив: «Потом догонят и еще добавят». Я бы не удержался.

Она просто вышла на палубу, а затем вернулась с двумя большими парящими кружками.

– Думала тебе твоих ночных травок подсыпать, но ты вроде говорил, что они еще и взбадривают…

– Верно. Сон сгоняют, а мне только до двух ночи вахту сидеть. Поэтому лучше не сгонять.

– Я с тобой посижу?

Вместо ответа я лишь похлопал рукой по кожаному сиденью соседнего высокого кресла.

– Лари на пулемете?

– Да, – кивнула Маша. – Она обещала за кормой присмотреть.

Корму – как свою, так и баржи – ни за что нельзя ночью без присмотра оставлять. Это только днем далеко назад видно, стоит из рубки выглянуть. А ночью… сколько раз такое было, что речные лихие люди разглядят, что отдельного дозорного сзади нет, и догоняют потихоньку, скрытые сперва темнотой, а потом и высоким бортом. А когда они уже близко, взять на прицел выходы из рубки и трюма проблемы нет. И все, считай, что баржа захвачена, а те, кто на ней, – покойники или в рабство проданы. Поэтому специально для кормовой вахты оборудовано заглубленное гнездо в палубе, с тентом сверху, и на каждой барже ночью в нем по человеку сидит. Всегда, если жить не надоело.

– Ну если уж Лари обещала, то можем не беспокоиться, – кивнул я.

– Как ты думаешь, кто она такая?

– В смысле? – переспросил я.

– Не верится мне, что она просто вечная любовница и светская львица. Недоговаривает она что-то.

– Ты ее проверяла?

Это уже серьезное заявление. Одно дело, если просто один человек о другом говорит, что тот неискренен, и совсем другое дело, когда говорит сильный колдун, или колдунья, как в нашем случае.

– Проверяла. Лгать она не лжет. Вообще. Но есть что-то, о чем она не считает нужным рассказывать.

– Ну милая моя… – протянул я. – У меня тоже полно такого в жизни, о чем совсем рассказывать не хочется.

– Естественно, – кивнула Маша. – Я ее ни в чем плохом не подозреваю. Я даже пугаться ее перестала. Но есть у меня ощущение, что не она с нами, а мы с ней. Как будто она тут главная и знает больше нас всех, вместе взятых, о том деле, которым мы занимаемся.

– И выводы?

Мне надоело ходить вокруг да около.

– Она тоже охотится, – ответила Маша, отпив чаю. – Или на Пантелея, или еще на кого-то. Может, даже на самого Ашмаи, не к ночи будь помянут.

Она даже сплюнула три раза при упоминании имени лича.

– Возможно, – согласился я. – Я уже подумывал об этом. Очень уж она для обычной авантюристки, пусть даже не человека… Ну как сказать…

Я щелкнул пальцами, силясь подобрать определение.

– Совершенна?

– Именно!

Как ни странно, но именно это слово описывало Лари лучше всего. В бою она меня, опытного солдата и охотника, затыкала за пояс одной левой. Умение заплетать мозги любому гуманоидному существу прекрасно уживалось с удивительно трезвым и логичным умом. Красота в любую минуту могла смениться маской демона, а маска – непринужденным изяществом ее женственности. Плюс не следовало забывать о том, кто же она по происхождению – тифлинг из рода бойцов-полудемонов.

– Согласен, – еще раз кивнул. – Но я ее не опасаюсь. А ты?

– Я тоже, – ответила Маша. – Просто у нее целей в нашем походе больше, чем кажется на первый взгляд. А ты мне вот что скажи…

Она слегка задумалась, отпила чаю.

– Что сказать?

– А ко мне ты как относишься?

– Прекрасно отношусь, а что?

– Я не о том… – Она помахала ладонью, чуть раздраженно. – Как к женщине ты ко мне как относишься?

– Дурацкий вопрос.

– Это почему? – возмутилась Маша, подскочив на месте.

– По кочану, – отрезал я. – Ты в зеркало смотришься? А если смотришься, то скажи – как к тебе можно относиться?

– Ну-у… – вполне искренне задумалась она. – Даже не знаю. Ты скажи!

– Мил-моя, да ты же самая красивая колдунья во всем Великоречье.

Я, кстати, ни капли не врал и действительно так считал. И не только колдунья, Маша у нас вообще девушка красивая, о чем тут спорить? Похоже только, что она сама об этом никогда не задумывалась. Кстати, у колдуний такое бывает – им не до кавалеров, комплименты делающих, а кавалеры их десятой дорогой обходят. Опасаются, да и просто думают, что на кой демон они, такие простые, таким продвинутым колдуньям нужны? И остаются колдуньи, даже самые симпатичные, чаще всего мужским вниманием не охваченными.

– Да ладно! – отмахнулась она. – Скажешь тоже, самая…

Она даже засмеялась, но не совсем искренне. Возможно, что и вправду поверила. А может, и нет. Но это уже ее проблемы, я со своей стороны был очень даже искренним. Красивая она девка, без всяких сомнений. Сиди мы не в двух высоких креслах, отстоящих друг от друга, а на лавке – я бы уже поближе придвинулся в неясном томлении. А так не получится. Остается держать руки у штурвала да чай попивать, ею заваренный.

– Ладно, это ты комплимент моей внешности сказал. А что же ты на нее так вяло реагируешь?

– Почему вяло? – ответил я тяжелой глупостью на столь прямолинейный вопрос.

– Не знаю, почему вяло! – ехидно ответила она. – Говоришь, красивая, а сам или на зад Лари таращишься, или игнорируешь меня, как гладкое место.

После этого заявления Маша закинула руки за голову, скрестив ладони на затылке, сильно потянулась, так что толстый свитер, накинутый к вечеру, вдруг резко очертил ее высокую грудь. Я лишь слюну сглотнул. Правда ведь, красивая девка. И как я раньше о ней не думал? Думал, если честно, но как-то неконкретно. Разве что на ее виляющий перед моими глазами зад уставился – еще тогда, в гостинице, на лестнице. Единственная грешная мысль на ее счет.

Я уже открыл рот, чтобы сказать очередную неуместную глупость, но она сказала:

– Кто-то впереди.

Я перевел взгляд с ее бюста на реку впереди, всмотрелся. Огоньков нет, кроме нашего. Зато есть взгляды, на наш носовой фонарь направленные. Откуда-то издалека, очень настороженные. С эмоциями взгляды. Но фонарь у нас желтый – видно, что купец. Желтый носовой – это торговцы или рыбаки. Мы его в девять вечера зажгли. Неохота светиться на все окрестности в такие времена, но приходится – хуже намного в темноте налететь на кого-то. Широка Великая, но сталкиваются на ней регулярно. То заснув, то напившись, то по дури.

– Пойду Лари предупрежу, – сказала Маша и выбежала из рубки.

Я тоже подтянул к себе поближе свой СВТ-К, проверил, как выставлены барабанчики на двукратном прицеле. Мало ли кто нам навстречу катит. Под торговца кто угодно замаскироваться может. Мы, например. Какие из нас торговцы-то?

Встречные суда приближались, взгляды я ощущал все лучше и лучше. Наверняка гадают, кто им навстречу идет. Все здесь так всегда. И на реке оживленно, и каждый друг друга опасается.

А что делать, если Великая стала хребтом всей местной цивилизации? Все к ней стремится, все на ней происходит. Из многих земель единственный путь в обход Хребтов да Болот – по ее притокам. А уж как на ее берегах все смешалось… И кто только на них не смешался. Двести лет прошло, как наш народ сюда провалился, а порядок навести не получается. Ладно бы провалилось несколько областей целиком, а то и города-то кусочками. И расстояния все изменились. От Твери до Ярославля, если картам Старого мира верить, по реке было под четыреста верст, а теперь эта дистанция до тысячи вымахала. Впрочем, сама Волга, которая с Итилем вместе Великую образовала, была всего три с половиной тысячи километров от истока до Каспийского моря, а теперь она растянулась на шесть тысяч с лишним, забегая в тропики, куда утащило Астраханское княжество. Раньше арбузы были астраханскими, если верить книжкам о Старом мире, а теперь ананасы. Впрочем, арбузы там тоже растут хорошо. А дальше – только Южный океан с многочисленными островами.

Вскоре со стороны встречных судов послышался пока еще негромкий, но уверенный и размеренный стук низкооборотных дизелей. Это баржи, широкие и неторопливые, вроде нашей. По крайней мере, не пираты, хоть от иных купцов неприятностей неменьших можно ждать. Впрочем, почему без ходовых огней? Приличные люди так не ходят по Великой.

Снова заглянула в рубку Маша, схватила бинокль с крючка, приложила к глазам. Я почувствовал легкое истечение Силы от нее… Чего это она задумала? Но спросил о другом:

– А что ты в такой темноте рассмотреть намерена?

– А я не в темноте… – пробормотала она. – Я «Кошачий глаз» активировала.

Вот что за заклинание я почувствовал. «Кошачий глаз» позволяет все видеть в любой тьме, только в черно-белом цвете. Но только с таким заклятием можно смотреть в бинокль, любые другие с оптикой не работают.

– И кто там?

– Две баржи. На обеих люди на палубе. Или не люди, но ты меня понял… Несколько стоят, смотрят в нашу сторону. У всех винтовки, – быстро перечислила она все, что ей открылось. – И сидит целая толпа, я головы вижу.

– Нападать собираются, как думаешь?

– Непохоже, – ответила она.

– Работорговцы?

– Ой… ты почему так решил? – резко обернулась она ко мне, чуть не выронив бинокль.

– Если несколько с винтовками стоят, а много сидит на палубе, и это все ночью, то наверняка рабов везут. Такие суда днем в протоках отсиживаются, а движутся только по ночам, когда патрули неактивны, – объяснил я ей.

– Ой… а ведь похоже!

Она опять прижала к глазам бинокль, а я пожалел, что не выпил своего чаю для ночного зрения.

– Маш, буди гномов.

– Напасть хочешь? – удивилась она.

– Нет, не получится. Но что-то сделать надо: работорговцы в княжестве вне закона. Хотя бы патрульным дать знать. Буди, посоветуемся.

Она лишь кивнула, отдала мне бинокль и выбежала из рубки. Я услышал, как простучали по ступенькам трапа, ведущего вниз, ее ботинки. А я задумался так, что мозги закипели. Что делать?

Мало кого я ненавижу так, как работорговцев. В Старых княжествах это нормально, на любом большом базаре есть шатры этой малопочтенной публики. А в Новых княжествах рассудили так: «Мы в ваши дела не лезем, но и вы нам со своими не попадайтесь». И объявили работорговцев вне закона. Тем бы фарватеры ярославские, тверские да казанские обходить десятой дорогой, – да как обойдешь? Река не море, а государства пришлых воткнулись на этой земле, чередуясь с аборигенскими царствами. Середина реки нейтральна, да кто об этом печется? Не пойдут же с теми же пограничниками разбираться за то, что остановили для досмотра в неположенном месте. Послать дело недолгое. Да и как узнаешь, что на середине реки остановили, если на второй день весь экипаж баржи в петле болтается?

Вот и приходится работорговцам подчас пересекать территории Новых княжеств по ночам, крадучись и скрываясь. В многочисленных притоках они заранее оборудуют логова, где прячутся днем, а идут по ночам: все равно к этому времени патрульные силы на реке сокращаются и стягиваются поближе к своим базам – на их оборону от ночных тварей.

Эх, демон темный, и нет на этой барже дальней связи… Роскошь, конечно, такие амулеты с преобразователями ставятся разве что на ведущих судах купеческих караванов, но как бы сейчас пригодилась… Вызвали бы пограничников ярославских да и заложили им рабский караван. Но чего нет, того нет. Что еще можем сделать? Обогнать не получится. Скорости у нас одинаковы. Значит, и предупредить кого-то перед ними не выйдет. Что еще? Дойдем до самого Ярославля уже к утру, к тому времени работорговцы спрячутся в каком-то логове – и ищи-свищи их потом.

Снова в рубку забежала Маша.

– Разбудила? – обернулся я к ней.

– Нет! У меня идея!

– Что за идея?

Хоть у кого-то идея, и то хорошо. А то у меня ни единой, просто хоть шаром покати в башке.

– Рассказывай, не томи.

– А что тут рассказывать… – сказала она, разминая кисти рук. – Просто посмотри.

Она вышла на палубу, раскинула руки в стороны и запрокинула голову так, что подбородок задрался вверх. Затем руки поднялись вверх, опустились вперед, сходясь в ладонях. Я почувствовал мощнейшую волну колдовства, причем колдовства злого, тяжелого, черного. У нее между ладонями начал собираться небольшой сгусток тьмы, от которого несло такой злобой, что меня мороз по коже подрал и дыхание сперло. Что же она такое задумала?

Маша прошептала какое-то заклинание, и тьма, превратившись в крошечное облачко, бесшумно сорвалась с ее рук и поплыла в сторону уже поравнявшегося с нами каравана, все еще невидимого в темноте. Лишь звук дизелей доносился по воде, да взгляды я по-прежнему ощущал всей кожей.

Когда ночная тьма поглотила сгусток тьмы волшебной, Маша с резким выдохом опустила руки, после чего довольным голосом сказала:

– Все, теперь никуда не денутся. Поймают их завтра, как бы ни прятались.

– А что ты сделала? – не понял я.

– Метку им сделала. Знаешь, что за облако было? Чистое Зло. Оно сядет на их суда и будет так фонить, что завтра их первый же патруль простейшим магическим детектором засечет. Остановят, полезут обыскивать… а дальше все понятно.

– Ну точно… – сообразив, махнул я рукой. – У патрулей же на любую магию Зла детекторы и право обыскать. А метку твою я до сих пор чувствую, без всяких детекторов.

– А ты думал! Стараюсь, – усмехнулась колдунья.

Действительно, мертвая и холодная аура ее заклинания до сих пор доносилась до меня откуда-то из темноты. Хорошо, если у них своих магов или чувствительных вроде меня нет. Хотя… даже если и есть, то что сделают? Такую метку может снять колдун, по силам не хуже того, кто ее поставил. А по силам с Машей равняться трудно. По знаниям можно, верно, а вот по силе – сомнительно. Останется им либо баржи свои бросать, либо ждать, когда метка развеется. А такая, как у них, развеиваться не одну неделю будет.

В рубку неожиданно заглянула Лари.

– Маш, пойдем, со мной посидишь, – улыбнувшись, заявила она.

– Это зачем? – слегка насторожилась Маша.

Хоть демонесса в последние дни издеваться над ней прекратила, но Маша все еще от нее шарахалась.

– Плещется что-то за кормой. И плывет следом. Прощупаешь, что это такое, – сказала демонесса.

– Ага, иду, – засуетилась Маша.

– Ружье возьми, – сказал я ей, кивнув на один из двух двуствольных «огрызков», висящих на крючках в рубке в комплекте с патронташами. – Мало ли чего, вдруг пригодится.

Маша кивнула и повесила на плечо ружье с патронташем. Если уж Лари что-то подобное заявляет, дело и впрямь может быть серьезным. А вдвоем они, пожалуй, с любым делом справятся, тут я спокоен. Не приведи боги с двумя этими девицами на узкой дорожке столкнуться, демоном и ведьмой. Лари, кстати, вторую двустволку взяла. Правильно сделала.

Женщины ушли, а я опять остался в будке наедине со штурвалом и скупо подсвеченными приборами. Броневые заслонки на переднем окне рубки были раздвинуты, с реки тянуло свежестью и прохладой. Полная луна висела прямо перед глазами огромным белым кругом, заляпанным расплывчатыми серыми пятнами, и лунная дорожка тянулась по покрытой рябью воде прямо от нее к нам, словно приглашая нас подплыть поближе воткнуться в нее носом.

Река была пустынна, тиха, лишь расходился по ее поверхности во все стороны ленивый перестук нашего медленного дизеля. Плескалась у борта мелкая волна, колотясь в обшивку, штурвал под руками слегка вибрировал, у головы слегка покачивалась ручка гудка и свистка, подсоединенного к баллону со сжатым воздухом.

Я посмотрел на хронометр – оставалось еще больше двух часов вахты. Но сна еще ни в одном глазу, и вообще, вести баржу по широкой тихой реке – чистое удовольствие. Фарватер здесь был несложный, хоть и не отмеченный буйками. Глубоко было почти что до самого правого берега, да и к левому с нашей осадкой мы могли бы подойти метров на пятьдесят. А на середине Великой глубины хватало и для морского астраханского броненосца.

Опять вошла в рубку Маша, но не села в кресло, а встала совсем рядом со мной. Так близко, что я ощутил исходящее от нее тепло.

– Что там было?

– Гигантский сом за нами увязался почему-то, – ответила она.

– Это ерунда, все равно не нападет, – махнул я рукой. – Если к нему специально не нырнуть. Просто чем-то заинтересовали.

Я словно невзначай обнял ее за талию, чуть притянул к себе, ощутив, какое теплое и упругое у нее бедро. Она не отстранилась, а просто обняла меня за плечи обеими руками, замерев. Затем шепнула:

– Не отвлекайся от штурвала, никуда я не денусь. А с тобой постою.