"Чудовы луга" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Ярослава, Штайн Анна)

6

Взрывы хохота Ласточка услышала еще из коридора. Отворила дверь — смех и болтовня стали слышны громче, к ним прибавилось характерное позвякивание кружек. Ласточка прошла мимо исходящих паром котлов, где постоянно грелась вода, к большому столу, у дальнего угла которого собралась компания. Правда, рассмотреть ее подробно пока не удалось — посудомойка Лия загораживала обзор обширной кормой, украшенной крахмальным бантом. Корма соблазнительно покачивалась туда-сюда, бант покачивался вместе с ней. Ишь ты, праздничный передник надела.

Саму Ласточку никто еще не заметил

— … поплясать-то, небось, любишь, да? Вот я в твои годы плясала так, что подметки горели! Я б и сейчас…

— Да какие твои годы, теть Лия, — донесся знакомый басок. — Я б с тобой сплясал хоть сей момент!

Грудной смех и многообещающее бульканье.

— Ну, за крепость ножек и ручек, да еще кой-чего!

Ласточка шагнула к полке с тазами и мисками, с этой точки зрения открылась следующая картина: найденыш (он соизволил представиться и объявил, что его зовут Кай. Без фамилии, без прозвища, просто Кай) вальяжно расселся за столом, положив ногу на соседнюю табуретку и упираясь кулаком в бедро. Другая рука, поддерживающая буйну голову, локтем въехала в горку гречи, насыпанной на полотняной салфетке. Конечно, перебирать крупу Кай даже не думал. За спиной его, полыхая щеками, стояла дуреха Тинь, водила гребешком по черной шевелюре и красиво раскладывала пряди по плечам. Она помалкивала, и Кай ее вроде бы не замечал, но время от времени касался щекой мелькающей сбоку руки.

Рука мелькала там то и дело, видимо, в этом месте обнаружились самые запутанные колтуны. Тетка Лия, украсившись бантом и навалившись на угол стола, потчевала «голубчика» (а заодно и себя) церковным вином из заначки. Тинь, как здоровой и малолетней, вина не предлагалось (хотя она и без вина была пьяна, судя по разъезжающемуся взгляду). Чертов найденыш все это благосклонно принимал, мурлыкал, похохатывал баском и нежился в лучах. Немытая с завтрака посуда кисла в кадушке с щелоком.

Ласточка выбрала миску побольше, налила в нее горячей воды, разбавила холодной, шагнула к столу, отпихнув табуретку, отчего нога Кая грохнулась на пол, а сам он покачнулся вперед от неожиданности. Болтовня пресеклась, Тинь побагровела еще больше и выронила гребешок. Ласточка поставила миску, принесла от буфета бутыль с уксусом, добавила уксус в воду, взяла миску обеими руками и сунула ее Тинь.

— Я разбинтовала Дерка, но тебя мы не дождались. Давай-ка, милая, выполняй свои обязанности, а посиделки с винишком будете устраивать вечером, после смены.

Тинь охнула, схватила миску, плеснув себе на грудь, и опрометью вынеслась с кухни. Хлопнула дверь. Гребешок остался лежать на полу.

— Подними, — велела Ласточка Каю. — Вернешь девушке потом.

На скулах у мальчишки проступили красные пятна. Он быстро нагнулся, подхватил гребешок и попытался было вскочить:

— Я сейчас верну!

Но был повергнут на табуретку точным толчком ладонью.

— Где перебранная крупа? Не вижу. Ты всю больницу оставляешь голодной, Кай. Сейчас придет кухарка, и что она засыплет в котел? Корм для кур?

— Экая ты суровая сегодня, — пробормотала Лия, сгребая со стола кувшинчик и стаканчики. — Еще ногами потопай. Налетела, раскричалась… не с той ноги встала, что ли?

Кай закатил глаза и скорчил рожу, адресуя ее через плечо Ласточки сообщнице Лие. Та фыркнула согл асно.

Криво ухмыльнувшись, мальчишка спрятал гребешок за пазуху. Рубаха на нем была низко расстегнута, чтобы показать обмотанную бинтами грудь. Как будто Тинь с Лией не знали, что это вовсе не боевые раны, а сломанные в пьяной драчке ребра… или по какому там случаю парня отпинали?..

— У тебя шестая четверти, чтобы перебрать десять фунтов гречи, — железным тоном сообщила Ласточка Каю.

— А если не успею? — противным голосом осведомился он. — Я, знаешь ли, не научен в крупе копаться. Сыпал в котелок какая имелась, не перебирая. Мой рыцарь ел и нахваливал!

Ласточка помолчала, рассматривая наглеца. Про рыцаря она слышала впервые. Впрочем… на Кая она уже нагляделась, и могла сказать следующее — он не подмастерье и не наемный работник. Руки не те, и повадки не те. На оруженосца он тоже не тянул — опять, не те руки. Хотя черт его знает… Что можно было сказать точно — Кай, скорее всего, не из простецов по крови. Он не просто смазлив, смазливых среди юношей немало. У него лицо как нарисованное, четкое, чистое, ни единой неверной черты. Профиль — так вообще на монету просится. Не дареная кровь (которую Ласточка видела пару раз в жизни, да и то издали), но все едино — порода. Может, кстати, бастардик. Как их там называют… маркадо. Нет, даже не маркадо, у тех хоть что-то от дареной крови осталось, волосы там яркие или глаза. Кай же…

Какое мне до этого дело?

— Своего рыцаря, если он у тебя действительно есть, ты можешь кормить хоть отбросами. — Раздражение, которое Ласточка только что крепко держала в узде, вдруг вырвалось и взбрыкнуло. — Кормить дрянью моих больных я не позволю. Не успеешь — будешь сидеть до ночи, пока все не переберешь. Некормленый!

Ух, как полыхнули зеленые глаза!

— Мой рыцарь не питался отбросами! Мой рыцарь сиживал за столами лордов, куда тебя на порог не пустят!

Ласточка дернула плечом и отошла к котлам. Налила кипятка в большую кружку, сама не зная зачем. Работа всегда ее успокаивала, но на кухне ей нечего было искать, только вот — заставить наглого найденыша заняться делом.

— И кто ты такая вообще, чтобы здесь командовать? — не унимался Кай. Что-то его сильно задело. — Самая главная шишка в госпитале, да? «Мои больные! Не позволю!» — он опять скорчил рожу. — А какого черта вы покупаете крупу, которую надо перебирать?

— Не трепи языком, а делай, что велят, — сказала Ласточка, поворачиваясь к нему. — С тобой не посоветовались, когда закупались. Я тебя не спрашиваю, где был твой драгоценный рыцарь, когда ты валялся в канаве.

— На небесах мой рыцарь! — Кай стиснул кулаки.

— Не ты ли его туда отправил?

Крак!

Что-то щелкнуло, шелестнуло — Бац! — и у Ласточки в руках вдруг полегчало.

Она ошалело уставилась на ручку от чашки, зажатую в пальцах.

У края ласточкиного подола, на дощатом полу, среди осколков лежал треснувший от удара ледяной цилиндрик. Тот, что пару мгновений назад был кипятком в кружке.

Пальцы свело. Ласточка стиснула зубы. У нее в голове какая-то другая Ласточка панически визжала, махала руками и убегала прочь из кухни, подобрав повыше юбки, как от крыс.

Убегала, убегала… Выдохнули!

Она подняла глаза на мальчишку. Тот тоже смотрел на лед, вытаращив глаза. Лицо у него стало совсем детское и напуганное.

Бросила взгляд на Лию — та как раз поворачивалась от кадушки. Медленно, как во сне.

Выдохнули.

Ласточка действительно выдохнула — шумно и резко. Два шага к Каю — он растерянно моргал. Крепко схватила его за ухо.

— Пойдем, — голос сделался как чужой. Она потянула руку, поднимая мальчишку с табурета. — Расскажешь…

— И что тут у тебя? — Мэлвир оглядел старательно замощенное начало переправы через болота. На сухом месте были огромной кучей свалены обрубки ветвей и их уже потихоньку растаскивали для костров.

Двое солдат с чертыханиями волокли обтесанное бревно, взрывая дерновый покров.

— А вот, полюбуйся, — Марк постегал по голенищу сапога обломанным ивовым прутом. — Глянь. Вон там, дальше.

У ног рыцаря чинно сидел его пес, здоровенный Малыш, из тех белых урсино, что разводились Маренгами специально для войны. У Малыша была морда сундуком, меланхоличные глаза с красными подкружьями и добрый нрав. В бою Мэлвир этих псов пока еще не видел.

Соледаго прошагал по свежему настилу — местами в стыках выплескивалась вода, но бревна лежали ровно — посмотрел и выругался сам.

Середина свежеположенного настила была тщательно разобрана — словно испарилась. Просто прореха в деревянном полотне. Немаленькая, шагов двадцать. И никаких следов.

— Выглядит так, будто кто-то нашу дорогу попросту украл, — Мэлвир нахмурил брови. — Кто-то, кто умеет ходить по трясине. Не могла же она затонуть. Со стороны лагеря никто не пройдет — собаки.

— Собаки ночью беспокоились, — Марк постепенно делался все мрачнее.

— И?

— И ничего.

— Кто дежурил?

— Ищут. Смена с утра их не нашла. А мне додумались доложить недавно, раззявы.

— Чьи люди стояли в карауле?

— Мои, — подошел десятник из марковых людей, немолодой уже, с помятым после бессонной ночи лицом.

— Докладывайте. И подробно.

Мэлвир не терпел, когда его дергали по пустякам. Краденая дорога — не пустяк.

Он бесстрастно смотрел на хинета, имени которого не помнил. В густом ельнике справа от болота сухо стучали топоры, перекликались солдаты. Рухнуло дерево, треща сучьями. Марк дернулся на шум, потом опомнился, зло сплюнул прямо в ржавую болотную траву.

— Посты стояли как обычно, — неохотно, но обстоятельно начал десятник. — За охрану гати отвечал Ливьяно. Три костра, перекличка голосом — как всегда. Смена четырежды за ночь. Наша очередь была с середины первой четверти.

— И?

— По словам моих людей, последняя смена пришла под утро, все было в порядке. Утренняя стража обнаружила, что два поста пропали, — хинет докладывал спокойно, смотрел Мэлвиру в глаза. — Вместе с дорогой.

— Улетели, — зло сказал Марк. — По воздуху. Вы чем тут смотрите, слеподырые! Разбойники могли подойти какой-нибудь тайной тропой. Что, думаете, раз гать от леса весь лагерь прикрывает, так можно на посту дрыхнуть? Где четверо человек! Дезертировали? Убиты? Почему мне сразу не доложили?

— Поверял обстановку, — виновато сказал хинет. — Хотел сам убедиться.

— Вот! Ты видел! — Марк обернулся к Мэлвиру, схватил за плечо. — А перед этим Ливьяно тоже сходил и проверил. В итоге скоро полдень, а мы стоим тут и видим вместо дороги дырку в жопе. Которую провертели за ночь. Да по воде каждый звук слышен!

— Дождь ночью был, туман. Костры еле видно, звуки глохнут. Осень, сэн Марк.

— Да хоть к чертовой матери зима!

— Я полагаю, стоит пустить на поиски собак, — предложил Мэлвир. — А что говорят проводники?

— А что они могут говорить? — неожиданно зло сказал хинет, вперившись в начальство темными глазами. — Говорят, что сэн Соледаго зря кобылий череп разбил. Что Шиммель гневается и болотных духов насылает. Что трясина всех пожрет, рано или поздно.

— Так, — сказал Мэлвир.

Потом замолчал. Надолго.

Краем глаза Кай видел, что пришлые найлы стоят чуть поодаль от вопящей и беснующейся толпы, спокойные, собранные. Никто даже к мечу не притронулся — их не волновали разозленные крестьяне.

Черные чуть раскосые глаза не отрывались от страшных чуд на мостках.

«Они, там на севере, любят все волшебное. Чудеса. Ты хотел посмотреть на мою звезду, Лайго? Она светит зеленым, как гнилушки в осоке»

Кай нарочито отвернулся от свалки, не беспокоясь, кто прикроет его спину. Прикроют.

Маленькие тягали его за плащ, за ремешки на сапогах, скрипели и верещали по-своему. Он понимал с пятого на десятое.

Беспокоятся, боятся, любят его, хотят предупредить…

Все лето они помогали его людям проскальзывать сквозь пальцы лорда Раделя, уводили тайными тропами, заставляли сами болота расступаться и заплетали ветки бузины в узлы, от которых шарахались и не шли дальше рыцарские кони.

«Видел ли ты когда-нибудь такое в своей Леуте, Лайго Горностай? Я болотный лорд. Это моя земля. Ее стерегут кобыльи головы. Смотри.»

Чуд оставил встопорщенные нитки шитья, гладил черные каевы волосы, перебирал пальчиками, чирикал. Острые птичьи ноготки цепляли слипшиеся пряди.

Они вечно вплетали ему в шевелюру всякую дрянь: перья, обрывки лент, дырявые камни. А узлы, завязанные болотным народцем, не распутать — только остричь. Он так и ходил, как языческий идол с причудливой прической.

Сын Шиммеля.

— Тасцццятцца, едут! — защелкал чуд на его руках, сжав кулачки. — Цинят! Мы сцццломали бревныцццки.

Армия на границе болот. Чума был прав, говоря, что они вернутся осенью.

Кай почувствовал холод в груди, как всегда в минуты опасности. Захотелось бросить чуденыша обратно в трясину, вывести Стрелку из-под навеса и кинуться в крепость за советом и помощью.

Ну уж дудки!

Я — болотный лорд.

— Много их?

— Ццц! — чуд развел шероховатыми лапками, растопырив их в стороны, насколько мог.

— Больше, чем летом?

— Больце, больце! Тасцятца! Лыццари! Коцецки на флацццках! С крылыцццками!

Его люди окриками и угрозами погнали селян по улице, загоняя по домам.

Ну приходи, Радель. Поиграем. Пока не выпадет первый снег.

Твое — то, что ты можешь удержать.

Летом у него было меньше людей. Летом он еще многого не умел.

Кай осторожно отцепил от себя чуденыша, поставил на мостки. Покопался в поясной сумке, сыпанул горсть стеклянных бусин прямо на доски — маленькие кинулись, началась свалка, шипение. Так гуси дерутся из за хлебной горбушки.

Раздавать поровну все равно бесполезно, вечно они сварятся из-за ерундовых цацек.

Он больше не обращал внимания на болотную нечисть, постоял немного, старательно дыша носом.

Армия на границе болот. Птица с кошачьей головой на знамени, камана — это значит, что король прислал свои войска. Вернее, лорд-тень.

Как много чести.

Он пошел к навесу, под которым стояли лошади. За спиной все еще пищали и дрались за цветные бусины. Белогривая Стрелка узнала хозяина, дернула головой, фыркнула. Кай похлопал кобылу по шее, ткнулся лбом в теплый нос.

Глаза застило туманом, он переглотнул, пытаясь обуздать свою силу. Заставил себя дышать ровнее.

Мысли блуждали, он подумал, хорошо, что успели с восстановлением стены, походя подсчитывал верных людей, припомнилась карта и алые точки укрепленных лесных фортов, извилистая линия границы.

Разведка. План действий. А потом война.

Он рявкнул свите, чтобы те седлали и выметались.

Вспомнил злой взгляд девицы, поморщился.

Повычистить бы тут…все… да жратва нужна. Недолго сдерживал их ненависть залитый дегтем труп раделева капитана на сельской площади.

Я пришлю вам новый. И немного тепла хмурым осенним утром.

Перед тем, как сесть в седло, он запалил от еле тлеющих углей факел и швырнул его в сарай, на ворох сена.

А чтобы помнили свое место.

Найлы обступили Кая непроницаемой стеной.

Лайго придержал ему стремя.