"Ремесло" - читать интересную книгу автора (Довалтов Сергей)Вертикальный городТаллинн называют искусственным, кукольным, бутафорским. Я жил там и знаю, что все это настоящее. Значит, для Таллинна естественно быть чуточку искусственным… Эстонскую культуру называют внешней. Что ж, и на том спасибо. А ругают внешнюю культуру, я думаю, именно потому, что ее так заметно не хватает гостям эстонской столицы. В Эстонии – нарядные дети. В Эстонии нет бездомных собак. В Эстонии можно увидеть такелажников, пьющих шерри-бренди из крошечных рюмок… Почему я отправился именно в Таллинн? Почему не в Москву? Почему не в Киев, где у меня есть влиятельные друзья?.. Разумные мотивы отсутствовали. Была попутная машина. Дела мои зашли в тупик. Долги, семейные неурядицы, чувство безнадежности. Мы выехали около часу дня. Двадцать шесть рублей в кармане, журналистское удостоверение, авторучка. В портфеле – смена белья. Знакомых у меня в Таллинне не было. Было два телефона, кем-то небрежно продиктованных… Мы приехали вечером. Телефонный звонок. Первая удача – есть где остановиться. Наутро я уже сидел в кабинете заместителя редактора «Молодежи Эстонии». Начал печататься как внештатный автор. Зачем работал ответственным секретарем в портовой многотиражке. Еще через месяц пригласили в отдел информации «Советской Эстонии». Материальное и гражданское положение несколько стабилизировалось. Я зарабатывал около трехсот рублей в месяц. Обучился выпивать по-западному: лимон, маслина, жалкие наперстки… Гонорарная касса работала ежедневно. Напечатался – и в тот же день получай. Но и тут я опоздал. (Злополучный шапочный разбор.) Эстонские привилегии шли на убыль. Началось с мелочей. Пропала ветчина из магазинов. Затем ввели четыре гонорарных дня. В баре Дома печати запретили торговать коньяком. Кроме этих частностей были также другие, идеологические перемены. Однако не будем забегать вперед… Это было в Таллинне. Захожу в магазин. Хочу купить застежку-молнию, спрашиваю: «Молнии есть?» «Нет». «А где ближайший магазин, в котором они продаются?» Продавец ответил: «Хельсинки…» У меня появились друзья среди таллиннской интеллигенции. Журналисты, филологи, молодые ученые. Я давал им свои рассказы. Город маленький, все друг друга знают, слухи распространяются быстро. Мне сообщили, что в издательстве ждут, когда я представлю рукопись. Я отобрал шестнадцать самых безобидных рассказов и пошел в издательство. Редактор Эльвира Кураева встретила меня чрезвычайно приветливо. Через несколько дней звонит – очень понравилось. Даем на рецензию в Тартуский университет. – А можно самому Лотману? – Вообще-то можно. Юрий Михайлович с удовольствием напишет рецензию, только я не советую. Его фамилия привлечет нежелательный интерес. Пошлем доценту Беззубову. Это очень знающий человек, специалист по творчеству Леонида Андреева. Вы любите Андреева? – Нет. Он пышный и с надрывом. Мне вся эта компания не очень-то: Горький, Андреев, Скиталец… – Неважно, Беззубов – человек широкого диапазона. – Да я не возражаю… Беззубов написал положительную рецензию. Приводить ее целиком не имеет смысла. Вот последний абзац: «С. Довлатов является зрелым писателем. Его рассказы обладают несомненными литературными достоинствами». Через три недели со мной был подписан договор – 36/ЕИ-74. О моей книжке заговорили. Руководитель издательства Аксель Тамм объявил, что это лучшая книжка у них за последние годы. В своих интервью корреспондентам газет директор «Ээсти раамат» обязательно называл мою фамилию. Чем был вызван такой успех? Ведь цену своим рассказам я знаю. Не такие уж они замечательные. Дело в литературной ситуации. Среди эстонских писателей есть очень талантливые. Например – Ветемаа, Унт, Каплинский, Ардер. На эстонском языке издается все, что они пишут. Оно и понятно, язык локальный, тиражи маленькие. Кто там услышит в Москве? Молодой эстонский поэт выпустил книгу с фаллосом на обложке. Такой обобщенный, но узнаваемый контур. Не перепутаешь… Я не хочу сказать, что это высокое творческое достижение. Просто факт, свидетельствующий о мягком цензурном режиме. Разумеется, есть и в эстонской литературе категорические табу – национальный вопрос, к примеру. И тем не менее… С русским языком дело обстоит несколько иначе. У русских авторов возможностей значительно меньше. Хотя слабая тень эстонских привилегий ложится и на них. Помимо этого, русская литературная секция в Таллинне очень малочисленна. Уже три года здесь не принимали в Союз новых членов. Поэтому мной так и заинтересовались. Гранки пришли буквально через месяц. Затем – вторая корректура. То есть по срокам нечто фантастическое!.. Позднее я узнал, что рукопись все же тормозили. У кого-то она вызывала законное недоумение. Автор почему-то ленинградец. (Я работал в Эстонии с ленинградской пропиской.) Да и тексты оказались не столь уж безобидными. В общем, тормозили… Аксель Тамм передал мне один разговор. Цензор говорит: «Довлатов критикует армию». «Где, покажите». «Это, конечно, мелочи, детали, но все же…» «Покажите хоть одну конкретную фразу». «Да вот: „На ремне у дневального болтался штык“.» «Ну и что?» «Как-то неприятно – болтался штык… Как-то легкомысленно…» Аксель Тамм не выдержал и крикнул цензору: «Штык – не член! Он не может стоять! Он болтается…» Как-то вызвал меня главный редактор: – Слушайте, кто ваши друзья в Ленинграде? – Трудно сказать. В основном, начинающие писатели, художники… А что? – Да ничего. Я тоже бог знает с кем дружу… В каких-нибудь манифестациях участвовали? – Боже упаси. – Бумаги подписывали? – Какие бумаги? – Вы меня понимаете. Разные. – Разные – никогда. – Странно. – А что такое? – Отношение к вам странное. – Объясните же наконец… – Ладно. Не переживайте. Все будет хорошо… Я ожидал верстку. Жизнь представлялась в розовом свете… Тут самое время отвлечься. Поделиться ярким эстетическим впечатлением. |
|
|