"Секрет лабиринта Гаусса" - читать интересную книгу автора (Имшенецкий Вячеслав Андреевич)

ГЛАВА 3

Дед повёл их по узенькой тропинке. За ним спешила Таня. Сзади всех плёлся Петька Жмыхин. Он шёл и ругал себя за то, что, понадеявшись на удачу, спросил деда о лабиринте Гаусса. Выдал тайну. Хорошо, если дед действительно не знает. А если знает и нарочно притворился? Тогда завтра же сообщит в город:

— Четверо подозрительных ищут лабиринт Гаусса. Время военное, и милиция сразу примет меры.

Тимка, шагавший впереди, остановился, подождал Петьку и зашептал ему на ухо:

— Не переживай. Ночью у костра Шурка наговорит деду всяких страхов. Тот забудет про все. Ей богу!

Только Шурку настропалить надо.

Шифрограмма доклада Флику.

— Ну вот, ребятки, кажется, добрались до места — Старик тростью показал на зелёные корпуса домов: — Там отдыхающие живут, а здесь, — он кивнул на крохотную бревенчатую избушку, — мои хоромы.

Наклонившись через штакетник, дед повернул вертушку, открыл калитку. Звякнула цепь. Ребята насторожились. Из-под крыльца вылезла рыжая собака. Посмотрев на гостей, зевнула во всю пасть и, дёрнув несколько раз ржавую цепь, заскулила.

— Не скули, Нарта, гостей привёл, теперь нам с тобой весело ночевать будет.

Шурка погладил Нарту. Пощупал ребра:

— Тощая больно!

— Эти дни на цепи держу. А то носится по тайге за мышами, а мне, чего греха таить, ночевать одному боязно, — дед кивнул в сторону корпусов. — Так и кажется, что оттуда кто-нибудь подкрадётся при ночной тишине.

Он открыл скрипучую дверь, вошёл в сени, что-то переставил, загремел посудой и показался на крыльце с котелком в руках.

— Идите, ребятки, познакомьтесь с моим хозяйством, а я чаек сгоношу, кашицы манной приготовлю. У меня целый стакан крупы. Куда мне одному столько. Петька шепнул Тане. Она подскочила к мешкам.

— Дедушка, у нас еда есть. Нам всякой разной наложили.

— Ваше трогать не будем — в тайге пригодится.

Таня стала помогать деду готовить ужин, а мальчики пошли осматривать хозяйство. Они завернули за угол корпуса, и Петька сразу же стал рассказывать Шурке о задуманном плане.

— Ты должен сегодня нас выручить. Понимаешь, и зря спросил про Гаусса. Дед может кому-нибудь сообщить.

— А что нужно сделать?

— Вечером рассказывай деду Игнату всякие страшные истории. Ты же их много знаешь, и говори мне подряд, чтоб он о Гауссе забыл насовсем.

Тимка подошёл вплотную и зашептал:

— Про бабку свою, которая ведьмой была, расскажи. В общем, ври, сколько сможешь.

— Почему это я вру, я завсегда правду говорю.

Поздно вечером, когда непроглядная темень поглотила горы, ребята, отведав дедовской каши, удобно расположились вокруг костра и слушали Шурку Подметкина. Сегодня он добросовестно выполнял поручение своих друзей, рассказывал такую невероятную историю, что даже у Петьки холодели от страха ноги. Дед Игнат, увлечённый рассказом, сжался в комочек. Шурка, сам пугливо глядя в темноту, шептал: — И тогда мой отец запер дверь в зимовьюшке. B темноте забрался на нары. А они-то, нары, заскрипели так жалобно, аж отцу нехорошо стало. Лежит он, а глаза в темноте не закрывает. Забоялся их закрыть. Тихо лежит, и тут показалось ему, будто под нарами кто-то притаился. Он опустил руку вниз и стал щупать, — у Шурки застучали зубы, — и нащупал человека. Отец мой заголосил, а тот не шевелится. Задушенным оказался. Отец спрыгнул с нар и хорошо сделал, потому как через оконце тянулась к нему белая рука. Отец стрелил из двустволки, а на призраке, слышь, дедушка, рубаха-то белая, заговорённая, дробь не пробивает…

Дед, трясясь телом, проговорил:

— Из винтаря надо было стрелять.

Тане стало жалко Игната Андреевича, и она, незаметно толкнув Шурку, шепнула:

— Перестань. — И громко спросила: — Дедушка, а что такое винтарь?

— Это мы так винтовку называем. У меня тоже добрая винтовочка была. Она хоть на тыщу метров любого заколдованного призрака насквозь бы взяла.

— Дедушка, а где она сейчас?

Дед Игнат обрадовался перемене разговора и с готовностью стал рассказывать о своей винтовке.

— Сейчас её у меня нету. Милиция ещё до войны отобрала. Сам виноват. По моей глупости. Подарил мне её, ребятки, один учёный, правда, из немцев. В тридцатых годах он здесь шастал. Называл себя литератором.

— Петька вздрогнул и, не веря своим ушам, спросил:

— Как, дедушка, вы его называли?

— Фамилию я не помню. Литератор да литератор. Сказки всякие любил слушать. Прилипчивый такой был, просто ужас. Расскажи то да расскажи это. Как— то услышал он про одну брошенную деревню — Жаргино называется. — Ребята затаили дыхание. — Привязался ко мне: ты, говорит, дед, старый таёжник, должен знать эту деревню. Ходил за мной, как тень и ныл — «Вспоминай, дед, вспоминай». А я этих деревень, брошенных на своём веку, перевидел, не приведи, господь, сколько, может, и Жаргино встречал, да позабыл.

— Дедушка, а зачем ему нужно было Жаргино?

— Не знаю. Может, думал, там кто и остался, и сказку ему расскажет. Какой спрос с учёного-то…

Дед потёр руки над костром:

— В общем, привёз он мне в подарок винтовку. Отдал. Вином заграничным угостил и говорит: а ты, Игнат Андреевич, составь мне карту, как попасть в Жаргино. Хотя бы, говорит, примерную. Я за картой, мол, приеду в следующий раз и пойду по ней в Жаргино. Винтарь добрый оказался. Глаза у меня разгорелись. Сходил к знакомым таёжникам. В ту пору им лет по сто было, сейчас давно в земле сырой лежат.

Дед тяжко вздохнул.

— Да-а, от старости, ребятки, не спасёшься. Лечись хошь чем. Хоть там рога-панты настаивай, хоть этот самый корень женьшень пей, все равно не уйдёшь от старости:— Помню одного…

Петька незаметно дотронулся до Тани. Она поняла.

— Дедушка, обождите, дедушка. Вы нам про винтарь рассказывали…

— А на чём я остановился?

— Вы сказали, что пошли к знакомым старикам.

— Ну вот, обошёл их всех. Кое-чего тут сам вспомнил. И посулил учёному немцу составить карту к следующему приезду. Он рад, нож мне ещё добрый подарил. А я от удовольствия пообещал проводником быть до самого Жаргино. Уехал немец, а меня сомнение взяло. Хоть мы с фашистами тогда и не воевали, зачем ему, думаю, карта. Пошёл я в милицию, а там меня же обругали, дурной головой назвали. Велели помогать литератору. Он, оказывается, за границей профессором считался, с дуру я и про винтарь ляпнул. Приехали, забрали. И велели, если немец приедет, сказать ему, что винтарь я, мол, потерял.

Дед бросил несколько хворостин в костёр:

— Но немец больше не приехал, а потом началась война.

— Дедушка, а карту вы ему составили?

— А как же. Я же слово давал. Карта, по честности говоря, неточная вышла. С чужих слов составлять хуже нет. Прямо на карте я написал, чтоб от Пихтовой шёл строго на юг.

Петька пододвинулся прямо к огню:

— И нигде, дедушка, не сворачивать?

— Почти нигде. Хребты, конечно, надо обходить. Ha карте я все указал. И спрятал её у себя в Тунке. В избушке своей под порог положил. Под дощечкой, как мы с немцем договорились, ямку выдолбил и туда спрятал. А он так и не пришёл.

— Дедушка, может, он взял, когда вас не было?

— Карта на месте, я по весне ходил в Тунку, поднял дощечку, пощупал. Трухлявая стала, а лежит.

Таня, Тимка, Шурка заёрзали на месте. Они, казалось, ошалели от сообщения сторожа. Только Петька был осторожным.

— Дедушка, а вот у Шурки в Тунке тоже родственники есть.

— А кто будет? — спросил дед.

— Мамкина сродственница, тётя Аня.

— Да что ты говоришь! По фамилии-то как будет, Михеевских или Кобелева.

— Кобелева!

— О! Да мы с тобой земляки. Я тоже Кобелев по фамилии.

Глаза у деда Игната заблестели:

— Ишь ты, родню встретил.

Петька опять вступил в разговор.

— Мы, дедушка, в Выдрино идём, по пути зайдём в Тунку. Шуркину тётю Аню попроведуем.

— Хе — попроведать. Да в Тунке-то уж никто не живёт. На фронт кто уехал, а кто на завод подался в Иркутск.

— А где же тётя Аня?

— Давно уехала с военным поездом, который раненых возит. Последний год я в Тунке один жил. Избушка моя на самом отшибе. Маленькая. В распадочке, у скалы стоит. Видел — нет? — спросил он Шурку.

— Видел, дедушка! — нагло врал Шурка.

— Так это моя и есть. Как-то туда приезжала милиция. Шпионов вроде ловить. Осмотрели пустые дома, шпионов не оказалось, а, может, кто предупредил, успели в тайгу удрать. — Ребята переглянулись. Дед продолжал: — Одному там жить стало неприятно, и собрался я к сестре Ольге ехать. А тут в самый раз удача вышла. Позвали меня этот лагерь охранять. Должность, думаю, солидная, не каждому такое предложат, запер дверь в избушке и прямиком тайгой сиганул сюда. — Он блаженно улыбнулся: Живу теперь, как король на именинах. — Дед посмотрел на блестевшую в чёрном небе высокую звезду и сладко зевнул: — Пора спать, ребятки.

Легли в сенях на тёплую медвежью шкуру. И сразу сон стал туманить сознание. Только Шурка ещё вставал, разговаривал у костра с дедом о Тунке и нудно выпрашивал волчий капкан и какую-то верёвку, и громко божился, что все отдаст на обратном пути. Таня слышала, как дед доставал с полки капкан, как снимал верёвку, натянутую через весь двор.

«Окаянный попрошайка, — подумала Таня про Шурку, — вечно что-нибудь клянчит».

И всю ночь Тане снилась почему-то верёвка: запутанная и бесконечная, похожая на таёжную тропу. И снилась война.

Утром разбудил дед Игнат:

— Вставайте, служивые, в путь-дорогу собирайтесь.

Проснулись сразу. Жмурясь от солнца, вышли на крылечко. Вчерашний костёр все ещё дымил. На красных углях стоял чайник, зелёная крышка подпрыгивала, выпуская струйки пара. За чаем дед Игнат, наклонившись вперёд, шёпотом заговорил:

— Ребятки, оставайтесь у меня на все лето, зачем вам впроголодь мыкаться по станциям. Я с директором поговорю, она добрая, меня уважает. — Дед посмотрел на зелёные корпуса. — Продукты у нас лишние есть на четыре персоны. — Он погрозил пальцем:— Только ни гу-гу. В этом году к нам в лагерь должны были приехать дети. Четыре человека. Знаменитые. В газете писалось, они немецкого шпиона выследили.

Глаза у деда засветились радостно:

— А потом прибыли в Москву. И прямо главнокомандующему докладывают: — Задание Родины выполнили. — Дед Игнат отхлебнул глоток чаю. — У нас много поначалу о них говорили. Ждали их. А они не приехали. Понятно. Знатные стали. Что им наш лагерь. Питание скудное. Одеяльца заштопанные. Обуток нет вовсе. А они, счастливцы, поди, каждый день пироги пшеничные едят, пряниками заедают.

Дед поставил кружку с чаем на землю:

— И пешком они не ходят, а разъезжают на автомобиле. Им, говорят, сам товарищ Климент Ефремович Ворошилов подарил.

Свой рассказ дед закончил неожиданно:

— Оставайтесь у меня, харчи будут. Вас как раз четверо. Хватит.

Ребята поняли, что это о них ходит такая легенда. Они поблагодарили деда Игната за гостеприимство, но оставаться отказались. Прощаясь, дед Игнат совсем растрогался и, скинув с себя заштопанную телогрейку, подарил Тане:

— Носи, девочка, на здоровье.