"Конноры и Хранители" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)

Глава 3

Марика ушла к себе задолго до окончания ужина под предлогом того, что хочет присутствовать на утренней церемонии проводов кораблей в дальнее плавание, и поэтому, чтобы выспаться, ей нужно лечь пораньше. Стэна вроде бы удовлетворило такое объяснение, он привык, что сестра много спит. Однако при прощании она прочла в его обеспокоенном взгляде невысказанный вопрос: «А не потому ли ты так много спишь в последнее время, что спишь не одна?..» Марика поспешила уйти, чтобы глаза не выдали её замешательства так же явно, как обеспокоенность брата. Небось теперь, думала она, следуя за двумя мальчиками-пажами по коридорам замка, любой из гостей и придворных, кому захочется спать слишком рано, окажется у Стэна под подозрением. Не исключено, что после ужина, он вздумает «навестить» их всех — якобы с тем, чтобы лично пожелать им доброй ночи. Но к ней он, конечно, не зайдёт. Бедный братишка, он так боится поставить её и себя в неловкое положение! И продолжает мучаться неясными подозрениями...

Марика грустно улыбнулась.

«Извини, Стэн, — подумала она. — Ах, если бы я только могла рассказать тебе всю правду!..»

Очутившись в своих покоях, Марика с помощью горничной сняла с себя все роскошные одежды и украшения, надела полупрозрачную ночную рубашку и быстро легла в постель. Между тем горничная — симпатичная девушка, года на два старше Марики, — погасила все свечи в спальне за исключением одного светильника и почтительно осведомилась:

— Вам больше ничего не нужно, госпожа?

— Нет, золотко, ступай.

— Спокойной ночи, госпожа.

— И тебе того же.

Поклонившись, горничная сделала несколько шагов в направлении двери, затем в нерешительности остановилась.

— Госпожа... — начала она и умолкла, колеблясь.

— Что ещё? — нетерпеливо спросила Марика.

— Вы не будете возражать, если я... ну, отлучусь на ночь? Я обязательно вернусь к вашему пробуждению. Обещаю!

Марика насторожилась. С такой просьбой горничная обращалась к ней не впервые. Но кто знает — вдруг это подстроенная братом ловушка? После того разговора в часовне он очень расстроен и вполне может...

Хотя нет, вряд ли. Это не в духе Стэна. С него станется устроить бурную сцену ревности, прочитать длинную и страстную нотацию о том, как должна вести себя порядочная девушка, — но пытаться поймать её на горячем, в объятиях воображаемого любовника... нет, на это он никогда не пойдёт. Он слишком сильно любит её, чтобы так унижать.

Марика подтянулась на подушках и кивнула горничной:

— Хорошо, золотко, ступай. — Она лукаво усмехнулась. — Приятных тебе развлечений.

Девушка-горничная ответила ей заговорщической улыбкой.

— И вот что, дорогуша, — продолжала Марика. — Раз тебя не будет, вели одному из стражников стать поближе к моей двери и проследить, чтобы меня никто не беспокоил. Я хочу всласть выспаться.

— Будет сделано, госпожа. — Горничная снова поклонилась и выскользнула из спальни.

После её ухода Марика провела в постели ещё четверть часа, чтобы подстраховаться на случай возвращения горничной. Но девушка так и не вернулась.

Тогда Марика встала с кровати, зажгла от пламени светильника свечу и босиком, одетая лишь в ночную рубашку из тонкой полупрозрачной ткани, вошла в гардеробную. Там она сменила свою рубашку на более короткую, надела трусики, натянула на ноги чёрные ажурные чулки и вступила в туфли на низких каблуках. Убедившись, что больше ничего не забыла, Марика проследовала в смежный со спальней кабинет.

Этот кабинет, как и все покои, раньше занимала её мать, княгиня Илона. В течении двух с половиной лет они пустовали в ожидании новой хозяйки, которой должна была стать юная княжна Лютицкая, Аньешка. Но за месяц до свадьбы со Стэном она внезапно заболела и вскоре умерла. Тяжело перенёсший эту утрату, Стэн тогда и слышать не хотел о новой невесте. Его брак с Аньешкой был предрешён, ещё когда они оба были детьми, и он настолько привык к этой мысли, что просто не мог представить на её месте другую женщину. Словно бы желая подчеркнуть, что не намерен даже обсуждать этот вопрос, Стэн предложил Марике занять апартаменты их матери. Девятилетняя девочка, не подозревавшая об истиной подоплёке решения брата, была страшно довольна, что её, наконец, признали взрослой...

В кабинете Марика зажгла три свечи в массивном серебряном канделябре посреди письменного стола, а ту, которую принесла с собой, воткнула в свободный подсвечник. В комнате стало светло и уютно.

Марика посмотрела на часы, висевшие на стене меж двух зашторенных окон. Как и большинство предметов обстановки, эти часы принадлежали её матери, и были они мало что просто странные. Их циферблат был разделён не на двенадцать, как обычно, равных частей, а на двадцать четыре — таким образом, за сутки часовая стрелка делала не два оборота, а один. Вернее, так вела себя одна из часовых стрелок — а их было две, равно как и минутных: одна пара красных, другая — чёрных. Чёрные стрелки шли точно, зато красные спешили почти в два раза: если верить им, то сутки проходили за двенадцать часов и пятьдесят четыре минуты нормального времени. Эти часы были изготовлены лет восемнадцать, а то и двадцать назад по специальному заказу княгини. Стэн считал их причудой матери, пусть и милой причудой, но бессмысленной. Точно так же думала раньше и Марика, но три с небольшим года назад она узнала, что это гораздо серьёзнее, чем просто причуда.

Красные, «неправильные» стрелки показывали без двадцати час пополудни. Марика опустилась на корточки перед шкафом, выдвинула ящик с двойной задней стенкой и после нескольких осторожных манипуляций достала из тайника ворох женской одежды, дамскую сумочку из крокодиловой кожи, а также кукольную голову с длинными золотистыми волосами — очень искусную имитацию настоящей женской головы в натуральный размер.

Отложив в сторону кукольную голову и сумочку, Марика выбрала чёрную плиссированную юбку, белую шёлковую блузку и тёмно-красный жакет и принялась второпях одеваться. Несмотря на то, что близился к концу месяц красавик, по ночам было ещё прохладно, и без верхней одежды она уже слегка продрогла.

Принарядившись, Марика скрепила золотой заколкой свои волосы и оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Кокетливо подмигнув своему отражению, она в очередной раз улыбнулась при мысли о том, в какой шок были бы повергнуты здешние, если бы увидели её в этом наряде. Марика отнюдь не была в восторге от тамошней моды, она любила одеваться роскошно и изысканно, обожала украшать себя драгоценностями — чтобы сразу было видно, что она княжна, а не какая-нибудь простолюдинка. Но разнообразия ради Марика была не прочь порой пощеголять в коротенькой юбке — у неё были красивые ноги, длинные и стройные, и ей приятно щекотало нервы, когда встречные мужчины откровенно или украдкой любовались ими. А в целом к тамошним нарядам Марика относилась без особого восторга — за исключением, ясное дело, обуви и нижнего белья. Конечно, как здесь, так и там, встречались и хорошие, и плохие вещи. Но хорошая обувь оттуда была действительно хорошей — лёгкой, удобной, изящной, нигде не жала, не промокала, долго носилась, не коробилась и не портилась от сырости. А о хорошем белье оттуда и говорить не приходится — Марика так привыкла к нему, что никакое другое уже носить не могла, и в последнее время подруги прохода ей не давали, всё выспрашивали, у какого торговца она покупает такие прелестные вещички...

Марика вернула остальную одежду в тайник, тщательно замаскировала его и задвинула ящик на место. Потом взяла за волосы кукольную голову и перешла обратно в спальню. Там она набросала под одеяло несколько маленьких подушек, умело придав им форму лежащего на боку тела, а в довершение увенчала это сооружение кукольной головой, прикрыв её «лицо» золотистыми локонами. Теперь, если кто-нибудь заглянет в спальню, то в тусклом свете ночника увидит мирно спящую Марику и не заподозрит никакого подвоха. Правда, всегда присутствовал риск, что горничная или кто другой по какой-то надобности решит разбудить её среди ночи — вот тогда будет скандал! Однако за три года этого ни разу не случалось. В детстве Марика была страстной любительницей поспать и устраивала бурные истерики, когда кто-то вольно иль невольно тревожил её сон. Так что поздним вечером, ночью и ранним утром вблизи её покоев все ходили на цыпочках, а под окнами старались не шуметь.

Марика вернулась в кабинет, закрыла (но не заперла) за собой дверь, взяла со стола сумочку и перекинула её длинный ремешок через своё правое плечо. Затем погасила три свечи в канделябре, четвёртую вынула из подсвечника и подошла к противоположной стене, вдоль которой стояли стеллажи с книгами. Свободный участок стены между двумя стеллажами прикрывал старый выцветший гобелен, на котором был изображён то ли какой-то безвестный святой, совершающий очередное чудо, то ли алхимик в разгар эксперимента по превращению олова в золото. Насчёт этого Марика и Стэн не могли прийти к однозначному выводу, однако, учитывая, чем занималась при жизни их мать, склонялись к мысли, что последнее предположение более вероятно.

Впрочем, Марику интересовал не гобелен, а то, что было за ним. Она потянула за свисающий с потолка шёлковый шнурок; гобелен, свёртываясь в рулон, поднялся вверх, обнажив прямоугольник стены, испещрённый причудливыми узорами из разноцветных камней, не имевших никакой ценности для ювелиров, зато весьма ценных для сведущих в магии людей. Тысячи мелких камешков были вкраплены в стену, казалось бы, наобум, совершенно беспорядочно. Исключение представлял лишь внешний контур в форме арочного прохода высотой около двух метров и шириной в полтора — а вот внутри, с точки зрения непосвящённого, царил полный хаос. Но Марика принадлежала к числу посвящённых, и в кажущемся хаосе она видела строгий порядок, безукоризненную точность и гармонию всех магических связей. В целом конструкция была необычайно прочной, почти монолитной. Не владеющий колдовством человек не смог бы выковырять из стены даже самый крошечный камешек; да и сама стена внутри «арки» была твёрже гранита.

Это хитроумное сооружение из связанных воедино колдовских камней называлось порталом. Его построила для себя княгиня Илона, когда двадцать семь лет назад вышла замуж за князя Всевлада и переехала из Любляна в Мышкович. После её трагической гибели портал, как говорили в таких случаях, стал «мёртвым», поскольку княгиня была его единственным хозяином и не позаботилась настроить на него своих детей — в то время Марика была ещё слишком юна, чтобы пользоваться порталом, а Стэн имел свой собственный в кабинете отца.

Считалось, что «мёртвый» портал потерян безвозвратно, ибо настроиться на него можно лишь при помощи одного из уже настроенных, хозяев; а раз они все мертвы, то к нему никак нельзя подступиться. В том, что Марика опровергла это расхожее мнение, была немалая заслуга Стэна, который настрого запретил сестре сооружать в Мышковаре новый портал, великодушно предложив к её услугам свой, но настроить на него обещал не раньше, чем через три или четыре года. Несомненно, Стэн руководствовался самыми лучшими побуждениями, желая быть в курсе всех дальних контактов Марики, пока она не вышла из столь богатого опасными соблазнами подросткового возраста.

Однако двенадцатилетняя Марика не оценила должным образом благих намерений брата. Не решаясь прямо нарушить запрет, она по неопытности своей и наивности вознамерилась «оживить» портал матери. Если бы Марика знала, сколько её старших собратьев-Конноров потерпели неудачу в подобных обстоятельствах, лишь напрасно потратив время и силы, она бы, конечно, отказалась от этой затеи. Но Марика знала лишь то, что портал не действует, так как на него не настроен ни один из ныне живущих людей. Вот она и решила исправить это положение, самостоятельно настроившись на «мёртвый» портал.

И как ни странно, это у неё получилось! После двух недель упорных трудов портал «ожил». Таким образом, Марика сэкономила по меньшей мере два месяца — поскольку сооружение и отладка нового портала, в зависимости от обстоятельств, требовали от двух с половиной до трёх месяцев каждодневной работы.

Поначалу Марика собиралась озадачить Стэна, послав ему запрос на прохождение через его портал, и уже с наслаждением представляла, как забавно вытянется смуглое лицо брата, когда он услышит её рассказ... Но вдруг она обнаружила, что из множества путей, связывающих «воскрешённый» портал с другими, три совершенно открыты для неё, и ей нет необходимости спрашивать разрешения хозяев этих порталов, чтобы пройти через них. Один путь, как легко установила Марика, вёл в Люблян, столицу Истрии, к порталу, которым пользовалась её мать до замужества, когда ещё жила в родительском доме. Это было в высшей степени странно: получалось, что, настроившись на мышковицкий портал матери, Марика одновременно настроилась на люблянский и без посторонней помощи стала хозяйкой сразу двух порталов... Нет, даже не двух!

Второй доступный портал находился далеко-далеко на востоке и очень высоко в горах. Здание, куда вёл портал, в момент посещения Марики было безлюдным, но отнюдь не заброшенным. Здесь частенько кто-то бывал. Произведя осторожное расследование, она поняла, кем были эти «кто-то». И в их числе... Марика была заинтригована.

Удивление Марики переросло в растерянность и даже в испуг, когда она попыталась определить местоположение портала, к которому вёл третий свободный путь. С этим порталом творилось нечто невообразимое. Он был то на севере, то на востоке, то где-то внизу, а то на небесах. В какой-то момент он находился в тысяче вёрст от Мышковича, секунду спустя оказывался совсем рядом, а потом уносился в такую невообразимую даль, что привычные меры длины теряли всяческий смысл. Таких расстояний в природе просто не существовало!

Здесь впору было бы обратиться к Стэну, но Марику, что называется, бес попутал. Возможно, свою роль сыграло то обстоятельство, что дело было в пятницу тринадцатого числа. Хотя, скорее всего, Марика просто была обижена на брата за его недоверие к ней, за его чрезмерную опеку. Но как бы то ни было, она решилась на отчаянный шаг. Шаг — в буквальном смысле этого слова. Она шагнула в неизвестность.

В тот незабываемый день, 13 лютого, три года назад, в её жизни произошли большие перемены...

Придерживая левой рукой шнурок, чтобы не падал гобелен, Марика поставила свечу на пол и указательным пальцем правой руки по очереди прикоснулась к семи определённым камням на узоре. По ходу дела она, как обычно, произнесла семь слов — по одному на камешек:

— Каждый-охотник-желает-знать-где-сидят-фазаны.

Это была детская считалка оттуда, которая так понравилась Марике, что она использовала её в качестве заклинания. Слова, как таковые, не имели в магии большого значения; важен был смысл, который в них вкладывали. А среди мастеров колдовства считалось признаком хорошего тона и вовсе не произносить слов. Для своих лет Марика весьма ловко творила «бессловесные» заклинания, поэтому не страдала от комплексов и в эффектные моменты не стеснялась приговаривать вслух, однако избегала банальной безвкусицы типа «красный-оранжевый-жёлтый-зелёный-голубой-синий-фиолетовый».

После седьмого прикосновения все семь камней засветились семью цветами радуги. А когда Марика молча прикоснулась к восьмому, прозрачному камешку, их ровное свечение сменилось пульсирующим.

Взмах рукой в воздухе слева направо — и внешний арочный контур засиял, как золото в ярких лучах солнца.

Затем Марика вновь в той же последовательности прикоснулась к пульсирующим камням, но на сей раз приговаривала:

— Али-Баба-и-сорок-разбойников-Сезам-откройся! — Это было её недавнее изобретение.

Участок стены с причудливыми узорами исчез, и пространство под сияющей «аркой» как будто заволокло густым белым туманом.

Марика подняла с пола свечу и смело шагнула в туман. В самый последний момент она отпустила шнурок, гобелен вернулся на прежнее место, прикрыв собой портал. Даже если её отсутствие обнаружат, то наверняка решат, что она незаметно выскользнула из своих покоев и теперь где-то шляется по замку. Или в худшем случае — спит в чьей-то постели...

А Марика находилась в маленькой тёмной каморке без окон на неизвестном расстоянии от Мышковича и в неизвестном конце света. Вернее сказать — неопределённом. Понятия расстояния и направления от точки входа до точки выхода в данном случае теряли всяческий смысл.

За спиной Марики сияла золотом «арка», под которой клубился густой белый туман. Убедившись, что в каморке никого больше нет, она погасила оба портала. Сияние пропало, туман в мгновение ока рассеялся. На стене появился причудливый узор из множества разноцветных камней — но не такой, как в кабинете Марики.

От возникшего в результате этих манипуляций слабого завихрения воздуха пламя свечи вздрогнуло и погасло. В каморке воцарилась кромешная тьма. Марика шёпотом выругалась, открыла сумочку, на ощупь нашла спички и вновь зажгла свечу.

«Надо бы запастись фонарём», — уже в который раз сказала она себе.

Когда свеча разгорелась и пламя стало ровным, Марика вернула спички в сумочку, подошла к массивной дубовой двери в противоположной стене каморки и тщательно прислушалась. Она не почувствовала присутствия людей в помещении наверху; даже если там кто и был, то он спал крепко, как сурок.

Марика нажала потайную кнопку на косяке и осторожно потянула ручку двери на себя. Раздался тихий скрип железных петель. «Пора уже снова смазать», — подумала она. Три года назад, при её первом посещении, покрытые многолетней ржавчиной петли скрипели так, что, казалось, всполошится вся округа.

За дверью начиналась крутая лестница. Осторожно, чтобы не споткнуться, Марика поднялась по каменным ступенькам на самый верх, остановилась и внимательно осмотрела сквозь тонированное стекло, которое с обратной стороны было зеркалом, просторное помещение, залитое рассеянным дневным светом, проникавшим через полуприкрытые шторами средневековые стрельчатые окна. Все окна выходили на север, и прямой солнечный свет никогда не попадал в эту комнату, где хранились бесценные старинные книги и картины из семейной коллекции сэра Генри.

Убедившись, что в фамильной библиотеке действительно никого нет, Марика отворила замаскированную под зеркало дверь и быстро проскользнула внутрь. Готово! Она вернула лже-зеркало на место, придирчиво осмотрела себя в нём, поправила причёску и смахнула с юбки и жакета пылинки. Обнаружив, что всё ещё продолжает держать в руке уже бесполезную и вновь погасшую свечу, Марика положила её на столик рядом с зеркалом и с хозяйским видом направилась к двери в коридор, на ходу доставая из сумочки ключ. Библиотека всегда была заперта, чтобы сюда без спросу не совались любопытные посетители. Сэр Генри не имел достаточно средств на содержание своего родового замка, поэтому семь лет назад был вынужден открыть его для туристов и прочих бездельников, мнящих себя любителями древности. Эти посещения приносили небольшой доход, а кроме того, статус исторического памятника давал определённую налоговую скидку. Марика с грустью подумала: неужели через несколько столетий и Мышковар превратится в этакую достопримечательность, или того хуже — лишится своих законных владельцев и станет именоваться музеем?.. Нет, этого нельзя допустить!

Выйдя из библиотеки в коридор, она столкнулась лицом к лицу с невысоким плотным мужчиной средних лет, в ливрее дворецкого и в клетчатой шотландской юбке, из под которой торчали чересчур тощие для его комплекции и очень волосатые ноги. При виде Марики он приветливо улыбнулся:

— Здравствуйте, мисс Мэри. Моё почтение.

— Добрый день, Брайан, — кивнула Марика. — Рада вас видеть.

— Я тоже рад, мисс. Но увы, как всегда, я прозевал ваш приход.

— Вы же знаете, что я невидимка, — полушутя, полусерьёзно сказала она. — Как себя чувствует дядя?

— Как обычно, — ответил дворецкий. — А вы ещё не виделись с ним?

— Нет, я только пришла. По пути решила заглянуть в библиотеку — думала, что он там.

— Сэр Генри сейчас отдыхает. Он будет счастлив вашему визиту. Жаль, что вы так редко у нас бываете.

— Мне тоже жаль, — Марика говорила это искренне. — Так значит, он у себя?

— Да, мисс.

— Тогда я потороплюсь. Прошло лишь несколько дней, а я уже соскучилась по нему.

— Сэр Генри начинает скучать, как только вы уходите, — заметил дворецкий. — Почему бы вам не поселиться у нас? А, мисс Мэри?

Марика вздохнула:

— Хотела бы, да не могу. К сожалению... Ну что ж, Брайан, приятно было с вами поговорить. Надеюсь, мы ещё увидимся за чаем. Удачи вам.

— Вам тоже, мисс.

Марика ещё раз кивнула, затем повернулась и энергично зашагала по коридору. Дворецкий глядел ей вслед, пока она не исчезла за углом. Странная девушка, эта мисс Мэри Мышкович, думал он. Запросто называет сэра Генри дядей, хотя она его родственница не ближе седьмого колена и родом откуда-то издалека — то ли из Польши, то ли из Югославии, а то даже из России. Впервые появилась здесь лет пять назад, совсем ещё девчушкой, и сразу же пленила сердце старого барона. Впрочем, не только его одного. Мисс Мэри нравилась всем без исключения обитателям замка — красивая, умная, обаятельная, с тонким чувством такта и безукоризненными аристократическими манерами. Правда, за пять лет так и не удосужилась досконально изучить язык; говорит хоть и правильно, но с сильным акцентом, тщательно подбирает слова, подчас употребляет в речи архаичные обороты, которые можно встретить лишь в книгах. Короче, всё в ней выдаёт иностранку — пусть и культурную, хорошо воспитанную, и тем не менее иностранку. А её появления и исчезновения — это вообще ни в какие ворота не лезет! Никогда нельзя было с точностью сказать, есть она в замке или нет, никто из тех, с кем говорил на эту тему Брайан, ни разу не видел, как она приходит или уходит; порой создавалось впечатление, что она вовсе не покидает пределов поместья, а прячется где-то рядом (к примеру, в той же каморке, что за зеркалом в библиотеке), готовая объявиться в самый неожиданный момент. И вот ещё вопрос: кто она, собственно, такая, эта мисс Мэри, чем занимается, где её родители? За пределами Норвика, родового поместья МакАлистеров, о ней ничего не слышали. Вернее, слышали лишь то, что сэра Генри время от времени навещает очаровательная племянница-иностранка. В былые времена, лет двести назад, её бы непременно заподозрили в ведьмовстве — но теперь уже люди не верят в существование колдунов и ведьм, всему ищут рациональное объяснение...

Чувствуя на себе доброжелательный и в то же время озадаченный взгляд дворецкого, Марика украдкой улыбалась. Хвала Спасителю, он не видел её, когда она впервые появилась здесь в своём обычном наряде. К счастью, первый, с кем она встретилась тогда, был сам сэр Генри. И первое, что он сказал при их первой встрече... О, Марика никогда не забудет тех слов!

Разминувшись по пути с несколькими слугами и посетителями замка, Марика наконец добралась до личных апартаментов сэра Генри. Дверь ей открыл камердинер барона. Он был немногословен в присутствии хозяина и лишь сдержанно поздоровался. Марика ответила ему тем же.

Сэр Генри МакАлистер сидел в кресле у горящего камина, его ноги прикрывал клетчатый плед. Это был седой мужчина лет шестидесяти — шестидесяти пяти, с довольно моложавым, но измождённым лицом, которое ещё сохраняло следы былой суровой красоты. Глядя на Марику, он радостно улыбался, а в его голубых глазах вспыхнули огоньки.

— Ступай, Джордж, ты свободен, — велел он камердинеру; голос его звучал зычно, без старческой хрипоты. — Если надо, Марика позаботится обо мне.

Поклонившись, камердинер вышел. Сэр Генри протянул Марике руку.

— Извини, милая, что не встаю. Поясница ломит — наверное, к дождю.

Марика подступила к нему, взяла его за руку, наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Здравствуй, отец.

— Здравствуй, дочка, — сказал сэр Генри, нежно сжимая её ладошку.

...Первые слова, которые Марика услышала от него при первой их встрече, были:

«Oh, my God! Марика, доченька, ты у меня такая красавица!»

По-славонски он говорил коряво, с ужасным акцентом, но Марика поняла его.

И тогда она поняла всё...