Глава 2

Клер перекатилась на кровати, ощущая руками бархат, а щекой — гладкий египетский хлопок. Качнула головой на мягкой подушке, осознавая, что в висках стучит, и неясно чувствуется тошнота.

Что за странный сон… Мисс Лидс и этот дворецкий. Чай. Тележка. Лифт.

Господи, ее голова раскалывалась, но что это за чудесный аромат? Таинственные специи… как прекрасный мужской одеколон, запах которого не достигал ее носа раньше. В ответ на глубокий вдох ее тело согрелось, и Клер пробежала ладонью по бархатистому пуховому одеялу. На ощупь похоже на кожу…

Погодите-ка минутку. На ее кровати нет никакого бархата.

Она открыла глаза… и уставилась на свечу. Стоявшую на ночном столике, который явно не принадлежал Клер.

В груди взметнулась паника, но вялость восторжествовала над телом. Девушка боролась за то, чтобы поднять голову и, когда, в конце концов, сделала это, ее зрение расплывалось. Не то, чтобы это имело какое-то значение. Она не смогла бы ничего увидеть за мелкой лужицей света, проливавшегося на кровать.

Ее окружала безбрежная чернильная темнота.

Вдруг она услышала жуткий перемещающийся звук. Трение металла о металл. Двигающийся по кругу. Приближающийся к ней.

Она обернулась на шум, ее рот приоткрылся, из груди рванулся крик, только чтобы застрять в глотке.

В изножье кровати стояла массивная черная тень. Огромного… мужчины.

Ужас бросил ее в пот, а взрыв адреналина прочистил голову. Она потянулась в поисках чего-нибудь, что смогла бы использовать как оружие. Единственной вещью в пределах досягаемости оказалась свеча в тяжелом серебряном подсвечнике. Она схватила его…

И на ее запястье сжалась чья-то рука.

Бессмысленно, но она попыталась метнуться назад, сбивая ногами бархатное одеяло и трясясь всем телом. Безрезультатно. Хватка была железной.

И все же не причиняла вреда.

Из густой темноты пришел голос:

— Пожалуйста… Я не причиню вам боли.

Слова, произнесенные на длинном грустном выдохе, на мгновение заставили Клер прекратить сражаться. Такая печаль. Такой пропитанный одиночеством тон. Такой прекрасный мужской голос.

Проснись, Клер! Что, к черту, ты творишь? Сочувствуешь парню, который вцепился в тебя смертельной хваткой?

Оскалив зубы, она потянулась к его пальцам, готовая укусить, чтобы освободиться, после чего ударить коленом туда, где он прочувствовал бы это сильней всего. У нее не оказалось на это ни единого шанса. Нежно подняв, ее перевернули на живот, аккуратно заведя руки за спину. Она вывернула голову в сторону так, чтобы суметь вздохнуть и попытаться, взбрыкнув, освободиться.

Мужчина не причинял ей боли. Он не прикасался к ней неподобающим образом. Он просто слегка придерживал ее, пока пленница боролась и, когда она выдохлась, немедленно отпустил. Тяжело дыша, она услышала, как цепь была утянута влево, во тьму.

Когда легкие прекратили бешено качать воздух, Клер прохрипела:

— Вы не можете держать меня здесь.

Тишина. Ни единого вздоха.

— Ты должен позволить мне уйти.

Где, к черту, она оказалась? Дерьмо… Этот сон о Флетчере оказался реальностью. Так что она должна быть где-то в поместье Лидсов.

— Люди будут искать меня.

Ложь. Это были праздничные выходные, и большинство юристов в ее фирме брали работу на дом, так что никто не потеряет ее, если она не явится в офис, как планировала. А если народ все же попытается связаться с ней и наткнется на голосовую почту, то, скорей всего, предположит, что она, в конце концов, взялась за ум и сделала перерыв на День труда.

— Где ты? — потребовала она, ее голос разнесся эхом. Не получив ответа, она прикинула, не оставили ли ее одну.

Она потянулась за свечой и воспользовалась ее слабым сиянием, чтобы осмотреться вокруг. Стена за резным изголовьем была сложена из того же светло-серого камня, что и фасад особняка Лидсов, что подтверждало ее догадку о местонахождении. Кровать, на которой она сидела, была задрапирована темно-синим бархатом и возвышалась высоко над полом. Клер была одета в белый халат и свое нижнее белье.

Это было все, что она смогла выяснить.

Соскользнув с края матраса на дрожащие ноги, она почувствовала, как подгибаются колени. На руку пролился воск, обжигая кожу, а каменный пол оставил синяк на лодыжке. Она восстановила дыхание и, подтягиваясь по одеялу, встала.

Голова болела, ныла и с трудом работала. Живот был будто наполнен латексной краской и чертежными кнопками. И паника еще больше обостряла обе проблемы.

Клер вытянула руку и двинулась вперед, держа свечу как можно дальше от себя. Наткнувшись на что-то, она взвизгнула и отпрыгнула назад еще до того, как поняла, что это была за неравномерная, вертикальная структура.

Книги. Книги в кожаном переплете.

Она снова установила свечу перед собой и двинулась налево, похлопывая по ряду ладонью. Множество книг. Множество… книг. Книги повсюду, расставленные по автору. Она была в разделе Диккенса, и, судя по золотым инкрустациям на корешках, чертовы штуки выглядели так, словно были первым изданием.

И на них не было пыли, как будто их регулярно протирали. Или читали.

Спустя бесчисленные ярды полок, Клер наткнулась на дверь. Поведя свечой вверх и вниз, она попыталась найти ручку, но на старом дереве не было ни единой отметины кроме черных железных полос. Справа на земле было что-то размером с хлебницу, но она не смогла определить, что это такое.

Девушка выпрямилась и забарабанила в дверь.

— Мисс Лидс! Флетчер! — Она продолжала кричать и издавать долгие вопли, надеясь привлечь чье-нибудь внимание. Никто не откликнулся.

Ужас перешел в злость, а агрессивность она приветствовала.

Испуганная, но и разозленная, она продолжила дальнейшие исследования. Книги. Только книги. От пола до потолка. Книги, книги, книги…

Клер остановилась и внезапно успокоилась.

— Это сон. Все это просто сон.

Она сделала глубокий вдох…

— Образно говоря, да. — Глубокий, звучный мужской голос заставил ее резко обернуться на пятках и вжаться спиной в полки.

«Не показывай страха, — подумала она. — Когда ты не видишь лица врага, не показывай страха».

— Выпусти меня из этой долбанной комнаты. Сейчас же.

— Через три дня.

— Прошу прощения?

— Вы пробудете здесь со мной три дня. А после этого мать отпустит вас на свободу.

— Мать?.. — Так это сын мисс Лидс!

Клер помотала головой, кусочки разговора со старухой, мечущиеся у нее в голове, никак не могли сложиться в правильную картинку.

— Это незаконное задержание…

— А после трех дней вы ничего не будете помнить. Ни где вы были, ни ваше время, проведенное здесь. Ни меня. Ничего не задержится в вашей памяти.

Господи… его голос был гипнотизирующим. Таким грустным. Таким плавным и тихим…

Послышался звук тянущихся по полу цепей, дребезжание стало громче, напомнив ей, что нужно бояться.

— Не приближайся ко мне!

— Мне так жаль. Но я не могу ждать.

Она метнулась к двери и забарабанила по дереву, резкие, безумные движения разбрызгивали повсюду воск. Когда огонек свечи погас, она выронила серебряный подсвечник, прогрохотавший по полу, и замолотила обоими кулаками по твердым панелям.

Цепь приближалась, он не упустит ее. Напуганная до состояния безумия, Клер вцепилась в дверь, оставляя ногтями длинные следы.

Две руки накрыли ее, останавливая. Ох, Господи, он рядом с ней. Прямо за ней.

— Дай мне уйти! — завизжала она.

— Я не обижу вас, — тихо и мягко произнес он. — Я не сделаю вам больно… — Он продолжал говорить с ней, слово за словом, пока она не впала в какой-то вид транса.

Ее тело затрепетало, когда его запах наполнил ее ноздри. Именно он был источником этого таинственного, пряного аромата, восхитительного благоухания, мужского, сильного, сексуального. Ее межножье стало припухлым, плотным, влажным…

Ужаснувшись своей реакции, она попыталась отпрянуть прочь.

— Не прикасайся ко мне!

— Тише. — Его голос прозвучал прямо ей на ухо. — В первый раз я не возьму много. И не беспокойтесь, вы покинете это место с нетронутой добродетелью. Я не могу лечь с вами.

Она не должна верить ему. Она должна быть в ужасе. Однако нежные руки, тихий, глубокий голос и сексуальный запах утихомирили ее страхи. Что, возможно, пугало ее больше всего.

Он отпустил ее, проведя рукой по волосам девушки. Выдернул шпильки одну за другой, пока пряди не рассыпались по плечам.

— Как красиво, — прошептал он.

Она понимала, что должна бежать. Но на самом деле вовсе не желала освобождаться.

— Тут темно. Откуда ты знаешь, как выглядят…

— Я великолепно вас вижу.

— А я не вижу ничего.

— Так даже лучше.

Он безобразен? Уродлив? Искалечен? А если и так, имеет ли это значение по-настоящему? Она понимала, что нет. Она приняла бы его, каким бы он ни был. Хотя, Господи… зачем?

— Я сожалею о такой спешке, — резко произнес он, — но мне нужно немного, чтобы успокоиться.

Она услышала шипящий звук, когда ее волосы были убраны на одну сторону. Два острых, обжигающих клыка погрузились в ее шею, вызвав легкий прилив боли. Когда она изогнулась и с трудом втянула воздух, вокруг нее возникли его руки, крепко прижимая к тому, что было огромным мужским телом.

Он застонал и начал сосать…

Ее кровь… он… пил ее кровь. И, Господи, это было фантастично.

Клер впервые за всю жизнь упала в обморок.

Когда она пришла в себя, то пребывала в постели под простынями, все еще завернутая в халат. Пронизывающая тьма заставила ее захныкать, на что она считала себя давным-давно не способной. Но вокруг не было ничего, на чем можно устроиться, никакой реальности, за которую можно было бы уцепиться. Клер чувствовала себя так, как будто бы тонула в густом, маслянистом море, легкие отключались от чего-то, что она не могла увидеть.

Беспокойство спутало все мысли в голове, ее бросило в холодный пот. Она сойдет с ума…

Возле нее вспыхнула свеча, осветив прикроватный столик и серебряный поднос с едой на нем. Мгновением позже на другой стороне гигантской кровати засветился еще один огонек. Следующий, высоко поднятый на полках у двери. Следующий в том месте, которое выглядело как ванная комната. И…

Огоньки возникали один за другим, никем не зажигаемые. Что должно было бы испугать ее, но бедняжка была слишком снедаема желанием видеть, поэтому плевала на то, каким образом появляется свет.

Комната была намного больше, чем она ожидала. Пол, стены, потолок — все было сложено из похожего серого камня. Единственным значительным предметом мебели кроме кровати был стол, размерами сравнимый с банкетным. Его гладкая, блестящая поверхность была покрыта белыми бумагами и заставлена высокими штабелями кожаных томов. За ним стояло троноподобное кресло, отодвинутое в сторону, как если бы кто-то сидел в нем и быстро поднялся.

А где мужчина?

Ее взгляд остановился на единственном темном углу. И она поняла, что он там. Следит за ней. Выжидает.

Клер вспомнила ощущение его, прижимающегося к ее спине, и приложила руку к шее. Она нащупала… ничего не было. Ну, не совсем. Было два почти незаметных бугорка. Как если бы укус произошел давным-давно.

— Что ты сделал со мной? — потребовала она ответа. Даже все понимая. И, Господи… последствия приводили в ужас.

— Простите меня. — Его красивый голос был напряжен. — Я сожалею, что должен брать от невинного человека. Но мне нужно есть, или я умру, у меня нет выбора. Мне не позволяют покидать мои апартаменты.

Перед глазами у Клер все поплыло, после чего вернулось в шахматном порядке — такое, которое случается прежде, потеряешь сознание. Вот… черт.

Прошло довольно много времени, прежде чем она смогла ясно мыслить, а вакуум познания наполнился картинками из Голливуда: магически возвращенный к существованию из мёртвых, белокожий, злобный… вампир.

Ее тело затряслось так сильно, что застучали зубы, и она сжалась в комочек, прижав колени к груди. Начав раскачиваться, она поймала обрывок мысли, что никогда за всю свою жизнь не была так напугана.

Это кошмар. Спит она или нет, но это — полный кошмар.

— Я заражена? — спросила она.

— Вы… вы имеете в виду, превратил ли я вас в нечто такое, чем являюсь сам? Нет. Вовсе нет. Нет.

Подстегнутая порывом спастись бегством, она пулей слетела с кровати и устремилась в направлении двери. Но далеко не убежала. Комната завертелась вокруг, и Клер споткнулась о свою собственную ногу. Выбросив руку вперед, она восстановила равновесие, упершись в книги.

Он тоже поймал ее, проделав это так быстро, словно дематериализовавшись с того места, где находился раньше. Его заботливые руки держали ее так крепко, как и были должны.

— Вам нужно поесть.

Она все еще цеплялась за полку и совершенно безо всякой причины отметила, что находится перед полной коллекцией Джордж Элиот.[13] Может быть, именно поэтому он разговаривал как человек викторианской эпохи: читал книги девятнадцатого века все то время, пока пребывал здесь.

— Пожалуйста, — умолял красивый голос. — Вы должны поесть…

— Я должна пойти в ванную. — Она посмотрела через всю комнату на мраморный анклав. — Скажи мне, что там есть туалет.

— Да. Вы не найдете двери, но я отвернусь.

— Да уж, будь добр.

Клер высвободилась из его объятий и, пошатываясь, побрела прямо, слишком обескураженная, слабая и ошеломленная, чтобы заботится об уединении. Ну и потом, захоти он воспользоваться своим преимуществом перед ней, он мог бы сделать это уже множество раз. К тому же, в каждой нотке его голоса звучало благородство. Если он сказал, что не будет смотреть, значит так и сделает.

Вот только она — идиотка. Какого черта она должна верить кому-то, кого не знает? И с кем заперта?

Хотя, может, так и было. Очевидно, он тоже застрял здесь.

Если, конечно, не лгал.

В ванной комнате, облицованной от пола до потолка кремового цвета мрамором, располагались старомодная ванна на когтеобразных лапах-ножках и пьедестал раковины. Только включив воду, Клер поняла, что зеркала там не было.

Она умыла лицо и утерлась взятым из стопки белым полотенцем. Чашечкой сложив ладони под струей воды, напилась. Живот чуть успокоился, и она была готова поспорить, что еда помогла бы еще больше, но глотать предлагаемое в этом доме она больше не собиралась. Она уже попалась на эту удочку с чашечкой чая, и, полюбуйтесь, к чему это все привело.

Вернувшись в спальню, Клер пристально уставилась в самый темный угол.

— Я хочу увидеть твое лицо. Сейчас же.

Дополнительного риска в том не было. Она уже поняла, что находится в поместье Лидсов, и знала, кто он — сын мисс Лидс. Она имела на них достаточно, так что если они собирались убить ее, чтобы она не опознала похитителей, то у них уже была куча причин.

— Ты покажешь мне свое лицо. Сейчас же.

Повисла долгая тишина. После чего Клер услышала звон цепи, и он шагнул на свет.

Клер задохнулась, прижав трясущуюся руку к губам. Он был также прекрасен, как и его голос, также прекрасен, как и его аромат, также прекрасен, как ангел… и выглядел не старше тридцати лет.

Тело высотой шесть футов пять дюймов[14] было облачено в красный шелковый халат, спадавший до пола и подпоясанный вышитым поясом. Волосы, темные как ночь, были отброшены с лица и широкими волнами спускались до… Господи, да почти до талии. А лицо… Его совершенство ошеломляло: квадратная челюсть, полные губы, прямой нос — все было вершиной мужского великолепия.

Тем не менее, глаз его она увидеть не смогла. Они были опущены вниз, на пол.

— Госпо… ди, — прошептала она. — Ты не настоящий.

Он отпрянул в тень.

— Пожалуйста, поешьте. Я должен буду… прийти к вам снова. Скоро.

Клер представила, как он кусает ее… посасывает шею… глотает то, что течет в ее венах… И напомнила себе, что это квалифицируется как применение силы. И она — пленница против своей воли, жертва, которой пользуется… монстр.

Она перевела взгляд вниз. Часть цепи, бывшей на нем, все еще лежала на свету. Привязь была такой же толстой, как и ее запястье, и Клер предположила, что один из ее концов защелкнут на лодыжке парня.

Определенно, он тоже был узником.

— Почему тебя приковали здесь?

— Я опасен для окружающих. А сейчас, поешьте. Вы должны есть.

— Кто держит тебя?

В ответ — только тишина, после чего:

— Еда. Вы должны поесть.

— Прости, но я не собираюсь притрагиваться к этой гадости.

— Еда не отравлена.

— Ну, я тоже так думала об Эрл Грее твоей матушки.

Задребезжала цепь, и мужчина снова вышел на свет.

Ага, так и есть, крепится на лодыжке. Левой.

Он прошел через комнату, оставаясь насколько возможно дальше от Клер и по-прежнему не смотря на нее. Его походка была гибкой и грациозной, как у животного, плечи покачивались, когда ноги несли его по каменному полу. Мощь в нем была… устрашающей. И эротичной. И грустной.

Он был похож на великолепного зверя в клетке.

Он сел там, где она лежала раньше, и потянулся к серебряному подносу с едой. Когда он снял крышку с тарелки и поставил ее на стол в сторону, Клер ощутила волнительную смесь ароматов розмарина и лимона. Развернув льняную салфетку, он поднял тяжелую серебряную вилку и попробовал мясо молодого барашка, рис и зеленые бобы. После чего промокнул губы камчатой тканью, отложил вилку и вернул крышку на место.

Он опустил руки на колени, продолжая держать голову опущенной. Его волосы были великолепны, такие густые и блестящие, они стекали по плечам, завивающимися кончиками касаясь бархатного пухового одеяла и его бедер. Фактически пряди были двух цветов: бордового и черного, такого насыщенного, что он был близок к синему.

Она никогда не видела такой цветовой комбинации раньше. По крайней мере, так, чтобы та естественным путем произрастала на чьей-то голове. И Клер была чертовски уверена, что чертова матушка парня не отправляет каждый месяц вниз косметолога, чтобы порадовать отпрыска услугами парикмахера.

— Мы подождем, — сказал он. — И вы увидите, что еда не отравлена.

Она разглядывала своего соседа по заключению. Даже, несмотря на свои огромные размеры, он был так тих, сдержан и скромен, что она не боялась. Конечно же, логическая часть мозга напомнила ей, что она должна быть в ужасе. Но тогда девушка вспомнила о способе, которым он подчинил ее, не причиняя боли, в первый раз, когда она проснулась. Плюс тот факт, что, казалось, что он сам боится ее.

Так было до того момента, как она бросила мельком взгляд на цепь и приказала себе взяться за ум. Такая штука была на своем месте не без причины.

— Как твое имя? — спросила она.

Он нахмурил брови.

Господи, свет, падающий на его лицо, превратил его в нечто определенно божественное. И, тем не менее, черты лица были абсолютно мужскими, твердыми и непреклонными.

— Ответь мне.

— У меня такого нет, — отозвался он.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет имени? Как люди зовут тебя?

— Флетчер никак меня не зовет. А мать обычно называла меня сыном. Поэтому я предполагаю, что это мое имя. Сын.

— Сын.

Он потер ладонями бедра, сдвигая красный шелк халата.

— Сколько лет ты провел здесь?

— Какой сейчас год? — Когда она ответила, он подсчитал: — Пятьдесят шесть лет.

Она прекратила дышать.

— Тебе пятьдесят шесть?

— Нет. Меня перевели сюда вниз, когда мне было двенадцать.

— Боже мой… — О’кей, их ожидаемые продолжительности жизни явно различались.

— Моя природа начала заявлять о себе. Мать сказала, что так будет безопасней для всех.

— Ты пробыл здесь все это время? — Да он должен был сойти с ума, решила она. Она не могла представить себе десятилетия пребывания наедине с самим собой. Неудивительно, что он не смог встретиться с ней взглядом. Он не привык ни с кем взаимодействовать. — Один?

— У меня есть книги. И рисунки. И здесь я в безопасности от солнца.

Голос Клер стал жестким, когда она вспомнила, что славная маленькая мисс Лидс одурманила ее и бросила вниз, к нему в клетку.

— Как часто она доставляет тебе женщин?

— Раз в год.

— Что, какой-то подарочек на день рождение?

— Год — это так долго, как я могу прожить без того, чтобы мой голод стал слишком силен. Если я жду, я становлюсь… трудно управляемым. — Его голос был невероятно тихим. Пристыженным.

Клер могла чувствовать, как на нее накатывает дьявольская злоба, от которой у нее даже покраснела шея. Господи, мисс Лидс, рассказывая в своей спальне о сыне, вовсе не сватала ее по доброте душевной. Старуха смотрела на Клер как на еду, а на сына — как на животное.

— Когда в последний раз ты видел свою мать?

— В тот день, когда она отправила меня сюда.

Господи, в двенадцать лет лишиться свободы и быть брошенным…

— А сейчас вы поедите? — спросил он. — Вы можете видеть, что я цел и невредим.

В животе у Клер забурчало.

— Сколько я уже здесь?

— Сейчас только обед. Поэтому недолго. Пройдут еще два завтрака, один ленч, еще один обед, и после этого вы будете свободны.

Она огляделась вокруг и не заметила нигде в помещении часов. Следовательно, он приспособился подсчитывать время по трапезам. Господи… Иисусе.

— Ты покажешь мне свои глаза? — задала она вопрос, делая шаг ему навстречу. — Пожалуйста.

Он поднялся, возвышаясь силой, облаченной в красный шелк.

— Я предоставляю вас вашему обеду.

Он прошел мимо нее, отвернув голову и волоча цепь по полу. Добравшись до стола, он развернул кресло вокруг так, чтобы не смотреть на девушку, и сел. Поднявшая карандаш для рисования рука замерла над куском толстого белого картона. Мгновением спустя грифель начал наносить штрихи на лист. Звук при соприкосновении был мягок, как дыхание ребенка.

Клер разглядывала мужчину, собираясь с мыслями. После чего бросила взгляд через плечо на еду. Она должна поесть. Если она собирается вытащить отсюда их обоих, то ей понадобится вся ее сила.