"Нейропат" - читать интересную книгу автора (Бэккер Р. Скотт)

Глава 03

17 августа, 11.15

Томас, озадаченный до крайности, ехал в вагоне метро вместе с десятком других пассажиров — большей частью болтливых восьмидесятилетних стариков. Он потерял счет, сколько раз встряхивал головой и тер глаза, но образ Синтии Повски с ее подспудным, неукротимым вожделением не исчезал. Он возникал снова и снова, как во сне подростка. Когда Томас ступил на раскаленный асфальт автомобильной стоянки, его начало трясти.

Слепящее солнце отражалось в тысяче лобовых стекол.


Во всем были карманы, потаенные глубины, из которых можно без конца извлекать всякие мелочи, но на дне всегда остается еще что-то. Взгляд, друг, небоскреб — не важно. Все куда сложнее, чем кажется. Люди убеждены в противном лишь по глупости и невежеству.

Было что-то нереальное в его доме, когда он выплыл навстречу его машине из-за поворота. В последние дни брака он превратился в любопытный символ страха, белостенный контейнер, полный криков и упреков и продолжительного молчания, от которого сводит все внутри. Томасу пришло в голову, что подлинная трагедия неудачного супружества не столько в утрате любви, сколько в утрате места. «Да кто ты такая?!» — частенько кричал он Норе. Это был один из нескольких рефренов, которые он произносил со всей искренностью, по крайней мере, с тех пор, как им стала управлять потребность сравнять счет. «Нет. Правда. Кто ты такая?» Начавшись с мольбы, это вопрошание вскоре превратилось в обвинение, а затем неотвратимо приобрело пагубный скрытый смысл...

«Что ты здесь делаешь?»

Здесь. В моем доме.

Соскальзывая к этому финалу, он знал, что роковая черта — это оказаться запертым в доме с незнакомкой. Или, что еще хуже, самому стать незнакомцем.

Он вспомнил, как добирался обратно вечером, после того как уехала Нора, с оживлением думая о том, какой мир снизойдет теперь на него, как чудесно наконец вернуть себе свой дом. Взять обратно то, что тебе причитается, и врубить стерео на полную катушку. Но стоило ему открыть дверь, как холостяцкая бравада, разумеется, мигом слетела с него. Какое-то время он просто сидел на полу гостиной, такой же безнадежно пустой, как и остальные комнаты, прислушиваясь к извечному гудению холодильника. Он помнил, как наорал на детей, чтобы заткнулись, хотя и знал, что они уехали... После этого он долго плакал навзрыд.

Дом. Жизнь в пределах границ собственности.

Томас изо всех сил боролся, чтобы создать какое-то новое, другое место. Отчасти поэтому такие глупости, как растения или бытовые приборы, могли заставить его чуть ли не прослезиться от гордости. Он столько потрудился.

И вот теперь это.

Он выбрался из машины и побежал через лужайку.

— Нейл! — крикнул он, распахивая входную дверь. Хотя, сказать по правде, не надеялся услышать ответ: мини-фургона Нейла не было.

Бармен заворчал и зевнул, потом вперевалку потрусил к Томасу, виляя хвостом. Приветствие старого пса.

— Дядя Кэсс уехал, Бар, — мягко произнес Томас.

Сквозь полутьму гостиной он разглядел аккуратно прибранный кабинет. В воздухе витал запах пролитого виски.

— Дядя Кэсс покинул сцену...


Томас неподвижно стоял рядом с диваном, в голове шумело, там носились мысли и образы, словно смешались все времена и пространства. Лоснящаяся, как тюлень, стонущая Синтия Повски. Голос из океанских глубин напоминает о доводе. Голос Нейла: «Так же легко, как щелкнуть выключателем...»

Голос из океанских глубин напоминает о доводе...

«Этого не может быть. Никоим образом...»

Томас подумал о Нейле, который работал на АНБ, перекодируя живых людей, и жизнерадостно лгал все эти годы. Он вспомнил о том, как они учились в Принстоне, какими поворотными стали для них занятия с профессором Скитом. Вспомнил об их привычке заводить на вечеринках споры о конце света — не грядущем, а том, который уже миновал...

Вспомнил о доводе.

Голос из океанских глубин. Нейл. ФБР. Синтия Повски. «К черту, не может быть».

Услышав звонок в дверь, Томас чуть не вскрикнул.


Он заглянул в просвет между занавесками и увидел нетерпеливо топчущегося на крыльце Миа.

Томас открыл дверь, прилагая все усилия, чтобы выглядеть... нормальным.

— Привет, Миа.

Через плечо соседа он мельком заметил белый «форд» — последнюю модель «мустанга» с новым топливным баком, — который медленно ехал по улице.

— Все в порядке? — спросил Миа. — Дети сказали, что видели твою машину возле дома... Я решил, что надо бы...

— Нет. Просто забыл парочку важных бумажек для доклада.

Высунувшись в дверь, он увидел, что Фрэнки и Рипли стоят на крыльце Миа.

— Па-а-а-а-па! — позвал Фрэнки.

Странно, какой властью обладало это слово. Сколько раз употреблял его каждый ребенок, снова и снова этот звук слетал с миллионов невинных губ, но эта всемирность, казалось, только делает его краше. Вы могли испытывать жалость ко всем этим Уэнгам и Смитам — кому хочется затеряться среди миллионов? — и все же слово «папа», непонятно почему, было совсем другим. Томасу доводилось бывать у коллег, чьи дети называли их по имени. «Дженис, можно, я поужинаю у Джонни? Ну, пожалуйста!» Было в этом что-то неправильное, отчего во взглядах появлялась небрежность — зловещий предвестник зачатков гниения.

Папа. Одно и то же слово на миллиардах губ, и ничто не может запретить его. Ни постановление суда. Ни образ жизни. Ни развод...

Горячие слезы навернулись на глаза Томаса, он, смеясь, позвал сына, спросил, хорошо ли тот вел себя у Миа. Фрэнки запрыгал, замахал руками, словно был на далекой горной вершине.

Может быть, герои все же еще остались.


Как ни хотелось ему провести хоть минутку с сыном, он извинился перед Миа и снова забрался в машину. Среди дикостей ночной пьянки было что-то, сказанное Неилом про Нору, какое-то малозначащее, брошенное мимоходом предложение поговорить с ней или что-то вроде того. Но, разумеется, это было невозможно, учитывая, что Нора находилась в Сан-Франциско, почему, собственно, Томасу и пришлось взять детей на эти самые напряженные недели лета.

Что же такое сказал Нейл? Что-то. Что-то... Заслуживающее хотя бы пары слов.

Томас прибавил скорость и набрал номер Норы. Но отозвался только автоответчик. Он подумал, что, может быть, ей что-то известно. По крайней мере, он позволил себе такую мысль. Однако подлинная тревога, заставлявшая его ногу все сильнее давить на акселератор; состояла совсем в другом.

Может, она в опасности?

«Мысли трезво, — напомнил он себе. — Мысли ясно».

Довод.

Океанский голос сказал, что создает довод — точно так же, как «создает» любовь. Но какой довод? Был ли это тот самый довод?

Так кто же держал камеру — Нейл? Его ли тень маячила в поле зрения объектива?

Довод — так они привыкли называть это, еще начиная со своих самых первых дней в Принстоне. Оба — и он, и Нейл — были стипендиатами, и это означало, что денег у них не было. И в то время, как их более состоятельные друзья расхаживали по барам или летали домой на каникулы, они покупали несколько бутылок старого английского портера, или «Шато Гетто», как называл его Нейл, и напивались, запершись у себя в комнате.

В колледже все только и занимались тем, что спорили друг с другом. Одни делали это рефлекторно, борясь за выживание, стараясь поддержать нерассуждающую уверенность детского мировосприятия, для других это было все равно что пробовать разные наркотики. Нейл с Томасом явно принадлежали к числу последних. Задавать вопросы — только так можно выявить человеческое невежество, и оба часами задавали вопрос за вопросом. Основы основ оборачивались хрупкими сценическими подмостками. Высокомерие оборачивалось религиозной софистикой.

Временами казалось, что столпов уже не осталось. Кроме довода.

Подобно большинству, Томас продвинулся. Люди обладали заданным постоянством убеждений, были безмозглыми или наоборот, и приходилось много работать, добиваясь отсрочки вынесения приговора, — дело нелегкое. Умный в гору не пойдет, и Томас старался вытеснить сомнения. Шли годы, дети росли, и он обнаружил, что отодвигает все старые вопросы куда-то в тень, хотя в аудитории и продолжал играть роль профессора Байбла — вселенского ниспровергателя. Ничто так эффективно не убивает старые откровения, как ответственность и рутина.

Однако Нейл... По какой-то причине Нейл никогда не хотел отступаться. Конечно, Томас вышучивал разбросанность его мыслей, как вы могли бы вышучивать старые истории о футбольных баталиях в школе или неуместные воспоминания о былых заслугах. «Да, здорово ты ему влупил!» Порой он даже задумывался, уж не признак ли это какой-то скрытой разобщенности, неспособности находить контакт вне стен общежитий кампуса и в расположенных вне кампуса барах...

Вот и прошлой ночью все было примерно так же, разве нет?

«Он пытался отговорить меня любить детей...»

Пикскилл блистал на солнце за лобовым стеклом, дорога вилась серпантином; прямые участки автомобиль Томаса пролетал как пуля и визжал покрышками на поворотах. Подъезжая к дому Норы, Томас, как пенсионер, близоруко согнулся над баранкой. При виде ее черного «чероки» на подъездной дорожке он окаменел...

Вот, значит, какая у нее поездка.

В груди у него похолодело.

— Хороший, блин, Сан-Франциско, — пробормотал он.


Оперативный сотрудник Саманта Логан остановила свой белый «мустанг», но двигатель не выключила. Выбросив сигарету в окно, она через ветровое стекло проследила за Томасом Байблом. Тот торопливо подошел к двери бунгало из серого кирпича. Вид у него был возбужденный.

Шестым чувством она почуяла, что он направляется домой. Она последовала за ним от университета до Западной станции метро на 116-й улице, затем ринулась на север, чтобы перехватить его у Пикскилла — почти на полпути до чертова Покипси! Шестое чувство говорило ей, что Томасу Байблу сейчас нет дела до чужого внимания.

Если бы не Шелли Атта и ее настойчивое желание показать Байблу видеозапись, они могли бы уже добиться результата. Но нет, эта идиотка решила, что вид Синтии Повски проймет мужика и заставит его расколоться. Хотя, если ты не слепой, тебе должно быть понятно, что именно вконец обнаглевший Нейл Кэссиди подкинул им эту маленькую «комедию положений», как язвительно прозвал пленку ее прежний напарник Дэнни Джерард. Когда Атта упомянула о своем плане, Саманта первым делом подумала, как отреагировала бы на это она сама. Но в том-то и проблема с такими мудачками, как Шелли: ничего не видят дальше собственного носа. Или им все по фиг.

Саманта Логан поняла, почему Томас Байбл вышвырнул их из своего кабинета. Она даже втайне аплодировала ему за это. Но почему потом он бросился домой? И зачем сразу после этого бросился сюда?

И потом, куда — сюда?


Томас помедлил у крыльца. Он был у Норы на «новом месте» бесчисленное количество раз: забирал детей, возвращал детей, а однажды помог ей привезти новый холодильник, и то поздравлял себя с этим, то за это же проклинал (кончилось тем, что они трахались на липкой клеенчатой кушетке в ее гостиной). Однако, несмотря на столь частые посещения, место это так и не стало для него родным и близким. Он был здесь незваным гостем, случайным прохожим. Вытянутое, низкое крыльцо, наглухо закрытые окна, беспорядочно посаженные растения, солнцелюбивая герань, побеленные перила и черная алюминиевая дверь каким-то образом постоянно олицетворяли саму Нору.

А Нора уже не любила его.

Но причиной нерешительности Томаса было не только это... тут были замешаны и Нейл, и ФБР. Почему Нейл упомянул о ней? И что он сказал? Что-то. Что-то...

Томас в расстройстве принялся тереть лицо руками.

«Ничего с ней не случилось...»

Он просто стоял и дышал, пялясь, как дурак, на закрытую дверь. Дом казался сверхъестественно тихим. Томас моргнул. Теперь перед глазами у него стояла не Синтия Повски, он заглянул внутрь...

Признаки борьбы. Кровавые полосы, протянувшиеся по дощатому полу...

«Ни черта с ней не случилось».

Муха жужжала в углу бетонного подоконника, попавшись в мохнатую паутину убийцы-паука. Другая, по-летнему оживленная, билась о мутное стекло. Солнечный свет струился сквозь перила, яркими полосами ложась на землю. Одна из них тепло улеглась на его левом ботинке.

Нора. Даже после такой горечи, растерянности и недоверия Томас постоянно волновался, что она живет совсем одна. Покровительственная забота, он понимал это, но...

После стольких лет. После стольких мучительных попыток.

«Ничего с ней не может случиться». Он постучался, чуть слышно. Молча подождал.

На заднем дворе у соседей залаяла собака. Дети визжали, громко барахтаясь и плескаясь в бассейне. На стук никто не ответил.

Томас сжал большим и указательным пальцами переносицу, пробуя помассировать ее, чтобы снять боль. Было слышно, как за несколькими изгородями мужской голос прикрикнул на плавающих детей. Томас почти видел, как солнечный свет маслянисто растекается по воде. Почти чуял запах хлорки.

Он снова постучал, более отрывисто и громко.

Тишина.

Возможно, она действительно уехала в Сан-Франциско. Возможно, взяла такси до вокзала. А может, укатила с этим, как его, молодым стажером из ее агентства — кажется, он жил где-то в Пикскилле. Возможно, он ее и подвез. Может, Нейл ничего и не говорил о том, чтобы повидаться с Норой? Не было никаких...

Томас взялся за прохладную круглую ручку, повернул...

...и дверь вырвалась у него из рук.

— Томми... — сказала Нора, щурясь от ослепительного солнечного света.

У нее было живое лицо брюнетки, пухлые, как у модели, губы и большие карие глаза, честно глядевшие на собеседника, и хитроумная бухгалтерия оказываемых милостей. Ее прямые короткие волосы были тонкими, как у ирландки, а кожа — по-ирландски бледной. В упор глядя на нее, Томас вдруг вспомнил, что сегодня под утро ему приснилась их свадьба, и показалось, что тогда она выглядела такой же, как сейчас, — все то же томление, святость, сожаление...

Как единственная женщина, которую он когда-либо по-настоящему любил.

— Я... Я сейчас объясню, — сказала Нора.

— Ты плакала? — спросил Томас.

В смеси эмоций главным было облегчение, и он чуть не разрыдался. По крайней мере, она в безопасности. По крайней мере, она в безопасности.

Какого черта он навыдумывал? Нейл — психопат?..

Нора потерла уголок глаза.

— Нет. Что ты здесь делаешь? Где дети? Ничего не случилось?

— Дети отлично. Они с Миа. Я приехал... я...

Нора ждала продолжения.

— Я приехал, потому что вчера ночью у меня был Нейл. Он что-то сказал насчет того, что видел тебя... — Томас улыбнулся, наконец обретя уверенность в себе. — Поскольку ты сказала, что едешь в Сан-Франциско, я решил смотаться сюда — проверить, все ли в порядке... Так все в порядке?

Вопрос, казалось, застал ее врасплох, а может, просто он проявил излишнюю заботливость?

— Отлично, — ответила Нора с кислой — («Да в чем, собственно, дело?») — улыбкой.

Нечто странное произошло между ними, когда Томас вошел в прихожую: возможно, это была память о забытой близости. Они не могли оторвать друг от друга глаз.

— Про Сан-Франциско это был просто треп, да?

— Да, — сказала Нора.

Обмен взглядами был совершенно непроизвольным... либо так казалось Томасу.

— Но зачем, Нора? Зачем эта ложь?

Возмущение снова овладело им. «Не суй свой нос... Не твое дело».

— Потому что... — запинаясь, произнесла Нора.

— Потому что... Господи, Нора, даже чертов Фрэнки придумал бы что-нибудь получше.

— Не говори так. Не смей говорить «чертов Фрэнки». Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.

— А как насчет «чертов Сан-Франциско»? Или это тоже тебя раздражает?

— Да пошел ты, Томми, — сказала Нора и повернулась, чтобы уйти на кухню.

На ней было легкое хлопчатобумажное платье — из тех, которые заставляют мужчин страстно желать, чтобы налетел безобразник ветер. Ягодицы у нее все еще были хороши.

Томас опустил голову, посмотрел на руки. Они еле заметно дрожали.

— Так о чем вы говорили с Нейлом? — спросил он.

— Ни о чем, — с горечью ответила Нора. Она произнесла это, повернувшись к кухонному столу. — Он приехал не разговаривать... — У нее хватило мужества выдержать ошеломленный взгляд Томаса, лицо ее напряглось от стыда, негодования — всего того, с помощью чего людям удается смириться со своими грехами. — Он всегда молчит.


Не думая, Томас шагнул в прохладную полутьму.

«Нора с Нейлом?... Трахаются?»

Забавно, насколько естественными могут показаться подобные вещи, как легко убедить себя, что ты знал все заранее. И хотя Томас отверг эту мысль, она вернулась, и какая-то часть его нашептывала:

«Конечно».

Он с трудом протолкнул слова мимо застрявшего в горле жала шершня.

— И давно?

Ему было трудно дышать, но для полной уверенности он повторил:

— Давно ты трахаешься с моим лучшим другом? «Нора и Нейл... Нейл и Нора...»

Ее глаза заблестели от слез. Смахнув их, она отвела взгляд.

— Зачем тебе это знать?

— Даже когда мы были женаты? — спросил Томас — Да?

Нора повернулась к нему, на лице ее было написано нечто среднее между мукой и яростью.

— Просто... просто он был мне нужен, Томми. Просто нужен... — Она изо всех сил старалась, чтобы у нее не тряслись губы. — Еще. Мне хотелось еще.

Томас повернулся к двери, схватился за ручку.

— Так ты видел его? — окликнула Нора, в голосе ее сквозила паника. — Я им-мею в виду... ты знаешь, где он сейчас?

Она любила его. Его бывшая жена любила Нейла Кэссиди. Его лучшего друга.

Он повернулся и сгреб ее в охапку.

— Хочешь знать, где сейчас Нейл? — крикнул он.

Он схватил ее за подбородок так, чтобы она глядела ему в глаза. Стиснул зубы и встряхнул ее. Ничего, скоро сломается! И стал наступать на нее, отталкивая Нору назад.

Но затем из какого-то странного, несуществующего уголка что-то шепнуло ему:

«Это реакция ревнивца, древнее приспособление для сведения к минимуму риска ослабления потенции...»

Томас ошеломленно опустил руки.

— Нейл, — выдохнул он. — Позволь мне кое-что рассказать тебе про Нейла, Нора. Он свихнулся! Он стал убивать людей, снимать это на видео и посылать материалы в ФБР. Не веришь? Ну, как же! Наш Нейл! Сегодня утром у меня были люди из ФБР, показывали кое-что из его стряпни. Наш Нейл — чудовище, Нора! Это он — Костоправ, или как там, к чертовой матери, они его прозвали!

Томас замолчал, у него перехватило дыхание при виде ужаса, написанного на лице Норы. Он попятился к двери.

— Ты с ума сошел, — с трудом выдавила она.

Томас повернулся к двери.

— Ты врешь! Врешь!

Дверь открылась.

Казалось, земля уходит у него из-под ног. Путь до автомобиля больше напоминал управляемое падение. Томас оперся руками на переднюю дверцу, чтобы перевести дух. Металл обжег его ладони, и Томас поймал себя на том, что думает, когда же он успел так раскалиться. Впрочем, что странного? Весь мир словно превратился в газовую горелку. По шоссе проехала машина с откидным верхом, битком набитая тинейджерами, что-то хрипло вопившими в микрофоны. Он сверкнул на них глазами, как человек, утративший связь событий.

Нейл и Нора.

Томас окунулся в нутро своей «акуры», как в пузырь с горячим воздухом. Положил дрожащие руки на руль, ласково погладил его кожаный чехол. А затем принялся колотить по баранке кулаком.

— Черт! — прорычал он.

Казалось, наступает конец света. Казалось, что довод...

— Профессор Байбл? — окликнул его чей-то голос.

Он покосился на красивое женское лицо и сумел справиться с собой.

— Агент Логан?

Она осторожно улыбнулась.

— Думаю, нам надо поговорить, профессор Байбл.