"Тайна «Силверхилла»" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)

Глава VIII

Мои руки, даже не прикасаясь к крошечному желтому комочку, казалось, помнили мягкость перьев, скрывавших маленький кусочек плоти и костей, перьев, покрывавших что-то, что было теплым и живым, а теперь начинало холодеть. Маленькое существо, которое могло летать и петь, а теперь превратилось в ничто, я могла понять. Тайна смерти. Моя мама – эта вот канарейка.

Я не в состоянии была взять ее мертвое тельце, не прикрыв его чем-то, поэтому вытащила из комода какие-то салфеточки и легонько обернула их вокруг птички. Канарейка, которую я вертела в пальцах, казалось, совсем ничего не весила, и все же разница в весе живого тела и мертвого существовала. Как легко любому ребенку, сжав пальцы, раздавить эту хрупкую жизнь. Но эта птица умерла не оттого, что ее раздавили.

С этим маленьким грузом в руках я вышла в холл. Сейчас же отнесу птичку Уэйну. Никто не запер входные двери башни, так что я беспрепятственно проникла на другую половину дома. Комнаты чердака в это утро были пусты и тихи, а в холле, как всегда, было темно и очень холодно. Над лестницей света не было, и я очень осторожно спустилась вниз мимо стен, оклеенных обоями с голубыми розочками – этими маленькими призрачными личиками, которые когда-то так пугали мою маму.

На этаже Уэйна двери башни были широко распахнуты, пропуская внутрь воздух и свет; двери его комнаты также были открыты. Я заглянула внутрь, но там никого не оказалось. Из дальнего конца холла послышался звук захлопнувшейся дверцы холодильника, звон посуды, и, ориентируясь по этим звукам, я подошла к кухне с тыловой ее стороны.

За столом сидел Крис и наливал себе в стакан молоко. Пятна желтка и крошки подсушенного хлеба на тарелке говорили о том, что он в одиночестве заканчивает завтрак.

– Где папа? – спросила я.

Это был умудренный маленький мальчик, гораздо взрослее своих лет, и он стал с серьезным интересом меня разглядывать.

– Вас опять что-то испугало, правда ведь? Но папа сейчас спит. Нам обязательно будить его?

Я вспомнила, каким усталым был Уэйн, когда рассказывал о тяжелых часах, проведенных ночью в больнице, и отказалась от своего первоначального намерения.

Обойдя вокруг стола, Крис посмотрел на маленький, завернутый в салфетки комочек в моих руках.

– Можете показать это мне, если хотите. Я не думаю, что испугаюсь.

В этот момент я доверяла юному Крису Мартину больше, чем кому бы то ни было в этом доме, кроме его отца. Я отвернула кончик салфетки и показала ему маленькое желтое тельце. Он вскрикнул от ужаса и взял у меня из рук птичку. Было ясно, что ему уже приходилось иметь дело с мертвыми птицами и сам факт смерти его не пугал. Ему было жаль канарейку, но он отнесся к делу реалистически, как это случается с детьми.

– Это – Пикадилли! – грустно сообщил он мне. – Я узнал его по коричневым перышкам на кончиках крыльев. Он никогда не был чисто желтым. Последнее время он болел. Мы знали, что он умрет. Где вы его нашли?

– Кто-то положил его на подушку в моей комнате, но не думаю, что он умер от болезни.

Крис в недоумении покачал головой.

– Какой странный поступок – положить его вам на подушку. Похоже вроде бы на тетю Фрици, но все дело в том, что она никогда не причинит вреда какой-либо из своих птиц.

– Ну а если… если с ней расправился кто-то другой, – сказала я, – по-твоему, тетя Фрици все-таки могла бы положить трупик, чтобы я таким вот образом на него наткнулась?

Он задумался, сильно напомнив в эти минуты своим серьезным видом отца. Я снова обратила внимание на его длинные светлые ресницы.

– Думаю, могла бы, – сказал он. – Но мне казалось, вы ей нравитесь. Сегодня утром она волновалась за вас, хотела помочь.

– Тогда кто же?.. – начала я и осеклась. Я не имела права заставлять Криса Мартина судить старших. Что бы тут ни творилось, это было не детское дело.

– Наверное, не стоит строить догадки, – сказал он. – Давайте отнесем его вниз и покажем Элдену. Все равно ему придется хоронить Пикадилли. Он всегда хоронит птиц Фрици, когда они умирают.

И снова его реалистический подход к делу восхитил меня.

– Я подожду, пока ты допьешь молоко, – сказала я, хорошо сознавая, как нужно мне было его общество в этой ситуации. Он больше моего понимал в птицах, а также гораздо лучше меня знал людей, живущих в этом доме.

Он выпил полстакана молока, бережливо спрятал оставшуюся половину в холодильник и вместе со мной вышел в холл. На этаже тети Фрици никого не было, и Крис пошел впереди меня к двери, ведущей в галерею. Мы вошли в пустую комнату. Джеральд и бабушка ушли; дверь в оранжерею оставалась закрытой. Крис лучше меня ориентировался в лабиринте зеркал, окон и дверей и сразу же подошел к двери, ведущей в сад; открыв ее, он пропустил меня вперед.

В другое время меня бы восхитила старомодная красота сада Элдена с его мощеными дорожками, огибающими обилие цветущей зелени. Но сейчас впереди меня бежал Крис с птичкой в руках, я поспешала за ним, и времени любоваться садом не оставалось.

Около кустов шток-роз, росших возле изгороди, стоял Элден, беседовавший с тетей Ниной. Она нашла время нарядиться в серо-черное хлопчатобумажное платье, и вид у нее, как и прежде, был аккуратный и подтянутый. На какое-то мгновение перед моим мысленным взором мелькнул ее образ: какой она могла быть в молодости на теннисном корте, когда ей удалось одержать победу над первоклассным игроком. Эта картина показалась мне совершенно нелепой, хотя и сейчас еще она производила впечатление женщины, способной двигаться быстро и легко. Элден, по обыкновению, был в своих коричневых вельветовых брюках, а руки у него были перемазаны землей и кое-где покрыты пятнами от сока растений. Глядя на его руки, я вспоминала, что сказала мне его сестра об его отношении к калекам. Мог ли он легко принести в жертву птичку, будь у него какая-нибудь тайная цель? Но я никак не могла придумать причину, по которой Элдену могло бы захотеться меня напугать.

Когда мы с Крисом подошли к ним, оба оглянулись, и Крис показал Элдену птичку, лежащую в гнездышке из салфеток.

– Кто-то положил ее на подушку в комнате Малли, – сказал он. – Как, по-вашему, Элден, что с ней произошло?

Тетя Нина тихонько горестно вскрикнула:

– Ах нет, только не это! Неужто опять какая-то выходка?

Элден ничем не выдал своих чувств и мыслей. Он осторожно перевернул птицу, одним пальцем раздвинул перья на ее грудке, запачканные алой кровью. Лицо его не выражало ничего, а песочного цвета брови опустились так низко, что совсем скрыли глубоко сидящие глаза.

– Так вот зачем ей нужна была шляпная булавка, – произнес он наконец.

Крис удивленно уставился на него, но я не смогла промолчать.

– Неужели вы серьезно верите в то, что тетя Фрици способна совершить такую жестокость по отношению к одной из своих собственных птиц с единственной целью – напугать меня?

Тете Нине было явно нехорошо.

– Мы никогда не знаем, что она выкинет и когда ей взбредет в голову совершить что-нибудь посерьезнее, чем убийство птицы. Надо рассказать об этом маме Джулии.

– Да, придется рассказать, – согласился Элден.

Он поглядел в сторону оранжереи. Рядом, над розовым кустом, летала стрекоза, слышалось гудение пчел, спозаранку принявшихся за свой труд. Нас окружила тишина сада, и теперь я позволила себе окинуть взором простиравшиеся вокруг заросли старомодных цветов – флоксов, незабудок, синих анемонов. Смесь ароматов, ощущение покоя, отнюдь не ужаса – вот чем была насыщена атмосфера сада. Тем не менее лицо Элдена было мрачным и выражало что угодно, но только не состояние покоя. Он держал в руках мертвую птицу, и глаза его, казалось, не видели ничего, кроме оранжереи, детища дедушки Диа.

– Может, пора уже снести это страшилище, – сказал он. – То, что Фрици там выращивает, – не нормальная растительность. Она выкармливает из всяческих растений какие-то уродливые чудовища. Да и птицы все какие-то невропаты. Пернатые существа должны находиться на воле, а не в клетках. Вы меня никогда не переубедите, чему бы там их в клетках ни обучали. Достаточно посадить птицу в клетку, чтобы она свихнулась. Так же, как свихнулась сама Фрици.

Что-то больно много он говорит. Как всегда, слова его вызвали у меня тревогу. Останусь ли я в Силверхилле, ему, может быть, безразлично, но против тети Фрици он вполне определенно имел зуб. Я перевела глаза на слепые окна дома, и уловила какие-то слабые движения во флигеле Джеральда – как будто кто-то опустил приподнятую занавеску. За нами с той стороны явно наблюдали. Я быстро перевела взгляд на флигель бабушки Джулии, но там занавеси были неподвижны, никто не стоял у окна, наблюдая за происходящим.

Тетя Нина не обратила никакого внимания на слова Элдена относительно оранжереи.

– Захватите… это, – сказала она, кивнув в сторону канарейки. – Мы сразу же отнесем ее к маме Джулии. Время завтрака уже прошло, но она может еще немного его оттянуть. Не потому, что случилось сегодня с Кейт. Где она, Элден?

– Может, убралась отсюда, – сказал он, все еще сверкая глазами на ненавистный стеклянный пузырь оранжереи.

– Я все жду, когда она на это решится. Она спала сегодня ночью в своей постели, но, когда я встал рано утром, ее уже и след простыл.

Тетя Нина покачала головой.

– Ты принимаешь желаемое за действительность, Элден, и сам прекрасно это знаешь. Она время от времени куда-то прячется, но никуда она не уйдет. Одного желания недостаточно, чтобы помешать Джулии Горэм женить моего сына на твоей сестре.

Она задумчиво глядела на Элдена, он не опустил перед ней глаз.

– А вдруг да окажется достаточным и желания? – сказал он.

Они словно бы позабыли и про меня, и про внимательно слушающего мальчугана, стоявшего рядом со мной. Оба смотрели друг на друга с таким видом, как будто против их воли между ними был заключен какой-то союз. Было очевидно, что ни один из них не желал этого брака, и я была уверена, что основания противиться ему были у обоих различны и вызывали обоюдное возмущение, хотя общая цель и объединяла их. Бабушке Джулии не так-то легко будет осуществить свои планы. Впрочем, все это меня не касалось. Единственное, чего я хотела, – это узнать, кто был преисполнен такой отчаянной решимости во что бы то ни стало меня напугать. И почему.

Я не успела нарушить их сосредоточенное обсуждение волновавшей обоих темы. Мне помешал голос тети Фрици, приближавшейся к нам по тропинке.

– Опять этот ребенок! – выкрикнула она, подойдя к нам. – Этот ужасный ребенок! Я знаю, что она взяла одну из моих птичек. Дилли умер – я знаю: он умер!

Мы повернулись к ней. Она еще не успела переодеться, и шифоновые рюши ночной рубашки делали ее похожей на хищного серого сокола, буквально налетевшего на нас.

Тетя Нина встревоженно двинулась в сторону, как бы пытаясь скрыть от ее глаз птичку, но Элден ничего не собирался скрывать. Он поднял руку с мертвой птицей, лежавшей у него на ладони. Тетя Фрици увидела ее и ахнула. Она взяла маленькое тельце в руки, приложила его к щеке и начала горестно причитать. Однако горе тут же уступило место гневу.

– Где ребенок? – резко обратилась она к нам. – Вы где спрятали эту девочку?

Тетя Нина с отвращением поджала губы, но, когда она посмотрела на меня, вид у нее был немного испуганный.

– Нет никакого ребенка, Арвилла, – сказала она.

– Как это нет?! – Тетя Фрици вдруг взглянула на меня. – Я знаю, что она здесь побывала. Вчера вечером я видела ее между березами. Разве вы не слышали, как она плакала? Наверняка она снова пробралась в оранжерею. И если я ее поймаю…

Она подошла ко мне вплотную, внимательно вглядываясь в мое лицо своими синими глазами. Я держалась из последних сил. Где-то внутри меня уже начала бить дрожь. Мне нельзя думать о маленькой девочке, тянущейся к трепещущей птице, да и о взрослой женщине, охваченной яростью.

– Я вас уже видела раньше, – сказала она. – Я знаю, что уже видела вас раньше.

Элден не обратил внимания на предостерегающий взгляд тети Нины.

– Она и есть тот ребенок, которого вы ищете. Это тот самый ребенок, только она выросла. Но сделала это не Малли, как вам прекрасно известно. Это вы ходили в оранжерею. Я вас спрашивал, зачем вам шляпная булавка. Я вас спрашивал, почему вы ее спрятали между растениями – помните? Теперь видите, что вы наделали?

Это было беспощадное нападение. Крис негодующе пробормотал что-то, но Элден явно получал от происходящего удовольствие. Его светло-голубые глаза были широко раскрыты, он ничуть не хмурился исподлобья, когда требовал, чтобы она вспомнила, как проделала нечто такое, на что я не считала ее способной. У тети Фрици уже начали дрожать губы, на лице появилось обычное выражение потрясения и боли. Я не могла молча стоять и созерцать происходящее. Тетя Фрици была главной причиной моего пребывания здесь, и она отчаянно нуждалась в защите.

– Не говорите ей такие вещи! – возмущенно воскликнула я. – Она не стала бы причинять вред одной из своих собственных птиц. Это сделал кто-то другой.

Элден бросил мне взгляд, ясно говоривший: не суйтесь не в свое дело.

– Взгляните на перья на грудке, – приказал он тете Фрици. – Тут всего лишь крошечная ранка, – ранка, нанесенная каким-то острым инструментом. Ну как, начали вспоминать?

Она разжала руки, выронив птицу на землю, как если бы самое ее прикосновение стало вдруг для нее отвратительным.

– Неужели я в самом деле это сделала? О, Элден, я не могу вспомнить! Я не могу вспомнить ничего из того, что произошло после того, как я встала с постели сегодня утром!

Я ненавидела его за эту боль, которую он ей причинял.

– Тетя Фрици, дорогая, конечно же, вы все прекрасно можете вспомнить. Я взяла ее конвульсивно сжатые руки в свои.

– Ведь сегодня утром вы говорили мне, как много уже начали вспоминать. Вы обещали доктору Уэйну выздороветь.

Она выдернула свои руки и беспомощно повернулась к тете Нине, отвергая меня как незнакомку. Глаза ее явно разбегались в разные стороны, рот потерял четкие очертания и весь как-то обмяк.

Тетя Нина довольно ласково увела ее прочь. Тетя Фрици пошла с ней, не сопротивляясь и не осознавая по-настоящему, что происходит. По-видимому, она уже и о птичке позабыла.

Как только они отошли достаточно далеко, чтобы не слышать нас, я обратилась к Эдену:

– Как вы могли сделать такое? Как вы можете быть таким жестоким?

– Жестоким? – переспросил он. – Да знаете ли вы, что такое настоящая жестокость?

В голосе его звучала такая уверенность, что моя слепая вера в тетю Фрици впервые поколебалась.

– Что я на самом-то деле о ней знала?

Элден поднял птицу с земли и снова начал ее осматривать. Желтые перышки покрылись пылью, и он смахнул ее почти нежным движением.

– Я отнесу ее миссис Джулии, – буркнул он. – Нечего больше ждать. Хотите, пойдемте со мной. Чтобы проследить, не проявлю ли я свои садистские наклонности:

Я покачала головой, и он искоса взглянул на меня. В глазах его не было приязни. Он направился к дому. Когда он ушел, я бессмысленно стала озираться вокруг, совсем как тетя Фрици. Шок, смятение, отвращение к тому, что произошло, – все смешалось, основательно поколебав все мои прошлые убеждения. Я совсем забыла о том, что Крис все еще тут, пока он не тронул меня за руку.

– Элден не должен был так говорить, – заявил мальчик. – Тетя Фрици никогда не стала бы причинять боль Дилли, – все равно, помнит ли она что-нибудь или нет.

– Но откуда же у него взялась такая уверенность? – спросила я. – Почему он себя так вел?

Крис кивнул в сторону оранжереи.

– Он терпеть не может эту штуку. Он ненавидит растения тети Фрици и считает неправильным держать птиц в клетках, как это делает тетя Фрици. Кроме того, папа говорит, что Элден в бешенстве от чего-то, что замышляет миссис Джулия и чему он не может помешать – поэтому-то он и говорит иногда Бог знает что, просто чтобы душу облегчить. Во всяком случае, при первой возможности я поговорю с тетей Фрици. Иногда мне удается ее успокоить, когда кто-то ее обидит. Она знает, что я ее друг.

Я с нежностью обняла его, и он не сопротивлялся. Я уже не была уверена в том, что тете Фрици можно доверять так, как, по всей видимости, доверял он, и все же надо, чтобы она чувствовала, что на ее стороне еще кто-то, кроме маленького мальчика. Единственное, о чем я буду сожалеть, простившись с Силверхиллом, – это о том, что бросила ее на произвол судьбы.

Крис все еще наблюдал за мной, и на лице его было написано, что ему не терпится что-то мне рассказать.

– А я знаю, где Кейт. Я знаю, где она скрывается, когда хочет уйти отсюда. Но я никому не могу об этом сказать – я ей обещал не говорить.

Я внимательно смотрела на него, и от меня не ускользнул многозначительный поворот его головы и быстрый взгляд, который он бросил в сторону чердака на половине дома, занимаемой Фрици. Он был неглупый мальчик, и его выразительный жест не был случайным. При этом он фактически не нарушил обещания, данного Кейт. Внезапно я почувствовала, как мне хочется видеть его беззаботно играющим со своими сверстниками вместо того, чтобы углубляться в давние загадки Силверхилла.

– Я сейчас иду назад, к себе в комнату, – ласково сказала я. – Ты не против, если я войду в дом вместе с тобой?

Когда мы вместе вошли в дом, он облегченно улыбнулся, и я поняла, что среди прочих тревоживших его забот была и мысль о Кейт Салуэй. Мы поднялись на второй этаж и застали его отца стоящим в дверях и ждущим нас.

Когда мы снова встретились, был какой-то миг неуверенности. Мы все еще были незнакомцами, которым следовало смотреть друг на друга издали внимательным, вопрошающим взором. Но потом он улыбнулся, и у меня сразу отлегло от сердца. Я его не выдумала. С тех пор как я ходила с Уэйном Мартином на лодочную станцию, ничего не изменилось. Эта прогулка повернула всю мою жизнь в новом направлении – в направлении надежды и счастья.

Я улыбнулась ему.

– Расскажи папе про птицу, – сказала я Крису и двинулась дальше вверх по лестнице, на последний этаж.

Скоро я покину Силверхилл. Жестокий трюк с положенной мне кем-то на подушку мертвой птицей совершенно не требовался, чтобы заставить меня уехать, и все-таки мне не хотелось поворачиваться спиной к некоторым печальным фактам. Может быть, Кейт как-нибудь поможет уладить дела с тетей Фрици, если, конечно, она не слишком поглощена собственными проблемами.

Дойдя до третьего этажа, я не пошла через башню на свою половину дома, а стала бродить между чемоданами и ящиками, которые вчера вечером распаковывала тетя Фрици. При утреннем свете паутина, пыль, следы явной заброшенности еще больше бросались в глаза, чем накануне. В тех местах, где Фрици прошла или где она встала на колени перед чемоданом, на пыльном полу остались следы. В остальном все было как вчера. Я открыла дверь в соседнюю комнату и заглянула туда. Здесь уже давно никто ни до чего не дотрагивался. Никаких следов на покрытом слоем пыли полу, никаких отпечатков на поверхности сваленных здесь в кучу ветхих предметов. Сюда годами не заглядывали ни бабушка Джулия, ни тетя Нина. Сам этот факт говорил о том, что их отпугивали какие-то ассоциации, вызывающие в душе чувство боли.

Закрыв дверь, я продолжала свой путь вдоль холла. Здесь было слишком темно, чтобы толком что-либо рассмотреть, и я дошла до последней двери в дальнем конце холла, продвигаясь с большой осторожностью. Дверь легко открылась при одном прикосновении пальцев, но я не увидела ничего, кроме пустой комнаты с еще одной дверью, которая вела, по-видимому, в комнату поменьше, расположенную в самом дальнем уголке дома. Здесь по крайней мере пол был подметен, так что не видно было выразительных следов на пыльной поверхности. Может, именно для того здесь и подметали.

Когда я открыла последнюю дверь, то увидела, что изнутри вход в нее преграждал громадный старомодный платяной шкаф красного дерева. Но в тот самый момент, когда я приоткрыла дверь, я заметила в глубине комнаты слабый свет. Его тут же выключили.

– Кейт! – тихо окликнула я. Это всего лишь Малли Райс. – Может, вы меня впустите?

Свет снова зажегся, и я увидела, что рядом со шкафом достаточно места, через которое можно протиснуться. Кейт Силуэй стояла, повернувшись ко мне лицом, и опиралась о трехногий стол, четвертый угол которого поддерживала стопка книг, положенных на стул. На ней был короткий голубой пенюар, надетый поверх комбинации; ее синее форменное платье висело на крючке, вбитом в стену.

Бросив один взгляд на ее бледное заплаканное лицо, я отвела глаза и стала осматривать комнату. Свет шел от настольной лампы, прикрытой абажуром из треснувшего пергамента. Позади нее виднелась койка армейского образца, на которой лежали подушка и легкое одеяло. Кроме того, здесь стояли стол и маленький комодик с треснувшим зеркалом наверху. Больше в комнате не было ничего.

– Я подумала: вот, наверное, хорошее место, где можно укрыться от всех, – сказала я. – Но разве они не могут увидеть свет в этой комнате со стороны подъездной аллеи?

Она позволила себе немножко расслабиться и усталым жестом отвела назад свои каштановые волосы, закрывавшие ее лицо.

– Днем не видно. А вечером сюда ложится густая тень, а карнизы и вон тот большой вяз в углу сада закрывают окно, так что я могу оставлять его открытым и дышать чистым воздухом. Зачем вы меня ищете?

В маленькой комнате было тепло, несмотря на открытое окно. Я подтащила единственный целый стул к окну и уселась, давая ей понять, что ей не так-то легко будет от меня отделаться. С того места, где я сидела, мне видна была крыша второго этажа флигеля Джеральда, а этажом ниже – крыша галереи, соединявшей оба крыла дома. Но меня не интересовала архитектура – я просто тянула время, стараясь подыскать подходящие слова для разговора с Кейт.

– Может, я пришла сюда потому, что сама искала, куда бы мне скрыться, – сказала я. – Но так или иначе мне хотелось поговорить с вами, прежде чем я уеду отсюда навсегда.

– Мне иногда просто невыносимо оставаться там, внизу! – сказала Кейт. Она бросилась на койку и обхватила руками колени, пригнувшись к ним головой.

– Да, это я понимаю, – заметила я. – Я провела здесь всего одну ночь, и с меня более чем достаточно. Я уеду после завтрака, как только найдется кто-то, кто согласится отвезти меня в Шелби. Почему бы вам не уехать со мной?

Ею вдруг овладела непонятная мне тревога.

– Вы уезжаете сегодня, мисс Райс? Я кивнула.

– Да, решила последовать вашему совету. И, пожалуйста, не забывайте меня.

Она потянулась в мою сторону, и я заметила какое-то напряженное выражение на ее лице.

– Пожалуй, это был дурной совет. С тех пор у меня было время над ним пораздумать.

– Что же заставило вас изменить свое мнение? – напрямик спросила я.

Но мысли Кейт снова вернулись к ее собственным проблемам, и она не ответила на мой вопрос.

– Они терзают меня, тянут в разные стороны – Элден, миссис Нина и ваша бабушка, – прошептала она.

– А как насчет моего кузена Джеральда? – спросила я.

Ее карие глаза затуманились от боли.

– Нет, Джеральд тут ни при чем. Пока ему ничто не угрожает, он сделает все, чего пожелает его бабушка, даже если сам он этого не хочет.

Я наклонилась к ней.

– Вы вовсе не обязаны выходить за него замуж! Поедемте со мной в Шелби, мы вместе снимем комнату, найдем работу, создадим своими руками новую жизнь для себя.

Эта идея осенила меня внезапно и привела в восторг. Кейт мне нравилась, и мы вполне могли помочь друг другу.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшую.

– Покинуть Силверхилл! – воскликнула Кейт.

Я вскочила и нетерпеливо зашагала взад-вперед по комнате, пока она не поймала меня за руку и не усадила на кровать рядом с собой.

– Тише! Не расхаживайте, а то внизу услышат. Хотя Крис уже знает, что я здесь. Вероятно, и доктор Уэйн знает, но он меня не выдаст. Мне нужно какое-то потаенное убежище, иначе я с ума сойду.

– Я что-то вас не пойму, – заметила я. – Мне понятно, почему вам не хочется выходить замуж за такого человека, как Джеральд. Мне понятно…

– Я ничего не имею против его изувеченной руки, – сказала она, как бы защищаясь. – Я знаю его всю свою жизнь, и я привыкла к ней.

– Я вовсе не это имела в виду! Просто я считаю его эгоистом до мозга костей, полностью сосредоточенным на собственной персоне. Важно то, какие последствия изуродованная рука имела для его психики, так что даже если он блестящий ученый и очень богат, мужем он будет ужасным. Ни одна женщина в здравом уме не захочет иметь с ним дело.

– Я захочу, – возразила Кейт.

Я уставилась на нее. В маленькой комнате было очень тихо. За окном замерли ветки вяза, освещенные зловещим желтым сиянием; они закрывали собой сад, и где-то вдали слышались раскаты грома. Молодая женщина возле меня начала тихонько плакать, утирая слезы насквозь промокшим носовым платком.

– Я его люблю с детства, – говорила она, рыдая.

– Я, бывало, придумывала разные истории про то, как вырасту и выйду за него замуж. Мысленно я убеждала себя, что он – сказочный принц, превращенный злой волшебницей в лягушку, и что моя любовь преобразит его. Я страдала, когда он уезжал в школу и встречался там с другими девочками, назначал им свидания. У него всегда было много денег, и, вероятно, он чем-то привлекал девиц, с которыми встречался. О, он далеко не всегда был отшельником! Хотя до серьезного никогда дело не доходило, потому что он всегда им отплачивал. За свою руку я имею в виду. Он так и не решился подвергнуть себя испытанию браком. Никогда не позволял себе по-настоящему кем-либо увлечься.

– И все-таки он мог бы жениться на вас? – спросила я.

– Потому что я не в счет! – вскричала Кейт. – Он ко мне привык и прекрасно знает, как я к нему отношусь. Он знает, что я никогда не причиню ему боли, хотя ему самому ничего не стоит причинить боль мне. Он вполне готов использовать меня, если нет другого способа получить то, чего он хочет. А хочет он, понятно, денег своей бабушки, этот дом и все, что в нем находится. Тогда он сможет жить здесь так, как ему нравится, и до конца своей жизни быть чем-то вроде хранителя частного музея. А его бабушка говорит: не женишься – не получишь денег. Джеральду это не нравится, и он пытается противиться ее воле. Конечно, если он женится, а детей у него все-таки не будет, можно будет сказать, что по крайней мере он пытался что-то сделать. Во всяком случае, никто не сможет доказать противное! Разве что я!

Я слушала ее с растущим ужасом.

– Поедемте со мной в Шелби. Оставьте его!

– Я никогда его не оставлю. – Ее голос был тих, это был почти шепот, но в нем мне опять послышалась нотка упрямой решимости, которую никто никогда не сможет поколебать. – Конечно, мне хотелось бы выйти за него замуж. Но не при таких условиях, когда бабушка вынуждает его жениться. Надо, чтобы он сам этого хотел, потому что любит меня. Ни на каких других условиях он мне не нужен, а это значит – он никогда не станет моим мужем. Никакого брака между нами не будет.

– Джеральд и любовь? – сказала я. – Я мало знала своего кузена, но сомневаюсь, чтобы он был способен любить кого-либо, кроме себя самого.

Она ответила мне очень просто:

– Он сам не знает, насколько я нужна ему. Я забочусь о том, чтобы ему всегда было удобно. Мне не раз приходилось перепечатывать на машинке его статьи, отвечать за него на письма, которые приходят на его имя, помогать в исследовательской работе, в составлении каталогов. Ведь я здесь не просто экономка.

– Так пусть он почувствует, что он в вас нуждается. Если вы уедете со мной…

Она нетерпеливо перебила меня:

– Вам нельзя сейчас уезжать. Вы – моя единственная надежда. Вы обязательно должны хотя бы ненадолго остаться в Силверхилле.

Ее манера противоречить себе самой вывела меня из себя.

– Но ведь вы же говорили, что я должна уехать. Вы сказали мне это в первый же раз, когда мы остались одни.

– Тогда я пыталась думать о вас. – Она подняла голову и так угрюмо на меня посмотрела, что я подивилась себе самой: с чего это я могла вообразить, что Кейт – нежная душа?

– А теперь я думаю о себе и о Джеральде. Хотя, если бы он услышал об этом, он бы не поверил. Для нас вы – единственный шанс к спасению, какой когда-либо может нам представиться. Помогите мне, Малли, – помогите нам обоим!

– Как я вообще могу кому-либо помочь? – спросила я.

– Я не могу объяснить. Я даже не уверена в том, что для Джеральда лучше. То мне кажется одно, то другое – никак не приду к окончательному выводу. Единственное, что мне доподлинно известно, – это что на вас сосредоточены мысли их всех. Мне кажется, миссис Джулия уже сознает это, и она найдет способ использовать вас в своих целях, если удастся. Для нее было большим потрясением то, что вы объявились здесь после письма, которое она получила от вашей матери. Но если ее отношение к вам изменится, – будьте начеку!

"Некоторым указанием такой перемены явился утренний эпизод с рубиновым перстнем моей бабушки", – с тревогой подумала я. Но я понятия не имела о том, к чему это вело, и не могла принять какие-то необоснованные намеки. Мне требовалось время для того, чтобы вдали от Силверхилла получше узнать Уэйна Мартина и дать тому, что зародилось между нами, вырасти и развиться во что-то большее. Дальнейшее мое пребывание в этом доме никак не могло этому способствовать.

– Я не могу остаться, – без обиняков заявила я. – Я наконец-то выяснила для себя, чего хочу от жизни. И я намерена получить то, чего хочу. Если я останусь здесь, Силверхилл все испортит. С меня хватит смертей, белых берез и тайн!

Кейт решительным жестом утерла слезы и встала.

– Разумеется, я просто брежу. Миссис Джулия ни за что не допустит, чтобы ее сокровища перешли в руки кого-либо другого, а не Джеральда. Думаю, что она предпочтет видеть вас мертвой, нежели передать вам что-нибудь сверх самой ничтожной части своих денег. Нет, тут надеяться не на что.

– Разумеется не на что, – сухо ответила я. – Да я вовсе и не хочу этого, не связываю с этим никаких надежд. Ну а пока что мне, пожалуй, лучше позабыть на время о громадных состояниях, а спуститься вниз и позавтракать, пока они не начали искать нас обеих. Возможно, я вас больше не увижу, Кейт, а потому позвольте сказать вам – до свидания!

Я уже направилась к узкой щели возле платяного шкафа, но она остановила меня.

– Подождите, Малли. Ну пожалуйста!

Я нехотя остановилась. Стремление бежать отсюда нарастало во мне с каждой минутой. Мне хотелось только одного – осуществить его как можно скорее.

Невзирая на печальные проблемы, связанные с тетей Фрици, мне просто необходимо было уехать отсюда. Моя собственная жизнь начала значить для меня больше, чем когда-либо в прошлом.

– Здесь, наверху, мне ясно слышны были голоса, – сказала Кейт. – Что произошло сегодня утром в саду?

Я рассказала ей о том, как обнаружила мертвую птичку, и о том, что последовало после того, как мы в Крисом отнесли ее вниз. Я еще не успела закончить свой рассказ, как поймала на себе ее пристальный взгляд, в котором ясно читалось потрясение.

– Так, значит, началось, – сказала она. – Я знала, что рано или поздно это начнется. Не доверяйте никому из них, Малли. Птица – это только начало. Не знаю, что они сделают с бедной Фрици теперь, когда она начала кое-что вспоминать.

С ощущением внутреннего тепла я подумала: "Я знаю одного человека, которому могу доверять".

– Я перееду в Шелби, – сказала я, – так что доверяю я им или нет, не имеет никакого значения. В любом случае я могу довериться Уэйну Мартину.

Она посмотрела на меня с ужасом.

– Что вы! Если миссис Джулия нажмет на него, он в ту же минуту обернется против вас. Ведь не кто иной, как его отец… Нет, даже и не думайте верить никому из них.

Я не могла поверить подобным словам об Уэйне. Для этого я уже успела слишком хорошо его узнать. Я знала, что он не изменит своего отношения ко мне.

– А кого вы имеете в виду, говоря «они», "им"?

– Прежде всего, разумеется, вашу бабушку и вашу тетю Нину, которая ее боится, Уэйна Мартина, Джеральда и моего брата Элдена, которые с детских лет были друг с другом на ножах.

– Почему? Почему ваш брат и Джеральд ненавидят друг друга?

– Элден говорит, потому что Джеральда всегда бесило, что у него – две нормальные руки. Но тут все гораздо сложнее. Элдену всегда было ненавистно все, что противоречит природе. Он не выносит больных людей. Поэтому он не прощает Джеральду его увечную руку, и Джеральд это знает. Оба родились не здесь, и их обоих привезли в этот дом, когда они были еще младенцами, и тем не менее у обоих такое чувство, словно Силверхилл – их собственность. Джеральду дорого все, что внутри дома, а Элдену – все, что снаружи, – сад, деревья, земля. Я родилась в самом доме, и у меня ничто не вызывает никаких чувств. По мне, сгори оно все, я бы и слезинки не проронила.

– А разве дядя Генри и тетя Нина не всегда жили в Силверхилле?

– Жить-то они жили, но как раз в то время, когда миссис Нина была беременна Джеральдом, из Нью-Йорка привезли сюда вашу тетю Фрици, и тут началась сильнейшая неразбериха. Миссис Нина не могла выносить постоянные ссоры, проявления норова вашей бабушки, не говоря уж о том, что творилось с Фрици, которая совсем вышла из строя. Она уехала в Вермонт пожить у сестры и родить ребенка в мирной обстановке. Но это мало ей помогло – я имею в виду руку Джеральда. Генри Горэм привез их обоих домой, и с тех пор Джеральд не покидал это место. Теперь ему нравится забывать, что он был рожден не здесь. Любовь к этому дому у него, можно сказать, в крови, и любовь такая сильная, что иной раз она меня просто пугает. Элден появился здесь, когда ему был годик, но он испытывает столь же сильное чувство к здешней земле.

– Вы думаете, это кто-то из них – я имею в виду птичку?..

Кейт выскользнула из своего пеньюара и сняла с крючка форменное платье. Не глядя на меня, она сказала:

– Не знаю, да и не хочу знать – слишком это ужасно. Но одно я могу вам сказать: обвинят во всем Фрици.

Я услышала все, что мне надо было услышать. Протиснувшись через щель возле платяного шкафа, я вышла в холл. Холод, спертый, застоявшийся воздух, мерзость запустения ощущались здесь как будто сильнее, чем обычно. Я поспешно бежала от голубых роз и прошла через башню на мою половину дома.

На этот раз я уже не заходила к себе в комнату, а торопливо направилась к лестнице. На ходу что-то остановило мое внимание, я нагнулась и подняла с пола что-то желтое, пушистое – перо канарейки. Спускаясь по лестнице, я держалась за перила, предоставив перу парить в воздухе. Мне неприятно было вспоминать ощущение птичьих перьев у меня в руках.

Когда я проходила мимо покоев тети Нины, комнаты ее оказались пусты. Внизу, в комнате для приема гостей, никого не было, и свет над двумя портретами был выключен.

Я пошла на звук голосов, доносившихся из столовой.

Сегодня бабушка Джулия восседала во главе стола, а Джеральд сидел на противоположном конце. Тетя Нина еще не заняла своего места, но Элден Салуэй был тут, он стоял возле бабушкиного кресла. Они разговаривали, но при моем появлении мгновенно воцарилась тишина. Все трое внимательно вглядывались в меня, и где-то в глубине моего сознания шевельнулись предостерегающие слова Кейт. Но мне нечего волноваться. Отныне у меня осталась одна цель – в последний раз посидеть за этим столом. После завтрака упакую свой чемодан и как можно скорее, до двенадцати, уеду. Можно не сомневаться, что ни один из них не пожелает меня остановить. Что касается тети Фрици, то я бессильна что-либо сделать против воли любого из них или против их общей воли.

Джеральд встал и любезно отодвинул от стола кресло, чтобы я могла сесть. Бабушка Джулия снова повернулась к Элдену, и разговор между ними возобновился.

– Разумеется, так продолжаться не может, – сказала она. – Все мы годами терпели это напряжение, пора положить ему конец. И все же я отвечаю за свою дочь. Любимицу моего мужа.

Джеральд поставил свою чашку кофе на стол с такой поспешностью, будто горячая жидкость обожгла его, и с нетерпением выжидал, пока миссис Симпсон спрашивала, что принести мне на завтрак. Как только она вышла, он заговорил с бабушкой.

– Ты и так слишком долго сентиментальничала с тетей Фрици.

Хотя Джулия Горэм не заговорила сразу, огромная жизненная сила, все еще горевшая в глубине ее существа, угрожающе метнулась в сторону Джеральда. Само ее молчание было уничтожающим.

Сегодня утром она выглядела иначе, так как из своего длинного темно-красного платья, которое так ей шло, она переоделась в платье из бежевого эпонжа с короткой юбкой и отрытым воротником, обнажавшим ее стареющую шею. Посадка головы оставалась такой же гордой, как всегда, а волосы были уложены так же, как на портрете, только теперь они уже не были темными. На ней не было никаких драгоценностей, кроме маленьких нефритовых сережек и колец, полученных в день свадьбы. Рубинового перстня на руке не было.

Дав нам всем прочувствовать многозначительную тяжесть своего молчания, она продолжала:

– Что бы Арвилла ни сделала, твой дедушка ее любил, Джеральд. Я никогда не смогу ее простить, но именно поэтому я обязана обращаться с ней по справедливости.

– Пока мы, все остальные, страдаем от ее выходок! – Джеральд все еще не мог успокоиться. – Как бы там ни было, Малли пережила отвратительные минуты сегодня утром. Я ожидал, что, обнаружив птицу, она с криком кинется через весь дом, но, хотя этого не случилось, мы не можем допустить, чтобы что-нибудь подобное повторилось.

Бабушка предпочла услышать только часть из того, что он сказал.

– Малинда сегодня утром отправляется в оранжерею, чтобы навсегда распрощаться со старыми призраками. Так ведь, Малинда?

Я покачала головой.

– Теперь в этом уже нет необходимости. Я уже и так со всем этим распрощалась навсегда. Когда я подобрала эту птичку и отнесла ее вниз, то поняла, что мне нечего больше бояться. Сразу же после завтрака я хотела бы упаковать вещи и уехать в Шелби. Как вы думаете, Элден сможет меня отвезти?

Элден по-прежнему стоял около бабушкиного кресла, слушал, наблюдал, но сам не произносил ни слова.

– Я не осуждаю вас за то, что вам хочется как можно скорее отсюда убраться, – сказал Джеральд. – Мы, наверное, успели до смерти напугать вас. Вы приняли мудрое решение.

Бабушка заговорила таким тоном, будто здесь последнее слово было за ней. Голос ее был тверд и чист.

– Право решать принадлежит не ей, а мне, и только мне.

Миссис Симпсон внесла поджаренный хлеб и кофе. Появилась и тетя Нина, как всегда торопливая, запыхавшаяся, и сын усадил ее за стол. Я едва замечала еду, стоявшую передо мной, и почти не обратила внимания на тетю Нину – так удивили меня слова бабушки. Для всех остальных в центре внимания сейчас была тетя Нина.

– Арвилла наконец-то угомонилась, – сообщила она бабушке. – Крис рассказал о случившемся Уэйну, и тот пришел посмотреть, что с ней. Она ничего не помнит – в таком скверном состоянии я еще никогда ее не видела. Приезд Малинды принес ей один только вред. Она начала припоминать, что произошло в те, давние времена, но лишь по частям, по кусочкам. Уэйн дал ей что-то успокоительное, и теперь она придет в себя. Как раз перед моим уходом пришла Кейт, она сейчас с Фрици.

– Значит, Кейт перестала дуться? – спросил Джеральд.

Элден произвел звук, казавшийся мне похожим на рычание, и бабушка Джулия поспешила заговорить с ним.

– Элден, пожалуйста, найдите доктора Мартина и попросите его обязательно повидаться со мной, прежде чем он утром отправится в больницу.

Об оранжерее и о том, что делать с Арвиллой, поговорим в другой раз. Ведь, в конце концов, оранжерею построил мой муж, а…

Джеральд скорчил гримасу:

– А ни к чему из того, что построил дедушка Диа, вообще нельзя прикасаться! Даже если все тут рухнет прямо нам на головы или погибнет из-за выходок Арвиллы! Если она еще раз вынет что-нибудь из коллекции ювелирных изделий…

Его мамаша перегнулась через стол и похлопала его по руке.

– Не надо, дорогой. Твоей бабушке нелегко принять такое решение. Она не так молода, как ты, и мы не должны…

Элден вышел, в последний раз мрачно глянув на Джеральда, и тогда бабушка напустилась на тетю Нину.

– Я вполне способна принимать трудные решения, когда требуется. Я собираюсь переговорить об этом сегодня с Уэйном Мартином. Нам надо будет подобрать подходящее место, куда можно было бы устроить Арвиллу. Совершенно очевидно, что она нуждается в постоянном присмотре и что мы больше не можем держать ее здесь.

Тетя Нина тихонько вздохнула, и я знала, что это был вздох облегчения. Джеральд поднес палец к виску, шутливо отдавая честь бабушке.

– Браво, бабуля! Рано или поздно это должно было произойти. И лучше сделать это до того, как состояние Фрици станет еще более серьезным.

Мне трудно было выговорить хоть слово – так я была потрясена. Меня еще раньше удивили слова бабушки насчет моего дальнейшего пребывания здесь, а теперь, когда я поняла, что они собираются сделать с тетей Арвиллой, я не могла совладать с собой и осторожно выбирать слова.

– Не может быть, чтобы вы верили в эту историю с птицей – в то, что тетя Фрици могла так жестоко с ней поступить! Неужели вы способны спровадить ее в какое-нибудь заведение, когда вся ее жизнь – здесь?! Она чувствует себя совершенно счастливой среди своих растений и птиц. Ради чего она будет жить, если вы выгоните ее отсюда.

– А ради чего она будет жить, если останется здесь? – просил Джеральд.

Я не обратила на него внимания. Мне было известно, кто правит Силверхиллом, и глаза мои были прикованы к бабушке Джулии. Она задумчиво смотрела на меня, как если бы мои слова заставили ее остановиться и, может быть, почти убедили, хотя я и считала это маловероятным. Впрочем, она мне не ответила, а снова обратилась к Джеральду:

– Я вызвала доктора Уорта и сказала ему, что свадьба состоится через две недели.

Тетя Нина положила руку на плечо Джеральда, но он отмахнулся от нее.

– Кейт не хочет выходить за меня. Маме не нравится твой выбор жены для меня, а Элден скорее меня пристрелит, чем позволит жениться на его сестре. Кроме того, хотя тебе нет дела до меня, я предпочитаю оставаться холостяком.

– Ну, ты-то, без сомнения, передумаешь, – ровным голосом произнесла бабушка, которую его вспышка ничуть не тронула.

– С чего бы это я передумал? – спросил Джеральд. – Может быть, ты собираешься лишить меня наследства и оставить все Малли? – Он был очень уверен в себе и держался почти вызывающе.

Бабушка с минуту смотрела на него, и я увидела в выражении ее рта затаенную улыбку, запечатленную на портрете.

– А почему бы и нет? – сказала она. – Ты, Малинда, как бы к этому отнеслась?

Я отодвинула от себя завтрак, к которому даже не притронулась.

– Мне это не доставило бы ни малейшего удовольствия! – воскликнула я. – Ничто не могло бы принудить меня согласиться с подобным решением. Я никогда бы не допустила, чтобы этот дом поймал меня в свой капкан так, как он, по всей видимости, поймал всех вас.

Тетя Нина что-то воскликнула, выражавшее явное недоверие к моим словам, а Джеральд стал настороженно меня разглядывать. По-видимому, они оба считали, что мой отказ – просто уловка, рассчитанная на то, чтобы убедить бабушку в отсутствии у меня каких-либо корыстных помыслов. Не поверила мне и бабушка.

– Мне не нравится, когда ты демонстрируешь свои плохие манеры, – сказала она, словно вся эта сцена за столом не была подобной демонстрацией. – Одно из твоих свойств, которые меня беспокоят, Малинда, – продолжала она, – это крайняя эмоциональность и возбудимость. Ты слишком похожа на свою тетю Арвиллу.

Я тут же вновь продемонстрировала свою возбудимость.

– О нет! Я непохожа на тетю Фрици! Я гораздо больше похожа на вас. Я не рассыплюсь на части, как бедная тетя Фрици, у меня не будет нервного срыва. И я не позволю вам использовать меня в своих целях против Джеральда, Фрици или кого-либо еще. Я уезжаю в Шелби, и я намерена устроить свою жизнь так, как мне хочется.

– Тогда тебе придется отправиться в Шелби пешком, – заявила бабушка. – Или «голосовать» на шоссе. Я не отдам распоряжения, чтобы кто-нибудь отвез тебя туда. Если ты – здравомыслящая девушка, за какую я тебя принимаю, то ты проведешь остаток дня в спокойном размышлении над сложившейся ситуацией. А когда придешь в чувство, мы с тобой побеседуем.

Я знала, что лицо у меня пылает и что кипящий в моей душе гнев вот-вот прорвется наружу. Я успела в полной мере испытать тщетность любых попыток разговаривать с этой женщиной. Мне никогда еще не приходилось иметь дело с таким человеком, как Джулия Горэм, и я совершенно не была знакома с ее тактикой борьбы.

Я так резко отодвинулась от стола, что мой стул закачался. Я выбежала в холл, а оттуда направилась к двери, ведущей в галерею, не обратив никакого внимания на удивление тети Нины и явно потешающееся выражение на лице Джеральда. Мне хотелось найти Уэйна Мартина и рассказать ему о том, что они замышляют. Я хотела предостеречь его, чтобы он был наготове, когда бабушка изложит ему свой план. Только Уэйн мог удержать ее от намерения поместить тетю Фрици в какое-то заведение. Мне необходимо было увидеться с Уэйном.